Два следующих друг за другом удара в дверь не дают никакого результата. Гермиона уже делает уверенный шаг назад, но поворачивает голову на тихий щелчок замка. Дверь приоткрывается.
Проем выхватывает только небольшое пространство комнаты. Та же грубо высеченная каменная стена, кровать, прижатая к ней, смятая простынь черного оттенка и прорезь узкого витража, за которым не спеша проплывает громадный кракен. Всё довольно аскетичное и мрачное — то, что подходит лишь слизеринцам и смотрится в сочетании с ними невероятно дорого.
Малфоя не видно, и Гермиона решает смело шагнуть в комнату. Она порицает себя за такое вторжение в его пространство, но ничего не может с этим поделать. Ей необходимо его увидеть после вчерашнего. Взглянуть в затянутые серым льдом глаза и заметить в них трещину, что рассекает его изнутри. Ведь в нем она тоже однозначно есть. Это бесполезно скрывать.
— Для чего ты пришла? — огорошивает он с порога, и Гермиона вздрагивает, словно ей влепили хорошую пощечину.
Малфой стоит у витража и наслаждается рассматриванием бликов света, которые едва достигают этой глубины. Он совсем не поворачивается в сторону Гермионы, игнорируя вторжение в свое созерцание Черного озера. Его рубашка плотно облегает тело, ровные плечи опущены, а руки спрятаны в карманах черных брюк. Внешне он выглядит спокойным, но что-то будто вибрирует в нем и не дает покоя. Может, именно поэтому он и не смотрит на нее. Она не уверена, но точно хотела бы выяснить.
Узнать то, что он держит в себе.
— Шрам немного болит, — выдыхает она, вместо того, чтобы сказать правду.
Сознание кричит ей немедленно уйти, но ноги будто прирастают к полу. Он неторопливо поворачивает свой профиль в ее сторону, и она, наконец, видит его глаза, пронзающие тонкой болью ее виски.
Это терпимо.
Малфой пытается ее считать, и ему явно удается. Гермиона чувствует это, но он всё-таки приближается к ней и опускается, чтобы оказаться вровень с ее коленом. Сильный тяжелый импульс также устремляется вниз и проступает мурашками на коже, когда он задевает ее коленную чашечку двумя пальцами.
Гермиона несмело опускает взгляд. Малфой проводит пальцем по затянутому рубцу и приоткрывает губы. Тонкий капрон скрывает небольшую выпуклость шрама.
— Снимешь? — спрашивает он, и она ощущает свое сердце у горла, но кивает. — Я осмотрю. Это быстро.
Гермиона уничтожает колготки заклинанием и присаживается на его постель. Те самые чернильные простыни приятным холодом шелка касаются открытых участков ног.
Постельное пахнет им. Тонкий древесный парфюм задевает ее кожу.
Та самая недосказанность.
Она поднимает глаза, переставая наблюдать за реакцией своего тела на его прикосновения. Ей уже не стыдно за то, что она соврала ранее. Гермиона готова стерпеть, если он вскроет и перезашьет заново ее рану.
Потянувшись за палочкой, Малфой прикладывает ее кончик к самому началу шрама, и магия точечными импульсами проникает под кожу. Гермиона прикусывает губу, и это то, на что он обращает свое внимание, сбиваясь с намеченной линии.
Пульсация стихает и Гермиона расслабляется.
— Так зачем ты на самом деле пришла, Грейнджер? — уточняет он и вуаль момента испаряется. — Твоя рана в порядке. Лгать мне — пустая трата времени.
Он не злится — сглаженные, не напряженные черты его лица, говорят об этом за него.
Пришла пора провалиться сквозь землю.
— Ты починил метлу? — единственное, что приходит ей в голову. Возможно, это попытка заткнуть тишину комнаты любым вопросом, лишь бы не беспокойством о нем.
Малфой смахивает пряди волос со лба назад и кивает подбородком на угол их с Тео комнаты, где валяется разломленная надвое метла.
Он не смог.
— Я могу помочь, — вызывается Гермиона, пока он изучает останки свой квиддичной лошадки.
— Как очки Поттера? — хмыкает он с недовольством и поднимается с колена, отряхивая брюки. — Там нужна другая магия, Грейнджер. Более сильная и усовершенствованная.
— Летом я изучала кое-что, — предлагает Гермиона, зная наперед, что это будет трудной задачей. У нее не было достаточно практики.
— Домоводство или пособие по уходу за неудачниками?
— Продвинутые чары, Малфой. Это не изучают в школе.
— Опять самообразование на коленке, — вздыхает Малфой и располагается на постели Тео напротив.
Он широко разводит колени в стороны и откидывается назад, опираясь на сжатые ладони. Проходит минута, пока он тщательно изучает ее взглядом. Ничего на ней не остается без внимания: волосы, лицо, шея, грудь и всё что ниже, включая обнаженные голени и ступни в туфлях. Его челюсть напрягается и он прикрывает веки, выдыхая, как будто смиряясь.
— Можешь попробовать, — он дает ей разрешение заняться его метлой, и в глазах Гермионы, судя по его реакции в виде подскочившего уголка губ, вспыхивает огонек.
Именно тот самый. Когда ей позволяют сделать что-то значимое. Когда ее знания действительно помогут кого-то или что-то исцелить.
А может быть, и то, и другое.
Она подскакивает с постели. За ней соскальзывает и шелк простыни, но никто из них уже не замечает этого. Его внимание теперь приковано только к ней и к тому, как Гермиона опускается на пол рядом с истерзанным черенком. К тому, как бережно, будто дитя, она берет его в свои ладони и укладывает на колени перед собой.
Она абстрагируется.
Гермиона настолько поглощена этим, что не слышит как Малфой через секунды оказывается напротив и наблюдает. Он точно не боится за то, что она может что-то испортить. Он смотрит так, словно следит за движениями мастера. Того, у кого можно было бы научиться, перенять знание в свою копилку.
Первый хруст древесины неприятно саднит слух. Половины черенка смыкаются, но не до конца. Гермиона терпеливо повторяет заклинание, чередуя его со светящимися рунами. Они впитываются в темное дерево, позволяя ему становиться податливее.
Постепенно сердцевина становится более клейкой.
Одна за другой руны сплетаются вокруг и заживляют метлу, скрепляя место разлома. Малфой крепко держит черенок помогая ей, даже, когда магия утихает, и с удивлением смотрит на место, где метла разломилась надвое — там больше ни следа. Как будто ничего и не было. В отличие от ее шрама.
Он останется с ней навечно.
Как и все остальные шрамы, которые достались ей по тем или иным причинам. Не важно, душевные или физические — это одинаково пугающе.
— Выглядит неплохо, — с долей отрешенности произносит он.
Малфой досконально осматривает целехонькую метлу, перебрасывая ее в ладонях. Как новая, она отливает прежним блеском. Ведь это ценная вещь в его арсенале. Гермиона видит это по его глазам, полным сокрытого в их недрах восторга.
Такого детского, но застывшего, словно лава в холодном океане на стыке стихий.
Широко распахнув глаза, он поднимается с пола и перебрасывает ногу через черенок. Всё еще не веря в случившееся, он повисает в воздухе, оторвавшись от пола совсем на немного.
Улыбка немедленно задевает ее лицо. Через мгновение он улыбается ей в ответ. Но зеркальная эмоция быстро сходит с его губ. Он становится серьезнее на глазах, вновь пряча ее.
— Спасибо, Грейнджер.
Потому что это того стоило.
Определенно стоило.
Она решает уйти, но медлит, остановившись почти на пороге. Малфой возвращает метлу на место и прерывает Грейнджер, прежде, чем она успевает высказать свою мысль.
— Я не должен был подвергать тебя такой опасности. Это всецело моя вина.
Ее глаза упираются в его ключицы, которые проглядывают сквозь расстегнутую на пару пуговиц рубашку. Дрожь зарождается в теле и она больше не может стоять вот так перед ним и слушать то, как он просит прощения.
— Просто ветер и…
— Ты пострадала из-за меня. Не впервые.
От сказанного его скулы становятся бледнее на целый тон. Температура в комнате начинает снижаться и теперь ей кажется, что она с удовольствием бы укуталась в эти гладкие простыни, чтобы они согрели ее озябшее тело.
Никто из них не двигается, пока дверь со стуком не открывается внутрь комнаты.
— Упс, — Тео зависает в дверях, но, уловив настроение в комнате, прикрывает за собой дверь. — Я же говорил тебе, Грейнджер. Не нужно было так беспокоиться о нем. Он этого не оценит.
Нотт приближается к Драко, но тот отшатывается от прикосновения его руки к своему плечу, сбрасывая ее. И пока создается та брешь, в которую она может улизнуть, Гермиона делает два шага к двери, дергает ее на себя и вылетает из комнаты.
***
Мрак ночи кажется непреодолимой катастрофой — угнетающей и безысходной.
Гермиона долго ворочается в постели, пытаясь уснуть. С тягучей рекой времени в середине ночи, страхи обретают новые формы. Они кружатся вокруг шеи, норовят сплестись и затянуться потуже, заставляя смотреть в их пустые глазницы.
Всё позади, но сердце всё равно неумолимо стучит и паника подгоняет тошнотворный ком к горлу. Гермиона фокусирует взгляд в одной точке и пытается дышать ровнее. С каждым разом всё глубже и медленнее. Так, что если и стошнит, то наружу не вылезет собственное сердце.
Десять минут… Полчаса… Час…
В мутной воде витража просматриваются черные водоросли, налипшие к толстому стеклу, защищенному чарами. Она следит за ними взглядом, и покров темных мыслей рассеивается, становясь не таким плотным. Оплетка вокруг шеи ослабляется. Страхи сами перегрызают толстую веревку и проваливаются в небытие с первыми минутами рассвета.
Еще одна ночь с оборванным сном.
Еще одна ночь, которая просит привыкнуть и смириться с тем, что так будет постоянно.
Просто еще одна ночь наедине с собой.
Просто ночь.
— Просто дыши, — говорит она себе и смыкает веки в попытке схватить за хвост дрему, которая вечно ускользает.
***
Вокруг Гермионы с десяток измученных и смятых пергаментов. Она сосредоточенно пишет строчку за строчкой, не обращая внимания на вечерний шум в гостиной Слизерина. Очередной день подходит к концу, и после ужина все успевают провести время с пользой.
Гермиона решается, наконец, написать тетушке Молли, чтобы успокоить ее материнское сердце. Как бы то ни было, она переживает за нее. Джинни она напишет позже и отправит письмо маленькой совой, которую раздобудет на почте в Хогсмиде. Письмо для нее будет другим. Более личным и сокровенным.
Если не послать его таким способом, письма она не увидит, увы. Молли перехватывает всю почту, поступающую в Нору. Малышку, которая будет так похожа на сову Рона, что подарил ему еще Сириус, она и не подметит.
— Для кого это письмо? — Дафна с интересом огибает диван и садится рядом с Гермионой, подбирая под себя ногу.
— Это для Молли Уизли, — без эмоций отвечает Гермиона, продолжая писать нейтральный отчет о жизни в школе.
— Матери всех этих рыженьких? — уточняет Дафна, и Гермиона кивает, закусив губу.
Она почти ставит точку, когда со спины их застает Тео, кладя руки им на плечи. Проклятый бутылек с чернилами опрокидывается и заливает весь пергамент.
Черт.
— Тео! — Гермиона дергает плечом и толкает его прочь от дивана.
Письмо не спасти. Придется писать заново.
— Признайся в любви ко мне лично. Сработает моментально, — он ныряет в кресло и подмигивает Гермионе. — Письма оставь для Драко. Это он у нас любитель всей подобной херни.
— Придурок, — сетует Дафна и помогает Гермионе разобрать последствия. Чернила затекают на книги по соседству и капают на ковер. Но пара заклинаний — и они обе выдыхают с облегчением. — Не обращай на него внимания, Гермиона.
— Не слушай ее, девочка, — прерывает ее Тео и самодовольно закидывает ноги на очищенный столик. — Даф слишком правильная, не рекомендую с ней дружить. Иначе прощелкаешь всё самое вкусное.
— Возомнил себя лакомым десертом? — к их разговору присоединяется Малфой, усаживаясь поудобнее слева от Гермионы. Он подносит граненый стакан к губам и делает большой глоток.
— Я не скромный, — с вызовом отвечает Тео, раскинувшись в кресле. — Если я что-то хочу, я возьму это от жизни. И ты меня не остановишь.
Он кидает эту фразу прямиком в Малфоя, призывая к себе аналогичный стакан, и опустошает его залпом. Его глаза тут же наполняются блеском.
Драко игнорирует сказанное и оглядывает колени Гермионы. Шрам полумесяцем привлекает его внимание всего на секунду, но этого хватает, чтобы Тео тоже устремил свой взгляд туда же.
— Как красиво ты ее пометил, — замечает Нотт и склоняется вперед, чтобы рассмотреть поближе.
Он задевает пальцем линию на ее колене и удовлетворенно улыбается. Гермиона сжимается от тепла его руки и безотрывно смотрит на это движение, не отталкивая. Малфой же одним взглядом бьет друга по рукам и сжимает челюсти, но не говорит ни слова.
Дафна разряжает атмосферу первой.
— Не верится, что вы уговорили Гермиону на это мероприятие, — возбужденно произносит она, но они втроем всё еще заняты друг другом. Какая-то невидимая связь сковывает их внимание на моменте прикосновения.
— Тео, это ты подбил ее? Признавайся! — восклицает слизеринка.
Нотт постепенно отстраняется от колена Грейнджер и вновь утопает в кресле, облизывая нижнюю губу. И в этот момент он выглядит поистине голодным.
— Она сама захотела, — отвечает он, приподнимая бровь, сам безотрывно глядя ей в глаза. В них беснуются чертики, и Тео изгибает губы в улыбке. — Ведь так, Грейнджер?
— Ты попросила их сама? — удивленная ответом Тео, Дафна садится выше и подгибает под себя вторую ногу, сбросив туфли.
Все ожидают реакции Гермионы. Малфой в это время быстро отвлекается на камин, разжигая живительный огонь. Гермиона разглаживает подол своей юбки, натягивая его ниже.
Что-то происходит, но все насильно отрицают это.
— Больше этого не повторится.
Малфой резко поворачивается к ней лицом, выглядя обезоруженным. Гермиона лишь пожимает плечами и выуживает новый лист пергамента, чтобы приняться за письмо с самого начала.
— Не зарекайся, — отмахивается Тео и наполняет стакан той же жидкостью с легким карамельным оттенком, снова делая большой глоток.
Огневиски. И как она не догадалась сразу.
— Тем более, мы с Драко всегда тебя подстрахуем, — уверяет он, но Гермиона окунает перо в чернила и заносит его над чистым листом. Мысли так разрозненны, и ей действительно необходимо усилие, чтобы сосредоточиться.
— Она права, — подтверждает Малфой ее сомнения. — Это слишком опасно.
— А где сейчас не опасно? — задирает Тео, и Малфой сжимает свой пустой стакан в руках почти до треска хрусталя. — Забудь о безопасности. То, что трещит Минерва — тупая чушь! Она думает, что защищает нас, старается уберечь изо всех сил, но ты знаешь, что это полное вранье!
— На сегодня тебе достаточно, — огрызается Малфой и ударяет стакан о стекло столика.
Перо Гермионы дергается в руке, ставя очередную кляксу, и она шумно выдыхает.
— Я буду пить это пойло столько, сколько влезет и буду пьяным настолько, что тебе и не снилось, — заводится Нотт и привстает в кресле. — А если захочу, то пойду и трахну того, кто придется по душе, усек? Не становись отражением своего отца-ублюдка!
За это Тео огребает щелкающий удар по челюсти, в виде кулака Малфоя, и опадает обратно в кресло. Он придерживает скулу и щурится от резкой боли.
— Ебаные Малфои! — произносит он сдавленным голосом. — Похоже, от вас никому не будет покоя в этой жизни.
Он дергано встает и уходит из гостиной. Почти никто из них не замечает, как в ней становится подозрительно тихо. Малфой опускается на диван под взгляды ошарашенных учеников. Гермиона кладет перо на запачканный пергамент дрожащей рукой. Дафна прижимается к ней сбоку в поисках опоры.
Тишина звенит.
Громко.
