Дорога домой

Венти ненавидел одиночество. Он презирал его. И жил с ним. Слишком часто он ощущал это звенящее чувство пустоты, её холод и мрак. Когда Венти оставался один, то беспорядочные мысли в голове начинали свой хаотичный бег, сталкивались друг с другом, утягивали глубже во тьму. Венти не было страшно, он привык. Однако это вовсе не значило, что он был в порядке. Он старался занять себя работой, которой у него было предостаточно — то печать, то проверка границ, а иногда и сопровождение тех немногих смельчаков, которые рвались обратно в Тейват. Почему смельчаков? Всё было до предсказуемости просто. Венти с самого начала не мог понять одну единственную вещь — печать Бездны была несовершенна, из-за чего владельцы Глаз Бога могли сбежать из заключения. Исправить этот дефект Архонты не способны, ведь изменение структуры печати, когда та уже установлена — это особое умение Мастера, коего среди них не было. Способ исправить дефект существовал — переустановить барьер, но тогда пришлось бы на некоторое время убрать печать полностью, и, кто знает, сколько людей успело бы сбежать отсюда за это время. Поэтому Венти всё время думал о том, какой же выход придумали Архонты, как они ловили сбежавших? Ответ ему пришёл в одном из писем Голд. Боги создали Стражей — механические машины, которые могли распознать энергию Глаз Бога. Стражи бродили по всему Тейвату, отлавливали не только сбежавших из Бездны, но и тех, кого ещё не успели туда сослать. Когда Венти узнал об этом, то все пазлы в его голове наконец встали на свои места. Он ожидал чего-то подобного, а потому не сильно удивился. Однако теперь ему было очень тревожно за тех людей, которым он помог сбежать. Знали ли они об опасности снаружи? Венти думал, что да, знали. Просто не могло быть иначе. Наверняка среди жителей деревни были те, кто уже выбирался наружу, но оказался пойман Стражем, а затем сослан обратно в Бездну. Он убедился в этом в тот момент, когда решил расспросить Лину — уже знакомую ему девочку с Анемо Глазом Бога, которая ещё в первый день его пребывания здесь объяснила ему многие вещи. — Стражи? Конечно знаю! Все о них знают! — она крутила в руках Интейват, сплетала нежные цветы друг с другом, превращая их в простой, но изящный венок. — Мой папа бывал в Тейвате, но его поймал Страж. — Лина придирчиво оглядела получившийся венок, затем поднялась на ноги, подошла к всё ещё сидящему на земле Венти, который мыслями снова был далеко, и осторожно водрузила венок на тёмные волосы. Венти вздрогнул от неожиданности, пришёл в себя, заторможенно коснулся рукой Интейвата. — Тебе так идут цветы. — девочка скрестила руки на груди и широко улыбнулась. — Впервые вижу кого-то подобного. Ты очень не похож на других людей. — она снова опустилась на землю, подтянула к себе ноги, привалилась плечом к плечу всё ещё растерянного Венти. — Куда пропала староста? Её давно не видно. И где твой друг? Мне бы хотелось с ним познакомиться. У него очень красивые глаза. — Только из-за глаз? — лёгкий смешок и хитрый прищур. Лина обиженно пихнула Венти локтëм, чем вызвала лишь новую порцию смеха. Девочка недовольно фыркнула, резко стянула самодельный венок с головы Венти и надела его на себя, посчитав, что с таким отношением кое-кто не заслужил её щедрого подарка. Венти наконец успокоился после заливистого хохота. Несмотря на то, что на его губах по прежнему цвела улыбка, тон голоса выдавал настоящие чувства. — Они сейчас далеко, но обязательно вернутся. — Ты скучаешь по старосте и своему другу? — долго обижаться Лина не могла. Только не в случае с Венти. Её взгляд стал сочувствующим, девочка крепче обняла согнутые в коленях ноги. — Да. — Венти отвернулся, не выдержав такой детской открытости. Он и сам часто напоминал ребёнка, но сейчас ощущал себя настолько уставшим, что просто был не в силах придерживаться своей обычной манеры поведения. Фурфур ласково трепал его волосы, зелёный плащ, что напоминал собой бескрайние долины Мондштадта с вольным ветром, который никогда не мог усидеть на месте, свободно игрался в родных просторах, подобно дикому зверю. Венти отчаянно хотел домой. Он замечал за собой эту навязчивую идею с самого детства. Его сердце всегда рвалось к буйным ветрам, к шелесту листвы, к пению птиц, к запаху яблок. Но при этом Венти никогда не мог полностью ощутить, что он дома. Никогда. Вечная тоска жила в его сердце. Будто ему постоянно чего-то не хватало. — Я скучаю. — по дому, по Сяо, по Голд, с которой они были знакомы всего-ничего. По ясному небу, по запаху травы, по закатам и рассветам, по великолепному дубу в Долине Ветров, по Морю одуванчиков, что исчезло навсегда, по звуку лиры — своей и чужой, по Веннессе с острым мечом в одной руке и одуванчиком в другой, по глазам, что отражали далёкую историю. У Венти было слишком много тех, кого он потерял, тех, тоска по кому не утихнет даже спустя много лет. — Их нет уже очень давно. Это нормально, если ты скучаешь. — Лина решила взять на себя роль взрослого. Родители всегда стараются успокоить девочку, когда ей плохо или грустно. — Они наверняка тоже очень скучают по тебе! Венти ничего не ответил. Скучают? Такие чувства испытывают только к тому, кто важен. Мог ли Венти считать себя таковым? Он не знал точного ответа. И боялся его узнать. Венти медленно шагал вперёд, со стороны казалось, что он даже не касается земли, настолько невесомой была его поступь. Накидка слегка колыхалась за его спиной, Сесилия мелькала в тёмных волосах яркой звездой, печальным напоминанием о доме. Что вообще представляет собой дом? Венти слишком часто стал задумываться над этим вопросом. Он всегда считал своим домом Мондштадт. Потому что в этом месте он чувствовал себя спокойно, потому что запах свежего утреннего бриза всегда вызывал лёгкую улыбку на лице. В Мондштадт Венти хотел отчаянно вернуться, а покидать его было слишком тяжело. Но дома ведь обязательно кто-то должен ждать, разве нет? Кто-то родной, дорогой сердцу, тот, кто может скучать по нему в его отсутствие. У Венти никого не было. В таком случае… Был ли у него дом вообще? Возможно, когда-то давно. Но сейчас всё изменилось. Он всего лишь преступник, что остался совершенно один в этом мире. Венти неспешно обходил границы деревни, заменял кристальную руду в фонарях, если это было необходимо. Камни блестели небесной лазурью, рождали в памяти забытые образы. Венти просто не мог не думать об этом. Собственные мысли были его же врагами. Они не подчинялись чужой воле, уносили всё дальше. День за днём, месяц за месяцем. Пока наконец не прошёл год. Ещё никогда время не текло настолько медленно для Венти. Год, по сравнению с тем, через что ему пришлось пройти раньше, должен был пролететь незаметно. Этого не случилось. Всё слилось в один тугой комок, дни совершенно ничем не отличались друг от друга. Венти медленно затухал, а тяжёлые воспоминания раз за разом убивали что-то внутри него. Лазурное небо. Безоблачное, пронизанное солнечными лучами. Стояли двое, оба в белом. Два Архонта на одной территории, два Божества с похожей силой. Декарабиан не нападал, но Барбатос чувствовал его жгучее раздражение, напряжение в позе, злость во взгляде. Барбатос сцепил руки за спиной в замок, чуть наклонил голову вбок в своём привычном жесте. Казалось, эта непринуждённость лишь сильнее разозлила Декарабиана. Резкий порыв ветра устремился прямо в Барбатоса, но оказался отбит. Он даже пальцем не пошевелил, Фурфур справился со всем сам. — Какой радушный приём. — звонкий голос, призрачная улыбка — она едва оседала на уголках губ, но прекрасно узнавалась в глазах. — Меня так долго не было, и вот, что я получаю по возвращении? — Надо было тогда тебе оба крыла сломать. — прошипел Декарабиан. Барбатос крупно вздрогнул. Крылья были ему чересчур дороги, он всё ещё хорошо помнил ту ужасную боль, громкий хруст, невозможность оторваться от земли и на пару мгновений. — Зачем ты вернулся? — Это мой дом. — Это не твой дом. — жестоко отрезал он. — Это мои владения. И тебя здесь никто не ждёт. Убирайся, Барбатос. — На этот раз ты не сможешь меня прогнать. Ты ведь и сам понимаешь, верно? — Анемо Архонт резко пропал из поля зрения, а затем внезапно оказался в нескольких сантиметрах от Декарабиана. Тот не успел осознать, что произошло. Барбатос снисходительно приулыбнулся. — Я стал сильнее. — Наслышан. — он быстро взял себя в руки. Скептическое хмыканье было абсолютно искренним. Декарабиан не видел в нём угрозы. — Огромный лук… Это ведь лишь слухи, не так ли? Про то, что ты оставил при себе всё Небесное оружие, я тоже знаю. Но вот в глупую молву о луке, что в одно мгновение может стереть в порошок целую армию демонов, поверить не могу, извини уж. — Дело твоё. Я не собираюсь что-либо доказывать и тем более призывать Ухао, чтобы ты увидел всё собственными глазами. — Барбатос сделал шаг назад, возвращая разрушенное до этого личное пространство. — Я хотел узнать кое-что. — Декарабиан вопросительно выгнул бровь. Что этому мальчишке нужно? — Твоё желание. Декарабиан оцепенел. В одно мгновение Барбатос ощутил целую бурю чувств, ужасающую смесь эмоций, от которой у него в ту же секунду жутко разболелась голова. Он поспешил ослабить эмпатию, чтобы не задохнуться в этом потоке. Вскоре Декарабиан усмехнулся, немного горько, с противным осадком где-то внутри. — Астарот рассказала тебе, да? О внутренних демонах? Хочешь понять, не теряю ли я контроль? Как интересно. — Барбатос сжал руки в кулаки с такой силой, что оставил на ладонях красный следы от ногтей. С трудом удавалось сделать вдох, но на этот раз не от чужих эмоций, а от своих собственных. — Понимаешь теперь, насколько забавны шутки судьбы? — Просто ответь. — тихо, шёпотом. На большее у него уже попросту не было сил. — Боитесь с ней, что я теряю себя? А сам-то ты долго сможешь продержаться? — громкий смех, подобный грому. Небо затянули тучи, первые капли дождя окропили землю. — Моё желание? Да пожалуйста. — сверкнула молния, ужасающий гром сотряс пространство. Глаза Декарабиана сверкали полубезумным блеском. Перед взором вспыхнул яркий свет, будто порождение Электро элемента ударило прямо между ними. А затем Барбатос увидел воспоминания, но не свои. Эти образы явно не принадлежали ему. Он увидел молодого юношу в светлых одеждах священника. Умиротворëнный и спокойный. В нём совершенно нельзя было узнать того Декарабиана, которого Барбатос знал, хотя бы потому что выглядел он иначе. Волосы светлые, а глаза, наоборот, тёмные. В настоящем Декарабиан внешне чем-то походил на Барбатоса. Или, наоборот, он походил на правителя Мондштадта? — Я был обычным служителем церкви. Чтил своё Божество, проводил службы, помогал нуждающимся. Я верил в то, что поступаю правильно. — голос Декарабиана звучал словно издалека, был приглушëнным. Тем временем образ из его воспоминаний пришёл в движение. Священник зажигал свечи, шëпотом читал молитву, слова которой Барбатос толком не разобрал. Пламя покачивалось из стороны в сторону от малейшего дуновения ветра, будто кружилось в танце, но таком робком, несмелом, что заметить его мог далеко не каждый. — Мондштадт был мне дорог, его жители — как родные. Жизнь проходила размеренно, неспешно. Я был счастлив. — Барбатос чувствовал неподдельную искренность в чужих речах. Декарабиан из воспоминаний перелистывал страницы какой-то книги, кажется, это была книга учёта расходов и доходов церкви, когда вдруг массивные двери собора распахнулись. Декарабиан оторвался от своего занятия, обеспокоенно хмурясь. Кто мог вломиться в священное место в столь поздний час, когда луна поднялась в свою наивысшую точку? — В тот день я совершил ошибку. — раздался громкий звук упавшего тела. Декарабиан вскочил со своего места и бросился к человеку, что обессиленно лежал на холодном полу. Это был юноша лет шестнадцати, весь в ранах и грязи. Декарабиан не мог оставить человека в таком состоянии, он потянулся было помочь, но заметил кое-что. И замер в ужасе. Это был иноверец, последователь не их Архонта, а Арелима тумана, что уже много лет пытался забрать Мондштадт себе. На руке юноши был характерный узор в виде пятиконечной звезды — прямое доказательство его принадлежности к иноверцам. Декарабиан отшатнулся в сторону, хотел было позвать кого-то из стражников, но почему-то слова никак не желали срываться с губ. Юноша был сильно ранен, кровь явно не собиралась останавливаться, она заливала бледное лицо, пачкала одежду и белоснежный пол. Декарабиан схватился за голову, не зная, как ему следует поступить. Он верен своему Архонту, но ему было жаль этого мальчишку. Иноверцев в пределах Мондштадта ждёт лишь смерть. — Моё роковое решение повлечёт за собой неисправимые последствия. — Декарабиан поднял юношу на руки, тот был совсем тощим и почти ничего не весил. — До сих пор я жалею лишь об одном. — он чуть ли не бегом отправился к своей комнате, где хранил множество лекарственных трав. Сердце билось в груди загнанным зверем. От страха, беспокойства, невыносимого волнения, потерянности. — Я жалею, что не убил этого мальчишку сразу. Место действия резко изменилось, мир на пару мгновений закружился вокруг, Барбатос вновь оказался в уже знакомой церкви. Декарабиан выглядел старше на пару лет, а мальчишка, которого он спас, сейчас был рядом с ним и усердно занимался каллиграфией. Он окреп, подрос, стал больше походить на молодого парня, чем на ребёнка. Его одежда была опрятной, болезненная худоба исчезла, кровь больше не застилала лицо, а отличительный знак был спрятан под длинными рукавами церковных одежд. — Я растил его, как собственного сына. Учил грамоте, искусству священника. В церковь часто подбрасывали детей, о которых некому было позаботиться, поэтому внезапное появление ещё одного мальчишки не вызвало подозрения. — парнишка довольно улыбнулся проделанной работе, взял листок с изящными линиями и протянул его Декарабиану. Тот внимательно пробежался взглядом по строчкам, кивнул, потрепал юношу по голове, отчего светлые волосы с рыжим отливом разметались в разные стороны. Это было похоже на семейную идиллию. Что же могло пойти не так? — Я был очарован этим ребёнком и не хотел слышать ни других людей, ни голос разума. — картина снова изменилась. Пара священников что-то усиленно доказывала Декарабиану, Барбатос не слышал их слов, но видел явную агрессию, их возмущённые жесты. — Двое моих друзей были посвящены в тайну о происхождении мальчишки. Сначала они хоть и были насторожены, но отнеслись с пониманием. Но затем они стали доказывать мне, что этот ребёнок опасен, что он нарушит и без того хрупкое равновесие между нашим Божеством и Арелимом тумана. Я не верил им, не слушал, не желал слышать. Сколько бы доказательств они не приводили, я просто не мог подвергнуть сомнению мальчишку, что стал мне сыном. Какие бы странные ситуации не складывались, я всегда был на его стороне. — один из священников что-то злобно прокричал и ушёл прочь, второй некоторое время молчал, затем что-то тихо пробормотал и тоже оставил Декарабиана. — Это был наш последний разговор. Смена места действий. Церковь пылала огнём, как и город. Слышались людские крики, металлический запах пронизывал всё вокруг. Барбатос прикрыл рот рукой, с трудом сдерживая тошноту. Насколько же сильно это воспоминание в памяти Декарабиана? — В том, что произошло, была моя вина. — те двое священников, что пытались предупредить Декарабиана об опасности, были мертвы. И множество тел устилало пол кровавым ковром. Дети, старики, женщины, мужчины — никого иноверцы не пощадили. Сам Декарабиан сидел на коленях, сжимая одной рукой вторую — ту, что была сломана, раздроблена полностью. К его шее прижималось ледяное лезвие, такое же холодное, как дыхание смерти, что он ощущал всей кожей. Мальчишка, который раньше смотрел на него своими невинными очами, сейчас был полон равнодушия. Даже тени злорадства не промелькнуло на его лице. Он был абсолютно пуст, словно человек, что стоял перед ним на коленях, не имел для него никакого значения. Как и все те невинные люди, чья кровь окрасила белоснежный собор в алый. — Я должен был убить его в тот день. Но не сделал этого. Я должен был прислушаться к чужим опасениям, однако я слишком доверился этому ребёнку. Моя привязанность застелила мне глаза. — кровь брызнула из перерезанного горла, тело с грохотом упало к остальным жертвам. — И последним моим желанием было… Я хочу защитить своих людей. Барбатос сжал переносицу двумя пальцами, силясь унять головную боль. Декарабиан молча наблюдал за ним с пустым выражением лица. Словно не его душу только что вывернули наизнанку. — Как видишь я прекрасно помню своё желание. — да, Барбатос видел. А ещё теперь он больше понимал ненависть Декарабиана по отношению к нему. Иноверцы… Он боялся повторения истории. Только если тогда Декарабиан был священником, который очень любил своего Архонта, свой город и его жителей, то теперь он сам был Божеством, на пост которого Барбатос покушался одним только своим существованием. — Я не хочу, чтобы мои люди начинали кровавые войны из-за веры в разных Архонтов. В Мондштадте может быть лишь один хозяин. Отступи, Барбатос. Пока не поздно. — он исчез с громким рëвом ветра. Анемо Архонт молча смотрел перед собой, буйство стихий наконец стихло, за густыми облаками показались первые кусочки неба. Фурфур обеспокоенно льнул к нему, как бы спрашивая, в порядке ли он. Барбатос в порядке не был. И уже очень давно, но всё что он мог себе позволить — это улыбнуться, криво и болезненно, расправить крылья, взмыть в небо. Просто чтобы отвлечься от жестокой боли в груди, заменив её песней ветра в ушах. Венти проверил последний фонарь прежде чем вернуться обратно к работе над печатью. Бесчисленные листы устилали пол, Венти крутил карандаш между пальцами, вносил пометки на очередную схему, хмурился, затем безжалостно всё перечëркивал, иногда и вовсе сминал листок в бесформенный комок и откидывал куда-то в сторону. Изобразить печать в виде схемы — крайне трудная задача, а перенести на бумагу столь массивное творение, как барьер, стоящий на Бездне — практически невозможная. Но Венти не был бы Мастером, если бы не попытался. Печать, созданная Мораксом, была совершенна в своей задаче удерживать Венти — ни одной лазейки. А будучи усиленной ярой ненавистью Вельзевул, барьер превращался в непреодолимую преграду. Практически. Ему просто нужно было очень много времени, но он справился бы даже с этим препятствием, если бы только пожелал. Вместо привычных трёх ступеней защиты в виде энергетических каналов, что переплетались между собой и образовывали диски, здесь их было двадцать один. Венти даже казалось, будто барьер на Бездне и печать, что была на нём самом, не могли быть созданы руками Моракса. Дело было в существенных различиях между ними. Первая печать была выполнена без малейшей ошибки, в то время как вторая была полна дефектов, отчего у Венти не ушло много сил или времени на её разрушение и последующее пробуждение. С печатью на Бездне он мучился целый год при том, что его целью было даже не разрушение, а лишь создание бреши, которая сможет пропустить владельца Анемо Глаза Бога. Он посоветовался с Голд о том, где поблизости находится самая слабая точка барьера, и начал работу с ней. Двадцать один диск преодолеть крайне непросто, при том, что он собирался снять защиту лишь на несколько минут, а не полностью разрушить их. Схемы рождались на бумаге одна за одной, после безжалостно отбрасывались в сторону. Левый глаз часто кровоточил от перенапряжения, но Венти попросту игнорировал это, словно его совсем не заботило собственное состояние. Если говорить откровенно, так оно и было. Венти поднялся на ноги, не обратил внимания на хрустнувшие от долгого пребывания в одной позе кости. Он оставил листы валяться на полу, схватил лишь пару из них и вышел из комнаты, не забыв натянуть обувь на ноги и взять фонарь из кристальной руды. Он покинул дом через заднюю дверь, что стало для него довольно привычным делом, и отправился к бреши. Палец уже давно восстановился, поэтому Венти снова спокойно пользовался луком. Небольшая группа монстров всё же встретилась у него на пути, Венти справился с ними довольно быстро. Он привык к уязвимости своего тела, к тому, что больше не может оторваться от земли и взмыть в воздух. Это не было ему в новинку, но без Сердца Бога всё поменялось. Раньше, будучи слабейшим из Архонтов, он чувствовал свою беспомощность, разочарование в собственных возможностях, потому что помнил каково это, когда волны вздымались к небу от сильнейших порывов ветра, когда скалы трещали и беспомощно сыпались от одной единственной стрелы. Сейчас же Венти Архонтом не был, он больше не несёт ответственность за множество жизней. И хоть он стал ещё слабее, чем был, Венти уже не было так страшно. Но по белоснежным крыльям он скучал. Венти осел на землю, небрежно бросил листы рядом, а фонарь поставил у согнутых ног. Критический взгляд вновь пробежался по схемам, Венти позволил голубому сиянию вспыхнуть в его глазу, который спустя мгновение невыносимо заболел. Алые слëзы окропили щëку, капилляры полопались, небесная синева исчезла за красным морем. Он проигнорировал это, впрочем, как и всегда. Венти закинул голову назад, печать послушно выстроилась перед его глазами. Зрачок стал вертикальным, пространство вокруг изменилось. Снова множество энергетических сосудов, каналов, что через несколько минут упорных махинаций превратились в идеально ровные диски. Двадцать одна штука, жуткое зрелище для любого сигила. Венти прокрутил в памяти собственноручно созданные схемы и принялся за работу. Жжение в глазу становилось всё сложнее терпеть. В последний раз он доводил себя до подобного состояния только, когда был неопытным сигилом, который не видел меры. Сейчас же у него просто не было иного выхода. Ему осталось совсем немного, двадцать дисков из двадцати одного уже поддались. А вот времени было слишком мало, скоро должны вернуться Сяо и Голд. Всего одна ступень, один последний диск. Венти пытался подступиться к нему с разных сторон, но не видел выхода. Не исключено, что причиной тому послужила банальная усталость, переутомление. Венти с шипением зажмурился, закрыв рукой лицо. Он настолько сильно надавил ладонью на веко, что возникало ощущение, будто глазное яблоко вот-вот провалится вглубь черепа. Кровь капала на белые листы, уродовала схемы, от которых всё равно не было толку. Венти вымотался. Давным-давно пора было это признать. Нет смысла продолжать сейчас работу, иначе он точно ослепнет на один глаз. Венти обессиленно упал спиной на холодную землю. Кристаллы фальшивого неба переливались друг с другом в неком подобии звёзд. Жалком, Венти с уверенностью мог заявить, что эти маленькие огоньки и вполовину не были так хороши, как настоящие ночные светила. Они не образовывали созвездий, были абсолютно бессмысленными, пустыми. Венти понял, что ему хотела донести Голд. Он не сможет жить взаперти, каждый раз, смотря наверх, он будет с тоской вспоминать настоящее небо, его закаты и рассветы, луну и солнце, тысячи созвездий, переплетающихся между собой. И с каждым днём Венти будет угасать. Неизменно. Но такова его плата. Наказание и должно быть жестоким. Венти прикрыл тяжёлые веки, предварительно стерев кровь с лица. Несколько часов сна пойдут ему на пользу, а в случае опасности Фурфур тут же разбудит его. Да и сам Венти сквозь чуткий сон сможет ощутить чужое убийственное намерение. Сознание медленно угасло. Абсолютная тишина, ни звука вокруг. Середина четвёртой четверти, равнодушный свет фальшивых звёзд. Силуэт в зелёном, обманчиво расслабленный и спокойный, забылся во сне. Несколько бродячих монстров сбились в кучу, они брели по дороге в хаотичном темпе, когда обратили внимание на беззащитную фигуру. Жажда крови тут же вскипела в нечисти, монстры сорвались на бег, желая отведать чужой крови и плоти. Их голод не мог не разбудить Венти, но отчего-то он не спешил двигаться и принимать какие-либо меры. Что-то его останавливало? Раздражëнное цоканье, резкий свист ветра, тёмное копьё, что безжалостно пронзило грудную клетку нечисти. Силуэт в чёрном ханьфу, тонкий пояс на бёдрах с парой светлых кисточек, что висели на нём, два слоя рукавов — короткие широкие сверху с парой красных вставок, и длинные узкие внизу, что охватывали сильные руки, высокий хвост из тёмных волос с изумрудным отливом. В темноте сверкнуло знакомое золото глаз. Копьё, такое же мрачное, как и его владелец, с лёгкостью расправлялось с нечистью. Вскоре звуки борьбы стихли, парень резким движением стряхнул кровь с оружия, прежде чем убрать его. Тяжёлая и уверенная поступь, полностью противоположная лёгким шагам Венти. Высокие сапоги оставляли за собой ритмичное эхо. Парень сложил руки на груди, хмурое лицо выражало недовольство. Зазвучавший голос был пропитан холодом, однако Венти было не обмануть, он чувствовал бурю чужих эмоций, среди них не было ничего даже отдалëнно похожего на равнодушие. Сердце сорвалось в отчаянный бег. — И как можно быть настолько беспечным? Как ты вообще жив остался без меня? Венти больше не мог сдерживать рвущуюся наружу радость. Он резко вскочил на ноги и уже через мгновение оказался непозволительно близко к своему неожиданному «спасителю». Конечно, Венти знал об опасности. А ещё он знал, что с ним ничего не случится. Ведь рядом был кое-кто ещё. Тот, кто не стал бы молча стоять в стороне. — С возвращением, Сяо-эр! — и абсолютно глупая улыбка, полная детской наивности, способная выбить из колеи кого угодно. И Сяо не был исключением. Внутри всё перевернулось, он совсем отвык от открытых и честных улыбок Венти. Таких тёплых, светлых. Они будили в душе слишком странные чувства. Сяо с уверенностью мог сказать, что его дом — это Ли Юэ. По крайней мере, всю свою жизнь он был твёрдо в этом убеждён, хотя порой ему и было тоскливо, ведь он понимал, что кое-где врал самому себе. Что его дома давно нет, а Ли Юэ лишь замена, и как бы сильно он ни привязался к Мораксу и его землям, как бы сильно не желал защитить свой новый дом, сердце Сяо предано лишь одному месту. Тогда почему сейчас, видя эту яркую улыбку, этот блеск небесных глаз, Сяо вдруг ощутил уют родного дома? — Давно вы вернулись? Простите, что в доме такой бардак. Голд не сильно разозлилась? Как путешествие? Впечатления? Есть новые приёмы, которые ты бы хотел мне показать? Что ты… — Венти болтал без умолку, а Сяо просто наслаждался звоном чужого голоса. Кажется, Венти и не требовал от него ответы на свои вопросы прямо сейчас, он просто не мог бороться с переполнявшими его чувствами, а потому выплëскивал их наружу таким образом. Сяо вдруг протянул руку к чужому плечу, провёл кончиками пальцев по зелёному плащу. Венти тут же замолк и, кажется, перестал дышать. — Это ведь та накидка, только видоизменëнная печатью? — Венти лишь тихо пробормотал согласие в ответ. Вся его энергия куда-то испарилась, оставив вместо себя странную растерянность. — Тебе идёт. — Сяо говорил не только о плаще, но и об образе в целом. Он убрал руку с плеча Венти, сделал небольшой шаг назад, пробежался оценивающим взглядом по нему, кивнул каким-то своим мыслям. Глаза чуть дольше задержались на голубом узоре, что опоясывал ногу. Или же не совсем на узоре. Затем Сяо наконец заметил сандалии, усмехнулся. — Ты научился носить обувь? — Надоело зарабатывать шрамы. — фыркнул в ответ Венти, сцепил руки на груди, будто защищаясь. Непонятно только, от чего именно — Сяо или самого себя? — Да уж, вижу. — Сяо осторожно взял хрупкое запястье Венти, поднёс поближе, рассматривая небольшие шрамы. Как он их вообще увидел? Один был получен в бою, другой, когда Венти чуть не сломал себе палец. Сяо отчего-то было больно смотреть на эти отметины. Нет, они отнюдь не портили Венти — его вообще можно чем-то испортить? — просто не хотелось, чтобы ему было больно. Сяо уже давно смирился с этим своим желанием, хотя бы внутренне. Это далось нелегко. Для него Венти был важен, неизвестно в какой степени, но важен. И Сяо скучал, отчаянно тосковал по этим глазам, улыбками, нежным рукам, звонкому голосу. — Ты так и не спел мне ту песню на древнем языке, помнишь? — Удивительно, что ты об этом помнишь, Сяо-эр. — у Венти не получилось назвать его маленьким демоном. Почему-то сейчас Сяо вдруг показался ему более взрослым, наконец Венти смог увидеть в нём не мальчишку, а полноценного Яксу, полудемона, что был с ним, возможно, почти одного возраста. Вероятно, на Венти повлиял год, проведëнный порознь? — Солнце сменяет луну, день придёт за ночью. — запястье Венти всё ещё было в плену покрытых мозолями пальцев, таких холодных, привыкших к оружию. — И я в чьём-то плену рву своё сердце в клочья. — Сяо опустил их руки, но не разъединил. Казалось, он сделал это лишь для того, чтобы открыть себе обзор на лицо Венти, его чуть потерянный взгляд, робкую улыбку, за которой он прятал собственную неуверенность. — Не будет граней у мира, исчезнут порядки мирские. И посреди кровавого пира вижу глаза столь дорогие. — золото блестело рассветными лучами, небо отражало безоблачный день. Ноги Венти ослабли, он боялся упасть в любой момент, но почему-то точно знал, что ему этого не позволят, подхватят и удержат. — Не плачь, не смотри, всё неважно. «Мне не больно» — шёпот во тьме. — Сяо сделал шаг вперёд, сейчас Венти очень жалел, что был на несколько сантиметров ниже него. — Отчего ты грустишь? Мне не страшно. — Венти начинал задыхаться, его голос чуть срывался, Сяо, естественно, заметил это волнение, но ничего не сказал, а лишь окончательно решил уничтожить последнее самообладание Венти, отпустил его запястье и вместо этого переплëл их пальцы друг с другом. Пульс подскочил. Что Сяо делал? Почему? — Так неужели страшно тебе? — последняя строчка сорвалась с губ шёпотом. Сердце билось о рëбра в хаотичном темпе, грозилось сломать кости. Тонкие пальцы беспомощно дëргались в плену холодной ладони, нервно и абсолютно чëтко выдавая состояние Венти. Сяо не мог больше смотреть на него, он медленно обхватил вторую руку Венти, что безжизненной плетью висела вдоль тела, положил его ладони на свои плечи, обнял тонкую талию и прижал к себе Божество в крепком объятии. Венти в его руках крупно вздрогнул, но вскоре с силой обхватил шею Сяо, спрятал лицо в чужом плече. И ощущение сильных пальцев на спине казалось невероятно правильным, чем-то естественным. Венти потерялся в том мгновении. Он решительно не понимал, что происходит. Они оба не могли с уверенностью сказать, где их дом. Но сейчас они впервые ощутили что-то давно забытое, родное. Может, это он и есть? Дом…