Я пришла в себя только через несколько часов (или дней?) бессмысленного брожения в густой темноте. Ощущения были такие, словно из меня всю душу выпотрошили, а потом решили запихать обратно, но всю измяли и исцарапали. Открывать глаза не хотелось, но залежалась я и так достаточно. Пересилив себя, я увидела Луку и Тимьяна, сложивших головы по обе стороны от моей кровати. Они спали, утомленные, измученные, но спокойные и бесконечно счастливые. Для нас все закончилось. Но для нас же все и началось.
Я мягко улыбнулась, почти что невесомо проведя по волосам светоча, и отметила, что давно не чувствовала себя в абсолютной безопасности. А это чувство стоило всего того, что со мной случилось. Что случилось со всеми нами. Старший шаман от моих шевелений только проворчал что-то во сне и нахмурился, продолжая сладко посапывать. Будить мне их совсем не хотелось, но узнать, что было в конце истории все же было нужно.
Осторожно нагнувшись к Луке, я прижалась к его виску губами, выждав несколько секунд, чтобы тихо позвать его по имени. Светоч молниеносно раскрыл глаза, уставившись, словно вдруг увидел призрака, а потом резко подскочил и навалился на меня с объятиями, тяжелыми, крепкими, словно груз всех его переживаний. Я молча обняла его в ответ, шумно выдохнув в его плечо, и позволила себе закрыть глаза, раствориться в этом моменте. Живой. Настоящий. Родной.
— Ягодка, — его голос был тихим и слабым, словно всю свою силу он направил в свои руки, которые едва ли не до хруста костей сжимали меня саму. — Как ты себя чувствуешь? — он слегка отстранился, чтобы посмотреть в мои глаза. Я улыбнулась, кончиками пальцев погладив его щеку.
— Все в порядке, Лу. Как ты? Как Агния и Римма? Арман?.. — на последнем имени мой голос дрогнул, но Лука только обнадеживающе качнул головой, молча уверяя, что с ними со всеми все хорошо.
— Шайдура дольше твоего спит, ведьма Мирослава, — зевнув, сообщил проснувшийся Тимьян, и я повернула голову в его сторону. — Лекари долго выхаживали его тело, сожженное пламенем…
Он осекся, потому что Лука предупреждающе зашипел, заставив шамана смущенно кашлянуть и отвести взгляд. В моем сердце заклокотала тревога, такая сильная, что с ее помощью можно было снести и заново отстроить целый город. Последние воспоминания накрыли меня кипящей волной, и я дернулась в объятиях Луки, пожираемая страшными видениями. Сначала ведьмин огонь, потом пламя Самайна — и все это набросилось на него одного, на моего сильного, но бесконечно уставшего Армана. Губы мои задрожали, но светоч, мгновенно считав с моего лица все мои эмоции, тут же бросился объясняться.
— Некроманты рождены, чтобы переживать боль, — торопливо заговорил он, взяв мое лицо в обе свои ладони. — Арман в полном порядке — все ожоги почти сошли, он сейчас просто спит. Он бодрствует довольно долго, слышишь, Ягодка? Даже заходил к тебе, не переживай, тебе сейчас нельзя, итак сил достаточно истратила.
— Хочу к нему, — заявила я, кое-как взяв свои чувства под контроль.
— Само собой, — Тимьян важно кивнул, первым поднявшись на ноги и пройдя к двери. — Он тоже будет счастлив тебя увидеть, ведьма.
— Пару секунд, — Лука тяжко вздохнул, медленно кивнув шаману. Тот на мгновение нахмурился, но потом, словно поняв, о чем речь, торопливо попрощался и выскользнул за дверь. Я же оставалась в немом замешательстве.
Лука не торопился пояснять. Смотрел на меня внимательно, изучающе, словно пытался убедиться, что все последующие слова не ввергнут меня в состояние шока или транса. В ответ на его очередной беспокойный взгляд я только фыркнула. Кажется, я совсем недавно оживила целый город, вряд ли сейчас меня может что-то удивить. Словно прочитав мои мысли, светоч вздохнул и сжал мою ладонь.
— Ала Вурда запечатала Нижний мир, — медленно начал он. — Теперь границы всех миров снова четки и надежны. Твой дар исчерпал себя сразу, как ты потеряла сознание, но все твои… творения успели вернуться на свои места, — Лука смешно сморщил нос. — Печати больше у тебя нет, поэтому больше тебе ничего не угрожает, — он как-то грустно вздохнул, и я с улыбкой погладила костяшки его пальцев. Светоч ответно улыбнулся, продолжив. — Главы всех Ковенов осведомлены обо всем, что случилось. Ефросинья Кудесова и Владлена Доброчарова позаботились о том, чтобы каждая ведьма восприняла тот факт, что прославленная Серафима Серебрянская оказалась чудовищем, — мне потребовалась пара секунд, чтобы вспомнить, что Владлена — это мать Елисея.
— И что с ней теперь станет? — я сглотнула горький комок, застрявший в горле.
— Ее лишили магии и отправили в Нечародейный мир, — как-то жестко ответил Лука, мигом посмурнев. — Харитон передал ее главе Невского Ковена, ведьме Оксане Леонтьевой, и сам отказался от магии, отправившись следом за ней.
— Кто знает, может, они оба там станут счастливее? — задумчиво произнесла я, не сразу поняв, что все же сказала это вслух. Лука серьезно кивнул.
— Надеюсь, так все и будет. Ягодка, — он вздохнул, сцепив пальцы в замок. — Верховная Ведьма изгнана из Чародейного мира. Сейчас начнется долгий процесс возвращения Сестер Ночи… а ты единственная, кто имеет доступ к знаниям Верховной и единственная, кто владеет магией белого пламени.
После его слов в моей голове, как и в комнате, стало тихо, словно разом отключили все внешние и внутренние звуки, сожгли все мельтешащие перед глазами мысли. И все это значило только одно — мне предстоит занять место Серафимы Серебрянской, как и положено случиться в конце каждой сказки. Я лишь осторожно улыбнулась, приняв тот факт, что к привычной жизни мне вернуться все же не удастся, какая досада. Но даже здесь у меня на все были свои планы, и подстраиваться под мир я не стану. И об этом все узнают, как всегда, под самый конец, а пока…
— Лу, отведи меня к Арману. Я прошу тебя.
Светоч пару секунд не спускал с меня вопросительного взгляда, но потом все-таки сдался, и коротко кивнул, помогая мне встать с кровати. Тело ослабело, но простые команды все же выполнять было до сих пор в состоянии. Каждый шаг давался мне с усилием, и я чувствовала, как застоявшаяся магия с новой слой и напором потекла по моим венам, возвращая органам и мыслям способность к жизни. К новой жизни, прекрасной, долгой.
Только сейчас я заметила на прикроватной тумбе вазу с влажными свежими орхидеями, черными и белыми. Мне не нужно было долго думать, чтобы догадаться, от кого они были.
Выйдя в коридор, я догадалась, что нахожусь в доме Дорофеи и ее семьи. Моей семьи. Я улыбнулась, ведь теперь эти думы давались мне с легкостью и какой-то окрыляющей радостью. Все закончилось, а впереди — целый мир, и я была счастлива покорять его в окружении этих людей. Всех тех, без кого бы я точно не справилась.
Словно зная, к кому я направляюсь, навстречу к нам не вышел ни один из обитателей терема, хотя многоликие голоса, доносившиеся из кухни, я слышала отчетливо. Я обязательно выйду к ним, утону в свете и улыбках, но пока меня волновал только один человек. Лишь тот, чье имя на протяжении долгих минут набатом било по моему сердцу. Арман. Мой нежно любимый Арман. Все закончилось, драгоценный, все теперь станет хорошо. У нас обоих.
Лука выпустил мою руку в нескольких шагах от двери в комнату, и я обернулась, встречаясь с его ободряющей улыбкой. Он уже столько раз провожал меня, отпускал, доверял другим, но лишь теперь я поняла, что все это делать было необязательно, ведь с началом новой жизни старая не заканчивается, не испаряется. Я вздохнула и напоследок прижалась губами к его щеке как обещание вернуться к нему этим же вечером. Обретая одно, необязательно навсегда прощаться с другим. И хорошо, что я все же это поняла.
Лука остался за порогом, и я втянула терпкий и густой аромат лечебных трав, окутавший комнату, словно туманы. Сердце мое застучало часто и беспокойно, когда глаза нашли того, к кому оно стремилось. Арман лежал на животе, и его полуобнаженное, покрытое многочисленными рубцами и высохшими ожогами, тело было только слегка прикрыто смятыми простынями. Я бесшумно выдохнула, плавно скользнув к нему, обуреваемая бесконечностью чувств. Сердце сделало дикий кульбит, и я, не выдержав, с ногами забралась на его кровать, только успев скинуть черевички. Коснуться не решалась, нависнув над ним, и едва сдерживала слезы. Слезы облегчения, вины, радости, непередаваемой тоски и ликования. Так много всего смешалось во мне, что ни один даже самый чуткий эмпат не смог бы разобрать всего букета моих переживаний.
— Арман, — я произнесла его имя сокровенным шепотом, пробежавшись взглядом по узорам шрамов — каких по счету нашей истории? Я уже устала считать. Не хотелось думать, с помощью чего он так долго и крепко спал — сомница слыла дрянной вещью. — Арман, — я почувствовала, как задрожали мои губы, и поспешила прижаться ими к смуглому плечу, узнавая запах и вкус его кожи. Огонь и хвоя, пряности, совсем немного кофе и лекарств. — Я так соскучилась… так соскучилась, — и я знала, что прошло совсем немного времени, но с тех пор, как я была с ним честной — достаточно, чтобы оплакивать разлуку. Теперь я не лукавила, не стремилась затмить его взор. Теперь я просто я, без геройств, без долга и страхов. Просто ведьма, пламенная, горячо любимая и отчаянно любящая. Ведьма, такая безрассудная и такая… счастливая.
— Мира, — его голос прозвучал совсем слабо, и мужчина шумно вздохнул, резко раскрыв глаза и фокусируясь на мне. — Моя милая Мира, — ему потребовалась пара мгновений, чтобы определиться с реальностью происходящего и утянуть меня в жаркие объятия. — Моя… милая… Мира, — он зарылся носом в мои волосы, жадно вдыхая их запах, словно он заменил ему воздух.
— Арман, — я вцепилась в его плечи, едва ли не рыдая от неясного облегчения. Вместе. Теперь точно. — Как ты? Все хорошо? Что потом случилось? Я видела, как Мирон… — я задыхалась в собственных словах, пока мужчина выцеловывал каждый сантиметр моего лица, то медленно, вдумчиво, то торопливо и страждуще.
— Ты просто исчезла, — с неясной болью сообщил Арман, впрочем, даже не думая отстраняться. — Мирон пытался меня вывести, но…
— Ты искал меня, — все мое естество подпрыгнуло к самому горлу, когда я представила, как Арман, изнуренный, раненный, шарахается по пустой квартире, бессильный, словно запертый в клетку хищник. — Я была в Пустоте… Ала Вурда показала мне нерожденные души, — я прикрыла глаза, вспоминая момент. Колдун сбавил обороты, теперь лишь нежно меня обнимая. — Знаешь, я встретила там… кое-кого, — слова застряли в горле, и я хмыкнула, решив уберечь это известие на потом. Когда придет время, я назову
ее имя.
— Кого? — Арман заглянул в мои глаза, но я лишь хитро улыбнулась, примкнув к его губам в пламенном поцелуе. Жар его тела окутал меня пуховым одеялом, и я упала на его грудь, вжимая мужчину в кровать. Я прекрасно знала, что при всем желании он смог бы легко меня сбросить. Но не станет этого делать ни за что в жизни, такой покорный, мягкий, ласковый, совершенно разомлевший от касаний. — Мира, — он едва успел произнести мое имя перед новой порцией поцелуев, шумно выдыхая. Загорается по щелчку. Я широко улыбнулась, тесно прижимаясь к его телу. Почти обнаженному. Готовому.
— Мне так стыдно за ложь, — я коснулась носом его уха, проследив за табуном мурашек, пробежавшим вдоль его плеча. — Я ведь с самого начала собиралась убедить Алу Вурду все окончить миром… с самого начала знала, что случится. Если бы я… поспешила, если бы только…
— Мира, — Арман не дал мне закончить губительную фразу, мягко накрыв щеку ладонью. — Ты все сделала правильно. Прошлое остается прошлым, и мы не в праве о нем жалеть. И… я бы не простил себя, если бы ты сгорела в тот день в белом пламени.
Я молча улыбнулась в ответ, наклонившись словно ласковая кошка. Воздух пах древесиной и смолой, а два сердца отбивали один и тот же ритм. Я смотрелась в черные глаза напротив, узнавая в них необъятную любовь ко мне одной. И весь этот мир — для нас двоих. Хотя бы на пару часов.
— Единственный огонь, в котором я готова сгореть, — жарко прошептала я, едва ли касаясь его губ своими, — это тот, которым повелеваешь ты, — Арман ощутимо вздрогнул, но я тут же отстранилась, поведя плечами. — Знаешь, кое о чем я все-таки жалею, — задумчиво протянула я, оставив на его пальцах теплый поцелуй. А потом в моих глазах затанцевали бесенята. — О том, что сделала, — я перешла на шепот, мягко скользнув ладонью по его обнаженному животу. Арман вопросительно выгнул бровь. — Что сделала тебе больно, — выдохнула я одними губами, резко сместившись к его ногам. Колдун только неловко дернулся, вмиг став пунцовым. — Но, к счастью, я знаю, как загладить вину, — деловито произнесла я, игриво коснувшись простыней, которые с натяжкой перекрывали все, что было ниже поясницы. Арман жалобно простонал, когда я подцепила края мятой ткани, нарочито медленно убирая ее в сторону.
Насколько я могла судить, то ударила под коленом я достаточно сильно, не жалея тогда ни себя, ни Армана. Чувство вины опалило сердце, и я нагнулась, осторожно целуя поврежденную мною ногу, обвела каждую родинку, словно художница, пока Арман даже дышать боялся, слегка прогнувшись в пояснице. А ведь я даже не приступила к самому интересному, выцеловывая место ушиба, будто колдовать вздумала. Целомудренно, мягко. Не так, как стану чуть позже.
Видеть Армана распаленным и жаждущем мне безумно нравилось, но когда от его возбуждения сам воздух начал плавиться, я мягко отстранилась, подняв на него глаза. Твердая пульсирующая плоть до сих пор была накрыта простынями, и я, больше не медля, сдернула ткань. Арман тут же попытался подняться, чтобы хоть как-то повлиять на процесс, но я без шанса на иное прижала его бедра к постели, хищно сверкнув глазами. Некромант до самого конца не улавливал суть того, что я собиралась сделать, пока я не наклонилась, вобрав его в себя едва ли не на половину, мягко обхватив губами.
Вздох, смешанный со стоном блаженного наслаждения, отразился эхом о стены, и я очень хотела верить, что никто этого не слышал. Да если и слышал — подумаю об этом потом.
Я хмыкнула с его пламенной реакции, неторопливо двигаясь, чутко улавливая то, что ему было нужно. Нареченные, избранные, нужные, до безобразия поглощенные друг другом — такими мы были здесь, в дне, освященном миром и победой. И дальше была только вечность.
***
Ведьминские свадьбы всегда были самыми яркими, самыми шумными и самыми пьяными. А свадьба, сопряженная с праздником новой Верховной, и того войдет в историю обоих миров.
Я никогда не была расточительной на время, поэтому решила соединить два торжества в одно, чтобы дальше уже решать проблемы насущные. Сегодня ведьмы, колдуны и духи признают меня новой Верховной, которая должна будет возглавить все Ковены и один Уральский одновременно, так, как раньше возглавляла Серафима. Прибудут главы всех Ковенов Чародейного и Нечародейного миров, и тогда при всех я объявлю о возвращении темных ведьм и праздника Мракоблудня. Исполню обещание, данное Але Вурде. И обещание, данное самой себе.
Мысль о том, что у меня в планах было кое-что еще, более серьезное, о чем не знает никто, кроме одной-единственной ведьмы, которая в честь праздника магией выкрасила свои волосы в ярко-красный цвет с вкраплениями золотых прядей. Двоюродная сестра не восприняла мою идею в штыки, но и особым энтузиазмом не плескала. Впрочем, кому как не ей идти против привычных правил? Уж Дорофея знает, что такое быть против всех. Быть той, кто станет сражаться с консервативными взглядами и осуждениями. А сегодня я мечтала положить конец последним предрассудкам.
Верчась перед зеркалом, я придирчиво рассматривала странноватый наряд, выданный Таисией. Темно-бордовое платье с многочисленными оборками и бусинами не выглядело тем, в котором стоило выходить замуж, но и другого выбора у меня не было. К тому же, платье не потрудилось рассказать, что именно в нем мама вышла замуж за отца, а Таисия за Лазара.
— И все-таки нужно кое-что поправить, — задумчиво произнесла я, дернув за потрепанную оборку. — Рада, потрудись-ка, милая, — задорно позвала я фамильяра, которая до обидного удобно устроилась на коврике, подставляя мордочку прямо солнечным лучам. Кошка презрительно фыркнула, но все-таки поднялась на лапки, нарочито медленно подойдя ко мне.
— И чего тебя не устраивает, Верховная? — проворчала она, сев у моих ног, а я снова посмотрела в зеркало.
— Пока еще я не Верховная, — я поморщилась, сжав ткань на талии. — Нужно укоротить. Убрать эти странные рюшки. Убавить бусин и… сменить цвет. На белый?
— С учетом того, что ты собралась сделать, — протянула Рада, широко зевнув, — я думаю, это здравое решение. Боюсь только, Таисия не будет от этого в восторге.
— Как и все те, кто не знают о моей идее, — я махнула рукой, ожидая, когда фамильяр начнет творить магию. Мне было запрещено этим заниматься до начала торжества как дань традициям. Видимо, бабушка за тем и выдала мне семейную реликвию, чтобы я не смела ее портить. Прости, ба.
С того дня, как Ала Вурда запечатала Нижний мир, прошел целый месяц. Февраль в Санкт-Петербурге выдался бесснежным и пасмурным, как и любой другой. Подготовка к празднеству прошла в дикой суматохе, во время которой меня утягивали из одного Ковена в другой, чтобы ведьмы лично убедились в том, что я
та самая лунная орхидея. Шаманские Дома и Семьи Экзорцистов проявляли чуть меньше внимания, но и он них мне досталось с лихвой. Лоймола и Тамру выступали моими личными представителями, а Ярослав беседовал с экзорцистами. Не всем нравился тот факт, что белым пламенем единолично владеет неопытная ведьма, которая свой первый Шабаш посетила совсем недавно и до кучи всю сознательную жизнь провела на Нечародейной стороне мира. Много всего пришлось выслушать, но отказываться от возложенного на меня долга я не собиралась. Я стану Верховной Ведьмой. Я верну Мракоблудень. Я буду жить без сожалений.
Но был один человек, который волновался побольше моего. Моих губ коснулась мягкая улыбка, пока Рада кардинально меняла платье, руководствуясь моими пожеланиями. Арман весь этот месяц словно на иголках сидел, неизменно посещая со мной каждую встречу и мрачной тенью стоя за моим плечом, пока старые ведьмы и могущественные шаманы в лицо упрекали меня за молодость и безответственность. Оживить целый город! На глазах у стольких людей! Хорошо, что Таисия Злобина тоже владела магией дождя забвения, и мы избежали катастрофы тотальных масштабов! И это еще малая толика всех тех обвинений, которые мне довелось выслушать.
Я предпочитала молчать. Арман предпочитал лезть врукопашную, невзирая на статус и уровень магии обвиняющих. Лука, который тоже был со мной, останавливал некроманта, едва ли не утягивая его за шкирку. В конечном итоге все оканчивалось хорошо, стоило мне с холодом на устах объяснить всю ситуацию, тогда замолкали даже самые горячие на руку и мысли. Попробуй поспорь с ведьмой, которой известны все тайны этого мира. На чьей стороне сам этот мир во всей своей ипостаси. И огромная колдовская семья, два шаманских дома, один из двух Первородных Светочей и самый могущественный некромант Урала и дальше в Сибирь. Никто не посмеет тягаться с моею силой. И с моей семьей.
— Мечтательная какая, — тут же усмехнулась Рада, заканчивая творить волшебство. Я вернула взгляд на зеркальную гладь, едва ли не ахнув от восторга.
Платье, обращенное Радой, не утратило ведьминского антуража, хоть и перекрашенное в белый цвет. Укороченный до середины икр подол украшали все те же деревянные бусины и перья, но теперь смотрелись куда более органично, с плеч лился полупрозрачный шлейф, а широкие рукава напоминали легкие крылья. От бардового остались только алые пятна, словно лепестки орхидей, и, приглядевшись, я увидела, что это они и были. Лунная Орхидея. Рада обратила меня Лунной Орхидеей.
— Пора, — фамильяр важно облизнулась, первой направившись к двери, за которой меня ждала целая жизнь.
По колдовским традициям Верховную Ведьму никто сопровождать в Долину Сатиров не должен, но по дороге к жениху с ней обязана быть старшая родственница по женской линии, и в моем случае это была Таисия, которая караулила меня у порога. И лишь я вышла, вылупила на меня глаза, до конца не осознавая, что я сотворила с семейным платьем. Впрочем, ни упреков, ни жалоб не последовало — бабушка только сокрушенно вздохнула, покачав головой.
— Своенравная. Верховная должна быть такой, — она одобрительно цокнула языком, ожидая, пока Рада сотворит для нас переход.
— А Верховная должна вернуть тебе магию и фамильяра? — лукаво уточнила я, нарвавшись на ошарашенно раскрытый рот. Таисия замахала руками, призывая не каркать.
— Пламень еще не принял тебя, а ты уже паясничаешь, — проворчала старшая ведьма, насупив брови. А я сделала вывод, что об этом Таисия даже и мечтать не смела.
— Просто спрашиваю, — я пожала плечами, напустив на себя делано-равнодушный вид.
«А ведь это я еще не сделала задуманное мной изначально», — про себя усмехнулась я, тихо вздохнув. Этот день многое решит.
Портал поглотил нас, перенося в излюбленное всеми ведьмами место — Долину Сатиров, под кроны многовекового дуба, который свидетельствовал все Шабаши, Каравайчики, посвящения в Верховные… и все Мракоблудни как следствие. Я задрала голову, любуясь широкими шумными ветвями, укрывшими едва ли не весь колдовской народ, собравшийся сегодня здесь. Я слышала шепот, кое-где срывающийся на крики, я слышала одобрения и ликование, слышала предостережения и сомнения. Но громче всего здесь звучала надежда, она срывалась с каждых губ, она лилась речами, она воспаряла в небо. Люди ждут. И, даже если не знают чего, но они ждут перемен, которые я им пообещала.
— Что бы ни случилось, мы будем рядом, — успела шепнуть Таисия, прежде чем нырнула в толпу. Все, кто пришел сюда со мной и ради меня, стояли чуть в стороне, и я сразу ощутила на себе их многочисленные взгляды.
Лука. Он смотрел с гордостью и той самой любовью, которая не угасала в нем ни на секунду. Агния. Подруга волновалась, то и дело дергая себя за манжеты торжественных шаманских одежд, моя поддержка, моя сила. Римма и Тимьян. Они появились в моей жизни неожиданно, словно ветер среди нескончаемого штиля, такие разные, такие уже родные. Елисей и Савелий жались друг к другу, остро реагируя на каждое сказанное против меня слово. Не все сегодня пришли пожелать мне легкого поста, но были те, кто готов был меня защищать. Бабушка с дедушкой не стыдясь пускали слезу, а старшие маги, Ефросинья, ее муж и Аграфен, излучали полнейшую уверенность во мне и всем том, что сейчас должно случиться. Мирон улыбался, Федор ободряюще тряс рукой, Яна пару раз свистнула, получив от матери. И лишь Дорофея не спускала с меня внимательного, настороженного взгляда. В ней я с самого начала увидела лучшую версию самой себя и справедливо считала, что только с ней я смогу разделить свою ношу.
Арман стоял впереди всех, так близко ко мне, что я могла бы коснуться его рукой, если бы пожелала. Нареченный поймал мой взгляд, чуть подавшись вперед, едва сдержав себя, чтобы не броситься ко мне. Мой любимый родной мужчина. И ему я посвящу всю свою жизнь, но лишь тогда, когда возгорит Белый Костер.
— Серафима Серебрянская не была мне матерью. Не была мне подругой. И не была даже наставницей, — мой голос заставил замолчать всех и каждого, разносясь эхом по Долине Сатиров. — Она была женщиной, которая любила убийственно сильно и ненавидела достаточно много. И не понимала простой вещи — единоличная власть губит миры и порабощает сознания, — я замолчала, вскинув руки, и одним движением подожгла заготовленный хворост, и Белый Костер воспылал под симфонию громкого выдоха в унисон. Он потянул белые лапы к небу, доказывая всем, кто унаследовал силу Верховной Ведьмы. — Не будет счастья тем, кто делит все на черное и белое, — заявила я, с вызовом глянув на толпу. — Ведьмы Ночи были сожжены этим пламенем, пока вы молчали. И я не допущу того, чтобы такая сила находилось в руках лишь одной ведьмы. Сегодня я заявляю, что отныне будет существовать две Верховные Ведьмы — Светлая и Темная. И больше никто не будет обделен.
Закончив столь пламенную тираду, под молчаливый шок я двинулась в сторону Дорофеи, и возразить мне не смел никто. Я уже вступила в полномочия, став самым могущественным существом обоих миров. Вот только упиваться я властью не собиралась. Я поймала на себе взгляд Армана, в котором плескалось так много всего, что и не понять толком. Но ярче всего сияла необъятная гордость и такая же пламенная любовь. Совсем как Костер, зажженный мной.
— С этого дня Дорофея Кудесова становится полноправной владелицей магией белого огня и второй Верховной Ведьмой. Сегодня же родится первая ведьма Ночи.
Это заявление встретило многоголосные крики, но в большинстве своем главы Ковена одобряли этот импульсивный поступок. Здесь слишком давно не было справедливости. Шаманы под надзором Аиши и Векесы Тамру не смели противоречить, а экзорцисты сошлись на том, что мне удалось избавить мир от самого могущественного беса всех времен. Всю историю не рассказать и за несколько дней, поэтому лишь с годами колдуны и ведьмы узнают, кем именно был Аксель Стригой и по чьей вине последняя ведьма ночи стала злом во плоти. Эти сказки будут рассказаны чуть позже, не сегодня.
— Даже не верится, — прошептала Дорофея, взяв меня за руки. — Обоим мирам не удавалось достичь гармонии и за сотни лет, а ты все провернула за пару минут.
— Работы еще много, — я устало улыбнулась, ответно сжав ее пальцы. Сестра хмыкнула.
— Только подумаем об этом хотя бы завтра, — она хитро прищурилась, наклонив голову на бок. — На сегодня осталось кое-что еще.
Вторя ее словам, отовсюду послышалась робкая музыка, играемая сатирами, которые тоже были приглашены на этот праздник. Я медленно выдохнула, посмотрев за плечо Дорофеи. Она была права, меня ждал еще один этап. И он, наверное, был самым важным в моей жизни, если не считать тот, который будет сопряжен с девочкой-которой-я-дам-имя.
Арман шел мне навстречу. Горел Белый Костер. Галдели тысячи голосов, играла музыка. Рада вилась у моих ног, и целый мир был раскрыт мне нараспашку.
Однажды закончатся все сказки, о магах, героях и чудовищах. Однажды будут рассказаны все истории и забыты все развязки. Однажды даже ветер не вспомнит того, что случилось здесь. Но мир сохранит память о ведьме, которая вела с ним неторопливую беседу и умела слушать. О ведьме, на чьей свадьбе гуляли до самого утра и еще четыре дня после. О ведьме, которая научилась принимать зло в себе и людях вокруг.
О Мирославе Охтовой, Ведьме из Купчино.
КОНЕЦ
