bound by fate and law

Чимин получает уведомление об изменении своего рабочего графика на неделю, и понимает, что ему предстоит не только весело провести время, но и пережить стресс. — Ну же, хен, я уже познакомился с ним, теперь ты можешь рассказать мне больше, — доностится хныканье от «того самого» айдола в момент, когда он сам невероятно потный распластался на полу тренировочного зала. — Ты такой любопытный, — бормочет Чимин, но в словах не язвительности. — Что ты хочешь узнать? — Как вы, ребята, познакомились? И почему ты никогда не говорил о нем? — спрашивает Чонгук, пытаясь отдышаться после тяжелой танцевальной тренировки. — Мы встретились во время внутреннего прослушивания несколько лет назад, когда еще учились в старшей школе, — объясняет Чимин, ложь с легкостью слетает с его языка. — Ты принимал участие в прослушивании? — глаза Чонгука расширяются в удивлении. Конечно, нет. Его отец никогда бы не допустил этого. Чимин хмыкает. — Мы поладили и достаточно быстро стали встречаться, но оказалось, что мы были слишком молоды для отношений на расстоянии. Мы не разговаривали несколько лет, пока случайно не встретились на мероприятии, после которого снова начали переписываться. А затем старые чувства вернулись, и мы решили попробовать еще раз. Но в то же время оба хотели не торопиться и не придавать этому слишком большого значения, понимаешь? Юнги продюсер, а я хореограф. Не хотелось бы доставить проблем хоть кому-то из нас, если бы не получилось. Чонгук кивает, понимая, о чем говорит Чимин. — Но в этот все получилось. — Да, как видишь, — Чимин заставляет себя улыбнуться, чувствуя ужасно из-за лжи Чонгуку. — Почему он выглядел таким неловким во время вечера? Вы поссорились? — Нет. Он просто не любит большие мероприятия, к тому же не знал там никого, так что он чувствовал себя немного не в своей тарелке, — объясняет Чимин, пожимая плечами, и в этот раз его слова ложь только на половину. — Ах, понимаю, — говорит Чонгук и начинает растяжку ног для следующего прогона. Чимин тихо выдыхает, чувствуя облегчение, что Чонгук не выглядит сомневающимся в его словах. С их маленькой винной сессии Чимин чувствует большую уверенность в своей актерской игре и обсуждении их поддельной истории. Он все еще многого не знает о Юнги, черт, он едва знает самый минимум о своем муже, но с этим Чимин уже может работать. Но больше всего Чимин рад, что той ночью стена между ними упала. Они далеки от того, чтобы считаться близкими людьми — такое не происходит волшебным образом в одночасье, — но сейчас они разговаривают и больше не избегают друг друга. Важный первый шаг. — А теперь к самому сладкому. Как супружеская жизнь? Не можете держать руки при себе? — спрашивает Чонгук, намекающе подергивая бровями с дерьмовой ухмылкой. Щеки Чимина вспыхивают от такого намека, несмотря на то, что это неправда. — Заткнись, сопляк. — Да ладно, хен! Расскажи хоть немного. Все, как показывают в кино? Чимину приходится сдержать уродливое фырканье, которое грозится вырваться наружу, но он останавливает его как раз вовремя. Как в кино, как же. Самое близкое к киношному в их браке с Юнги то, что их совсем не заботит то, как они выглядят по утрам. — Что-то в этом роде, — отвечает Чимин в конце концов и игриво тычет младшего в лоб, когда тот наклоняется над ним. — Перерыв окончен. Поднимай задницу. Нам нужно приступить к следующей части хореографии. Чонгук ноет, но покорно встает, чтобы следовать чиминовым указаниям. Он может быть любопытным сопляком, но Чонгук один из самых трудолюбивых людей, которых Чимин знает. Он ничего не может поделать с тем, что питает слабость к этому парню. Когда Чимин приходит домой поздним вечером, он умирает с голоду. Он и Чонгук работали над новой частью весь день, потеряв счет времени и ненамеренно пропустили обед, а Чимин намеренно давно пропускал завтрак, как часть своей ежедневной рутины. Не то чтобы Чимин был на диете, просто ему было слишьком лень готовить для себя. Его бывший сосед тоже не особо увлекался кулинарией, не говоря уже о том, чтобы тратить время на том, чтобы поесть с Чимином, так что тот привык либо питаться вне дома, либо (в большинстве случаев) заказывать еду навынос. Но сегодня чиминовы мышцы болят из-за чрезмерных нагрузок, вызванных тренировками Чонгука, у которого более высокий набор навыков, так что у Чимина просто не было сил зайти куда-нибудь перекусить. Чимин был настроен заказать еду, когда дотащится до квартиры, составляя заказ в голове и исходясь слюной только от одной мысли о еде. Но как только он открыл дверь, приятный запах атаковал ноздри. Пахло едой. Свежеприготовленной едой. Луком, чесноком, мясом. На секунду Чимин думает, что у него галлюцинации, но когда он стягивает обувь и проходит дальше в квартиру, то обнаруживает Юнги на кухне, умело переворачивающего овощи, шипящие на сковороде. — Эм, привет? — осторожно зовет Чимин, не желая напугать готовящего мужчину. Юнги поворачивает голову, чтобы посмотреть на Чимина, не прекращая двигать запястьем, и Чимин старается не завидовать этому умению. — Иди мой руки. Ужин будет скоро готов. Чимин моргает. Один раз. Два раза. — В-в смысле, я не готовил только для тебя! Я готовил для себя, и тут слишком много, т-так что я делюсь, — добавляет Юнги в спешке, замечая моргающего Чимина, и поворачивает голову обратно к сковороде, но Чимин издалека видит, как краснеют юнгиевы кончики ушей. Оу. Чимин не слишком доверяет себе, боясь начать говорить и сболтнуть что-то глупое или неблагодарное, так что он просто мычит в ответ и торопится в ванную, закрывая дверь за собой. Это было немного… странно. Юнги готовил ужин для них? Почему? Нет, это не имеет смысла. С чего бы ему готовить для Чимина? Чимин надумывает, он просто не привык приходить домой и видеть кухню, используемую в прямом назначении. Чимин быстро моет руки и проверяет свое отражение в зеркале, и ненавидит, каким уставшим он выглядит, но у него все равно нет ни малейших сил исправлять это. Все равно никого из них это не волнует. Когда Чимин возвращается на кухню, на кухонном островке его ждет тарелка с горячей едой, от которой идет пар, а Юнги нигде не видно. Он едва может поверить своим глазам, когда его взгляд падает на аппетитную еду. Выглядит лучше, чем некоторые блюда, которые он ест в ресторанах. И Юнги или действительно плох в просчитывании порций, или намеренно приготовил достаточно на двоих. Чиминово сердце немного ускоряется от осознания этого, когда он принимается за еду. Прошла целая вечность с того момента, как он последний раз ел домашнюю еду. Прошла целая вечность с тех пор, как в его квартире было хоть немного оживленной. Он чувствует легкое тепло и большую благодарность. — Спасибо! Я все съем! — кричит Чимин, зная, что Юнги обязательно услышит его через тонкие стены, и быстро садится пробовать еду. Чиминовы глаза расширяются в удивлении, когда он делает первый укус, и почти бесстыдно стонет. Это потрясающе вкусно. Чимин никогда не думал, что Юнги умеет готовить. Он определил его как человека, который забывает обо всем на свете, когда погружается в работу, прямо как сам Чимин. Ему никогда не приходило в голову, что Юнги, возможно, научился хорошо заботиться о себе, независимо от того, насколько он может быть занят. Чимин поглощает еду так, словно это последний ужин в его жизни, и в кои-то веки квартира не ощущается такой холодной. В кои-то веки Чимину не нужно заставлять себя улыбаться. Юнги поверить не может, что он действительно заходит в Park Entertainment, одну из компаний, которые всегда не любил больше всего по многим причинам и не только по тому, о которой заявляла младшая версия его самого. Но вот он, сидит в студии и ждет Чонгука. Это было частью брачного контракта и соглашения об урегулировании.

Мин Юнги будет работать над проектами Park Entertainment несмотря на свое заявление в прошлом.

Это должно было доказать, что причина юнгиевых слов была в боли от расставания с Чимином, а значит не несли в себе ни грамма правды. Что за хрень. По крайней мере проект, над которым ему нужно работать, — песня для Чонгука. И это хорошо не только потому, что он уже мельком встречался с мужчиной, но и потому, что чонгуковы песни становятся хитами номер один из-за диапазона и глубины его вокала. Совместная работа может подтолкнуть репутацию Юнги как продюсера, пока он толкает Чонгука в неизведанные его вокалом воды, так что Юнги готов попытаться извлечь максимум пользы из сложившейся ситуации. Чонгук отправил ему спродюсированный им самим трек несколько дней назад, и с продюсерской точки зрения в нем было несколько моментов для доработки. Но, по мнению Юнги, для человека, который не продюсирует на постоянной основе, Чонгук проделал потрясающую работу. Они собирались обсудить изменения, которые Юнги уже внес в трек в собственной студии в комнате, и пройтись по лирике, которую Чонгук должен был приготовить к сегодняшней встрече. Но теперь, когда он здесь, Юнги присматривается к студии повнимательнее, с трепетом замечая, что у них самое современное оборудование в отрасли. Компании, с которыми до этого работал Юнги, были довольно маленькими, поэтому оборудование не всегда было лучшим, но не было ничего с чем он не смог бы работать, поскольку изначально он учился работать с техникой и похуже. Для Юнги стало захватывающем зрелищем увидеть новейшее микшерное оборудование, шикарную комнату звукозаписи и установку монитора в уютно оформленной комнате. По крайней мере деньги они тратят разумно. Юнги не долго находится в одиночестве, когда Чонгук приезжает в установленное время, выглядя слишком взволнованным для перегруженного работой айдола. — Привет, хен! — приветствует Чонгук менее энергичного продюсера легким взмахом руки, небрежно бросая свою сумку на диван сзади. — Подожди, я ведь могу тебя звать хен? — Эм, конечно. Привет, мелкий, — бормочет Юнги, лишь слегка озадаченный явной энергией младшего в столь поздний час, и придвигает второй стул ближе, чтобы Чонгук мог сесть. — Ты уже говоришь, как Чимин-хен. Мне не нравится это. На что Юнги усмехается, но не говорит ничего в ответ, потому что не знает, что связывает этих двоих. — О, у вас даже вкусы одинаковые, — беспечно комментирует Чонгук и указывает на холодный американо, который принес с собой Юнги и в которой нуждался несмотря на позднее время. — У Чимина это тоже любимый напиток. Блять. Они с Чимином так и не добрались до части с любимыми блюдами и напитками, так как Юнги решил пропустить эту часть разговора, углубившись больше в прошлое мужчины. И сейчас у него ни малейшей идеи, что делать, так что он просто мычит в согласии и избегает чонгукова взгляда, надеясь, что ложь не слишком очевидна. — В любом случае, мы... — начинает Юнги, пытаясь сменить тему, но Чонгук перебивает его. — Вы, ребята, на самом-то деле и не женаты, да? У Юнги кровь стынет в жилах от резкого обвинительного тона. Он чувствует, как в горле появляется ком, а сердцебиение нарастает, заставляя его чувствовать, как он задыхается, поскольку ком становится все больше и больше. — К-конечно мы женаты, — заикается Юнги, пытаясь изобразить веселый смех и скрыть напряжение в голосе, но Чонгук не обращает на это внимание. — Но вы не влюблены, — заявляет айдол это так невозмутимо, что Юнги потеет. — Вы ведь даже не знаете друг друга, верно? Юнги глотает ком в горле и закусывает нижнюю губу. Блять. Что ему теперь делать? Как Чонгук все понял по одному напитку? В этом нет никакого смысла. Даже если Юнги ошибся, вкусы Чимина могли поменяться, или Юнги мог перепутать, так что как, блять, младший пришел к такому правдивому умозаключению? — У нас у всех есть секреты, хен. Я никому не скажу. Мне просто любопытно, почему Чимин зашел так далеко, как женитьба на ком-то, кого он едва знает, — вдруг говорит Чонгук, его тон и голос смягчаются, не звучит обвиняюще, и каким-то образом Юнги… верит ему, верит теплой честности в карих глаза, которые совсем не юные, а гораздо более зрелые, чем следует. Все выглядит так, словно мужчина показывает Юнги частичку самого себя, даже поза меняется, пока Чонгук расслабляется, становясь меньше айдолом и больше обычным собой, открытым и зрелым, прямо как его взгляд. И это опасно. Доверять незнакомцу — айдолу, который может в любой момент легко разоблачить их — не лучшее решение, но какой у Юнги выбор? Чонгук не выглядит так будто блефует, его взрослый взгляд лишком знающий. — Как ты узнал? — выдыхает Юнги, признавая поражение, напряженные плечи чуть опускаются вниз. — Чимин-хен хорошо прячет плохие чувства, но ужасно — хорошие. Когда он счастлив, это видно, — мягко объясняет Чонгук с довольной улыбкой на губах, и Юнги, услышав чонгуковы слова, тут же понимает, что он был в дерьме с самого начала. — И если бы он был влюблен много лет, это было бы заметно. Особенно сейчас, когда вы женаты и все такое. Хотя его ложь звучит убедительно, не волнуйся. Чонгук успокаивает застывшего Юнги, его взгляд и голос ни на секунду не перестают быть мягкими. — Я сомневаюсь, что кто-то заметил, поскольку я один из немногих айдолов, с которыми Чимин-хен постоянно работает, так что я, вероятно, единственный, кто проводит с ним так много времени, чтобы заметить изменения в его поведении. Кроме того, мне нравится думать, что я для него больше друг, чем просто айдол. К тому же, вы вели себя слишком неловко друг с другом во время того приема, а теперь ты говоришь, что напиток, который Чимин терпеть не может, его любимый. Так что я просто решил, что моя теория верна, — заканчивает свое объяснение Чонгук, откидываясь на диванные подушки. Юнги просто по-идиотски кивает, понимая к чему клонит Чонгук, даже если ему больно признавать, что младший прав. Юнги объебался. Чимин сдерет с него шкуру живьем, а затем его отец сделает тоже самое, но уже с ними обоими. — Просто почему? Я этого не понимаю, — спрашивает Чонгук, слегка наклонив голову, и с любопытством глядя на него, не более того. Юнги трет виски и копает яму, в которую сам загнал себя, глубже. — Отец Чимина заставил нас. Без обид, но твой исполнительный директор мудак. — Какие обиды, мне он тоже не нравится, — отмахивается Чонгук и судя по тому, каким серьезным становится его взгляд при упоминании отца Чимина, Юнги верит ему. — Так, он заставил вас пожениться? Из-за той шумихи со старым треком? Чонгук собирает воедино правду, несмотря на придуманную историю. Юнги кивает с еще одним тяжелым вздохом, и его губы складываются хмурую гримасу. — Похоже, это был простой способ продвинуть его «про-гейскую» повестку. Не спрашивай меня, что творится в его больной голове, но либо так, либо я фактически потеряю все, что у меня есть, связанное с моим именем. Лицо Чонгука выражает горечь. — Поверить не могу, что он поступает так дерьмово с собственным сыном. — Я тоже, — мягко отвечает Юнги, встречаясь с мужчиной взглядом. Между ними повисает короткое молчание, оба позволяют словам впитаться, а правде осесть в умах. И несмотря на тошнотворное чувство в животе от того, что весь обман вышел наружу, Юнги действительно чувствует себя хорошо после того, как позволил этому произойти. Юнги умирал как хотел поговорить хоть с кем-то об этом, пожаловаться и поругаться — все, что ему хотелось, даже если он до усрачки напуган последствиями. — Я правда могу верить тебе? — неуверенно спрашивает Юнги, пока в груди все сжимается, а короткие ногти впиваются в пластик напитка. — Хен, я понимаю, что для тебя я незнакомец, но я правда люблю и уважаю Чимин-хена. Я не сделаю ничего, что ранило бы его, и у меня нет намерений ранить тебя, так что не волнуйся, — твердо произносит Чонгук, чуть наклоняясь вперед и сжимая юнгиево колено. Юнги выпускает долгий выдох и сжимает руку Чонгука в молчаливом облегчении. — Тебе, кстати, тоже следует быть поаккуратнее, — меняет тему Юнги с себя и Чимина и улыбается, когда ловит взгляд полный замешательства. — Я видел вас двоих. Чонгук выглядит еще более смущенным. — Хмм? — Ты выбрал не слишком секретное место, чтобы попытаться съесть лицо своего стилиста, знаешь? — легко намекает Юнги. Чонгук глазеет на него, а Юнги видит, как в голове у него крутятся шестеренки. Затем айдол моргает слишком быстро, зрачки расширяются, а щеки неконтролируемо заливаются алым, когда он понимает, на что намекает Юнги. — Ты видел нас? — спрашивает Чонгук, плохо стараясь сдержать самообладание. — Ну, было сложно не увидеть, когда вы были настолько поглощены друг другом, — легко и игриво утрирует Юнги. — М-мы не… Я-я имею в виду… Боже, — стонет Чонгук с щеками цвета спелого томата и беспомощно водит руками повсюду, пытаясь прийти в себя. Мило. — Как долго вы встречаетесь? — спрашивает Юнги, жалея мужчину и по-доброму улыбаясь, а голос становится слишком ласковым даже для его собственных ушей. — Примерно год, — застенчиво бормочет Чонгук, теребя свои пальцы и взглядом ловя открытую и ободряющую улыбку Юнги. — Должно быть тяжело скрываться все это время, — мягко гооврит Юнги, испытывая сожаление, что мужчине приходится скрывать такую важную часть своей жизни, а Чонгук мычит и медленно кивает в ответ. — Но нет ничего, чего бы я не сделал для Тэ, — улыбается Чонгук, голос и взгляд тверды, выражая непоколебимую уверенность в способности защитить свою тайну. Юнги чувствует, как на сердце теплеет от таких слов. Чонгук выглядит таким же молодым, каким он есть на самом деле, сражаясь за свою любовь и защищая Тэхена от пристального внимания общественности и фанатов, что подпитывает юнгиево желание защитить и его тоже. Чонгук внезапно наклоняется, смотря Юнги в глаза и на секунду тому кажется, что айдол начнет угрожать, но затем он внезапно протягивает Юнги мизинец. — Мы сохраним секреты друг друга, обещаешь? — Ты хочешь, чтоб я на мизинцах поклялся? — спрашивает Юнги в неверии, но он чувствует, как волна нежности накатывает на него при виде этого милого зрелища. Чонгук хмурит в ответ брови. — Обещаешь? Юнги не может сдержать смешок. А затем с улыбкой и легким покачиванием головы скрещивает мизинцы. — Обещаю. Прошел месяц или около того с тех пор, как для Юнги началась предполагаемая счастливая семейная жизнь. Быть замужем за Чимином все еще процесс, к которому он привыкает, но по крайней мере теперь они разговаривают друг с другом при встрече, а не так как раньше, когда они оба были ужасно неловкими при попытках поговорить, которые требовали намного больше усилий, чем обычно. Все еще может быть немного неловко, волшебным образом легче не стало, но отношения между ними определенно улучшились. И сами того не осознавая, у них сложился определенный распорядок дня. Жизнь в квартире с одной ванной значила постоянные столкновения ранним утром, и что Юнги не нужно прятаться в своей комнате и ждать, пока Чимин уйдет на работу, чтобы сходить облегчиться. Теперь вместо этого Юнги постоянно натыкается на другого мужчину, когда кто-то из них выходит или заходит. Обычно это Чимин выходит из ванной, встречая Юнги на его пути внутрь, оба с едва открытыми глазами бормочут хриплыми голосами сонные приветствия, прежде чем продолжить заниматься своими делами. Это неловко, но не тот тип неловкости, когда ты замираешь и не двигаешься. Простое неловкое «Да, технически ты все еще чужой, несмотря на то что мы живем вместе». Это утро не отличается ничем от остальных. Юнги просыпается в то время, когда захочет его проклятое тело, что, если честно, намного раньше, чем сам Юнги бы предпочел, но он не может ничего с этим поделать, даже если раннее пробуждение приводит к тому, что устает он раньше. Итак, это утро ничем не отличается, так что когда Юнги, прищурившись, смотрит на экран телефона, то убеждается, что сейчас около шести тридцати утра, и его кровь жаждет всплеска кофеина, который поможет запустить его бессвязный пока разум. Но прежде чем он успевает дотащить ноги до кухни, где сможет начать процесс возвращения жизненной силы в тело, Юнги отклоняется от своей обычной рутины и направляется в ванную. Ему, блять, очень сильно нужно отлить, и Юнги знает, что следовало бы сходить ночью, чтобы избежать боли в животе, от которой он сейчас сгибается пополам, торопясь в ванную, но теплая постель отвергла здравый смысл и держала его в заложниках. В квартире тихо, а это значит, что Чимин еще не вернулся со своей утренней пробежки, из-за чего ванная в кои-то веки пустует, что позволяет Юнги занять ее первым сегодня. ….Так он полагает. Первое, что он упускает, то как легко зашел в ванную. Второе, что он опускает, — воздух. Он не замечает, как жар клубится в воздухе. Он не замечает ничего, пока облегчает душу, его разум занят кофе машиной, которую нужно запустить, чтобы снова начать здраво мыслить. До тех пор, пока он не видит размытое отражение в длинном широком зеркале на стене, над раковиной рядом с ним, он замечает в угле рядом с собой цветное пятно, которого совершенно точно не должно там быть. Так что Юнги поступает настолько разумно, как поступил бы любой полусонный человек. Он вытирает конденсат с зеркала прямо там, где размытое цветное пятно. И видит застывшую фигуру Чимина, который буквально стоит позади него снаружи душа, голый. Голый. С голой задницей. Единственный звук в комнате — звук замедляющейся юнгиевой мочи. Юнги не может перестать ссать, несмотря на то, как бы блядски громко его разум не кричал «отбой!» в самый позорный момент за всю его жизнь. В отражении Чимин насквозь мокрый с застывшей рукой, протянутой к вешалке с полотенцем, смотрит широко открытыми глазами в шоке и неверии. — У тебя есть татуировки? — Юнги слышит, как выпаливает это сам, н сводя глаз с двух пятен черных чернил, которые выделяются на коже Чимина. А затем его разум слышит собственные слова, которые отправляют Юнги еще дальше по спирали позора, пока он нащупывает резинку трусов и натягивает их, наконец, перестав облегчаться. Не тратя времени на то, чтобы помыть руки, — он может это сделать на кухне, где также может утопиться в процессе, — Юнги быстро выходит, спуск воды в унитазе сообщает о его резком уходе. Юнги тонет в собственном смущении, наливая себе кофе, когда застывает, слыша, как отрывается дверь ванной, показывая завернутого в полотенце Чимина. Они оба смотрят друг другу в глаза второй раз за утро. И тогда Чимин слабо и по праву смущенно улыбается. — Расслабься, у нас у обоих все одинаковое, волноваться не из-за чего, — шутит Чимин легким тоном, разряжая напряженный воздух вокруг застывшей фигуры Юнги. Юнги может только выпустить сдавленный смешок, когда Чимин хмыкает и заходит в собственную комнату, оставляя Юнги наедине с его бурлящими мыслями, твердящими только о том, что он увидел чиминовы татуировки второй раз. Юнги никогда не осуждал телесные модификации, у него у самого был проколот язык (чего никто не замечал в моменты разговоров) и тату на лодыжке, так что его реакция на чужие татуировки далека от ненависти. Его реакция — нездоровое любопытство и удивление, и Юнги не готов признавать ни одну из них. Юнги бросает взгляд на отражение в микроволновке, проводит серебряным шариком пирсинга по нижней губе, и его мгновенно охватывает еще большее любопытство. Заметил ли Чимин? Юнги не припоминает реагировал ли тот, заметив его, но сейчас, когда он стоит здесь, сжимая в руке утренний кофе и играя с пирсингом, Юнги не может сдержать растущего любопытства. Так что в попытке обуздать его и не отвлекать его, Юнги делает глоток обжигающе горячего кофе, и боль сметает все оставшиеся мысли о Чимине, татуировках и пирсинге. Оставляя лишь напряжение где-то в глубине горла, возникшее из-за смущения. Которое, к сожалению, упрямо и осталось с ним до конца дня. За последние несколько недель Юнги привык ко многим вещам. Он привык к тому, что Чимин разбрасывает свое белье по всей квартире. Привык, что Чимин громко включает музыку, когда убирается. Он даже привык видеть, как Чимин взъерошивает волосы, когда задумается или, честно говорят, вообще в любой момент. Но единственное к чему Юнги привыкнуть не может — пищевые привычки Чимина. Если их вообще можно так назвать. Чимин редко ест с утра, протеиновый коктейль и зеленый смузи заменяют нормальную пищу, а когда он возвращается с работы, то всегда ужинает чем-нибудь из круглосуточного магазина или доставкой. Все это не должно касаться Юнги, он знает, что не должен зацикливаться на этом, но, как ни странно, делает это. Несмотря на то, что тогда он не хотел этого признавать, Юнги действительно приготовил тот ужин для Чимина, потому что больше не мог смотреть, как мужчина продолжает пренебрегать собой из-за отсутствия нормальной еды. Юнги думал, что сделает это только один раз, поддастся своим импульсивным мыслям, но он ошибся. Очнулся Юнги тогда, когда собственные ноги несли его в ближайший супермаркет, а руки затем складывали в тележку разные овощи и даже говядину. Затем он обнаружил, что сам тащит тяжелые сумки обратно в квартиру — рутинная работа, на которую он обычно ворчит себе под нос, поскольку супермаркет по соседству находился совсем не рядом с их домом, но на этот раз он не возмущался. Единственное, что Юнги осознавал, это картинка с едой, которая всплыла у него в голове этим утром, после того, как он увидел Чимина, выбегающего из квартиры, едва проснувшись, без следов еды где-либо: ни в раковине, ни на кухонных столах. Так что, вот он. Нарезающий овощи. Маринующий куски говядины. Поглядывающий на время, волнуясь, а также предвкушая возвращение домой определенного мужчины. На этот раз Юнги должен признать свое поражение. Он должен признать, что в какой-то степени заботится о Чимине. Почти неловко от того, сколько усилий он вкладывает в блюдо, и еще больше от того, как замирает сердце, когда он слышит, как открывается дверь, оповещая о прибытии Чимина. Юнги пытается скрыть нервозность, когда ставит последние закуски на стол, игнорируя звуки из прихожей. Не то чтобы он раньше не готовил для других. Не то чтобы имело значение, если блюдо не самое лучшее. Все равно оно будет лучше, чем еда из магазина, и Юнги очень гордится этим. Но он обманывает себя из-за чего нервничает еще сильнее. Это важно. Юнги застывает на месте, когда Чимин заходит на кухню из прихожей, его глаза широко распахиваются, когда он видит еду, приготовленную на двоих, прежде чем его взгляд устремляется вверх к Юнги. — Ты приготовил все это? — медленно спрашивает Чимин, удивляясь. Это простой вопрос, невинный, простой вопрос, но Юнги мгновенно паникует. — Н-не то чтобы я готовил для тебя, потому что захотел. Я готовлю для тебя только потому, что юристы засудят меня в случае твоей смерти, — вырывается у Юнги, и он чувствует, как кончики ушей становятся красными и горячими, сдерживая желание съежиться от собственной лжи. Чтобы не смотреть на ошелемленного Чимина, Юнги резко отворачивается и занимается тем, что достает из ящика несколько палочек для еды, избегая чиминового взгляда, который чувствует на своем лице. Он решительно игнорирует нужду взглянуть, когда слышит мягкий смешок младшего, а затем как он легко бросает свою сумку, когда садится за стол. Чимин слегка кланяется головой, когда берет палочки из протянутой юнгиевой руки, не отрывая взгляда от еды перед собой. Когда Юнги все-таки осмеливается украдкой взглянуть на Чимина, то ловит маленькую яркую улыбку на чужих губах, возможно, самую яркую, которую Юнги довелось видеть. — Спасибо за еду, хен, — тепло говорит Чимин, поднимая взгляд на Юнги, чтобы одарить его такой же яркой улыбкой, и начинает копаться в еде, совершенно не замечая, как юнгиево сердце пропускает удар. Юнгиево сердце пропускает удар, снова. Это первый раз, когда Чимин зовет Юнги «хеном», несмотря на то, что он живут вместе уже несколько месяцев. Юнги не особо возражал против отсутствия почтительного обращения, поскольку они изначально не были близки, и у Чимина не было причин называть его «хен». Но теперь… теперь у Юнги появилось это странно чувство, растущее в груди. Должно быть, у него действительно сдают нервы. Чимин предполагал, что отношения между ним и Юнги постепенно начали налаживаться, но теперь он не так уверен в этом. Не с тем, что он видит перед собой, наблюдая за Чонгуком и Юнги. Множество сотрудников собрались в одном из самых больших тренировочных залов Park Entertainment, зарезервированных для больших выступлений, и готовятся к предстоящей фан-встрече Чонгука, в помещении царит шум, а толпы людей выполняют свои обязанности. Чимин должен был поставить хореографию к трем чонгуковым бисайдам, включая новую песню, над которой работали Юнги и Чонгук. Поскольку сегодня был полный прогон сет-листа, Чонгук настоял на присутствии Юнги, желая, чтобы тот проверил, передает ли Чонгук чувства, которые вкладывались в песню изначально. Чимин не возражает против этого. Его это правда не тревожит, поскольку он знает, что благодаря продюсерским отзывам чонгукова тренировка станет более полезной. Даже если это означает, что им снова придется вести себя как супружеская пара. В некотором смысле, Чимин начинает привыкать к этой игре, обнаруживая, что все проще и проще отвечать на назойливые вопросы, когда люди спрашивают его о жизни новобрачного, и это не идет ни в какой сравнение с тем, что было на спонсорском вечере в начале. В результате которого им обоим пришлось вступить в игру. Ну, по крайней мере, частично. Теперь они время от времени делают совместные фото, чаще всего по чиминовому предложению, так что у них у обоих есть что постить в социальные сети, а Чимин периодически выкладывает песни или вещи, которые напоминают ему о Юнги, даже если это, конечно же, ложь. Но это не единственное улучшение. Они теперь не такие неловкие друг с другом. Юнги больше не избегает его любой ценой, и время от времени они даже немного болтают, когда находятся в одной комнате. Юнги даже начал готовить для них обоих, когда не занят собственной работой. Все было не идеально, но прогресс определенно был, и Чимин правда радовался развитию их отношений, поскольку это помогало снижать стресс. Но прямо сейчас все это подвергалось сомнению. — Вау, хен, ты должно быть и вправду обожаешь меня. Ты принес мой любимый напиток, — говорит Чонгук с самодовольной ухмылкой на губах, делая глоток бананового молока, которое только что дал ему Юнги. — Удивлен, что ты помнишь. — Ведешь себя так, словно не я покупал его тебе, каждый раз, когда мы встречались в студии, — беззлобно фыркает Юнги, и Чимин не может перестать смотреть на редкое игривое выражение лица старшего. — И почему вообще это я всегда покупаю напитки? — продолжает шутливо Юнги, подталкивая локтем ухмыляющегося айдола. — Ты богаче меня. — А ты старше, — парирует Чонгук в ответ, прислоняясь к боку Юнги, глядя на него щенячьими глазами, которые Чимин знает слишком хорош, так как сопляк всегда использует этот взгляд на нем, пытаясь избежать дополнительной тренировки. Чимин, даже не скрываясь, наблюдает за ними в зеркало, растягиваясь, чтобы согреть мышцы, не может до конца поверить в то, что видит. — Ты просто избалованный, — фыркает Юнги, улыбаясь. — И ты любишь баловать меня, — самодовольно парирует Чонгук с триумфом во взгляде. Юнги просто качает головой, но не пытается отмахнуться от Чонгука или прекратить их дружескую перепалку. Он также не отрицает и чонгуково заявление. Чимин игнорирует, как в отражении сужаются его глаза, пока он медленно заканчивал растяжку, наблюдая за Юнги, садящимся спиной к стене вместе с Чонгуком и позволяющим последнему положить подбородок ему на плечо, пока оба смотрят на что-то у Юнги в телефоне, перешептываясь друг с другом. Чимин чувствует себя… странно. Как Чонгук и Юнги стали так близки? Они едва знали и видели друг друга. Ладно, это правда, что они вместе работали над песней, но они встречались для этого всего пару раз, не так ли? По сравнению с ним самим и Юнги, шепчущаяся парочка провела гораздо меньше времени вместе, так как блять айдол и продюсер оказались так близки, когда они, молодожены, не могли даже нормально поговорить? Чимин чувствует, как внутри все переворачивается. Неужели он настолько неприятен? Он понимает, что Юнги не шибко-то рад их браку, черт возьми, Чимин тоже никогда не планировать выйти замуж таким образом, но прошло уже два месяца. Сейчас они почти ладят, и его отец больше их не беспокоит. Едва ли их замужняя жизнь отличается от жизни двух друзей, делящих квартиру, и все же, он не может рассмешить Юнги также легко. Чимин понимает. Правда. Чонгук милашка и душа компании, его мягкое обаяние и шутливая натура поражают, вот почему нация влюбилась в него. И не то чтобы Чимин не любит Чонгука, он обожает его, особенно учитывая, что наблюдал, как тот растет, но каким-то непостижимым образом видеть, как младший и Юнги так легко поладили заставляет Чимина чувствовать себя… странно. — Перерыв окончен! — кричит Чимин, нарушая повисшее в воздухе затишье, не потрудившись подойти к тем двоим, он направляется к аудиосистеме, чтобы вернуть сетлист к началу. Чонгук быстро поднимается и готовится к продолжению тренировки, ожидая как обычно чиминовых инструкций, когда занимает нейтральную позицию в центре комнаты. — Пройдись один раз самостоятельно под ремикс. Я посмотрю, — указывает Чимин, и его голос звучит намного холоднее, чем он хотел бы. Чимин дышит сквозь чувство, скручивающееся в груди, когда Чонгук улавливает его тон и кидает растерянный взгляд туда, где сидит Юнги, что только заставляет это чувство расти, потому что Чимин ведет себя странно, и айдол смотрит на его мужа в поисках подсказки почему. Это имеет смысл, ведь если они счастливая женатая пара, то Юнги должен знать, что происходит с Чимином. Но они не. Чимин заставляет себя сесть спиной к зеркалу и лицом к Чонгуку, когда музыка начинает играть, и Чимин сосредотачивается на движениях айдола, его выражении лица и осанке. Чонгук справляется хорошо, как и всегда. Запомнить хореографию никогда не занимало у Чонгука много времени, поскольку у сопляка был обширный диапазон движений в мышечной памяти, так что он всегда был одним из самых гибких танцоров, которых видел Чимин и с которыми работал. А затем тихий голос в голове шепнул: Что видит Юнги? Чимин осторожно позволил взгляду переместиться туда, где сидел Юнги, также наблюдая за айдолом. И вот опять, безграничная нежность в юнгиевых карих глазах. Чимин едва может подавить усмешку, которая угрожает сорваться с губ, закатывая глаза, прежде чем снова сфокусироваться на Чонгуке. И вот тогда их взгляды пересекаются. Чимин чувствует, как румянец медленно ползет вверх по спине от короткого зрительного контакта с Чонгуком, когда тот замечает, что Чимин изучает Юнги. К счастью, младший ничего не говорит и не показывает, что что-то заметил, фокусируясь на движениях. К концу у Чонгука немного сбито дыхание после танцев и живого пения одновременно. В целом, Чимин должен признать, выступление получилось хорошим. Вокал младшего безумно стабилен для такого сложного танца под быстрый ремикс, его движения аккуратны и точны, как и нужно. И все же, Чимин испытывает странную нужду указать на маленькие ошибки. — Следи за руками во время этой части, — говорит Чимин, пока встает с пола и показывает ту партию, которую имеет в виду. — Твои руки выглядят слишком свободно и небрежно. Это не вписывается в резкость хореографии. Чимин игнорирует упавший на него юнгиев взгляд, игнорирует хмурое выражение, которой видит на лице мужчины, когда тот смотрит на двигающиеся руки Чонгука, отрабатывающего движения после чиминовых слов. — Не думаю, что это было так плохо, — тихо бормочет Юнги, но Чимин слышит его. В груди Чимина все сжимается, и он чувствует, как легкий прилив жара распространяется по телу. На этот раз Чимин не сдерживает усмешки, поворачиваясь и устремляя раздраженный взгляд на сидящего мужчину. — Не знал, что ты специализируешься в танцах. Ты, похоже, знаешь об этом больше, хочешь поучить его вместо меня? — парирует Чимин резким и раздраженным тоном. Услышав это, Юнги выглядел ошеломленным. Его глаза расширились, губы приоткрылись, тело застыло. Рациональная половина Чимина знает, что Юнги хотел только добра, но другой его половине не нравится, что его предполагаемый муж встал на сторону своего нового лучшего друга. — Нет, Чимин-хен, прав, — вмешивается Чонгук, прежде чем что-либо еще будет сказано, тепло улыбаясь Чимину. — Я больше сосредоточусь на этой части, хен. Можно я попробую еще раз? Чонгука, похоже, не смутили чиминовы раздраженные слова. Во всяком случае, Чонгук выглядит слегка удивленным, что только еще больше усиливает его раздражение без всякой на то логической причины, кроме той, что оно просто есть. Чимин снова приседает и облокачивается спиной на зеркало, внимательно следя за каждым чонгуковым движением. Ну, нравится Юнги сопляк больше, чем он сам, и что? Чимин не завидует их естественным отношениям, он просто огорчен, что ему приходится бороться за то, чтобы его собственные отношения с Юнги казались таковыми. Чимин чуть не выплескивает себе воду на колени, когда это странное чувство разливается по венам только при мысли об этом. Он почти смеется над собой, когда тихий голосок на задворках сознания шепчет одно-единственное слово, слово, которое никак не соотносится с тем, что он чувствует в данной ситуации. Но чем дольше взгляд мечется между Чонгуком и Юнги в течении вечера, когда они общаются, тем громче отдается шепот в его голове. Чимин не завидует. У него нет ни одной рациональной причины завидовать той связи, которая магическим образом сформировалась у этих двух за гораздо меньшее время, чем было у него с Юнги. Он ни капельки не завидует. И легкое подергивание чиминовых глаз, когда Чонгук игриво хныкает «хен», обращаясь к Юнги, не имеет к этому никакого отношения. Все просто из-за того, что в зале нужно хорошенько протереть пыль. Это странно. Юнги ничего не может сделать, кроме как сидеть прямо, когда машина отъезжает от тротуара, из динамиков играет трот, а таксист ему подпевает. Это странно. Юнги бросает взгляд на мужчину, сидящего рядом, и видит как тот смотрит в окно, пока здания проносятся мимо. Логично, что они едут домой на одном такси, и все же Юнги прекрасно осознает новый виток напряженности между ним и Чимином. Он почувствовал ее еще ранее днем во время чонгуковой репетиции, почувствовал, что исходит от Чимина, несмотря на все его попытки скрыть свое раздражение. Юнги все еще не уверен, в чем причина раздражения Чимина, так как думал, что репетиция, по его мнению, прошла в точности, как надо. Чонгук был достаточно подготовлен, он, казалось, был идеально готов к своей фан-встрече, и все же Чимин до смерти придирался к бедному парню. Чонгук, должно быть, либо привык к придиркам из-за характера своей работы, либо у него было невероятное терпение, чтобы мириться с комментариями Чимина, в которых Юнги, как не пытался, не мог усмотреть ошибки. И когда Чимин показал какой у него острый язык, Юнги был ошеломлен до глубины души, так как, честно говоря, не ожидал, что мужчина так отреагирует на его легкое замечание. Но Юнги и не видел Чимина в работе. Он не знает его преподавательского стиля или методов, он не знает было ли то, что он видел сегодня, исключением из обычного поведения Чимина. Но что Юнги действительно знает, что взгляд Чимина ни на секунду не отрывался от него или Чонгука, когда они разговаривали. Юнги слегка ерзает от невнятного раздраженного вздоха, исходящего от Чимина, и, взглянув, видит, что мужчина хмурится. Тогда Юнги замечает, что они едут не привычным маршрутом, который привел бы их прямиком к их зданию. Быстрый взгляд на навигатор таксиста, и Юнги чувствует как расцветает его собственное раздражение. Судя по всему, они едут самым долгим путем из всех возможных. — Аджусси, это не та дорога, — опережает его Чимин, его тон подчеркнуто вежливый. Водители бросает на них взгляд в зеркало заднего вида. — Это дорога, по которой ведет меня навигатор. Чимин сдвигается вперед самую малость, на которую позволяет ремень безопасности. — Аджусси, сейчас час ночи, на дороге нет ни одной машины. Не могли бы вы, пожалуйста, выбрать самый быстрый маршрут? — Эй, сопляк, это и есть самый быстрый маршрут, — упрекает таксист, даже не сворачивая с дороги. Юнги знает, что это ложь, потому что это не первый раз, когда он едет на такси из компании. И Чимин, как человек, который живет в Сеуле много дольше Юнги, не отступает. — Аджусси, если вы повернете здесь, то… — Я знаю, что делаю, не нужно говорить мне как ехать, — огрызается таксист на вежливую попытку Чимина перенаправить мужчину. Юнги закусывает внутреннюю сторону щеки, когда вздыхает сквозь комок гнева из-за поведения таксиста. Он понимает, что быть таксистом – выматывающая работа, но именно такие водители действительно создают сеульским такси плохую репутацию. — Аджусси, я бы предпочел быстрее добрать до дома, поскольку чувствую себя нехорошо, — вмешивается Юнги, пытаясь ослабить растущее напряжение, быстро заполняющее машину. — Дом? Два парня живущих вместе это противоестественно, — приходит неожиданный ответ, и перед глазами Юнги чувствует гнев. — Извините? — рычат и Юнги, и Чимин одновременно, в одинаковом тоне гнева и растерянности. Таксист снова бросает на них взгляд в зеркало, и Юнги чувствует, как у него бегут мурашки от отвращения, которое он видит. — Эй, аджусси, вы переступаете черту, вы не можете просто, — выплевывает Чимин, и Юнги видит, что руки мужчины, лежащие на коленях, сжаты в крепкие кулаки. — Я переступаю черту? Это вы мне тут говорите, как мне работать! — Чимин? — вмешивается Юнги, ошарашенный тем, что тот внезапно двигается, наполовину перенеся свой вес на колени Юнги, наклоняясь и протягивая телефон в направлении водительского удостоверения, отображающегося на приборной панели. — Эй! Ты чокнутый, ты что дела… — Остановите, — спокойно приказывает Чимин, передняя часть салона освещается вспышкой телефона и звуком затвора. Сцена разворачивается так быстро, что Юнги кажется будто он на десять шагов позади Чимина, когда тот кричит водителю съехать на обочину и остановиться, но тот отказывается. — Либо вы съезжаете на обочину, либо я подам жалобу на вас, и я уверен, вы захотите избежать этого, особенно на фоне недавних событий. И все точно станет дерьмово, если жалоба будет о том, что вы агрессивный водитель, — чиминова угроза заглушает крики таксиста, и Юнги может только держаться за тело Чимина, удерживая их обоих, когда водитель резко сворачивает с полосы, направляясь в сторону обочины. Юнги вполне уверен, что Чимин оплатил далеко не всю поездку деньгами, брошенными водителю на колени, когда они оба вылезают из машины, игнорируя шипение таксиста. В ту секунду, когда Юнги захлопывает дверь, такси уезжает, оставляя их на обочине случайной улицы в центре Сеула в час ночи. — Ты действительно собираешься пожаловаться на него? — спрашивает Юнги и начинает оглядываться в поисках другого такси. Громкий смешок исходит от явно кипящего от злости мужчины, когда он подходит к Юнги. — Я, блять, ненавижу таких гомофобных придурков, как он, — бормочет Чимин, напряженным от сдерживаемых эмоций голосом, и Юнги оставляет эту тему, отводя взгляд и давая Чимину возможность собраться с мыслями. Юнги хмуро смотрит на пустую дорогу. Ебаное клише. — Пошли, давай пройдем по кварталу, вдруг сможем поймать другое, — мягко предлагает Юнги, идя вперед. Чимин шагает рядом с ним, ничего не говоря, но выражение его лица напряженное, он хмурится и поджимает губы. В третий раз за этот вечер между ними возникает новое напряжение, на этот раз известное неловкое молчание, слышен только стук их ботинок по тротуару, когда они идут. По крайней мере, погода не морозная, так как сейчас все еще ранняя осень. Долго выносить тишину и звук шагов Юнги не может. — Итак, урок усвоен — ты впечатляешь, когда злишься, — легко и немного игриво комментирует Юнги, быстро бросая взгляд на молчаливого, кипящего от злости мужчину. Юнги на самом деле не ожидал ответа в своей попытке нарушить тишину, поэтому, когда он слышит, как Чимин мгновенно отвечает: — Я впечатляющий во многих аспектах. Юнги не знает, что с собой делать, поскольку его разум как бы… отключается. Так что он просто смеется. И если получается немного громче, чем обычно, никто не должен знать об этом, кроме него самого. Он слышит тихое фырканье, а затем настоящий смех Чимина, и выражение лица мужчины подтверждает, что его реплика не была запланирована и просто сорвалась с языка. Это заставляет Юнги слегка улыбнуться, пока он продолжает высматривать такси. Ему действительно интересно, насколько Чимин, которого он видит, является «отфильтрованной» версией его самого? — Вон такси, — зовет Юнги все еще идущего Чимину, застигая его врасплох, и он спешит обратно, присоединяясь к Юнги как раз вовремя, когда оно подъезжает к ним. Сидя во втором за ночь такси, на этот раз между ними не повисает никаких странных чувств. И, к счастью, когда Чимин называет адрес, водитель действительно выбирает самый быстрый маршрут. Без витающего в воздухе напряжения и странного чувства, Юнги остается наедине со своим любопытством, продолжая украдкой поглядывать на отвернувшуюся голову Чимина, когда тот смотрит в окно. Он не выглядит таким напряженным или сердитым, как во время прогулки, во всяком случае, Чимин выглядит так, будто ему не хватает немного веселья. И Юнги как раз знает лекарство от этого. Как только они возвращаются в свою квартиру, Юнги предлагает Чимину то, чего не предлагал раньше. — Эй, не хочешь бокал вина? — обыденно зовет Юнги с места у кухонной стойки, глядя прямо на моргающего Чимина, который остановился на полпути в свою комнату. — У нас обоих был долгий день, и сегодняшний вечер – прекрасный повод для нас быть ответственными взрослыми и распить бутылку вина на двоих, вместо того, чтобы одному из нас выпивать все самому, — продолжает Юнги с легкой улыбкой, надеясь, что она выглядит искренней, а не натянутой или неловкой. Удивление Чимина сменяется его собственной легкой улыбкой, когда он присоединяется к Юнги на кухне. — Ты читаешь мои мысли, я легко бы выпил целую бутылку прямо сейчас, несмотря на то, что сейчас час ночи, — шутит Чимин, доставая бокалы, и Юнги выбирает бутылку из тех немногих, что стоят у них на полке на столешнице. И когда они вместе садятся на диван, Юнги ловит себя на том, что вспоминает очень похожую на происходящее сцену, которая с ними уже когда-то случалась. Только на этот раз атмосфера между ними легкая, расслабленная и, он смело может это сказать, теплая, поскольку они оба вспоминают истории о самой сильной головной боли от вина, которая у них когда-либо была. На этот раз Юнги не может перестать улыбаться. Юнги вздыхает, стягивая рубашку через голову и небрежно бросая ее на пол. Его мышцы немного ноют, когда он двигается, напряженные от многочасового сидения в одном и том же положении. Все из-за трека, который Юнги должен был закончить к полуночи, но все шло совсем не гладко. Казалось, не было ничего, что порадовало бы его слух, все эффекты, которые он пробовал, просто не подходили тому, что уже было в песне. Следовательно, Юнги почти весь день просидел в своей комнате за своим рабочим местом и выходил только для того, чтобы выпить кофе или облегчиться. К счастью, он уложился в срок, но теперь он чувствовал остаточный стресс и истощение, как умственное, так и физическое. Все, что ему нужно, так это горячий душ, где он сейчас и находится, надеясь избавиться от сильного напряжения в мышцах, когда заходит в душ. Юнги шипит, когда горячая вода попадает на кожу, жар проникает в воспаленные мышцы шеи. Он громко вздыхает, пока стоит, нежась в тепле, прежде чем взять гель для тела и втереть шелковистую жидкость в кожу. Странно, но его запах кажется знакомым, и в то же время не тем, которым Юнги привык пользоваться. Взглянув на флакон и увидев, что он на самом деле его, а не Чимина, Юнги просто пожимает плечами и ставит упаковку в сторону. Он все еще задается вопросом, откуда ему знаком этот аромат, но сколько бы он ни думал о нем, он просто не может вспомнить. Он закрывает глаза и на мгновение разминает свои напряженные плечи, начиная чуть-чуть расслабляться под собственными твердыми, грубыми прикосновениями. Но, когда он снова открывает глаза, Юнги сильно вздрагивает, ударяясь спиной о стену, и мужчина, вздрогнув, шипит. Чимин прямо там, стоит посреди ванной комнаты и откровенно пялится на Юнги. Юнги даже не слышал, как младший вошел в комнату! — Что ты делаешь? — вырывается у Юнги от удивления и смущения, и он чувствует, как жар быстро приливает к его и без того раскрасневшимся щекам, когда взгляд Чимина без колебаний перемещается с его лица ниже. А затем время, кажется, останавливается, когда Чимин начинает раздеваться сам, к большому удивлению Юнги, которое, к счастью, проходит, когда мужчина заходит в душ. — Ч-чт... — Я собираюсь помочь тебе расслабиться, — шепчет Чимин, отвечая на вопрос Юнги, когда теснит ошеломленного мужчину, мягко приказывая Юнги повернуться к нему спиной. Будто Чимин дергает ниточки в его теле, в то время как ноги Юнги двигаются без команды его мозга. — Чимин, какого хрена? М-мне не нужна помощь, — заикаясь, выпаливает Юнги, голова становится легкой и ватной от того, что его застали врасплох. Он не знает, что делать! Последнее, что он ждал от жизни — Чимина, внезапно врывающегося и присоединяющегося к нему в душе! Юнги не ханжа. Не то чтобы он не делал подобного с друзьями в прошлом, когда они вместе в чимчильбане мылись или принимали ванны, но это их с Чимином домашний душ, что вообще подразумевает Чимин? Он просто планировал потереть Юнги спинку или что-то большее? На лихорадочные мысли Юнги приходит ответ еще до того, как он успевает произнести их вслух. Руки Чимина ложатся ему на спину, слегка поглаживая влажную кожу, прежде чем медленно подняться к плечам, где он начинает их мягко массировать. Дрожь пробегает по спине Юнги, а сердце начинает учащенно биться о грудную клетку, даже когда его тело начинает расслабляться от успокаивающих прикосновений. Юнги пытается отвести плечи, не привыкший к таким нежным прикосновениям, но младший настойчив. — Расслабься, Хен, — мягко воркует мужчина, его большой палец надавливает на больное место, заставляя Юнги тихо застонать, когда он начинает разминать узел. — Я просто хочу помочь, ладно? Я ставлю тебя в неловкое положение? Правда в том, что Чимин делает и не делает этого одновременно. Это, очевидно, странно, потому что они даже не близки тактильно, так что просто непривычно находиться так близко к Чимину, и вдобавок они мокрые и голые. Но, в то же время, пальцы Чимина приятно ощущаются на его коже, его прикосновения добрые и нежны. Вместо того, чтобы чувствовать себя некомфортно, Юнги находит тепло тела Чимина, исходящее от его спины, странно волнующим. — Н-не совсем, — честно отвечает Юнги, сглатывая подступающий к горлу комок предвкушения. — Это просто немного странно. — Почему? — спрашивает Чимин слишком невинным тоном, когда его руки внезапно начинают скользить немного ниже по спине Юнги. Юнги прикусывает губу, выдыхая тихий звук, который хочет сорваться с его языка. И тут он совершает ошибку, поворачивая голову, чтобы посмотреть на Чимина. Есть что-то в том, как Чимин смотрит на него, что заставляет губы Юнги приоткрыться, а кожу покрыться мурашками, а во рту пересохнуть. Чимин смотрит страстно. Чимин никогда раньше так на него не смотрел. На самом деле, прошла целая вечность с тех пор, как хоть кто-то так смотрел на Юнги. Сердце Юнги замирает, когда Чимин внезапно наклоняется вперед, его губы почти касаются мочки уха, когда он шепчет: — Ты такой напряженный, хен. Позволишь помочь тебе расслабиться? Руки Чимина медленно скользят вниз от его спины к бедрам Юнги, нежно разминая кожу там, прежде чем он осторожно поворачивает Юнги лицом к себе. И Юнги ничего не может поделать с жаром, который начинает скручиваться внизу его живота, когда он встречает обжигающий взгляд Чимина. Чимин сейчас так чертовски близко, стоит там во всем своем татуированном великолепии, надпись черным шрифтом проходит под его правой грудью, а другие китайские иероглифы, крупные и жирные, тянутся вдоль всей его левой грудной клетки и доходят до бедра. Было бы ложью сказать, что Юнги не впечатлен этим зрелищем, он бы солгал себе и вселенной, поскольку Чимин очень привлекателен. Просто есть что-то такое в остром мужском взгляде, в мягком очертании мускулов фигуры танцора. Не помогает и то, что пухлые губы Чимина выглядят такими невероятно мягкими вблизи, и то, что его руки все еще поглаживают бедра Юнги вверх и вниз, пока они стоят под струями горячей воды. Юнги разрывается между тем, чтобы оттолкнуть Чимина и притянуть ближе, когда чувствует, что становится твердым — смущающе быстро — от слегка эротического массажа его чувствительных тазовых костей, легкого покусывания тупых ногтей, царапающих влажную кожу. Мозг говорит сделать хоть что-нибудь, но его тело не знает, как отреагировать в первую очередь. Он продолжает смотреть в глаза Чимину, наполовину взволнованный, наполовину испуганным следующим шагом мужчины. Чимин внезапно начинает опускаться перед Юнги, пока не оказывается на коленях, уткнувшись лицом прямо в эрекцию Юнги. — Чимин... что... — вырывается у Юнги из-за внезапной смены позы, но затем он замолкает, когда Чимин обхватывает пальцами его член, слегка поглаживая ствол рукой. На этот раз Юнги не может подавить довольное шипение от прикосновения. Блядь. — Не волнуйся, хен, — мурлычет Чимин, прижимаясь губами в опасной близости к его эрекции. — Я делаю это только потому, что иначе адвокаты обвинят меня в твоих полных яйцах. Слова знакомые, отголосок его собственного оправдания, которое он использовал с Чимином несколько недель назад в совершенно другой ситуации. Юнги почти уверен, что перестает дышать, когда эти пухлые губы приоткрываются, дуновение теплого воздуха дразнит его сочащуюся смазкой уретру. Срань господня, Юнги умрет. Это станет его концом. В его свидетельстве о смерти будет написано «Причина смерти - рот Пак Чимина, высасываюший душу из его члена». — Послушай себя, блять, хен, тебе нужно записать себя и вставить это в трек, — стонет Чимин, отрываясь от юнгиева члена, чтобы дать ему немного пространства для размышлений, что бессмысленно, поскольку его разум улавливает быстрое, тяжелое дыхание и непристойный звук, издаваемый Чимином, возвращающим член обратно в его рот. Юнги не знает, что лучше — недостаток воздуха в голове, который только усиливает его удовольствие, или тот факт, что он собирается кончить так скоро. Юнги едва может удержаться на ногах, его бедра мелко трясутсяя, подрагивают в крепкой, надежной хватке Чимина, удерживающего их раздвинутыми и открытыми для его рта и языка, когда он попеременно сосет и трется этими чертовыми плюшевыми губами под юнгиевой головкой. —  Ч-Чимин, я… блядь, я сейчас кончу, — выдыхает Юнги срывающимся голосом, отчаянно цепляясь за мокрые стены за спиной. Он не слышит ответа Чимина. Он ничего не слышит из-за беспорядочных звуков, с которыми его легкие втягивают воздух, когда он кончает с плотно закрытыми глазами, прикусывая тыльную сторону ладони, чтобы заглушить свой крик. Он чувствует себя слишком теплым, нижняя часть его тела липкая. Юнги хмурится, сбитый с толку, потому что он был уверен, что Чимин проглотил сперму. Открыв глаза, Юнги уставился на открывшуюся перед ним сцену. Он пялится в темный потолок. Медленно трясущиеся руки Юнги поднимаются с того места, где покоились на груди, ощупывая все вокруг. По шее Юнги пробегают мурашки от жара, когда он одной рукой ощущает мягкость своего матраса и постельного белья, а другой ощущает влагу, просачивающуюся сквозь пижамные штаны. — Ни за что, черт возьми, — шепчет Юнги сам себе, и тишина комнаты отвечает ему тем же. Юнги только что приснился его первый за многие годы мокрый сон. Мокрый сон. У него не было ничего подобного с тех пор, как он обнаружил, что влюблен в Криса Эванса, играющего Капитана Америку, когда учился в старшей школе. И сон был о Чимине. Юнги чувствует, как горят его щеки, когда фрагменты его сна всплывают перед его мысленным взором. Юнги практически выпрыгивает из кровати в спешке, чтобы больше не думать о Чимине или его сне. Юнги шипит и натыкается на стену, его разум догоняет его и напоминает о трех бокалах вина, которые он выпил с Чимином всего несколько часов назад. — Ебаная жизнь, —  тихо стонет Юнги про себя, снимая штаны и нижнее белье, морщась, когда использует их, чтобы привести себя в порядок, но не может полностью избавиться от липкости засыхающей спермы. Схватив новый комплект нижнего белья, Юнги лихорадочно натягивает его и на цыпочках подходит к своей двери. Приоткрыв свою дверь на крошечную щелочку, Юнги прислушивается к звукам движения в квартире. Он не знает, который час, слишком занятый переживаниями из-за своего сна, так что, насколько он знает, он может столкнуться с Чимином в любую секунду. С колотящимся сердцем Юнги почти пулей вылетает из своей комнаты в ванную, которая находится между его комнатой и комнатой Чимина, молясь, чтобы звук шагов Юнги не разбудил другого мужчину. Со скоростью, которая никогда не была присуща ему в это время утра, Юнги смывает остатки спермы со своей кожи, все время оглядываясь через плечо на закрытую дверь, его мышцы напрягаются на случай, если он увидит, как поворачивается дверная ручка. Он не смотрит в зеркало. Не может. Он умрет на месте, если посмотрит в его сторону и увидит, каким раскрасневшимся и нервным он выглядит. Оказавшись в безопасности своей комнаты и игнорируя улики, которые лежат и смотрят на него с пола, Юнги смотрит в окно, сидя на краешке кровати, погруженный в свои хаотичные мысли, которые только усугубляют его головную боль, вызванную выпитым вином. Ему снилось, как Чимин делает минет, и в результате он кончил в штаны. В то время как все его мысли заняты тем, насколько яркими были детали его сна, в груди, на удивление, ничего не давит. Да, он чувствует себя немного странно из-за того, что так явно видел во сне Чимина, но теперь, когда он успокоился, он не так расстроен этим, как думал. Чимин ни в коем случае не уродлив, он очень привлекателен, и Юнги признал бы это, с мокрым сном или без него. Во всяком случае, мокрый сон помог ему кое-что осознать. Его влечет к Чимину. По крайней мере, физически. Юнги еще предстоит полностью узнать истинную нефильтрованную версию Чимина, версию, о которой он не подозревал, пока не увидел намек на это сегодня вечером. Он хочет больше видеть того Чимина, того, кто не сдерживает себя, того, кто высказывает свое мнение и перестает контролировать себя ради других. Юнги хочет узнать Чимина.