Дорога домой

Сайно устал от роли Жреца. Он очнулся посреди бескрайних песков в облике ребёнка, но уже твёрдо знал о том кто он, что ему предстоит. Память предыдущих Жрецов покоилась в его сознании, как книги на полках. Вот только он не считал их, деятелей прошлого, и себя одним существом. Они делили одну память, одну душу, но не личность. Поразительная история, верно? Ведь что представляет собой личность, как не совокупность души и прожитого опыта? Значит, было что-то ещё. Незримое, неподвластное обычному восприятию. Тонкая грань уникальности. Когда Жрец умирал, тут же рождался другой. Потому, открыв глаза посреди пустыни, мальчик ничуть не удивился. Он поднялся на ноги, устремляя взор к одинокой луне, волосы струились по спине жидким серебром, чёрные одежды блестели таинством, мрачные, как таинство вселенной. А позади возвышался дворец царя Дешрета, отбрасывающий скорбную тень. Дворец, ставший гробницей, последним пристанищем Его Величества. Мальчик побрёл вперёд, утопая босыми ступнями в ещё не растерявшем тепло песке. Он чётко знал направление, свою роль и обязанность. Деревня Аару ждала своего нового Жреца. Его встретили с почтением, как благодать Божью. Как и всегда. Мальчику всё время казалось, что люди порой видели в нём не Жреца, не того, кто был самым приближённым к их Богу, а самого царя Дешрета. Потому что он перенял у Его Величества часть внешних черт, чего стоили одни только волосы. И люди забывали, что перед ними такой же человек, как и они. Наделённый даром перерождения, но всë ещё человек. Мальчик приблизился к взволнованной толпе, остановился перед главой деревни, который держал на руках ребёнка. Цветные глаза и глубокого тëмно-синего оттенка волосы. Девочка смотрела на Жреца с благоговением и лёгким страхом. И она будет следовать за ним всю жизнь. К новому имени мальчик привык, как обычно, в кратчайшие сроки. Он сам выбрал его, что тоже было привычным делом. Сайно неожиданно скоро столкнулся с человеком Дендро Архонтов, что пришёл в их деревню с целью налаживания отношений между народами. Как бы повернулась его судьба, если бы Сайно тогда отказал ему, не позволил войти? Было бы ему проще свыкнуться с собственной участью вечного стража пустыни? В любом случае всё это дела давно минувших дней. Сайно самолично открыл путь изменениям, нарушил привычную стабильность. Он не помнил, что случилось с Его Величеством, но хотелось бы верить в непричастность Кусанали. Потому что Боги были друзьями. А царь Дешрет был болен. А затем изменения потекли сами собой, как бурная река, как песчаная буря. Сайно встретил ребёнка леса, и будто что-то связало их неразрывной нитью. Он привык ловить на себе пристальные взгляды Тигнари, хоть и не понимал их значения. Следующая за ним по пятам Кандакия беспокоилась, что не удивительно. Он был для неё самым близким человеком, и, пожалуй, она единственная относилась к нему, как к человеку. Её обращение всё ещё проникнуто уважением, но Кандакия чётко видела границы, она не возводила Жреца в статус всезнающего создания. Сайно — такой же, как и она. Его тяготила ноша Жреца, как маленькую девочку угнетали возлагаемые надежды, статус будущей главы, ответственность. Именно поэтому они нашли общий язык, увидели схожесть их положений. Кандакия боялась, что Сайно уйдёт однажды. Её опасения оправдались, когда Жрец принял предложение стать учеником человека из леса. Почему Сайно так поступил? Он хотел вырваться отсюда. Долг не позволял покинуть пустыню ни одному из его предшественников, и, честно, Сайно не желал повторить их судьбу. Ему хотелось большого: узнать правду того страшного дня, когда пустыня и лес были разделены стеной Самиэль, повидать мир, не скованный песками. Его зацепил Тигнари, было интересно понаблюдать за ним чуть дольше, да и учитель казался приятной личностью. А ещё Сайно для них обычный человек. Вот что было важно. Для Кандакии его уход стал ударом. Она цеплялась за Сайно с юного возраста, видела в нём пример для подражания и просто старшего брата. Сайно наставлял её, обучал, давал необходимую ребёнку поддержку, которой ей не хватало. Он ушёл, сказав, что теперь народ — её ответственность, что она должна стать сильной и встретить Сайно с гордо поднятой головой, когда он вернётся. Кто бы подумал, что Сайно возвратится при таких обстоятельствах? Чувства его растоптаны, сердце разбито, все мысли заняты Тигнари, что бросил его. Сайно отказывался верить, что всё так просто, он же видел, что важен ему. Что произошло? Никаких идей. Глаз Бога искрился молниями, шаги по песку давались непривычно тяжело, плен сильно ослабил Жреца. Почему? Почему Тигнари так жесток с ним? Что произошло за те несколько часов, что он спал? Сайно думал, что теперь уж у них всё наладится, что чёрная полоса их жизни прошла, что отныне они разделят вместе все печали и радости. Он любил Тигнари. Необъяснимо и необъятно. Его смех, закатывание глаз после неудачной шутки Сайно, его сосредоточенность на работе, то, как он в задумчивости прокручивал карандаш между пальцев. Всё в нём было прекрасно, каждая деталь, даже его упëртость, даже брошенные в гневе слова ненависти. Сайно принимал в нём всё без исключения. Он был счастлив в эти годы, оставаясь под опекой учителя и в компании будущего гения Амурты. Учитель… Единственный, кто относился к нему, как к ребёнку. Ведь Сайно им и являлся. Именно Сайно, не Жрец Дешрета. Воспоминания о предшественниках не делали его старше, не превращали в мудреца. Потому что они разные люди. Их память была как историей из книги, запавшей в душу, но не являющейся частью жизни Сайно. Он помнил их, он уважал их, он знал, что их душа едина. Но он всё ещё был ребёнком. И только учитель позволил ему таковым себя ощущать. Он стал для Сайно, как отец. А Тигнари — глотком свежего воздуха для утопающего. Удар за ударом. Странная деятельность учёных, долг генерала Махаматры. До чего иронично, он променял одну ответственность на другую. Видимо, ему никогда не избежать этой участи. И его обязанности шли вразрез с убеждениями Тигнари, между ними родилось недопонимание. Ссоры, скандалы, арест. Смерть учителя. А затем Электро Глаз Бога избрал своим хозяином Сайно. Презабавно выходило. Этот элемент Жрец получал не в первый раз, даже не так, все предшественники, удостоившиеся благословение, получали исключительно Электро. Потому Сайно прекрасно осведомлён о том, как лучше использовать этот Глаз Бога. Жаль только, что он чудовищно слаб сейчас. А потом пришёл Тигнари, и родилась слабая надежда на лучшее, разбившаяся с рассветом. И клятва, что отныне Сайно всегда будет на стороне Тигнари, поверит ему, несмотря ни на что. Он никому никогда не говорил о своей способности видеть мечты людей. Этот дар перешёл к Жрецу вместе с серебром в волосах. Мечты бывали самые разные, великие и простые, благие и ужасные. И по ним можно было неплохо судить о личности. Мечта их учителя была приземлëнной и очаровательной — воспитать своих учеников достойно, Кандакия всегда желала стать хорошей главой, которой жители деревни могли бы гордиться. Мечта Кусанали почему-то не желала открываться. Встреча с ней вообще походила на сон, от которого не хотелось просыпаться. Благодаря этому Сайно смог вспомнить, как погиб царь Дешрет, а также то, что первый Жрец обещал Его Величеству защищать Кусанали. Правда, пока Сайно не представлялось возможным исполнить его волю. Мечты Тигнари менялись по мере взросления. Сначала — поступить в Академию, затем — стать лучшим в даршане, ещё позже — найти лекарство от элеазара. Но в тот день, когда их пути окончательно разошлись, Сайно не видел ничего. Абсолютная пустота. Тигнари перестал мечтать. Пески, запах дома. Приход Сайно не остался незамеченным, к нему стремглав примчалась та самая девочка, что уже давно выросла. Зажатое копьё в руке, серьёзный взгляд. Но вскоре угроза пропала, стоило ей только получше рассмотреть незваного гостя. Оружие исчезло, улыбка появилась на губах. Она встретила его с гордо поднятой головой, как и должна была. Разноцветные глаза сверкали на солнце. Однако опьянение от долгожданной встречи не продержалось долго, Кандакия уловила разъедающую печаль Сайно. Может, в её понимании он и вернулся домой. Вот только теперь его дом находился не здесь. Жизнь пошла своим чередом, но Сайно будто выпал из неё. Он мог подолгу смотреть вдаль, туда, где за стеной Самиэль ветвились леса, где остался тот, кого он любил. Кандакии больно видеть Сайно в таком отчаянии, она старалась помочь ему, но безуспешно. Жрец лишь слабо улыбался одними глазами, говоря, что всё в порядке, и Кандакия зря беспокоится. Она не верила ни единому слову, что было в новинку для них обоих. Сайно тот, кто никогда не лжёт. Но лгать о своём состоянии для него оказалось проще простого. Сайно сжимал переданный ему от Тигнари дневник. Барбатос настоял, чтобы тот немедленно ознакомился с его содержимым, и только потом они поговорят. Сайно скрылся в доме главы, где жил вместе с Кандакией, и всё никак не решался открыть дневник. Его руки дрожали. Тигнари вдруг решил связаться с ним? Но почему? Что-то случилось? И каким образом здесь оказался запертый пять веков назад в Бездне бывший Анемо Архонт? Тревога стремительно нарастала. Что скрыто на этих страницах? В порядке ли Тигнари? Что сподвигло его вспомнить о Сайно? Случилась беда? Жрец тот, кого сложно напугать сражением, болью, смертью. И сейчас он боялся. Не за себя, а за другого, за того, кто был его смыслом. Глубокий вдох, последовавший за ним рваный выдох. Дневник медленно раскрылся перед ним. Венти удалился от непрошеного внимания местных жителей, забравшись на возвышенность, откуда виднелась гробница Дешрета. Внизу, за спиной, кипела жизнь, впереди развернулись картины прошлого, где облик маленького Архонта заворожëнно следовал за опытным воином и правителем суровых земель, где юный Барбатос с восхищением любовался прямой спиной Дешрета, думая, что даже его выработанная, выстроенная, собранная по фрагментам стараниями Моракса осанка не шла ни в какое сравнение с величием повелителя песков. Хмыкнув, Венти бесстрашно свесил ноги с обрыва, нагревшийся на солнце песок обжигал ладони, воздух оседал в лёгких расплавленным металлом. Сейчас бы съесть парочку орехов аджиленах, и точно вернулся в детство. Не хватало только слишком уж проницательного взора Дешрета и незримой опеки Астарот. Когда-то он опасался Туманов — людей пустыни, способных видеть будущее. Но однажды всё-таки он узнал о грядущем. Так как их формулировки очень расплывчаты, предсказания не делали судьбу неотвратимой. Туманы говорили, что видели на той дороге времени, по которой на данный момент следовал мир, но её всё ещё можно было изменить благодаря неточности их речей, особенности взгляда на время. Барбатос тогда прибыл в Сумеру вместе с Ухао. У него уже состоялся странный разговор с Кусанали, в ходе которого ему не удалось выяснить, что произошло с царём Дешретом. Барбатос принял решение отправиться в пустыню, но и там толком ничего не узнал. Лишь повстречал Жреца, чья внешность по непонятным причинам несколько изменилась. И тот неожиданно принёс ему предсказание от Туманов. Почему оно адресовано ему — неизвестно никому, кроме них, но объяснять свои мотивы они не станут. Слишком опасно, ведь можно по случайности повлиять на судьбу, сделав её неизменной. — Туманы видят птицу. — чтобы это значило? Барбатос задумчиво потёр подбородок. — Где? — осторожно спросил он, пытаясь внести немного ясности. — Неверный вопрос. — Жрец стянул с лица маску, отложив ту в сторону. В радужке виднелись фиолетовые прожилки, совсем как у Дешрета. — Когда? — предположил Барбатос, на что получил подобие улыбки. — Уже лучше. В далёком потоке Священной реки. — будучи немного знакомым с культурой пустыни, Анемо Архонту не составило труда догадаться, что подразумевалось под «Священной рекой». Речь шла о времени. — Будущее? — И прошлое. Связующая нить. — что ж, теперь он понимал, почему Рита говорила ему не беспокоиться о предсказаниях Туманов. Они настолько запутанные, что начинала болеть голова. Барбатос устало провёл рукой по лицу, серьга, что на самом деле являлась ключом, качнулась. — И будет пятнадцать фрагментов, слившихся в семь частей. Они откроют путь в неизвестность. — Жрец встретился с потерянным взглядом Барбатоса. — Это всё, что я могу сказать. Туманы — таинственны по своей природе. Они явно пришли с других земель, о чём говорила их необычная внешность. Со слов Астарот раньше они могли предсказывать будущее по отдельности, но теперь их сила работала только в процессе совместных усилий. Они ослабли вдали от дома, где особая энергия подпитывала их способности. Сейчас же они лишились источника силы, а из-за смешения крови с местным населением новые Туманы становились слабее, требовалось всё больше предсказателей для ритуала, чтобы сделать хоть маленький шаг в будущее. Вообще, они способны видеть ещё и прошлое, но этот дар также постепенно покидал их. Астарот упоминала, что тот факт, что они сохранили хотя бы такую малую часть своих способностей, уже удивителен и возможен только благодаря присутствию Артерий земли, что в пустыни пролегали очень близко к поверхности. На вопрос о том, откуда же пришли Туманы, ответа от Астарот не последовало. Она точно знала их происхождение, но намерено умалчивала. Сколько же она скрывала от Венти? Чем больше он задумывался, тем хуже ему становилось от осознания. Много. Загадочная Богиня времени была ему ближайшим товарищем, однако очень многое не рассказывала ему по какой-то причине. И это расстраивало, местами пугало. Ведь он так доверял ей. Что касается предсказания Туманов, то Венти вспомнил его как нельзя кстати, но лучше бы сделал это раньше. Ведь уже здесь шла речь про зловещую цифру пятнадцать. Неужели Апостолы? И то, что они сливались в семь частей, возможно, подразумевало попарную связь с семью элементами и Архонтами. Время, связь между будущим и прошлым… Когда-нибудь вопросы начнут убавляться, а не разрастаться в геометрической прогрессии? — Не нужно столько настороженности, девочка. — бросил Венти, не оборачиваясь. Иногда он сам не замечал, как менял манеру поведения, что проявлялось в несколько снисходительных обращениях. Не от высокомерия, а под влиянием прожитых лет. — Я чувствую твоё волнение. Не беспокойся, у меня нет дурных намерений. — приближающиеся шаги, рядом с ним остановилась Кандакия — успел выяснить от Сайно имя главы деревни Аару. — Ты одна из Туманов, верно? — она старалась не показывать удивления, что хорошо получалось, но против эмпатии Венти подобные притворства бесполезны. — Вас легко распознать по цветным глазам. И в целом внешность твоя примечательна. — цвет волос не типичен для жителей пустыни. В основном тут преобладали тёмные цвета, но точно не глубокие синие краски. — Твоя слежка за мной вполне оправдана, однако я правда не намереваюсь доставить кому бы то ни было проблем. — Я знаю, кто вы. — Венти чуть вскинул брови от её заявления. Долгие раздумья вымотали его, отчего теперь он как никогда соответствовал своему возрасту, что прослеживалось даже в расслабленной позе. — Я способна идти против течения Священной реки. — Видишь прошлое? — скорее утверждение, чем вопрос. Венти улыбнулся краешком губ. — Похвально, я думал, что сейчас таких Туманов и вовсе не осталось, учитывая, как стремительно вы теряете свои силы. Кандакия была особенной с самого рождения. Туманы почитались в их деревне, они считались наследниками Божьей воли, к тому же когда-то они были приближёнными царя Дешрета, пусть и не такими близкими, как его единственный Жрец. Хотя, если память Венти не подводила, Дешрет не то чтобы сильно любил Туманов, он точно уважал их за способности, заботился, ведь те были его людьми, но иногда юный Анемо Архонт замечал невыразительную печаль во взгляде Дешрета, направленном на них. Возвращаясь к Кандакии, помимо дара предвидения она носила на плечах статус будущей главы деревни, будучи ещё совсем в нежном детском возрасте. Без поддержки Сайно она бы не выжила, сломалась бы под давлением общества. Да, иногда ей удавалось видеть прошлое. В день ухода Сайно, она на мгновение заглянула на много веков назад, вместо удаляющейся спины старшего брата перед ней возникла фигура царя Дешрета. За сутки до того, как его не стало. Кандакия испугалась, что и Сайно покинет их навсегда. Растворится, как и Его Величество. — Если ты видела прошлое, то тем более должна понимать, что я не несу зла твоим людям. — она понимала. Стоило ей заметить Венти, как тут же картина перед её взором сменилась, вместо облачëнного в нежно-зелëные цвета юноши, она увидела ребёнка в белом с крыльями за спиной. А рядом с ним стоял царь Дешрет, улыбающийся на редкость открыто, в руках у него были орехи аджиленах, которые он протягивал юному Архонту. — Я всего лишь передал Сайно вести от важных ему людей. — И эти важные люди разбили господину сердце. — сквозь зубы процедила Кандакия. То, каким Сайно вернулся к ним с земель Дендро Архонтов, навек застыло в её сознании. Подавленный, разбитый на мелкие осколки. Вот что с ним стало. — Это всё воля случая, продукт недопонимания. Похвально, что ты беспокоишься за него. — Венти выводил на песке одному ему только ведомые узоры. — Значит, у Сайно есть тот, на кого он может положиться. — разумом Венти пребывал далеко отсюда. Там, где небо было выше, где сладость орехов пустыни оседала на языке обещанием ярких свершений, где по неизвестным ему причинам Арелим песка принял его, как старого друга. — Я прошу тебя не мешать Сайно, если тот решится что-то предпринять. — Венти уже ознакомлëн с планом, хоть и частично. И Сайно должен сыграть в нём свою роль. — Будь ему опорой до самого конца. — Я сама разберусь, как мне лучше поступить. — Венти пожал плечами, не настаивая. У него и в мыслях не было вступать в конфронтацию, он лишь предупреждал о неизбежном. Ведь Сайно точно не станет сидеть без дела, его не остановят речи Кандакии, но запутают и обеспечат новой порцией жгучей вины. — Я пришла не для этого. — неожиданно заявила она, чем, естественно, заинтересовала Венти. — Туманы собираются сделать предсказание. И вы должны там быть. — надо же, новое послание? Венти сомневался, хотел ли он слышать его. Скорее всего, он не получит ответы на волнующие его вопросы, только запутается до невозможности. — Пойдёмте. — Кандакия, не дожидаясь какой-либо реакции, направилась к спуску в деревню. Венти тоскливо проводил далёкие очертания величественной гробницы. Что же происходит в этом мире? Знал ли Дешрет ответ? Скрывал ли истину, как поступала Рита? Или Венти постепенно превращался в параноика? Нет, в любом случае, всё неважно. Пускай ему лгали, пускай утаивали. Венти не находил в себе наглости обижаться на них. Потому что его привязанность куда сильнее. Потому что он мечтал вновь увидеть их живыми, несмотря ни на что. Сайно погружался в чтение, теряя связь с реальностью. Он не верил в открывшуюся ему правду, как не верил и в то, что не догадался раньше. Комната пропиталась стойким запахом грозы, воздух наэлектризован до предела. Тронешь, и случится взрыв, сверкнёт молния, раздастся раскат грома. Буквы расплывались перед глазами. В дневнике не было так уж много текста, Тигнари придерживался давней учёной привычке писать кратко и по делу, но через каждое слово Сайно приходилось продираться с боем, с разодранными ладонями, коленями и душой. Я поступил так, чтобы защитить тебя. И ни на мгновение не жалею. Если бы мне выпала возможность вернуться в тот день, я бы не изменил своего решения. — писал Тигнари, и почерк его скакал непокорными линиями по бумаге, выражая всю степень его волнения. — И я обещал спасти Коллеи. Я не позволю ей страдать дальше. Даже если мне придётся стать монстром в глазах людей. Он листал дальше, пальцы не слушались, отчего нередко ему не удавалось нормально перевернуть страницу. Он наблюдал за разными состояниями Тигнари, за собранностью, граничащую со смирением, за паникой и злобой, где на нескольких строчка подряд он писал одно единственное «отвратительно», выходя за разлиновку страниц, теряя самообладание. Сегодня на кушетке оказалась девочка. Кажется, она была ровесницей Коллеи. Я не знал её имени, ничего о ней, всё, что меня волновало — она больна, а я обязан найти лекарство. Только так мне удавалось оправдывать те жестокие эксперименты. Она скончалась через три дня, Сайно. Я лично ввëл в её вену экспериментальный препарат. Её организм не выдержал. Наверное, только тогда я в полной мере осознал, на что подписался. Я смотрел на её хладное тело и представлял, что здесь могла оказаться Коллеи. Поэтому я должен стараться лучше. Я омерзителен сам себе, Сайно. И когда всё закончится, я с готовностью приму любое наказание. И чем суровее оно будет, тем лучше. Вырви моё сердце, выпотроши его. Я не заслуживаю того, чтобы жить. Больно. Невыносимо больно читать об этом, наблюдать за тем, как Тигнари превращается в тех монстров, которых сам же презирал. И он понимал это. Хоть я и ослеп, но чётко вижу их искорëженные в муках лица. Следующая страница. Я перестал спать. Практически не ем. Если бы не знал, что элеазар не заразен, подумал бы, что сам становлюсь одним из них. И ещё одна. Великий властитель Данталион неотрывно бдит за каждым моим шагом, вдохом. Он может казаться безразличным, но он следит за всем вокруг гораздо пристальнее, чем думают окружающие. И он беспощаден. Никакого сожаления к людям. И это наш Архонт? Малая властительница Кусанали всего лишь марионетка в его руках, птица в золотой клетке. И далее. Я думаю о тебе постоянно. О твоём признании мне. Я надеялся, что нам удастся всё прояснить, но нас опять разлучили. Сайно, я не живу без тебя. Я не прошу меня простить, наоборот, никогда не прощай. Но знай, что ты дорог мне. Наверное, это и есть любовь. Я бы хотел оказаться рядом с тобой сейчас, а не в этой мрачной комнате, где я безуспешно ищу пятый угол. Отчёты, книги, опыты, исследования. Мне всё осточертело. Но я не остановлюсь, можешь возненавидеть меня за мои поступки. Я дойду до конца и найду лекарство. Я обещал ребёнку спасение. Сайно потерялся в захлестнувших его чувствах, молнии сверкали в пространстве комнаты фиолетовыми вспышками, такими же, что жили в радужке Жреца. Электро уничтожал внутренности, пожирал кожу оголодавшим зверем. И одна единственная мысль поселилась в голове. Она преследовала Сайно с того момента, как там, на рассвете, Тигнари оставил его. И наконец она достигла своего пика, ударила в мозг отчаянным желанием: Он хотел быть с Тигнари. Всегда. Куда бы не повела их дорога. Сайно не отпустит его руку на этот раз. Он перевернул последнюю страницу. С таинством ритуалов Туманов Венти до этого не сталкивался. Он наблюдал за сложными узорами на песке, что чертили предсказатели, за пляшущим пламенем в факелах, расставленных по углам. Туманы не смотрели на него, каждый был облачён в чёрные церемониальные одеяния. Среди них была и Кандакия, но в её облачении присутствовали тëмно-синие вставки, напоминающие звёзды, навевающие непрошеные мысли о Каэнри’ах своей формой. Или о чём-то ещё более древнем. В воздухе витал несвойственный пустыне холод. Не покидало ощущение, что Венти стал свидетелем того, что ему не предназначалось. Ему сложно было распознать назначение того или иного действия, а рисунки на песке чем-то напоминали печати. От кого же Туманы получили свои силы? Уж не Астарот ли в этом замешана? Всё всегда сводилось к ней. — Трещина в полотне неба. — заговорила Кандакия, её глаза неестественно засветились. — Трещина между мирами. Чужеродный Клинок разорвал небо в изнанке мира. — она имела в виду Небесный раскол, так? А под изнанкой мира, вероятно, подразумевалось царство Риты — Временной разлом. На счёт сущности чужеродного Клинка идей не нашлось. — Время и пространство не сошлись, как должны были. Но они не разрушены. — и снова эти слова. Кадзуха поделился с ним подробностями своего контакта с Ирминсулем. Древо познаний говорило о чём-то подобном. — Сосуд поглотил два желания. Он позволит фрагментам обратиться семью частями. — под сосудом, предположительно, подразумевался Кадзуха, соединивший в себе два Глаза Бога и, вероятно, два желания. Венти даже задумывался над тем, можно ли считать его одним из Апостолов, но в итоге пришёл к мнению, что у Кадзухи иная роль в этой сложной пьесе. — Птица, связующая Священную реку с её истоком и бурным течением. — снова о связи прошлого, настоящего и будущего. Сколько ещё Венти будет вынужден выслушать вариаций одного и того же послания, при этом не приблизившись к разгадке, а только убедившись в глобальности той беды, с которой они столкнулись? — Дорога судьбы едина. Никому не сойти с неё. — До тех пор, пока судьба не предсказана, всё поправимо. — возразил Венти. Туманы молча покачали головой, будто в момент транса они становились единым организмом. — Сейчас дорога лишь одна. — Кандакия воззрилась на расчерченные по песку беглые линии. — Пятнадцать фрагментов откроют путь в неизвестность. — припомнил Венти предсказание, сделанное Туманами много лет назад. — Значит ли это, что тогда нам удастся изменить судьбу и избежать гибели Тейвата? — ведь неизвестность, буквально, их судьба. Если Апостолы «открывают путь» туда, то значит, можно сказать, они избавляются от неотвратимой судьбы, разве не так? Они делают будущее вновь неясным, а от того, непредсказуемым, изменчивым. — Мы не видим этого. — печально изрекла Кандакия, резко провела ладонью по песку, разбивая рисунок. Вся тяжёлая атмосфера испарилась, Туманы словно вернулись обратно в реальность, взор Кандакии прояснился. Венти уходил всё глубже в себя. И внезапно всплыли слова Третьей тени в Нефритовом дворце. Неожиданно, ничего не предвещало. Что-то внутри щëлкнуло, пазл вновь ожил в его голове, зашевелился. И сложились новые слова, что до этого были ему недоступны. «Четыре тени Фанета, восемь семян, четыре осколка. Я думала, что осталась последней из Изначальных. Но это только частично правда. Да и я едва ли могу звать себя Изначальной. Наконец я вспомнила, кто я. Безумство застелило мой разум.» — эти слова Венти разобрал ещё в прошлый раз, тогда он рассматривал статую Высшей вблизи резиденции Вельзевул. — «Четыре осколка по-прежнему дрейфуют в мире. Четыре опухоли, рождённые в крови и скорби. Их невозможно разрушить, они продолжают петь свою горестную песню.» — осколки. Почему-то вспомнилась та странная вещь, что вырвал Дешрет из своей груди и передал Жрецу. Она очень походила на некий осколок, будто из стекла. Говорило ли это о связи Дешрета с тенями Фанета? Трудно утверждать наверняка. Ведь, в конце концов, он не уверен, что тот «осколок», который был у Дешрета, и те четыре осколка, о которых говорила Третья, являлись одним и тем же. Дальше как назло шло несколько предложений на странном языке, они по-прежнему звучали непонятно, но после в памяти опять раздались уже разборчивые фразы. — «Я не прошу тебя простить меня.» — видимо, он всё ещё упускал какую-то важную часть, иначе с чего бы Третьей просить у Венти прощения? — «Но, пожалуйста, вспомни меня как-нибудь добрым словом.» — далее опять неразборчивый лепет. Он расшифровал большую часть, но не до конца. Затем прозвучало. — «Третью тень Фанета.» — да, теперь он мог быть твёрдо уверен в её личности, не осталось ни малейших сомнений. — «И моё тебе искреннее пожелание — никогда не пытайся понять, что это значит.» Не пытаться понять? Что ж, уже поздно. Венти влез в это болото по самую шею. — Госпожа Кандакия! — вдруг окликнул кто-то главу деревни. Это был один из местных, явно чем-то взволнованный. — С господином Сайно что-то случилось! — Что? — она тут же побледнела. — Где он? — В доме. И там ужасная концентрация Электро элемента. Венти устало ущипнул себя за переносицу. Кандакия помчалась вперёд, ничего не оставалось, кроме как последовать за ней. Венти уже смутно догадался, что произошло. Брошь, что на самом деле была слиянием двух ключей, затрепетала. А когда он увидел Сайно, то окончательно убедился в пробуждении седьмого Апостола. И не было необходимости смотреть на ключ.