Будь моим смыслом

*Примерно месяц назад* В гримёрке пусто. Все уже ушли в зал, и только Миша всё ещё возится чего-то, хотя сегодня у них просто репетиция, не надо наносить грим и мучится с костюмом. Но Миша все равно тянет до последнего, выжидая, пока все уйдут: по сто раз одергивает простенькую хлопковую футболку и свободные спортивки, в десять слоев мажет гигиеничкой потрескавшиеся губы, расплетает с черепашьей скоростью длинную косу, заранее сокрушаясь о том, как нелегко придётся его несчастным волосам в ближайшее время, пока его новый партнер не научиться танцевать с ним в паре, не пытаясь снять с него скальп каждый раз, когда будет подхватывать под спину. (Хотелось бы, конечно, убрать их в причёску, но у дизайнеров проекта своё видение). И вот наконец за последним человеком закрывается дверь. Миша выжидает ещё пару минут, а потом подходит, воровато оглядываясь, к двери и защелкивает замок. Даже сам он мало представляет, что вообще собирается делать сейчас. Со вчерашнего вечера в голове каша. И зачем этот альфа только появился в его квартире?! Взбаламутил его спокойную жизнь своими странными взглядами и прикосновениями, наполнил своим запахом, кажется, каждый уголок в доме, растревожил, сбил с толку… Миша с шумным вздохом прикрывает глаза. От воспоминаний об обжигающе-нежных прикосновениях альфы по телу разливается невольно лихорадочный жар, и пробегают мурашки. Будто в полусне, Миша скользит собственной рукой по щеке вниз к шее, представляя, что это Андрей трогает его «так», оглаживает подушечками пальцев острую линию ключиц, спускается вниз по груди, чувствуя, как бешено грохочет под пальцами сердце, сжимает слегка сосок, срываясь на тихий стон, а другая рука уже ползёт вниз, под резинку штанов и белье. Затуманенным взглядом Миша ловит в зеркале своё отражение и тут же, вздрогнув, убирает руки. Бледные щеки заливает стыдливым румянцем, даже уши пылают, как у нашкодившего ребёнка. Господи, как же стыдно! И не потому даже, что вот так нелепо сорвался почти на подрочить в гримёрке. Дело в том, что Миша старается никогда не фантазировать, когда самоудовлетворяется, чтобы попросту не чувствовать себя жалким. В его возрасте стыдно быть не замужем и тешить себя фантазиями, чтобы как-то сублимировать хоть что-то в своей настолько убого-жалкой личной жизни, которая настолько личная и настолько «никого не касается», что участвует в ней только он сам. Не стыдно делать себе хорошо, сосредоточившись целиком и полностью на ощущениях, а вот дрочить, представляя, что не сам удовлетворяешь себя, а это ласкает тебя едва знакомый альфа, который мало того, что младше тебя почти на десяток лет, так еще и является братом жениха твоего сына… вот это стыдно. Чертовски стыдно! Миша дрожащими руками пудрит толстым слоем покрасневшее предательски лицо и щедро поливает себя дезодорантом без запаха, надеясь им сбить аромат возбужденной омеги. Ещё ему не хватало слухов в группе. Он цепляет спешно чешки и, словно вор с места преступления, сбегает почти из гримерки, но буквально за ближайшим углом врезается вдруг в какую-то мебель или декорацию, неловко падая на задницу. «Мебель» внезапно извиняется перед ним низким мужским голосом и оказывается здоровенным бородатым альфой, который сейчас протягивает ему руку, предлагая помощь. Миша растерянно кивает и его, легко, как щепку, просто поднимают за талию и ставят рядом. Миша сам высокий, но незнакомец совсем огромный, как скала, и дело не только в росте. — Извините, мне следовало смотреть, куда я иду, — бормочет Миша, вспомнив о приличиях. — Это я вас сбил с ног, — басит в ответ незнакомец, — так что это мне стоит извиняться. — Вы уже извинились, когда помогали мне подняться, — подмечает Миша, и они одновременно как-то неловко усмехаются. — Я Саша, — протягивает руку великан и тут же уточняет: — А вы же Михаил Горшенёв, да? Я как раз вас искал. — Тогда уж Миша, — омега отвечает на рукопожатие. — А зачем вы меня искали? — глупый вопрос на самом деле, потому что у него было уже время, чтобы осознать и вспомнить, что перед ним тот самый Александр Леонтьев, которого директор пригласил играть главную роль в его, Мишином спектакле. Саша приветливо улыбается, а потом объясняет: — Мы с вами будем вместе играть в спектакле. Я хотел бы познакомиться поближе, ну чтобы проще было найти нужную химию. Миша думает о том, что слава богу хоть, что эта «звезда» похоже готова серьезно работать, а не просто прийти попиариться. По крайней мере желание разобраться в тонкостях сюжета, а не только голая уверенность в том, что в мюзиклах достаточно просто хорошо петь, наблюдается. Спасибо и на этом. — И как же к вам пришла идея испытать свои возможности в роли актёра? — спрашивает Миша, кивком приглашая следовать за ним в зал для репетиций, а следующие несколько минут выслушивает нехитрую историю о том, что это их директор связался с Сашей после очередного концерта и предложил поучаствовать в спектакле, а тот в свою очередь предложение это нашёл интересным для себя и согласился. — Чем же вас заинтересовала постановка? — продолжает Миша допрос, но Леонтьев этот держится молодцом. Отвечает бодро и, кажется, вполне искренне. — В первую очередь возможностью поработать с таким профессионалом, как вы, — говорит он. — Я, признаться, вашими голосом и подачей очарован, и забегая вперёд, хотел бы предложить принять участие в записи нашего нового альбома, — на этом моменте Миша мысленно делает для себя пометку, что это может быть весьма любопытный опыт, и если он послушает записи группы, и ему понравится, то он согласится. — Ну а во-вторых, — продолжает Саша, — мне понравился сюжет. Я люблю арт-хаусы, ну и в целом тему мрачной мистики, тёмное фэнтези и всё такое. «Может и сработаемся» — размышляет Миша, кивая. — Сработаемся, я надеюсь! — Леонтьев улыбается осторожно, глядя на собеседника пытливым оценивающим взглядом. «С другой стороны, как будто в нынешней ситуации у меня есть выбор!» — думает Миша с досадой и улыбается ему в ответ. ***** Поёт Саша красиво и за репетицию всего-лишь раз дергает Мишины волосы, что несомненно добавляет ему в глазах омеги плюсик к карме. К концу дня они даже уже весьма неплохо общаются, найдя много общих тем, но когда, прощаясь, Саша вдруг приглашает его вместе поужинать в ресторане, Миша, сам не зная зачем, врёт неловко, что у него есть пара. Ещё более неловко ему становится, когда Саша с вежливой улыбкой уточняет, что вообще-то он женат и в браке счастлив, а пригласить его хотел, чтобы уточнить детали роли, а не с намёком на что-то. Миша кивает и даже врёт снова, что обязательно поищет свободное время для встречи в своем тесном графике. И вроде всё хорошо, но почему-то на душе как-то погано. Домой Миша возвращается поздно и так тихо, что целующиеся самозабвенно на кухне Влад с Костей его даже не замечают, и хорошо пожалуй. Сейчас нет ни сил, чтобы с кем-то общаться, ни желания мешать чужому счастью. В своей пустой спальне Миша, даже толком не раздеваясь, сворачивается клубочком на кровати и пытается поскорее заснуть, стараясь не слушать, как громко смеются за стенкой счастливые влюбленные мальчишки. ОН НЕ БУДЕТ ЗАВИДОВАТЬ СОБСТВЕННОМУ СЫНУ ЗА ТО, ЧТО ТОТ СЧАСТЛИВ! Он, черт возьми, всю свою жизнь, с тех пор как впервые взял Костика на руки, посвятил тому, чтобы тот был счастлив. Чтобы жил в достатке; чтобы мог спокойно взрослеть, окружённый любовью и заботой и не знающий, что такое воспитание ремнем, когда тебя пиздят даже за твою неуклюжесть; чтобы не видел и не знал всей этой мерзости и чернухи, когда вокруг наркота, алкоголь, безнадёга, насилие, страх и ненависть; чтобы мог спокойно отучиться и решить, куда хочет поступать, кем хочет быть; мог сосредоточиться на учёбе, увлечениях и саморазвитии, и полноценно проживать молодость, а не херачить на трех работах с семнадцати лет, радуясь тому, что есть какая-никакая крыша над головой, пакет молока в холодильнике и пачка гречки в шкафу. Миша не хочет сейчас ни о чем об этом думать, он накрывает подушкой голову и пытается заснуть. Где-то спустя час, когда Влад уезжает на такси домой, в его комнату осторожно заходит Костя. Очевидно, что он заметил пальто на вешалке и понял, что Миша дома, и раз он не вышел к ним поболтать, то явно прячется, а значит что-то точно не так. — Мусь, — зовёт он тихо, — ты спишь? Миша притворяется спящим первые несколько секунд, пока позади него не скрипит кровать под чужим весом, а потом его не обнимают со спины худые теплые руки, а в затылок не утыкается холодный нос. Миша вздыхает тяжело, убирает подушку и, накрыв своими ладонями чужие руки, переплетает их пальцы. — Что-то случилось? — спрашивает Костик осторожно, ероша горячим дыханием волосы у него на макушке. Если бы кто сейчас увидел их со стороны, сказал бы, что они собой представляют зрелище весьма любопытное и даже завораживающее. Такие похожие и одновременно такие разные. Впрочем, в полумраке комнаты, когда тени стирают различия и подчеркивают гротескными мазками сходство, сейчас они выглядят так, будто это один человек в разные периоды своей жизни. Миша с этим бы не согласился. Костя похож на него, это да, но в свои двадцать Миша точно не выглядел так, как Костя. За исключением особых случаев, он выглядел, как правило, как скелет, обтянутый болезненно-серой кожей, вечно растрепанный, с чудовищными мешками под глазами, краснющими глазами, трясущимися от усталости руками, в поношенной одежде с чужого плеча, и с затравленным взглядом, одним словом убого. Костя красивый, здоровый, ухоженный, довольный собой и ласковый, как домашний кот: никогда не лазивший по помойкам в поисках пропитания, не получавший палкой по спине, не замерзавший насмерть под чьим-то порогом, не знающий жестокой правды о том, что люди порой бывают страшнее любых чудовищ. Поставь их двадцатилетних рядом, и получится идеальный каст для спектакля «Принц и нищий». И вот эта разница между ними — то самое достижение, которым Миша действительно в этой жизни гордится. — Мусь! — зовёт Костя снова. — Ты в порядке? Я волнуюсь, — добавляет он, переходя к запрещенным приемчикам. На этот раз Миша реагирует. Вздыхает тяжело и тихо отвечает: — Всё в порядке, сокровище! Голова просто болит. Устал. Костя мягко высвобождает свои руки из чужой хватки и запускает пальцы в Мишины волосы, осторожно массируя кругами кожу головы. Забавно, что только сейчас Миша понимает, что голова то у него действительно раскалывается, и когда Костины руки начинают творить свою нехитрую «магию», приходит такое приятное облегчение от отступающей боли, что он, не удержавшись, довольно мурлычет. — Люблю тебя! — шепчет Костя, поцеловав его в щеку. — Сильно-сильно! — И я тебя люблю! — отзывается Миша тихо, так и не поворачивая головы. Он не хочет, чтобы сын видел, что глаза у него подозрительно мокрые. Впрочем, Костя и так это знает: по хриплому голосу, по напряжению плеч, по сбившемуся дыханию… Костя у него умный мальчик, а поэтому он не спрашивает больше ничего, просто обнимает крепче и остается рядом. ***** Весь следующий день, благо это выходной, Миша тоже ходит какой-то потерянный. Костик это видит, но тактично молчит и старается вести себя как можно тише. Миша же сказал ему, что устал. Но когда хандра не покидает его любимого мусечку и на следующий день, он делает для себя какие-то выводы и наблюдает теперь с подозрением за всеми мелкими изменениями в поведении. Благо им обоим скоро на пары. Впрочем, прежде чем отпустить на работу, Костя все-таки заставляет его, на всякий случай, померить и давление и температуру. Замечают, что что-то не так, и коллеги с кафедры, и в обеденный перерыв сами заваривают к его приходу для него чай, щедро сдабривая крепкую горьковатую жижу неприличным числом сахарных кубиков. Миша благодарен, конечно, но к всеобщему разочарованию, до спонтанного душеизлияния так в итоге и не доходит. После третьей пары у Миши «окно», и когда он копается мирно в отчетах, в его уединение бесцеремонно вторгается Шура Балунов — его друг детства и по совместительству коллега с кафедры философии. — Ну и что случилось? Выкладывай давай! — прямо с порога «атакует» он. — Ничего не случилось, — отзывается Миша ровным тоном и прикусывает задумчиво кончик пальца, залипнув в абзац, написанный настолько хитровыебанно, что он не может никак понять, в чем там вообще суть. Шура игнорировать себя не даёт. Подходит и решительным жестом вытягивает папку прямо у Миши из-под носа. — Ну что началось-то опять, Гаврила?! — вопрошает он тоном бабули, которая сокрушается, почему любимый внучок не хочет съесть пирожок, при том, что до этого он уже съел штук пять, и в него уже не лезет. Такой то бишь заботливо-снисходительный тон, в ответ на который Мише всегда хотелось огрызнуться, но использовали его обычно, как и сейчас, близкие люди, а то, что «кусать руку дающую» нельзя, Миша знал чётко, как дважды два. — Нормальные люди в свой перерыв отдыхают, а не в бумажках копаются, — продолжает Шура свою недонотацию. — У тебя сегодня пары до половины седьмого. Ты опять без обеда сидеть будешь?! — Да не голодный я! У нас обед уже был, — отмахивается Миша как-то неуверенно. — Ага, был, но ты, кроме чая, ничего не ел. Мне Лидия Петровна доложила уже, — Шура хмурится, щурится пытливо и спрашивает с досадой: — Опять за старое взялся, да? Миша не успевает возразить ничего, а он уже подходит к холодильнику и, распахнув дверцу, ожидаемо находит на Мишиной полке бутылку кефира и кроме неё целое нихуя. — Ну вы посмотрите на него! И без того кожа да кости, и он туда же! Все худеют и я худею! — Шура хлопает рукой себя по лбу и драматично закатывает глаза. — Вот скажи мне, — Балунов подходит со спины и нависает над сидящим на стуле Мишей, будто они на допросе, — ты вот нахрена это делаешь? Тебе врач говорил что? Что у тебя дефицит массы. Так на кой, прости господи, ляд ты ещё сильнее собрался худеть?! Ты до анорексии доиграться хочешь?! Три А собрать: анархист, атеист и анорексик?! Миша сердито сопит, но ничего не отвечает, только сбрасывает раздраженно чужие руки со спинки своего стула. — Я искренне не понимаю: ну вот зачем ты над собой так издеваешься? Было бы хоть ради кого, а так… — Миша вздыхает шумно так, будто его ударили под дых, и Шура и сам замолкает резко. — Гаврил, ты извини, — просит он растерянно, — я дурак, ляпнул, не подумав! — Дак ведь правду же ляпнул, Шур! Че извиняться-то теперь? — Миша пытается говорить спокойно, но как ложка дёгтя портит бочку мёда, так и дрогнувшая одна буква выдаёт горечь в его голосе. — Ну Миш, ну прости! — Шура наваливается со спины и обнимает неудобно и неуклюже, горячо дыша в затылок. — Да не обижаюсь я! Заладил тоже… — огрызается Миша вяло. — Паршиво просто, Шур, не знаю. — Отдыхать тебе надо, Горшенёв! Отдыхать. Ты совсем загнался со своей работой, вот и хандришь. — Да я как будто не отдыхаю, — отпирается Миша вяло. — С Костей постоянно ходим куда-нибудь на выходных. — Так у тебя выходные раз в неделю, а работа от заката до рассвета! — не сдаётся Шурка. — И ходить куда-то — ещё не значит расслабляться. И вообще, Гаврил, я тебе говорю как эксперт, завязывай ты со своим целибатом! Вот появится в твоей жизни регулярный секс… Миша на этом моменте решает, что с него на сегодня хватит. Он подскакивает со стула и, вновь заполучив папку с отчетами, швыряет её перед собой на стол и пытается погрузиться в работу. Шура за всем этим представлением наблюдает, вскинув выразительно бровь. Нет, Миша конечно никогда разговоры о сексе не любил, Шура уверен так-то был, что он, со своими взглядами на жизнь, девственность потеряет не раньше двадцати, и если бы тот мудак его в койку не завалил пьяного, лапши на уши навешав, то наверняка оно так бы и было. Но уж как сложилось, так сложилось. И всё же, при всей своей нелюбви к данной теме, обычно Миша так остро не реагировал. Если только… — Мишка, — Шура старается придать голосу максимально спокойный дежурный тон, — ну и как зовут этого мудака? — Андрей, — отзывается Миша на автомате и тут же дёргается в панике. — Какого ещё мудака?! — выпучив глаза, спрашивает он, состроив максимально непонимающее выражение лица. — Мудака по имени Андрей, по всей видимости, — парирует Шурик невозмутимо. — Да не мудак он! Почему сразу мудак? — огрызается Миша нервно и тут же, поняв, что проговорился, пытается исправить ситуацию совершенно неубедительным: — Да не знаю я никаких Андреев! Чего ты прицепился?! «А еще актером называется» — мысленно бьет себя Шура по лбу. — Ну и что этот «не мудак» Андрей сделал? — уточняет альфа, прикидывая в уме, насколько велики шансы того, что придется этому Андрею идти морду бить. Миша вздыхает тяжко, со всем унынием, на какое только способен, и отвечает бесцветным тоном: — Да ничего он не сделал. На самом деле в том-то и проблема, что ничего не сделал. Подкатывал весь вечер, трогал, смотрел взглядом этим своим до костей прожигающим, телефон взял, а в итоге даже смс-ку какую не написал. Ничего за три дня. Шура смотрит на него внимательно и всё понимает. Даром что ли они с детства знакомы? — Ну и дурак твой Андрей! Не понимает ничего! Плюнь ты на него! Получше найдешь! — заявляет Шура веско и, крепко обняв его со спины, чмокает по-дурацки в макушку. Миша снова тяжело вздыхает и пытается прочесть проклятый абзац, ловя ускользающие буквы. А что если он не хочет искать получше?