Дорога домой

Аякс любил давать короткие сводки о своих многоуважаемых коллегах всем, кто его об этом не просил. Пожалуй, все те слухи о Предвестниках, что разлетались по Тейвату, уходили корнями именно к нему. Он чуть ли не вприпрыжку скакал по комнате, пакуя вещи к отплытию. Зараза Дотторе задержался, поэтому и Аякс был вынужден остаться в Снежной дольше, чем ему хотелось бы. У него сложные отношения с домом. Он любил родителей, младших братьев и сестру, Снежную в целом. Но ему здесь было тошно. Преимущественно из-за невозможности видеться с Чжун Ли, однако есть и другие причины. Главная из них — его семья. Он правда готов был отдать за них жизнь, но их нравоучения утомляли и… Было кое-что ещё, покрытое гнойниками, вспоротыми старыми шрамами. Аякс далеко не тот ребёнок, каким был до падения в Бездну, но родители упрямо не желали этого принимать, что сильно обострило их взаимоотношения. Поэтому Аякс предпочитал вообще не появляться дома во избежание конфликтов. Ладно, что-то он ушёл не в ту степь. Он наконец выбил себе право наведаться в Ли Юэ, так к чему думать о плохом? Если ничего непредвиденного не случится, то он даже сможет остаться на Праздник морских фонарей! А что касается его дорогих коллег, то пошли они все лесом! Неадекватный Дотторе с безумными экспериментами, гиперопекающая Арлекино, Коломбина, от которой его просто в дрожь бросало. Нет ничего удивительного в том, что он сошёлся только с номером шесть. Аякс знал, что Скарамучча попал в Фатуи внезапно, будучи завербованным Шутом, как и он сам. У их лидера имелась крайне интересная особенность выслеживать интригующие кадры, где бы те ни были. Когда Аякс стал Предвестником, то сразу понял, что Скарамучча отличался от них всех. И не потому, что он не человек. Всё дело в мотивации. Каждый Предвестник, так или иначе, преследовал какие-то свои цели, но не он. Скарамучча был равнодушен ко всему происходящему, и его незаинтересованность во власти сыграла забавную шутку, сделав одним из Предвестников. Царица очень его ценила, она находила апатичность Скарамуччи необходимым дополнением в состав высших чинов Фатуи. В организации даже ходила шутка, нет, подобие шутки — среди Предвестников есть две крайности: Шесть и Одиннадцать. Если Скарамучче было всё равно на судьбу чужой для него страны, он всего лишь коротал время, то Аякс костьми мог лечь, коли потребуется. — Опять сбегаешь? — а ведь почти удалось уйти незамеченным. Аякс поудобнее перехватил сумку, развернулся на пятках, не забыл нацепить улыбку. Его проницательная младшая сестра на спектакль не купилась. — И не попрощался. — Тоня, свет очей моих, ты же не выдашь меня? — приложил указательный палец к губам. Девочка обиженно надула щëки, но что-то не по годам осознанное осело на дне её зрачков. — Ты такой негодяй. Однажды Тевкр точно сорвётся за тобой, а зная его упорство, братик точно тебя из-под земли достанет! — Ну, вы же с Антоном сможете сдержать его порыв? — уже ступил одной ногой за порог. Тоня недовольно проворчала: — Ты нас эксплуатируешь! — Аякс рассмеялся и выскочил за дверь. Тоня закусила губу, сдерживая эмоции. — Дурак. — пробурчала девочка, утирая выступившие слëзы. Ей неведомо, что за дверью Аякс на миг застыл, сделав глубокий вздох. Небывалая усталость пробежалась тремором в конечностях. Когда уже в их семью вернётся мир и покой? Кадзуха разглядывал корни Священной сакуры, любовался переливами молний, их остротой и грубостью. Интересно, осталось ли здесь что-то от души Баал? Он медленно переваривал полученную информацию. Значит, Хидэко был создан руками Электро Архонта, что пыталась вернуть свою сестру, но он не ведал ничего о её истинных мотивах, терялся в догадках, в мучающих его вопросах. Он пережил равнодушие, холод, ужас, предательство со стороны той, кого считал матерью, горькое одиночество, потерю единственного друга. И новость о том, что Кадзуха происходил из клана Каэдэхара окончательно его добила. Что ж, он наконец узнал причину, по которой Хидэко исчез тогда. Но ведь это ещё не всё? Он оглянулся на застывшего Скарамуччу, который, как оказалось, тоже наблюдал за ним. Он собирался с мыслями, чтобы продолжить свой рассказ. — Я не смирился с тем, что так и не получил ответа от Вельзевул. Я возвращался в Инадзуму снова и снова. Всегда с одной целью, с единственным вопросом: «Зачем?» И всегда уходил не с чем. А последний раз… — он кисло усмехнулся. — Стал фатальным. Вельзевул безынтересно глядела в тёмную поверхность чая, кружка слегка дрожала в её руках. Яэ Мико молчала. Изначально она собиралась вытащить Эи из её размышлений, но вдруг одумалась. Её подруга ушла так глубоко в себя, что прерывать её было бы кощунством. Поэтому она терпеливо ждала, пока во взгляде олицетворения грозы промелькнëт искра осознанности. Почему Эи неожиданно вспомнила о том мальчишке? Виной тому компания Яэ Мико, что всегда навевала ушедшие во мрак памяти моменты, будь то беззаботные посиделки втроём, смерть Макото или создание Куникудзуси? Что испытала Эи, когда увидела мальчишку впервые? Ужас. Она поняла, что ошиблась, что ничего не вышло, что душа её сестры изменилась до неузнаваемости. Это уже другая личность, не Макото. И она сбежала, в панике бросилась в ноги к Яэ Мико, задыхаясь, сгибаясь к земле. Что она натворила? Что?! Все исследования оказались напрасны, дни и ночи проведённые за расчëтами — бесполезны. Её сестра умерла, вместо неё родился кто-то другой. Эи горько плакала, её разрывало изнутри, выжигало, пожирало. Невозможно. Это невыносимая боль. Она смотрела в эти глаза, что хоть и отличались по цвету до неузнаваемости, но были идентичны по форме, по изгибу. Улыбка такая же светлая. Всё в Куникудзуси напоминало Макото, и в то же время имело абсолютно иную суть. И тут послышалось треклятое: «Мама!» Эи сама не помнила, что произошло. Она резко оказалась рядом, замахнулась и ударила отвратительную куклу, что посмела создать своими гнилыми руками. Она полезла туда, куда не должна была. Куникудзуси ошарашенно моргнул, одинокая слеза скатилась по щеке. Он ещё не разбирался в эмоциях, он ничего не знал. Эи стиснула зубы, сжала руки в кулаки до тех пор, пока ногти не оставили красные полосы на коже. Она ненавидела его. Того, кто занял место её сестры, кто смотрел на неё, как побитый щенок, ищущий ласку от того, кто его только что пнул. Вельзевул хотела вцепиться в тонкую шею, разодрать, придушить. Так будет лучше для всех, никому не придётся страдать. И Куникудзуси тоже. Она не в силах дать ему ничего, кроме злобы. Если только она прекратит это прямо сейчас… Эи мотнула головой, встретившись взором с Яэ Мико. Жрица держалась в стороне, была в такой растерянности, что её мелко трясло от ужаса. Вельзевул ненавидела Куникудзуси. Но гораздо больше она ненавидела себя. Ограничить их общение стало единственно верным решением. Спонтанным порывом вышел подарок. Яэ Мико упоминала, что Куникудзуси в качестве оружия подошёл бы катализатор. Эи сидела за рабочим столом, где когда-то создавала тело в качестве вместилища для души Макото. Теперь же перед ней лежал колокольчик. Воспоминания Тулайтуллы — изящное творение рук её покойной сестрички. Переливы серебра и фиолетовых волн Электро — совершенная красота. Почему она это делала? Зачем пересобирала колокольчик, заменяя цветные вставки на холодный блеск голубых цветов леса Тиндзю? Зачем начищала до блеска резные узоры? Она ненавидела это дитя. Но и жалела его. Будучи обозлëнной на весь мир, она знала, что ничего дать Куникудзуси не в силах. Всё на что она способна — пустить под кожу мальчика яд. Поэтому она раздирала пальцы в кровь, пока занималась усовершенствованием катализатора. Ей казалось, что Куникудзуси подойдёт голубой цвет. — Превосходная работа. — Яэ Мико накинула на её спину тёплый плед. Ночь выдалась прохладная, Эи перепад температур ничем не угрожал, но и приятного мало, потому забота немного растопила айсберг среди грозового шторма. — Куникудзуси будет счастлив получить его от тебя. — Ты не можешь сама ему передать? — она приподняла Воспоминания Тулайтуллы над столом, мелодичный звон успокаивал, усмирял кровожадного монстра в душе. — Боюсь, я только всё испорчу. — Яэ Мико крепко обняла Вельзевул со спины. От неё пахло домом. Веки тяжело сомкнулись. Она без сил. — Он такой добрый ребёнок. Совсем как Макото. — но мальчишка не она. Никак это не исправить. — Я сломаю его, Мико… — в ужасе прошептала Эи. Объятия сделались крепче. Всё случилось, как она и предполагала. Её равнодушие ранило Куникудзуси, отчего подарок омрачился слезами. С каждым днём ситуация накалялась, Эи срывалась раз за разом, а потом подолгу плакала в одиночестве в своём дворце. Она отстранилась от Яэ Мико, перестала воспринимать её опеку, нежность. Вельзевул поросла ненавистью ко всему живому. И результатом стало жестокое решение запереть Куникудзуси. С глаз долой. Лишь бы не видеть эти черты лица, взгляд, уголки губ. Лишь бы не слышать выкрик: «Мама!» И тот выворачивающий наизнанку вопрос: — Зачем ты создала меня?! Она забыла о существовании собственного дитя. И не желала вспоминать. Но однажды он появился прямо перед ней. Уже не было ненависти, только отчаяние, взращенное веками, и злоба — прямое отражение её самой. Вельзевул своими действиями породила свою же копию, что презирала всех и вся. Тремор сковал руки, возник необъяснимый порыв прикоснуться к Куникудзуси, успокоить, прижать к себе. Извиниться, объяснить, как всё было, но он был иного мнения, с ходу объявив, что отрекается от того имени, что дала ему Вельзевул. В довершении всего она вновь услышала роковой вопрос. Пелена застелила взор. Она вышвырнула мальчишку прочь. Целый день Эи загибалась в судорогах, желудок скрутил невыносимый спазм, её тошнило, посреди горла встал тугой ком. Сотворённый ею кошмар настиг её вновь. Вельзевул грезила тем, как сломает его шею, но как только образ появлялся в голове, её рвало желчью, кровью. На горле затянулась петля. Воздуха, пожалуйста, просто дайте ей вздохнуть. Она задыхается. Куникудзуси был упрям в своём намерении докопаться до истины. В следующий раз он пришёл уже, как член Фатуи, позже — как один из Предвестников. Он не реагировал на старое имя. Скарамучча приходил вновь и вновь, каждый его визит убивал что-то внутри Эи. Непрекращающийся кошмар. Она рыдала, хватаясь за волосы, выдирая их с корнем. Уйди. Просто оставь её. Прекрати. Она сходила с ума. Зачем она только отдала ему то перо? И почему до сих пор не нашла способа его отобрать? Она ведь способна на это, однако… Будто Вельзевул видела в своих мучениях частичное искупление грехов. Она не знала и половины того, через что пришлось пройти Куникудзуси, а вселенская печаль в его взгляде говорила сама за себя. Эи боялась, что однажды сорвётся, не выдержит той пытки, которой подвергал её Куникудзуси. И её опасения оправдались. — Госпожа, там… Там!.. — Вельзевул вопросительно выгнула бровь в ответ на восклицания прибежавшего стражника. Рядом с ней по обе стороны устроились два гостя с запахом вечнозелёных лесов. Данталион с неизменным моноклем, смысл ношения которого Вельзевул так и не выяснила, и Кусанали в своей детской форме. Они прибыли для обсуждения улучшения охранной безопасности, Дендро Архонты привезли с собой парочку прототипов новых артефактов, предназначенных для распознавания несанкционированного движения на территории резиденции Вельзевул. Зная о важности встречи, Эи запретила беспокоить её. Она уже давно отошла от дел, отдав всё в руки Сары, но на всякий случай наказала солдатам её не трогать. — Он… — Эи догадалась мгновенно о ком шла речь. Она поспешно двинулась навстречу незваному гостю, оставив Дендро Архонтов в недоумении. Ей в принципе тяжело было в их компании. Она завидовала им, тому, что брат с сестрой есть друг у друга, в то время, как они с Макото оказались разлучены навсегда. Глупо? Безусловно. Однако поделать со своими чувствами Вельзевул ничего не могла. Она запретила себе думать о них, сосредоточившись на первостепенной задаче — выпроводить Куникудзуси отсюда как можно скорее. Божества Сумеру не должны увидеть её взвинченное состояние, абсолютную потерю контроля. Пролетев сквозь запутанный коридор, она замерла как вкопанная, увидев Куникудзуси там, куда он соваться права не имел. Неконтролируемая злость вспыхнула под сердцем. — Уйди прочь! — его рука так и не достигла дверной ручки. Что же такого было в столь защищëнной комнате? Скарамучча ухмыльнулся, но пока что провоцировать не стал, сосредоточившись на Вельзевул, что пылала праведным гневом, хотя он ещё ничего сделать не успел. — Что ты здесь забыл? Зачем заявился? — спрашивала ли она в целом или интересовалась, почему его внимание привлекла запертая дверь? Неважно. — Не делай вид, будто ты не в курсе, Вельзевул. — насмешка, холодное обращение. Рука всё же легла на ручку двери, играя на чужих нервах, но открывать не спешила. — Сколько эмоций. Я польщён, что вызываю в тебе такой шквал чувств. — ногти отбивали ритм. Словно он игрался не на резной поверхности ручки, а на костях Эи. — Что там, Вельзевул? Что-то ценное? — Заткнись! — она никогда не справлялась с контролем в его присутствии. Скарамучча убивал её выдержку, губил саму Эи, наслаждаясь этим. Он ухмылялся ей в лицо, тёмный стиль одежды превращал его в древнего монстра из легенд — изобилие тьмы вперемешку с алым, зарницы в глазах. Широкая шляпа с вуалью добавляла некой загадочности. Скарамучча изменился, она совершенно не видела в нём той мягкости и света, что был в мальчике раньше. Виновник тому Эи. — Отойди оттуда. Немедленно. — уже на порядок спокойнее сказала Вельзевул, однако это лишь иллюзия, на самом деле она ходила по грани. — Видишь ли, мне нужно найти какой-то рычаг давления на тебя, чтобы добиться ответа на один мой вопрос, с которым я приходил к тебе уже бесчисленное множество раз. — вскинутый подбородок, жгучая ненависть. Он утонул в той черноте, чьи семена Вельзевул обронила в нём при создании. — Я презираю тебя. Всеми фибрами моей омерзительной души. — его душа рождена из осколка Макото. Он понятия не имел, о чём говорил. — Способна ли ты априори на светлые чувства, Вельзевул? — речь доносилась, как сквозь вату, рассудок помутнел. Эи трясло от вида того, как черты лица, столь похожие на Макото, искажаются в оскале. Тошнота скручивала органы в тугой узел, всё налилось алым. Хотелось кричать. Уйди. Просто исчезни. Оставь всё это. Брось свои попытки. Прекрати мучить и себя, и её. — Ты бросила свою страну, спряталась ото всех. Жалкое зрелище. — кислород. Пожалуйста, дайте ей вдохнуть. Пространство искрилось под давлением Электро, элемент разъедал кожу, глазные яблоки. — Ты мне противна. — пусть он замолчит. Почему этот мальчишка просто не может заткнуться? — Ты хоть отдалëнно представляешь, на что меня обрекла? — ехидный смешок, полный презрения. Эи больше не могла его слушать. Почему он до сих пор жив? Почему не исчез? Почему она не придушила его в самый первый день? — Я ненавижу тебя, Вельзевул. И не понимаю. Абсолютно. — Эи заперла его, надеясь, что больше они никогда не пересекутся снова, что это конец их трагичной истории, но Куникудзуси пришёл к ней, стал требовать ответов. Ручка двери провернулась. Время застыло, Эи медленно осознавала, что произошло. Открыл. Он открыл дверь. — Зачем, в конце концов, ты меня создала? Сдохни уже. Грохот заполнил пространство. Скарамучча закашлялся, не ожидав нападения. Вельзевул крепче перехватила копьё, рванула вперёд. Взор пуст и далëк, казалось, что она полностью отключилась от мира. Пыль и хаос. Пепел. Всё сгорело в ней до тла. Выдержка закончилась, уступив дорогу выжигающей ненависти. Удар за ударом, вспышка, громыхание грозы. Она потеряла связь с реальностью. Хлынула кровь, раздался треск конечностей. Щёку жгло, вероятно, Скарамучча зацепил её. Но бесполезно, куда ему тягаться с Божеством? Он всё ещё слаб и, относительно Эи, юн. Электро Архонт была опытным воином. Что ей стоило растоптать зазнавшуюся букашку? Она перемещалась со скоростью, недоступной для распознавания обычному глазу. Сияющая жатва — острое копьё, что одним своим видом напоминало молнию — разрезало пространство. Просто умри, мальчик. Пожалуйста. Избавь её от тяготы своего существования. Сколько ещё ей надо умолять тебя? Изогнутые конечности, отброшенная в сторону шляпа, изодранная одежда. Скарамучча по-прежнему испепелял её гневным взглядом, лишь слегка припорошëнным страхом. Ничего. Скоро всё закончится. Пусть он простит её за то, что она сотворила его, выбросила в жестокий мир, сломала, превратила в свою же копию. Миллион раз она произносила извинения в собственной голове, но ни одно из них не сорвалось с уст. Ибо она недостойна прощения. Вспышка, Сияющая жертва устремилась точно в грудь мальчишки, что уже не мог пошевелиться. Сейчас. Она избавит его от мучений, как должна была поступить раньше. Яркий свет, столкновение. Эи чувствовала, как копьё вылетело из её рук. Поражëнный вздох, глаза широко распахнулись. — Что ты творишь?! — голос Кусанали звучал не так звонко как обычно, потому что она была в своей истинной форме, а не в облике ребёнка. — Очнись, Вельзевул! — и она действительно очнулась. Рухнула на колени. Скарамучча лежал в неестественной позе в луже собственной крови, его грудь едва вздымалась. Что она натворила? Что она?.. Почему? Нет, нет, нет. НЕТ! Кусанали, убедившись что Эи более не представляла угрозы, бросилась к Скарамучче, проверяя его состояние. Едва ли Вельзевул что-то понимала. Набатом в голове звенела мысль: она убила его. Невинное создание, что стало жертвой её озлобленности. Она убила его. Она посмела считать, что имеет право уничтожить Скарамуччу ради себя, ради него. Она убила его. Растерзала. Заставила испытать невыносимую боль. Этого она и хотела, так? Но если она на самом деле намеревалась его убить, то почему не использовала меч? Мусу иссин расправился бы с Куникудзуси в мгновение ока. Так может она заблуждалась? Ты не хотела его убивать, Вельзевул. — Что с ним? — дрожащий голос на грани слышимости. Кусанали пыталась стабилизировать состояние Скарамуччи. Её лицо побледнело, она то и дело закусывала щëку от досады. Плохо. Катастрофически плохо. — Кусанали? Он жив?! — Эи попыталась подняться, но в итоге обессиленно рухнула обратно. Кусанали не отвечала, воздух пропитался запахом свежей травы, Дендро Архонт снова и снова прочерчивала двумя пальцами острые фигуры прямо над телом Скарамуччи. — Кусанали?! — Был бы он мёртв, она бы не копошилась здесь. — резко осадил её подошедший Данталион. Он ко всему относился безучастно. Его не интересовали такие мелочи. — Кусанали воскрешать не умеет. — Я забираю его в Сумеру. — вдруг припечатала она, удивив до крайности сразу обоих Божеств. — Нет, не забираешь. — Данталион скрестил руки на груди, нахмурился. — Нам не нужен лишний балласт. — Забираю. — упрямо отозвалась Кусанали. Обычно она не перечила брату, однако в данный момент собиралась упрямо стоять на своём. Двумя пальцами — указательным и средним — она сделала короткий жест, обозначающий «наверх». Тело Скарамуччи вдруг приподнялось над полом при помощи прорезавшихся из-под пола корней. — Ему потребуется долгий процесс восстановления. Я присмотрю за ним. — Что это значит? — Эи испытывала смешанные чувства. Замешательство отчётливо проступило на её лице. — Что ты задумала? Если ты намереваешься использовать его для каких-то дрянных исследований, то даже не смей думать о таком! — Очнулась наконец, Вельзевул? — обманчивая нежность детского облика исчезла, так как сейчас Кусанали приняла свою настоящую форму. Статная высокая девушка с переливами зелëнных и белых оттенков, как если бы лианы соткали её тело, а кроны деревьев стали частью очей. — Беспокойство проснулось? Чем ты думала до этого? — она крепко зажмурилась, вжала шею в плечи. Ей так много хотелось высказать Эи. — Я не стану использовать его ни для каких экспериментов. И никому не позволю. Я заберу его, чтобы помочь. И, кажется, ты явно не против избавиться от него. Так в чëм проблема? — Не говори, будто знаешь что-то! — Манипуляции душой Божества — слишком мощный процесс, который отзывается в Ирминсуле сильным импульсом. Я знала о том, что ты сотворила. И брат тоже. Мы не вмешивались, ведь это не наше дело. А теперь я вижу, как ты уничтожаешь ребёнка, которого сама же породила. — она двинулась прочь вместе с бессознательным Куникудзуси. Эхо шагов отзывалось скорбным маршем. — Твоё желание, Вельзевул. — изумрудная радужка сверкнула опасностью. — Оно слабеет. Эи жалела о многих вещах. О людях, которых не уберегла, не успела заслонить копьём от лап смерти, о сестре, чью гибель не предотвратила, не предвидела её порыв, не удержала. И о Куникудзуси. О мальчике, что сломался от её рук. Ненависть и жалость, гнев и скорбь, вина — это то, в чём она растворилась без остатка. Эи сделала глоток уже давно остывшего чая. Горько. Она предпочитала сладости. Отставив кружку, она взглянула на Яэ Мико. Устало, измученно. — Он здесь. — произнесла та. Не было нужды уточнять. Вельзевул закрыла лицо рукой, ущипнула переносицу. — И он знает. Я не говорила ему, так как обещала тебе, но показала корни Священной сакуры, потому что надеялась удержать его от встречи с тобой. Он постепенно догадался сам, ощутив крошечные осколки души Макото, что отзывались в нём родством. Впрочем, он всё равно намерен прийти к тебе, чтобы услышать ответ лично. Мне не удалось его остановить. — что он ощутил, когда узнал правду? Разочарование? Презрение? К чему ему приходить сюда после всего случившегося? Не боялся ли он? На Эи нахлынула странная апатия. Как когда-то она остыла к делам страны, так ныне погружалась в полное безразличие ко всему вообще. Она оглядела встревоженную Яэ Мико, её нервно сведëнные к переносице брови. Жрица порывалась что-то сказать, дабы приободрить подругу хоть как-то. Её участие, её забота согревали. Должны были согревать. Но Эи утонула слишком глубоко. Ледяной тон, наполненный искрами, разрезал тишину: — Уйди прочь. Возможно если бы Скарамучча знал настоящие чувства Вельзевул, то частично понял бы её. Если бы он слышал её слова в тот злополучный день, когда она едва ли не убила его, то смягчился. Но этого не было. Его последнее воспоминание — засловнишая его собой Кусанали. И на этом всё. Ему неизвестно о душевных метаниях Эи, её страхах, её скорби. Он получал от неё либо гнев, либо безразличие. И наполнялся желчью, ядом, что смешался с его кровью, гулял по венам. Скарамучча отравился её злобой. Без шанса на спасение он проваливался всё ниже. Вокруг пылал огонь, разметался в воздухе пепел. Гарь оседала в горле облаками чёрной пыли. Вдохнуть бы, да кислород пропал. В то мгновение, когда он полностью был готов раствориться в пожаре, надеясь, что на этот раз точно погибнет, вспыхнул свет. Запах цветов и травы, что покрывалась свежей росой по утрам. Одно Божество его уничтожило, второе спасло. Дендро Архонт Кусанали. Что Кадзуха мог сказать по итогу, услышав историю Хидэко? Ни одна речь не описала бы всё то, что он чувствовал сейчас. Спрятать, уберечь, защитить — вот какое желание преобладало в нём. Почему Скарамучча справлялся со всем в одиночку? Почему не открылся ему? Кадзуха впервые подумал, что хотел бы родиться на пару веков раньше, только чтобы быть тем, кто вытащит Хидэко из тьмы, чтобы скрасить его одиночество, не позволить яду отравить плоть. Если бы он только мог… — Знаешь, на самом деле я наблюдал за тобой. — внезапно с усмешкой проговорил Скарамучча, ударил ногтëм по металлической подвеске у себя на груди в районе сердца. Мелодичный звон подействовал как-то умиротворяюще. — Волей-неволей по приезде в Инадзуму я искал тебя. Я никогда не позволял тебе заметить моё присутствие, но я был рядом. Потому что не мог отпустить тебя, понимал, что надо, но упрямо продолжал. Я видел, как ты рос, как не по годам развитая смышлëнность обращалась опытностью. — последняя фраза прозвучала надрывно, слегка дрогнувшим голосом. И она разожгла бушующее пламя. Не то кровожадное создание, обращающее всё сущее в тлен. А тёплое, обжигающее, но только немного. Оно согревало в холодные ночи. — Я всегда был рядом. — Кадзуха почему-то улыбнулся, хотя пребывал на грани слëз. Вот оно что. На самом деле Хидэко никогда его не покидал. Всегда был рядом. Так много в этой короткой фразе. Она открывала совершенно новые грани их взаимоотношений. Сомнения отступили. Кадзуха в полной мере осознал, что в своих чувствах не одинок. Конечно, если он спросит сейчас, то Хидэко выпустит иголки, зашипит на него и назовёт всё это бредом сумасшедшего. Кадзуха верил, что однажды наступит такой день, когда Скарамучча ответит ему честно. Пока что он подождёт. Он привык ждать. Кадзуха будет рядом с ним, отныне и навсегда, чтобы услышать, как заветные слова срываются с уст. И неважно сколько времени на это уйдёт, потому что результат стоит того, чтобы ждать. Кадзуха трепетно коснулся заколки в своих волосах. Покуда кленовые листья устилают землю, он будет следовать за Хидэко до конца. — Значит, Вельзевул сегодня делает обращение к жителям Инадзумы? — переспросил Венти, задумчиво нахмурившись. Хэйдзо кивнул в подтверждение. Это был ежегодный ритуал. В преддверии приближения Дня цветения сакуры, Сёгун Райден выходила к людям. Также она появлялась перед народом в сам день памяти Баал. — Она вообще пределов резиденции больше не покидает никогда? — Есть неподтверждённые слухи, но в остальном — всё как я сказал. — Хэйдзо увлечённо рисовал печать на деревянной поверхности беседки, где они устроились. Его увлекла затея пообщаться с тем, кто в печатях разбирался куда лучше него. Хэйдзо обучал искусству шаманов отец до своей смерти, откуда тот научился — непонятно. Возможно, ему просто повезло в один момент наткнуться на знатока, мало ли что в жизни бывает. Венти, в принципе, согласен, учитывая, что у него примерно так и сложилось. — Так, почти закончил. — Венти с любопытством наблюдал за его махинациями, даже Сяо, который тоже погрузился в работу над печатями звука, отвлёкся от дел, развернувшись к Хэйдзо. — Эта печать позволяет показывать свои воспоминания. Хм, например… — Хэйдзо сосредоточился, выбирая, что именно продемонстрировать. В итоге он остановился на моменте их первой встречи. Вся троица — Кадзуха, Сяо и Венти — были под воздействием иллюзии, поэтому внешне их было не узнать. Печать также передавала их разговор в точности, а затем показала тот момент, когда Хэйдзо бросил незаметный взгляд через плечо и активировал зрение: едва различимые нити печати промелькнули в пространстве. Удивительно, воспоминание передавало каждую деталь и гораздо точнее, чем то мог запомнить мозг сам по себе. Например, если спросить Хэйдзо какого-то цвета была обувь у проходившего мимо торговца, тот навряд ли даст ответ, хотя этот детектив полон сюрпризов, но всё же. А эта печать выуживала воспоминания из самых глубин, тем и описывалась детализированность. — Эта штука ещё сыграет нам на руку. А вот бытовые печати шаманов тоже полезны! Спасибо, что научил, теперь жизнь новыми красками заиграет. — Венти ответил ему спокойной улыбкой. Приятно было делиться своими знаниями с кем-то. — Как на счёт того, чтобы сходить на обращение Вельзевул? Всё равно все пока разбежались кто куда. — как гром среди ясного неба предложил Венти. — Пойдём только я и Хэйдзо. — и новая порция удивления, детектив даже закашлялся, Сяо же недовольно уставился на Венти. — Сяо-эр, у Вельзевул особое зрение. Я, конечно, Мастер, но она всё равно может заметить волны энергии, если мы пойдём вдвоём. В одиночку я буду привлекать меньше внимания. — Я не подпущу тебя к ней. — со всей серьёзностью произнёс Сяо. Его волнение вызывало приятное тепло в груди. — Не шути с подобными вещами. Это очень опасная авантюра. — Я не буду к ней приближаться. — поднятые в жесте капитуляции руки. — Мне нужно проверить одну свою догадку, от которой будет зависеть очень многое. Сяо-эр, обещаю, я не пострадаю. Но это важно. Потому что может оказаться так, что всё ещё сложнее, чем мы себе представляли. И Сёгун Райден не та, кем кажется.