Будь моим смыслом

Безрассудные поступки — вещь кармически коварная и нередко по итогу весьма опасная. Они совершаются спонтанно, часто по глупости или на эмоциях, а расхлебывать их последствия приходится, увы, как правило, на холодную голову, когда тебя уже попускает, и ты понимаешь вдруг, что наворотил хуйни и в душе не ебешь, как теперь из всего этого дерьма выбираться. Вот так и Костя, сбегает из-под дедовской опеки он весьма так уверенно, движимый обидой и юношеским максимализмом, но уже сходя с электрички, понимает, что не представляет от слова совсем, как ему быть дальше. Нет, план то у него есть, хотя и план, нужно признать, ну такой себе. Тут надо сказать наконец о том, что деревню Голубково в качестве «политического убежища» выбрал Костя не просто так. Где-то с неделю назад он сюда ездил за компанию с Владом, посланным родителями проверить, не сорвало ли недавним ураганным ветром крышу навеса. Конечно же их двоих туда привело явно не беспокойство за сохранность недвижимого имущества семейства Князевых, а возможность уединиться друг с другом. В тот вечер они смотрели вместе кино, уплетая клубничное варенье и прихлебывая пиво; по светлому прогуливались к озеру, наслаждаясь природными красотами; ну и, конечно, занимались всю ночь сексом, из-за чего утром, в электричке, сидели потом, как зомби, старательно пытаясь не поддаваться сну. Но если с сексом так-то всё понятно — дело молодое, горячее; как и перед маминым вареньем устоять смог бы не каждый; а пиво — это и вовсе напиток священный для любого студента; то вот невинная прогулка по окрестностям неожиданно сыграла вдруг во всей этой запутанной истории не последнюю роль. А начиналось это так… ***** Возвращаются с озера ребята уже другой дорогой. Так может и дольше, но зато по пути можно увидеть ещё парочку так называемых «мест боевой славы» Владькиного детства. На морозе Влад раскраснелся, улыбается, шутит, травит истории одну за одной, весь такой расслабленный и воодушевленный. Костик на парня своего глядит и думает о том, что вечность бы его слушал такого, ну и смотрел, конечно: на эту очаровательную лисью мордашку с глазами-черешнями, носом пуговкой и золотой «соломой» шевелюры, на него всего, от кончиков пушащихся волос до дырки на носке на большом пальце правой ноги. Замечательный он у него, Владик: и умный, и красивый, и смелый, и по хорошему безбашенный, а главное добрый. Вот сказал бы кто Косте год назад, что он будет встречаться с парнем, который его на два года младше, он бы не поверил ни за что. А оно вон как обернулось. Сейчас с уверенностью Костик может сказать, что ему повезло. И не просто повезло на уровне «удалось выиграть игрушку в автомате в супермаркете», а капитально так повезло, по-крупному. Чтобы это понять, достаточно поглядеть по сторонам: сколько вокруг несчастных омег с разбитыми сердцами, одиноких, раненых, недоверчивых. Даже и ходить далеко не надо — вон муся тому яркий пример. А во Владе Костя до странного уверен. Есть в нём что-то такое основательно-надежное, как монолитные плиты. Он может и мальчишка совсем, но мальчишка с правильным воспитанием, правильными ценностями и готовностью за слова свои отвечать на все двести процентов. Если он не уверен в чём-то, то он молчит, и никогда не будет пустых обещаний давать, которых выполнять не собирается, скорее на конфликт пойдет, но уж если он пообещал, то расшибется, но сделает. Костя ему иногда даже как-то завидует что-ли, этой его способности жизнь жить так, будто это игра, которую он проходит уже не в первый раз, поэтому знает правила и верные ходы и делает их с уверенностью. Сам Костя уверенностью такой, увы, и близко похвастаться не может. До того, как принять решение пойти в актерское, он и вовсе не знал, кем хочет стать. Пока уже в детском саду его сверстники уверенно твердили, кем станут, когда вырастут (некоторые даже и стали в итоге), Костик сегодня хотел быть лётчиком, завтра врачом, послезавтра пиратом, и так далее по списку. Муся на него, спасибо ему огромное, не давил. Устраивал с хлопотами в разные кружки и секции, и никак не попрекал, когда Костя решал вдруг их бросить, сменив интерес. Тогда маленький Костик даже не понимал, как сильно ему повезло. Так вот, подытоживая, Влад для Кости — и заземление персональное, и такой же персональный якорь, который нет, не на дно тянет за собой, а удерживает от всяких глупостей. Вот и в этой ситуации с побегом, к слову, знай обо всём Влад, он бы Костю переубедил, прямо сказав, что он дурак и эгоист. Собственно потому Костя ему и не сказал ничего, что переубежденным быть не хотел. Сейчас, правда, Костик уже жалеет об этом, вот только задний ход давать уже так-то поздно. Но вернёмся к тому, как же пришла в голову младшего Горшенёва эта несомненно «гениальная» идея. А вот просто, как и всё не только гениальное, но и тупое. Они шли себе спокойно домой, болтали о детских своих приключениях, вокруг было убаюкивающе тихо, особенно на контрасте с городской суетой, крупными хлопьями сыпался снег, красиво кружась, и всё вокруг от него было таким белым и будто сказочным, и вдруг Костя увидел ЕГО. Заброшенный дом с забитыми дверью и окнами. Он стоял на отшибе, почерневший от времени, старый и кривой, и гротескной своей мрачностью просто не мог не привлекать внимание. Он будто вышел прямиком из фильма ужасов, ну а страшилки Костик всегда любил. Влад его интерес заметил сразу. Улыбнулся заговорщически так и сказал: — Этот дом проклятый, прикинь! Костя тогда только брови вскинул демонстративно, мол ну что ты, дурачок, несёшь?! Семейство Горшеневых религиозностью похвастаться не могло так-то. Самого Костю в детстве крестили, конечно, по настоянию бабушки, так чисто на всякий случай, но в целом же верующим человеком от этого он не стал, впрочем, как и полным атеистом все-таки не был. Скорее, как и муся, принимал позицию агностицизма, мол может и есть там чего, но не нашим скудным умишкам разбираться, что и как там устроено на самом деле. И если с религией всё было неоднозначно, то вот суеверным Костик точно не был. Поэтому и проклятия всякие считал бредом. — Да правду говорю! — продолжил Влад замогильным таким тоном. — По деревне ходит слух, мол там дед жил одинокий, такой злой и вредный, что его терпеть не могли все вокруг. И вот он когда помер, его даже хоронить не стали, только забили досками двери и окна и так и бросили. И вот с тех пор там видят часто силуэт деда этого, и звуки иногда странные из дома доносятся, будто плачет кто и стонет. Костя может и не был суеверным, но под ложечкой где-то там что-то неприятно засосало, он сглотнул тяжело, и тут Влад, растеряв всю свою напускную серьезность, пихнул его в плечо и рассмеялся. — Видел бы ты свою рожу! — хмыкнул он. — Неужели повёлся? — Да ну тебя! — огрызнулся Костя, но, впрочем, буквально сразу же заулыбался и сам. Действительно ведь повелся, дурак такой. — На самом деле, — пояснил потом Влад, — никто, разумеется, труп в доме не бросал. Похоронили и забыли, вот и всё. Ну и призраков, понятное дело, нет там никаких. Вообще уютное место. Мы подростками туда лазили, у нас даже в итоге там штаб образовался. В угловой комнате, где кухня раньше была. Там печка есть буржуйка, до сих пор работает хорошо, зимой можно спокойно сидеть хоть раздетому, мы там ночевали даже бывало. В шкафу спальники спрятали, на пол постелили матрас старый и пенки. Почти домик на дереве, только намного круче. И не лез к нам там никто, старшее поколение суеверные, боялись. А потом Влад предложил ему слазить посмотреть, и Костя, конечно же, согласился. Старый дом внутри оказался вовсе не страшным, просто практически пустым и немного сырым из-за протекающей местами крыши. Они даже пробыли там пару часов, убедившись в том, что печка работает исправно. Такое вот маленькое безобидное приключение с долгоиграющими и по всей видимости совсем не безобидными последствиями. ***** Когда Костик принимает решение сбежать, он понимает, что дольше чем на пару дней его не хватит. Это муся, когда перед дедушкой хлопнул дверью, ушёл и принципиально не вернулся, даже когда всё было ну очень плохо, а Костик не такой. Он вообще-то и конфликта как такового с мусей не имеет, чтобы от него сбегать, и это во-первых, а во-вторых Костя мусечку своего слишком любит, чтобы вот так его бросить и так мучить. О том, что мусечка наверняка страшно переживает, Костик правда думает впервые уже на подходе к дому. Он так-то скорее деду насолить хотел, а не над мусей поиздеваться, так что молодой омега даже порывается ему позвонить, но сеть здесь не ловит. Тогда Костя решает переночевать и вернуться. Ночью всё равно уже ни автобусы ни электрички не ходят. Но вот опять-таки, почему именно это место Костя выбрал своим убежищем? Да просто всё. Если в глобальном смысле весь этот план — одна огромная глупость, то вот в деталях он вполне может похвастаться присутствием логики. Логика эта собственно заключается в том, что это место точно не попадает под категорию тех, где его будут искать, как, например, их собственная дача, или гостиницы, в которые можно, с дедушкиными то связями, легко послать запрос. Вот только если вначале Костик это свойство мог назвать преимуществом, то вот теперь это большая проблема. Очень большая проблема! Потому что последнее, чего Костя ожидает, копаясь около печи, в полутьме, разгоняемой только керосиновой лампой, это услышать вдруг чьи-то тяжелые шаги, а потом в дрожащем свете телефонного фонарика выхватить из темноты силуэт старика. ***** Дабы не терять зря время, мешая друг другу, семейство Горшеневых и их друзья, по итогам своего импровизированного экстренного совета, принимают решение разделиться. Татьяна Ивановна с Юрием Михайловичем едут к себе, на случай, если Костик все-таки вернется сам. Впрочем, это вовсе не значит, что упрямый старший альфа так просто отстранился от дел. Вместе с Андреем они через свои связи мониторят ближайшие гостиницы и вокзалы. Дома у Миши остаются дежурить Анфиса и Саша Поручик — его близкие друзья, и Мишина невестка Алла. Лёша вместе со вторым другом, тем самым не понравившимся Андрею блондином Шурой, едут проверить Горшеневскую дачу. Ну а Миша внезапным и не самым очевидным образом оказывается в итоге в команде с Андреем. Перед отъездом Князев невольно становится свидетелем ещё одной бурной сцены между Мишей и его роднёй. Тот уже застегивает пуговицы пальто, когда в коридор выходит Татьяна Ивановна и просит, пытаясь всучить сыну в руки упаковку каких-то таблеток: — Миша, возьми пожалуйста! Что бы там ни было, Миша почему-то упрямо кривится и не берёт. — Да не надо, мусь, в порядке всё! — оправдывается он вяло. Татьяна Ивановна его будто не слышит и продолжает уговаривать. — Тебе мать что — враг?! Отравить тебя хочет?! — рявкает вдруг громко наблюдающий за этим Юрий Михайлович, отчего даже Андрей невольно дёргается. Ещё бы, воспитываясь в подобной обстановке, Миша не вырос бы таким нервным. — Бери давай! И чтобы на телефоне был! Каждый час будем созваниваться. Миша закатывает раздраженно глаза, но все-таки сует таблетки в карман пальто. Любопытно. Уже когда омега вылетает пулей за дверь, на пороге Андрея ловит за руку Татьяна Ивановна. — У Миши проблемы с сердцем. Вы уж присмотрите за ним, хорошо? — просит она. — Если что вдруг, то в кармане есть лекарства, и звоните сразу нам. Андрей кивает. Внизу Миша уже ждет его около машины. Запомнил таки с первого раза и марку и номер, хотя скорее брелок с ухмыляющимся шутом, болтающийся на зеркале. Подарок от друзей, знающих, что Князь пишет книгу с иллюстрациями по своему выдуманному миру. На Андрея при приближении Миша смотрит пытливо где-то с минуту, а потом морщится с досадой и спрашивает: — Она тебе сказала, да? Андрей кивает, решая не уточнять, что в целом это и так было понятно по его синим губам, ногтям и носогубке. Такие вполне себе красноречивые признаки либо просто ужасного кровообращения, либо острой анемии, либо вот проблем с сердцем, ну или всего вместе и сразу. — Да преувеличивают они, на самом деле! — будто оправдывается Миша. — Ну были у меня пара клинических, но ничего, откачали же! «Ну нихуясе преувеличивают! — думает Андрей. — Скорее преуменьшают.» Миша его выражение лица читает с пугающей лёгкостью и, кажется, закипает. Не любит казаться слабым. -Вот только не надо на меня теперь так смотреть, словно я в любой момент помереть собираюсь! — чеканит он громко и упрямо. А потом добавляет уже тише и теперь безошибочно уязвимо: — Родители лучше бы не таблетками пичкали меня, а просто не доводили лишний раз! Заботливые такие пиздец! Тут Андрей с ним полностью солидарен. Действительно, учитывая то, что он видел и слышал сегодня, лучшее, что Мишины родители могли бы сделать для его здоровья — держаться от него подальше. ***** В квартире у Андрея Миша впервые, и он бы обязательно оценил расписанные стены в коридоре, проработанный интерьер, картины, но сейчас ему реально не до того. Он послушно плетется за Андреем на кухню, послушно принимает из его рук стакан, и даже не возражает, когда Андрей тут же забирает его обратно, вспомнив, что алкоголь с лекарствами сочетается не лучшим образом. Вместо алкоголя ему наливают чай, и пока они пьют, объясняют, чего там от него требуется. В целом ничего такого сложного. Миша принимает старательно электронные письма и звонки от осведомителей, все с отрицательным результатом. Ставит в тетради минусы напротив выписанного Андреем списка имён и номеров. В первый час звонков много, и список кажется почти огромным, но потом их становится всё меньше и меньше, пока не остается меньше десятка контактов. К третьему часу и вовсе они сидят в тишине. Пять минут назад звонил Лешка. На даче Кости нет. Миша эту новость воспринимает с удивительным спокойствием для человека, который, Андрей прекрасно это понимает, на вариант с дачей очень надеялся. Но так же отчётливо Князь видит и то, что спокойствие это обманчивое. Миша откладывает телефон в сторону. Забирается на стул с ногами, как мальчишка подтянув к груди острые по птичьи колени и обняв их дрожащими руками, и замирает памятником собственному бессилию. Юрий Михайлович звонил полчаса назад, у них тоже ничего. — Миша, — Андрей пытается придать своему тону как можно больше мягкости и вместе с тем уверенности, — я уверен, всё с Костей хорошо! Просто умный поганец очень хорошо спрятался. Может даже в универе своём остался. Где-нибудь за кулисами прячется в актовом зале и думает о том, как всех провел. Миша не отвечает. Видно по лицу, что загоняется. Андрей совсем не хочет, чтобы в Мишиной голове вертелись сейчас новостные заголовки в стиле «пропавшего неделю назад омегу нашли мертвым». Но Миша, оказывается, думает не об этом. Ну, скорее всего, об этом он думает тоже, но озвучивает другое. — Я так облажался! — внезапно говорит он в сердцах. — Я его подвел, понимаешь? Нужно было его поддержать, решить это между нами, но я так испугался, что предпочел не дать ему даже одного шанса. Почему вообще я решил, что отцовские методы, которые не сработали на мне, сработают вдруг на нём?! А вот тут Андрею есть, что ему возразить, и очень даже. — Миша, — говорит он, поглаживая мягко и совсем не пошло чужое костлявое плечо, — ты — один из лучших родителей, что я в жизни видел! А видел я много, уж поверь. Парень твой, как у Христа за пазухой живёт: и финансово обеспечен, и обласкан, и вниманием уж точно не обделен. Вон какой весёлый, живой, открытый вырос. Не вырастают такими дети в семьях, где их недостаточно любят, обделяют вниманием, ломают их, понимаешь?! Да ты идеальный, можно сказать… Миша его перебивает сначала небрежным взмахом руки, а потом усталым: — Да не идеальный я никакой! Стараюсь, конечно, сейчас даже вроде получаться что-то стало, а вот когда Костик маленьким был, совсем всё было плохо. Ему мать нужна, а я всё на работе, на учебе, опять на работе. Он меня не видел бывало по неделе толком. Ночью разве что приползу, поцелую, сказку расскажу, а утром опять исчезаю и по новой. Андрей всё ещё хочет ему возразить. Потому что, на его скромный взгляд, попрекнуть Мишу нечем. От хорошей жизни что-ли он времени толком ребенку уделить не мог? Своих детей у Андрея нет, но в своё время он с Владькой нанянчился, и помнит хорошо, как сложно было к тем же экзаменам готовиться, когда рядом хвостиком вьется громкий суетливый маленький человечек, который не понимает твоих проблем в силу возраста, зато очень хочет, чтобы ему уделили внимание. Вот только целиком на Андрея никто малого не скидывал, им и мама с папой занимались, и бабушка, и не надо было Андрею разрываться между заботой о ребенке и выживанием. Так что да, Андрей искренне считает, что Миша к себе слишком придирчив. Но перебивать он его все-таки не перебивает. Видно же, что Мише выговорится надо, выплеснуть кому-то, что на душе наболело, поэтому Андрей внимательно его слушает. А Миша тем временем продолжает напряженным подрагивающим голосом: — Знаешь, когда Костик совсем малюткой был, иногда бывало он ревёт, болит у него что, или сон плохой приснился, а может проголодался он, а ты лежишь в кровати и делаешь вид, что не слышишь. Одеялом накрываешься и подушкой сверху, только бы не слышать. А он всё плачет и плачет, и ты себя ненавидишь за то, что ты такой хуевый, за то, что не справляешься. Все же вокруг справляются как-то и не ноют, а ведь у кого-то не один ребёнок, а трое, четверо, пятеро, и ничего. И матерей-одиночек вокруг тоже полно. И таких, как я, малолеток, тоже. Но все почему-то могут, а с тобой видно что-то не так. Ты только хочешь, чтобы он замолчал. Подняться и успокоить никаких сил нет! Вообще ни на что сил нет! Андрей его слушает с жалостью, и всё ещё не может осуждать. Вспоминая себя в свои семнадцать, каким был шалопаем, он и представить не может, как вообще возможно самому справляться со всеми бытовыми вопросами, с работой, так ещё и с ребёнком, и при этом не сойти с ума. — А потом что? — Спрашивает он зачем-то. — Да ничего, — Миша пожимает плечами. — Поднимаешься; меняешь подгузник, если нужно; укачиваешь; как уснет, если повезёт, и время ещё останется, сам поспишь немного. Ну а если нет, на кухню идешь готовить себе завтрак. Ну как завтрак — он же и обед и ужин, как правило. Сложно было, чего уж тут говорить. Не только мне, всем. Время было тяжелое, голодное, опасное. Ты домой ночью с работы шел, и каждый раз мысль допускал о том, что можешь и не дойти. И тогда это даже не пугало особо. Привыкли люди. Ну а Костик… Ты, наверное, меня сейчас послушав, думаешь, ну какой ужас эти дети, — Миша усмехается тускло, трет о костяшку запястья покрасневший нос и продолжает: — Он меня спас, на самом деле. У меня по молодости, знаешь, фляга свистела знатно. Всё вот это живи ярко умри молодым, — руки Миша напрягает вдруг на нервах так, будто терновые ветви, скрывающие под собой его постыдный секрет, внезапно начинают и впрямь вспарывать длинными колючками тонкую бледную кожу. — Мысли разные в голове вертелись, на самом деле, — вздыхает он тяжело. — Хотелось иногда просто перестать существовать. Ну а тут вот человек маленький, который на этот свет появился, потому что ты позволил ему, это ты захотел, чтобы он жил, и должен теперь отвечать за свое решение. И у него, у человека этого, кроме тебя нет никого, кто позаботится. Это меня здорово держало. Ответственность, любовь. А потом уже и легче стало. Не только же страдания одни всё время. Знаешь, какая это внутренняя поддержка, когда иногда мысли в голову дурацкие лезут, мол вот никому я не нужен, всем без меня только легче будет. А тут нет, нужен, очень нужен. Всегда. Любым. Уставшим, черти как одетым, с пустым кошельком и дурным характером. Просто нужен. Тебя любят, ждут, бегут встречать каждый раз. Миша замолкает резко. То-ли сказал уже всё, что хотел сказать, то-ли просто подвис. Андрей его может и не долго знает, но привычку эту за ним уже успел подметить. — Миш, — Князь на очень тонкий лёд сейчас собирается встать, но всё же хочется ему сказать кое-что (как самому Андрею кажется, важное) этому чуду с тяжёлой судьбой и абсолютным неумением себя любить и прощать, — ты вот Костю очень любишь, — начинает он осторожно, — ты с ним добрый, со студентами своими добрый, с оболтусом нашим, вон как пригрел его, что он у вас, как дома считай прописался. Но Миш, недостаточно быть добрым к другим, к себе надо добрее быть тоже, понимаешь? Нет, похоже не понимает. Вздрагивает и, нахохлившись, как ворона, бросает хмурое: — Доброту нужно ещё заслужить! Не сказать, чтобы Андрей такой ответ рад слышать. Так сильно не рад, что у него как-то даже границы подразмываются внутренние, и он взрывается раздраженным: — Миша, ты хуйню то не неси! Че, ты когда кусок мяса кошке бездомной выносишь, делаешь это потому, что она заслужила?! Чем же? Спела серенаду, или может станцевала перед тобой? Ты же, Миш, анархист, да? Я понимаю. По-человечески относишься ко всем. Так блин и к себе тоже по-человечески относится надо, Миш! Жизнь она же пиздец сложная! Ты если гнуться не научишься, не захочешь точнее сказать, то сломаешься нахрен! Рано или поздно! Ты себя угробишь вот так! Миша громко сопит разъяренным ежом, но возразить не успевает. — Не спеши спорить! Обдумай лучше, что я сказал, — предотвращает на корню Андрей так и не начавшийся спор. Миша вздыхает тяжело, принимая поражение и прячет глаза. Ему явно неловко. А еще видно, что он ужасно устал, вот просто вымотался, иначе точно не сдался бы вот так совсем без боя. Ну ещё бы, на часах четыре утра. — Тебе поспать немного хотя бы, Миш, — уже мягче говорит Андрей. Его руки ложатся осторожно на чужие ссутуленные плечи и начинают мягко их разминать, пытаясь сбросить сковывающее их напряжение. — Ты наверняка и прошлую ночь на нервах не спал толком, и на работе весь день, устал же. На самом деле у Миши это уже третья ночь без сна. Сначала не спал, пока возился с Костиком во время его отходняков, потом не давали уснуть переживания, сомнения и угрызения совести, а теперь вот это… Миша издаёт свистящий какой-то звук, похожий на стон, и сам подается ближе под нехитрую грубую ласку чужих рук. — Да не могу я спать! — почти скулит он, как ребёнок, который ещё не закатил истерику, но уже на пределе. Андрей его, конечно, понимает. Если бы что вдруг с тем же Владом случилось, сам бы места себе не находил. — Ну давай ты хоть приляжешь ненадолго, — предлагает он компромисс. Или хотя бы на диван переберемся, чтобы хоть сидеть удобнее было. На диван Миша соглашается, и там, в тепле и мягкости подушек и пледа, довольно скоро роняет обессиленно голову на чужое плечо. Во сне он хмурится, вздрагивает, что-то неразборчиво, но обеспокоенно лепечет, а Андрей в свою очередь даже дышит через раз, боясь разбудить неосторожным движением. Как бы Миша не упрямился, а отдохнуть ему надо. Да только видимо не судьба, потому что только омега вроде как начинает успокаиваться, как в кармане Князевских джинс разражается громкой трелью телефон. Номер мамин, но звонит, очевидно, Владька. Нет, Андрей понимает конечно, что тот вообще-то волнуется и хочет знать новости тоже, пусть даже и новости о том, что новостей нет, но всё равно подзатыльник малому отвесить хочется, потому что только что задремавший Миша от звонка мигом просыпается и теперь выглядит будто бы даже хуже, чем раньше, еще сильнее напоминая восставшего мертвеца своими душераздирающе-черными синяками под глазами. Впрочем, зная Влада, стоит ему ещё спасибо сказать за то, что не сбежал из дома на поиски, создавая ещё больше проблем всем актерам этого погорелого театра. И все-таки выкрысится Андрей на младшего брата готов, но так и не успевает ничего сказать сбитый с толку взволнованным: — Андрей, я знаю, где он! Я знаю, где Костя прячется! ***** Версия Влада звучит довольно абсурдно, но с другой стороны, а как будто у них есть сейчас рабочая версия получше. Не то чтобы они долго решают, ехать или не ехать. Андрей так-то свои гады шнурует дольше по итогу. Владька, конечно же, просит взять его с собой. Если бы не ночь на дворе, закрытое метро и электрички, которые начнут ходить еще только через два часа, ну и, конечно, родители, которые его выпускать из квартиры никуда не собираются, он бы сам в Голубково уже бы несся на всех парах. Нет, Андрей его понимает, но ещё один ребёнок в беде, пропавший черти куда, им не нужен. Срабатывает в итоге аргумент о том, что пока они будут за Владом заезжать, делая крюк, они потратят время, что с учетом того, что Костя может быть в опасности сейчас, недопустимо. В любом случае он сорвется туда с первой же электричкой. Миша от Владькиных объяснений в смешанных чувствах. С одной стороны это реальный шанс, и это лучшее, чем просто пропал неизвестно куда, а с другой… Заброшенный дом где-то в глухой деревне? Да там же идеальное место для всяких маньяков. В любом случае то, что уговаривать омегу поспать хотя бы в дороге, бесполезно, Андрей имеет сомнительное удовольствие убедиться практически сразу. ***** Костя себя всегда с уверенностью позиционировал, как человека, от суеверий и прочей лабуды максимально далекого. Но черт возьми, реальность так-то мало волнует, как он там себя позиционирует, и темный человеческий силуэт не собирается никуда исчезать, когда Костик жмурится, а потом открывает глаза. И тогда сработавший не особо оперативно инстинкт самосохранения командует ему: «Беги уже, идиотина!». Призрак это или нет, но выглядит он явно очень рассерженным. От людей с таким выражением лица ничего хорошего ждать точно не приходится, а от призраков тем более, поэтому Костя тушит быстро лампу и в полной темноте бросается со всей возможной прытью к двери. Та крепко заколочена только на вид. На самом деле ушлая молодёжь давно уже вырвала гвозди и заменила их на более тонкие. Теперь это не реальная защита, а так, конструктор, показуха и ничего больше. Но сейчас доски и вовсе убраны в сторону, так что быстро открыть дверь не должно быть проблемой, вот только до двери добежать Косте не суждено. Прогнившая половица внезапно проваливается под ним, и он падает в каком-то метре от цели, оглушенный страхом и резкой болью в ноге. Тяжёлые шаги быстро приближаются. — Ты чего тут забыл, шпана? — спрашивает вдруг раздраженно хриплый старческий голос. — И так уже утащили всё, что можно! Стекла побили. Чего ещё надо? Наркоман штоли? Костя даже как-то теряется. Слишком уж бытовушно для призрака это звучит, но ему всё ещё больно и страшно, что глубоким мыслительным процессам точно не способствует. — Простите! — скулит он тихо. — Я правда не хотел ничего плохого! Только переночевать здесь, — чувствует ли он себя ужасно глупо, добавляя: «Простите, что потревожил ваш покой!»? Конечно да! — Я вообще не верил, что призраки существуют, я… «Призрак» вдруг совсем уж несолидно как-то «крякает» и спрашивает растерянно и даже с долей веселья: — Ты чего несешь-то, тетеря?! Какие призраки?! Вроде не дите малое, а в сказочки веришь! Сосед я, Дмитрий Алексеич, а дом этот дядьки моего покойного, — поясняет старик, внезапно смягчившись. Костя чувствует себя дураком, а ещё ему всё ещё больно. — Ну вставай давай уже! — ворчит хозяин. — Почки же отморозишь себе, на холодном полу лежать! Он не звучит злым, и Костик, успокоившись немного, пытается подняться, да только сделать это ему не удаётся. Острая боль в ноге роняет его на задницу и снова заставляет паниковать внезапным осознанием того, что убежать, если вдруг этот Дмитрий Алексеич все-таки окажется каким-нибудь маньяком, он точно уже не сможет. — Ты чего это?! — вблизи старик, пусть он всё ещё остаётся высоким и коренастым, уже не кажется таким угрожающим, особенно когда присаживается рядом и, вглядываясь пытливо в его бледное, чуть влажное от слез лицо, спрашивает, как он себя чувствует. — Моя нога, — после затянувшегося молчания все-таки признается Костик тихо, — я не знаю, что с ней, но она очень болит, и я не могу встать. Старик, хмурясь, кивает, и, кажется, вовсе не собирается его убивать или что там обычно делают маньяки с глупыми подростками-переростками в жутких заброшенных домах. ***** Дмитрий Алексеич, как выясняется, живет за четыре дома отсюда. Расстояние небольшое, но времени занимает это перемещение довольно много. Костя прыгает на одной ноге по сугробам не особо проворно, пусть даже у него и есть помощь в лице нового знакомого, на чье плечо он опирается. В дверь его пропускают с насмешливым, но не злобным: «Будь как дома, путник!» А потом Косте приходится честно выложить всю историю о том, почему и как он оказался там, где оказался, и чем дальше заходит он в своем повествовании, тем отчетливее проявляется на лице собеседника красноречивое «ну ты и дурень». Костик и сам знает, что дурень, поэтому заранее уже съеживается, готовясь в конце услышать отповедь вроде той, что организовал ему дедушка Юра, но, на удивление, новый знакомый ругать его не спешит, хотя и указывает на то, что поступил он со своими близкими очень нехорошо. От этой мягкости там, где он ожидал упрёки, Костик шмыгает носом и, расчувствовавшись, признается, что волнуется из-за своего муси, который наверняка сейчас ужасно нервничает, а нервничать ему нельзя. Механический голос автоответчика в который раз уже сухо сообщает о том, что абонент — не абонент. А ногу Костя, как выясняется, ни много ни мало, а вывихнул. И это настоящее везение, что Дмитрий Алексеич, в прошлом местный лесник, а в еще более далеком прошлом полевой врач, знает, как ему помочь. Он вообще, несмотря на свой довольно угрожающий внешний вид, оказывается добрейшей души человеком. Поит Костю чаем с облепихой и медом и укладывает спать на разложенном диване в гостинной. Перед тем, как провалится в глубокий сон, Костик разглядывает завороженно затейливый узор на настенном ковре, а потом усталость и волнение последних дней одерживают над ним верх. ***** Встаёт Дмитрий Алексеич рано. Привык за долгие годы просыпаться с петухами. На часах шесть утра, и если бы не белое от туч небо, на улице было бы ещё совсем темно. Его нежданный гость сопит себе сладко в большую пуховую подушку. На всякий случай старый лесник осторожно касается чужого лба, проверяя, не заболел ли этот бестолковый. Нет, вроде здоров. Ну и слава богу! Может мальчишка и натворил делов, но видно сразу, что по глупости, а не со зла. Да и жизнь уже успела наказать его пережитым страхом и чувством вины. Алексеич по дому в делах своих старается «шуршать» как можно тише. Ставит на плиту варится суп, аккуратно вешает на крючок брошенную в прихожей на тумбочке Костину куртку, подметает пол на кухне и садится у окна штопать на лампочке шерстяной длинный носок. Во дворе заливается вдруг отчаянным лаем собака. И чего это Тузик забрехался? Это летом в такое время половина деревенских уже на ногах, а зимой никто своих кроватей тёплых зазря покидать в такой час не спешит. Алексеич на всякий случай выходит во двор проверить, кого там заприметил пёс, и сразу замечает припаркованную около дядькиного дома чью-то большую машину и две фигуры, одна из которых, высокая и тонкая, мечется беспокойной тенью вокруг дома. Какое-то неуловимое сходство со своим гостем старик считывает в этой фигуре буквально в первые мгновения. ***** Из машины Миша выскакивает, едва Андрей успевает затормозить. Даже пальто своё не удосуживается застегнуть. Сейчас эта его внезапно проснувшаяся прыть Князя даже как-то напрягает. Черт знает, что ждёт их в этом доме, и Андрею ну совсем не хочется пускать Мишу туда одного, пусть даже на несколько секунд, и как назло, перед ним у Миши как раз есть в эти несколько секунд фора. Старый дом всё ещё выглядит так, будто никого там нет и не может быть. Всё так же, как и долгие годы раньше, заколочены крепко досками двери и окна, нет ни дыма от печи, ни хотя бы маленького огонька в одном из окон. Мишу это, кажется, ломает. Они приехали сюда зря, а Костя всё ещё может быть где-нибудь далеко, возможно в опасности, и теперь у них нет даже этой зацепки, нет никаких идей, где его искать. Андрею даже как-то страшно начинать с ним разговор. Не потому страшно, что его пугает вполне возможный сейчас приступ гнева, который омега, за неимением других вариантов, вполне может направить на него. На самом деле Андрей просто боится неосторожными неправильными словами сделать ещё хуже, и доломать то, что и так уже сломано. Но и не сказать ничего нельзя тоже. Князь собирается с духом и уже открывает было рот, как вдруг со стороны раздаётся чужой скрипучий голос. — Так значит это ваш мальчонка? О, Андрюха, ты что-ли?! Здорово! Как вымахал то а! Андрей резко поворачивается. Перед ним стоит их сосед. — И вам не хворать, дядь Дим! — только и успевает Князь поздороваться, когда к ним подлетает раненой птицей Миша, растрёпанный, бледный, с полубезумными глазищами. Даже бывалого Алексеича он своим напором, с каким принимается задавать тысячу вопросов о Косте, в первые мгновения сбивает с толку, но тот быстро берёт себя в руки, а Мишу за плечи, как бы заземляя, и приглашает их к себе. Андрей, когда слышит, что с бестолочью этим всё в порядке, с чистой совестью отправляется пока парковать в гараже их дома машину. Он твёрдо намерен позволить себе отоспаться несколько часов перед обратной дорогой. Да и Мише это точно будет не лишним. Тот и без того уже на вампира или зомби похож. Справедливо рассудив, что Мише сейчас точно будет не до того, Андрей отзванивается сам Юрию Михайловичу, Лёше, и наконец Владьке, который, судя по голосу, как и они, сегодня совсем не спал бедолага. Все трое, ожидаемо, ворчат о том, что по возвращению домой взбучки Косте не избежать. Что-ж, это вполне справедливо! ***** По дороге до нужного дома, Дмитрий Алексеич умудряется в двух словах рассказать Мише, как случайно увидел, что в дом кто-то залез, принял за воришку или вандала какого и решил припугнуть, да чутка перестарался. Когда он упоминает про травму ноги, омега так вздрагивает, что добродушный старик на всякий случай как можно быстрее уверяет его в том, что сейчас с Костиком уже всё в порядке. Впрочем, что тоже вполне ожидаемо, учитывая состояние бедолаги, чье самообладание сейчас на ладан дышит от стресса и усталости, Миша ему как будто не до конца верит, пока наконец не имеет удовольствия убедиться в чужих словах, когда видит мирно спящего на диване целого и невредимого своего непутевого сыночка. И вот тут уже силы омегу покидают окончательно. Он оседает, как подрубленный, на пол рядом с постелью и разбивается дрожью беззвучных рыданий. Ох уж эти омежьи слезы! Всегда они Алексеича пугали. — Ну ну, милый, не реви! — причитает Дмитрий Алексеич тихо, в грубой ласке поглаживая Мишу по голове. Нельзя сказать, что у него хорошо получается кого-то утешать, но не пытаться он не может. — Испугался за него, понимаю. Он у тебя один, наверное? Миша шумно всхлипывает и кивает. А потом с трудом выдавливает из себя хриплым шёпотом: — Да страшно, что угодно ведь случится могло! — Могло, — соглашается старик легко, — но мир ведь всё же не без добрых людей. — Но ведь и не без злых. И вновь старик готов с ним согласиться. За жизнь свою долгую он каких только людей не повидал. — Так-то оно так. И люди злые есть, и время неспокойное, и молодёжь во все времена дурить любила, твой бестолочь не со зла же это, сам весь испереживался, совестно стало. Ты сильно то его не ругай, его и так уже совесть изожрала всего изнутри. Давай-ка ты лучше приляг отдохни! Вон уже и ноги тебя не держат! Миша так измучен, что соглашается даже без уговоров. Уже минут пять спустя он лежит на том же диване рядом с Костиком, а когда, ещё минут через десять, на пороге появляется вернувшийся Андрей, и вовсе уже крепко спит. ****** Спит Миша беспокойно. Ему снится, будто приютивший их добрый старик вдруг оказывается совсем не добрым и, угрожая ружьем, ведёт их куда-то в чащу. Вокруг темно и ужасно холодно. Перепуганный Костик жмётся к нему, но только сейчас Миша не то что сына, но и самого себя защитить не в состоянии. Особенно когда со всех сторон раздаётся вдруг волчий вой, в темноте загораются сотни светящихся желтых глаз, а лицо старика вдруг искажается, превращаясь в жуткую звериную морду. Чудовище кидается на них. Костик пронзительно кричит в испуге перед тем как острые клыки смыкаются на его тонкой шее, и в этот момент Миша просыпается и, задыхаясь, вскакивает на постели. Диким взглядом омега оглядывается по сторонам, не находя рядом сына. Конечно же в доме нет никаких волков. Сам он сидит на диване, где им было постелено. Хозяин дома вон хлопочет около стола, за которым уже сидит, щурясь, сонный растрепанный Костик. Мише даже становится совестно как-то, хотя сон от него и не зависит. Тем временем его пробуждение не остаётся незамеченным хозяином дома. — О, Мишенька, — басит он добродушно, — хорошо, что проснулся. Как раз время обедать, — старик улыбается, но сразу хмурится. — Чего это с тобой, Мишут? — спрашивает он обеспокоенно. — Да на тебе лица нет! Миша хочет отмахнуться, мол глупость, кошмар приснился, не переживайте, но почему-то не может. Сейчас он понимает вдруг, что голова у него будто налита свинцом и картинка перед глазами такая мутная и вместе с тем такая неестественно яркая. В горле дерет. «Наверное простыл» — думает Миша и оседает обратно на подушку. Тело окутывает вязкая слабость. Сложно пошевелить даже языком. — Мусь! Ты чего?! — слышит он встревоженный Костин голос, приближающиеся быстро две пары ног, шаркающих тапочками по полу, а потом на лоб ему ложиться сухонькая, но крепкая старческая рука. — Да он горячий, как печка! Это последнее, что Миша слышит. А потом беспамятство настигает его темнотой и тишиной, будто кто-то накинул ему на голову мешок.