Дорога домой

Барбатос закинул голову назад и почувствовал, как заболела шея. Высота постройки была просто ошеломляющей, узоры переливались нежным белым светом, оплетали массивные колонны, бежали по огромным башням, что, казалось, своими куполами разрезали небо. Снег шёл не переставая, ужасный холод пробирал до костей каждого, кто оказался недостаточно тепло одет. Светловолосый мужчина, укутанный в утеплëнный плащ, держал в руках лист бумаги, за ухом у него виднелся карандаш. Придирчивый взгляд метался от великолепного строения к его уменьшенной копии на бумаге, гораздо менее элегантной, но с чёткими линиями от карандаша и множеством пометок гениального архитектора — а это был именно он. — В Сумеру никогда такого ужасного мороза не бывает. — проворчал он, громко чихнув. Барбатос отвлëкся от созерцания величественного дворца, обратив внимание на собеседника. — Не ты ли говорил, что это работа всей твоей жизни? — лёгкая улыбка, уже какая-то более взрослая, что вполне объяснимо. Прошло много времени, Барбатос окончательно вырос. По крайней мере, внешне, а вот его ребяческий характер всё ещё временами брал верх. — Господин архитектор, вы отказывайтесь от своих слов? — шутливо поддел Барбатос. — Ничего подобного. — снова этот недовольный тон. Мужчина вытащил карандаш из-за уха, принялся что-то писать на бумаге, чтобы затем снова свериться с огромным дворцом перед ним. — Но холод всё равно зверский. Никогда мне не понять рвение людей совершать дары Архонтам ценой собственного здоровья. — он имел в виду бедных строителей, среди которых были и обычные жители Снежной, что вызвались помочь со строительством дворца для своего Божества. — Это не дар. Это подарок. — Барбатос заложил руки за спину, вернулся к созерцанию шедевра архитектуры. — Подарки смертные дарят друг другу, тем самым выражая свою привязанность. Люди хотят показать, как для них важен их Архонт. Это не дар, в качестве жертвы или из желания задобрить того, кто стоит над ними. Это искренний порыв. — Не понять мне этого. — покачал головой. — Впрочем, главное, что мне позволили воплотить столь прекрасное творение в жизнь. Остальное для меня не имеет значения. — он хмыкнул, довольно сложил руки за спиной, обхватив локоть свободной от чертежа ладонью. — Этот дворец станет домом не только для нынешнего Архонта, но и для последующих. Они смогут изменить его под собственный элемент. К тому же материалы специально подобраны такие, что определённым образом поглощают силу Божества, я использовал довольно много кристальной руды. Чуть не разорился! В общем, это универсальное строение. Единственное во всём Тейвате. Даже на моей родине я ещё не создал ничего подобного. Кстати, пока я вспомнил. — он серьёзно уставился на Барбатоса, и тот сразу понял о чём пойдёт речь. — Вы уже закончили со своими тренировками? — Верно. — лёгкая улыбка. Архитектор удовлетворëнно хмыкнул. — Я думал, что вам понадобится ещё около недели. Вам удалось достигнуть дна Снежной аллеи? — Барбатос лишь кивнул в ответ. Он прошёл все семь регионов, его путешествие близилось к концу. Барбатос чувствовал силу внутри себя, огромную и бурлящую. Он никогда не был высокомерен, это было против самой его природы, характера. Барбатос просто знал, что сейчас он невероятно силён, мало кто из Архонтов сможет сравниться с ним. Это не было тщеславие. Это истина. Анемо способен поглотить в себя практически любой элемент, он может обратиться лёгким бризом и штормовым ветром. В руках Барбатоса было пять видов оружия, созданного им лично во время странствий. И каждое из них имело свою душу, свою волю. И каждое выбрало остаться с ним, Барбатосом, до самого конца. Архонты могут думать что угодно, воспринимать его, как им заблагорассудится. Барбатосу было всё равно. До тех пор, пока на его стороне была Астарот, что неизменно оставалась рядом с ним, пусть не физически, никто не мог сломить его волю. Барбатос встал в центре Снежной аллеи, не обращая внимания на горящие холодом стопы. Он опустился на колени, коснулся ладонями сугроба. Снега здесь было настолько много, что никто не верил в то, что где-то под ним скрывалась голая земля, он уходил на многие метры вниз, отбивая всякое желание искать дно. Анемо шептался внутри, он чувствовал это. Барбатос улыбнулся. Сегодня он закончит этот путь, а затем начнёт следующий. Больше всего на свете ему сейчас хотелось вернуться домой, в Мондштадт. Он закрыл глаза, представив как коснётся ногами зелёной травы, как зашепчутся деревья, как будет резвиться Фурфур в бескрайних долинах. И снег под пальцами ожил. А небо застелили бесчисленные снежинки, подхваченные ветром. Венти устало осел на землю, прикрыл глаза, тяжко выдохнул. День выдался тяжёлым и с самого начала пошёл не по плану, когда завтрак был беспощадно испорчен не самыми искусными руками Венти. Сколько бы времени ни прошло, его навыки готовки оставались всё такими же удручающими. Если блюдо было сложнее простого салата из всего, что найдётся под рукой, оно было обречено на провал. Венти лишь недовольно цокал каждый раз, стоило ему понять, что он снова испортил себе приём пищи, однако он давно привык к такому, а раз уж сейчас он всё равно жил один, то особых проблем не было — еды один раз в день, а иногда и в несколько суток, вполне хватало. К тому же Венти очень редко оставался надолго в доме Голд, предпочитая всё своё время тратить на изучение печати, наложенной на Бездну. Он мог днями напролёт заниматься исследованиями, ночуя прямо под открытым небом. «Открытым»… Фальшивым. Периодически Венти проверял границы деревни на наличие опасной нечисти, а также фонари из кристальной руды, что должны были отпугивать монстров, и если приходилось, то заменял осколки руды в устройствах. Потерянных поблизости не наблюдалось, однако Венти знал, что те где-то рядом. Венти потянулся, разминая ноющие мышцы. Сейчас он гораздо больше походил на человека, пыль осела на одежде, волосы чуть растрëпанные, накидка сверкала зеленью на спине, лёгкий верх ханьфу был слишком небрежным, чтобы походить на официальный стиль, широкий тёмный пояс с изумрудными краями пленил тонкую талию, делая облик Венти обманчиво хрупким, шорты с подвязками открывали вид на длинные аккуратные ноги, на стопах были сандалии с высокой подошвой. Нет, Венти всё ещё любил ходить босиком, но сейчас он практически всё время проводил на улице, отчего ноги постоянно покрывались новыми шрамами, когда он в который раз натыкался на острый камень. Поэтому пришлось смириться с таким положением вещей. Венти нежно провёл пальцами по Сесилиям, что были закреплены у него на поясе рядом с фальшивым Глазом Бога. Они были ненастоящими, всего лишь местное растение, которое могло имитировать себе подобных. Венти обнаружил его несколько дней назад и с удивлением понял, что оно имело свойство изменять свой облик. Венти очень скучал по Мондштадту, а Сесилии служили драгоценным напоминанием о доме. Пусть эти белоснежные цветы были лишь подделкой, подобно Глазу Бога, что блестел маленьким драгоценным камнем, это не имело значения. Венти просто становилось легче при виде элегантных лепестков. Он упëрся руками в землю позади себя, откинулся назад, выпрямил колени. Вокруг левой ноги бежал озорной небесный узор, что короткие шорты просто не могли скрыть, однако он был настолько бледным, что совершенно не походил на нечто Божественное. Витиеватые линии огибали кожу, сплетались друг с другом в медленном трогательном танце. Венти размял пальцы рук, осторожно провёл по маленькому незаметному шраму между большим и указательным пальцами. Для него всё ещё было странно — быть настолько уязвимым. Он никогда не представлял, что на его теле может задержаться напоминание о собственных ошибках в бою. Да и не только в бою. Фурфур резко налетел на него радостным зверьком, почти повалив на землю. Венти несколько секунд пребывал в растерянности, но вскоре на лице расцвела тёплая улыбка, стоило ему только услышать нежный шёпот Анемо. — Нас ожидают новости? И как только эти слова сорвались с губ, маленькая птичка промелькнула перед его глазами. Неживая, искусственная, механическая. Она подлетела к Венти, с готовностью приземлилась на заранее вытянутую руку. Птичка была почти что крошечной, помещалась на ладони, а в клюве у неё был зажат свëрток бумаги, который Венти поспешил забрать. Он развернул внезапное послание, маленький кусочек бумаги превратился в несколько листов — шаманская печать, которой умели пользоваться и Голд, и Сяо. Она применялась для компактного перемещения писем на дальние расстояния. Венти почувствовал, как быстро заколотилось сердце в груди. Птичка, что уже перебралась к нему на плечо, смирно ожидала дальнейших указаний. — Отдохни пока. — Венти бережно огладил механическую голову, нащупал скрытый рычажок и выключил маленького посланника. Это был Вестник, созданный в Каэнри’ах, с которым Голд теперь периодически отправляла письма, чтобы держать Венти в курсе новостей. Ровный почерк Голд узнать было легко. Он сильно отличался от быстрого и резкого стиля письма Сяо, но отдалëнно напоминал изящные изгибы букв, что рождались от руки Венти. Голд, как обычно, придерживалась элементарной вежливости, здоровалась и спрашивала, как у него, Венти, дела. Затем она перешла к недавним событиям, что произошли с ними во время их путешествия, рассказывала об удивительных вещах настолько обыденным языком, что Венти невольно ощущал себя ни в чëм несведущим человеком, будто бы он не знал чего-то очевидного. Голд кратко описала успехи Сяо, и из её слов можно было сделать вывод, что путешествие явно шло ему на пользу, оказывало положительный эффект на взаимодействие Сяо с его элементом. Венти закончил с письмом Голд и перешёл к следующему листу. Буквы стали резче, они будто бы бежали, не смея останавливаться ни на секунду. С первого же взгляда стало ясно, чья рука оставила эти строки. Пальцы чуть задрожали от волнения, что охватывало Венти всякий раз, стоило ему только получить хотя бы небольшую весточку от Сяо, который писал совершенно иначе, чем Голд. Дело не только в почерке, но и стиле построения предложений. Сяо не скупился на подробности, пусть в жизни он и не был любителем лишний раз поболтать. В каждом слове ощущался восторг, с которым Сяо двигался навстречу неизвестному, Венти чувствовал то, насколько сильно его захватывали новые сражения, места. Сяо часто прыгал с темы на тему, просто не мог сконцентрироваться на чём-то одном. Хотелось рассказать так много, но ему было сложно собрать мысль в единое целое. Венти не сдерживал улыбку и тихий смех при прочтении. Сяо словно оживал в такие моменты, и Венти был уверен, что при открытии чего-то нового, захватывающего, тот внешне оставался практически непоколебим, но весь его восторг прорывался сквозь строчки письма настолько ярко, что даже сбивало с толку. Сяо всегда казался слишком холодным, отстранëнным, однако он таковым не являлся. Венти знал это, он чувствовал чужие эмоции и не верил спокойному лицу, зная то, какая буря разрастается за этой маской. Венти был счастлив видеть то, как Сяо раскрывался. Он исписал бумагу с двух сторон, но этого ему оказалось мало, поэтому Венти вскоре держал в руках уже следующий лист. Сяо в какой-то момент переключился на древнюю речь в качестве тренировки, ведь письменность ему давалась гораздо хуже, чем устная речь. Венти покачал головой на одно особенно кривое предложение и решил, что в ответном письме обязательно укажет на ошибки, чтобы его старания не пропали даром. Последнее письмо снова оказалось от Голд, и Венти догадывался о чём оно. Не так давно она подняла тему возвращения Сяо в Тейват и спросила, уверен ли Венти в своём решении остаться в Бездне. Тот ответил согласием, но, видимо, Голд этого было недостаточно. Венти с опасением оглядел листок в своих руках, на котором было всего несколько строк, прежде чем приступить к чтению. Венти, ты не сможешь выжить в Бездне. Вольная птица не живёт взаперти. Ты зачахнешь здесь. Я понимаю, почему ты не хочешь возвращаться в Тейват. Вернее, почему не позволяешь себе даже думать об этом. Но выбрав добровольное заключение в Бездне, ты уничтожишь себя. Лорд Барбатос, не забывай кто ты есть. Слова отзывались болью в груди, скручивали органы, сдавливали сердце, вынимали душу. Кто он есть? Никому не нужный бывший Архонт, вечный спутник хаоса, обречëнный на одиночество. Никто никогда не сможет задержаться рядом с ним. Венти приносил лишь боль окружающим, он заслужил находиться здесь, заслужил уничтожения собственной свободолюбивой природы. Это его искупление. Разве может он просто взять и снова шагнуть в мир, в котором живут те, кто пострадал из-за него? Он помнит, кто он есть. И именно поэтому Венти должен остаться в Бездне. Он поднялся на ноги, отправился в сторону деревни, чтобы написать ответное письмо. Птичка на его плече легко покачивалась при каждом шаге, плащ чуть развивался, Глаз Бога поблëскивал в свете кристаллов фальшивого неба. Взгляд Венти мрачен, затуманен глубокими размышлениями, тёмные переживания охватывали разум своими цепкими когтями, тянули на самое дно. Дом встретил абсолютной тишиной, такой давящей, что у Венти начинало звенеть в ушах. Он нервными движениями вытащил письменные принадлежности, сел за стол на кухне и принялся писать два ответных письма. Он старался сделать так, чтобы сквозь изящные буквы не просочилась та тяжесть, что осела на его плечах неподъёмным грузом. Венти давно привык скрывать собственную боль, поэтому с лёгкостью задал непринуждённый тон, между делом спрашивая о том, когда Сяо и Голд планируют возвращаться в деревню. Лишь в самом конце письма, того, что было адресовано каэнрийке, Венти позволил эмоциям взять верх. Меня там никто не ждёт. Вестник выпорхнул в окно, оставив Венти вновь одного. Быть наедине со своими мыслями становилось всё сложнее. Они выедали душу, давили на виски, путались жутким клубком в голове, наступали на горло, перекрывая воздух. Венти и забыл каково это — быть одному. То время, что он провёл вместе с Сяо и Голд, напомнило ему о давно ушедших днях, когда Астарот была с ним, когда он слышал её негромкий, но сильный голос. В постоянном присутствии кого-то рядом Венти просто не мог выпадать из реальности надолго, переживания не успевали поглотить его, затянуть в вязкую пучину ненависти к самому себе. Но сейчас некому было выдернуть его из этого бушующего моря, Венти беспомощно тонул, даже не сопротивлялся волнам, что накрывали его с головой, безжалостно тянули ко дну. Пальцы рук жутко хрустели от особенно сильных выгибаний, но Венти этого не замечал. Взгляд, направленный в пустоту, непроницаемое выражение лица. Он смотрел, но не видел, слышал, но не слушал. Венти был лишь физически в этом мире, в то время как мысли его застряли там, далеко в прошлом. Где тëплый ветер обдувал огромные белые крылья, нежно прощупывая каждое перо, где солнце ослепляло, грело, но не жгло, где в Долине Ветров всё ещё цвело Море одуванчиков, а бурные потоки воздуха свободно гуляли по нему. Огромный дуб, посаженный его давней подругой, ещё не был и вполовину так велик, как в нынешние дни, легкомысленные цветы срывались вверх от порыва ветра, они летели к городу, и дети выскакивали за ворота, чтобы поймать их. Они соревновались на скорость, бегали вдоль воды, по мосту, распугивая голубей, а родители улыбались, глядя на них, и лишь просили быть осторожнее. И никто не видел таинственную фигуру, что пряталась в тени поодаль от смертных. Силуэт наблюдал за играми детей с лёгкой улыбкой на лице. — Когда-то точно так же за одуванчиками бегала и ты, Веннесса. — обратился он к девушке, что внезапно появилась рядом. — Я помню, Барбатос. — алые волосы отражали яркие солнечные лучи. — Я так увлеклась игрой, что убежала от остальных детей в попытке догнать особенно резвый одуванчик. В один момент я споткнулась и упала в воду. Я не умела плавать. — Веннесса вытянула руку к летящему прямо к ней вольному цветку, как вдруг его траектория изменилась, одуванчик обогнул девушку и двинулся дальше. Она не успела почувствовать даже лёгкой досады, как осторожный поток воздуха, созданный явно рукой Барбатоса, едва заметно коснулся цветка, направил обратно к Веннессе, которая тут же поймала его. Ласково, не сжимая ладонь, чтобы не повредить это хрупкое чудо. — В тот день я могла погибнуть. — она покрутила одуванчик пальцами, поднесла к губам, оставив невесомый поцелуй. — Но сквозь толщу воды внезапно прорвалась чья-то рука. А потом я увидела небо. — Веннесса подкинула одуванчик вверх, его тут же подхватил новый поток ветра и понёс дальше. Девушка обернулась к Барбатосу. Форма рыцарского ордена очень ей шла, подчëркивала силу и тела, и духа. — Если бы не ты, то эта маленькая девочка так бы и не выросла, не основала бы Ордо Фавониус. — Ты всего добилась сама. — Веннесса покачала головой на его слова, Барбатос усмехнулся. — Не преувеличивай мой вклад. Ты сама решила защищать свой дом, усердно училась и сформировала рыцарский орден, став его магистром. Приструнила аристократов, которые стали слишком жадными до власти, избавилась от зарождающегося классового разделения, став самым главным человеком в Мондштадте. — нельзя сказать, что ситуация в Мондштадте сложилась сильно критическая — Барбатос просто не позволил бы этого — но постепенно люди начали вновь возвращаться к тирании, что исходила на этот раз не от Божества, а от самих смертных. Веннесса вмешалась вовремя, создала Ордо Фавониус, тем самым исправив ситуацию, и Барбатосу не пришлось вмешиваться самому. — Эти мирные дни существуют только благодаря тебе. — Если бы не ты, то меня вообще бы не было. — Веннесса сложила руки за спиной, глубоко вздохнула. — Не преуменьшай свой вклад. — вернула она отзеркаленные слова Барбатоса. — В конце концов, кто научил меня держать в руках меч? — тёплый ветер пробежался по волосам, немного растрепал пряди. Анемо Архонт не смог удержаться от тихого смеха. — И в вине разбираться тоже учил тебя я. — хитрый прищур ясных глаз, звонкий смех Веннессы наполнял сердце нежностью. — О, это то, что я никогда не смогу забыть! Они долго разговаривали о вине в тот день, о вине Тысячи ветров, если быть точным. Невероятный напиток, каждый может приготовить его по собственному рецепту, оно всегда имеет разный вкус. Барбатос и Веннесса создали и свой вариант, закопали его в Долине Ветров, пообещав, что разделят вино, когда оно настоится. Но Барбатос выпил его один, сидя под дубом, что оставила Веннесса. Море одуванчиков завяло, погибло, цветы опали на землю безжизненными трупами, множество тел лежало вокруг — не только некогда прекрасных растений, но и человеческих. Дуб тянулся своими массивными ветвями к самому небу, Барбатос чувствовал, что тот теперь напрямую связан с Селестией. А цена этого — множество жизней. Анемо Архонт в бессознательном состоянии брëл через океан крови, его сердце словно вынули из груди, оставив холодную пустоту взамен. Дождь смывал запëкшуюся алую корку с тела, с кожи мёртвых людей, сверкала молния, ослепительными лучами разрезала небо. Белая одежда пропиталась грязью и этим отвратительным алым цветом. Барбатос сжимал в руке бутылку вина, его взгляд бежал по бесчисленным мертвецам, что были облачены в форму ордена. Они все просто хотели жить, дома их ждали семьи, друзья. Барбатос не защитил их, не уберёг. Когда-то ветер мог по щелчку пальцев раздробить скалу, но уже с давних пор это не представлялось возможным. Внезапное появление дракона застало всех врасплох, тёмное создание явно не осознавало своих действий — Барбатос чувствовал его страх через эмпатию. Но Дурин — так звали дракона — был не способен остановиться, Барбатос не знал, как ему помочь. Его людям оставалось только сражаться. Ноги подкосились, он упал на колени перед телом благородного лазурного дракона. Его друга и приятеля. Двалина. Элементальное создание много лет оберегало Мондштадт, но сегодня пало вместе с сотней рыцарей, что защитили город ценой собственных жизней. Дурин улетел в сторону снежной горы, что уже как много лет была практически безжизненна. Барбатос знал, что дракон не сможет выжить с такими ранами, однако не испытывал по этому поводу ничего — все его внутренности будто вырвали, кости сломили, как и волю к жизни. Тело Двалина медленно исчезало, отдавая свои силы дубу, что становился всё больше, выше. Барбатос прислонился лбом к холодной чешуйчатой коже. Он чувствовал, как яд продолжал циркулировать по телу Двалина даже после смерти, как он разъедал его друга изнутри. Слëзы смешались с крупными каплями дождя, у него не было сил кричать, Барбатос крупно дрожал, обнимая руками голову Двалина, прижимал к себе с такой силой, будто это могло вернуть его к жизни. Барбатос отстранился, перевёл взгляд чуть в сторону. Туда, где лежало ещё одно тело. Кровь в алых локонах была практически незаметна, глаза широко распахнуты в ужасе, в них застыла агония. Грудь, насквозь пробитая огромным ядовитым шипом, изогнутые под неестественным углом ноги, что сломались от падения, раздробленная рука, которую придавил кусок скалы. Она ещё дышала, когда Барбатос подлетел к ней посреди сражения. Он видел, как Веннесса, словно тряпичная кукла упала на землю, прибитая шипом, слышал хруст её ног. Веннесса беспомощно открывала рот, но из него не вышло ни слова, лишь кровь. А он ничего не мог сделать, только наблюдать, как её глаза стекленеют, в то время, как вокруг продолжал твориться хаос. В итоге магистр Ордо Фавониус оставила этот мир, как герой, что защищала свой дом вместе с сотней солдат. Вино горчило на языке печалью и тоской. Они не смогли распить его вместе. Барбатос отложил бутылку, схватился за отравленный шип и с жутким звуком извлёк его из тела, отбросив куда-то в сторону, присел перед Веннессой, закрыл её глаза, позволив векам сомкнуться навсегда. Барбатос постарался выпрямить ноги девушки, ему было точно физически больно смотреть на переломанные конечности. Затем он с трудом избавился от валуна, что придавил руку Веннессы. Барбатос нечитаемым взглядом смотрел на мёртвую подругу перед собой, тихо прошептал: — Да хранит тебя ветер в последнем твоём пути, Веннесса. И он двинулся дальше, каждого рыцаря Барбатос бережно укладывал на землю, что когда-то была застелена одуванчиками, а не кровью, выпрямлял ноги, руки, закрывал глаза. И с каждым он прощался тихим шёпотом и благословением ветра. Молодой юноша, который внезапно пришёл в себя среди множества трупов, не мог поверить в то, что видел. Архонт, что был весь в крови и грязи, бродил между погибшими, старался придать их телам надлежащий вид, не боясь запачкать руки, нет, его совсем это не волновало. Всех рыцарей он называл по именам, всех провожал в последний путь. Юноша оказался так заворожëн этой картиной, что не сразу понял, что его заметили. Барбатос резко подлетел к нему, ударив крыльями по земле. — Живой… — казалось, и сам Анемо Архонт, наконец, пришёл в себя. Он резко обернулся, усилил эмпатию и почувствовал ещё несколько людей, что каким-то чудом выжили, но могли погибнуть, если Барбатос не поторопится. Он кинулся к куче камней, которые осыпались с обрыва во время сражения, ударил по верхнему валуну, что тут же отлетел в сторону, но остальные передвигал осторожно, так как был риск навредить раненому. И вскоре он увидел девушку, её дыхание было слабым, однако она нашла в себе силы приоткрыть глаза. Барбатос бережно поднял её на руки, большинство костей девушки было сломано, затем переложил её на землю. Анемо Архонт бросился дальше навстречу едва ощутимым эмоциям, и вскоре вернулся с ещё одним раненым — у юноши оторвало руку. Барбатос наспех перевязал рану, чтобы парень не истёк кровью, двинулся за последним выжившим — совсем юная девчонка, что лишилась глаз от яда Дурина. Из сотни выжило лишь четверо. Потомок древнего аристократического рода Лоуренсов — ослепла, наследница известных своей преданностью воинов из рода Рагнвиндр — почти всё тело раздробили камни. Они с Веннессой были дальними родственницами, отчего смотреть на девушку становилось ещё невыносимее. Выходец из семьи Гуннхильдр, что держали собственную цветочную лавку — лишился руки, и обычный деревенский мальчишка по фамилии Пейдж, поступивший на службу всего несколько месяцев назад, но уже достигший определëнных успехов — навсегда остался немым после пережитого. Это сражение ушло в легенды, как и облик Архонта, что оплакивал каждого павшего, как героя. Все жители Мондштадта знают песню «Багряное Море одуванчиков», которую не каждый бард решится исполнить, настолько тяжёлой она была. А написал её немой юноша, и хоть он так никогда и не смог сам её исполнить, но он навсегда запечатлел образы сотни воинов, благородного дракона и убитого горем Архонта. Венти не нравилось, что в том произведении ему отдана слишком благородная роль, ведь на самом деле он был лишь бесполезным Божеством, который не справился со своей задачей. Раздался хруст пальцев. Венти закусил губу от боли, сжал конечность другой рукой, прошипел сквозь зубы. Всё-таки сломал. Указательный палец левой руки повис безжизненной плетью. Венти настолько ушёл в собственные воспоминания, что совершенно перестал контролировать себя. Он медленно выдохнул, зажмурившись. Надо зафиксировать кость какой-нибудь повязкой. Венти двинулся прочь из кухни, чуть покачиваясь, так как перед глазами всё ещё мелькали чёрные круги. Он винил себя во многих вещах, сражение с Дурином не было исключением. В тот момент он был самым слабым из Архонтов, не мог ничего противопоставить мощи тёмного создания. Та сила, что он долго накапливал во время своего путешествия, не осталась с ним надолго. Венти никогда не гнался за могуществом, но он чётко понимал — без этого он даже самого себя не сможет защитить. Он потерял Веннессу, Двалина, ещё девяносто шесть человек, четверо были ранены, а множество семей остались без своих родных. Мондштадт не винил его, всем давно было известно, что Анемо Архонт по силе не сравнится с остальными, поэтому они и не ждали от него ничего. Вот только Венти знал, что мог их спасти, если бы не… Он потратил много лет на тренировки, а лишился всего в один день. И он сам был виноват в этом. Как и в том, что в итоге не был способен защитить своих людей. Он помнил имя каждого павшего, каждого смелого рыцаря, что доблестно отправился на поле битвы. И всем им были созданы отдельные могилы, Венти не позволил ни одному телу пропасть. А в Фестивале вина, что проходил в Мондштадте каждый год, появился отдельный день траура в честь погибших в сражении, ведь историю об Анемо Архонте, что бродил меж трупов с бутылкой вина Тысячи ветров и провожал души героев в последнее путешествие, знали все. Венти зафиксировал повязку на руке. Палец он всё же не сломал, скорее всего трещина. Венти бросил взгляд за окно, понял, что уже близилась четвёртая четверть. Он накинул тëмный плащ, скрывающий его фигуру и лицо, схватил фонарь из кристальной руды, а затем вышел из дома через заднюю дверь, чтобы никто его не заметил. Проверенным маршрутом добрался до реки, у которой его уже ожидали. Молодой парень опасливо озирался по сторонам, явно чувствуя себя некомфортно. Венти поспешил скорее обозначить своё присутствие, пока юноша окончательно не взвился. — За мной. — с помощью печати Венти изменил свой голос, сделав его более похожим на речь Голд, на всякий случай внешность тоже скрыл, хотя под капюшоном его лица не было видно. Парень вздрогнул от неожиданности, но послушно двинулся за Венти, который быстро вручил ему фонарь и повёл по уже изученной дороге. На пути им встретилось лишь несколько хилличурлов, не более, что не могло не радовать — у Венти сейчас одна рука практически неподвижная, так что он не сможет даже луком воспользоваться. Однако рано он расслабился. Знакомое чувство ненависти и голода ударило прямо в затылок. Венти покачнулся от концентрации жестокости, что быстрым ядом проникала в его тело. Он резко уменьшил эмпатию, чтобы получить возможность сделать вдох. Вот это уже плохо. Очень плохо. — Потерянный. — прошептал Венти. Везло ему, как утопленнику. Прикрыв спиной испуганного юношу, он оценивающе осмотрел монстра, пока человек позади него панически выглядывал из-за плеча Венти. Этот парень лишний раз за пределы деревни выйти боялся, он очень отличался от тех смельчаков, что вызывались сопровождать торговые караваны. — В бой вступать опасно, но не думаю, что он нас отпустит. Венти резко рванул вперёд, пригнулся, когда чёрное щупальце попыталось пробить его череп. Сейчас ему чрезвычайно не хватало крыльев, он скучал по возможности взмыть в воздух. Впрочем, в данный момент у него нет времени думать об этом. Нужно как-то решать проблему. Он не сможет сражаться луком. В таком случае… — У тебя есть оружие? — Венти пришлось избавиться от печати, что изменяла его голос, дабы сэкономить силы. Однако парень был так растерян, что не обратил внимания на эти перемены. — Меч. — всё же смог ответить он, запнувшись. И как он вообще выжил в Бездне, будучи настолько пугливым? Точно ли с ним на поверхности всё хорошо будет? — Дай его мне! — юноша сначала растерялся, но уже вскоре понял, что от него хотят. В его ладони появился одноручный меч, созданный тем же кузнецом, что выковал Полуденный сон Сяо. Венти увернулся от очередной атаки монстра, левая рука жутко болела. Он подскочил к юноше, который тут же безропотно отдал ему острое лезвие. Венти даже хотел возмутиться такому отношению к мечу. Как можно настолько легко отдавать своё оружие? Однако Венти лишь цыкнул, поудобнее перехватил рукоять здоровой рукой и снова вступил в бой с Потерянным. Меч непривычно сидел в ладони, Венти не удавалось правильно рассчитать силу удара, его траекторию, однако к ситуации он приспособился довольно быстро. Вдруг Потерянный резко обернулся к застывшему в стороне безоружному юноше. Нечисть точно чувствовала чужой страх, она словно заулыбалась, что на самом деле было невозможно, ведь рта, как такового, у монстра не было. Потерянный стремительно двинулся к юноше, эта атака была гораздо сильнее предыдущих. Венти бы просто не смог её отразить. Он тяжело выдохнул. Видимо, придётся прибегнуть к крайним мерам. Венти лишь надеялся, что его идея сработает. Надеялся, что его душа не ушла, что она по-прежнему рядом, слышит. — Твой противник не он. Быстро оказался прямо на траектории атаки, выставив перед собой меч. Что-то не так. Юноша почувствовал, что аура его оружия кардинально поменялась. Меч засиял нежным голубым цветом, его лезвие стало утончëнным, даже рукоять преобразилась. Венти отбил выпад нечисти, оставив за собой шлейф ветра, затем нанёс несколько резких ударов сначала по щупальцу, а затем и по корпусу Потерянного, прорубая дорогу к красному сердцу. Лезвие легко вошло в быстро колотящийся орган, который тут же рассыпался в пыль. Венти резким движением стряхнул грязь с клинка, хмурый взгляд пробежался по трещинам, что проявились на лезвии. Работа была довольно искусной, только поэтому меч не рассыпался вдребезги, а лишь повредился. Венти протянул оружие владельцу. — Он треснул. Прошу прощения. Парень лишь покачал головой, мол, главное что живы остались. В абсолютной тишине они двинулись дальше по дороге. Юноша оторопело следовал за своим проводником, не решался спрашивать о произошедшем. Он тщательно оглядел меч, но тот уже вернулся в своё обычное состояние. Что это было? Какой-то приём? Возникло ощущение, что в руках Венти было какое-то другое оружие. Венти еле сдержал облегчённый вздох, когда брешь послушно открылась под его влиянием. На земле появилась переливчатая печать. Парень множество раз поблагодарил его, встал по центру круга с извивающимися, будто живыми символами. Венти щëлкнул пальцами, печать замерцала и вскоре парень исчез, оказавшись по ту сторону барьера. Круг с земли также пропал. В этот момент Венти позволил себе осесть на землю. Надрывной кашель сковал грудь, разрывал горло. Печать для изменения внешности спала, капюшон сорвался с головы. Он прикрыл рот рукой, а когда почувствовал на ладони что-то тёплое, то совсем не удивился, увидев алые пятна крови. Этого стоило ожидать. Венти знал, что очень рисковал. Впрочем, был ли у него выбор? Нет. Он просто должен был защитить этого человека. Вот и всё. Цена не важна. Души - очень сложные для понимания структуры. Даже души Божественного оружия. Никому не приходило в голову, что случается с ними после смерти вместилища, физической оболочки? Речь не о человеческой, с которой всё ещё сложнее. Что будет с душой клинка, когда сломается корпус? Она исчезнет? Или же нет? От чего это зависит? Венти и сам не мог дать чёткий ответ на этот вопрос. Он лишь знал кое-что. Когда-то его меч был сломан. Но душа оружия продолжила жить.