***
На четвёртый день пути Годрика сморил сон. Усталость навалилась на светловолосого волшебника сразу после полудня, хотя прежде с ним такого не бывало. Он остановил своего коня и, свернув с дороги в дубовую рощу, наскоро привязал скакуна к дереву. Благородное животное, похоже, было радо внезапному привалу. Гриффиндор почти не отдавая себе отчёта в своих действиях сунул под нос жеребцу подвявшее яблоко. После он скинул на землю сумку и отстегнул от пояса ножны. Сделать что-то ещё сил уже не хватало. Молодой мужчина опустился на землю тут же, у корней раскидистого дуба. Он даже не лёг толком: так и заснул сидя, привалившись спиной к шершавой древесной коре. То, что это не простой сон он понял сразу же. Всё вокруг было мерцающим и зыбким, а присутствие Белой богини ощущалось совершенно так же, как тогда, много-много лет назад. Госпожа была так близко, что её потустороннее дыхание касалось его затылка. Это было похоже на явление приведения. Однако, неуспокоенные духи были холодны, а сущность магии была живой и тёплой. Он не видел её лица, но отчётливо ощутил, как женская тонкая рука коснулась его кисти. Она повела его за собой и он, точно ребёнок идущий за руку с матерью, пошёл вслед за ней. Среди искрящегося тумана и густого, точно патока, света звёзд, он мало что видел. Однако, силуэт девушки, тоже волшебницы, судя по ощущением, он различил сразу же. Она была… Необычной. Её глаза были глубоки, а волосы светлы, точно грива единорога. Её тело было нагим и столь юным, что Годрик понял: каснётся неосторожно – она сломается, точно сухой стебелёк тростника. Она посмотрела на него, взгляд её был бездонным, глубоким и тёмным. В то же время, это совершенно не пугало его. Белая богиня взяла девушку за руку и соединила вместе их ладони. Пальцы в месте прикосновения обожгло, заставив Гриффиндора вздрогнуть. Незнакомка улыбнулась ему какой-то неземной, совершенно не девичьей улыбкой. Он не сразу осознал, что проснулся.***
С того момента в сердце Гриффиндора что-то неуловимо изминилось. Он всё время улыбался и чувствовал: его жизнь изменится. Он ждал этих перемен с нескрываемым превкушением. Он знал, что стоит на пороге чего-то нового и непознанного. Его душа была открыта этому. Годрик почти не удивился, когда спасаясь от надвигающейся непогоды, он вышел к маленькому домику подле болота. На пороге его стояла девушка из сна, показанного ему магией. Он узнал её прежде, чем рассмотрел её лицо. Она же держала в руках пучок каких-то трав. Её простое коричневое платье мешком висело на хрупкой и тонкой фигуре, а на губах играла та самая улыбка, даже не намекавшая на кокетство. Гриффиндор никогда не был обделён вниманием женщин. Та, что стояла напротив него не была самой красивой, но он не мог отвести взгляд. Она не могла очаровать его умом и талантом, ведь он даже не ведал звучания его голоса. Однако, он понимал, что опьянён одним её присутствием. То, что происходило с ним в этот миг не было похоже ни на что, изведанное им прежде. Он слез с коня, молча отвёл его под навес. Молча привязал скакуна к деревянной опоре ската крыши. Годрик умел очаровывать, завоёвывать и сводить с ума. Он был красив, он умел говорить те слова, что заставляли сердца красавиц биться в груди пойманной птицей, боги наградили его даром стихотворца… Однако сейчас, он не знал как начать разговор. Незнакомка наблюдала за ним с какой-то нечеловеческой отстранённостью. Когда он подошёл к ней, она не бросилась ему в объятья, а слова её не подходили для романтической баллады о встрече предназначенных друг другу самой судьбой: – Ты долго, – сказала она так, словно они виделись пару часов назад. Он не смог сдержать улыбки. – Прости меня, – ответил Годрик, всё ещё не найдя в себе силы хотя бы взять девушку за руку. Прогремел гром и начался ливень. Волшебница посмотрела в пасмурное небо. Дождевая вода моментально умыла её белое лицо. Она рассмеялась.***
Дрова в очаге были влажными, они трещали и искрили, отдаваясь на волю огню. Ароматный дым от сгорающих среди них трав кружил голову. Она нежно гладила его по светлым, успевшим промокнуть волосам, пока он спускал с её плеч грубоватую ткань платья. Оно упало к её босым ногам, обнажая свою хозяйку, которая будто бы вовсе и не заметила собственной наготы. Её нагое тело было светлым, почти прозрачным, гибким и податливым. Её распущенные светлые волосы напоминали и первый снег, и пух цветущего тополя. Он мог бы подобрать сотни слов, чтобы описать её облик, каждую её черту. Только глаза не поддавались его красноречию. Они, казалось, ведали слишком много для столь юного создания, но, при этом, годы знаний не отягощали её взгляда. Он касался губами её шеи, плеча и ключиц, медленно обвёл ладонями холмики её грудей, утопал в мягкости её светлых волос… Он нашёл губы девушки не сразу, но когда встретил их своими, когда ощутил её дрожь и услышал тихий стон удовольствия созданной для него волшебницы, его сознание помутилось. Всё стало походить на нечто настолько нереальное, что он засомневался: не очередное ли это видение? Однако, это была реальность. Она неумело помогла ему избавиться от дорожной одежды, с завороженным восхищением провела ладонями по обнажённому торсу молодого мужчины. Её движения были робкими, касания неумелыми, но они будили жар внутри тела Годрика с неумолимым могуществом. Оставшись без одежды, он подхватил её и отнёс на укрытую шерстяными одеялами скамью. Мужчина ласкал её, целовал и гладил. Её глаза удивлённо распахивались всякий раз, когда его прикосновения вызывали в девичьем теле дрожь удовольствия. Оно было чуткими, сладким и отзывчивым. Она кричала, когда язык его ласкал её между ног, там, где удовольствие становилось почти нестерпимым. Она металась и выгибалась дугой, цепляясь за его волосы, дрожа и теряясь в ощущениях. Он же ликовал, удерживая её бёдра и не давая упасть. Девушка так и достигла пика, выкрикнув что-то бессвязное и затихая. Её руки теперь закрывали лицо, точно она стыдилась испытанного, а тело было расслабленным и податливым. Годрик вошёл в неё мгновением позже, одним сильным движением. Он сцеловывал слёзы боли, покатившиеся по щекам, шептал что-то утешительное, когда влага её бёдер окрасилась кровью… Однако, в то же время, он ощущал и тёмное, почти животное удовлетворение от мысли, что её девичество принадлежит отныне ему одному… Он двигался внутри неё, сжимая девушку в объятьях, наслаждаясь её гибкостью, жаром и влажностью её лона, впервые познавшего мужчину. И не было на свете ничего более восхитительного и правильного. Когда всё закончилось, она неловко выбралась из его объятий. Он наблюдал за её плавными движениями, пока она омывала бёдра из глиняного кувшина, пока она расчёсывала свои длинные волосы простым гребнем. – Меня зовут Луна, – наконец нарушила молчание девушка, – а ты Годрик Гриффиндор. Она сказала это так, будто бы они не занимались любовью несколько минут назад. Это даже задело Годрика. Впрочем, он быстро понял, что к подобному проще будет привыкнуть.***
Он провёл в хижине укрытой дождём несколько дней. Почти всё время они провели в объятьях друг друга. Он любил её, лёжа на шерстяных одеялах, когда мир утопал в шуме проливного дождя и, кажется, вовсе перестал иметь всякое значение. Если они не занимались любовью, то разговаривали. Их тихие голоса были едва ли громче звуков ливня за стенами. Он поведал ей многое о себе, но её рассказ, путанный и странный, был куда необычней. Луна рождалась и умирала множество раз. Она помнила остров Лесбос, где вдыхая аромат курительниц толковала сновидения воинов и правителей. Она помнила Крит и Микены, где, под шёпот волн тёплого моря, её венчали на царство… Она побывала и царицей, и рабыней, и дикаркой, и дочерью учёного. Каждая её жизнь оставляла смутный след в её памяти, но не делала всеведущей. Зачастую, ей было трудно выстроить разрозненные воспоминания друг за другом, а, порой, они и вовсе напоминали мимолётные вспышки. Самое удивительное было то, что суженная Годрика помнила не только прошедшее, но и грядущее. Они занимались любовью, познавая друг друга, наслаждаясь друг другом. Меж ними не было смущения, тревоги или сомнения. Они были счастливы. Однажды утром, Годрик проснулся и понял, что больше не слышит шума дождя. Проснулась тогда и Луна. Она задумчиво посмотрела на потолок и сказала: – Похоже, нам пора.