Дорога домой

Наивность. Святая, детская, непорочная. Слишком светлая для этого жестокого мира. Он ещё не познал боли, страданий и потерь. Это просто ребёнок, что резвился в бескрайних просторах. В его глазах жило небо, в его косах гуляли моря, в его смехе слышался ветер, а в теле — шелест листвы. Воплощение мира, его сути, он соткан из рек и бескрайних долин, утëсов и склонов, ярких рассветов и печальных закатов. Ребёнок смуты и хаоса. Разве это о нём? — Заканчивай. — суровый голос вынудил мальчика застыть. Одуванчики под его ногами поднялись в воздух, запутались в волосах. Солнце играло в лазурных глазах. Неземная природа этого ребёнка была очевидна. В каждом жесте, взгляде, в голубых узорах, оплетающих тело, в белоснежных крыльях за спиной. — Что ты забыл здесь? — грубо, настороженно, угрожающе. Мальчик резко опустил голову и приподнял плечи в защитном жесте. Он не хотел снова доставлять проблемы. Но ему так хотелось поиграть в Море одуванчиков, чья невероятная красота поражала воображение. Интересно, видели ли другие эту картину столь же ярко, как он? Или то была привилегия ребёнка? Тем не менее, он не собирался злить Декарабиана — владельца этих мест. Иногда казалось, что чтобы он не сотворил, Декарабиан будет в гневе. Отношения между ними натянуты, подобно струнам. Тем временем Декарабиан терял всякое терпение. Он быстро приблизился к ребёнку, ненависть в его взгляде душила. Мальчик резко схватился за горло и упал на колени, надрывно кашляя. Ветер обеспокоенно вился вокруг него, словно желал помочь, но был не в силах. Декарабиан зло усмехнулся, присел перед мальчиком и поднял его лицо за подбородок. — Я задал тебе вопрос, Барбатос. — прошипел он. Мальчик становился всё бледнее, его душили чужие эмоции, отравляли его разум и тело. Это не то, что ему подвластно. Пальцы Декарабиана сжали нежную детскую кожу, оставляя следы. Слëзы хлынули из глаз мальчика. — Отвечай старшим, мелкая пташка. Но Барбатос попросту не мог. Ненависть, отвращение, злость — все чувства Декарабиана обрушились на него невыносимым грузом. И его мучитель знал об этом. Этот мальчик очень тонко ощущает чужие чувства, он неопытен и совершенно не способен это контролировать. До чего же жалкое зрелище. И как такое слабое существо могло стоять на одном уровне с Декарабианом, Архонтом, правителем Мондштадта? Небеса, должно быть, совсем сошли с ума раз позволили этой пташке появиться на свет. — Тебе здесь не рады. — чётко выделяя каждое слово, произнёс Декарабиан. — Я слышал, что ты учудил в деревне несколько дней назад. Ты забыл про мой запрет? — зловещая улыбка появилась на его лице. Барбатос не надеялся, что произошедшее останется вне внимания Декарабиана, но всё равно оказался не готов. — Стоит тебя проучить. Небесные глаза в страхе распахнулись. Белоснежные крылья резко ударили по земле, мальчик изо всех сил пытался вырваться из рук старшего Архонта, но тот не позволил ему сбежать. Резкий поток воздуха ударил в спину Барбатоса, тот вскрикнул от боли. Послышался хруст крыльев. Они были ещё совсем детскими и неокрепшими, а от того невероятно хрупкими. Барбатос упал на землю, слëзы катились по его щекам. Спину словно пронзили тысячи шипов, заставляя громко кричать. Когда он появился в этом мире, то был абсолютно пуст, словно белый лист. В его голове не было ни единого воспоминания. Всё было для ребёнка в новинку, даже чувства. Он так и не понял до конца, что означает «любить», «грустить», «ненавидеть», «желать». Но одно чувство он очень быстро усвоил. И чувство это — боль. Вскоре Барбатос понял, что такое «страх». И сейчас ему было страшно. Больше всего он боялся, что Декарабиан сломает его крылья. Для маленького Божества в этом мире ещё не было ничего дороже. Крылья позволяли ему чувствовать себя свободным, кружиться с ветром высоко в небе, ощущать пьянящее чувство полёта. А ещё крылья давали ему возможность сбежать. От боли и страха. Иногда Барбатосу хотелось просто взмыть ввысь и никогда больше не опускаться на эту жестокую землю. Новый порыв ветра ударил по крыльям, словно лезвие. Тело пронзила ужасная боль. Крик вырвался из груди. Кровь, совсем как человеческая, капала на траву, окрашивая местность в ужасный цвет. Во рту появился металлический привкус, зрение затуманилось. Маленький ветерок кружил вокруг него в панике, он врезался в грубое лезвие, сотканное из самой бури, но всё было тщетно. Что может лёгкий летний бриз против снежной зимней вьюги? Тогда ветерок кинулся к Барбатосу, постарался поднять его в воздух, но был слишком слаб. — Какой Архонт, такой и элемент. Жалкое зрелище. Ты позоришь и меня одним своим существованием. — Декарабиан поставил ногу на одно из белоснежных крыльев, пачкая небесное величие. Он надавил чуть сильнее, кость начала прогибаться под его весом. Барбатос снова закричал, схватился руками за траву и отчаянно задëргался. Нет, только не крылья. Он не выживет в этом мире без них. — Тебе никогда не заменить меня, фальшивка. Он и не желал этого. Неужели Барбатос виноват в том, что Небеса решили сделать его Архонтом? Ему не нужна эта пресловутая власть, о которой так беспокоится Декарабиан. Барбатос просто хотел жить, летать по небу, ловить новые потоки игривого ветра, бегать в полях с одуванчиками. Почему? Почему он родился таким? Хруст кости оглушил. Барбатос даже не почувствовал боли, только опустошение. Слëзы высохли, их больше не было. Лишь отчаяние и давящая на него ненависть Декарабиана. Вот и всё. Больше он не сможет летать. Теперь он привязан к земле. Не сбежать. Барбатос не знал точно, сколько он так пролежал. Кровь пропитала траву, его белые одеяния, этот запах показался ему слишком хорошо знакомым, однако Барбатос не знал, что это за воспоминания. Ведь в его голове была пустота, а теперь и в сердце. Крылья были отдушиной, способом выживать. Ветер тëрся об его щëки, словно зверёк. Он шептал извинения, просил подняться и двинуться дальше. Сознание медленно прояснилось. Крыло зарастёт рано или поздно, верно? И тогда он сможет снова взлететь. Он справится, он должен. Ноги дрожали, боль в крыле порождала в теле настоящую агонию. Но мальчик упрямо зажмурился, стиснул зубы и проглотил новый крик. Ветер ласково трепал его волосы и одежду, доносил свою тревогу, заботу. Барбатос сделал шаг, спустя мгновение осел на землю. Он бросил взгляд за спину и тут же закрыл рот рукой, сдерживая тошноту. Крыло было изогнуто в неестественном положении, кровь и грязь скрыли под собой непорочный белый цвет, оно волочилось по земле, а натыкаясь на камни, запускало новый импульс боли. Барбатос медленно добрëл до ближайшего дерева и рухнул подле него. Мальчик понимал, что ему лучше немедленно покинуть владение Декарабиана, но куда ему было идти? Никто не пожелает видеть его на своих землях. Ни один Архонт не потерпит чужака. Он не Арелим, не элементальное создание, вроде дракона. Он — такой же Архонт, как и они. А потому является для них помехой. — Скажи, почему же им не живётся в мире? — тихий детский шёпот, не понимающий смысла в кровопролитии. Закатное солнце отразилось от пятен крови, делая эту и без того неприятную картину ещё хуже. Барбатос схватился за сломанное крыло и, сцепив зубы, резким движением вправил кость на место. Слëзы выступили в уголках глаз, мальчик тихо проскулил сквозь сомкнутые челюсти. Он уткнулся лбом в землю, рваное дыхание было единственным звуком в этой звенящей тишине. Даже ветер затих. Печаль, исходящая от него, достигла сердца маленького Архонта. И тогда он улыбнулся. Той улыбкой, которая вскоре станет его вечным спутником. — Друг мой, наверное стоит дать тебе имя. — ветер запутался в тёмных волосах, прошептал что-то на своём языке, но Барбатос прекрасно его понял. Он медленно оторвал голову от земли, принял сидячее положение. Один глаз был налит кровью из-за лопнувших капилляров. В земных Божествах было даже слишком много человеческого. — Мой элемент зовётся Анемо, но я считаю, что у тебя должно быть собственное имя. Имя неразрывно связано с судьбой, так что… — Барбатос ошеломлëно замер. Эти слова… Кто же сказал их ему? Они так чётко вдруг всплыли в совершенно пустой памяти. Этот человек был кем-то важным для Барбатоса? Анемо Архонт попытался ухватиться за тонкую нить воспоминаний, но та оборвалась также внезапно, как и появилась. Мальчик сник, прислонился спиной к стволу дерева, зашипел, когда сломанное крыло напомнило о себе. Почему же он родился таким? Он прокручивал разговор с единственным Божеством, что неоднократно относилось к нему с теплотой. Богиня времени Астарот проявила своё снисхождение к нему, но не могла оберегать постоянно. Астарот принадлежала этому миру лишь наполовину, он отвергал её, не позволял не то что вмешиваться, но даже само присутствие Богини не терпел. Астарот жила в своём собственном мире, что находился вне пространства и времени. И один раз Барбатос уже бывал у неё. — Существует чёткий Небесный порядок, дитя, и ты должен о нём знать. Выше всех стоят Боги Селестии, они же — Высшие. Затем идут Земные Божества, что делятся на две категории. Вторую ступень, что следует сразу за Высшими, занимают Архонты. Ты относишься как раз-таки к ним. Архонтов всегда семеро. Это Боги Первого Порядка, у них есть также подвластные им территории и народ. Следующими за ними идут другие Земные Божества — Арелимы, Боги Второго Порядка. Как правило они проживают под покровительством кого-то из Архонтов. Вроде Гуй Чжун, Арелима пыли, что живёт бок о бок с Архонтом Мораксом. — Астарот окинула внимательным взглядом растерянного мальчика, который в лучшем случае понимал хотя бы половину. Она вздохнула, указательным пальцем заставила звëзды поменять свою форму, чтобы наглядно объяснить ребёнку про следующих существ. В подвластном ей пространстве возможно всякое. — Следующая ступень это уже элементальные существа, вроде драконов и океанидов, а затем и остальной живой мир. — звёзды поочерёдно принимали облики разных видов, ребёнок с восхищением наблюдал за подобными чудесами. Это место было совершенно не похоже на остальной мир. Он хотел бы бывать здесь чаще, вот только изнаночная сторона Тейвата могла оказывать неприятное влияние на чужаков. — Есть и другие виды, например, раньше в Инадзуме обитали кицунэ, а в Сумеру проживают аранары. Также некоторые люди могут хранить в себе кровь других видов. Они всё ещё остаются людьми, но, как правило, их продолжительность жизни значительно больше, а во внешности присутствуют необычные черты. — Госпожа, скажите, а почему другие Архонты так… — он запнулся подбирая слова. Астарот почувствовала, как заныло её давно забывшее, что такое чувства, сердце. — Так грубы со мной? Астарот едва не засмеялась. Только в смехе том вряд ли послышалось бы счастье. Грубы? Это ещё слишком мягко сказано. Барбатос не заслужил подобной участи, но Небеса решили иначе. Астарот тяжело вздохнула и продолжила свой рассказ. — В мире всегда существует лишь семь Архонтов. И все семеро до сих пор живы, птенец. — ребёнок начал догадываться, но всё равно склонил голову в бок в непонимающем жесте. — Ты восьмой, Барбатос. Такого никогда не было. Да, Архонты постоянно меняются в ходе войны. Один убивает другого и занимает его место. Вернее, другие существа, например, Арелимы или элементальные создания, сражаются с Архонтом, в случае победы занимают его пост. Но ты не занял чьë-то место, малыш, ты стал восьмым. — Это странно. Я понимаю. Но почему Декарабиан так ненавидит меня? И остальные тоже… — Твой Анемо элемент слишком схож с его элементом. — Астарот правда не думала, что будет так тяжело посвящать ребёнка в подобные кровавые распри. Да, он тоже Божество, но всë ещё маленький птенец. — Он опасается, что Небеса решили заменить его. Более того, есть ещё одна система — ветви. Элементы Тейвата подразделяются на четыре ветви: Вспышка, Вода, Жизнь и Ветер. Как правило, каждой ветви принадлежит по два элемента, но это не касается Ветра. Здесь он только один. Всегда. И, на самом деле, долгое время пост Архонта Ветра пустовал. — Астарот пару секунд молчала. Что-то в этой истории цепляло её за живое. — Затем наконец появился Декарабиан, но теперь явился ты. Два Архонта на ветви Ветра — нонсенс. Вот почему ты настораживаешь остальных. К тому же… Ты и сам уже знаешь, что отличаешься от них. — мальчик отвёл взгляд и обречëнно кивнул, поджав губы. — Птенчик, земные Боги являются перерождением людей, они всегда сохраняют память о мирской жизни, хоть со временем эти воспоминания могут побледнеть. Ты же изначально родился без них. Более того, ты… Ребёнок. Никогда среди них не было ребёнка, без памяти, второй на ветви Ветра, рождённый сразу Архонтом, а не получившим это звание в войне. Из-за этого у тебя нет своей территории, народа тоже. Все Архонты переродились изначально Арелимами, реже элементальными созданиями, и заняли свой пост через кровь. Ты же действительно незапятнанное дитя. Ты пугаешь их, раздражаешь. Ты хаос, птенец. Да, он действительно хаос. Небеса решили развлечься вот и призвали его сюда без единого шанса на выживание. Барбатос просто не сможет пережить эту войну. Он хоть и был ребёнком, но всё же смог понять и ещё кое-что, что Астарот так и не осмелилась ему сказать. Он Архонт, а значит уже втянут в эту бойню. Рано или поздно за ним придут те, что жаждут это звание себе. И как ему выжить без крыльев? Да даже с ними… Разве у него есть хоть какие-то шансы? Барбатос зажмурился, не позволив слезам вновь выступить на глазах. Он улыбнулся той улыбкой, которая внезапно приелась, вросла в его душу, снова обратил внимание на обеспокоенный его состоянием ветер. — И как же мне назвать тебя, м? — ветер некоторое время не издавал ни звука, а затем налетел на своего Архонта вихрем. Бедняжка переволновался, что мальчик так долго пребывал в своих мыслях, не отвечал. Барбатос тихо рассмеялся, но потом болезненно зашипел, когда крыло вновь начало ныть от неосторожного движения. — Кажется, я знаю, как тебя назову! — торжественно воскликнул он, подавив в себе жалобный скулëж боли. Ветер выжидающе замолк. — Фурфур! Тишина ударила по ушам. Уже через несколько секунд ветер возмущëнно пихал своего маленького Архонта, но старался делать это осторожно, чтобы ненароком не повредить крыло ещё сильнее. Барбатос заливисто рассмеялся на такую игривую атаку. — Фурфур — это имя значит, что ты сможешь вздымать волны, рождать грозы, разрушать скалы! Мы вместе сможем. В конце концов… — улыбка спала с его лица. В те года этот ребёнок ещё не научился как следует прятать за ней свою боль. Ресницы затрепетали, руки сжались в кулаки, но вскоре обессиленно упали на колени. Тихий скорбный шёпот прозвучал отчаянной мольбой. — В конце концов, у нас никого кроме друг друга нет. Ветер растрепал его испачканный в крови белый плащ, влез под одежду, словно желал обнять своего Архонта, согреть, защитить и уберечь. Барбатос тоскливо улыбнулся, взглянул на ночное небо. Он позволил себе неспешно поразмышлять обо всём, ведь скоро у него такого шанса может и не быть. Сломанное крыло отдавало тупой болью, оно являло собой доказательство его слабости. Барбатос вдруг задумался. У Небесного порядка была чёткая иерархия. Высшие, Архонты, Арелимы, элементальные существа, а затем все остальные. Но к какой ступени тогда относилась Астарот? Она не была ни Архонтом, ни Арелимом. Неужели она из Высших? Нет, те не покидают Селестию. И тогда Барбатос понял. Астарот ведь принадлежит этому миру лишь на половину. Вероятно, она находится вне системы. Можно ли назвать это свободой? Свобода… Какое мягкое, но далёкое слово. Когда Барбатос родился, когда реки, небо, леса и поля соткали его тело из ничего, в его памяти была абсолютная пустота, даже имени своего он не знал. Не этого высокопарного «Барбатос», что было даровано ему с перерождением, а обычного, людского. Мальчик чувствовал себя невероятно обделëнным. Почему же Небеса не могли сохранить его воспоминания? Зато во всей этой глухой пустоте они яркой краской написали на его душе новое, божественное имя, элемент и ещё одно слово. И слово это — свобода.