Дорога домой

Хэйдзо уже доводилось присутствовать на собраниях сёгуната, но всякий раз его клонило в сон. Подперев подбородок рукой, он скучающе выслушивал однообразные доклады, которые нагоняли на него жутчайшую тоску. Ещё один невольный плюс в адрес Сары. Как она вообще всё это терпела раз за разом? Или только у Хэйдзо наблюдались такие проблемы, что он попросту не способен усидеть на одном месте, коли ему неинтересно? А тем временем нудные голоса продолжали протекать мимо, не задерживаясь в памяти. Его выступление по поводу клана Камисато уже закончилось причём на неопределённой ноте. Волей неволей ему пришлось обнажить их проколы, натолкнуть на мысль о сотрудничестве Камисато с сопротивлением, но, к счастью, предоставленных данных было недостаточно для обвинения, поэтому вопрос остался на рассмотрении, что очень взбесило Сару. — Госпожа Кудзë, до нас дошла информация, что Кудзë Камадзи покинул клан и вошёл в семью Хийраги. — подал голос кто-то справа от Хэйдзо. Детектив не утруждал себя запоминанием ненужных имён. Этот мужчина точно не принадлежал ни одной из комиссий — особенно Ясиро, учитывая, что тех лишили звания, и теперь их люди потеряли право на участие в собраниях сёгуната. Вероятно, один из независимых чиновников. Такие тоже были необходимы сёгунату, чтобы сбалансировать грызущиеся друг с другом комиссии. — Мы бы хотели узнать настоящую причину, а не ту, что он озвучил. Простите, но поверить в то, что такой мудрый человек, как Кудзë Камадзи, покинул пост заместителя главы клана ради возлюбленной — невозможно. — заместителя главы? Такую дурость могли сказать только те, кто не осведомлëн об истинном положении дел. То есть почти все. А вот в клане Кудзë каждый знал, что Камадзи держат на коротком поводке, не позволяя сделать и шагу в сторону без воли его госпожи. Даже на собраниях сёгуната он присутствовал крайне редко и говорил только то, что ему позволяли. — И почему же невозможно? — вмешался Хийраги Синсукэ. Ну началось. Этот старик любитель конфликтов на пустом месте. Что ж, хоть какое-то развлечение. — Вы считаете, что моя дочь недостаточно хороша или как? — если бы здесь была Тисато, она бы точно сгорела со стыда, но сегодня она отсутствовала, вероятно, окрылённая долгожданным воссоединением с любимым. Впрочем, Хэйдзо больше верил в версию, что Тисато все эти расспросы предвидела, а потому решила воздержаться от посещения собрания. — Нет, что вы! — чиновник протестующе замахал руками. Хэйдзо спрятал улыбку. Синсукэ крайне вздорный человек, но благодаря его характеру вопросов станет меньше. Никто не хотел навлечь на себя его гнев. Хэйдзо пробежался взглядом по присутствующим, пока не остановился на одном конкретном человеке. Мужчина его внимание заметил, тихо выругался себе под нос и незаметно кивнул. Отлично. Да начнётся шоу. — Госпожа Кудзë, позвольте узнать, почему вы так настойчиво ищете связь между сопротивлением и кланом Камисато? — воцарилось гробовое молчание, все взгляды оказались прикованы к говорящему. Хэйдзо сменил опорную руку, переложив подбородок на другую. — Не примите за грубость, но вы уже давно настойчиво роите под Камисато и комиссию Ясиро в целом, добились того, чтобы они лишились звания комиссии, направили на дело своего лучшего детектива. Комиссия Ясиро всегда была предана Сёгуну Райден по более нас всех вместе взятых, они многократно оправдывали свой высокий пост даже во время кризиса, когда огромная часть великих кланов пришла в упадок, а последние главы семьи и вовсе привели и свой клан, и Инадзуму к процветанию. Предыдущий глава во времена кризиса не только удержал свою семью и комиссию, но и взял под опеку брошенных детей, среди которых был потомок канувшего в лету клана Каэдэхара. Нынешний глава занял пост в юном возрасте и сразу принёс огромные успехи нашей стране. Камисато Аято выдающийся деятель, и тут вдруг пропадает бесследно. Вы проводили расследование, но оно ни к чему не привело. И сейчас, когда семья ослаблена как никогда, вы решаете добить их окончательно. Госпожа Кудзë, что всё это значит? Траурное молчание стало свидетелем — смельчак живым отсюда не выйдет. Хэйдзо пристально изучал реакцию Сары. Ну же. Что она ответит? Как поступит? А Сара молчала, прокручивала между пальцев короткий кинжал, который неизвестно когда успела достать. Лезвие блестело жаждой крови, лицо же Сары оставалось бесстрастным, хотя Хэйдзо точно видел, как в отражении металла блестел оскал. Воображение разыгралось? Рывок, свист, кинжал врезался в спинку стула совсем рядом с шеей мужчины. Тот громко сглотнул вставший посреди горла ком. Он боялся коситься на оружие, полагая, что если отведёт взгляд от Сары, то та мгновенно его прикончит. — Я вижу ты забыл, кто здесь власть. — мурашки пробежали от её тона. И не было никакого «вы», Сара презрительно уставилась на нарушителя её спокойствия. — Мне напомнить тебе? Я диктую правила, я исполняю волю Вельзевул! Если я приказала уничтожить клан Камисато, значит таково желание нашего Архонта! Ты смеешь идти против меня? Против своего Бога? — какое интересное построение предложений. Вроде как под «Богом» она имела ввиду Вельзевул, но из-за постановки слов звучало так, будто она называла себя Богом. — Если я захочу, то сотру и тебя, и всю твою семью в пыль! — и уже не шло речи об исполнении повелений Архонта. Звучало только «я». Хэйдзо давил в себе разрастающееся довольство, тихо сидел в стороне и фиксировал малейшее изменение мимики Сары. — Кто ты такой, чтобы ставить под сомнения мои действия? Может, среди вас найдутся ещё смельчаки?! — она обращалась ко всем присутствующим. Даже Хийраги Синсукэ замолк, сцепив зубы. Ему пока не конкурировать с кланом Кудзë. Но и Сара ещё не могла его задавить. Хотя стоило признать, как только она избавится от Камисато, она примется за Хийраги. Вот что его раздражало. — Из тебя так и хлещут мятежные мысли! Кто тебя подослал? Может, мне стоит заточить тебя и пытать, чтобы вытрясти информацию? Грязный предатель! — раздался удар кулака по столу. Удивительно, но не от кипящей гневом Сары. Это был детектив. — Госпожа Кудзë, люди вокруг. Чего же вы так расшумелись? — а всё потому, что она не ожидала открытого удара. Хэйдзо знал. Знал и давил на кровоточащую рану ногтем. — Это мой подчинëнный, госпожа Кудзë. — подал голос Синсукэ. Он не был готов к такому выступлению, ничего о нём не ведал, однако стоять в стороне и дальше не имел права. — Я прошу прощения за его грубость и бестактность, у него сложный нрав, но вы правда думаете, что я позволю пытать своего человека? Он верен Инадзуме и всего-навсего беспокоится о вашей лояльности. Я преподам ему урок самостоятельно, не волнуйтесь. — Хэйдзо победно наблюдал за мелькнувшей на секунду растерянностью в глазах Сары. Она дала волю порыву, сорвалась, слетела маска сдержанной леди, явив миру монстра жадного до людских страданий. Но идти против комиссии Кандзë ей пока рано. Поэтому острый угол проблемы пришлось сгладить, кинжал возвратился в ножны и собрание продолжилось. В неуютном напряжении. Хэйдзо завернул за угол, сталкиваясь лицом к лицу с бледным и посиневшим от страха чиновником. Тем самым, который имел смелость выступить против Сары на собрании. Его едва ли держали ноги, спина упëрлась в стену позади, чтобы трясущееся тело не рухнуло. Хэйдзо опасно улыбнулся. Для расшатанной психики мужчины это стало очередным лезвием в сердце. Собрание закончилось полчаса назад, а его до сих пор трясло. Ещё и выговор от главы Хийраги предстояло стерпеть. — Отличное выступление. Моё почтение. — шутливый полупоклон. У мужчины нервно задëргался глаз. — Что ж, как и обещал, я закрою глаза на хищения твоего сыночка из государственной казны, но учти, поймаю ещё раз — он будет отбывать пожизненное за решёткой. — Хэйдзо спешно удалился, огляделся по сторонам, нырнул в бурный поток улиц. Ох, если бы чиновник знал, чем ему грозит такая выходка, требовал бы больше, чем снятие обвинений с сына. А ещё ему было невдомёк, для чего Хэйдзо понадобилось подобное представление. Оставалось молча смотреть ему вслед. Яэ Мико пребывала в растерянности. Беспокойство съедало её изнутри, сводило с ума. Она бродила у подножия горы Ëго неприкаянным духом, пустой взгляд скользил по хорошо знакомой местности. Как всё так обернулось? Куда ушли спокойные дни? Смех и радость, что они делили все вместе? Всё это покинуло их после смерти Макото. С её уходом в душе возник холод, лишающий сна и покоя. И завывающая, как скорбный ветер на закате, тоска. Кем для неё были сëстры Райден? Спасением, светом, дорогими друзьями. Они позволили ей остаться, несмотря на происхождение жрицы, несмотря на то, что она была кицунэ — соратником предыдущего Архонта Инадзумы. Кицунэ не были ни людьми, ни Малыми Божествами. Они отдельный вид, уродившийся на землях Инадзумы, которые принесли присягу верности местному Божеству. После смерти своего Архонта все кицунэ последовали за ним. Все, кроме Яэ Мико, которая на тот момент была совсем ребёнком. Жрица ненавидела собственное бессилие. Это не в её характере, она обладала озорным нравом и безграничной любовью к подшучиванию над людьми. Почему же она бродила по лесу Тиндзю, повесив голову, вместо того, чтобы что-то предпринять. Но что ей было делать? Поговорить с Эи о ключе? Да дураку известно, что тем самым она ничего не добьётся, нельзя просить Архонта отдать свой ключ, но и самовольно действовать она не могла. Эи ведь рассчитывала на неё. Разве посмела бы Яэ Мико собственными руками растоптать и без того сломленное доверие подруги? Она загибалась от противоречий. Снова и снова в памяти всплывал облик Барбатоса, явившегося к ней в храм с просьбой рассказать о ключе. И этот образ накладывался на хрупкую фигуру ребёнка в белом с величественными крыльями за спиной. Ребёнка, что спас её. А затем уничтожил. Яэ Мико скрылась от посторонних глаз в потаëнной пещере, которая была открыта лишь узкому кругу лиц: ей, Эи и ещё кое-кому. И этот «кое-кто» вопросительно изогнул бровь, заметив её приближение. Холодные цвета выделялись на фоне искрящегося фиолетовым блеска Электро. Корни Священной сакуры сплетались в тугой узел, что образовывал обильное скопление элемента. Воздух потяжелел под давлением такой мощи, но Яэ Мико едва ли заметила перемену. Не было дискомфорта, наоборот, это место ощущалось как дом. — Где же твоя извечная шляпа? — с усмешкой спросила жрица, продвигаясь ближе к центру. Туда, где привалившись к корням восседал ночной кошмар Электро Архонта. И самой Яэ Мико тоже. — Отдал на сохранение. — любезно ответил он, хотя в его духе было бы огрызнуться. По-видимому, что-то в Скарамучче изменилось. — Что тебе нужно? — на самом деле ему не требовались разъяснения, всё и без слов очевидно. — Я не передумал. Я всё равно встречусь с Вельзевул. И плевать на последствия. — Зачем? — она прикоснулась к сплетению Электро, стихия тут же обожгла пальцы. Яэ Мико поморщилась от боли, но руки не отняла. Будто ей нравилось это ощущение, будто оно ей необходимо для существования. — Мне казалось, ты уже догадался об истинном ответе на твой вопрос. Зачем тебе задавать его Вельзевул? Не мучай ни её, ни себя. Неужели я зря привела тебя в это место? — Яэ Мико пришлось убрать ладонь, боль стала невыносимой. Она оторвалась от созерцания ярких вспышек Электро, обратив свой взор на Скарамуччу. — Или ты до сих пор не разобрался, как обстоят дела? Я не могу ответить тебе напрямую, я обещала молчать, но раз ты до сих пор не понял, что… — Я хочу услышать ответ лично от неё. — оборвал её речь Скарамучча, отвернулся. Он выглядел на редкость спокойным, таким его Яэ Мико не знала. Близость корней Священной сакуры так на него влияла или же что-то ещё? А может, совокупность причин? — Вот моя цель. Вельзевул должна сама произнести эти слова. Только тогда я успокоюсь. — нехорошее предчувствие одолело Яэ Мико. И, видимо, не зря. Жгучая решимость пылала в холодных глазах. Странный контраст, от того и опасный. — И на этот раз я добьюсь от неё ответа любой ценой. Хэйдзо с самого детства терпеть не мог упрямство Санго. С одной стороны, его восхищала её непробиваемая твердолобость, с другой — её настырность сыграла против Хэйдзо. Очень не вовремя. Как-то этот момент он упустил при анализе положения дел. Какой? Ох, всё до идиотизма глупо: может госпожа Камисато и договорилась о включении Бантан Санго в комиссию Кандзë, но никто не обговорил этот момент с самой Санго. А она оказалась против такого решения. И Хэйдзо не понимал, как мог забыть о том, что прежде всего Санго ценила самостоятельность и независимость своего агентства от властных структур. С чего он взял, что такая упëртая девчонка согласится принять покровительство клана Хийраги? И вот теперь он стоял перед ней в растерянности, нервно чесал затылок, обдумывая, как превратить категоричный отказ в мирное соглашение. Рядом с ним переминался с ноги на ногу посланник комиссии Кандзë, который тайно заявился в Бантан Санго с целью оповещения хозяйки агентства о текущей ситуации. Хэйдзо присутствовал здесь исключительно для подстраховки, а когда услышал чёткое «нет» от Санго, то едва ли не уронил челюсть. Провернув такую сложную махинацию, они споткнулись о маленький камешек в виде Санго, что не ведала об истинном положении вещей, упиралась и отказывалась присоединяться к комиссии Кандзë. Детектив попросил посланника Хийраги дать им некоторое время на переговоры, тот, к большой удаче, согласился и отошёл подальше, позволив им провести разговор один на один. Хэйдзо до последнего не хотел открывать Санго правду, но ему придётся с ней объясниться. Однако обрывистое пояснение Хэйдзо её не устраивало. Что значит для защиты? От кого их вообще нужно было отгородить, что Хэйдзо связался с одной из трёх великих комиссий? И почему тот упорно сопротивлялся её расспросам, не открывал самую суть? Это бесило Санго до невозможности. Вечно Хэйдзо поступал так, как считал нужным, наплевав на всех вокруг, не объяснив, не разъяснив, не пояснив. Такими поступками он настраивал людей против себя, в детстве и сама Санго часто становилась жертвой его равнодушия по отношению к обществу. Она обижалась на хладнокровного мальчишку, что как будто не смотрел на окружающих, а глядел насквозь, не фокусируясь на них. Отец объяснял ей, что Хэйдзо отличался от них, что у него были свои взгляды на взаимодействии с людьми, но разве могла маленькая девочка в полной мере осознать, что он имел ввиду? С возрастом Санго свыклась с поведением Хэйдзо, научилась подмечать все тонкости натуры детектива, скрытые за апатией. И сколько бы Хэйдзо не утверждал, что ему нет дела до людей, его волнуют лишь тайны — Санго не верила. Точнее, верила на девяносто пять процентов. А остальные пять она отдавала зачаткам его эмоционального интеллекта. Санго не была дурой, она выстроила в голове логическую цепь. Хэйдзо обратился за помощью к клану Хийраги? Значит причина веская, иначе он бы никогда не дошёл до подобного. Кто способен представлять для Бантан Санго угрозу такого масштаба, чтобы им пришлось укрыться за спиной одной из трёх великих комиссий — вернее, с недавних пор уже двух? Только другая комиссия, либо сёгунат напрямую. И внезапный уход Хэйдзо под крыло клана Кудзë вдруг заиграл новыми красками, начинающимися с одной и той же фразы: «А что если…» — Я не стану больше выпытывать из тебя информацию, добровольно соглашусь войти в комиссию Кандзë, только ответь на единственный мой вопрос. — пообещала Санго. Она тщательно подбирала выражения, осознавая, что от этого зависят жизни их обоих. — Ты ушёл из Бантан Санго потому, что тебя шантажировали? — умная постановка предложения. Санго хорошо знала детектива и его нрав, понимала, что если она спросит напрямую о том, был ли шантаж связан с их агентством, исходил ли он от клана Кудзë, то Хэйдзо не захочет отвечать. Потому что тогда ему бы пришлось мусолить тему привязанности, Санго вынудила бы его показать, что он так поступил из-за неё. А Хэйдзо этого терпеть не мог. Поэтому она пошла обходными путями, задав довольно абстрактный вопрос, но при этом они оба друг друга поняли. Хэйдзо ответил утвердительно. Санго, как и обещала, приняла предложение. Ей тяжело далось данное решение, она ценила обособленность от властного мира, самостоятельность агентства, но тем самым она возвращала Хэйдзо долг. Когда-то её друг позволил нацепить на свою шею поводок, чтобы защитить Санго. Теперь пришла её очередь. Она была осведомлена не обо всём произошедшем, но продолжать допрос не стала. Санго держала своё слово. Венти умел видеть красоту и ещё лучше ценить её. Она была повсюду: в свете солнца, в блеске водной глади, в шелесте травы, в музыке ветра и его сладостных мелодиях, проникнутых глубокой тоской. Он привык замечать красоту в любом её проявлении: природа, искусство, люди — все они восхищали по-своему. Венти был осведомлён и о собственной красоте, ему известно, что его облик когда-то вызывал в жителях Мондштадта восторг и трепет, восхищение на грани с лёгким сумасшествием. Не опасным, но от этого становилось неловко. Они посвящали Анемо Архонту картины, песни, стихи. В его честь воздвигли величественный собор, рядом с которым расположилась прекрасная статуя. Однако Венти её не слишком любил. Каждый раз видя белоснежную фигуру, его сердце дрожало. Разве заслужил он почтения? Заслужил уважение и восторг, направленный на него от его людей? Вечность шагая по зелёным лугам той земли, что отзывалась родством, Венти так и не ощутил себя на своём месте, не почувствовал тот самый дом, воспеваемый поэтами, бардами, музыкантами. Его печальная земля, плачущая кровавыми слезами, его бедный Мондштадт, переживший невыносимую боль, его народ, что терял родных на протяжении всей истории. Его колыбель, место, откуда начинались самые первые воспоминания, когда солнце ослепительно ярко разрезало синеву глаз. И слëзы. Восьмой Архонт родился в печали. Тоска… Нет слова ему подобного. Нет слова глубже, больнее. «Печаль» не отражает всего спектра чувств, а вот «тоска» бесподобна в своей игре на струнах души. И душа болела, рвалась куда-то в неизведанное. Была ли это жалкая скорбь по Мондштадту? Или что-то ещё более неосязаемое? Что он искал? Куда направлялся? Хотел ли он ступить вновь на земли, подвластные разве что ветру? Или же ему требовалось что-то иное, чтобы усмирить невыносимое режущее чувство в груди? Ему нужен не тот Мондштадт, каким он стал. Венти нужен город свободы и песен, где на каждом углу раздавались нежные звуки музыки, где реками лилось вино, где одуванчики уносились ввысь мягким облаком. Венти хотел увидеть Мондштадт, в котором ему улыбнулась бы та маленькая девочка, чьи волосы ранее напоминали вовсе не кровь, а спелое яблоко. И она жива, и нет изломанных конечностей, запаха смерти. Она счастлива, она расцвела, выросла, встретила лучшие годы своей жизни. И чтобы по городу бродила Элегия в чужих слегка мозолистых руках. Лук сверкал на солнце, но улыбка затмевала этот свет. А Венти улыбался ему в ответ. И раздавались песни, и храбрый рыцарь выковал свой лучший лук, затем вручив его той, чья жизнь угасла так рано. И тонкие пальцы натянули тетиву, белые волосы сверкнули на солнце далёким воспоминанием. И в этом Мондштадте в небе парил лазурный дракон, рождая мягкие вихри, что вынуждали Ветряные астры в цветочной лавке плясать. В иллюзорном городе свободы царило вечное счастье. В настоящем Венти утопал в горечи. — О, ты уже здесь. — Венти проследил взглядом в направлении звука. К нему приближалась довольно интересная компания, состоящая из Сяо, Люмин и Кадзухи. Последний и попросил их собраться где-нибудь без лишних ушей. Он уже доложил Кокоми о случившемся с ним, вернее, о встрече и разговоре с одним из Предвестников Фатуи, который мог помочь им в высвобождении Камисато Аято, также попросил оповестить обо всём Аяку, чем госпожа Сангономия и занялась. Вот только была ещё какая-то информация, о которой Кадзуха хотел поговорить лишь с ними тремя. — Тогда я перейду сразу к сути, если никто не против. Самое важное я уже рассказал вам всем в присутствии госпожи Сангономии, но есть ещё один момент. Он касается ключа. — меланхолия схлынула мгновенно, Венти тут же напрягся, собрался с мыслями, готовый выслушать новые сведения. — Я попробовал узнать у Хидэ… В смысле, у Скарамуччи о ключе. Я не рассказал ему ни о причинах, ни о твоей истинной личности, Венти, так что не волнуйся. На удивление, Скарамучча знал о том, что такое ключ, что уже меня поразило. Хоть он и не слишком осведомлён, предположение о его местонахождении нашлось. В резиденции Вельзевул есть некая комната, защищëнная особенно сильно. С исключительным правом Скарамуччи на вход — золотым пером — вы сможете туда попасть. Он сказал, что во дворце не найти места, что оберегалось бы больше, чем та комната. — звучало логично. Ключ там, где ему ничего не угрожало. — Пока что мы все пребываем в неведении касательно дальнейших действий. Я так полагаю, госпожа Сангономия и Аяка будут разрабатывать совместный план. Я считаю, что когда мы отправимся за Аято, вы можете пойти вместе с нами, но за ключом. В любом случае мне нужно будет ещё обговорить этот момент со Скарамуччей, да и многое зависит от решения Аяки. — Что с тобой произошло? — вмешалась Люмин, обеспокоенно уставившись на Кадзуху. И действительно что-то с ним было не то. Таким дёрганным Венти его никогда не видел, хоть они знакомы недолго. Люмин, вероятно, тоже уловила странное настроение Кадзухи, плюс ко всему, с толку сбивала чужая шляпа на его голове. Вслух произнесено не было, но Венти полагал, что Кадзуха получил её от Скарамуччи. — Я чувствую в тебе смесь элементов. Ты как пороховая бочка — в любой момент взлетишь на воздух. — Не стоит понапрасну тревожиться, я в норме. — Кадзуха в защитном жесте замахал руками, его нервная усмешка не внушала доверия. — Не ври. — резко осадил Сяо, нахмурившись. — Ты нестабилен. — повышенное внимание отразилось на Кадзухе не лучшим образом. Концентрация бунтующего Электро в воздухе — и, похоже, в его теле — выросла, подавляя спокойный Анемо своей буйной натурой. Кадзуха отшатнулся в сторону в неосознанной попытке сбежать. Этим он подтвердил прозвучавшие ранее опасения относительно его состояния. Под его ногами грохотали грозы, между пальцев пробегали заряды молний. Люмин осторожно потянулась к Кадзухе, но не успела коснуться, так как раздалось громкое предупреждение: — Не трогай его! — она тут же застыла, взор мгновенно переместился на Венти. — Отступите на шаг. — уже спокойнее попросил он. Сяо задумчиво прикусил щёку, всё же послушался, предварительно кивнув Люмин, чтобы и та не отставала. Венти вновь переключился на переполненного элементальной энергией Кадзуху. — Что же ты натворил, мальчишка? — раздосадованный полушëпот. Шелест ветра, в руках появилась уже позабытая за ненадобностью флейта. А ведь он относительно недавно играл на лире, прямо-таки музыкальные деньки какие-то сложились. Жаль, что оба повода для музицирования сомнительные: в первый раз он играл, чтобы привести свои мысли в порядок, во второй — чужие. Сяо наблюдал за ним с придыханием. Как же волнительно видеть инструмент в руках Божества. И если лира оставила после себя только хорошие воспоминания, ведь впервые Сяо услышал её мелодию в тот день, когда они покинули Бездну, то флейта вызывала смешанные чувства. Венти неоднократно играл на ней, чтобы усмирить жестокую демоническую кровь в жилах Сяо. Естественно, что ныне её облик отзывался тёмным пятном на сердце, но в то же время именно успокаивающая песня флейты возвращала ему возможность дышать. Пространство взорвалось от первой ноты, немного надрывной, сбитой, от того ещё более искренней. Венти сделал шаг навстречу Кадзухе, который и вовсе выпал из реальности, а глаза его озарялись холодным светом вспышек молний. Венти не страшился увиденного, он смело двигался вперёд, будто элемент ни в коем случае не навредит ему. Вокруг мельтешил Фурфур, силился закрыть своё Божество от агрессивных лучей, что щипали кожу, били по глазам, вынуждая жмуриться. А Венти не замечал ничего, он словно отстранился от всего и всех. Эмпатии ему достаточно, чтобы понять суть вещей. Кадзухе больно. И физически, и душевно, элементы сражались за главенство, погружали в туманные грёзы, что выбивали из колеи, заставляли сознание мутнеть. Что ему вообще известно об этом ребёнке? Через что он прошёл? Что пережил? Как в столь юном возрасте в нём накопилось столько горькой скорби, оседающей на языке утратой беззаботных дней святого детства? Временами Венти ощущал некое покровительство над смертными. Вложено ли это во всех Божественных созданий самой природой или же дело в ином? Венти легко относился к ним, как равным, не терпел формальности, а ныне и вовсе испытывал настоящее счастье от обычного обращения «Венти». Его не возвышали, на него смотрели также, как на других. Вот что важно. Но наступали моменты трагедии, страха, отчаяния, когда люди сгибались от пожирающих их эмоций. И что-то менялось. Хотелось защитить, уберечь, подставить своё плечо, пообещать всё исправить. Это происходило постоянно. Венти внезапно убрал флейту, сократил оставшееся расстояние между ним и Кадзухой, тёплые руки легли на щёки, лоб коснулся лба. Венти и сам не помнил откуда пошёл этот жест, привычка успокаивать именно прикосновением лбом лба, шляпа съехала слегка назад и только чудом не упала. И в такие моменты в нём рождалась несвойственная в обычное время снисходительность заботливого родителя, утешающего своё рыдающее чадо. Электро покалывал кожу, однако отступать Венти не намеревался. Лёгкие волны Анемо перетекали в тело Кадзухи подобно обезболивающему, Божественная энергия оседала в сосудах, усмиряла бурю, обратив шторм в невесомый бриз. — Да хранит тебя ветер. — так принято желать лучшего на его покинутой земле, что отвергла своего Архонта. Или же он сам от неё отвернулся? Мондштадт… Сколько много было в стране свободы, песен, вина и одуванчиков. — И чтобы каждый твой шаг сопровождался шелестом листьев. И среди их ласковых голосов ты обретёшь дом. — Кадзуха позволил векам сомкнуться. Облик багряных клëнов тотчас занял все его думы, как и образ того, кто самовольно поцеловал его, нацепив на голову эту глупую шляпу. Перевернул весь внутренний мир с ног на голову и ушёл, как ни в чëм не бывало. — Не взваливай всё на себя. Если тебе нужно выговориться, то давай. — Венти заметил, что испытывал к Кадзухе ещё одно особое родство, причиной которому стал их общий элемент. Описать свои ощущения ему крайне тяжело, поэтому он не стал и пытаться. Если предположить, что ключи Архонтов как-то связаны с желаниями, то что насчёт элементов? Могли ли они тоже иметь связь с волей своего Божества? Но хоть у Венти и нового Анемо Архонта был один элемент, их желания точно разнились. Тогда почему Кадзуха казался таким родным, близким? Впрочем, всё ли нужно сводить к логическим объяснениям? Не исключено, что они всего-навсего похожи в плане характера, внутренних черт. — Надо бы его посадить куда-нибудь. — Венти обратился к неподвижно замершим Сяо и Люмин, медленно отстранился от Кадзухи, убедившись, что его кожу больше не колол Электро элемент. Венти любил красоту и умел её ценить. Лунная бездна — как местные называли озеро, служившее входом в Энканомию — и днём сияла неописуемо. Отвлëкшись от созерцания таинственных глубин, Венти взглянул на остальных. Кадзуху усадили на землю, чтобы тот привёл себя в норму, Люмин о чём-то переговаривалась с Сяо, и у них очень даже неплохо строился диалог, учитывая нелюбовь последнего к лишним беседам. Они походили на старых друзей, что вызывало призрачную улыбку в уголках губ. Венти нравилось видеть Сяо таким. Живым, обычным, поддерживающим разговор, увлечëнным, хотя это слишком сильно сказано, но всё-таки. Венти любил красоту. И Сяо в такие моменты был по-особенному прекрасен. Длинные волосы контрастировали со светлой кожей, цветные пряди добавляли потаëнного азарта его виду. Венти знал, что в Сяо жил азарт. Загубленный постоянными испытаниями на прочность, убитый вместе с частью души, но он был. — Простите, что заставил вас волноваться. — из размышлений вырвал поникший голос Кадзухи. — Я сам толком не знаю, что произошло. Я пытался пробудить второй Глаз Бога, у меня это почти вышло, но солдаты сëгуната объявились не вовремя. Пришлось прерваться. — Дай-ка мне руку. — попросил Венти. Вскоре он бережно обхватил чужое запястье, закрыл глаза, погрузился в ощущения. Не разлепив век, Венти вытянул свободную руку в сторону Сяо. — Ты тоже. — немого вопроса он не увидел, однако же почувствовал. Впрочем, возражать никто не стал. И теперь у Венти наконец появилась возможность сравнить устройство работы Глаз Бога, полученных разными путями — произвольно и от почти-Архонта лично. Хотя он уже наблюдал такую картину у Ëимии, но там и каналы были разрушены, и элемент был иным. Кадзуха же, как и Сяо, обладал Анемо, несмотря на то, что в его теле сейчас присутствовал и Электро. Второй элемент пытался слиться с первым, энергетические сосуды с непривычки были натянуты до предела, так как изначально не приспособлены сразу к двум стихиям. В остальном устройство почти не отличалось, разве что переплетение каналов имели несколько различный вид. И то не исключено, что у каждого человека в принципе может быть своё уникальное строение. Венти осознал одну ироничную мысль — и Сяо, и Кадзуха вмещали в себя две противоборствующие силы. Один — демоническую и Божественную, второй — Электро и Анемо. — Судя по всему больше таких крупных всплесков не должно быть. Всё это лишь последствие резкого прерывания сложного ритуала по объединению двух элементов, но лучше тебе пока не пытаться применять Электро. Мало ли. — он отпустил чужие руки, поднялся, чуть подпрыгивающей походкой направился к Лунной бездне, что сияла ярче многих драгоценных камней. Венти улыбнулся этому таинству, этому обманчиво светлому мраку. Красиво. Неописуемо красиво. Настолько, что дрожали колени. Это тихая красота, безмятежная, как зов скорой смерти. И в неё хотелось окунуться. — Получается, что какое-то время мы будем все вместе проживать на Ватацуми? Есть идеи чем займëмся? — он играючи развернулся на пятках к остальным. — Что-нибудь непременно придумаем, так? — Люмин приподняла краешек губ, Кадзуха, которому был адресован полуриторический вопрос, кивнул. Сяо задумчиво смотрел на силуэт перед собой, охваченный сиянием Лунной бездны, её жадными лучами, ласкающими кожу. Сяо давным-давно перестал обращать внимание на красоту. И это волшебство настигло его самым невероятным образом. Венти — его наваждение, его мечта. Его сладкий полуденный сон.