Будь моим смыслом

Когда ему вдруг звонит посреди ночи Миша, Андрей сначала радуется, но потом до него доходит, что, скорее всего, просто так звонить тот бы пожалуй не стал. Не те отношения у них пока ещё, увы и ах. Поэтому, снимая трубку, Князь сходу спрашивает, не случилось ли чего. Тихого «Андрей» хриплым срывающимся голосом ему хватает вместо ответа, но Миша все-таки продолжает: — Костя пропал. А в милицию обращаться бесполезно, ждать надо три дня. Я не знаю, что мне делать! — у Миши голос слабый-слабый, дрожит в истерике, прорывающейся высокими нотами на окончаниях и слишком долгими паузами между словами. — Я сейчас приеду, — говорит Андрей просто и кладёт трубку. Чувства чувствами, но в нём сейчас включается в первую очередь профессионал. Время заполночь и холодно на улице пиздец, так что искать мальчишку нужно срочно. Ночной Петербург — место опасное, ещё и зимой. Вот так пристукнут в каком тёмном переулке, и откопают потом тебя весной где-нибудь под лавочкой. И это ещё не худший вариант. Уж кто как не Андрей это понимает более чем отчетливо. Его и так уже заебало трупы малолеток, детей блять по сути, в морге осматривать, пока патологоанатом ему сухонько и кратенько перечисляет стандартный, как правило, список, из которого складывается знакомый до боли простенький сценарий: напоили, накачали наркотой, изнасиловали, а потом уже у кого на что хватит фантазии: обычно душат, проламывают череп, или перерезают горло. Такие дела похожи между собой, как близнецы. Как правило и убийцы обычно тоже из стандартного набора: любовники, преподаватели, начальники с работы, мигранты, маргиналы с улицы, в которых ничего человеческого уже не осталось. Казалось бы, пора было бы уже привыкнуть за столько лет-то, но блять выворачивает Андрея в туалете, после похода в морг, каждый раз как в первый. Возможно, это он из-за Влада реагирует так резко, кто знает. В любом случае, с чувствами или без, помня о Владьке и его влюбленности, или не помня, Андрей очень не хочет, чтобы Костик, этот смешной, неуклюжий мальчишка с наивными глазищами и родинками на щеке, эту ужасную статистику пополнил своим именем. Пусть вон Влад его в эти родинки целует хоть до старости, чем они войдут в список особых примет сначала для поиска, а потом и для опознания тела. На всякий случай Андрей звонит в первую очередь как раз таки Владу. Если исчезновение было запланированным, то малой наверняка что-то про это знает. Влад на звонки не отвечает. Противный механический голос уведомляет раз за разом, что абонент — не абонент. Андрей подрагивающими от волнения пальцами набирает мамин номер. Та отвечает быстро, а на вопрос про то, где там Владька шляется, удивляется и говорит, что тот сидит дома, готовится к зачету. Владик явно не в курсе событий, потому что, когда Андрей спрашивает, не знает ли он, не собирался ли Костя куда-нибудь поехать в ближайшее время, то малой начинает нервничать. Как выясняется, он сегодня утром поскользнулся на гололёде и разъебал телефон, тот в ремонте, поэтому до него и не дозвониться. Когда, спустя несколько минут, Влад перезванивает ему с истеричным: — Андрей, скажи блять, что случилось! Где Костя?! Почему он мне не отвечает?! — Князь думает о том, что дело — дрянь. ***** В Мишиной квартире, несмотря на поздний час, толпа народу. Пахнет едко валерьянкой и корвалолом. Открывает Андрею высокий черноволосый альфа крепкого телосложения, по лицу которого Андрей тут же определяет его в Мишины родственники. Наверняка брат, прослеживается между ними явное сходство, особенно по голосу. Там же находится ещё один похожий мужчина, видимо отец. Он может и грузный, но высокий, с суровым непроницаемым выражением лица и неестественно прямой спиной. Наверняка военный. А вот и мать видимо, уж очень Миша похож на эту женщину, сильнее даже, чем на отца. Сам Миша сидит за столом, хотя можно сказать, что и лежит на нём частично, уронив голову на руки, которые сейчас весьма болезненно, даже на вид, вцепились пальцами в волосы. За ним, поглаживая осторожно его трясущиеся от слез плечи, стоит красивая молодая женщина, черноволосая, миловидная, но по тому, какой взгляд она бросает на Андрея и Мишиного отца, явно не божий одуванчик по характеру. Ещё одна женщина, но уже светленькая и, кажется, голубоглазая, хлопочет около стола, дрожащими руками отмеряя нужное количество капель очередной настойки. За столом, по обе стороны от Миши, сидят двое альф. Один худощавый короткостриженный брюнет, а второй эффектный такой патлатый блондин, явно крашенный. Андрею ну совсем не нравится то, как тот время от времени поглаживает осторожно Мишу по голове. Есть в этом жесте и в том, как он на Мишу смотрит, что-то такое неуловимое, что выдаёт, что двое эти очень близки. Андрей оглядывает собравшуюся компания оценивающим взглядом. По опыту он знает, что опрашивать такую толпу, как правило, бесполезно. Обычно действительно знают что-то только пара человек. Вряд ли это брат, уж слишком каким-то отстраненным он выглядит. Блондинка тоже кажется здесь какой-то чужой. Скорее всего просто чья-то жена. Черноволосая женщина очевидно выполняет роль группы поддержки, но и она не похожа на кого-то, кто что-то толком знает, как и оставшиеся двое альф. И всё же они здесь, сидят рядом, пытаются поддерживать. Друзья, наверное, возможно ещё даже со школы или института. В том, что ему поможет причитающая бабушка, Андрей тоже сомневается. Остаются Миша и его отец. Отчего-то Андрей уверен, что вот как раз отец может много чего рассказать важного. Его выдает выражение лица, мрачное и упрямое. Обычно такие люди как раз таки и выкладывают важные детали, но по началу молчат, потому что, как правило, это что-то неловкое и неприятное, навроде признаний в домашнем насилии, семейных скандалах, изменах и прочих неприглядных вещах, которые обычно «из избы выносить не принято». Как назло, именно те два человека, которые могут что-то знать, сейчас на Андрея не обращают внимания больше даже, чем все остальные. Теперь, подойдя ближе, со своего места в дверях, Князев может слышать, что Миша не просто молча лежит, а говорит что-то тихо, но с различимым раздражением своему отцу, который акулой кружит молча за его спиной, видимо готовясь нанести ответный удар. И да, они действительно начинают вскоре (ну или продолжают) ожесточенно спорить. Миша даже садится ровно, являя миру бледное, опухшее от слез лицо с краснющими глазами. — Что ты ему такое сказал или сделал, что он и дня у тебя не прожил?! Ты его бил?! — злящийся Миша действительно выглядит угрожающе. — Мих, ты палку только давай не перегибай, ладно? — вмешивается в спор предполагаемый брат. Мишу заткнуть ему не удаётся. Тот злится ещё сильнее и шипит теперь ядовито: — Я перегибаю?! Что же, Лешенька, скажешь, нас с тобой в детстве не пиздили до искр из глаз и синяков в виде пряжки со звездой на заднице?! Что, не было такого?! За отца ты заступаешься, а за меня тебе заступиться не хотелось, когда меня за волосы по квартире таскали, как кошку за шкирку, в тот вечер, когда я дверью потом хлопнул и из дома сбежал окончательно, даже шмотки бросив там?! Меня тебе жалко не было, когда меня лупили за то, что я — якобы шлюха, на тусовках даю каждому встречному поперечному?! А я тогда даже и не целовался ещё ни разу, но кому бы до этого дело было! Кто бы там меня слушал?! И ты, мама, молчишь! Всегда молчала! Это же папа! У него характер сложный, вы же знаете! — писклявит он карикатурно, а сам аж трясется весь уже, а потом, будто сломавшись, падает обратно на стол и воет глухо в скрещенные руки: — Господи, чем вообще я думал, когда Костика вам доверял?! Да вам кошку доверить на передержку нельзя, не то что ребёнка! И тут видимо кончается терпение уже и у отца тоже. — А что же — ревет он в ответ разъяренным быком, — лучше воспитывать, как ты?! Разгильдяев и наркоманов плодить?! А вот это удар ниже пояса, и Миша без ответа его оставить никак уж не может. Он подлетает со стула, будто на мине подорвавшись, и возможно бы даже и кинулся на отца с кулаками, кто знает, если бы его вовремя не перехватили крепко поперек груди тот самый брат Лёша и черноволосая женщина. — Да ты сам, — кричит он, — сам воспитал наркомана, героинщика, алкоголика и неудавшегося суицидника! Уж кому бы молчать про воспитание, так это тебе! Не от меня ребёнок в пятнадцать лет на улицу сбежал по сквотам бомжевать и из помойки просрочку жрать, лишь бы только не с родителями под одной крышей жить! Не мой ребёнок в шестнадцать лет за первого встречного, кто пару слов добрых сказал, замуж выскочил! Это не мой сын залетел по малолетке, а потом херачил от заката до рассвета, чтобы с голоду не сдохнуть вместе с ребенком, пока родители, вместо того, чтобы помочь, ждали, пока он домой на коленях приползет! В целом Андрей, наверное, даже и не удивлен. Наоборот, многое для него в этом пазле встает на свои места. Деспотичный муж был выбран по примеру деспотичного отца. Стремление быть идеальным родителем выросло из собственного несладкого детства. Привычка загонять себя до потери пульса порождена попытками компенсировать низкую самооценку и недостаток родительского внимания и признания в детстве. Эдакий крик: «Посмотрите, какой я хороший! Сколького я добился. Похвалите же меня наконец хоть раз в жизни!» — Да почему, скажи ты мне блять, Христа ради, — тем временем уже орет Миша хрипло, — почему ты не можешь просто нас любить такими, какие мы есть?! Почему обязательно надо ломать, унижать?! Что, скажи, что я тебе такого сделал, что ты всю жизнь, сколько я помню себя, меня гнобишь?! Что я сделал?! Омегой родился, а ты альфу ждал? Так я блять не выбирал, кем родится! — Да я тебе мозги на место всю жизнь вправить пытаюсь, а там похоже и вправлять нечего! — упорствует папаша, но по лицу видно уже, что никакого удовольствия ему спор этот не доставляет, и хотя он и стоит на своём до сих пор, но слова сыновьи по больному бьют прямо в десяточку. — Я умру, кто еще тебе правду скажет?! — Да я блять раньше сдохну, слышишь?! Вы же все меня в могилу и сведете! — почти фальцетом уже кричит Миша, а потом как-то резко обмякает в крепкой хватке братских рук, будто разом потеряв все силы на этих словах. — Миша, да успокойся ты уже, ей богу! — Лёшка встряхивает его с силой за плечи. — Так ведь и правда до сердечного приступа доораться недалеко! Хоть ради сына побереги себя, не будь эгоистом! И на отца не гони так. Знаешь же сам, что он просто пытается тебя защищать по-своему. Мишу всего выгибает вдруг как-то жутковато в коротком приступе истерического смеха, но он затихает быстро, а потом хрипит всё ещё нервно: — Меня защищать надо было, когда я домой из школы третий раз за неделю возвращался избитым. Защищать, а не сверху ещё навешивать тумаков за испорченную одежду! Как будто это я был виноват в том, что меня травят в школе. Защищать меня надо было, когда я без гроша в кармане с ребёнком на руках к тебе с повинной головой пришёл, а ты, вместо того, чтобы поддержать, с дерьмом меня так мешать начал, что я снова предпочел по чужим людям впроголодь жить, чем с тобой! Вчера, когда я позвонил тебе в истерике, потому что испугался за Костю пиздец как, меня нужно было защищать от собственных загонов, а не носом тыкать в мои же ошибки! Защищать — это значит заботиться, поддерживать, любить. А ты не защищаешь, пап, ты этой «защитой» своей контрольным в голову добиваешь! Кулаками я вот и сам могу себя защитить. Но хочется-то другого, чтобы хоть бы раз кто-то взял и защитил меня, по настоящему защитил, то есть не просто отповедь дал, как пощёчину, а чтобы поддержал, почву твёрдую под ногами снова почувствовать помог, в себя помог поверить, понимаешь? Чтобы вступился и сказал… Андрей смотрит на Мишу неотрывно, тем самым тяжёлым задумчивым взглядом. Ему сейчас его пиздец как жалко. Настолько, что он даже искренне желает ему в мыслях найти себе хорошего альфу, который о нем будет заботиться. А потом в голове его щёлкает что-то, будто лампочка включается, и, шагнув вперед, он говорит твердо: — Да оставьте вы его в покое! Накинулись двое здоровых альф на одного омегу! Андрей не задумывается ни о чем, когда становится между Мишей и его отцом. Ему даже говорить особо не надо ничего, за него его запах, агрессивный и яркий, говорит всё лучше любых слов. Шутки шутить он не намерен. Миша выдыхает шумно, удивлённо, и неожиданно действительно будто прячется за спиной своего неожиданного заступника, цепляясь за его плечи. Его бешено колотящееся сердце стучит Андрею куда-то в лопатку. Спиной альфа чувствует чужую дрожь, и это ещё сильнее разжигает в нём желание защитить это прекрасное и такое глубоко несчастное создание. Ему не важно, кем он будет: верным рыцарем, цепным псом, прекрасным принцем… Он хочет защитить Мишу, и при этом неважно совершенно, какой будет его эта защитная роль. — А это ещё кто?! — спрашивает Мишин отец, опешив даже как-то от такой наглости. — Он из милиции, — поясняет Лёша быстро. — Следователь. Он друг Миши, согласился помочь с поисками. Горшенёв старший смотрит на Андрея тяжёлым взглядом, таким, будто на кусочки его разобрать хочет, а потом испепелить, но Андрей и сам не из робкого десятка, поэтому взгляд его выдерживает и сам глядит в ответ не менее «приветливо». — Спишь с ним, да?! — внезапно спрашивает мужчина у Миши. Андрей чувствует, как чужие пальцы впиваются в его плечи уже даже почти болезненно. — А даже если и сплю, это моё дело! — цедит Миша холодно. — Или ты в сорок лет мне собрался указывать, с кем мне спать?! Ситуацию спасает, внезапно вмешавшись в разговор, та сама брюнетка из «группы поддержки». Именно она приводит всех в чувство резким: — У нас пропал ребёнок, если вы не забыли! Давайте сейчас мы займёмся его поисками, а потом уже вы решите: кто там с кем спит, кто на кого обижен, и кто кого будет защищать! Эта женщина, Анфиса, как она позже представится ему, Андрею уже нравится. ***** Объединив общими стараниями имеющиеся сведения в кучу, картину событий удаётся воссоздать следующую: на вечеринке Костя злоупотребил оказанным ему доверием и принял наркотики, что закончилось для него ночью в обезьяннике и ссылкой из-под крыла лояльного муси под надзор к строгому деду; бить Костю при этом никто не бил и не собирался, если не считать одной единственной затрещины (всё-же с внуками Юрий Михайлович был немного мягче, чем с детьми), и всё же выволочку Костя получил от деда такую, что будь здоров; на следующий же день он ушел из дома, сказав бабушке, что идёт в магазин за продуктами, и не вернулся; тогда уже, к ночи, родня забила тревогу, и началось собственно то, что началось. С одной стороны ситуация простая, как тапок. Обиженный импульсивный недавний ребенок сбегает из дома. Но с другой, сценарий вполне может ведь быть и другим, и версию о том, что Костя не вернулся домой не по собственной воле, тоже откинуть нельзя, как бы не хотелось. Поиски начинать буквально не с чего по сути. Костин телефон выключен или не в сети, всех друзей и родственников, к кому Костя мог сбежать, уже обзвонили, они блин даже продавцов в магазине и тех не могут опросить, заходил ли сегодня к ним за покупками этот парень, потому что на дворе сейчас ночь. Тем временем, где-то в глуши, на окраине деревни Голубково, виновник всеобщего беспокойства перешагивает порог заброшенного старого дома с забитыми окнами. Уже несколько минут спустя он попытается убежать оттуда в слепой панике, но не сможет: сгнивший пол подведет его, и он останется лежать на нём, в полной темноте, с вывихнутой ногой, с ужасом слушая звук приближающихся тяжелых шагов…