Дорога домой

Воздух трещал от разрядов молний. Кадзуха стойко переносил пульсацию в висках, волны Электро, пробегающие под кожей витиеватыми змеями. Элементы сталкивались, боролись за главенство. Сомнения в правильности его поступков нарастали. Нужно ли ему всё это? Что он вообще делает? Пытается пробудить мёртвый Глаз Бога, единственное, что оставил ему после себя Томо помимо воспоминаний и светлой грусти? Но разве это априори выполнимая задача? Кадзухе думалось, что в процессе он вполне способен расстаться с жизнью. Казалось, что все энергетические сосуды рвались, а вместе с ними страдали и внутренние органы. — Открой глаза. — раздалось неподалёку. Кадзуха отрицательно помотал головой, вызвав цоканье. — Слушай, что я говорю. — Кадзуха недовольно сморщился от настойчивости Скарамуччи. — Ты так помрёшь. — дышать с каждой секундой всё труднее, воздух загустел, осел тяжёлым грузом на плечах, обратился в некое подобие воды. — Концентрация тебе не поможет, упрямый мальчишка. Послушай старших, открой свои ясные глазки. — за тонким подтруниванием Скарамучча скрывал очевидное волнение. — Кадзуха, чтоб тебя! — он сдался, шумно выдохнул. В лёгких словно образовалась вата. Кадзуха медленно разлепил веки. И едва не потерял контроль над бурлящими элементами от увиденного, однако вовремя успокоился. Ему вовсе не показалось, что воздух искрил. Пространство вокруг переливалось двумя резко контрастирующими цветами — глубокий фиолетовый, самостоятельный, сильный доминантный оттенок, а также нежно-голубой с белыми прожилками, который, напротив, способен поглотить в себя что угодно. Узорчатые линии переплетались паутиной, оплетали друг друга, волнами расходились во все стороны. Завораживающее зрелище выбило из колеи. Кадзуха перевёл взгляд на Скарамуччу, что только усмехнулся на его искреннее изумление. Он успел развести костёр, обзавёлся веткой покрепче и что-то готовил на ней, поворачивая над пламенем, дабы их обед — или ужин? — зажарился равномерно. Он вёл себя непринуждённо, совершенно естественно, не видя ничего особенного в том, что делал. — Ну, дитë малое, увидел блестящее и поплыл. Я, конечно, сказал, что концентрация тебе ни к чему, но совсем её отбрасывать нельзя. — Кадзуха тут же вернулся к своему занятию. Он силился сохранять спокойствие, но обиженно надутые щёки выдавали его. — Напоминает энергетические каналы печатей. — вдруг обронил Скарамучча. Шальная вспышка молнии ущипнула его за бок, когда Кадзуха от неожиданности потерял контроль над элементом. — Тише ты. — проворчал, поëжившись. По его реакции на боль, точнее, практически её полном отсутствии, Кадзуха пришёл к неутешительному выводу — он привык. Видимо, Скарамучча переносил слишком много ранений. Кадзуху задело сильнее, чем он подумал первоначально. Отчаянная потребность узнать о Скарамучче больше грызла его выдержку. — Ты знаком с искусством печатей? — Не совсем. Я просто их вижу, но воздействовать не могу. Бесполезное умение. — он отнял ветку от костра, поднёс поближе, чтобы проверить, готова ли еда. — Жареные фиалковые дыни когда-то были очень востребованы среди детей. — так вот что он готовил. Кадзуха впервые слышал о таком блюде. — Как по мне, не очень сытно. Я бы предпочёл приготовить рыбу или крабов, но без специй выйдет редкостная гадость. — Как же ты обычно себе готовишь? В путешествие специи с собой не возьмёшь. — и сразу понял, что сморозил глупость. Но уже поздно. Скарамучча скептически выгнул бровь. Настроение подпортилось, Кадзуха втянул голову в плечи. Болезненную тему он выбрал. — Прости. — Не извиняйся, ныне меня не цепляет то, кто я есть. Я смирился с тем, что я всего лишь бессердечная кукла. — Кадзуха собирался возразить, но его осадили. — Не отвлекайся. — он поджал губы, резко отвернулся. Скарамучча что-то рассматривал в блеске огня, в его пляшущих искрах, в языках пламени. Огонь неизбежно возвращал его на годы назад к маленькой хижине, к беззаботным дням, к детскому смеху и тряпичной кукле. — Мне еда ни к чему. Я готовлю для тебя. — Кадзуха встрепенулся, как будто на него вылили ушат ледяной воды. Скарамучча отвлёкся от созерцания пламени на гораздо более интригующую картину. — Чему удивляться? Кому из нас двоих необходимо питаться хоть раз в сутки? Ты человек, не я. — не говорить же ему, что сам факт заботы со стороны Скарамуччи вызывал особый трепет? Кадзуха предпочёл молчать. Он наблюдал, как паутина двух элементов сплетается всё прочнее, а боль в теле нарастала прямопропорционально. — Прервись на перекус. Скарамучча протянул ему ветку с ароматным шлейфом фиалковой дыни. Кадзуха с благодарностью принял великодушный подарок, не став испытывать терпение Скарамуччи. Вереница цветных каналов принялась медленно исчезать, напряжение в воздухе развеялось. Кадзуха старался не глядеть в ту сторону, где разрасталась гора трупов монстров. Они постоянно прибывали, когда Кадзуха принимался за махинации с Глазами Бога. Их привлекали всплески энергии. Несмотря на то, что тела нечисти разлагались довольно скоро, рассыпаясь тёмным пеплом, из-за нескончаемого потока они вынуждены были лицезреть хладные трупы. Благо ещё запах не столь сильный. — Значит, вы хотите проникнуть в резиденцию Вельзевул? — Кадзуха успел посвятить его в большую часть их планов. Он не скрывал ничего, полностью доверялся. — Вы собираетесь привлечь к делу девчонку, на которую не подействуют охранные артефакты, реагирующие на Божественную энергию. Но есть проблема. — Кадзуха активно поглощал еду и слушал вполуха, за что поплатился увесистым щелбаном. Он недовольно засопел, чрезвычайно суровое занятие отрывать оголодавшего от трапезы. Скарамучча невозмутимо продолжил. — У вас есть ещё глава клана Камисато с Глазом Бога, на которого артефакты точно среагируют. — Его наверняка держат на тех треклятых препаратах, подавляющих Глаза Бога. — не согласился Кадзуха. Он бегло расправился с фиалковой дыней и уже принялся за вторую. — Во дворце есть чуткие артефакты. Особого образца прямиком из Сумеру. Они точно заметят. Могут и в девчонке уловить элементы, честно говоря. — аппетит пропал. Кадзуха печально оглядел фрукт, он ведь ещё не наелся, желудок требовал чего-то более существенного, но Скарамучча огорошил его новостью так, что захотелось удавиться. Они это не предусмотрели. Совсем. Нет, не так, они и не догадывались, что резиденция Электро Архонта охраняется настолько сильно. Откуда Скарамучча вообще осведомлëн об устройстве дворца? — Ешь уже, любитель драмы. Есть способ остаться незамеченными. — Правда? — Кадзуха прямо-таки просиял. До того ярко, что глаза слепило. — Правда. — кивнул он, затем подцепил небольшое перо, закреплённое на подвеске, что разместилась в районе сердца. Перо блестело золотом, однако выглядело мягким. Кадзуха подавил порыв прикоснуться к сияющей побрякушке. Впрочем, вскоре прояснилось, что это вовсе не простое украшение. — Это перо служит особым правом на вход. С его помощью можно спокойно проникнуть во дворец, ни одна охранная система не среагирует. — оставшись довольным произведëнным эффектом, Скарамучча подпëр кулаком щёку под шокированным взором Кадзухи. — Откуда оно у тебя? — шёпотом спросил он. Скарамучча неопределённо пожал плечами. Видимо, это та самая часть его запутанной истории, которой он пока не хотел делиться. — В таком случае, как я могу отплатить тебе за помощь? — Отплатить? — он задумался над странным вопросом. Затем издевательский прищур вернулся к нему. — Я скажу тебе позже. Кадзуха так и держал ветку с недоеденной фиалковой дыней. Впихнуть в себя уже не выйдет, он выучил поведение своего организма давным-давно. Тогда ему взбрела шальная мысль. Кадзуха подвинулся ближе к Скарамучче, протянул ему угощение, предлагая укусить. Скарамучча протестующе отодвинул лакомство от себя одним пальцем, показательно поморщился. Кадзуха стоял на своём, его упрямству позавидовал бы любой. Скарамучча не нуждался в еде, как люди, но неужели она не требовалась ему вовсе? Да и вкус-то он чувствовал, так? Почему просто не порадовать себя чем-то приятным? Его зацикленность на том факте, что он не человек, что у него нет сердца, выводила Кадзуху из себя. Может, сердце в груди Скарамуччи и искусственное, как и всё его тело, но чувства, мысли, переживания — всё это настоящее. Да, Скарамучча не человек, однако данное обстоятельство не делает его неживым, бесчувственным. К чему стремиться стать тем, кем ты не являешься? Возможно, Кадзуха не мог в полной мере проникнуться его горем в силу того, что сам был человеком, что многие аспекты жизни Скарамуччи оставались для него загадкой. Они вели красноречивую баталию без использования слов. Только треск костра нарушал повисшее молчание. Скарамучча побеждённо вздохнул. Известный своей свирепостью в бою, он напрочь слабел перед Кадзухой, его неумелыми попытками ответить на агрессивную заботу Скарамуччи. Горячий сок неприятно обжог нëба, он вспомнил, почему терпеть не мог жареные фиалковые дыни. Впрочем, радостный блеск во всё ещё по-детски округлых очах того стоил. Скарамучча забрал ветку у Кадзухи, специально задев тыльную сторону его ладони кончиками пальцев. Незначительный жест мгновенно покоробил уверенность Кадзухи, он поспешно отстранился. И в тот момент энергетические нити вновь закружили над ними. Кадзуха кинулся к оставленным у могилы Глазам Бога, чтобы усмирить взбушивавшиеся элементы. Процесс запустился неожиданно. Скарамучча предположил, что когда оба элемента вошли в некую синхронизацию, срезонировали, то потеряли стабильность. Любой незначительный триггер вызывал бурю. Он смутно ощутил приближение монстров. Как быстро, видимо где-то рядом расположился их лагерь. Скарамучча поднялся на ноги, направился к выходу из расщелины, дабы встретить непрошенных и крайне настырных гостей. — Я разберусь. А ты делай то, что нужно. Он вальяжно пошагал на шум, по пути доедая несчастную фиалковую дыню. Близилась ночь, они провели за разговорами целый день, параллельно постигая тонкую науку связи двух элементов. Свежий морской ветер доносил запах соли, первые звёзды окропили небо, подобно редким слезам. Скарамучча прокручивал меж пальцев ветку, ожидая прибытия нечисти. Та не заставила себя долго ждать, первая жертва появилась перед охотником. Скарамучча перебил подобной гадости несметное количество, он умел разбираться с ними в два счёта. Ветка легко вошла в плоть монстра, как если бы в руках у него был заточенный смертоносный клинок. Вообще по сути своей Скарамучча использовал катализатор, как оружие. Когда-то. Но давно перестал, так как слишком неприятные ассоциации вызывало у него то, что было порождено руками его создателя. Руками Электро Архонта. Треск горящих веток, дым костра уходил к фальшивому небосводу, ещё не догадываясь, что вырваться отсюда ему не удастся. Рейндоттир вслушивалась в шёпот пламени, в его тихую речь на неизвестном никому языке. Она сильно исхудала, осунулась. Её мучало ожидание неизвестного. Что-то произойдёт. Непременно произойдёт. То существо, что они ошибочно называли Линой, говорило об этом. И Голд не сомневалась в её предупреждениях, подëрнутых пеленой абсолютного безумия. Те её бредни только звучали странно, однако наверняка имели какой-то скрытый смысл. Лина без особых сложностей уничтожила свой Глаз Бога, чтобы покинуть Бездну. Она знала искусство печатей. И она намерена отыскать Сяо и Венти. Вот и всё, что Рейндоттир известно о ней. Что она такое? Лина… Нет, не корректно называть её так. Она знала это существо ранее, ещё до падения Каэнри’ах. Беловолосая девушка со странно яркими глазами неопределённого цвета. Она появился внезапно, сразу поразила всех своими познаниями в различных областях. Она не принимала участия в экспериментах или исследованиях, но часто могла натолкнуть учёных на различные открытия. Её очень ценили, и Рейндоттир в том числе. Голд бы с радостью познакомилась с девушкой поближе, ведь та не рассказывала о себе ничего. Она исполняла роль музы, оставаясь в тени. Пожалуй, её обожали все вокруг, кроме трёх людей. Странные белокурые близнецы, что оставляли за собой шлейф из звёзд, и, вот уж неожиданно, Дайнслейф. Он был одним из самых важных людей Каэнри’ах, но всегда относился к исследованиям скептически, не одобрял излишнего рвения. Рейндоттир недолюбливала его, как и все люди науки. Она слишком поздно осознала, как ошибалась. Её сын погиб, разбив душу Голд вдребезги. Пребывая в прострации, она упустила тот момент, когда всё окончательно пошло под откос. И они пришли к тому, к чему пришли — уничтожение Каэнри’ах. А беловолосая незнакомка частично была причастна к произошедшему. Также, как и все, кто превратил науку в их погибель. Но она не боялась смерти. И тогда Голд поняла — это безумие. Она со смехом встретила разрушения, хохотала над страдающими в агонии людьми. Ей нравилось это. Голд видела, как сумасшедшая встретила свой конец, как Дайнслейф в гневе столкнул её с обрыва, как переломались все её кости, раздробились в пыль. Она никогда не видела Дайнслейфа в таком состоянии, в таком отчаянии, таким разбитым. Закрались подозрения, что они всё же были знакомы с этой девушкой раньше. И плохого между ними произошло достаточно. Называть это существо Линой не имело смысла. Голд помнила то имя, что назвала ей девушка. И почему-то не возникало сомнений, что оно настоящее. Уж больно необычно оно звучало, будто на старом языке, не дошедшим до наших дней. Существо, способное перерождаться после смерти. Неужели Божество? Но даже Земные Боги на такое не способны: ни Малые, ни Арелимы, ни Архонты. Для них смерть такой же предел, как и для людей. Рейндоттир смутно припоминала старые писание, больше смахивающие на легенды их предков. Они крайне сложны в расшифровке, ещё более неподъëмны на восприятие. Кажется, в них говорилось о каких-то тенях. Да, четыре тени Фанета. В некой Столице душ находилось три тени Фанета. Что за Фанет? Какие тени? Столица душ? Рейндоттир схватилась за голову от бессилия. Что всё это значило? Она помнила про три тени, да. А потом осталась только одна из них, две другие погибли. Или что-то наподобие, сложно сказать наверняка. Тени обладали бессмертием. Отличным от того, чем ныне располагали Земные Боги. Вроде бы тени могли перерождаться после смерти. Или кто-то из них. Что-то ещё говорилось об осколках Истинного. Однако что именно представляло собой это «Истинное»? Столица душ… Точно, Столица душ! Так ведь называли Энканомию! Но почему в древних писаниях Каэнри’ах фигурировала Энканомия? Всё запуталось только сильнее. И природа Лины, её происхождение вводили в ступор. Нет, не Лины. Голд нашла в себе смелость снова произнести позабытое имя. Асмодей. Многое неизведанно, близится что-то масштабное и оттого потенциально страшное. Но всё, что Рейндоттир сейчас может сделать — жечь костры, как напоминание себе о том, что даже в кромешной тьме найдётся искра. И эта искра приведёт их к свету. Венти говорил, что сжёг много костров вместе с теми, кто ему дорог. И в память о них. Что ж, Рейндоттир готова перенять эту традицию. Пламя плясало в темноте ярким мотыльком. Пусть оно разгорается для тех, кто взвалил на свои плечи слишком многое. Венти, Сяо, будьте осторожны. На вашу долю выпало тяжёлое бремя. Пусть это пламя оберегает вас так, как не может сама Голд. Этот костёр в вашу честь. И в честь тех, кто достоин света, тех, кто пока его не нашёл. В честь того, кого она так и не назвала своим сыном. Кадзуха сонно моргал, боролся с естественной потребностью организма, как мог. Его то и дело клонило вбок от усталости. Сильное влияние на его изнурëнность оказали противоборствующие элементы, что никак не желали найти компромисс, какой-то баланс между собой. Каждая клеточка тела изнывала от перенапряжения. Импульсы энергии изрешетили его будто иглы. Кадзухе слышался голос Томо, и он недоумевал — игры ли это его воображение или же на самом деле Глаз Бога выступил проводником между ними. — Он значил для тебя многое. — озвучил свои выводы Скарамучча, когда Кадзуха поделился с ним своими ощущениями. Непонятная интонация слегка сбивала с толку, впрочем, Скарамучча по-прежнему был слишком сложной личностью. Его невозможно анализировать. — Не испепеляй меня косым взглядом. Ты убиваешься здесь из-за того, кого на свете больше нет. В чëм смысл? — нити каналов дрогнули, выдавая взбалмошное состояние Кадзухи. — Можно подумать, тебе не приходилось горевать по погибшим. — пробормотал он, удержав порыв вспыхнувшего раздражения. Почему Скарамучча так поступал? Снова и снова проходился лезвием по затянувшимся коркой ранам, без интереса вскрывал их, обнажал потаëнное. — Мёртвые не воскреснут от того, что ты будешь лить по ним слëзы. — резонно заметил он, однако дрогнувшую маску безразличия Кадзуха не упустил из виду. Скарамучча врал сам себе. — Ты сидишь здесь, подвергаешь себя опасности, ломаешь себя. По твою душу могут явиться не только монстры, но и сёгунат. Человеческое тело неспособно вместить в себя два элемента, но ты зачем-то пытаешься пробудить Глаз Бога, существование которого вообще ошибочно. Ты страдаешь из-за убеждения, что такова воля Томо. Полагаешь, он действительно хотел, чтобы ты мучился? — длинная тирада выбила почву из-под ног. Под слоем насмешки над опрометчивостью поступков Кадзухи скрывалось волнение. Настолько очевидное, что Кадзуха не сдержал смешка. Скарамучча разучился врать или его так тревожило происходящее? — Вот что смешного я сейчас сказал? Ты головой повредился, пока копался в этих энергиях? — он натурально ворчал, плевался ядом, но на Кадзуху это не оказало эффекта. Он всё улыбался, чувствуя себя по-настоящему счастливым. — Томо для меня важен. Он часть моей семьи. Поэтому не пытайся урезонить меня. Я всё равно поступлю по-своему. — сияние исчезло, как и переплетения каналов. Кадзуха плюхнулся на спину морской звездой, сомкнул веки. Блаженное расслабления накатило на него, разум тут же поплыл в сторону далёких краёв безмятежного сна. — Я посплю несколько часов. Корабль за мной должен прибыть к вечеру следующего дня. Надеюсь, я успею закончить к тому моменту. — он перевернулся на бок, устроился поудобнее, бессознательно притянул ноги ближе к груди. Защитная поза, хотя Скарамучча и не разбирался в психологии. — Сядь ближе, пожалуйста. — от прозвучавшей просьбы Скарамучча надрывно закашлялся. — Мне спокойнее спать с тобой. Как в детстве. — Как же ты без меня все эти годы жил? — фыркнул он, но на удивление смиренно придвинулся к Кадзухе. Тот не мешкая сменил положение, устроил голову на чужих коленях. Он обхватил Скарамуччу за пояс обеими руками, носом ткнулся куда-то в живот. Надо же, и ни грамма смущения. Видимо, кто-то слишком измотан, чтобы испытывать стыд. — Как в кошмаре. — шёпотом признался Кадзуха. Вскоре его дыхание выровнялось, и он провалился в спокойный сон. Без единого кошмара. Скарамучча сокрушëнно вздохнул. Что тогда он пал жертвой обаяния мальца, что сейчас не способен противостоять ему. Признавать сложно, но ему нравилось ощущать собственную необходимость, знать, что кто-то нуждается в нём. Кадзуха обнимал его так, как если бы Скарамучча был для него смыслом жизни, светом маяка. И прочие слащавые сравнения, от которых сводило зубы. Волей-неволей вспоминалась давно ушедшая пора, когда маленький мальчишка сопел на его плече, прижимался робко, боясь, что его оттолкнут, прогонят прочь. И Скарамучча сам поддавался сну, хотя практически в таковом не нуждался. Его сморило умиротворение, размеренная тишина, звук дыхания. Скарамучча прикрыл глаза, позволил этим мгновениям заполнить его без остатка. Пальцы машинально перебирали светлые волосы, легонько массировали кожу головы. Кадзуха чуть улыбался сквозь сон. Безмятежно и возвышенно. Тихо запевали свою песню сверчки, тлели угольки костра. Звуки были повсюду, и одновременно царило безмолвие. Периодически вспыхивали нити энергии, слабо, не причиняя вреда, всего лишь озаряли своими переливами тьму. Кто для него Кадзуха? Мальчишка, что прицепился к нему много лет назад? Жизнерадостный, но с отголосками меланхолии. Детям его возраста она не свойственна. Скарамучча трепетно хранил в памяти дни, проведённые среди кленового моря. Они вернули его к жизни, когда надежды на спасение уже не осталось. Кадзуха стал его ориентиром, вывел на свет, явив миру все оголённые участки его омерзительной души. Он и не догадывался, какую власть имеет над Скарамуччей. Кому ещё Шестой Предвестник Фатуи позволил бы так беспардонно себя лапать? Лежать на коленях? Никому. И только Кадзухе он решился заплести волосы. От скуки. Да, просто делать нечего. Мальчишка лежал на боку, оставив открытой только одну сторону. Этого Скарамучче хватило, пальцы ловко переплетали пряди, образовывая на редкость аккуратную косу, что шла от виска к затылку. И, конечно, совершенно случайно у Скарамуччи во внутреннем кармане валялась заколка. Он совсем не специально её покупал, а после носил прямо под сердцем, ожидая подходящего случая, чтобы вручить подарок. И уж точно совпадение, что заколка была в виде нескольких алых кленовых листьев с прожилками серебра. И вовсе она не на заказ создана, так, нашёл где-то… Украшение подошло Кадзухе идеально. Один из листов был особенно крупным, на нём делался главный акцент, другие же по размеру уступали, они дополняли композицию. На белоснежных прядях заколка смотрелась волшебно, резко контрастировала, но при этом гармонировала. И коса добавляла особого шарма Кадзухе, опасную притягательность, хотя, казалось бы, куда опаснее? Чистая красота, незапятнанная, непорочная. Она опьяняла. Скарамучча с усилием оторвался от созерцания чуда, спящего у него на ногах, дабы не натворить бед. Вот Кадзуха считал, что Скарамучча игрался с ним. Но в реальности, похоже, всё наоборот. Утро встретило Кадзуху теплом. Редкие солнечные лучи проникли в их укрытие, заставив поморщиться. Кадзуха разлепил веки, пару раз моргнул, сгоняя морок сна. Ему было очень мягко и удобно, а ещё почти жарко. Руки тисками обернулись вокруг талии Скарамуччи, за всю ночь он так и не отпустил его. Стоп, всю ночь? Он что проспал всю ночь? Собирался же только пару часов. И почему Скарамучча его не разбудил? Погодите, получается, что он просидел в таком положении всё то время, что Кадзуха спал? Как же у него должно было разболеться тело от неудобного положения. Кадзуха закопошился, перевернулся на спину. Его вниманию предстало умиротворëнное лицо Скарамуччи, который, видимо, спал. Однако в следующее мгновение его ресницы вдруг затрепетали, и Кадзуха утонул в глубине тёмных глаз. Он пришёл к выводу, что не такие уж те и тёмные, прослеживался даже оттенок голубого. Кадзуха почувствовал что-то непривычное у себя в волосах. Не прерывая зрительного контакта, он кончиками пальцев пробежался по волосам. И оторопел. Коса, несомненно коса. А что это металлическое такое? Заколка? Контуры заострённые местами. Кровь прилила к щекам, вот теперь Кадзухе уже по-настоящему жарко. — Небольшой подарок. Рассмотришь попозже. Если не понравится — выбросишь. — кидался словами показушно непринуждённо, но Кадзуха буквально слышал грохот его сердца. Как Скарамучча мог называть его ненастоящим? Оно во много раз искреннее, чем у некоторых людей. — Ты заплëл мне косу. — констатировал факт. Скарамучча дëрнулся, как от удара. — И подарил заколку. — Говорю же, распоряжайся ей, как вздумается. Не забивай голову. — но от Кадзухи так легко не отмахнëшься. Он невозмутимо гнул свою линию. — Ты заплëл мне косу. — чеканя каждое слово, промолвил он с каким-то благоговейным трепетом. Будто Скарамучча ему целый мир на блюдечке преподнёс. Чего он добивался? — Ты. — он должен воспринять это как личное оскорбление? Больно резкая интонация, акцент на его персоне. — И ты просидел в неудобной позе всю ночь, вместо того, чтобы меня разбудить. — Кадзуха жестом прервал зарождающиеся возражения. — Не надо мне утверждать, что для тебя это неважно. Ты чувствуешь и боль, и дискомфорт. Но ты пошёл на такое из-за меня. — казалось, что Кадзуха слишком большое значение придавал мелочам. Что такого произошло? Однако ему подобного более чем достаточно. Тревоги улетучились, как и не бывало. Он полностью успокоился, даже бурлящие потоки Электро в воздухе проникнулись некой смиренностью. Потому что теперь Кадзуха был абсолютно уверен — он нужен Скарамучче. Как бы тот себя не вёл, как бы не брыкался, отнекивался. Кадзуха любовно погладил кленовые листья в волосах. Нежность окутала его мягким покрывалом, улыбка распустилась на губах. — Я буду дорожить твоим подарком, Хидэко. — и он обратился к нему тем самым именем, задев глубокие струны души. Скарамучча растерялся до крайности, не знал куда деть взгляд. Он спихнул Кадзуху со своих колен, грубовато, но с некой осторожностью, едва заметно придержав затылок, чтобы тот не ударился о камни. Скарамучча спешно поднялся, направился прочь. — Пойду поищу тебе завтрак. — пробурчал он и исчез из виду. Кадзуха улыбался, как дурак. Ему удалось смутить такого непрошибаемого парня, вот так достижение. Сердце грела мысль, что он прав, что Скарамучча дорожит им. И даже фраза «поищу тебе завтрак» звучала по-особенному, так интимно, так лично. Вроде бы ничего экстраординарного, Кадзухе необходима пища, вот он так и выразился. Но было что-то ещё, что-то важное. Скарамучча заботился о нём. Ворчал, но оберегал. Наверное, Кадзуха должен был прочувствовать все грани неловкости и напряжения после утренней ситуации, однако ничего подобного он не испытывал. Он продолжал разбираться с элементами, редко перекидываясь парой фраз со Скарамуччей. Его присутствие расслабляло. Кадзуха перестал ощущать боль, элементы наконец вступили во взаимодействие друг с другом, перестали враждовать. Нити переплетались, сливались в единое целое. Анемо поглощал Электро, диаметрально противоположные оттенки сплетались, но не смешивались, сохраняя самостоятельность. Повлияло ли на прогресс приподнятое настроение, внутренний покой, приобретëнные вместе с внезапным подарком — сложно утверждать. Кадзухе просто нравилось то, что они были здесь вдвоём, что разговаривали на самые разные темы, не ощущая ни малейшей скованности. Больше Кадзуха не боялся, он открылся навстречу неизвестности. Заливисто смеялся, сверкал детским задором, который думал, что растерял давным-давно. А Скарамучча не упускал возможности ткнуть его носом в его же несдержанность, в излишний оптимизм, что проснулся в нём сегодня. Кадзуха на всё отвечал одним только взглядом. Таким, что спирало дух — столько чувств сияло в нём. Кленовые листья блестели в волосах, они делали облик Кадзухи обманчиво хрупким, таким, что хотелось прижать его к себе, спрятать от всех невзгод. Покой. Просто слово, а сколько в нём скрыто. Между ними воцарился истинный покой в самом ласковом своём проявлении. Страхи покинули их, на смену пришли ожидания, запоздалая радость встречи, голод по чужому присутствию, компании. Кадзуха жадно внимал каждому слову Скарамуччи, его раздирало изнутри, но уже не под силой стихий. Снедали всплески эмоций, по-детски простых, по-взрослому сложных. Не хотелось расставаться, Кадзуха уверен, что не перенесёт разлуки вновь. Испытывающий жажду путник в пустыне, сделав глоток, уже не в силах оторваться от необходимой влаги. И Кадзуха такой же. Его тянуло всё ближе, ему нужно всё больше. Он ждал, что Скарамучча осадит его. Хотя бы раз. Однако он на удивление смиренно принимал все новоприобретëнные причуды Кадзухи, прощал ему незначительные глупости, ограничиваясь едкими комментариями, что, по правде говоря, совершенно не задевали. И Кадзуха таял. Вероятно, не он один. — Я буду ждать, сколько потребуется, прежде чем ты решишь мне открыть правду о себе. — Кадзуха сверкал солнечным лучиком. Незаметно приблизился вечер, ознаменовавший скорое расставание. Улыбка стала немного горчить. — Просто помни, что я приму всё. Пробегал лезвием по сердцу. Скарамучча молча изучал человека перед собой и недоумевал, откуда тот взялся. Разве заслуживал он, чтобы кто-то так к нему относился? Нет, конечно нет. Но этот светлый мальчишка появился на его пути, запросто переиначил всё, снёс стену вокруг его жестокого фальшивого сердца. — Уверен, что прямо-таки всё? — он усмехнулся, пряча свои истинные переживания. — Не говори о том, что не знаешь наверняка. — Я знаю наверняка, не сомневайся. — Скарамучча смутно ощутил чьë-то присутствие. Взгляд метнулся к выходу из расщелины. Кадзуха же перемен не заметил. — Я приму тебя любым. — Скарамучча медленно поднялся с земли. Он сосредоточился на ощущениях, пытаясь понять, сколько незваных гостей направлялись к ним. Снова монстры? Не похоже. — Чтобы не случилось с нами дальше, я буду на твоей стороне. — Кадзуха тоже встал на ноги, прерывая процесс сплетения энергий. Он явно не закончил, однако выбора им не предоставили — кто-то направлялся сюда. Кадзуха уже слышал топот шагов, звон армейских сапогов. — Приток монстров не остался незамеченным, скорее всего направили отряд разобраться с проблемой. — пришли за нечистью, а наткнуться на преступника. Вот ведь удача для них. — Корабль уже должен прибыть. Но эти ребята так просто нас не отпустят. — Кадзуха закрепил Глаза Бога обратно на пояс, мелодичный звон приятно коснулся слуха. — Уйти незамеченными не выйдет. — собирался призвать меч, но его запястье перехватили. На молчаливый вопрос Скарамучча не ответил, только потянул его за собой к выходу, прямо навстречу противникам. Ни капли волнения не проскользнуло у Кадзухи, он полностью доверял тому, кто бережно сжимал его руку в своей. — Лишнего времени у нас нет? — поинтересовался Скарамучча. Они покинули укрытие, сразу попав в поле зрения солдат. Те оторопело застыли. Ожидали нечисть, наткнулись на нечто более жуткое — Шестого Предвестника Фатуи, правда, жаль, что они ещё об этом не догадались. — Ни секунды. Корабль прибудет к заброшенному причалу ровно на пять минут. — очень тяжело найти судно, что не страшилось бы комиссии Тэнрë, тем более в нынешнем положении клана Камисато. Пришлось идти на уступки и принимать их условия. Пять минут, так пять минут. А просить о помощи Сангономию Кокоми рискованно, корабли Ватацуми имели свои отличительные знаки, которые сразу бросались в глаза. Хэйдзо и так роет под них. — Что ж. — Скарамучча презрительно глянул на солдат. — Тогда придётся без боя. И он сорвался с места, пока те не опомнились. Вскоре им в спину раздались крики, просвистели стрелы. У них был приличный отрыв, однако солдаты продолжали преследование. Нельзя приводить за собой хвост к кораблю, иначе капитан судна может отказаться исполнять поручение госпожи Камисато, испугавшись гнева комиссии Тэнрë. Скарамучча осознавал это, поэтому старался всячески запутать их следы, сбросить преследователей с хвоста. При желании он мог бы перебить их всех, если бы только время не поджимало. Да и Кадзуха точно не обрадовался бы кровавой бане. Лёгкие горели, Кадзуха вымотался быстрее, чем предполагал. А Скарамучча всё продолжал увеличивать скорость, намеренно избирая сложные маршруты. Заброшенный причал уже виднелся меж деревьев, а вместе с ним и корабль. Они прилично оторвались от погони, однако расслабляться слишком рано. Кадзуха корил себя за то, что в такое время он думал не о том, как бы им избавиться от солдат, а о длинных пальцах на своём запястье, о том, как правильно смотрелась эта картина, как приятны прикосновения. Они стремглав выскочили на причал, где их тут же заметил экипаж корабля, поднялись по трапу на борт. Судно готовилось отчаливать, команда мельтешила по борту. Кадзуха сразу заскучал по ощущению чужих пальцев на коже, когда его отпустили. Только тогда он понял, что втащил Скарамуччу с собой на корабль, а тот, вероятно, не планировал никуда с ним отправляться. Тёмные глаза напряжённо уставились на берег, вернее, на небольшой лесок, сквозь который они пробирались, чтобы отбиться от преследования. — Пойдём со мной. — запоздало предложил Кадзуха. — Ты же всё равно намеревался помочь нам с проникновением в резиденцию Сёгуна Райден. Так почему бы тебе… — он запнулся. Язык путался в простейших фразах, взгляд Скарамуччи всё также блуждал по суше. Кадзуха прикусил губу от досады. — Не оставляй меня. Я прошу слишком много, но, пожалуйста, не покидай меня сейчас. Не после всего. Хидэко, я не выдержу. — он сорвался на жгучие слëзы, принялся поспешно утирать их, но тщетно. Его душила ребяческая обида, глубокая тоска. — Мы только встретились, и вот вынуждены снова разойтись. Я… Мне так… — надрывной всхлип, который Кадзуха поспешил заглушить ладонью. Он крепко зажмурился. — Мне так страшно потерять тебя снова. Дурость? Да, так и есть. И я не в силах побороть её. Я лишь… — Ш-ш. — успокаивающе, приложив указательный палец к губам Кадзухи на мгновение. Подействовало, однако горькие слëзы не утихали. Тогда Скарамучча подцепил его подбородок, уже совсем привычно. — Чего расклеился? Не надолго расходимся. — на фоне суетились моряки, корабль почти готов к отплытию. Услышав, что Скарамучча не останется с ним, Кадзуха задрожал всем телом. — Опять в тебе плакса проснулась. Узнаю мальчишку из прошлого. — Скарамучча наклонился к нему, понизил голос, чтобы никто посторонний его не расслышал. Впрочем, ему глубоко плевать на окружающих. — Корабль могут заметить солдаты. Нужно отвести их подальше, понимаешь? — обращался с ним, как с дитëм. Такой снисходительной интонацией поучают малышей. От сравнения сделалось тошно. — Да или нет, Кадзуха? — Понимаю. — пролепетал, позорно заикаясь. Его сразили нахлынувшие эмоции, страх потерять Скарамуччу ещё раз. Глупые, но абсолютно честные переживания. Кадзуха корил себя за несдержанность. — Я не ребёнок. — на всякий случай подметил. — Отлично. — обворожительная усмешка. Скарамучча наклонился ниже, поля шляпы едва не задели лоб Кадзухи. — Я отвлеку солдат и дам тебе уйти. Мы встретимся очень скоро. Я больше не исчезну. Только если ты сам этого не захочешь. — Почему я должен захотеть нечто столь ужасное? — недоумевал Кадзуха. — Убери это выражение со своего лица, я ведь говорил, что мне не по нраву, когда ты играешь роль родителя, поучающего своё чадо. — Что за дурь в твоей голове? — хохотнул Скарамучча. Горячее дыхание обожгло от их чрезмерной близости. — К твоему сведению, я уже очень давно не вижу в тебе ребёнка. — как бы между прочим заметил он. Неожиданно лихорадочный блеск прочертил дугу в тёмных зрачках. Кадзуха едва ли не отшатнулся. Что-то новое, неизученное. Такой Скарамучча являлся для него неизвестной переменной, впрочем, он таким был на постоянной основе. — Ты спрашивал, как отблагодарить меня, помнишь? — неуверенный кивок в ответ. Скарамучча до сих пор сжимал подбородок Кадзухи, вторая его рука потянулась к шляпе. Для чего? — У меня есть определённые мысли на этот счёт. — шляпа вдруг очутилась на макушке Кадзухи, придерживаемая чужой рукой в районе затылка, чтобы та не слетела. Скарамучча надел её несколько иначе, сдвинув назад. Таким образом глаза Кадзухи не оказались перекрыты широкими полями. — Зачем ты?.. — Оу, она будет мешаться. — невинно отозвался Скарамучча, наклонившись ниже так, чтобы шляпа не уткнулась ему в нос. Мир рухнул. Чтобы собраться вновь. Скарамучча в секунду сократил оставшееся между ними расстояние. Кадзуха поражëнно ахнул, вцепился в одежду на груди Скарамуччи. Уши заложило, лицо горело от жара дыхания, от стремительно приливающей крови. Чужие губы мягко коснулись его, почти невесомо, фантомно. Кадзуху трясло. Как ему реагировать? Притянуть? Оттолкнуть? Что вообще происходило? Почему Скарамучча поцеловал его? В итоге он просто замер каменным изваянием, опасаясь вдохнуть лишний раз. Скарамучча отпрянул на пару мгновений, встретился с растерянным взглядом. Ухмылку удержать невозможно, он вновь прильнул к мягким губам, притянул Кадзуху ещё ближе. Рука на шляпе осталась недвижимой, в то время, как та, что держала подбородок, легла на горящую щëку, скользнула ниже, заправила выпавшую светлую прядь за ухо. Поцелуй вышел на удивление нежным, неспешным, лишь сминание губ, ничего пошлого. Кадзуха наконец перестал дрожать, глаза сами собой закрылись. Он растворился в ощущениях, в мягких ласках. Пальцы Скарамуччи прочертили дорожку от уха до шеи, оставляя за собой след из мурашек. Всё было правильно: стоять на борту корабля и целовать того, кто для него особенный. И «особенность» оказалась несколько иной, чем то, что представлял себе Кадзуха. Ну и пусть. Ему нравилось происходящее, нравилось ускоренное сердцебиение, что он ощущал под своими ладонями, лежащими на груди Скарамуччи. Нравился жар, нравилась щемящая нежность. Пожалуй, Кадзуха способен дать название этому чувству. Но пока не готов. Скарамучча отстранился от него, напоследок прикусил нижнюю губу. Он надел шляпу на Кадзуху уже как положено, отчего с непривычки тот потерял ориентацию в пространстве из-за специфической формы. Кадзуха вскинул голову, не забыв придержать шляпу. Румянец блестел на его коже ярче кленовых листьев. — Это моя предоплата. — а кому-то стыд неведом. Кадзуха сгорал от смущения. Предоплата? Значит ли, что он планировал взять ещё больше? Скарамучча готов наблюдать за его метаниями хоть вечность, но надо спешить. Они и так уже непомерно рисковали. Скарамучча прошёлся кончиками пальцев по полям шляпы. Невооружённым глазом очевидна его любовь к головному убору. — Вернёшь её мне при встрече. — походило на гарантию того, что эта встреча состоится. Скарамучча не оставил бы обожаемую шляпу в ином случае. Кадзуха не успел толком попрощаться, тот уже выскочил за борт как раз в ту секунду, когда корабль двинулся с места. Кадзуха шокировано стоял посреди палубы с треклятой шляпой на голове, припухшими губами, алеющими щеками. Он бросил Кадзуху в таком подвешенном состоянии. Ещё и устроил шоу для всех членов экипажа. Оставалось просто смотреть вслед удаляющемуся Скарамучче. Который оставил ему шляпу, но похитил сердце.