Ведьма из Купчино

      Серафиме хватило секунды, чтобы оценить ситуацию. Меньше всего на свете нас волновало сгоревшее дотла тело Яна Брянцева. Страшный огонь Самайна оставил только горстку пепла, который Серафима развеет в саду Харитона, если у нее хватит ума все прекратить сейчас. Но судя по её горящим безумством глазам, все это было лишь моими несбыточными мечтами.       Я всеми силами и несилами заставляла себя не смотреть на Армана, уверяя себя, что все с ним будет в порядке. Вопреки словам разума сердце терзало от боли, и кровавые ошметки налипали на кости, рвались из горла вместе с тошнотой от запаха гари. Мой нежный любимый мужчина сейчас лежал у моих ног с обожженной спиной и задыхался в собственных стонах. И снова — по моей вине.       — И как тебе такое зрелище? — подала голос Серафима, явно не собираясь нападать. Пока. — Глупец Шайдура сжёг тело моего истинного, а я сожгу тебя. Будет ли это справедливым?       — Почему я не смогла впитать пламень? — спросила я, краем глаза наблюдая за тем, как Рада легко и непринуждённо прошла через купол, тут же начав шипеть на Серафимову лису.       — Потому что до обидного слаба для этого, — ведьма пожала плечами, неожиданно усмехнувшись. — Думала, все тебе подвластно? Печать от Нижнего мира забирает у тебя слишком много магии, ты разрушаешься изнутри. А тяму, чтобы понять природу печати у тебя не хватает.       — Продолжаешь учить меня? — я удивленно вскинула брови, потому что в голосе бывшей наставницы не было ничего, что свидетельствовало бы о её ненависти ко мне. Только снисхождение и легкий укор, присущий учителям       — А кто, если не я? — совершенно искренне поинтересовалась колдунья, вдруг озадаченно моргнув глазами, словно что-то вспомнила. — Да… я учила молодых ведьм, — протянула она, словно в забытье. Я озадаченно нахмурилась, вглядываясь в потерянное лицо напротив. Купол неожиданно начал вспыхивать в разных местах, словно держал удары откуда-то извне. И лишь это отрезвило Серафиму, ввергнув едва ли не в бешенство.       — Явились! — вдруг взвизгнула она, посмотрев куда-то мне за спину, а потом вдруг растянула губы в неестественно широкой улыбке. — Шайдура все испортил… все сломал, но я пойду до конца! — заявила она, обернувшись ко мне. — Бесу нужна печать, но ее и у мертвеца забрать можно.       — Не тронь, — хрипло прорычал Арман, попытавшись подняться.       Я прикрыла глаза, медленно выдыхая. Я пришла сюда не для битв и пустых разговоров. У меня была миссия, которую я обязана была выполнить. Ведьмы Света и ведьмы Тьмы — все это не имеет значения, если на мир обрушится война, если все вокруг будет страдать и рушиться. У тех, кто сильнее, кто владеет магией, есть прямая обязанность — защищать. И я защищу. Себя. Армана. Свою семью. Своих учеников. Свой город. И свой мир.       — Ты зла, — тихо, но четко проговорила я, сделав к неиствующей ведьме шаг. — Я знаю. Я понимаю тебя.       — Ты ничего не знаешь, — так же тихо ответила Серафима, а ее глаза на миг заполнил черный цвет. Она вскинула руки, а Арман снова зарычал, словно загнанный в угол зверь.       — Ошибаешься, — я мягко покачала головой, улыбнувшись. — Тебя предали. Забыли. Отняли все самое дорогое. Поверь, мне известно, что такое одиночество. Что такое обида. Что такое страх и скорбь. Вот только за всем этим кроется и свет. Тебе ли не знать об этом? Последняя ведьма ночи, Ала Вурда, — я выдохнула ее имя, и Серафима дернулась, словно от удара. Купол начал трещать по швам, но держался.       — Догадала-а-ась, — ведьма осклабилась. — Умная какая.       Все это я начала осознавать еще в домике деда Харитона, потому что слишком хорошо запомнила магию, которой веяло от Акселя Стригоя в Казанском соборе. Которой веяло и от меня. Темная магия была со вкусом ночной прохлады, лесного ручья, детского плача и многовековой пыли. Она лилась по венам звездной пылью и ледяным ветром, как в минуты ненависти, обиды или сожаления. Но мои сожаления кончились, а вот сожаления Серафимы только росли, заполняя ее изнутри, разрывая на кусочки и даруя жизнь чему-то новому. Чему-то… темному.       Дорофея успела рассказать, что Ярослав стал жертвой беса после смерти родителей, после обмана лже-избранного, и это дало Стригою власть над ним, раскрывая все двери. Но Ала Вурда не желала никакой власти. Она хотела только… жить и дать жизнь новым ведьмам ночи. Все черти, бесы и демоны — сожженные когда-то в прошлом сестры Темного Ковена, мстящие за свою участь. И лишь исполнив их желание, можно все прекратить.       — Я хочу помочь, — прошептала я, не отводя взгляда. Серафима смотрела дико, хищно. — Я помогу тебе вернуть Ковен. Я отдам печать, и все станет, как раньше. Ты сможешь уйти на покой.       — Глупая лгунья! — вдруг заверещала ведьма и вдруг сжала ладонями голову. — Заткнись! Заткнись! Она виновата! Нужно убить ее… убить… — лихорадочно зашептала она, обращаясь и не ко мне вовсе.       В этот момент меня резко потянули вниз, и я осела рядом с Арманом, который уже почти сознательно сидел на коленях. Наши взгляды, наконец, встретились, и в этот момент целый мир замер, ослепленный вспыхнувшими внутри нас чувствами. На моих глазах вдруг навернулись, слезы, когда мужчина издал сиплый вздох боли. Пара секунд, не больше, и Серафима очнулась от наваждения, найдя меня глазами. Некромант дернулся, но я не дала ему совершить задуманное, выставив вперед ладонь. Зажмурилась, сосредоточив всю свою ведьминскую силу, и… ничего не почувствовала. Только запах огня, еще один визг Серафимы и ослепительную вспышку, которая жахнула даже сквозь закрытые глаза.       А когда посмотрела вперед, обмерла, потому что Арман снова горел заживо. Панику предотвратило то, что он не выглядел страдающим. Напротив, пламя, охватившее его тело, казалось, предавало ему сил. И я поняла — это не ведьминский пламень, это мертвый огонь Самайна. Серафима выглядела ошарашенной, метая всполохами, но они ударялись о горящее тело, рассыпаясь искрами. Огнь Армана поглощал магию Верховной Ведьмы, поглощал энергию беса, и это было поистине невероятно. Я встала за его спиной, завороженно глядя на этот всепожирающий пожар, которым управлял Арман. Мой сильный, несокрушимый Арман.       Вместе, потому что мы друг в друга верим, и это было самым простым объяснением. Я снова прикрыла глаза, мысленно потянувшись к нашим судьбинным камням, и наполняя их своей магией. И вдруг ощутила то, что ощутить не должна была — Арман лишь слегка пошевелил рукой, но на меня обрушился весь каскад его эмоций из восхищения и поддержки. Он знал, что я хотела сделать. И он хотел, чтобы я продолжила.       — Ведьмы ночи не должны были исчезать. Они должны были и дальше хранить порядок. Мне так жаль, что так случилось, но я могу все исправить, госпожа Вурда. Я знаю, как все исправить.       — Заткнись! — завопила Серафима, снова сражаясь с демоном внутри себя. — Ты ничего не сможешь!       Серафима не могла смириться с поражением. Ала Вурда готова была прислушаться. И в этом была вся соль. Побежденные не плачут. Побежденные желают отыграться. Я шумно выдохнула, прикоснувшись к тому месту, где была печать. Она отозвалась легкой пульсацией, а Серебрянская едва ли не взвыла.       — Ты все погубишь! — зашипела она, опустив руки. Арман же не сдвинулся с места, могучий повелитель огня. — Нижний мир не пощадит ничего и никого, как ты не понимаешь!       — Точно так же, как ты не пощадила ни одну из ведьм ночи? — уточнила я, выйдя из-за спины некроманта. — Ты проиграла, Серафима. Все закончится здесь, и эта сказка будет не о победе добра над злом. Она будет о том, что пора прекратить всяческие противостояния и жить в мире.       — Какая красноречивая маленькая ведьма, — ядовито прошипела Серафима, а Арман угрожающе взмахнул пылающей рукой. Я чувствовала его боль и слабость, поэтому с этим цирком пора было заканчивать. — Но ты ошибаешься. Как и все вы. Твои никчемные бабка и дед сейчас заперты в Пустоте. В одном шаге от врат Нижнего мира. И ты отдашь мне печать, иначе бесы изожрут их души.       — Ты врешь, — севшим голос сказала я, а Серафима ухмыльнулась.       — Я до сих пор обладаю правом открывать портал в Пустоту.       — Значит, точно так же, как я, — мгновенно догадалась я, а лицо ведьмы исказило от отвращения и страха.       — Кишка для этого слишком тонка! Усмири своего цепного пса и отдай мне печать, чтобы я изничтожила ее пока твоя ненаглядная Таисия не сдохла, как и положено темным тварям!       — Забываешься! — вмешался еще один голос, и мне потребовалась пара секунд, чтобы понять, что он принадлежал Тиму. Вернее, Але Вурде, которая, видимо, до сих пор использовала его тело, как сосуд. Это осознание больно полоснуло по сердцу, но я даже не вздрогнула. — Ты обещала мне печать взамен на тело Яна Брянцева!       Я поняла, что что-то не так, когда воздух насквозь пропитался затхлостью, а за окном прогремели первые взрывы. Серафима вдруг выгнулась в неестественной позе, разделяясь надвое с громким отвратительным чвоком. Мы с Арманом одновременно выдохнули, а к нам навстречу вышагнул… Тим. Тот самый Тим, котогоро я видела в Казанском соборе и не могла поверить в реальность этого ожившего кошмара. Но теперь я знала, что сейчас передо мной была Ала Вурда, последняя из ведьм ночи, сгоревшая на костре в день рождения первого экзорциста обоих миров.       — Позволь мне забрать печать. Я покажу, как запечатать Нижний мир и вернуть ведьм ночи, — знакомый голос звучал спокойно и мягко, в карих глазах — знакомое тепло. Бесовская магия осталась в теле Серафимы, оставив лишь личину неспокойного духа, ищущего пристанище. — Поспеши, ведьма Мирослава. Люди… беснуют, — дух посмотрел в сторону окна, где клубами извивалось межпространство, куда их поместила Дорофея, но даже сквозь эту пелену я слышала стоны родного города.       Каравайчик сорвался, границы обоих миров истерлись. Я слышала от Агнии, что все Шаманские Дома обоих миров готовятся к катастрофе, если сегодня у нас ничего не выйдет. Дорофея тоже слабеет — мы все ближе к реальности, и времени у нас осталось до обидного мало.       Раз. Я протягиваю ладонь. Два. Арман вдруг вскрикивает и падает без сил, его бьет крупная дрожь. Три. На моих губах застывает отчаянный крик, смешанный с болью. Четыре. Серафима срывается с места. И пять. Купол с треском осыпается под колдовским ударом Харитона Кудесова.       Единственным, кто способен совладать с беснующейся ведьмой, наполненной великой силой, был ее избранный. И только он мог прекратить это безумие.       Я затуманенными глазами наблюдала за тем, как Харитон взмахом руки обездвижел Серафиму, глядя на нее сурово и мрачно. Та попыталась взбрыкнуться, но против его силы пойти не смогла. Избранные равны друг другу, и если будет необходимо, сразятся в честном бою до победы одного из них. Серафима была слишком могущественного для любого колдуна или ведьмы, но только не для Харитона. Сейчас он был сильнее всех нас вместе взятых.       — Что же ты делаешь, — тихо произнес хозяин хижины у озера и встал вплотную к возлюбленной. — Что же ты такое делаешь, милая моя Фима?       — Пшел отсюда, — прошипела она, сдерживая рыдания. Я видела блестящие в уголках ее глаз слезы. — Ты ничего не понимаешь!       — Я все понимаю, моя драгоценная, — Харитон грустно покачал головой. — Ты перешла все дозволенные границы… и понесешь наказание.       — Я хотела вернуть Яна! Я могла его вернуть, как ты не понимаешь, — она все-таки сорвалась на крик. — Неужели ты… не любил его?.. Ответь мне…       — Я любил Яна, — Харитон ласково обвел пальцами линию ее лица, но ведьма лишь яростно мотнула головой. — Больше жизни любил, но своей, а не чьей-либо, пойми же ты наконец.       — Ты просто мерзавец, — прошипела она, закрыв глаза. — Черствый, бессердечный…       Дальнейшие ее причитания я не слышала, потому что вдруг явился Мирон, такой шумный и бойкий, что я могла бы даже заразиться его мощью, если бы не была так обессилена. Кузнец торопливо оценил обстановку и опустился возле Армана, который, кажется, потерял сознание. Но когда некромант нехотя открыл один глаз, я убедилась в обратном.       — Что же вы, господин учитель, — Мирон осторожно помог ему подняться сквозь шипящие стоны. Я подорвалась к ним, но с удивлением поняла, что не могла даже встать с пола. — Поднимайтесь-ка…       Сторонний наблюдатель — я. Мои глаза нашли Алу Вурду, которая стояла предо мной в своем истинном обличие — молодая, еще совсем девчонка, ведьма с длинными рыжими волосами, она смотрела на меня в немом ожидании.       — Идем, — шепнула она и вдруг резко развернулась на босых пятках, следуя куда-то вперед, где не было ни времени, ни пространства, и я побежала за ней, на сей раз легко поднявшись.       Лишь на мгновение обернувшись, я успела заметить, что тело Тима осталось лежать в комнате, и над ним тут же склонился Лука, не стесняясь своих горячих слез. Но долго смотреть я не стала — принялась догонять Алу, уходя все дальше и дальше от дома. От своего мира в целом.       Мы шли долго в абсолютном молчании. И вокруг не было ничего, ни света, ни тьмы, только абсолютная и великолепная в своем могуществе… Пустота. Я шагала за рыжеволосой девушкой, отпуская все свои мысли и воспоминания, словно ведьмы Мирославы Охтовой никогда и не существовало. Чистая душа, абсолютно обнаженная. Без сомнений, без страхов, без чувств.       — В Пустоте обитают нерожденные души, — вдруг будничным тоном сообщила Ала Вурда, вдруг остановившись. — Смотри, — она указала куда-то в сторону, и я увидела там обезличенные силуэты, они были чистого белого света, такого невинного, что даже слезы на глазах наворачивались.       Я шумно вздохнула, когда одна из душ вдруг подплыла ко мне, совершенно бесстрашная, как любой другой ребенок. Это была девочка, я не знаю, почему подумала именно так, но почему-то была уверена, что когда она родится, у нее будут смешливые карие глаза и родинка под нижней губой.       — Как тебя зовут? — глупо спросила я, но осознала, что у нерожденных душ нет имен, я поздно. Девочка издала что-то вроде смешка, подплыв совсем вплотную.       — Когда увидимся в следующий раз, скажи мне, как меня зовут, — душа обласкала меня мягким теплом и вернулась обратно к сестрам, но отчего-то я чувствовала на себе ее взгляд. Внимательный, честный. Она меня запомнила. И я запомнила ее тоже.       Ала Вурда наблюдала со стороны, словно выжидала какого-то особого момента. словно специально меня сюда привела. Я перевела взгляд на ведьму, и та медленно кивнула, сверкнув глазами насыщенного зеленого цвета.       — Эти души могут родиться ведьмами ночи, если только ты дашь им на это разрешение, — сообщила она, и голос ее был тягучим, словно туман.       — Как мне это сделать? — хрипло спросила я, оглянувшись на резвящиеся силуэты.       — Стань Верховной Ведьмой, — Ала пожала плечами, и ее взгляд вспыхнул огнем. — Пообещай мне, что станешь Верховной Ведьмой, Мирослава Охтова, и я расскажу, как раз и навсегда запечатать Нижний мир. Я и мои сестры больше никогда вас не потревожат. Иначе оба мира падут — границы истерлись, бесы выбираются наружу. У тебя мало времени. Твой город умрет первым.       — Что? — мое сознание словно воспламенилось, и все мысли, воспоминания, вернулись, обжигая раскаленными прутьями. — Как выбираются?..       — Я открою Нижний мир, но нужно будет загнать всех выбравшихся туда. Пообещай, что станешь Верховной Ведьмой и вернешь право сестрам Ночи творить свою магию, — жестче повторила Ала Вурда, а я вздрогнула.       — Я клянусь жизнью, — тихо, но четко произнесла я, и бесовщина кивнула, неожиданно щелкнув пальцами.       — Тогда забирай ведьму Таисию и гоните бесов на Дворцовую площадь, — вдумчиво приказала она. — У вас не так много времени, чтобы медлить.       Я не успела среагировать, как рядом со мной появились Таисия и Лазар, уставшие, измотанные, а бесконечность Пустоты сменилась дождливыми питерскими улицами. Лицо Алы Вурды истлело в пространстве, а город стенал от боли.       — Но как мне это сделать? — отчаянно крикнула я, на что демоница только ухмыльнулась.       — Подумай, говорящая с городом.       Ее слова вцепились в мое сознание, заставляя судорожно соображать. Таисия и Лазар молча смотрели на меня, не смея даже слова сказать. А я сейчас не отказалась бы от мозгового штурма, если честно. Брусчатка под моими ногами медленно покрывалась пятнышками моросящего дождя, люди вокруг сновали в каком-то тревожном отчаянии, кто-то кричал, кто-то плакал, и отовсюду слышалось жуткое, леденящее душу пение. Так звучит песня Мракоблудня, и я это поняла на каком-то подсознательном уровне. Одной мне всех бесов не загнать. И люди мне здесь не соратники.       — Помоги, — прошептала я, сев на колени и прикоснувшись лбом к городской брусчатке. — Помоги мне!       Услышьте меня, Атланты. Сойдите со своих пьедесталов и защитите людей и этот город. Спускайся, Медный Всадник. Гони бесовщину в сторону дворца. Срывайтесь с мест, псы Поднебесной. Встаньте рядом со мной.       Я закрыла глаза, чувствуя, как под моими ладонями оживает земля, стены, площади и памятники, пробужденные моим даром. Город загудел, заверещал, зашевелился, и на глазах миллиона людей атланты и Медный Всадник сошли со своих мест. Скульптуры и памятники покинули стены своих музеев-тюрем. Я смотрела на то, как они смыкаются кольцом вокруг взбеленившихся бесов, поджимая их в наказанное Вурдой место. Эней увидел меня, и в эту же секунду схватил за горло обезображенного монстра, покинувшего Нижний мир. Люди в панике бежали прочь, но я прекрасно знала, что они не видят того, что вижу я. Они не поверят в эту сказку, происходящую у них на глазах, и все забудут, ведь им свойственно забывать чудеса.       Псы из зала Азии в Эрмитаже бросились к моим ногам, каменные стражи. Я оторопела, но в следующую секунду учтиво поклонилась, благодаря их за помощь. Глаза умные, живые, лапы сильные, быстрые. Головы ладные, покорные, но своенравные. Я смотрела на них и чувствовала тепло, исходящее от камня, хранящего тепло своих мастеров. И сейчас неважно было, какой эпохе и какой стране принадлежали эти изваяния, важно лишь было то, что они откликнулись на мой зов, пришли на помощь. В скульптурах оказалось больше человеческого, чем в самих людях, которые откликнулись только на зов тьмы.       — Удивительный дар, — неожиданно прошептала бабушка, про чье присутствие я совершенно забыла. Она смотрела на то, как в паре метров от нас Мадонна с ребенком на руках гонит мелкого беса в стону Дворцовой площади. Бесстрашная в своей материнской силе.       — Помогите, — шепнула я псам, и они бросились на подмогу. — Вам нужно уходить, — я с мольбой посмотрела на Таисию и Лазара, сжимая их руки. — Я здесь справлюсь. Пожалуйста, идите. Там… Арман, он…       — Мы позаботимся о нем, милая, — Таисия бессильно улыбнулась и вдруг порывисто обняла меня, судорожно вздохнув. — Мама бы гордилась тобой. И папа гордился бы тобой. Смелая ведьма Мирослава. Говорящая с Городом и повелевающая им.       С этими словами она отстранилась, а я побежала в сторону Александровской колонны. Туда, куда стекалась вся тьма, обида и ненависть обоих миров. И я была в силах, чтобы с нею справиться.       Бесовщина брыкалась, пыталась убежать, но город не позволял ей этого сделать. Сама Дворцовая площадь вдруг ожила, начав бугриться и вспениваться, словно непокорное море. Я смотрела на это, едва не плача. Я, наконец, догадалась, чей голос я слышала на протяжении всего этого дня. Приглушенный, мягкий, такой родной. Это Город со мной говорил, поддерживал. Город в своей огромной ипостаси, всей своей вековой душой, он взывал ко мне и отвечал на мои мольбы.       — Ты услышал, — я все же разрыдалась, уже окончательно обессилевшая. — Ты услышал меня!..       А на Дворцовую площадь волоком притащили последнюю демоницу. И Ала Вурда вскинула к небесам руку, в которой держала печать, на последок одарив меня взглядом, полным уважения и гордости. Жаль, что мне это уже было ни к чему, потому что зачем взгляды и благодарность той, которая от бессилия потеряла сознания, рухнув на заботливо подставленную руку атланта. Мой бой подошел к концу.       Как и сказка, рассказанная первой ведьмой ночи новой Эпохи.