31 день и одно желание

Эррор охренел. В целом. От жизни, от Инка, от себя в конце концов. Вот какая? Какая была вероятность того, что скрытым фетишем, скрытым даже для самого Разрушителя, окажется эта… это… Инк бы его побрал, инф… инфлюа…. НАДУВАТЕЛЬСТВО! Вот хоть в крендель свернись, а иначе — просто язык не поворачивается назвать это непотребство. Трёхцветные ладони легли на лицо и принялись тщательно растирать глаза и скулы, прогоняя яркий лазурный румянец и всякие признаки недосыпа — ночь, целую грёбанную ночь, он убил на то, чтобы заранее выбрать тему на сегодня, ведь, не дай звёзды, он вновь опоздает, не дай Творцы ему опять доверить выбор Инку. «Буккаке», что стоял в списке первым, был им отметен мгновенно и без раздумий. Делить с кем-то Инка он не собирался, а уж тем более, Найтмера ему в родственники, быть тем, кого пустят по кругу а потом «украсят», жутко не хотелось. Он вообще боялся до умопомрачения, если уж на то пошло, допустить третьего в их постель, даже просто позволить ему посмотреть, не упоминая уже сам секс и прочие групповые мерзости. Нет, нет и ещё раз нет. Зарекаться, что, мол, «Да ни в жизнь!», Эррор теперь опасался, но на третий день это было бы явным и конкретным таким перебором. «Жёсткий секс», что стоял после буккаке следующим по списку звучал уже лучше, совсем неплохо, особенно, если можно было бы подмять эту в край обнаглевшую, но до чёртиков и глюков перед глазами аппетитную радужную задницу под себя… Но зная изворотливость Инка стоило бы ожидать и двух альтернативных вариантов: во-первых -, подмять могут и его самого, отнюдь не руководствуясь правилом «крупнее, значит доминантный самец»; а, во-вторых — Хранитель ведь тоже решит потом за это отыграться. Гарантий, что жёсткий, сохрани его психическое здоровье Создатели, секс понравится художнику настолько же, как Эррору вот вчера неожиданно зашла эта чёртова хренотень с надуванием совсем не было, и рисковать сохранностью своей несчастной задницы особо не хотелось. Эррор замер, ещё раз внимательно с упрёком и недоверием глядя на задания третьего дня, и решил подсмотреть наперёд, чтобы потом выбирать было хоть немного легче, а после сразу же с шипением и тихой руганью спрятал лист с глаз долой. «Тератофилия, римминг, проституция, омораси, дабкон…» — позвоночник скрутило спазмом, а пястные кости уже почти забытым ощущением закололо глюками. О нет, он не будет рисковать и брать «жёсткий секс». Тазовые кости Разрушителю ещё ой как нужны… Да и к слову о них, после того, что это чудо с кистью выдумал в прошлый раз, их всё ещё тянуло и потряхивало. От воспоминаний. И последнее в списке возможных заданий на сегодня — «работа стопами». Оши долго прокручивал различные варианты развития событий, но кроме: «ноги устанут раньше, чем это бездушное и ненасытное создание кончит», «как нечаянно не наступить, если вдруг потеряю равновесие» и «вобще, я ему пипиську скорее оторву, чем доставлю хоть какое-то удовольствие и будет ему сюрприз за сюрприз, блин» — в голову ничего не приходило. Не совсем сексуальные мысли, а точнее, совсем не сексуальные. Но всё же… Может бут-воршип и не так сильно возбуждал, как, скажем, второй вариант, но, хей, может, это ещё один глубоко зарытый сознанием фетиш? Кто знает? Попробовать стоило, хуже чем есть всё равно уже не станет. На этом и закруглившись с обдумыванием выбора, Эррор поднялся, глубоко вдохнул и вскинул руки. Портал открылся прямо в обители Художника, который будто с засады сразу подскочил с дивана и подлетел к гостю. — Ты меня караулил, что ли? — Эррор удостоил гостиную кратким взором, подметил три каких-то пакета с бирками, выключенный телевизор, отсутствие скетчбука и прочих мелочей, что с головой выдавало ожидание Хранителя — явно же готовился, сидел и ждал, не иначе. — Ты уже определился? — Инк довольно щурил глаза в предвкушении и разве что не обтирался как кот об Эррора, он явно был на грани, видимо из последних сил сражался с желанием прямо сейчас нарушить ревностно охраняемое Разрушителем обычно личное пространство. — Стопами. . . — Рор увлечённо принялся рассматривать пятнышки краски на потолке. Его самым наглым образом заставили выбирать, прямо-таки вынудили, ещё и взяв сверху обещание раскрепоститься, чтобы это не значило в понимании Инка. Было обидно и ещё совершенно непонятно — раз Инк позволяет почти постоянно выбирать ему, то это значит, что сам он чисто теоретически готов на себе опробовать абсолютно каждое задание? Захотелось проверить — фыркнуть «Хочу буккаке, и ты будешь принимающим» и… почему-то Разрушителю показалось, что озвучь он подобное сейчас, и в Мультиверсе явно станет по минимуму на одного монстра меньше, потому что Инк, чёрт его дери, согласился бы не раздумывая. Эррор не знал откуда вдруг появилась только что эта уверенность, но она была непоколебимой. — Да, да, стопами. Это… наименее пугающий вариант. — Отличный выбор! А я уже всё и подготовил! — порадовали его жизнерадостным ответом и ткнули в нос один из пакетов. Эррор скривился: — Ты, похоже, подготовился к любому из трёх вариантов. . . Что это? — Возможно-о, — Инк деловито обогнул партнёра по кругу, по-собственнически прижимая того к себе со спины и поглаживая сразу потянувшие от воспоминаний о вчерашнем рёбра. — Ну тогда ты тут готовься, моё сегодняшнее сокровище, а я подожду тебя в спальне, — пропел прям-таки каждое слово и лисицей нырнул мимо, оставляя Эррора тет-а-тет с тайным пока содержимым. Тяжёлый вздох, и пакет перевернули над диваном, вываливая все до единой вещи, которые мгновенно заставили чернокостное личико принять более чем обречённое и окончательно уверившееся в жестокости этого мира выражение. Ох, он знал, что так просто не обойдётся! Он прямо копчиком чувствовал, что неуёмный Инк и тут прилепит что-то своё. Ну ладно, если уж ему так хочется поиграть в переодевание… Широкие фиолетовые шаровары-алладинки из воздушной ткани, браслеты с звенящими миниатюрными колокольчикам — два узких и ещё два широких, предназначенных явно не для рук, судя по длине и ответвлении на среднюю фалангу своеобразной формы, сетчатое что-то, что с превеликой натяжкой можно было назвать водолазкой отдающее люрексовыми блёстками и лазуритом и накидка на голову, или скорее украшение — тонкий жемчужный ободок, обхватывающий череп по вискам по кругу и делящий его же третьей ниткой плоских бусин пополам, вуаль, что крепится к краям и закрывает пол лица и тоненькая цепочка, что спускает золотистую каплю циркония и позволяет ей лечь аккурат между ложбинкой искривленных немного Разрушителем бровей. Ох Инк, да что делается в твоей голове?! Что за фантазии? — Лучше б ты с таким усердием за вселенными смотрел, придурок… * * * В полумраке комнаты румянец вошедшего неспешно Разрушителя вполне мог бы конкурировать с ночником, если бы тот был зажжён в светлой просторной спальне. Чёрнокостный скелет замер на входе, встречаясь глазами с довольной моськой, уже раздевшегося и сформировавшего экто Художника. То запульсировало слабым светом стоило Эррору лишь войти, а когда он вильнув задом забрался с ногами на кровать и уселся стопа к стопе почти что в позу лотоса, звякнув колокольчиками на цветных костях, так и вообще словно по команде всколыхнулось в воздухе и устремилось кончиком к потолку. Зато хоть по поводу того, удастся ли вообще с таким выбором возбудить Инка, можно было не переживать — судя по всему, достаточно было просто сидеть, выгибать спину и шевелить пальцами на босых ногах. Что Разрушитель тут же и сделал. И получил широченную улыбку в ответ на такую инициативу. — М-м-м, моя недоступная восточная принцесса… — проворковал Инк и перетёк в позицию на коленях. Эррор вскинул брови — недоступная? Неужели ему только что позволили немного покапризничать? Или это очередная больная фантазия его Инка? Кем ещё он представляет его по-ночам? И почему сам Эррор был до сих пор не в курсе обо всех этих «особенных» желаниях художника? Вопросов было много, но задавать их сейчас означало испортить всю атмосферу, и Глюк, решив даже голосом не развеивать нежной дымки наваждения, просто поднял руку и поманил пальцем — колокольчики звенькнули тихонечко, ударившись о насыщено-вишнёвую кость. Инк подполз ближе: — Малышка моя… — протянул руку к лицу — не то снять вуаль, не то погладить. Эррор ляснул по пястным костям и сверкнул взглядом, раз уж его обозвали капризным, стоило соответствовать званию. Он вскинул подбородок выше и молча мотнул головой, а следом протянул руку, чуть не воткнув её костяшками пальцев в белую носовую косточку. Художник помялся на коленях неспокойно, продолжая игру: — Ручку? Ох, как прикажет моё сокровище. И пальцы начали выцеловывать начиная со светлых острячков дистальных фаланг, поднимаясь и даря влажное нежное касание каждому изгибу, облизывая каждый суставчик, заныривая мокрым прохладным шанжаном между пястных и скользя, скользя, скользя… Всё ниже и ниже, всё волнительнее и волнительнее: запястья, промежуток между лучевой и локтевой, мягкий нежный хрящик и кольцевидная связка. И останавливаясь на грани стыка доступной к ласке кости и сетчатой ткани — Эррор перевёл дыхание — ему до безумия нравились такие мягкие навязчивые но нежные прелюдии, нравилась забота, о чём он никогда до этого не говорил, боясь смеха, ведь он гроза всех миров — ужасный Разрушитель, где ему любить нежность? Но сейчас он не он совсем — лицо скрыто под лоскутом газовой ткани, движения плавны и сдержаны, даже глаза смотрят как-то по-другому, жмурясь совсем не в раздражении, а приподнимая краешки глазниц в скрытой улыбке, и он позволяет сорваться с губ короткому смешку: — Ох-х… — откидывается на подушки, поднимая и сводя колени вместе, приподнимает пятки, упираясь одними лишь пальчиками, мелкое движение — цок — бордовые костяшки соприкоснулись с гулким стуком, колокольчики задрожали тонким перезвоном. — М-н-м-м… — судя по всему, сегодня не будет слов — Инк тоже, словно боясь испортить момент поспешил заткнуться, вместо этого упал грудью на постель, принимая трёхцветные стопы к себе на ладони. Пробежался пальцами, щекоча и стимулируя улыбку, погладил и притянул к себе, потёрся щеками о тонкие плюсны, задевая ненароком цепочку браслета, звякая колокольчиком и не приминая лизнуть. Странное чрезвычайно ощущение — стыдно и приятно одновременно, словно тебя превозносят и боготворят, словно и нет в мире такого слова как брезгливость, или нежелание. Эррор желанен весь, начиная от недоступных сейчас губ и глаз, заканчивая кончиками фаланг и таранной косточкой. Инк разводит стопы в стороны, потирая ними свой сияющий румянцем череп, целуя мимоходом пяточный бугорок и выпуклость малоберцовой кости, щекоча дыханием и заставляя сомневаться, а нет ли действительно эрогенных зон и на ногах? А не являются ли предплюсны интимной частью тела? А не от одного ли созерцания распаленного не пойми чем Защитника сейчас наливаются горячечной влагой хрящики и соединения по всему чернокостному телу? Как же приятно ощущается мокрый язык на нижней стороне стопы. Эррор ведёт ногами по скулам ниже, желая выгнать ещё больше переливающегося перламутровой радугой румянца на такое нежное на вид сейчас лицо, ускользает с ладоней, перенимает инициативу, придерживая себя руками на месте, а дистальными фалангами больших пальцев ног вырисовывая немного кривые спирали по шее художника. Равновесие тяжело удержать, и Разрушитель для передышки опирается ему в грудь пятками, и поймав неожиданный стон, поддаваясь чужим ладоням спускается по рёбрам вниз. Колокольчики прорезают тишину своей тихой песней, шуршание тёплой кости о кость мешается с шумом тяжёлого глубокого дыхания. Глаза в глаза — яркие, гетерохромные у обоих, румянец на разных, словно в инверсии отражённых щеках — мягкий холодный циан на одних и бесконечные переливы всех существующих тонов спектра на других. Слишком прекрасно. Разрушителю стоит почаще обращать внимание на то, как красив художник когда возбуждён. Слишком даже красив, хочется поцеловать, но так далеко тянуться… зато коснуться совсем недалеко, стопы — вот они, совсем рядом, уже почти, сопровождаемые его тонкими ладонями, что массируют, гладят, сжимают, толкают. Эррор зажал клиновидными косточками напоминающий загусшую концентрированную радугу неон и попытался толкнуться — тихое шипение и всхлип стали ему ответом, и в душе уж шевельнулось волнение — вдруг сделал больно, навредил. Но приглушённое мычание следом стёрло все сомнения, а когда цветные косточки Эррора снова подняли и облизали, обильно покрывая в нужных местах слюной, страх пропал окончательно. Нет. Ему явно нравится, это приносит непонятное Разрушителю, но так желаемое Инком наслаждение, а значит Эр продолжит. Гладить, толкать, сжимать — неуклюже и совсем неумело, но желая угодить. И усилия не пропадают даром — Глюк завороженно следит как выгибается позвоночник, исписанный татуировками, как Защитник подкидывает тазом, как кусает губу, с которой и вовсе спустя минуту начинает струиться влажной ленточкой ручеёк чернил… Прокусил — думает отвлечённо Эррор, и продолжает мять и толкаться ногами. Кости уже мелко дрожат от непривычной нагрузки, но он не собирается отступать, наоборот — увеличивает темп и пытается зацепить пальцами яркую выделяющуюся головку, прижать её одной ногой к другой и попытаться «схватить» под жадным взглядом художника, прижать пальцами — жаль выходит плохо — короткие фаланги не настолько гибкие и проворные как на руках, но и этого видимо хватает — Инк выдаёт очередной жалобный стон, сгорбившись и согнувшись вперёд, хватая Эррора за щиколотки руками и кончая, заляпывая тягучими капельками магии постель, цветные кости Разрушителя и широкие шаровары-алладинки. Ох, Эррор их обязательно постирает и сохранит… И наденет ещё раз. Позже, когда этот безумный месяц закончится и он немного отдохнёт. Но наденет точно. Ему неожиданно понравилось приносить вот такое не совсем нормальное удовольствие, тем более что партнёр же явно не будет против. Он снял с лица лёгкую ткань, позволяя Инку полюбоваться его улыбкой, наклонился и поцеловал. А потом шустро спрыгнул с кровати: — Завтра жду к себе, желательно на вечер, — звякнули на ногах маленькие колокольчики, стоило Разрушителю сделать шаг. — Хочу выспаться… Ах да, и ещё. Тему на завтра выбери сам. Я тебе позволяю, — сказал и улизнул шуршащей одеяниями тенью в портал. Художник откинулся на подушки, ведя по черепу вспотевшими холодными ладонями и глупо улыбаясь: — Ох, Оши… — закрыл сияющие ярко-розовыми зрачками глаза. — О, звёзды, как же я тебя… люблю…