Дорога домой

Аяка потуже затянула высокий хвост, медленно выдохнула, позволив потокам воздуха неспешно покидать её лёгкие вместе с тревогой, страхом. Облачëнная в тренировочную одежду она не походила на госпожу из знатной семьи. Деревянный меч рассекал пространство, разрезал его на мельчайшие фрагменты, отточенные движения завораживали. Аяка танцевала по двору резиденции в смертельном вихре. Не возникало сомнений — даже ненастоящим клинком госпожа Камисато способна оборвать чью-то жизнь. Светлые волосы блестели в лучах солнца снежным покровом. Прислуги вокруг не наблюдалось, большинство Аяка отпустила, чтобы те выспались после досмотра комиссии Тэнрë. Сама же она отдыхать не собиралась, сон не желал забирать её в свои притягательные объятия. Аяка давно свыклась с положением вещей, поэтому спокойно приняла бессонницу, потратив освободившиеся часы на присмотр за Ëимией, затем устроила себе тренировку, чтобы разогнать кровь в теле. Выполнив очередной поворот, Аяка наткнулась взглядом на Тому, который сидел неподалёку. Он постоянно зевал, то и дело клевал носом. От недосыпа его бил озноб, мышцы нервно сокращались, раздражая до крайности. Аяка перехватила рукоять меча и вдруг метнула клинок прямо в ничего не подозревающего Тому, что практически уснул. Не глядя, он без особых сложностей перехватил меч, неспешно разлепил наполненные свинцом веки. — Раз уж не пошёл отдыхать, когда я говорила, то теперь держись до конца. — Аяка взяла второй деревянный меч, который лежал неподалёку. Тома сам настоял, что останется рядом с ней, так что пусть не жалуется. Аяка указала кончиком меча на парня. — Давай разомнëмся. — Как скажете, госпожа. — и снова зевок. Тома привычно поправил перчатки, встал напротив Аяки с мечом. Хоть в бою он использовал копьё, когда-то Томе пришлось овладеть фехтованием, дабы составить компанию Аято в его тренировках, пока его младшая сестра оставалась слишком маленькой. Тома ни разу не пожалел об этом. — Что мы планируем делать с комиссией Кандзë? — Аяка уже посвятила его в планы относительно Бантан Санго и Хэйдзо. — Перво-наперво, мы должны провернуть всё в тайне. — не дождавшись от Томы первого шага, Аяка сама нанесла удар, его вполне предсказуемо отразили. — Если комиссия Тэнрë прознает, что у них не осталось рычагов давления на Хэйдзо, то они станут пристально за ним следить. Вопрос в том, как именно нам убедить клан Хийраги защитить Бантан Санго? — Аяка нанесла удар снизу вверх, очень напомнив в ту секунду своего брата. У Томы случилось небольшое дежавю. Пришлось срочно взять себя в руки, временно отступить, уйдя в защиту. — Можем ли мы попытаться действовать через Хийраги Тисато? — речь шла о дочери главы клана. — Что ты знаешь о ней? — Вы по адресу, госпожа. — в Инадзуме Тома являлся местным авторитетом. По правде говоря, Сиюмацу-бан толком не подчинялись Аяке, организация целиком и полностью принадлежала Аято. И Томе — в меньшей степени, но всё же. Поэтому сбор информации Аяка возлагала по большей части именно на Тому. Он умел ладить с людьми, умел быть серьёзным и упрямым, если того требовала ситуация. Ниндзя Сиюмацу-бан действовали в тени, в то время как Тома всегда был на виду, при этом прекрасно справляясь со своей задачей. — Хийраги Тисато единственная наследница Хийраги Синсукэ. Умная, собранная женщина, достойная возглавить комиссию Кандзë. У неё лишь одна проблема — чувства к Кудзë Камадзи. — Аяка так заслушалась, что чуть не пропустила удар. В последний момент ей удалось увернуться. Нельзя терять бдительности даже если бой тренировочный, а мечи из дерева. — Камадзи, как вы могли понять исходя из фамилии, принадлежит клану Кудзë. — Побочная ветвь? — Они всегда на них богаты были. — подтвердил Тома. Он поморщился от боли в запястье при слишком сильном ударе Аяки. Когда привыкаешь к копью, забываешь, как правильно держать меч. — Но это другой случай. В завещании предыдущего главы клана Кудзë значились два человека: Сара, в итоге возглавившая комиссию, и Камадзи, который в случае чего должен будет взять управление в свои руки. Так что госпожа Кудзë очень враждебно настроена к нему. Камадзи для неё, как бельмо на глазу, вечная угроза её положению. — интересно, почему она до сих пор его не устранила? Ей бы не составило труда провернуть всё, как несчастный случай. Тома, видимо, научился читать мысли. — Волю прошлого главы чтят беспрекословно, Камадзи также пользуется огромным авторитетом. В семье начались бы недовольства, если бы Кудзë Сара решила от него избавиться. Она выбрала очень мудрую политику: оставила его в живых, но лишила всякой власти, просто отрезала от управления делами клана. Она держит его в своеобразной клетке, оставаясь у власти. — Дай угадаю в чëм состоит беда Тисато. — Аяка плохо знакома с другими кланами, всегда подобными делами занимался брат, однако о Хийраги ей кое-что известно. — Хийраги Синсукэ против этих отношений, так? Ему нужна сильная наследница, будущая глава, но если Тисато выйдет замуж за Камадзи, то ей придётся стать частью клана Кудзë. — Верно. К тому же Хийраги Синсукэ терпеть не может комиссию Тэнрë. Он жаден до власти, а клан Кудзë как назло всё больше прогибает под себя Инадзуму. — Тома неожиданно остановился, подозрительно уставившись на Аяку. Он видел её насквозь, стыдно признаться. Не только её, всех тех несчастных детей, что росли в этом дворе одной семьёй. Он научился читать каждого из них, включая Аято, который и для собственной сестры оставался загадкой. — Госпожа, уж не думаете ли вы свести эту парочку ради того, чтобы Тисато повлияла на решения своего отца о судьбе Бантан Санго? — уголок губ дëрнулся. Действительно, Тома хорошо её знал. — Их чувства взаимны, это известно всем, но как вы собираетесь такое провернуть? Хийраги Синсукэ ни за что не даст позволения на их брак. — Даст, если Тисато останется в клане Хийраги. — она резко сорвалась с места, воспользовавшись заминкой Томы. Тот едва не задохнулся от возмущения. Бой возобновился. — Тома, ты же член комиссии Ясиро, неужели не видишь выхода? Наша специализация — обряды и традиции. Что главное в свадьбе между представителями двух разных кланов? Чтобы один из супругов вступил в клан другого. Обычно такая роль отводится женщинам, так уж повелось, но мы можем и переиграть это условие. — во взгляде мелькнуло осознание. Так вот что хотела сделать Аяка. — Камадзи может покинуть клан Кудзë и вступить в Хийраги. Судя по всему, Кудзë Сара с радостью проводит его на все четыре стороны, для неё нет исхода лучше, чем если Камадзи добровольно отдаст ей в руки всю полноту власти. — А Хийраги Синсукэ, каким бы упëртым бараном он не был, от такой затеи не откажется. Камадзи ценный актив, он смышлён и опытен, будет полезен семье. Зная его, он с радостью оставит клан Кудзë, место главы никогда его не привлекало, а козни Кудзë Сары порядком потрепали нервы. — размышлял Тома, вслепую отклоняясь в сторону от очередного выпада. — Но как нам привязать ко всему этому Бантан Санго? Попросить у Хийраги Синсукэ в качестве платы за благосостояния семьи и дочери? — Нам вообще не нужно фигурировать в этом деле. Хийраги Синсукэ не должен знать о нашем вмешательстве. — Тома понимал. Их репутация не из лучших, узнав о странных махинациях, глава комиссии Кандзë заподозрил бы неладное. Ко всему прочему, он не любил взаимодействовать с другими комиссиями. — Пусть об этом изъявит сама Тисато. — предложил Тома. В принципе, Аяка уже думала о таком варианте, но сомневалась, что он сработает. Вышло бы очень странно, если бы Тисато ни с того, ни с сего попросила отца о таком. Тома же был иного мнения. — Тисато часто принимает участие в делах клана. Пусть скажет, что это их с Камадзи совместное решение. Они оба люди неглупые, найдут способ убедить главу. — По большому счёту, преимущества на лицо. — сообразила Аяка. Резкий выпад, меч прижался к горлу Томы. Тот повержено выронил своё оружие, подняв руки вверх. Поединок закончился победой госпожи. — Бантан Санго позволит Кандзë конкурировать с Тэнрë и их собственным детективным агентством, что повлияет на положение клана Хийраги, как на властной ступени, так и в обществе в целом. Более того, если всё пройдёт, как мы задумали, то Хэйдзо покинет комиссию Тэнрë, что сильно подорвёт их силы и авторитет, соответственно, протолкнув Кандзë ещё выше. — Тогда к чему нам вообще действовать через Тисато? Почему бы не обратиться напрямик к Хийраги Синсукэ, разложить ему по полочкам все плюсы и минусы? — Тома тут же замолчал, осознав свою ошибку. Аяка опустила меч, отстранилась на шаг. — Нам нельзя вмешиваться в открытую. Я понял. — он поднял с земли отброшенный ранее меч, протянул его Аяке. — Тогда я начну всё подготавливать к встрече. Лучше мне нанести им личный визит, верно? — Да, приглашения неизбежно привлекут лишние внимание и наделают шуму в нынешних условиях. Встретиться нам придётся прямо в стенах комиссии, я не могу оставить Ëимию, а отправлять тебя одного куда-то слишком рискованно. Сможешь провести наших гостей сюда тайно? После обыска тут и там ходят солдаты Тэнрë. — Тома согласно кивнул, но Аяка уже смотрела не на него, а куда-то за его спину. Сложные эмоции исказили правильные черты лица. Тома поспешно обернулся. — Почему ты здесь? — Ëимия молчала, как всегда. — Я ведь только недавно была у тебя. Почему ты снова бродишь по дому? — обычно это происходило, если Ëимия слишком долго не видела Аяку, но на этот раз прошло всего пару часов от силы с её последнего визита. — Пойдём обратно. — она в мгновение ока оказалась около Ëимии, взяла её под руку, повела к дому. — Тома, оставляю всё на тебя. Девушки скрылись за дверьми. Тома хмуро глядел прямо перед собой, провалился в свои размышления. Его очень волновали изменения в поведении Ëимии. Она всë меньше времени выдерживала без Аяки. Такими темпами госпожа окажется связана с ней намертво. Абсолютная тишина, нарушаемая мерным постукиванием костяшек пальцев по каменным стенам. В одинаковом темпе снова и снова раздавались звонкие удары, невесомые, как если бы человек стучался во входную дверь. Мужчина сидел на жёстком полу, прислонившись виском к холодному камню стен, силясь унять пульсирующую боль в висках. Камисато Аято тот человек, что приспособится к любым условиям. Являясь по натуре своей упёртым бараном, а по характеру ехидным наглецом, Аято под обстоятельства не прогибался, наоборот, ломал всех и вся, если его что-то не устраивало. Он вовсе не жесток, но коли его захотели уничтожить, то он ответит противнику тем же. Раз за разом простукивая стену, Аято приводил мысли в порядок. Он выучил главное правило — не терять связь с реальностью. Стоит забыться на мгновение — ты погибнешь, всё смешается в один бесконечный поток. Этого от него и добивались, чтобы он сдался, отдался на растерзание одинаковым дням. Аято доставлять им подобное удовольствие не намеревался. Пусть кусают локти, он не так прост. Смотря на Аято, все в первую очередь видели благородного господина и как-то забывали, что ему это звание досталось не просто по наследству, что Аято выгрызал себе право на одно только существование, себе и своим родным. Аято не избалованный парень, рождённый с золотой ложкой во рту, он окрепший мужчина, прошедший через многие трудности. Вода с недавних пор превратилась в нечто особенное, в бесконечно важную часть Аято, его тела, его души, его сущности. Она заменила кровь, обратилась прожилками на радужке, она лилась меж светлых прядей нежным водопадом. Она закипала в порывах гнева, леденела в моменты скорби. Даже при выдохе Аято казалось, что он видел едва различимые капли конденсата. Сложно сказать, что послужило причиной таких изменений. Он слишком плохо изучил свой Глаз Бога, не успел. Его схватили раньше. Когда артефакт только появился в его руках, Аято не удивился. Как чувствовал, что это неизбежно, что однажды и его настигнет благословение на пополам с проклятием. Перед взором так и стояли испуганные глаза Аяки, Тома, подскочивший к нему в панике. А он молча изучал Глаз Бога, отражающий глубину морей. Аято быстро сообразил, что оставаться дома больше нельзя. И также быстро покинул комиссию Ясиро, пока никто не прознал. Но, видимо, скрывался недостаточно, раз уж оказался здесь. Аято исследовал возможности Глаза Бога, периодически встречался с семьёй. Очень редко, не желая подвергать их опасности. И в один день что-то произошло. Ничего необычного, всё шло своим чередом. В какой-то момент камень, упавший тяжким грузом на его грудную клетку, попросту продавил рëбра. Его съедала тоска. Не съедала, нет, пожирала. Аято устал. Как и у любого человека, у него был предел. Постоянный стресс выматывал, ещё до получения Глаза Бога Аято с потаëнным страхом приходил к осознанию, что у него кончались силы. Забота о семье, клане, комиссии, сотрудничество с сопротивлением, поддержание авторитета. Жестокая игра не на жизнь, а на смерть затягивалась, как удавка на шее. И когда на его ладони засиял глубоким синим цветом Глаз Бога, Аято с трудом удержался от нервного смеха. Шаткая стабильность весов нарушилась вмешательством того, что от него не зависело, одна чаша перевесила другую. Не всё можно удержать в руках, не всё подвластно врождённому упорству. Аято позволил себе на краткий миг закрыть веки, услышать шум моря в ушах — или же это была кровь? — прежде чем снова встать на ноги и двинуться дальше. Как бы глупо не прозвучало, больше всего на свете Аято желал ощутить любовь в любом её проявление. Особенно в тот момент, особенно когда остался один. Он знал, что его любили. Аяка, Тома, Кадзуха, Томо — все они, все те, кого он пытался защитить. Но один погиб, второй исчез. И Аято ничего сделать не смог. Иногда ему думалось, что он был способен что-то изменить, спасти их. Он будто сделал выбор между членами своей семьи, будто выбрал Аяку и Тому вместо них. Это гложило его по сей день. Почему он не вмешался? Потому что боялся как его действия отразятся на клане? Поэтому позволил событиям идти своим чередом? Всё произошло в мгновение, Аято даже не понял, что случилось. Когда Томо получил Глаз Бога, то сразу же покинул комиссию Ясиро. Как бы им не хотелось его остановить, все осознавали степень опасности. А дальше всё полетело с разбегу в Бездну. Томо бросил вызов Сëгуну Райден. Что им двигало? Устал от жизни в бегах? По сей день Аято не знал. Томо всегда таким был, слишком честным, слишком за справедливость. Он бросился напролом, а они не успели его остановить. И Кадзуха кинулся за ним, пока Аято судорожно пытался сообразить, что произошло, хотя что в докладе «Томо вызвал на дуэль Электро Архонта» могло быть непонятного? Аято новость застигла вдали от Наруками, он вместе с Томой отправился по делам комиссии и удивительно, что Сиюмацу-бан вообще доставили информацию на такое расстояние за столь короткий срок. Аяка же не могла сорваться с места из-за Ëимии, и Аято, считайте его лицемером, был этому рад. Кто знает, чем бы обернулось всё для неё. А вот Кадзуху остановить оказалось некому. Но он опоздал. И на месте гибели Томо судьба посмеялась над ним вновь, одарив Анемо Глазом Бога. Когда Аято вернулся домой, от дома ничего не осталось. Его семья рухнула в считанные секунды, на полу загибалась в слезах Аяка. Никто не мог к ней приблизиться, она кричала так отчаянно, что у Аято дрогнули колени. Он упал рядом с ней с чёткой мыслью, что больше не поднимется. Камисато Аято хотел ощутить любовь. Он умел её дарить в полной мере и даже больше, отдавая всего себя. Он знал, что его любят, да. Но почему-то не чувствовал. Сказывались детские травмы, вызванные равнодушием со стороны родителей. Мать прожила недолго после рождения Аяки и не подарила ему ни каплю светлых воспоминаний что до рождения сестры, что после. На её похоронах Аято не плакал, ему вообще было всё равно. Отец вызывал лишь отвращение, однако Аято стойко сдерживал кипящую внутри желчь, цепляя непринуждëнную улыбку на лицо. Он терпеливо постигал науку управления кланом, готовился перенять однажды обязанности главы на себя, а тем временем их двор пополнялся всё новыми детьми. Дабы те не познали одиночества, не почувствовали той тоски по родительской заботе, которую Аято выучил слишком хорошо, он стал для них опорой, верным другом, можно сказать, почти отцом. Родительской фигурой. Проще всего в этом отношении было с младшими — Аякой и Кадзухой. В силу их возраста они легко адаптировались к новым условиям, приняли, что Аято их старший брат, который не даст в обиду, что он тот самый взрослый, который им нужен. Хуже дела обстояли с Томо. Он был старше, воспринимал всё иначе, нежели Кадзуха и Аяка. И у него была семья, пускай только бабушка, но он любил её. Сглаживать острые шипы, порождённые утратой, Аято приходилось постепенно, осторожно. Тома же легко вошёл в их семью по причине всё той же — он попал к ним совсем ребёнком, ещё когда мать Аято была жива. Хоть у Томы и была семья, он довольно скоро привык к ним. Аято заживлял раны своих родных, но кто спасёт его самого? Поначалу Аято считал, что ему помощь ни к чему. Он думал, что в порядке, думал, что счастлив. Его любят, он нужен, он важен. Однако он врал самому себе. С возрастом Аято с горечью пришёл к пониманию, что несчастен несмотря ни на что. Недостаток родительской ласки в детстве отразился на нём сильнее, чем он полагал, ответственность за младших высосала из него все силы. И теперь он чувствовал холод там, где должно было теплиться сердце. Оказавшись в бегах с Глазом Бога в руках, Аято вспомнил, что такое одиночество. Он познал его вдоволь, пока не родилась Аяка, пока в их дом не пришёл Тома. Он понял, что его душит собственная неполноценность. Почему он не может ощутить ту же теплоту, что отдавал всё это время? Это лишь в его голове, лишь его проблемы. Ведь его любят, сильно любят. Тогда почему он по-прежнему мёрзнет? Кажется, в тот момент его глупое желание достигло своего апогея. И тогда Аято почувствовал, как вода заструилась по его венам вместо крови. — Смотрю, ты развлекаешься. — стук прекратился. Аято медленно открыл глаза. Кудзë Сара собственной персоны стояла по ту стороны решётки, подобно ночному кошмару. — Твой план состоит в том, чтобы свести охрану с ума этим звуком? Отлично справляешься. — Я разрешал обращаться к себе на «ты»? Не припомню. — то, каким тоном это было сказано, покоробило уверенность Сары. Надо же, до сих пор сохраняет не только ясность рассудка, но и гордость. — Что вам понадобилось от меня в столь прекрасный день, госпожа Кудзë? Пришли проверить моё состояние? Я уже понял, чего вы пытаетесь добиться, скажу больше, я понял, почему вам понадобился именно я. — и почему ранее такая же участь постигла Ëимию, однако говорить об этом Аято не стал. Саре оно и не нужно. — Спешу вас разочаровать, мой Глаз Бога до сих пор при мне. Как и разум. — Решила рассказать тебе свежие новости. — Сара сделала вид, что не слышала его. — Сегодня в комиссии Ясиро прошёл первый обыск под предводительством Хэйдзо. Что это значит? — довольная ухмылка распустилась ядовитым бутоном на её губах. Боль в висках усилилась, Аято прижался к ледяной стене сильнее. Она уже не казалась такой холодной. — Скоро клан Камисато падёт. Что сможет сделать твоя маленькая сестричка без своего старшего братика? Жалкое зрелище. — слащавый голос раздражал. Аято неуютно поëжился, костяшки вновь застучали по камню, на этот раз по стене. — Я обязательно приведу её к тебе на семейную встречу. И убью у тебя на глазах. Тогда, пожалуй, ты наконец сломаешься. О, как я могла забыть про ещё одного немаловажного человека? Не волнуйся, ваш обожаемый управляющий тоже присоединится к нашему веселью. — она сверкала истинным безумием, Сара схватилась обеими руками за металлические прутья решётки. — Я уничтожу тебя. Не сомневайся, Аято. Разберу по косточкам и заставлю твою сестрëнку пересчитать их. — Тише, госпожа Кудзë, будьте спокойнее. — с виду Аято вообще не зацепили угрозы. — Вы же уважаемая персона. — только из его уст такие слова могли прозвучать с неповторимой иронией. — Тебя так интересно ломать. — с каким-то извращëнным придыхание обронила Сара. Бровь Аято вопросительно изогнулась. Какие скачки настроения, вот уж точно сложный случай. — Девчонка сдалась быстро. Это было скучно. — ей не стоило упоминать Ëимию. Получив свой Глаз Бога, девушка не пожелала обращаться к ним за помощью. Она просто исчезла. Аяка места себе не находила, никто из них понятия не имел, что произошло, почему Ëимия пропала. А потом её поймали и забрали в резиденцию Электро Архонта. И стало поздно что-то предпринимать. — Но ты другой. Ты заставляешь меня придумывать всё новые способы обнажить твою душу. Камисато Аято, я растопчу тебя, унижу. — бархатистый смех заполнил пространство, заставив Сару обиженно нахмуриться. Аято в открытую потешался над ней, не воспринимая её всерьёз. Он утëр выступившие слëзы, для этого пришлось прекратить простукивать стену, так как вторая рука Аято была безжалостно сломана в нескольких местах. Если приглядеться, то на нём вообще нельзя увидеть живого места куда бы не пришлись попытки Сары разрушить его волю. — Ты так самонадеян, когда твоя семья в шаге от того, чтобы лишиться звания комиссии, а сам ты в плену без шанса на спасение. Вероятно, ты уже на грани сумасшествия. — брезгливость вместе с презрением слышалась в каждом слове. — Увидимся чуть позже. Не скучай. Она удалилась прочь, оставив Аято наедине со своими мыслями. Унизить? Пусть попробует. Чтобы ему не пришлось перенести, он справится. И если Кудзë Сара считает, что он никак отсюда не выберется, то ошибается. Забавно, она даже не обратила внимания на то, что при приветствии Аято спросил, что понадобилось Саре от него в столь прекрасный день. Но откуда он знал, какое сейчас время суток? Стук возобновился, Аято слабо ощущал, как мельчайшие капли воды зашевелились внутри. Как самонадеянно посадить владельца Гидро элемента в сырую камеру. Они держали его на треклятых препаратах, используемых по всему Тейвату, призванных заблокировать связь с Глазом Бога. Изобрели их в Сумеру, они могли бы стать решением проблемы благословлëнных, но побочные эффекты оказались отвратительными из-за чего их повсеместное использование запретили. Официально, зато в различных лабораториях… Всё очевидно. Да и толку от них не было в обычной жизни, препарат нужно было вводить постоянно, а частое употребление вело к ужасным последствиям. В общем, Аято уже испробовал все преимущества этого средства. Он наслышан о его свойствах, но на нём препарат работал не совсем корректно. Будто что-то мешало ему раскрыться в полную мощь. Пускай призвать Гидро он и не мог, зато манипулировать тем, что вокруг, ему всё ещё под силу, хоть и с трудом. Всегда сложнее создать, чем использовать то, что уже есть под рукой. Вода действительно стала его частью, с помощью неё он будто бы видел, что происходит снаружи. По крайней мере, время суток узнать смог. Как известно, вода беспощадна, она разрушит всё. Только нужно подождать. Клинок, вонзëнный в землю. Одинокий, брошенный. В скрытой от лишних глаз расщелине он блестел светлячком в тумане. Кадзуха ещё ни разу здесь не был. В тот день он сбежал в море без оглядки. Когда он намеревался посетить могилу Томо, то думал, что ему придётся каким-то образом пробраться на кладбище, но Аяка сказала ему об этом месте. После его побега к комиссии Ясиро пришли люди Тэнрë с мечом Томо и известиями о его смерти. Аято и Тома ещё не вернулись, юная госпожа Камисато была вынуждена терпеть эти нахальные лица самостоятельно. Желая окончательно добить, они сообщили о том, что Кадзуха получил Глаз Бога и сбежал. Затем они бросили меч Томо под ноги Аяки и ушли. Разбив её на осколки, плюнув в самую душу, они оставили девушку в слезах на пороге дома. Эту могилу решил сделать Аято. Здесь не было тела, только память и меч вместо надгробия. Кадзуха решил заглянуть сюда, и вскоре мёртвый Глаз Бога откликнулся тихой пульсацией, шёпотом больного в бреду. Кадзуха опустился на землю, пальцы бережно коснулись рукояти клинка. Электро Глаз Бога дрогнул с новой силой. Он открепил его, положил рядом с клинком. Сноп искр ударил по пальцам, Кадзуха зашипел, отдëрнул руку. Он прикусил щëку с внутренней стороны, несколько секунд рассматривал картину перед собой. Снова потянулся вперёд, собственный Глаз Бога вдруг задрожал, как и мёртвый артефакт. Походило на резонанс, некую синхронизацию. Они и раньше реагировали друг на друга, но теперь что-то изменилось. Он правильно сделал, что пришёл сюда. Томо желал этого. И не где-то там на кладбище, где покоилось тело, а здесь, где осталась душа вместе с мечом, что встретил последние мгновения жизни своего хозяина, застал его отрывистый вздох, замедляющийся пульс, тускнеющий взгляд, остывающую плоть. Едва Кадзуха прикоснулся к Электро Глазу Бога, как раздался звучный хлопок, вспышка — то ли в глазах, то ли вокруг. Импульс прошёлся по телу, зацепив сердце, устремился прямо к Анемо Глазу Бога. Чужой элемент болезненно раздирал внутренности, но Кадзуха сцепил зубы и терпел. Позади раздался шум, пришлось отвлечься. Кадзуха поспешно схватился за оружие, перед ним образовалась толпа монстров. Откуда они здесь? Что-то их привлекло? В любом случае нужно избавиться от них немедленно. Тело дрожало, казалось, что Электро по-прежнему пытался разломить его кости, конфликтовал с Анемо. Но физический контакт уже исчез, это лишь остаточные ощущения. Кадзуха перехватил рукоять меча, однако нападать не спешил. Его опередили. Мелькнула шляпа, брызнула кровь. Кадзуха краем сознания услышал, как клинок выпал из его ослабевших пальцев, звонко ударился о камни. А впереди расцветали все оттенки алого, среди которого прорезался нежно-голубой. Монстры падали замертво, украшая землю вокруг своими телами. Хорошо знакомый силуэт в шляпе расправлялся с ними с присущей ему грациозной опасностью и изящной жестокостью. Тонкие пальцы обернулись путами вокруг шеи монстра, звучный хруст добавил в музыку смерти новые краски. Нечисть упала к ногам юноши, тот бесцеремонно пнул чужую сломанную шею, отодвигая подальше от себя. Ни единого пятнышка на светлой одежде, парень любовно поправил шляпу, обернулся на застывшего Кадзуху. Несколько капель крови окропили кожу завораживающими узорами, они добавляли и без того красивому лицу хищности, опасности. Лёгкая полуулыбка очаровала бы кого угодно. Кого угодно, кто не видел горы трупов у него за спиной. Кадзуха вернулся в прошлое. Он снова видел его, такого невообразимо далёкого, сложного. И нужного. Он стоял здесь, в нескольких метрах, улыбался, по крайней мере, это напоминало улыбку. Брызги алого на лице контрастировали с неестественной белизной кожи. Кадзуха знал, что перед ним не человек, с самого детства знал. Его никогда это не смущало. И вот впервые он растерялся, забыл, как дышать, забыл, зачем вообще дышать. Они не виделись так долго, Кадзуха ни раз представлял, что скажет ему при встрече. А сейчас язык прирос к нëбу, всё вылетело из головы. — Потерял дар речи? — с насмешкой. Неспешная поступь, глубокие глаза сверкали из-под шляпы чем-то новым. Кадзуха непроизвольно отступил на шаг, чем только больше рассмешил его. — Я тебя ненавижу… — совсем не то, что он хотел сказать. Совсем. Кадзуха в отчаяние закрыл лицо рукой. Смешок попал прямо в сердце, залез в самый отдалëнный уголок и нашёл там своё место. В том углу, куда Кадзуха прятал все свои чувства к этому парню. — Как мило. — горделиво вскинутый подбородок. Он всё приближался, а Кадзуха сдерживал себя от двух одинаково стыдных порывов: отойти подальше и броситься навстречу. В итоге он просто стоял, как вкопанный. — Сразу видно, что ты очень хотел меня видеть. — Хидэко… — Не надо этого имени. — поморщился он. — Сказитель или Скарамучча на крайний случай. Другого не дано. — резануло больнее, чем Кадзуха позволил себе продемонстрировать. Имя, что он дал ему, ныне не в почёте. Скарамучча прочитал его эмоции без труда, слишком хорошо его знал. Снисходительность в его взгляде стала новой порцией ножей в ранимой душе. — Там, в лесу Тиндзю, ты ведь звал меня, так? — Кадзуха уязвлëнно втянул голову в плечи. Скарамучча упивался его беспомощностью, наслаждался загнанной в угол добычей. — Я думал, что ты разрыдаешься на месте. Каким был плаксой, таким и остался. — и что-то совсем уж неизвестное проскальзывало в его интонации. Длинный палец подцепил подбородок Кадзухи, приподнял голову, заставив того смотреть прямо в глаза, в которых мелькали мириады звёзд ночного неба. — Прости, что пришлось от тебя сбежать. Были неотложные дела. — хоть Скарамучча и говорил с издëвкой, Кадзухе чудилось искреннее извинение. А может и не чудилось, Скарамучча был сложной личностью, чьи эмоции наслаивались друг на друга. — А сейчас я весь твой. — он специально использовал такие двусмысленные выражения? Очень на него похоже. — Так чего же ты не рад? — снова игрался с ним. Скарамучча слегка царапнул кожу подбородка ногтëм, заставив Кадзуху шумно сглотнуть. Реакция его удовлетворила. — Ответь мне, Кадзуха. — как змей-искуситель шептал Скарамучча его имя, протягивая гласные больше необходимого. — Я… Я скучал по тебе. — он смог собраться с мыслями. Скарамучча усмехнулся, его рука скользнула ниже, прошлась по линии челюсти, перешла на горло. Кадзуха было испугался, что Скарамучча собирался его придушить, но прикосновения оставались всё такими же аккуратными, пальцы с несвойственной ему нежностью огладили загривок, вызвав мурашки по телу. Кадзуха рвано выдохнул, рука больше двигаться не намеревалась, остановившись на задней части шеи. — Что ты делаешь? — чудом без запинки, однако дрожь тела выдавала его с головой. — А не понятно? — ирония плясала в его глазах в дуэте с безобидной издëвкой. Скарамучча отстранился от Кадзухи, дал тому возможность успокоиться. Тоска по ласковым прикосновением наступила мгновенно, пришлось подавить внутренний протест. — Давай поговорим. — Кадзуху шокировали снова и снова. Чтобы он и предложил поговорить? Что-то невообразимое. — Начнём с того, что ты тут творишь? Твои махинации привлекают монстров со всей округи. — это объясняло, откуда здесь взялась толпа нечисти. Что ж, тогда у Кадзухи появились дополнительные трудности помимо разрывающих его тела энергий двух элементов. — Разговор означает, что участвуют двое. Если ты будешь только меня допытывать, то это превратится в допрос. — Кадзуха присел на землю рядом с могилой. Он надеялся, что сделал это достаточно непринуждённо, что Скарамучча не заметил, как дрожали его ноги. — Сколько в тебе смелости проснулось. — смешок, похищающий сердце. Скарамучча сел напротив него, подтянул одно колено к себе, поставил на него локоть, подперев ладонью подбородок. С прищуром осмотрев Кадзуху, он вдруг хмыкнул непонятно чему. — Хорошо. Будет тебе разговор. Они были друг другу чужими и в то же время самыми близкими. Когда-то маленький мальчик встретил в лесу странного юношу, окружëнного алым покрывалом кленовых листьев. Их пути пересеклись снова. Только мальчик вырос, а вокруг юноши разлеталась такая же алая кровь.