Дорога домой

Венти проникся к морским путешествиям особой любовью. Его завораживало бескрайнее водное покрывало, вобравшее в себя все краски неба, невероятный запах, ох, он особенно цеплял. Свежий бриз, трепещущие на ветру Сесилии — настоящая в его волосах, фальшивые на бедре рядом с таким же иллюзорным Глазом Бога. Венти позволил себе небольшую шалость, свесился через борт корабля, потянулся к воде, но расстояние не позволяло прикоснуться к ней. Тогда он просто воспользовался Анемо, потоки воздуха хватали капли, подбрасывали их вверх, кружили в хаотичном танце. В беспорядке скрывалось неведомое очарование, понятное не каждому. В природе живых существ всё комплектовать, неважно смертные это или Божества. Но вселенная стремилась к иному, к энтропии. Она проявлялась во всём: в распаде солнечных лучей на блики, в разлетающихся каплях воды, даже в превращении в Божество не было конкретного алгоритма. Все вокруг были свято убеждены в необходимости систематизации, например, планировке своего времени для достижения наибольшей продуктивности, но есть ли в этом смысл, если сам мир диктовал им хаос? Венти не поддерживал ни одну из диаметрально противоположных позиций. Во всём должна существовать мера. Хоть гораздо ближе ему беспорядочность, что лежала в его природе с самого начала, он не отрицал необходимость стратегического планирования, восхищаясь гениальными тактиками вроде госпожи Сангономии. — С погодой нам повезло. — Венти не удивился неожиданно прозвучавшему голосу. Он продолжал перекатывать капли вокруг своих пальцев, разглядывать мельчайшие крупицы света в них. Кадзуха сложил руки на перекладине, через которую перекинулся Венти, устремив взор за горизонт. — Ты можешь упасть. — ему до сих пор тяжело обращаться к Венти так неформально, но старания, безусловно, похвальны. Венти находил это поведение довольно милым. Кадзухе стало лучше после разговора с Сяо. Это заметно, он расслабился, будто сбросил груз с плеч. Венти неизвестно, о чём они говорили, он считал наглостью выпрашивать у Сяо информацию личного диалога. Главное, что он добился своего, и Кадзуха взял эмоции под относительный контроль, что позволит конфликтующим стихиям в его теле прийти к мирному соглашению. По большому счëту Кадзухе всего-навсего необходимо время, чтобы элементы успокоились, и их задача это самое время ему предоставить. Между прочим, у разговора между Сяо и Кадзухой была и другая цель. Наивная, немного детская, но добрая. И имя ей — социализация. Венти видел пользу во взаимодействии между ними не только для Кадзухи, но и для Сяо. Тот слишком тяжко шёл на контакт, Венти не брался его осуждать, но помочь хотел. Такими маленькими шажками, осторожными и неспешными, он собирался помочь Сяо выбраться из той клетки, куда тот себя добровольно загнал. Потому что Сяо не такой, ему не чуждо общение и чья-то компания, однако он слишком отвык от подобного, обжёгся ни единожды, когда его привязанности оставили на сердце рубец, после чего отступил в тень, скрывшись от лишней боли. С родной сестрой он не раскрывался полностью, между ним и Ху Тао оставалась огромная пропасть, железная стена. Поэтому Венти поступил правильно. По крайней мере, он надеялся. — Я контролирую положение, так что падение мне не светит. — со смешком отозвался Венти. Его ноги не касались пола, будучи согнутыми в коленях, а ещё Кадзуха заметил, что он был без обуви. Его слегка смутило это обстоятельство. — Сяо отсыпается в каюте, и мне без него скучно. Имею право себя развлечь. — он лукавил, говоря о скуке. Венти наслаждался светом дня и ветром, гуляющим по коже. — Госпожа Камисато сообщила, что нас должен встретить тот детектив. Это точно нормально? — в последних инструкциях Кокоми действительно имелась такая информация. — Если Аяка доверяет Хэйдзо, то и я тоже. — порыв ветра попытался сорвать шляпу с головы Кадзухи, тот проворно предотвратил трагедию, придержав дорогую вещь. Ему ещё предстояло вернуть шляпу владельцу. И это далеко не самый смущающий момент. — Мы приближаемся к порту. — Венти выпрямился, прерывая игру. Он сладко потянулся, каждая мышца отозвалась приятным спазмом. Голые стопы соприкасались с деревянным бортом корабля, Венти наслаждался свободой от тяготившей его обуви. Шрамы на ногах давно зажили, но повторять этот опыт Венти не спешил, хотя и очень желал выбросить сандалии в море на съедение пучинам. Кстати о шрамах, его ладонь полностью зажила, за что следовало поблагодарить Кокоми. Венти уже давно снял бинты и теперь периодически взгляд цеплялся за рваный участок кожи. Не то чтобы травма была такой уж заметной или мерзкой, совсем нет, просто Венти по-прежнему не свыкся с мыслью, что его тело настолько смертно. К потребности в еде и сне он скоро привык, к уязвимости тоже, учитывая его длительный опыт пребывания в беспомощном и жалком состоянии, к шрамам же — нет, абсолютно нет. Он не считал их отвратительными, скорее, само их наличие выбивало из колеи. Он походил на человека. Но после разговора с Сяо закрались сомнения — а нужно ли ему это? — Пожалуй, пора будить Сяо и использовать иллюзию. — Венти заторможено кивнул, ему понадобилось пару секунд чтобы вернуться в реальность. — Да, ты прав. — рука на плече Кадзухи, голубоватое сияние в левом глазу. Печать распускалась подобно цветку под чужими пальцами, жаль Кадзуха не способен оценить этой красоты в силу того, что не видел её. Пусть лицезреть печать он не мог, но эфемерное пламя в чужом глазу завораживало не в меньшей степени. — Как ты себя чувствуешь? — Как переполненный сосуд. — честно ответил Кадзуха. Дорогого ему стоило открыть правду без утайки. Венти не сдержал улыбки, надо же, и без сопротивления раскололся. — Неудивительно, человеческое тело не приспособлено к сосуществованию сразу двух элементов. Посмотри на Люмин, хоть она и способна переключаться между стихиями благодаря синхронизации со статуями Семи, но элементы в ней сменяли друг друга по очереди. — Венти закончил с наложением печати на Кадзуху, приступил к своей собственной. — Твой случай уникален с самого начала. Глаз Бога не разрушился после смерти владельца — где это видано? И теперь ты пробуждаешь его, подчиняя чуждый тебе элемент. — Венти закончил с маскировкой, уставился Кадзухе прямо в душу. — Ты ведь понимаешь, что при всём при этом Электро Глаз Бога, который ты вернул к жизни, уже не тот, что принадлежал твоему другу? Он меняется вместе с новым владельцем. Есть схожести, но он другой, Кадзуха. Я вижу, как печати оживают, перестраиваются под тебя. — он замолчал, сам толком не осознавая, зачем всё это выдал. Размышления вслух? Его интересовала природа Глаза Бога. Если предположить, что ключи Архонтов — это воплощение их желаний, то возможно ли, что и Глаза Бога являлись чем-то подобным? Просто предположение, каких-то конкретных доказательств у него не нашлось. Венти задумался над вероятностью такого из-за перестройки Глаза Бога. Сменился владелец, сменилось желание, соответственно, и Глаз Бога. К тому же Венти как-то принялся изучать скопления печатей, коим являлся Глаз Бога, и обнаружил пару интересных символов, которые ему не удавалось ранее разобрать из-за их плотного расположения друг к другу — они наслаивались, переплетались так туго, что становились похожи на истинное воплощение хаоса. В общем, Венти разобрал что-то похожее на знак сна или же мечты. Ещё одна трактовка — желание. И это имело смысл. Ключи Архонтов, в теории, их желания, Глаза Бога для людей являлись столь же сокровенными, хотя те и не сходили так с ума из-за них, как Архонты. Это было бы логично, или Венти искал взаимосвязь там, где её нет. Вселенная стремится к беспорядку, живые стремятся этот беспорядок, наоборот, упорядочить, нарушая тем самым естественный ход вещей. И Венти исключением не был, пусть и любил в какой-то степени хаос. Потому что хаос тоже часть свободы. Венти отправился будить Сяо. Его вновь нагнали кошмары, поэтому Венти предложил использование печати для борьбы с ними. Сяо не стал сопротивляться. И да, Венти было жалко его вырывать из мягких объятий блаженного сна. Расслабленное лицо, чуть подрагивающие ресницы, разметавшиеся по подушке волосы — всё это завораживало Венти. Он опустился на край кровати, осторожно убрал длинную цветную прядь со лба Сяо, отчего тот немного поморщился. Интересно, Итэр тоже был свидетелем такой картины? Неоднократно? Так, ему не следовало думать о подобном, тем более с тем внутренним негативом, на который у Венти не было права. Печать с тихим треском слетела, Венти чуть потряс Сяо за плечо, чтобы привести в чувства. Недовольное ворчание, затем он принял сидячее положение, уставившись мутным взглядом на Венти. Тот скрестил ноги на кровати, голубой узор на ноге привлёк внимание. Витиеватые линии гуляли по бледной коже сущим наказанием для выдержки Сяо. Раньше он старался не позволять себе задерживать взор на ногах Венти, особенно на той, где располагалась Божественная метка, но теперь оказался бессилен перед какой-то одновременно и озорной, и грациозной красотой. Сяо знал, что под одеждой Венти скрывается ещё больше узоров, ему удавалось зацепить краем глаза какую-то часть — всё-таки они жили в одной комнате у Голд, да и вообще провели вместе довольно много времени. На левой руке располагалась длинная вязь символов небесного цвета. Такого же тусклого, как и на левой ноге, но не менее прекрасного своей изящностью. Когда Венти закатывал рукава, можно было заметить небольшой участок. Если задуматься, то все символы, о которых знал Сяо, располагались по левой стороне тела будто специально. Иронично, что и шаманское зрение тоже выбрало своим пристанищем именно левый глаз Венти. Также Сяо смутно подозревал о метке посередине груди, где-то на рёбрах ближе к низу, но её рассмотреть у Сяо вообще возможности не было. Для Архонтов абсолютно естественно иметь узоры по телу, но впервые Сяо уделял этому факту столь пристальное внимание. Он много раз лицезрел покрытые метками руки Властелина камня, где вообще не виднелось чистой кожи, однако не испытывал ничего особенного при взгляде на них, разве что в детстве его сковывал некий восторг, казалось, что в золотых узорах на тёмном фоне, что напоминали треснувшие недра земли, хранилась неописуемая сила. В принципе, так оно и было. А вот с Венти история совсем иная. Узоры вызывали трепет, желание прикоснуться, ощутить эту нежную красоту под кончиками пальцев. Возможно, и не только пальцев… Тело Венти напоминало белый холст, усыпанный символами, что оставил явно мастер своего дело — настолько восхитительно они сливались друг с другом в пленительном танце. — Можешь кое-что попробовать? — как-то робко попросил его Венти. Пришлось настойчиво прервать поток мыслей, направленный исключительно на неземную красоту Божества перед ним. Сяо уверенно кивнул, показывая, что готов выслушать. — Посмотри на мою душу. Как в тот раз с Ëимией. — Зачем? — недоумевал он. Венти неопределённо пожал плечами. Возможно, причиной его интереса послужил недавний разговор на тему того, что Венти не знал своего прошлого? Но на что он рассчитывал, прося Сяо изучить его душу? — Я же говорил, что не слишком хорош в этом направлении. Я вряд ли что-то увижу. — Венти поник, отвёл взгляд. Невозможно наблюдать за его подавленностью, хотелось прижать к себе, успокоить, пообещать, что всё будет хорошо. Сяо глубоко вздохнул и сдался. — Иди сюда. — пальцы обхватили подбородок, настойчиво притянули к себе. Ближе чем стоило, Венти ощутил тепло дыхания на губах отчего вмиг залился краской. — Смотри мне чётко в глаза. — он и кивнуть не смог, так и замер в оцепенении. Что-то кольнуло. Сначала в области глаз, безболезненно, но дискомфортно. Венти захотелось проморгаться, чтобы избавиться от неприятного ощущения, но он сдержался, догадываясь, что помешает этим. Раздался новый укол, однако Венти не понял, где конкретно. Где-то внутри? Под лопатками? Между рëбер? Везде и сразу? Тут глаза Сяо вдруг загорелись жëлтым, нет, золотым. Обворожительно, чуть пугающе. В ярком свете очей напротив он разглядел собственное отражение. И понял — его глаза тоже сверкнули. Небесно-голубой откликнулся на золотые искры. И небо ожило в узорах, метка на ноге окрасилась в свой истинный цвет. За слоями одежд сложно было разглядеть, однако тусклое свечение говорило само за себя — все узоры на теле сделались ярче. Спустя пару мгновений Сяо отпустил его, прервав головокружительную сцену. Он отчего-то хмурился, вдруг поëжился, поджал губы. Лопатки почему-то заныли, как если бы Сяо резко потянулся после сна. — Твоя душа откликнулась на зов. Помнишь, что я тебе тогда сказал? Шаманы видят души исключительно в момент активности. Проще говоря, я запустил импульс, на который откликнулась твоя душа, поэтому она стала для меня в какой-то степени видимой. Но, опять же, мне это не дало никакой информации. Я не вижу твою душу, как положено, просто знаю, что она реагирует на меня. Всё же это не моя специальность. — Венти склонил голову набок, став похожим на маленькую птичку. Он прищурился. Ложь. Сяо лгал. Нет, слишком сильно сказано. Утаивал, не договаривал какие-то свои промелькнувшие догадки. Он выглядел растерянно. Что такого Сяо обнаружил в его душе? Нет, дело не совсем в этом. Он не видел душу Венти, тут Сяо не соврал, так как лжи в его словах Венти не ощутил ни визуально, ни с помощью эмпатии. Но несмотря на то, что он не разглядел душу Венти, кое-что было. Какие-то мысли, которые Сяо не спешил оглашать. — Когда-то давно Рита говорила, что на моём сознании будто бы есть какой-то блок. — медленно проговорил Венти. — Словно прозрачная стена ограждала его от вмешательства. Этот блок не препятствовал мысленной связи, потому что та была чем-то ещё более глубоким, но он точно был. Не очень сильный, однако факт есть факт. Я подумал… А вдруг и на моей душе был какой-то блок? — предположил исходя из странной реакции Сяо. Тот задумался, осторожно кивнул, подтверждая догадку. Что-то непонятное мелькало на его лице, но вслух ничего озвучено не было. Пока что Венти отступил. Но сконфуженное лицо Сяо будет вспоминаться ему ещё долго. Корабль прибыл в главный порт, где их ожидал Хэйдзо. По крайней мере, обязывался ожидать. Кадзуха весь зажался, ему некомфортно находится в месте скопления такого количества людей, среди которых были и солдаты комиссий — преимущественно Тэнрë, но и люди Кандзë занимали здесь свою нишу. Кадзуха опасался покидать борт корабля, несмотря на то, что на нём иллюзия, и Глаз Бога усмирëн влиянием Венти. Причём удалось скрыть оба элемента, что неожиданно, Венти боялся, что из-за Электро их быстро накроют солдаты на досмотре. Неподготовленные люди обычно не чувствовали Божественную энергию за редким исключением, но для таких задач существовали распознающие артефакты. Конечно, Аяка не была в курсе того, что Кадзуха обзавёлся ещё одним элементом, поэтому и не предположила, что у них возникнут какие-либо сложности, ведь Анемо Венти способен скрыть. К счастью, им повезло, связь между Глазами Бога настолько окрепла, что когда Венти наложил печать на один из них, второй тоже затих. Осталась лишь одна нерешённая задача — сам Венти. Какие-то простые артефакты он способен обмануть, но более мощные его раскроют, сколько бы он не прятался. Венти замешкался, всех, кто был на корабле, направили на досмотр. Он шёл чуть позади остальных, продумывая варианты действий. Его крайне интересовало то, как Хэйдзо вообще их узнает под маскировкой, поэтому дабы облегчить ему задачу, Венти изменил их облик точно также, как в прошлый раз, когда они отправились в город. Если память детектива не подведёт, то всё отлично. Внезапно затылок кольнул чей-то взгляд. Венти сам толком не осознал, как обернулся, грубо перехватил чужую руку, что тянулась к нему. Сработал давний рефлекс, выработанный за годы непрекращающихся сражений. Такая реакция удивила даже самого Венти. Его зрачки сузились, железная хватка грозилась оставить синяки. Почему его так обеспокоило приближение кого-то из-за спины? С самого пробуждения после сна длиной в пятьсот лет с ним подобного не случалось. Однако как только Венти присмотрелся к незнакомцу, всё стало понятно. Его реакция была обусловлена не самим приближением, а тем, что этот парень его видел. Шаманское пламя зрения сигила прямое тому доказательство. Венти быстро узнал Хэйдзо, у того была довольно запоминающаяся внешность. И теперь уж очевидно, почему Венти так взбудоражило его появление. Потому что он ощутил, что смотрят не на иллюзию, а прямо на него. Хэйдзо точно не видел печати, но вот волны от неё разглядел. Получается, что ещё тогда в городе он их, вероятнее всего, раскрыл. Венти прищурился и тоже позволил загореться огню особого зрения. Бегло оглядев Хэйдзо, он пришёл к выводу, что тот шаманом не был — нигде не виднелись следы энергии от характерной метки древнего рода. Значит, он просто везунчик, которому удалось найти учителя для изучения искусства печатей, как и самому Венти однажды. — Добрый день. — радушно поприветствовал Хэйдзо. Они оба отключили зрение, так как уже получили необходимую информацию. Венти отпустил чужую руку, но предпочитал сохранять настороженность. — Что тут происходит? — дышать стало легче, когда к ним подошёл Сяо, заметивший отсутствие Венти. Рядом с ним был Кадзуха. Крепкая ладонь легла на плечо Венти, отодвинув его немного назад. Сяо сурово оглядывал детектива, предупреждая красноречивым молчанием не совершать ничего необдуманного. Он успел заметить отголоски пламени зрения сигила. Знатоки искусства печатей встречались на просторах Тейвата редко, неважно принадлежали они роду шаманов или нет. Как же им везло по жизни, что они наткнулись именно на одного из них. — К чему столько недоверия? Мы на одной стороне. — Хэйдзо двинулся в противоположную от пункта досмотра сторону, махнул рукой, призывая следовать за ним. — Никто не задаст лишних вопросов члену комиссии Тэнрë. Пошлите. — пояснил он, не сбавляя шаг. Пришлось повиноваться. Хэйдзо провёл их в резиденцию Камисато обходным путём, чтобы они не наткнулись на военных. Кадзуху будто порывом ветра несло вперёд. Домой, скорее домой. Он слишком мало пробыл тут в прошлый раз. Хотелось как можно быстрее отыскать Аяку и Тому, крепко обнять их, выражая свою поддержку, показывая, что он здесь, что они вместе справятся со всем грядущим. И тогда он увидел её — девчонку, с которой бегал по двору, резвился под лучами солнца, девчонку, что без задней мысли открывала ему всё, что у неё было на душе. И эта девчонка выросла. Не то чтобы Кадзуха не обратил внимания на произошедшие в ней изменения ранее, но теперь, кажется, убедился окончательно. Как раньше уже не будет. Им не повернуть обратно в сторону детства, не возвратить ушедшие вдаль года. Мёртвых тоже к жизни не вернуть. Кадзуха смотрел на уже совсем взрослую девушку перед собой и ощущал оседающий на ресницах иней. Она больше не побежит прятаться за спинами старших, Аяка сама взяла в руки меч, где в стальном блеске отражалась смерть. Кадзуха отчаянно желал согреть её, уничтожить тот холод, что пустил корни внутри его младшей сестры, но уже поздно, она поприветствовала Кадзуху сухим кивком и вежливой речью. И не было трепетных объятий, улыбки, покоряющей разум. Аяка похоронила свет глубоко внутри под слоем льда. Ныне осталась лишь госпожа Камисато. В грудной клетке стало тесно от переполняющей Кадзуху тревоги. Между ними всегда была особая связь. Томо, безусловно, был лучшим другом Кадзухи, но Аяка недалеко от него ушла. Потому что они были друг к другу ближе по возрасту, что давало им больше точек соприкосновения. Он смотрел на девушку перед собой и не узнавал. То же лицо, глаза, изгиб губ, но Аяка превратилась в чужого ему человека. И невыносимый страх нахлынул вполне закономерно. Кадзуха боялся её потерять. Если быть честным, он всегда был против того, чтобы Аяка училась фехтованию, чтобы на её руках появились мозоли от рукояти клинка. Для него Аяка была маленькой леди, настоящей принцессой. И зачем юной госпоже меч? Умом он понимал, что это необходимо для её безопасности, да и Аяка раскрывалась с новой стороны, когда бралась за оружие. Ей нравилось это, потому Кадзуха никогда ей не препятствовал. Возможно, ему просто хотелось, чтобы хоть кто-то в их семье не познал запаха крови. И вот где они по итогу оказались. — Кадзуха, было бы лучше, если бы ты привёл Скарамуччу сюда, чтобы мы обсудили детали. — ни один мускул не дрогнул на её лице. Ледяная скульптура, прекрасная и безжизненная. Имитация. — Я не думаю, что он согласится. — Понимаю, но всё же попробуй. — как незнакомцы. Кадзуха давил в себе нервный, горький, истеричный смех. — Тому сейчас допрашивают в комиссии Тэнрë. — она говорила об этом обыденно, похоже, его забирали уже не в первый раз. — Когда он вернётся, мы поговорим, как следует. Поэтому я надеюсь, что к его прибытию ты приведёшь Скарамуччу к нам. — как его хладнокровно выставили за дверь. Кадзуха скрипнул зубами от досады. Воображал ли он когда-нибудь, что наступит такой день? Конечно, нет. Яэ Мико редко покидала гору Ëго, предпочитая оставаться там, где её сердце не сковывала тревога — близ Священной сакуры, что когда-то Макото и Эи посадили своими руками в заброшенном храме предыдущего Божества. И именно тогда они нашли маленькую кицунэ. Макото прониклась симпатией к беззащитному созданию, Эи — недоверием. Её нельзя осуждать, она жила тем, что обеспечивала безопасность своего народа. Она дарила им физический покой, Макото — душевный. Яэ Мико никогда не обижалась на Эи. Попросту не умела. Если Макото выступала для неё старшей наставницей и опорой, то Эи юная кицунэ стремилась оберегать сама. Может, она и была сильна в бою, но эмоциональной стабильности ей сильно недоставало. Вот её уязвимость. Отнюдь не постыдная. Так они и жили втроём, поддерживая друг друга на разных этапах. В том была гармония, в том был смысл просыпаться с утра, двигаться дальше, соприкасаясь плечами. Макото — воплощение цветов сакуры, их мягкой текстуры и нежности. Свет, вечный посланник жизни, добрый друг и товарищ, благодетель. Расписной зонт не покидал её рук, улыбка отдавала безграничным пониманием, лёгкой снисходительностью. Эи — это гроза, взрыв красок, вспышка молнии посреди ночи, что пугала своей внезапностью, и гром, следующий за ней. Ей не составляло труда отобрать жизнь того, кого она считала врагом, кто был угрозой для Инадзумы. И Яэ Мико ценила то, что ей удалось перейти из категории «потенциальной опасности» в «друга». Когда копьё, призванное оборвать дыхание, вдруг изменило курс, заслонило собой, а её саму спрятали за крепкими плечами опытного война, Яэ Мико поклялась оправдать то доверие, что на неё возложили обе сестры Райден. Она облачилась в одежды жрицы, а ритуальный жезл, именуемый гохэй, стал её неотъемлемой частью. Характер Яэ Мико отличался озорством и язвительностью, что свойственно натуре любой кицунэ. Она любила выводить людей из себя, лишать их душевного покоя, баланса. И, между прочим, это не очень хорошо сочеталось с её ролью жрицы, чья основная цель прямо противоположна — привести посетителей храма к умиротворению. Яэ Мико училась сочетать в себе новые обязанности в купе с игривым нравом. Она отлично справлялся со своей задачей. Раз в неделю они устраивали пикники, проводили время втроём. Яэ Мико постоянно шутила, нередко смущая высказываниями Эи, а Макото тихо смеялась с их перебранок. А затем снова расходились каждый на свой пост: Яэ Мико отправлялась в только что возведëнный храм, Макото — в столицу и прочие поселения, Эи же затачивала копьё и шагала навстречу войне, оставляя за спиной горы трупов и реки крови. И они жили одной только мыслью — собраться снова на том же месте, выпить чаю, отдохнуть. А потом Макото погибла, Эи закрылась ото всех. Яэ Мико пыталась поначалу вытащить её из затворничества, но тщетно. Эи становилось всё хуже. И, в конце концов, она погрузилась в исследования, что окончательно её сломили. Исследования души. Колени дрожали при каждом шаге, как у больного. Кадзуха брёл вперёд, толком не разбирая дороги. В голове было пусто, в ушах стоял звон, его будто оглушили. И дурно. И душно. Он задыхался, хватаясь за одежду на груди, что словно змея перекрывала доступ спасительного кислорода. Он никого из своей семьи не в силах уберечь. Он никого не защитил. Бесполезный. Беспомощный. Жалкий. Каэдэхара Кадзуха похоже так и не вырос. Все вокруг изменились, переступили через себя на благо остальных, он же остался там, в том беззаботном прошлом, где небо было выше, солнце грело, а не обжигало, трава щекотала, а не обращалась острыми шипами, утягивающими ко дну. Сотканный из любви сладкий сон, в котором он был счастлив, где ветер не доносил печали. Где он умел искренне смеяться. Багровые клёны пестрели вокруг. Когда он успел прийти сюда? Ему не нужно задумываться о направлении, ноги сами несли вперёд, туда, где он встретил Хидэко впервые. Кадзуха осел на устланную листьями землю. Казалось, что деревья здесь никогда не прекращали сбрасывать свою крону, царил вечный листопад. Стояла тишина, нарушаемая исключительно шорохом ветра. Кадзуха подтянул ноги к груди, уткнулся в колени лбом, широкие полы шляпы скрыли его от мира. Он не справлялся с накатившей на него тоской, элементы протестующе оживились, уже не скованные печатью Венти. Хаос гнездился в черепной коробке, вызывая тупую боль. Какой же он дурак. И всегда им был. Мальчишка, не отбросивший страхи, живущий воспоминаниями. Он разучился ходить, думать, дышать. Пожалуйста, просто научите его дышать, скажите, как протолкнуть воздух. В его лёгких дыра? Почему он задыхался, что за петля оборачивалась вокруг шеи, рождая грубые кровавые мозоли? Где же достать кислород, как заставить его задержаться в груди на подольше? Он замерзал. Солнце не грело, оно скрылось за массивными кронами. Листья тускнели, теряли свой первозданный вид, беспорядочно осыпались на землю скорбным дождём. Электро щипал кожу, выжигал глазницы, Анемо превратил его лёгкие в вакуум. Сорвать да и бросить проклятые Глаза Бога, однако он не решался. Не от знания, что это бесполезно, что от них не избавиться. Нет, ему не позволяла совесть, въевшаяся под кожу привязанность. И память о Томо. И любовь к Анемо. Глупая, необоснованная, но живая. Встретившись с тем, кто когда-то был Архонтом этого вольного элемента, Кадзуха что-то понял. Необъяснимое, глубокое, скрытое. А Хидэко… Каковы его мотивы? Что сподвигло его на такой шаг? Что значил его поцелуй? Были ли у него какие-то чувства к Кадзухе? А что на счёт него самого? Симпатия, очарованность, детский восторг. Затем проявилось любопытство, жажда коснуться, узнать больше, проникнуться. Раньше Кадзуха не задумывался, но теперь картинка понемногу складывалась. И если бы его сейчас спросили: «Ты хочешь увидеть его?» Он бы незамедлительно ответил: «Да.» Ты хочешь к нему прикасаться? Да. Ты хочешь разделить с ним его боль? Да. А поделиться своей? Миллион раз — да. Ты хочешь быть рядом с ним? Всегда. Быть для него опорой? И желанным собеседником. Ты хочешь его поцеловать? Я не хочу разлучаться с ним. Никогда. Это не тот ответ. Да, хочу. Хотелось, чтобы его обняли, чтобы не было язвительных комментариев, чтобы просто прижали к груди, тихо шепча: «Всё хорошо.» Хотелось быть для него целым миром, хотелось точно так же убедить, что он здесь, он рядом, он готов выслушать весь тот кошмар, что произошёл в жизни Хидэко. И он примет всё без исключения. Хотелось ощутить под пальцами пульс, нежность кожи. Хотелось оберегать и быть защищëнным. Хотелось… Оу. Так вот оно что. Всё с самого начала было на поверхности. Кадзуха влюблён в Хидэко. Он его любит. И это осознание вызвало новый спазм, слëзы обожгли щëки. Если бы Хидэко его сейчас увидел, то точно назвал бы идиотом, рыдающим от какой-то чепухи. — Картина маслом. — Кадзуха крупно вздрогнул от столь знакомого тона совсем рядом. Раздался шорох, с головы медленно сняли шляпу, Кадзуха тут же вскинул ошеломлëнный взгляд. Скарамучча опустился перед ним на одно колено, водрузил шляпу на её законное место, усмехнулся. — Спасибо, что не выбросил её в море. — Кадзуха не ответил, язык прирос к нëбу. Его веки покраснели от слëз, мокрые дорожки блестели на щеках. — Опять ревëшь. — насмешливо припечатал его Скарамучча. — Не реву. — упрямо отозвался тот, утирая рукавом лицо. Чужой смешок резанул, как ножом. — Прекрати издеваться. — он обиженно уставился на веселящегося Скарамуччу. Тот пожал плечами. — Ничего не поделать, ты ведь такой любитель драматизировать. Ну, и? — он подался вперёд, поставил руку около бедра Кадзухи. Тот отпрянул в попытке вернуть утраченную дистанцию. — Что случилось на этот раз? — Скарамучча бесцеремонно обхватил подбородок Кадзухи, повертел его голову в разные стороны, рассматривая результат истерики. — Электро колит мне руку. Что с твоим балансом? Или ты делаешь это намеренно, чтобы я убрался подальше? Тогда бесполезно, меня таким не испугать. И я уже обещал тебе, что не исчезну. Если только ты того не пожелаешь. — Кадзуха ненавидел его за это, за то, что он так легко манипулировал его чувствами, плясал на них, беспощадно топча. — Эй, похоже ты кое-что забыл. — растерянность, смятение. Скарамучча нагло ухмыльнулся на невинную реакцию. Большой палец оттянул нижнюю губу Кадзухи, чуть надавил. Невероятное зрелище, от которого всё внутри замирало. — В тот раз была только предоплата. — в тот раз… Кадзуха вспыхнул в цвет кленовым листьям, которые уже не казались тусклыми, как до появления Скарамуччи. Теперь всё пылало, сияло, сверкало, ослепляло. — Почему ты всё это делаешь? — шёпот Скарамучча разобрал с трудом. — Какой в этом смысл? — прежде чем он бросил бы лаконичное «какая разница», Кадзуха сорвался. — Ответь мне правду, чтоб тебя! Хватит сводить меня с ума! Ты хоть представляешь, что со мной делаешь? Как я себя чувствовал всё это время? Не играй со мной, не играй с моими чувствами! — Какими чувствами, Кадзуха? — голос звучал удивительно спокойно, даже как-то нейтрально. Не тени усмешки, вполне серьёзный вопрос. Кадзуха заупрямился, мотнул головой, вырвался из плена цепких пальцев, отвернулся. — Ответь или я сделаю это за тебя. — и снова тишина. Уголок губ Скарамуччи приподнялся, возвращая его лицу привычную хищность. — Как пожелаешь. — шляпа оказалась отброшена в сторону. Кадзуху резко притянули за шею таким образом, что он оказался прямо на коленях Скарамуччи. Он смущëнно вскрикнул, упëрся ладонями в чужие плечи, попытался отстраниться, но другая рука крепко удерживала его за талию, не позволяя сдвинуться. — Ты без ума от моих прикосновений. — в доказательство своим словам он невесомо погладил заднюю часть шеи Кадзухи, вызывая мурашки по телу. — От моих губ на твоей коже. — лёгкий поцелуй под подбородком, зубы царапнули плоть, оставляя красноречивые следы. Кадзуха весь трепетал, полностью отдаваясь воле Скарамуччи. Но гордость всё ещё скреблась в нём, отчего Кадзуха показательно сморщился, как если бы ему было неприятно. Едва ли ему поверили. — От моих рук, сжимающих тебя. — хватка на талии усилилась, Кадзуха подавил рвущийся из груди жалобный стон. Затуманенные глаза с мольбой смотрели на Скарамуччу. С мольбой прекратить эту пытку. И тот расплылся в ещё более довольной улыбке, притянул Кадзуху ближе к себе, надавив на шейные позвонки. — И ты жаждешь, чтобы я тебя поцеловал. Губы на губах, одно дыхание на двоих. Абсолютный хаос, как внутри, так и снаружи. Хаос — воплощение вселенной. Получается, что Кадзуха ощутил сейчас истинную суть всего мироздания, его беспорядочность и вольность. И шёпот полный вырвавшейся наружу страсти, который утонул среди клëнов. Но Кадзуха расслышал каждое слово. Расслышал, и пропал. Навеки в этих руках. — Ты любишь меня, Кадзуха.