***
Дом Лоймола много раз выбирали Хранителями на время Каравайчика, когда границы между мирами истирались, поэтому Тимьян прекрасно знал, как ощущается бесовщина, дрался с нею бесконечное количество раз, не давая проникнуть на людскую сторону мира. И сейчас, когда вся ведьминская квартира вдруг наполнилась тьмой, словно старой паутиной, у него хватило тяму нырнуть в межпространство, чтобы не дать о себе знать и помочь Шайдуре в случае чего. Некроманты, к сожалению, таким фокусам обучены не были. Тимьян хорошо слышал бредни Серафимы о воскрешении, но куда больше его поразило то, что Мирослава совсем не та, какой кажется сначала. Надо же — воплощение двух начал. Лоймола слышал о таком только в чудаковатых сказках стариков. Но и те оказались совсем не сказками. Шаман хорошо постарался — никто о его существовании даже не заподозрил. Странно лишь было то, что он Серафиму принял за беса, а не пресловутого Акселя Стригоя, который оказался последней ведьмой ночи. Темное дело все это, ох, какое темное. Но думать об этом сейчас — себе дороже, и Тимьян вернулся в реальность, с разбегу сев возле Армана, у которого по неизвестным причинам подкосили ноги. Хотя, если бы Тимьяну начали угрожать, что навредят дорогому человеку, он бы тоже сплоховал. Разве что Еникей давно мертв, и угрожать больше некому. Светлым образом в голове вспыхнул светоч Лука, и шаман едва сумел привести мысли в порядок. — Что-то ты совсем скис, друг, — запричитал он, пытаясь поднять Армана на ноги. Тот ни в какую на это не соглашался. — Нужно готовиться, когда уже эта мерзота здесь появится, а не твоя старая подружка. — Она мне не подружка, — хрипло проговорил Арман, поморщившись от собственных же слов. — Серафима — та, кто нам нужна. — О чем это ты толкуешь, милейший? — шаман нахмурился и сел рядом, плюнув на попытки поставить Армана на пол. — Серафима Серебрянская — ведьма Ковена, а не опаснейший бес. — Я думаю, что Аксель Стригой, Ала Вурда и Серафима Серебрянская — одно и то же… существо, — прошептал некромант, глядя куда-то в пустоту. У Тимьяна же отвисла челюсть. — Вернее, Ала Вурда когда-то, может, и существовала, но вся ее сила перешла метаморфу Серафиме Серебрянской. Она принимала разные облики, путая нас всех… Понимаешь? — Арман с надеждой заглянул ему в глаза. — Последняя ведьма ночи выбрала для своего отмщения тело Серафимы, как когда-то — тело светоча Эквиталя. Наш мир двулик, Тимьян. Добро и зло — тоже. Часть Алы Вурды желает отмстить за всех сожженных ведьм ночи. А часть Серафимы — вернуть к жизни своего возлюбленного. Но они — одна тьма, которая сжирает их обеих, соединяя во что-то более уродливое и сильное. — Ты никак головой приложился? Дай-ка гляну, — Тимьян потянулся к его затылку, но Арман резко мотнул головой, глядя на него исподлобья. Шаман вздохнул. — Ты сам подумай, зачем Серафиме Серебрянской нужно было сражаться против самой же себя пять лет назад, м-м? — Тогда все и началось, — упрямо поджал губы некромант. — Когда Чунта Тамру заточил Акселя Стригоя в Пустоту, Серафима по неосторожности впитала его остаточную энергию, понимаешь? Она не всегда была такой, мы все ошибались! Сломленная горем, она хотела защитить Харитона, но тьма слишком долго разрасталась в ее сердце, пока не нашла отражение в Але Вурде. — Хочешь сказать… Она страдает раздвоением личности? — людской термин дался ему с трудом, но Арман только серьезно кивнул. — В обоих планах. Душа у них одна, но тела — разные. Ты шаман. Ты мне скажи, что чувствовал сейчас. — Я? — Тимьян опешил и тут же нахмурился. — Беса я чувствовал. Хотя здесь только Серебрянская и была. — О чем я тебе и толкую, — Арман тяжело вздохнул, накрыв лицо ладонью. — Мы слишком долго думали, но ответ был у нас под самым носом… — Ну, не прям чтобы под носом, — Тимьян ухмыльнулся и замолчал. Коли все так, то дело полнейшая дрянь. Шаман зарылся пятерней в волосы, судорожно думая о том, что им делать дальше. Всем им, потому что он прекрасно слышал, что Серафима сказала о Мире — она уже мчит сюда. А это значит, что с нею Лука и беспокойная сестрица Агния. В одном месте соберутся все те, за кого Тимьяну и голову не жалко будет сложить. Он дернул уголком губ, пихнув Армана в плечо почти по-дружески. Им двоим сейчас только остается держать оборону, чтобы защитить родных, и оба будут биться до последней капли крови и магии, уж Тимьян это знал. — Знаешь, что самое паршивое во всем этом? — некромант неожиданно поднял на него свои угольные глаза. — То, что Мира больше не сможет контролировать белый пламень Серафимы. В нем будет слишком много демонического. — А это значит?.. — Если Серафима захочет ее убить… — он не договорил, но Тимьяну это было и не нужно. Он помрачнел, задумчиво пожевав губы. О белом пламене ведьм он знал не так мало, как хотел бы, но точно был уверен в одном — этот огонь убивает только ведьм, а других лишь обжигает. Может, до кости, может, до адской боли, но не до смерти. Он с немым осознанием посмотрел на некроманта и приглушенно вздохнул от того, что прочел на его лице. Сегодня Арман будет гореть заживо. Снова.***
Фрески в метро узнали меня, начав наперебой рассказывать последние новости. Я и сама чувствовала, что стены здесь дышат больной гнилью, какая была в Казанском соборе. Меня не было здесь слишком долго, и родной город охватила тьма, такая же сильная, как ненависть в сердцах людей. Война, война, война… Люди шепчутся о ней, они хмурятся и ненавидят, готовясь к самому худшему. Я не узнавала привычную толпу в метро, с которой каждый день ездила в центр и обратно, с которой практически стала семьей. Я не помнила этих искривленных лиц, этих злых насмешек, когда они говори о «чужих», «своих», «врагах» и «ублюдках». Все перемешалось в их словах, все стало единой черной массой. Что же ты наделала, Серафима? Решив истребить тьму, позволила ей безгранично властвовать. А может это добро обернулось злом, все перепуталось за неимением порядка, гармонии, которая нарушилась с появлением идее о «вечной победе Света». Я тряхнула головой, полной грудью вдыхая туманный влажный воздух. Снега в этом году было мало, лили зимние дожди, а над головами плавали мрачные тучи, словно в преддверие. Город тоже чувствовал приближающийся финал. Я любила в своих историях прописывать счастливый конец. И в этот раз я не собиралась себе изменять. — Скажи мне, она там? — я коснулась стены своего дома и прикрыла глаза, вслушиваясь в тихий уютный шелест. — Там, — эхом отозвалось здание, заскрипев, затрещав. — Ты вернулась, Мира. Давно тебя здесь не было… Все пустует… Все… ждут, — каменная кладка зашуршала под моими пальцами, и я осторожно улыбнулась. — Сегодня все станет хорошо. Я избавлю тебя от проклятия беса. Все станет как прежде. Веришь мне? — Верю… — стена застонала, и закусила губу, оборачиваясь к своим спутникам, которые наблюдали за мной с озадаченными и вместе тем восхищенными лицами. Внезапный порыв ветра взлохматил мои волосы, и я подняла к небу глаза, щурясь от острых капель дождя. Я слышала голос, он начал преследовать меня еще в поезде, когда мы подъезжали. И это были не атланты, не Эрмитаж, не Купчиха, никто, кто бы был мне знаком. Но при этом я чувствовала, что знаю его обладателя всю свою недолгую жизнь. Он воззывал ко мне, умолял услышать. Но не дожидался ответа, потому что его зов заглушали тысячи других шепотков, жалоб и слез. — Что ты узнала? — Ярс оказался самым нетерпеливым, и я недовольно поморщилась, отвлекаясь от зовущего меня голоса. — Она там. Они обе там. Ждут. Нам нужно быть осторожными, потому что я чувствую Серафиму. А она чувствует меня. — У бабки и Алы Вурды какая-то подозрительная тяга устраивать битвы мирового масштаба в жилых домах, — проворчала Дорофея, вытворяя руками какие-то сложные пассы. — Я позабочусь о других жильцах. Отрежу наше пространство от их. — Хочешь затащить нас в безвременье? — одобрительно ухмыльнулся Чунта, на что ведьма ответила ему краткой улыбкой. — Не все тебе фокусничать с межпространством. Мы тоже кое-что умеем, да, девочки? — она подмигнула мне и Римме. — В бой не лезть, — вдруг заявила Агния. — Не говорить, не провоцировать. У Шайдуры остается его задача, которую он обязан выполнить. Как и у моего брата. — Но, — я задохнулась от возмущения, но подруга подняла вверх ладонь, пресекая мои пререкания. — Мы не знаем, в какой они ситуации, — устало пояснила шаманка, — поэтому действуем осторожно. Центавра у Тимьяна, огонь Самайна — у Армана. Мы, прежде всего, подстраховка, Мирослава. Основная задача на них. Если бы ты знала, милая подруга, какую задачу я возложила сама на себя, ни за что бы не пустила меня туда. Подавив смешок, я серьезно кивнула, решив не лезть на рожон. Все равно будет так, как решит судьба и магия. Оставалось лишь надеяться, что они обе сегодня на моей стороне. — Я и Ярс возьмем на себя беса, — объявил Чунта, поудобнее перехватив посох. — На вас — Серафима. — А я думала, мы подстраховка, — я все же не удержалась от едкого смешка, и оба шамана неодобрительно покачали головой. Ярс мгновенно побледнел. Зря мы и его с собой притащили, учитывая все его травмы, связанные с Акселем Стригоем. С другой стороны, он единственный, кто тут знает беса вдоль и поперек. — Я бы рекомендовала поторопиться, — напомнила Дорофея, заметно напрягаясь от сложной магии. Удерживать пространство — не совсем стезя ведьмы, а поэтому это требовало особых усилий. — Все будет хорошо, — Чунта мягко поцеловал ее в щеку, и она перехватила его ладонь. — Береги его, — Дар посмотрела на Ярса, и тот тоже подошел к ней, торопливо обняв. Эта сцена вызвала у меня мурашки, и я резко отвернулась, пытаясь загнать непрошенные слезы обратно. Арман, мой Арман сейчас там, и я совершенно без понятия, что с ним происходит. Жив ли вообще… Сердце подпрыгнуло под горло, и я стиснула кулаки до отпечатков ногтей на ладони, отвлекаясь на боль. — Идем, — резко гаркнула я, направляясь к подъезду. Кровь стучала в висках, а стены выли от боли. Мой город, мой дом, моя семья, и я не позволю ничего из этого у себя отнять. Больше нет. Лестничные пролеты я преодолевала прыжками, пока не оказалась у знакомой двери. Агния и Римма зайдут через окна, а мы с Лукой здесь. Светоч своей особой магией разбил заклинание защиты, которое, впрочем, не помешало бесам здесь обосноваться. Прихожая дохнула нам в лица ледяным холодом, а Гаррет сумел лишь что-то крякнуть, прежде чем затихнуть. Мамино помело не дождалось меня, поглощенное гнилью Нижнего мира. Я подавила всхлип, давно догадавшись, что от магии беса вещи вымирают изнутри, и я больше не могла услышать их. Никогда. Безвременье блестело в воздухе слабыми искорками, и невооруженным глазом этих изменений почти было и не заметить. Я сделала осторожный шаг, ныряя за этот прозрачный купол и, наконец, полностью оказалась в квартире. За моей спиной шумно выдохнул Лука. Рада настороженно поджала уши, спрыгнув на пол, и припав к полу, начала красться. — Лу, — я обернулась к светочу, сжав его руку. — Чтобы ни случилось, я очень тебя люблю. — В данной ситуации, Ягодка, — напряженно начал он, но замолк. — Я тоже люблю тебя. — Ала Вурда забрала тело Тима, — напомнила я, но Лука только кивнул. Пара шагов до падения. Я открыла дверь в свою комнату, застыв на пороге в беззвучном облегчении. Арман был там, сидел на кровати, напряженно всматриваясь в застывшее бледное лицо какого-то мужчины. И факт мертвеца на моей постели не пугал меня так сильно, что вместо Алы Вурды здесь была Серафима, весьма довольная моим присутствием. — Здравствуй, милая, — отозвалась ведьма, вставая со стула. — А мы тебя заждались, — ее взгляд скользнул к Луке. — А вот твой домовой нам здесь ни к чему. Поиграй в сторонке, — она взмахнула рукой, отделяя нас еще одним куполом, и светоч остался колотиться в мерцающий щит. Отчаянных криков слышно не было. Зато отчаянные крики довольно громко звучали в моей голове. — Я все сделаю прямо сейчас, — тихо и мрачно начал Арман, медленно направившись в мою сторону. — Но ты ее не тронешь, как и обещала. — О, конечно, — Серафима осклабилась, и в это мгновение некромант взмахнул рукой, и бездвижное тело Яна Брянцева охватило едким огнем. — Мертвым не место среди живых, — безжизненно проговорил некромант, наблюдая за горящей плотью. Мертвый огонь Самайна, было сложно не догадаться. Ведьма истошно заверещала, и в следующую секунду в меня полетел первый сгусток белого пламени, ударившись о спину Армана. Уши заложило от его вопля, и я брыкнулась, пытаясь вырваться из его объятий, но он только вжал меня в прозрачный купол, по ту сторону которого колотился Лука. От его ударов по спине пробегала легкая вибрация. Из стальной хватки возлюбленного мне было не вырваться, словно меня вдруг сковало цепями от шеи до пят. Тяжелое горячее тело не пропускало сквозь себя уничтожающий белый пламень, служа для меня живым щитом. Я просто стояла, такая никчемная против его огромной силы. И он меня не слышал, как бы я ни кричала, ни умоляла его позволить мне остановить ведьмин огонь, ведь это было в моих силах. Было. В моих. Силах! Он просто содрогался всем телом с каждой новой вспышкой, рыдал от боли, когда сгустки пламени врезались в его тело, прожигая до кости. И я чувствовала эту боль как свою, прижимаясь к его разрывающей от стонов груди. Серафима и не думала останавливаться, совершенно обезумевшая, бесконечно несчастная. — Пожалуйста, — я хрипела, рьяно выворачиваясь из его рук, но Арман даже не ослаблял хватку. — Она убьет тебя. Меня нет, — торопливо говорил он и плакал, плакал от адских мучений. Пахло горелой плотью, меня тошнило, но я не оставляла попыток. У меня остался только один вариант. И я буду жалеть о нем очень долго. Я прикусила губу, мысленно попросив у Армана прощения, и со всей силы лягнула его под коленом, вынуждая вскрикнуть от нового вида боли и немного разжать объятия. Мне хватило этого, чтобы выскользнуть из его рук, но вспышку огня я поймать не сумела — он оказался слишком тяжелым для меня, и я едва успела отскочить. Серафима смерила меня ненавидящим взглядом и вдруг расхохоталась, остановившись. Арман свалился у моих ног. А я ничего не видела из-за слез.