***
Вот уже с неделю Тэхён живёт в полном кошмаре. Он даже научился ставить будильник на стареньком смартфоне ровно на полседьмого утра, потому как глава семейства, господин Хосок, ровно в семь без приглашения заваливался в их комнату: то грязное бельё забрать, то порядок в шкафу любимого фиктивного муженька навести, складывая носочки и трусики по парам и цветам, то на блинчики со сгущёнкой позвать или просто так, потому что уже пора вставать. Ведь кто рано встаёт, тому бог подаёт. Киму приходилось прятать постельное бельё. Складывать новенький диван и тащить задницу в постель к альфе, который во сне раскидывал свои конечности куда ни попадя, либо машинально прижимал к себе, не оставляя возможности вдохнуть. А ещё Тэхён возбуждался от этих объятий, что было по его меркам недопустимо. Какой уж тут после всего этого сон. Раздражало до жути. А потом начиналось время: «Папа, где мой галстук? Почему пиджак ещё не выглажен и, дедуля, наливай быстрей кофе, а то я уже опаздываю». У Тэхёна, привыкшему вставать не раньше полудня, от всей этой беготни начинали сдавать нервы. И дело было даже не в утреней суете, а в том, что взрослый парень, состоявшийся альфа, без пяти минут замглавы огромной корпорации, вёл себя как ребёнок, сваливая элементарные вещи, которые мог бы сделать сам, на своих домочадцев. Омега, рано оставшийся без родителей и привыкший к полной самостоятельности, не понимал этого сюсюканья. А ранние подъёмы и ежедневная рутина в виде: стирки, уборки и готовки стали триггером для зарождающейся в его мозгу бури. И буря всё-таки не заставила себя долго ждать. Всё произошло в тот день, вернее, утро, когда Чонгук был в двухдневной поездке по делам фирмы и должен был вернуться только к вечеру. Ровно в пять утра весь прекрасный особняк наполнился не очень прекрасными звуками скрипки. Как будто кто-то возюкал пенопластом по стеклу. И эти ужасные звуки исходили из комнаты молодожёнов. Первым в комнату ввалился жутко раздраженный пожилой господин Бан, которого от безделья мучила бессонница. — Ты что творишь, чёрт ряженый. Время видел? Совсем ошалел, спят же ещё все, — пытался перекричать он скрежещущие звуки скрипки, глядя на омегу, стоящего в одних пижамных штанах, который, прикрыв от удовольствия глаза, самозабвенно пиликал, не попадая ни в одну ноту. Следом за дедулей примчался заспанный Хосок, а за ним и остальные подтянулись. — Придурок, ненормальный, кретин, прекрати, дай поспать, — омеги пытались перекричать раздражающие звуки. Но Тэхён как будто бы их не слышал, продолжая невпопад водить смычком по струнам. Наконец, доиграв только ему известную композицию, омега открыл глаза и уставился на семейство. — Вай, а вот и зрители, — разулыбался он своей самой милой улыбкой. — Понравилось? Хотите, ещё сыграю? Правда, я только учусь, но вы же моя семья и не обратите внимание на такие мелочи, как ошибки. — Он поднял смычок, собираясь снова начать играть. — Нет, нет, не надо! — все хором запротестовали. — Почему? — наигранно обиделся Тэ. — Вам не понравилось? Я же так старался. Похоже, что это от отсутствия опыта. Ну ничего, сейчас потренируюсь, и станет намного лучше. А знаете, я решил, что буду играть вам каждое утро. Здорово, правда? Так, теперь все на выход и не мешайте мне. — Он повыталкивал ошарашенную родню за дверь, подпёр её стулом, чтобы никто не мог зайти, (ключ от их комнаты был у каждого и замыкаться было бесполезно), и снова принялся пиликать на скрипке. Обругав Кима трехэтажным и поколотив ещё с полчаса в дверь, омеги разошлись по своим комнатам, практически смирившись с происходящим. За завтраком абсолютно не выспавшаяся семья обсуждала, что делать с очередной странностью их новоиспечённого родственника, стараясь игнорировать мерзкие звуки, идущие из его комнаты. — Я со своим слабым сердцем не выдержу подобного каждое утро, — подливал себе в кофе коньячок из фляжки дедуля Бан. — Это нужно как-то прекратить, — держа на лбу мокрое полотенце, вздыхал Хосок. — Чем мы так провинились перед Господом, что он послал нам это несчастье? — И не говори, папа! Этот омега совсем не знает рамок приличия. — скривился Джин, манерно попивая свой латте. — А может, он это из-за того, что ты, папа, каждое утро врываешься в их с Гуком спальню. Знаешь, мне бы тоже это не понравилось. И это у Тэ своеобразная форма протеста, что не удивительно, с его-то характером. — Отхлебнул малиновый чай из кружки Чимин. — Чтоб ты понимал, Чими. Мал ещё о таком рассуждать. Почему это я не могу заходить в комнату к моему сыну, когда мне вздумается. Кто о нем ещё позаботится, если не я? Его муженёк на заботу явно не способен. И если бы Чонгука это напрягало, он давно бы сказал мне об этом. — Хосок смотрел на младшего, как на совершенно несмышлёное дитя, которому приходится объяснять элементарные вещи. — Скажет он, как же, — буркнул себе под нос Чимин. — Хорошо хоть шнурки самостоятельно завязывает. — А с каких это пор ты защищаешь этого кошмарного омегу? Вы что, уже в друзья заделались? Ты что, решил предать семью, мелкий? — недобро сощурился Джин, глядя на младшего брата. — Ты совсем уже, — подскочил с места тот. — Просто я считаю, что Чонгук взрослый и вполне может обойтись без нашей помощи. И дружить с этим ряженным я вовсе не собираюсь. — А раз не собираешься, тогда иди и сделай что-то с этой дурацкой скрипкой, — между братьями чувствовалось напряжение. — Мне на занятия пора, — ничего не ответив, Чимин выскочил из-за стола, так и не допив свой чай. — Ну чего ты наехал на ребёнка, — господин Бан вылил остатки коньяка из фляжки в оставшуюся от кофе кружку. — Он же несмышлёныш совсем. Жизни не нюхал. Я сам разберусь с этой адской пиликалкой.***
Тэхен, вернувшись из магазина, где закупал продукты, чтобы приготовить бомбический ужин для любимого фиктивного мужа, радовался, что хоть капельку смог отомстить этой зазнавшейся семейке. Но, зайдя в комнату, его весёлый задор спал. Футляр от скрипки валялся на кровати, а сам инструмент был разбит вдребезги явно чем-то тяжелым. Он, конечно, предвидел, что так может быть, но не думал, что так скоро. Вообще-то он хотел надёжно спрятать скрипку — единственную память о дедушке, вырастившим его после смерти родителей, но так замотался с домашними делами, что забыл про это. И вот теперь пожинает плоды своей же забывчивости. Впервые за долгие годы стало так обидно, что слёзы сами потекли из глаз. И это была обида не на того, кто это сделал, а на самого себя. Из-за того, что из-за глупых амбиций и каких-то сто тысяч зелёных потерял самое ценное, что было в его жизни — память, связывающую его с единственным родным человеком. Он бережно собрал остатки и сложил в футляр. — Ну что ж, семейка Чон, всё, что было до этого, было цветочками, а теперь вы получите ягодки. Никто не смеет ломать дорогие мне вещи. — стирал он ладошкой солёные капли с лица. В это время вернулся Чонгук, уставший, но совершенно довольный. — Поздравь меня! Перед тобой не кто иной, как замдиректора корпорации, — лыбился он во все тридцать два. — Поздравляю, — буркнул омега, всё ещё шмыгая носом, глядя на свою сломанную скрипку. Улыбка с лица альфы мгновенно сползла. — Эй, Тэ! Ты чего? Что случилось? Почему ты плачешь? — Твоя родня сломала мою скрипку, — исподлобья посмотрел он на альфу. — И всего лишь. Ерунда какая. Я куплю тебе ещё одну, — облегчённо выдохнул тот, убеждаясь, что проблема не настолько глобальна. — Ерунда? — разгневанно уставился на него Тэ, подскочив с дивана. — Для тебя, может, и да, но для меня — нет. Эта скрипка была мне дорога. Это единственная вещь, которая связывала меня с моим прошлым. А теперь и её у меня нет. — Он смотрел прямо в глаза улыбающегося Чонгука, а на глаза снова накатывались слёзы. — Прости, но, возможно, ты перегнул палку, раз они позволили себе такое, — Гук совершенно не понимал, как вести себя в такой ситуации. — Может и перегнул, но это не повод ломать мои вещи. Теперь не обижайся, но я просто обязан отомстить. Например… — он наигранно задумался. — Не надо мстить, — торопливо схватил его за руку Гук. — Простых извинений вполне хватит. Уверен, что это снова проделки мелкого. Я сейчас его найду. Чонгук, схватив футляр со сломанной скрипкой, вышел и направился в комнату младшего. Тэхён даже не успел ничего возразить по этому поводу. Он знал, что Чимин не сделал бы этого из-за их соглашения. — Зачем ты это сделал, гадёныш? — он ворвался к Чимину, который с мечтательной улыбкой с кем-то переписывался, лёжа на кровати. — Тебя не учили стучаться, Гуки? — омега заметил остатки сломанного инструмента в руках брата. — Это не я. — Выкатил он глаза. — Кроме тебя некому. Только ты на такое способен, — альфа бросил футляр к ногам растерянного омеги. — Да это правда не я. У нас с Тэ перемирие. Правда ведь? — он умоляюще посмотрел за спину брата на вошедшего следом Кима. — Да не заливай мне тут. Тебе ж нарушить договор как раз плюнуть. — не унимался Чонгук. — Помнишь, как ты обещал мне, что перестанешь мечтать о своих танцульках и начнешь учиться, чтобы стать финансистом, а не каким-то танцором? А сам втихаря продолжаешь бегать на уроки танцев. Думаешь, я не знаю этого? Чимин виновато закусил губу. — Я надеялся, что ты не узнаешь. Но скрипку — это правда не я. Меня и дома-то не было. Я перед тобой только вернулся. Я целый день с Юнги был, можешь сам у него спросить. Не мог я эту грёбаную пиликалку сломать, — оправдываясь, выпалил он. — С кем ты был? — ошарашенно уставился на него Чонгук, не веря собственным ушам и совершенно забыв о злосчастной скрипке. — С Юнги? Это тот, что мой лучший друг? Чимин кивнул, поняв, что проболтался и оправдываться уже поздно. — Мы встречаемся. — Это с ним ты сейчас переписываешься? — видно, что альфа был в бешенстве. — А ну давай сюда телефон. Он набрал номер друга. — Да, малыш. Звонишь, потому что соскучился? — послышался ласковый баритон на том конце. — Это не малыш, придурок, — зашипел в трубку Гук. — Ещё раз увижу тебя рядом с моим братом — разобью морду. И да, ты мне больше не друг, извращенец. Мало шлюх тебе, на малолеток потянуло? — он, отключившись и не дав другу возможности сказать что-то в своё оправдание, засунул телефон в карман и посмотрел на растерянного младшего. — Это я забираю с собой. Ты наказан. После занятий сразу домой и не дай бог, узнаю, что ты меня ослушался. — От души хлопнув дверью, вышел из комнаты. Тэхён подошёл к омеге, у которого начала трястись губа, а на глазах выступили слёзы и обнял. — Не расстраивайся. Я попробую его переубедить Всё будет хорошо.***
— Как он посмел? Лучший друг, за моей спиной. В голове не укладывается, — альфа в бешенстве метался по комнате. — Да я ему всю рожу располосую. Тэхён сидел на диване, сложив руки на груди, и наблюдал за этими метаниями. — Вот смотрю на тебя, Чонгук, и думаю: ты действительно настолько глупый или притворяешься? Зачем ведёшь себя как ребёнок? Почему ты решил, что всё должно крутиться только вокруг тебя? Почему думаешь, что ты заслуживаешь счастья, а твоим родным и так хорошо, ведь у них же есть ты. Думаешь, если испортишь отношения с лучшим другом и братом, сделаешь им лучше? Так вот, я тебя разочарую — это не так. — Ты-то хоть не учи меня, как мне правильно заботиться о своей семье. У тебя вообще её нет и с таким отношением к жизни и не будет никогда, — в запале выплюнул тот в лицо Тэ. Тэхён тяжело вздохнул, еле сдерживая рвущееся наружу раздражение. — Да, ты прав, семьи у меня нет. Мои родители погибли, когда мне было десять, и меня всю жизнь воспитывал дедушка, который тоже недавно перешёл радужный мост, именно его скрипку уничтожили твои родственники. И он единственный, кто был мне дорог. Я сам виноват, что моя скрипка сейчас сломана. Но речь сейчас не обо мне, а о тебе, — он облизнул пересохшие губы. — Я не знаю, как должны выстраиваться отношения между братьями, потому что судьба не дала мне их. Но я бы никогда не сделал ничего такого, за что они бы меня ненавидели. — Поненавидит и перестанет. Ему только восемнадцать. Он ещё ребёнок, а Юнги уже взрослый мужик, оттрахавший не один десяток омег. Он Чимину не пара. — Гук налил себе немного виски из бара, чтобы успокоиться. Тэхён, подойдя, проделал ту же манипуляцию. — Лично я здесь вижу только одного ребёнка. И это ты, Чон Чонгук, — он ткнул длинным пальцем в грудь альфы. — Чимину восемнадцать, он давно не ребёнок. И если ошибётся с выбором, это будет только его ошибка. Вы не можете его вечно оберегать. Впрочем, как и твои родные не могут вечно оберегать тебя, хоть они и пытаются, чем делают только хуже. Повзрослей, Чонгук. Начни уже заботиться о себе сам, и не только на работе. Дай своим родным немного выдохнуть от заботы о тебе и сегодня начни с Чимина. Он сейчас наверняка плачет у себя. Пойди и сделай то, что должен сделать и правда любящий брат. Разреши ему самому сделать свой выбор. Это его жизнь, не твоя. Чонгук смотрел на омегу как заворожённый. Его слова действительно имели смысл и ломали устоявшиеся стереотипы внутри. Под маской стервы скрывался тот, кто знает о жизни и человеческих отношениях больше, чем он сам. Это поражало. — И да, по поводу твоего друга, — продолжил он, налив себе ещё немного виски. — Не думаю, что он плохая партия мелкому. Уж точно лучше, чем если он замутит с каким-нибудь похотливым сверстником и настругает детишек раньше срока. Или познакомится с каким-нибудь утырком в сети, который будет ебать ему мозги. Юнги — взрослый мальчик и наверняка знает, на что подписывается. Не думаю, что он обидит твоего брата, зная, какой у него защитник. Тем более, что вы друзья. Подумай об этом, прежде чем рвать многолетнюю дружбу. — Я… я… Я попробую. — Чонгук смотрел в карие глаза. Узнать этого омегу захотелось ещё больше. Он только что разбил все стереотипы, выстроенные в душе, на мелкие кусочки, позволяя зарождаться чему-то другому. Более осмысленному и верному. — Вот и славненько, — Тэхён начал расстилать свою постель. — И ещё, — фыркнул он, укладываясь и зарываясь в подушку с головой, — если твой папенька ещё раз ворвётся в комнату в такую рань, я куплю барабан и буду доводить твоё семейство до белого каления, пока он не прекратит этого делать. Усёк, ЗАЯ! А если и это не поможет, то я приглашу своих друзей музыкантов, и они будут играть ему похоронный марш под окнами каждое утро. Поверь, я сделаю это. Так что, будь добр, реши проблему сегодня. Больше я переползать на твою кровать в шесть утра не намерен. — Усёк, — закатил глаза Гук, выходя из комнаты, всё-таки намереваясь поговорить с братом. «Из мудреца снова в стерву. Невероятный парень. Невыносимый и странный, с доброй душой и ужасным характером. Настоящая зараза, проникающая в самую душу.» — он ухмыляется, шагая по коридору к комнате Чимина. Но оттого, что Тэ больше не будет спать по утрам с ним, почему-то стало тоскливо. Ведь к стойкому запаху пьяной вишни на своих подушках он уже привык и начал нуждаться в нём, как закоренелый токсикоман. А может, он просто…