***
Капельница с морфием замечательно справлялась с болью Леоне в первую неделю его пребывания в больнице, однако после переезда Бруно в палату чувствительность резко вернулась к израненному телу. Хотя Леоне не был готов вернуться к работе, он вновь ощущал себя живым и знал, что в его выздоровлении и дальнейшем существовании был смысл. Джорно, Мисте, Триш и Наранче было наконец-то разрешено навестить Аббаккио большой дружной компанией. Наранча мог самостоятельно дойти до палаты, пусть и на костылях. Гирге очень повезло, что Дьяволо не задел его позвоночник, а Джорно быстро и эффективно исцелял его благодаря тому, что он был подростком. Поразмыслив, Джованна понял, что прошлая алкогольная зависимость навредила здоровью Леоне гораздо больше, чем он думал. — Хорошо, что вы не видели меня на прошлой неделе. Если я тогда чувствовал себя хреново, то боюсь представить, как я выглядел со стороны, — в голосе Аббаккио послышался сухой смешок. — Держу пари, от тебя все равно пахло лучше, чем от Мисты, — пошутила Триш, заставив рассмеяться всех, кроме, конечно же, Мисты. — Серьезно! Проснуться в его потном вонючем теле было хуже, чем быть похищенной поехавшим отцом-параноиком! — Мы действительно пережили некоторое дерьмо, — меланхолично вздохнул Наранча. Гвидо заметил, как напряглись ребята, вспоминая недавнее приключение, и прервал неловкое молчание озвучиванием одной из самых горячих сплетен, курсирующих в банде: — Итак, — торжественно начал Гвидо с кривой ухмылкой, — Буччеллати, Аббаккио. Поздравляю вас со вступлением в отношения, голубки. Совет да любовь! — Мы понимали, что это рано или поздно случится, — подхватила Триш, стараясь звучать нейтрально. — Все было очевидно… в самом лучшем смысле этого слова. Вероятно, она боялась оскорбить кого-то своей ремаркой, но зря беспокоилась. — Я не умею лгать, — неожиданно для всех сказал Аббаккио. Ребята понимали, что ему было все еще трудно говорить вслух. — Твое стремление к правде просто чудесно! Ты добиваешься ее любым путем. И когда запуганные люди отказываются рассказывать тебе правду, ты так изумительно их избиваешь… — кокетливо промурлыкал Буччеллати. Теперь он чувствовал себя свободнее и увереннее в выражении своих чувств к Аббаккио на людях. Остальные громко засмеялись. Леоне вздохнул и повернулся на бок лицом к Бруно, как будто собирался заснуть. — Я боюсь, что больше не смогу никого избить, — тихо пробормотал он. Две недели без движения начали разъедать мышцы Леоне, а резекция органов пищеварения и питание через зонд означали, что он получал еду в крошечных порциях и уменьшался на глазах. Спортивное телосложение было для него доспехами на протяжении всей жизни так же, как макияж — боевой раскраской. Без мускулов он чувствовал себя хрупкой и уязвимой мишенью. Они спасали его от хулиганов, которые предпочитали держаться подальше от тихого и начитанного гота, способного сломать их как ветки при малейшей угрозе. — Сможешь! Ты обязательно пойдешь на физиотерапию, когда поправишься. Обязательно, — убеждал его Бруно. — Как и любой врач в этой больнице, физиотерапевт является стэндюзером. Она поможет тебе окончательно вернуть контроль не только над телом, но и стэндом. — добавил Джорно. — Вы двое очень важны для команды, и я не собираюсь экономить на вашем выздоровлении. К тому же, скоро мы разберемся со всеми спрятанными активами Дьяволо, и денег у нас будет хоть на сотню терапий. Джованна насмешливо хмыкнул. Витающая в последние недели угроза разрушения привычного образа жизни подталкивала Леоне к грани сумасшествия, но Джорно вселил в него слабую надежду, что все можно будет вернуть назад. Наранча решил сменить тему разговора и протараторил: — Ну а пока у тебя есть тонна времени, чтобы слушать оперы! Леоне не удержался и искренне улыбнулся. — Ха! Я первым заставил Аббаккио улыбнуться, Миста! Выкуси! — Вообще-то, Наранча, Аббаккио уже смеялся над шуткой Триш про то, как от Мисты плохо пахнет, — подметил Джорно, которому втайне даже нравился запах Гвидо. — Ну и что! Если посчитать, сколько раз я заставлял его улыбаться за все время, то получится больше, чем у вас всех вместе взятых! Ну, кроме Буччеллати… Аббаккио трудно рассмешить! Леоне повернулся обратно к ребятам. — Кстати, Аббаккио, я хотел у тебя кое-что спросить… — неуверенно произнес Гирга, указывая на наушники. Буччеллати подозрительно нахмурился. Он был совсем не в кондиции, чтобы кому-то врезать. — Как тебе новые наушники? Я… я бы хотел купить себе такие же, а то мои сломались на миссии… — Хватит! — строго прикрикнул Буччеллати в сторону Наранчи и Мисты. Джорно интуитивно догадывался, почему Бруно просил их замолчать, а Триш была слишком умна, чтобы хмуриться на человека, который явно сигнализировал о чем-то, что было не положено знать другим в команде. — Они и вправду хорошие, — ответил Леоне, взглянув на Бруно с самой широкой улыбкой, которую ребята у него когда-либо видели. — Я могу в них различать каждый инструмент, который играет в оркестре. И бас-гитару слышно почти во всех песнях метал-групп. Внезапно он ощутил порыв помахать руками. Аббаккио сопротивлялся этому импульсу несколько секунд, но руки его не слушались: он махнул ими пару раз, словно пытался прихлопнуть муху. Леоне был так изможден, что совсем забыл о самоконтроле. — Вау, да они реально крутые! Разрешишь их помер… — Наранча не успел закончить предложение, как Леоне сказал «нет». — Да почему? Ты же сейчас ими не пользуешься! Буччеллати видел, что ситуация выходила из-под контроля, но так как он не делал замечания по поводу комментариев о наушниках Аббаккио, то, к счастью (или несчастью), не имел права угрожать перерезать глотки, если кто-то переступит черту. — И ты что, даже с Буччеллати не делишь… — У меня аутизм. Его диагностировали еще в детстве, — прервал Наранчу Леоне. Младшие ошеломленно уставились на него. — Прикольно. А причем здесь наушники? Бруно не мог не вздохнуть с облегчением. «”Прикольно”? И все?» — он тоже был удивлен, но не признанием Леоне, а тем, как спокойно отреагировал Гирга. — Шум… везде шум. Мне от него плохо и морально, и физически. До тошноты. Меня мутит от запахов, даже от общения. Шум, запахи, разговоры — они всегда перемешиваются в одну кашу, и мой мозг не в состоянии ее переварить. Тогда я начинаю набрасываться на всех подряд. Ребята неосознанно подошли к кровати Аббаккио ближе. — И я… я не могу жить в таком хаосе, поэтому надеваю наушники. Они подавляют шум, и мне проще сконцентрироваться и функционировать. Я могу работать и не выматываюсь так быстро. Я люблю музыку, но часто хожу в наушниках без нее. А еще мне нравится, как наушники приятно давят на голову. — Печально, — понимающе кивнул Наранча. — Ты хоть пьешь таблетки от этой болезни? Мне тоже диагностировали какую-то хрень, я ее называю «синдромом крутого парня», и я пью «Аддерол». Он чем-то похож на мет по эффекту, но не на тот, которым торговала наша мафия… — Достаточно! Дайте Аббаккио отдохнуть, — приказал Бруно. — Пусть я прикован к постели и призыв стэнда может убить меня, но я все еще лидер вашей команды и способен заставить кого-нибудь перерезать вам глотки от своего имени. Леоне застенчиво улыбался, смотря на него. — С-слушаюсь, капо! — захныкали Наранча и Миста. Джорно повторил эту реплику за ними менее дрожащим голосом: возможно, он уже стал боссом Бруно, однако продолжал постигать основы управления мафией и предпочитал уважать авторитет Буччеллати. К тому же, он явно был экспертом в этой области. — Н-но прежде чем мы уйдем, — поспешно добавил Миста, — ты не против, если я одену тебе наушники, Аб? Красно-голубые наушники лежали вне досягаемости для Леоне, и ему пришлось бы звать медсестру, чтобы взять их. — Не против… спасибо. Джорно подошел к столику под телевизором в другом конце комнаты и схватил наушники, чтобы передать их Мисте. Так как он был самым высоким среди мальчишек, ему одному позволял рост дотянуться до головы Аббаккио. — Можно нам будет задать больше вопросов, когда тебе станет лучше? — Миста отрегулировал наушники на голове Леоне так, чтобы они находились на одинаковом уровне с каждой стороны. Гвидо не мог не ощутить необычайную мягкость волос Аббаккио, даже несмотря не то, что они давно требовали мытья. — Да, конечно, по мере моих возможностей. Бруно улыбнулся про себя: сцена, развернувшаяся перед ним, сильно походила на коронацию. — Я вернусь позже, чтобы полечить вас обоих Gold Experience, — напомнил Бруно и Леоне Джованна. — Пока, ребята! — Пока, Аббаккио, пока, Буччеллати! — помахали им остальные. Аббаккио лег на спину, повернув голову к Бруно настолько, насколько позволили ему массивные наушники, и уснул в течение нескольких секунд. Буччеллати восхищался лицом своего возлюбленного, — макияж придавал ему привлекательности, но и без него оно было подобно лику мраморной скульптуры, — прежде чем провалился в самый глубокий и безмятежный сон, который у него был за последние месяцы.***
Миста пребывал в глубокой задумчивости. — Но… — спросил он Аббаккио. — Я не понимаю, как лоботомия связана с аутизмом. — Блять, Миста, у тебя есть хоть немного мозгов? — прорычал Леоне. — Или я не найду ни черта, если вскрою твою башку ледорубом?! — Хорош, Человек дождя! Прости, я на самом деле запутался… — Ха, а это был неплохой референс к фильму, Миста, — подметил Фуго, которого, к счастью, скорее всего не услышали. Леоне нашел это сравнение забавным, а Бруно оно показалось немного избитым. Аббаккио вздохнул. — Я знал, что лоботомия была запрещена на протяжении нескольких десятилетий, потому что ее так называемые «преимущества» были в лучшем случае сомнительными, но я думал, что и ты знаешь хоть что-нибудь, чтобы не быть таким… некомпетентным, таким бездарным в понимании людей, таким, блять, чувствительным ко всему. Воцарилась торжественная тишина. — Ты… ты до сих пор чувствуешь себя так? — Джорно говорил с такой нерешительностью в голосе, что он казался чужим и неестественным. — Нет, не совсем… Это происходит не так часто. И моя особенность даже помогает в выполнении обязанностей в Passione и нашей команде. Я имею в виду, Moody Blues может воспроизводить события из прошлого благодаря моей идеальной визуальной памяти. — Тебе нет равных, когда дело доходит до внимания к деталям, — пробормотал Бруно, прикрыв нижнюю часть лица свободной рукой. — И когда ты хочешь, чтобы что-то было сделано, ты действительно этого добиваешься! Ты умеешь нас успокоить и заставить сконцентрироваться, когда мы отвлекаемся. Это круто, — признался Наранча, вжавшись в сидение. Миста широко ухмыльнулся в зеркало заднего вида, надеясь, что Леоне его заметит. — Эй, Нара, Миста, все в порядке, — успокоил их Аббаккио. — А вы иногда напоминаете мне сделать перерыв, если я о чем-то слишком много думаю. — Твои знания обо всем на свете неоднократно выручали нас из передряг, — более уверенно подхватил Джорно. — Вспомнить нашу поездку на Сардинию, к примеру, — я бы в жизни не подумал, что ты знаешь что-то об управлении самолетом. А когда мы столкнулись с Иллюзо, ты каким-то образом разобрался во всей карте Помпеи! — Тебе следует больше оценивать себя по достоинству, сопляк. И тебе, Фуго, — добавил Леоне. Миста положил руку на плечо Джорно, а Фуго нервно сглотнул, услышав свое имя. Леоне нечасто хвалил его, как, впрочем, и остальных в этом отношении, но он делал это не со зла. — Кстати, о знаниях. Ты в курсе, сколько времени займет дорога до ближайшей заправки? — поинтересовался Гвидо, пытаясь заглянуть в карту, лежавшую на коленях у Бруно. — Когда я сказал, что обсираюсь от волнения, это было не буквально, но я обосрусь, если мы не доберемся до цивилизации в ближайшее время. — Примерно через десять минут будем у заправки, — ответил Бруно, повернувшись к нему и угрожающе прищурившись, — но если ты обосрешься, пока Аббаккио будет за рулем… — Не обосрусь! Молю, пощади! Буччеллати не знал, чем еще может ему пригрозить, поэтому оставил все как есть. Неожиданно раздался звук, похожий на щелчок спускового крючка. Вслед за ним последовало какофоническое эхо из шести тоненьких голосков. — М-И-И-ИСТА! Мы умираем от голода! Sex Pistols роились вокруг лица Мисты, как разъяренные осы. — Мои милые крошки! Вы что, не слышали Буччеллати? Мы почти приехали. Как приедем, поедим, обещаю! Миста задумался, почему Стрела распорядилась даровать ему стэнд, за которым нужно было ухаживать, когда он за собой часто забывал смывать туалет. Номер Один подлетел сначала к Бруно, а затем завис около Леоне. Pistols обладали такими плаксивыми голосами, что было трудно отличить, шутили они или были абсолютно серьезны. — М-и-иста, Аббаккио-о выглядит странно! — Ой, Номер Один, не надо грубить! Аббаккио у нас просто гот… — Буччеллати, взгляни в глаза Аббаккио-о! — закричал Номер Один, на этот раз уверенный, что его воспринимали серьезно. Лицо Леоне приобрело пустое, но не типичное для него нечитаемое выражение: сейчас его рот был приоткрыт, а глаза казались отсутствующими. Он словно не смотрел на дорогу впереди. Бруно был готов поклясться, что проверял состояние Леоне буквально две минуты назад, и все было в порядке. Для него было плевым делом не спускать глаз со своего парня на протяжении целой поездки, однако он знал, что не стоило тревожить комплекс неполноценности Леоне, наблюдая за каждым его движением, словно он был несмышленым ребенком. Бруно положил одну руку на плечо Леоне, а другую на руль, пытаясь смотреть одновременно и на дорогу, и на Аббаккио. — Блять! Леоне, ты в порядке? Ты меня вообще слышишь? — Бруно… мне кажется, что мои руки и ноги становятся больше, — выражение лица Аббаккио оставалось неизменным. Одна из рук Леоне покоилась под рукой Бруно, и он не чувствовал каких-либо колебаний или пульсаций, которые могли бы свидетельствовать о стремительном изменении размера. — Ребята, судя по всему, мы стали целью вражеского стэнда! Будьте начеку! — Porca puttana (рус. «Черт побери»)! Именно сейчас, когда мы едем в отпуск?! — раздосадованно застонал Фуго. Джорно резко выдохнул. — Полагаю, нападающие думают, что мы ослабили защиту, раз не находимся на задании, — проговорил он, и за его спиной материализовался Gold Experience. — Джорно, Фуго, вы двое следите за любыми препятствиями и тому подобным. Миста, будь готов стрелять, если кто-то из них отдаст тебе команду! — Слушаюсь, сэр! — отреагировал Миста, выставив тыльную сторону левой ладони с поднятыми указательным и средним пальцем ото лба в сторону. — Наранча! Призови Aerosmith и осмотри шоссе на наличие активных стэндюзеров! — Есть, капо! Но… что именно происходит? — поинтересовался Наранча, впервые за все время поездки пристегивая ремень безопасности, в то время как из ниоткуда появился Aerosmith. — Это связано с Аббаккио, — пояснил Буччеллати. — Что-то атакует его. Он говорит, что у него увеличиваются руки и ноги, но изменений не видно. А теперь — приступаем к работе! Каждый раз, когда они были на миссии, и что-то плохое должно было или уже случилось с Леоне, другие слышали горечь в голосе Бруно. Бруно повернулся к Леоне, обхватив его лицо рукой, ранее лежавшей на его плече, и заговорил с ним сбоку, убедившись, что его глаза продолжают смотреть на дорогу, хотя они, возможно, давно перестали ее видеть. — Аббаккио, послушай меня. Призови Moody Blues и отмотай время примерно на 30 часов назад, чтобы мы увидели, был ли кто-нибудь в нашей машине. Ты сможешь это сделать, давай. Moody Blues возник между спинками сидений Леоне и Наранчи, пусть и медленнее, чем обычно, и странно мерцал, будто выплевывал электрические заряды, скачущие по его телу и голове вверх-вниз. С таймером на лбу тоже было что-то не так: вместо точных часов и минут, которые он должен был отсчитывать до начала того, что произошло 30 часов назад, на экране хаотично мелькали произвольные числа, пока там не остались две или три постоянно меняющиеся с разной скоростью цифры. Однако Буччеллати не мог обратить внимания ни на одно из этих изменений, так как был абсолютно уверен, что Аббаккио не только не видел дорогу, но даже не понимал, что делал. Обе руки Бруно переместились на руль, и ему удалось с огромным усилием протянуть ногу к водительскому сидению и удерживать ей ступню Аббаккио на педали газа. — Буччеллати, — обратился к нему Джорно, — посмотри на стэнд Аббаккио… — Заткнись! Ты не видишь, что я пытаюсь вести за него машину?! — гаркнул тот. Миста, Наранча и Фуго удивленно переглянулись между собой, услышав, как Буччеллати приказал своему боссу заткнуться, но Джорно, по правде говоря, не собирался ругать Бруно за проявление дерзости. Он ужасно переживал за состояние своего возлюбленного и не контролировал себя. — Есть какие-то новости, Наранча? — вновь заговорил Бруно, не поворачивая головы. — Я не обнаружил никаких стэндов в округе, кроме наших, и, насколько может судить Aerosmith, около и внутри Аббаккио также ничего нет. — Фуго, Джорно, что у вас? — Боюсь, я тоже ничего не нашел, — сказал Фуго с некоторой опаской. И «боюсь» как нельзя точно описывало ситуацию: если на них напал не стэнд, то кто? Или что? Они были научены распознавать атаки стэндов и сражаться с ними, и перспектива столкнуться с чем-то другим, даже если некоторые стэнды были непредсказуемыми и непостижимо могущественными, пугала гораздо сильнее. — Я не совсем понимаю, что это, если не вражеский стэнд, когда Moody Blues так… глючит? — размышлял Миста, не спуская глаз с дороги. — Буччеллати, извини, но тебе все-таки стоит взглянуть на Moody! Числа на его таймере менялись с утроенной скоростью, а затылок сверкал фейерверком искр. Некоторые из них тянулись вниз по позвоночнику к пальцам и ступням, но того количества, что осталось на голове, было достаточно, чтобы сойти за ореол ослепительного света. Джованна, голова которого по-прежнему раскалывалась от обезвоживания, на секунду серьезно задумался. Финеас Гейдж… он случайно не умер от… Джорно оцепенел от ужаса. — Буччеллати! Это не атака вражеского стэнда, это припадок! У Аббаккио припадок! Бруно не дослушал предложение до конца, когда почувствовал, как тело Леоне расслабилось под его хваткой и вновь напряглось, корчась и извиваясь в агонии, будто его хозяин боролся с удавом в ночном кошмаре. Маска спокойного выражения лица Аббаккио была не способна скрыть тело, которое изнутри прошибало током. Эти спазмы были настолько сильными, что Бруно не мог оторвать от руля намертво вцепившиеся в него длинные костлявые пальцы Леоне. — Заправка должна быть где-то поблизости. Постараюсь припарковаться там, — твердо произнес Бруно, едва сдерживая нервную дрожь в голосе. — Будьте готовы сплющить любое препятствие на дороге — наш фургон не может просто взять и перевернуться с Аббаккио в таком состоянии! Гвидо резко поддался вперед из-за спинки сидения Леоне. — Позволь мне помочь, Буччеллати! — сказал он, обхватив голову Аббаккио обеими руками и внимательно следя за тем, чтобы тот, пораженный бесконечными судорогами, не ударился и не навредил себе еще больше. — Миста, попробуй вытащить его с сидения! Мне нужно достать до тормоза, а мы двое тут не помещаемся! За долю секунды до того, как Гвидо начал менять стратегию поведения, спина Леоне изогнулась ужасающей дугой. Казалось, телом Аббаккио завладел не вражеский стэнд, а сам Дьявол. Когда Фуго поднялся с сидения позади Мисты, чтобы помочь ему вытащить Леоне, они почувствовали стойкий запах крови в воздухе, хотя никто из них не успел пораниться, несмотря на вынужденное опасное вождение. После того, как им удалось уложить Леоне на первый ряд сидений сзади, они поняли, откуда исходил запах: узкие промежутки между зубами Аббаккио выглядели неожиданно шире, так как в них скопилась кровь, которая окрашивала слюну, стекающую из уголка рта, в красный цвет. Он прикусил язык во время припадка, и это было красноречивым доказательством того, что причиной судорог было заболевание, а не атака вражеского стэнда. Бруно не требовалось слышать от остальных, что его любимый истекал кровью. Он чувствовал это на инстинктивном уровне. Буччеллати осознанно старался выглядеть сдержанным и спокойным по крайней мере до тех пор, пока не сможет припарковать фургон, но этот едкий запах не покидал его со времен, когда Леоне оказался на волоске от смерти в Сардинии; Бруно мог распознать его кровь, как дикое животное чует кровь своего сородича. Обжигающая вспышка волнения пробежала по его телу, и две минуты, потраченные на спешку к заправке и парковку, представлялись ему такими же долгими, как время, проведенное за ожиданием восстановления жизненно важных органов Леоне Gold Experience и мольбами к Богу и Богородице оставить его на этом свете, простить его хотя бы на этот раз за то, что он провел остаток мирской жизни, будучи винтиком организованной преступности, и редкие визиты в храм Божий. Им предстояло пережить столько всего вместе, а у Бруно даже не хватало смелости пригласить Леоне на свидание. Какая короткая жизнь была бы у Аббаккио, если бы не промысл Божий: всего две недели назад ему исполнился двадцать один год. Но что теперь? У Gold Experience не было возможности определить, пострадал ли мозг Аббаккио после припадка, но что, если скоро станет слишком поздно что-то предпринимать? Когда Бруно наконец припарковал фургон, что у него, слава Богу, вышло без помощи Джорно и его способности превращать препятствия в растения, он взял несколько секунд на обдумывание произошедшего. Ничто из сказанного остальными ему или друг другу не доходило до Буччеллати, так как последний старательно анализировал ситуацию. Он понимал, что действовать нужно было быстро, но для начала стоило разобраться в случившемся: итак, несколькими часами ранее Леоне поддался на уговоры Наранчи и компании сесть за руль хотя бы раз, однако, по каким-то причинам, которые Бруно никогда не планировал уточнять, Аббаккио давно объявил, что категорически отказывается водить и вместо этого будет заниматься любым физическим трудом, неважно, насколько изнурительным он может быть. Именно Леоне погрузил музыкальную аппаратуру Триш в машины для переезда, когда она уезжала в Париж, и именно он отдирал гниющий деревянный паркет и возился с отвратительно высоким потолком во время восстановления одного из заброшенных особняков Дьяволо, в котором они вознамерились жить. Без Леоне представить ремонт этой махины было просто невозможно. И сейчас, когда Аббаккио один раз согласился сесть за руль, его сразил эпилептический приступ, которого Леоне, вероятно, опасался все шесть лет, проведенных в Passione. Так ли это было на самом деле? Нет, он бы непременно рассказал ему о приступах. Бруно потянулся к месту, на котором спокойно сидел всего пять минут назад, и схватил небольшую сумку-мессенджер с тонким переплетающимся узором в виде буквы «G» по всей поверхности. Как только она оказалась у него на коленях, он расстегнул передний карман и достал четки, принадлежавшие ему с детства, — отец подарил их Бруно в день, когда они ходили на рождественскую мессу в собор Святого Петра в Риме. Буччеллати крепко прижал четки к груди и зажал кулак подбородком, будто хотел сделать хватку еще надежнее, и как можно тише и быстрее прошептал молитву за своего возлюбленного: «Папа, пожалуйста, позаботься о том, чтобы с Леоне было все в порядке. Умоляю, выполни мою просьбу, Babbo (рус. “Папа”)». Распятый Христос на миниатюрном кресте был пропитан слезами Бруно.