Спутница белых ночей

— Что ? — Голубые глаза вспыхивают горящим ужасом, она, в прямом смысле готовая рвать и метать. Титяпкин учтиво склоняет голову, дожидаясь реакции Лёвы. Она важнее всего, мальчик упирается на свои же крепкие руки, задирает подбородок вверх, в неком равнодушие отводит глаза, куда-то в сторону. Во взгляде танцует бесятена, куда ж блять, наш пострел везде поспел. Острые зрачки плывут по мягкой траве вокруг себя, ему не хочется поднимать глаза, видеть, как она тушуется и бежит навстречу Лагунову, у того гонора больше, чем мозгов в черепной коробке. Затаив дыхание, девочка пробивает одними очами металлическую стену тушек, те и слово боятся сказать – трусы. — Что там с Валерой ? Её тон переходит на более напористый, с их капитаном конечно не сравнить, но тоже неплохо, хлестает мечом гнева, движется вперёд, от чего Титяпкину приходится юркнуть куда-то влево, мальчик потягивается, встаёт с холодной матушки – земли, взглядом смиряет дистанцию между Романовой и его муравьями. — Что там ? — Тотально без бурная физиономия, оголяет всё нутро хозяина. Он вовсе и не переживает за своего товарища по комнате, в которой тот, на заметку, и не спит. Этот вопрос скорее для галочки, перед девочкой, или перед самим собой, перед совестью, точнее её останками. Лёву, чувство вины совсем не беспокоит, нет угрызений за мальчиков, что при удобной ему ситуации, свою волю напрочь теряли. Наверное, он и не осознавал всей жути своих действий, или хотя бы пытался не осознавать, так легче жить. — Короче, с пистолетом его поймали, будет ему щас там такое.. — Дальше Полина не слушает, как взъерошенная волчица, бежит к своим детям. Только ребёнок её ждёт один, если его ребёнком назвать конечно можно, на сломанных ногах блондинка пролетает через густые ветви, по точному маршруту в голове добирается к дому Серпа Ивановича, сердце отдаёт бешеный ритм, а дыхание прерывается, выходя комом. Страх, что внутри не угомонить. Голубоглазая теряет координацию движений, с промежутком оказывается около необходимого ей места. Хочется закричать, просила же, но любая обида на Валерку таит, под весом необъятного ужаса за него. Если всё-таки поставят на учёт, а это совсем не шутки, вызовут родителей, что ещё хуже. Тем на работе всыпать могут, в ответ начнут сына чихвостить. И эта замкнутая цепочка, грядёт чреватой больных последствий. В первую очередь для Валерки. Полина опирается всем телом об старую деревянную дверь, сучки неприятно елозят, дотрагиваясь до молочной кожи. Пионерка старается восстановить дыхание, дабы там, побитую жизнью рыбу не имитировать. Свежий воздух обжигает лёгкие, а в виски ударяет тупой болью. « Меньше бежать дуре надо было » Светлоголовая отчитывает саму себя, только, вряд-ли ей это уже поможет. Пшеничные прядки спадают на кармазинное лицо, щёки горят адским пламенем, словно из бани вышла. Девочка поправляет локоны, после влетает в чужие хоромы, в самом коридоре она спутывается в один клубок с остальными, и через усилия оказывается около Ирины Михайловны, та слегка перепугана, собирает ребят, громко пересчитывает пары пионеров. Под звонкие голоса она не сразу замечает рядом стоящую Полину. Кидает на неё мимолётный взгляд, полной растерянности и непонимания. — Ирина Михайловна, можете подсказать, а где Валера ? — Девушка машет рукой, подталкивая девочку к остальным. Её словам она особого значения не придаёт, а по яростным звёздам в глазах, Полина и сама всё понимает. Говорить о нём никто не хочет. Вожатая поправляет волосы отходя назад. — В лагере уже твой Валера — С шипами агрессии отвечает девушка. Хохот набирает обороты, а хитрые взгляды со всех сторон раздражают, заставляя сжать зубы, до безумия. Лучше прикусить язык. Иначе, ей себя не сдержать, репутация, о которой так мечтала Романова, покрыта явственной грязью, без следа уважения. Ведь, она связалась с Лагуновым. А значит, сумасшедшая. Кресты, которые так любят ставить тут, один из них на ней. Уходя в самый конец колонны, девочка теребила край воротника, бессилие брало вверх, что дальше? Глаза упали на деревянный пол, покрытый слоем пыли и чужой грязи, после такой толпы пионеров ещё бы он остался в норме. — За дружка переживаешь ? — Слух пронзает знакомый, надменный голос, скрывая тень смеха, Бекля с гордостью рассматривал её, жадной хваткой проходился по красноватому лицу, будто она его и вправду интересовала. Хоть крошечку. Но нет, оскалив молочные клыки мальчишка стоял перед ней, ровная спина и наклон головы. Вот, что отличает его, и делает старым гвоздём среди гладкой двери. Гвоздём, который нельзя вытащить, либо вбить глубже. Он мозолит глаза, да вот только, её нервозность забавит. И пионер это не скрывает, девочка вздёргивает нос, держится, лишь бы своё раздражение не выдать. — Не твоё собачье дело — Холодным остриём, Полина проходится по его самолюбию. Что уж точно нельзя было выбить из Беклемишева, так это гордость, ощущение, что он с ней и родился. Девочка тоже, была не без короны на голове, но всё же есть в этих коронах разница : Её из тончайшего топаза, с нитями изумруда, кончики украшали лунные камни. Рассыпанный, как на полотне, жемчуг блистал в разных местах. Аккуратная, изящная, до боли в глазах. Представляет собой дух совершенства, с необычайным количеством камней и художественным сочетанием. А у Бекли она чиста золотая, с толстым слоем белого, а понизу расположился насыщенный шпинель, багровые оттенки, алмазные ветви плетённые малиновой лентой, напоминавшие вино. Почему-то в голове девочки он ассоциировался именно с вином, горьким на вкус, что оставался в памяти, и заседал на задворках сознания, время от времени напоминая о себе. И вместе они хорошо гармонировали, отображая луну и солнце. Мальчик смывает грим радости, наступает вперёд. — Романова, ты ничё не перепутала. Места своё знай. — Лёд громоздким слоем ложится в его глазах, в них светится та пелена злости, которую не видно сразу. Она усмехается, демонстративно задирает подбородок, даже на цыпочках ей с ним не поравняться. Не сказать, что блондинка была миниатюрной, рост у неё вполне хороший, в своём отряде она выше некоторых девочек, но разница в возрасте всегда давала о себе знать. Бекля был старше на два года, и уже мог ломать некоторые стоп – краны в лагере, о чём светлоголовая могла лишь мечтать. Ну как мечтать, вспоминая последние события, Полина старалась их обходить, а пионер с ноги в них въебывал. — Так, напомни мне его — Кончики коралловых губ тянутся ввысь, чем вызывают неоднозначную реакцию у собеседника. Бекля не злится, на долю секунды удивляется, гнев в нём гаснет, как прогоревшая спичка. А хитрые черти вылезают наружу, Романова вскидывает брови, Сибирское мёртвое озеро бурлит в её очах, мальчик издаёт смешок, не обращает на одногруппников никакого внимания, на то, как те пялятся, девочки обсуждают их, диву даются, а пацаны хохочут, но тихо. Потому что это – Бекля. Боже упаси с таким дело иметь, ещё пропишет. Блондин подходит вплотную, касается мягких прядей на затылке, оттягивает голову назад, отчего та непроизвольно скулит, всего на мгновенье, а после сжимает зубы так, что ни одно слово не услышишь. Их лица приобретают интимную для других дистанцию, и только по глазам можно прочитать. Здесь нет романтики, предвзятость к друг другу есть, неприязнь есть. А романтики нет. Взгляд пионера вновь становится холодным, как январский воздух ранним утром. С долей равнодушия, сжимает губы, та минута и он её в стенку вмажет, но нет. Девочек ведь не трогает, прилюдно не трогает, наверное. Этого Полина точно знать не могла, бил ли он женский пол когда-то, но скорее всего, только на моральном уровне уничтожал. А сейчас ему и пацанов бить запрещено, нет, не руководством, на руководство лагеря ему до одного места, своим руководством запрещено. Должен оставаться паинькой, и не портить образ « хорошего » — У моих ног — Бекля шипит ей прямо в лицо, так, что блондинка может почувствовать его дыхание, эмоции на молодом лице ураганом меняются, но острое желание оскорбить, остаётся до конца. Он сжимает песочные пряди сильнее, урываясь и оттягивая, с такой силой, что парочка волосков точно останется на полу. Блондин делает шаг влево, словно, теряя к ней всякий интерес, но в последнюю секунду голубоглазая его удерживает, за пионерский галстук. Тянет ближе, рывком к себе. Чем вызывает абсолютное смятение от происходящего. — У твоих ног, только собственные дружки. А ты, у ног того, кто тебя в такую мразь и превратил. — Романова выдаёт всё на одном дыхании, ведь больше возможности ему это сказать не будет. А если и будет, то только с ответкой, и непонятно в каком виде. Тон превращается в более жестокий, злобный, напоминающий рычание озверевшей кошки, Романова толкает его в сторону, с размаху вписывая куда-то в стену, и далее бежит, точнее, убегает с места преступления, ведь тронуть честь такого царя, ох как больно карается, на минуту Полина сравнивает Беклю с Лёвой, оба вампиры, в одной форме, с одними повадками. Похожи же. В голове всплывают чёрные глаза, беспросветные. Романова закусывает нижнюю губу. Нет, не похожи. . . . . Острый ноготь оставляет след на белоснежной коже. Полина сидит в коридоре, поговорить с Валерой ей так никто и не дал. Его увели на беседу со Свистуновой, а сейчас между собой вожатые решают какой-то вопрос, ребята несутся по коридору, а она, что так и осталась ждать друга, ютится на задрипанном стульчике, деревянном, давно использованном, спектр эмоций летит морской волной, накрывает полностью. И за эти добрые пол часа, она успевает усмирить свой гнев, и обойти эту ситуацию несколькими путями. Скорее всего, придётся брать ответственность на себя, вопрос стоит о его выгоне. И если уж будут выгонять, пусть обоих, Романова готова пойти на нотации от мамы, чем продолжать прятаться по углам лагеря, и дрожать от первого звука. Недавно смелая, решительная девочка, за несколько недель, успела превратиться в довольно напуганную, вечно плачущую, трусиху. Если не можешь решить проблему, просто отступи. Дай сделать это другому, не они, значит найдутся более смелые. Может, им не дано ? « А кому дано ? » В голове мелькает очевидный вопрос, скребёт совесть, кричит о нелогичности её решений. И вправду, здесь нет особенных, есть только более сильные духом. И даже как-то позорно сдаваться, но раз всё идёт к тому, что ставкой может стать их жизнь, Полина и отступить готова, силы столько в юной пионерки не имеется. Из трухлявой двери вываливается молодая девушка, Ирина Михайловна. Она суетится, что-то бормочет сама себе под нос. Вот интересно, когда вожатая бывает спокойной? Что не взгляни, вечно она куда-то спешит, вся трясется, безумно ответственная и эмоциональная. Водянистые глаза девушки, ловят любопытный взгляд пионерки. — Сейчас собрание будет. Насчёт Лагунова, идёшь? — Блондинка положительно кивает, сердце вновь трепещет, подвластное страху тело цепенеет. Мысли выедают рассудок, себе не признается, но винит. Ведь знала, и давала сама себе полное осознание, что он пойдёт и сделает. Теперь всё усугубилось. Нажимая верхними зубами на язык, так и норовит себе его откусить. — Да — Девичий голосок содрогается, словно опытного скрипача заменили молодым, совсем неумелым. Тем, кто никогда музыкальные инструменты и в глаза не видел, не то что прикасался к ним. Вожатая машет рукой уходя дальше, за остальными ребятами. Полина, как можно тише выдыхает. Боясь любого движения, вот-вот и сама себе шею сломает. Отчего-то, хочется сделать это прямо сейчас. В узком коридоре появляется горстка пионеров, некоторые из которых ей знакомы, слева девочки из её группы, далее старшие ребята движутся, а на конец этой колонны расположилась тройка ей знакомых лиц. Из этой реки, взглядом она схватывает знакомого мальчишку, Лёва. Сжимая мягкую, почти мёртвую от страха ладонь, Романова превращает её в кулак, тут же ударяет себя по коленки. И не раз, от этого легче не становится, только нога начинает тревожить ноющей болью. Идиотка, лучше бы себе в голову прописала, может толк был бы. Пулей поднимается со стула, уходя к первой двери, её встречает лестница на второй этаж, туда идти нет смысла. Тем более, не дай Бог что-то важное, с участием Валеры пропустить. Закрытый нижний проход манит своей незаметностью, Романова юркает под саму лестницу, выжидает момента всеобщего сбора, при этом не забывая поглядывать на двери, и прислушиваться к голосам. Дожила, от людей шарахается. А тех целая куча, ворох из которого нужной информации не вынесешь, что ещё больше трепает нервы. Присев на холодный пол голубоглазая поправляет задранную юбку, в другой бы ситуации нико.. И снова это, никогда, никогда, никогда. Но пора о принципах забыть, и подстраиваться под ситуации, ведь ситуации экстремальные, там не пропетляешь. Реальность бьётся об гордость, и это заставляет скалить зубы от омерзения. Под слоем собственных мыслей, блондинка не замечает чужого присутствия, бледная рука соприкасается с чужой ногой, и тут же вскрик. Короткий, как выстрел, звонкий, что колокольчик или звонок на перемену. Ещё одна вредная привычка кричать, или правильнее назвать это реакцией. Над ней нависает знакомая фигура, острые белые ноги, оттенок кожи схож с тем, который был в прошлом у греческой аристократии, болезненно бледный. Темно – голубые шорты, ровная рубашка, кровавый оберег на шее, значок, ухмылка зверя, смертно подобные глаза. Нет, кое-что из списка можно было вычеркнуть, это ухмылку. В этот раз её у Лёвы её не было. А на лице виднелся серьезный взгляд, но даже так, ауру ядовитой змеи, он оставить смог, ядовитая змея, это он сам. Без всякой надменной радости. И это пугало ещё сильнее, всякая пропажа стабильности, даже если стабильность была больной, Полину пугало. Без всяких вопросов он хватает пионерку за руку, вытягивает из убежища к себе, как озлобленный зверь, Романова упирается спиной в холодную дверцу, такую же холодную, как и его кожа. Всегда, теперь абсолютно всегда. — Решил отчитать за то, что я убежала? — Полина рыкает, складывает руки вместе. Это не придаёт ей уверенности, но следует как защитная реакция. Вдруг, ещё чего, кто знает, что у Хлопова в голове. А тот с полным безразличием в глазах, эти омуты не выдают его намерений. И даже если бы, девочка умела читать по глазам, вряд-ли смогла совершить этот трюк с ним. Слишком загадочный и непонятный в своих решениях. Опережает, убивает, играет. — Мне плевать на это. За другим. — Его тон спокоен, мелодичен. Но от этого не спокойно ей. Каждая мышца тела была напряжена, а скулы блестели, каким-то неестественными впадинами. Сейчас, Полина заметила то, насколько худой Лёва. Сказывается так его обращение в нечисть, или такой от рождения, но факт оставался фактом. Светлоголовая наклонила голову вбок, стараясь просканировать его изнутри. — Понятнее можно? — Чёрные озёра на секунду смещаются в сторону, но уже в следующее мгновенье они на ней. Такой долгий, глубокий, подобие атлантического океана взгляд. Мальчик кажется, слегка скованным. Нету страха, но и веселья нет. Того бодрящего, пугающего, улыбки с едким оскалом. Сдержанный в словах, и в действиях. — Не заступайся за Лагунова сейчас, тем более, мать Терезу из себя не строй. Я не прошу принимать участие в осквернение, и указании на его недостатки. Посади свой язык на замок, всё — Светлоголовая чуть приподнимает брови, в её внешних эмоциях не изменяется ничего, если не считать чуть расширенных крылышек ноздрей. Он уже всё знает, скорее всего, опять тушки. Или имеются другие связи, даже смешно, откуда связи у маленького мальчика в лагере, какие ещё связи ? Он не обычный мальчик. И на эти грабли девочка наступает не раз. Голубоглазая хочет выдать, что-нибудь едкое. Но останавливается, если сейчас кажется, что запас его эмоций, как у автобусной остановки, это ещё не факт. За поворотом ей напомнит, а этого девочка как раз и не хочет. — Просьба ? — Полина расплывается в незамысловатой улыбки, от его мраморного вида в ней вспыхивает смех. Сжимая зубы всё-таки пропускает хихиканье, пусть и с отрывом. Пионер морщит брови, искажает лицо, на секунду один уголок его губ содрогается, и поддаётся грешному искушению. — Совет — Мальчик срывает образ непробиваемого камня, червствая атмосфера затухает, Хлопов усмехается, поправляет аленький галстук, тут же перебрасывает свою руку на её локоть, приближается, невесомо затрагивает своим лбом её, горячая кожа и приятный запах так и тянет к себе. — Прислушайся. Лёва шепчет прямо в лицо, вполголоса, только ей, для неё. Резкий шум рушат чужую идиллию, пионер неаккуратную поправляет свою чёлку, следует к выходу. Так отыграно, какой правильный, пример для лагеря. А так и не знаешь, что за этим примером стоит. Романова косится на уголки своих туфлей, собираясь с духом идёт к толпе. Ребят пропускают в приглушённое помещение, света почти нет, и приходится ступать наугад, а сделать это в толпе, фантастика. Голоса заполняют её перепонки, раздражают сильнее, сердце ускоряет свой темп, выделяя безмерный адреналин, которого итак в убыток. Вожатые становится луной, подталкивают в первые ряды пионеров. Он сидит, даже в такой темноте Полина может, разглядеть общие черты друга. Тянет к нему руку. Начали.