***
У выхода во внутренний двор Малфой набрасывает согревающие на них обоих и возле привычной колонны достает знакомый ей портсигар. На нем изображена змейка, которая изящно огибает все четыре угла миниатюрной коробочки с недолговременной дозой успокоения. Гермиона выдыхает в плотный воздух. На губах оседает влажность. Небо наливается черными кляксами. Последняя гроза в этом году обещает быть мощной и громкой. — Я взял с собой метлу, — Малфой выпускает белый дым от сигареты чуть в сторону и прислоняется к проему арки рядом с ее плечом. — Думаю, сегодня самое подходящее время, чтобы проверить ее. Он передает ей сигарету и смотрит, пока она делает затяжку, смыкая губы на основании. — Могу составить тебе компанию, мало ли, — усмехается она, чуть не поперхнувшись на выдохе. — Плохая шутка, Грейнджер. Ты уже зареклась, — бросает он и забирает сигарету из ее пальцев, касаясь губами того же самого места, что и она буквально секунды назад. Невидимый поцелуй соединяет весь их процесс, который сложно назвать полезным для здоровья. Он размыкает свои губы и выдыхает целое облако. — Одним шрамом больше, одним меньше, — она поворачивается к нему, их взгляды пересекаются. Она не представляет, зачем идет на такой рискованный диалог. Она и правда сделала бы это вместе с ним. — Тебе их достаточно, — он прикрывает глаза, когда дым попадает ему в лицо, и делает последнюю затяжку. — Но кто сказал, что ты допустишь, чтобы это произошло? Это звучит совсем как вызов, и Малфой нетерпеливо тушит бычок о колонну. Он выдыхает последний дым, который пеленой огибает его губы и задевает скулу. Улыбка слабо, но заметно скользит по его губам. Кадык совершает медленное движение по бледной коже участка шеи, не прикрытого шарфом. Конечно, кто бы сомневался в его опытности. Если она сядет с ним на одну метлу, то он будет держать ситуацию под контролем. Вдвойне.***
— Ну и где же она? — интересуется Гермиона, остановившись рядом с Малфоем посреди поля. Ровно там, где они втроем взмывали в воздух в прошлый раз. Малфой запускает руку в карман мантии и постепенно выуживает оттуда метлу. — Чары Незримого расширения…? — ее глаза округляются от неожиданности и Малфой хитро ухмыляется. — Кто бы мог подумать, да? Оказывается, не ты одна такое умеешь проворачивать, — самоуверенно отвечает он и сжимает метлу в руке. — Я тоже не терял время зря, Грейнджер. Она недоверчиво оглядывает его, но Малфой абсолютно расслаблен, возвышаясь рядом с ней. — С ними будет удобнее, — он подает ей квиддичные перчатки, вновь подогнанные под ее размер, и Гермиона ловко натягивает их. В воздухе витает предвкушение, опасность и тайна, и она не желает думать о последствиях. Ей тоже хочется отключить голову и окунуться в его стихию. — Садись впереди, так безопаснее, — Малфой указывает ей на блестящий черенок и ждет, пока она, наконец, решится. Гермиона недоверчиво косится на его метлу и, выдохнув, сдается. Она подходит, перекидывает ногу через рукоять и садится поудобнее, задевая колготками гладкую лакировку. Прохлада метлы мгновенно рассеивается, стоит ему наложить на нее дополнительные согревающие чары. Душа перестает дрожать и сжиматься в комок. Малфой седлает метлу позади, прижавшись бедрами к ее. Щеки заливает жар, по пальцам рук проходят импульсы. Всё, что он делает — на грани дозволенного и греховного. Сгруппировавшись, он хватается за рукоять, зажав руками ее талию с двух сторон. Гермиона подтягивает к себе колени и смыкает бедра. Малфой выдыхает ей на ухо. — Тебе нравятся плоды своей работы, Грейнджер? Удобно сидеть? — Гермиона вжимается в черенок ладонями в перчатках, зажмурившись. Это не то, что он хочет спросить. Он играет с ней. И он точно знает, какое давление оказывает черенок метлы у нее между ног, так, что хочется непременно застонать, ощущая дополнительно его мощные бедра позади. Она готова придушить себя за такие мысли, но рваный смешок, сорвавшийся с его губ, заставляет распахнуть глаза, которые она зажмуривает в поисках ответа. — Вполне, — бросает она, не повернувшись к его щеке. Подбородком он продолжает касаться ее волос возле уха и, чуть надавив на рукоять, отталкивается от влажной земли. Пульс взлетает вместе с их резким подъемом на высоту. Малфой чуть медлит, вписываясь в поворот у трибун, и летит вдоль башен, набирая скорость. Их одинокий полет — как танец средь пустого зала. Их кружит и кружит песня ветра, путаясь в волосах. Слабая вибрация метлы — как мандраж перед партнером-незнакомцем, подбивает сильнее ухватиться за его плечи и следовать за ним в этом танце, потому что он опытен. Он ведет. Малфой раскачивает их в каждом своем пике и неуловимо следит за партнершей. Он чуткий, прислушивается к каждому шороху ее волос, к каждому подрагиванию ее ресниц. Он не оступится. Он владеет ситуацией. Он знает, что делает. И это действительно так. — Ты в курсе, что ты первая, кому я позволил сесть на свою метлу? — спрашивает он, прижав свою скулу к ее виску. Пальцы Гермионы сильнее цепляются за дерево. — Я не люблю, когда трогают мое, Грейнджер. И это касается всего. Она судорожно вспоминает одолженное ей перо на первых занятиях, первый полет на метле, когда с ними был Тео, его сигарету, которую он передает ей из раза в раз своими длинными пальцами. Малфой ей позволяет. Но у этих фраз, конечно же, двойное дно. Гермиона поджимает губы и поправляет сброшенную ветром кудряшку. На языке вертится вопрос, и она ждет, пока Малфой чуть сбавит скорость, чтобы ее сердце перестало бежать галопом. Чтобы в голове так быстро не сменялись образы улыбок Малфоя и Тео. — В чем же моя особенность? — фыркает она на манер ему, и его дыхание задевает мочку уха. — В том, что ты сопротивляешься страху. Ты отпускаешь прошлое и принимаешь настоящее, — произносит он серьезным тоном, и пикирует чуть вниз, наклоняя метлу влево. — То, что умеют немногие из нас. Буквально единицы. Гермиона прикрывает глаза и позволяет себе расслабиться, прижавшись спиной к его груди. Малфой продолжает вилять между кольцами, исследуя произвольный маршрут. Его дыхание на удивление ровное, движения плавные и четкие. Впервые она чувствует мир без ограничений, без притяжения к земле и без лишних мыслей. Впервые она отпускает себя.***
Спустя пару идеальных кругов вокруг поля, они осторожно спускаются на траву. В воздухе ярко пахнет озоном; приближается дождь. Небо со всех сторон обрастает тяжелыми тучами. Слышатся первые раскаты. Пока далекие, но вот-вот настигнут, если они не уберутся с поля. Мелкие капли начинают бить по щекам и Драко хватает метлу, трансфигурируя и убирая ее в карман мантии. На половине пути к замку дождь усиливается, и защитных чар становится недостаточно. Порывистый ветер облизывает его раскрасневшиеся от полета скулы и спутывает волосы. Крупные капли врезаются в лицо. С каждой минутой их всё больше и больше. Еще мгновение, и они оба промокнут до нитки под проливным дождем, если сейчас же не спрячутся. Под мантией становится сыро и неуютно, хочется немедленно избавится от этой плотной ткани. Гермиона взвизгивает от неожиданности, когда справа проносится первая ослепляющая вспышка молнии, и Малфой хватает ее за руку. Это происходит почти инстинктивно. Вместе они забегают во внутренний двор, где совсем недавно курили, и сворачивают в галерею под пугающий раскат грома. — Сюда! — командует Малфой и Гермиона едва поспевает, совсем запыхавшись от бега за его долговязыми шагами. Знакомый спуск в подземелья оказывается чист и они наконец выдыхают, остановившись у самого прохода. Рука Гермионы выскальзывает из его ладони. — Черт, я разбужу Дафну. Думаю, она уже давно спит, — говорит Гермиона и убирает прилипшую к щеке мокрую кудряшку. Сердце неугомонно стучит. На влажной от дождя ладони она до сих пор ощущает его касание, хотя они уже не держатся за руки. — Можешь зайти к нам, — предлагает Малфой как ни в чем не бывало. — Тео сегодня скорее всего не будет. — Блудный сын вернется на рассвете? — Желательно, иначе я откручу ему голову, — на полном серьезе произносит он и следом проговаривает пароль. Камень неторопливо разъезжается перед ними. — Ну так что? — Наверно, это будет не совсем удобно, — растерянно отвечает Гермиона и первая проскальзывает в гостиную. — Высушишь одежду, переведешь дух, — продолжает он, когда они добираются до лестницы. — Только и всего. Что в этом неудобного? Другое дело, если ты захочешь переодеться, — он задумывается на секунду, — Хотя, и на этот случай у меня найдется чистая футболка. — Он осматривает ее с ног до головы, мысленно прикидывая, как это будет на ней смотреться. — На тебе будет отлично, — наконец заключает он и поднимается вместе с ней, оказываясь на площадке второго этажа. Ее щеки, кажется, вспыхивают огнем, и она оборачивается на их с Дафной комнату, чтобы скрыть замешательство. — Она и не заметит, — подталкивает ее Малфой к краю карьера, за которым простирается знакомая пропасть. Пока она сомневается, он открывает дверь своей комнаты и ждет ее в проеме, попутно расстегивая мантию. Что-то обнажается вместе с этими движениями, и Гермиона теряет контроль, проходя мимо него в залитую мраком спальню. Дверь за ними запирается. Щелчок пальцев — и свеча в изголовье его кровати разгорается неспешным пламенем. Гермиона садится на самый край, перекидывает влажные от дождя волосы на одно плечо и достает свою палочку. Неторопливыми движениями она высушивает локон за локоном, иногда поглядывая на Малфоя. Он сбрасывает мантию, расстегивает и снимает с себя рубашку. И на этом моменте Гермиона применяет еще больше усилий, чтобы высушить волосы, резко проводя по ним палочкой. Но стоит ей увидеть мерцание тонких серебристых шрамов на его груди, как она замирает с вытянутым и всё еще мокрым локоном в руках. — Что это у тебя? — она откладывает палочку в сторону, встает и подходит к нему. Малфой не сразу понимает, что так привлекло ее внимание, и продевает черную футболку через голову, успевая натянуть ткань до груди. Пальцы Гермионы еще до его ответа касаются его слабых следов от шрамов. Он вздрагивает. — Твой милый очкастый друг выучил увлекательное заклинание и решил, что я идеальный манекен для экспериментов, — с деланной холодностью отвечает Малфой, позволяя ей и дальше касаться своего тела. Гермиона останавливается на наиболее длинном шраме и проводит по нему повдоль подушечками пальцев, но сбивается с намеченного ей пути, движимая какой-то внутренней потребностью прикоснуться к нему. Она приоткрывает губы и встает к нему почти вплотную. Малфой опускает руки вдоль тела, позабыв о не до конца надетой футболке. Между ними почти не остается пространства. Когда ее ладонь спускается чуть ниже, на линию пресса, он втягивает воздух сквозь зубы и прикрывает глаза. Мышцы под ее касаниями сразу же сокращаются и она поднимает к нему лицо. Даже если им и был выстроен какой-либо купол контроля, он в момент рассыпается на мелкие осколки. — Грейнджер, — низко и хрипло произносит он, будто предупреждая, и она не узнает саму себя. Это как стоять перед клеткой с хищным зверем и бездумно перешагивать ограждение. Близость к Малфою должна ее пугать, отталкивать, но она рассматривает его сжатые линии челюсти и вспоминает, как сигаретный дым облизывал его кожу. И что будет, если этой кожи коснется ее язык вместо дыма? Не получив ответа, Малфой приподнимает ее подбородок двумя пальцами и склоняется совсем чуть-чуть, так, что всё равно слишком недостаточно, чтобы коснуться его губами. Гладкие мышцы его торса теперь застывают под ее раскрытыми ладонями, когда она в наглую проводит ими по его телу. — Я хочу узнать, — Гермиона сглатывает, придвигается ближе, задевает его бедро и пах, мгновенно получая разряд тока по коже. Слова звучат так смело и отчаянно, что он гипнотически подчиняется тому, как она чертовски искренне смотрит в его глаза, прося. Ее эмоции слишком яркие. Они открыты перед ним, как книга. И, пожалуй, это станет сокрушительным, потому что Малфой наклоняется к ее губам настолько близко, кожа к коже, что пространство между ними будто искрится от желания. — Зачем, Грейнджер? — его кадык приподнимается и опускается, когда он сглатывает. — Наверное, это что-то особенное? — она проходится по изгибам мускулов, дотрагиваясь до пояса его брюк, и Малфой мгновенно сжимает ее за бедра, бессовестно упираясь проступающим сквозь брюки членом прямо ей в живот. Тело рассекает внезапная дрожь. — Ты не знаешь, зачем просишь, — предупреждает он еле слышно. — Если я коснусь тебя, то это будет происходить постоянно. Ты действительно этого хочешь? — шепчет он на выдохе. Раздается приглушенный грохот, который слышен даже здесь, в подземелье. Гроза набирает обороты. Она облизывает губы, и как по привычке, будто делает это каждый день, привстает на цыпочки и задевает его мягкие, готовые к поцелую губы, обожженные ментолом и ветром. Гермиона смело тянется ему навстречу и обвивает его шею руками, поддаваясь потоку новых ощущений близости. Целый калейдоскоп из них крутится под ее прикрытыми веками, пока его язык вторгается между ее губ, слизывая с нее желание — яростно и ненасытно. Гермиона стонет ему в рот, и его пальцы до боли впиваются в ягодицы под уже задранной им вверх юбкой. — Покажи мне, как ты можешь, — говорит она шепотом, когда их лбы сталкиваются в перерыве от поцелуя, в котором они чуть не задохнулись, а его рука перемещается вверх и обхватывает ее щеки, чуть сдавливая их. Медленно и тягуче Малфой увлекает её в новый поцелуй. Уверенно сминая губы, он не переходит черту, но её новый тихий, почти скулящий стон точно взрывает что-то внутри него. И он на несколько секунд отстраняется, выпуская её нижнюю губу из захвата. Задыхаясь от собственной чувствительности, плещущейся через край, он наблюдает за тем, как зачарованно она переводит взгляд с его глаз на губы, а затем на очерченные тенями комнаты скулы. Гермиона смотрит на эту дурацко-соблазнительную ямочку, которая едва заметна от его ухмылки, и вновь возвращается к его затуманенным глазам. Ему необходимо быть нужным, ее касания и чувство тепла. В этом они похожи как две капли воды, что сливаются сейчас в одно целое. Она точно не знает, какой любовь бывает на вкус, сколько у неё сортов и оттенков. Может ли она быть игристой как эльфийское вино или терпкой и обжигающей, как огневиски. Ей не доводилось влюбляться. Может быть, сейчас самое время?