Дорога домой

Никто не выбирает, кем ему родиться. Это то, что не поддаётся контролю. Гань Юй испытала несправедливость судьбы с самого первого вздоха. Она не человек. Заботливые руки матери прижимали девочку к себе, Гань Юй привыкла прятаться от мира в её объятиях. Мягких, тёплых, понимающих. Там было спокойно, там на неё не смотрели с потаëнным страхом, там она могла проявить слабость, расплакаться, стать собой. Но лишившись материнской опеки, Гань Юй обязана была превратиться в суровую и сильную личность, способную справятся с грузом ответственности за бегущую по её венам кровь. Однако ей то не удавалось. Маленькая, слабая, потерянная. Она хотела кричать, звать на помощь, но язык не слушался. Потому она молчала. До самого конца. Пока один мальчик с золотыми глазами не протянул ей руку. — Человек ты или нет — мне неважно. — вот что сказал Сяо. Длинные волосы перевязаны лентой, традиционные расписные одежды шаманов идеально сидели по фигуре. Тёмные оттенки в противовес синим, что носила Ганьюй. — имя, что на шаманском языке писалось слитно, а при произношении не было уже привычной для Ли Юэ паузы. — Ты мой друг. Вот и всё. — И мой! — из-за его спины выглянула Хутао. Она сильно уступала в росте Сяо, хотя была младше всего на год, хваталась за плечи брата, подпрыгивала, чтобы казаться выше. Красные оттенки безумно ей шли, подчеркивали радужку. — Так что нечего сидеть здесь одной. Пойдём скорее запускать каэлум, отец поставил нам новые печати! — Хутао обожала эту игрушку, её парящий в небе танец, блеск красок, оставленных на корпусе её же руками. Они росли вместе. Ганьюй уже точно не вспомнит, как зародилась их дружба. Оно и не имело значения, суть в том, что они стали друг для друга семьёй. Матушка очень радовалась, что её дочь смогла найти таких отличных друзей, она также хорошо общалась и с родителями Сяо и Хутао. На самом деле матушку не очень любили в деревне за связь с демоном. Как будто в том была её вина, как будто если бы она могла, то не сбежала бы от него. Но вышло то, что вышло, и у неё не поднялась рука погубить ребёнка. По сей день матушка о том не жалела, её пугала сама мысль, что Ганьюй могла бы не быть с ней. Она заплетала дочери косы, целовала на ночь в лоб, рассказывала сказки, растила, как любого обычного ребёнка, так, как воспитывалась среди шаманов она сама. Ганьюй, несмотря на заботу со стороны матери и друзей, оставалась нездорово скромной, даже пугливой. Крайне чувствительная к любому взгляду, критике, неосторожному слову, она легко замыкалась в себе, погружалась в собственные мысли так, что её среди этого вороха отыскать никому не под силу. Она олицетворение испуганного ребёнка, робкой души, тусклого света звёзд, когда небо затянуто тучами, дитя демонической крови, изгой обоих миров, и пускай шаманы не старались отравить жизнь полукровке, потому что жестокость априори не свойственное им явление, но определённая доля холода, настороженности присутствовала, иначе и быть не могло. Полной противоположностью выступала Хутао. Яркая, жизнерадостная, смелая девчонка с озорными хвостиками. Её знали все местные, любили поголовно. Обаяние сражало и взрослых, и детей, стоило девочке громко рассмеяться, и каждый улыбался ей в ответ. Очарование молодости — как говорила их с Сяо мама, к которой Ганьюй обращалась простым «тëтушка», к их отцу, соответственно, «дядюшка». Иногда с Хутао было тяжело, не выдерживал даже привыкший к её выходкам Сяо, ведь с его сестрой случались самые непредсказуемые ситуации. То она в реке чуть не утонула, то, наоборот, кого-то почти утопила, то каэлум потеряла. И ладно бы свой, так нет же, чей-то чужой. Маленький хаос — это уже вердикт дядюшки. Ганьюй не могла не согласиться. Хотя, признаться, она была в числе тех, кто за Хутао бегал хвостиком. Она заражала окружающих своим настроением. Какой бы замкнутой Ганьюй не была, Хутао выводила её в люди, знакомила с другими детьми и, конечно, втягивала в неприятности по самое не хочу. Наверное, единственным ребёнком, кто не шёл на поводу вздорной маленькой искорки, был её старший брат. У Сяо имелись иммунитет к её обаянию, стойкость духа и решительное "нет" в ответ на безрассудное предложение. Однако он был не менее остальных очарован непринуждённой игривостью Хутао, просто показывал это по-другому, не позволял втягивать себя в авантюры. Хотя временами давал слабину на радость сестре и на укоризненные, но понимающие взгляды родителей. Умелец на все руки, трудяга и просто приятный парень. Он никогда не улыбался столь же широко, как сестра, но его выражение лица становилось особенно мягким, уголки губ приподнимались. Сердце замирало даже у взрослых, что уж говорить о сверстниках. Сяо мыслил не на свой возраст, он всё скорее хотел приступить к освоению печатей, но до шестнадцатилетия ему ещё очень далеко. Он увлекался ювелирным делом — у Ганьюй дома хранилась пара серёжек, у её матери также был самодельный браслет, подаренный Сяо — немного занимался резьбой по дереву, но об этом поначалу было известно немногим. Ганьюй часто робела перед ним, Сяо казался ей слишком взрослым, она не воспринимала его так легко, как Хутао. И тот об этом знал, но не винил девочку за настороженность, осторожно делал шаги на пути к доверию. — Властелин камня пришёл! — влетела в дом Хутао, выбивая дверь ногой, отчего та ударилась об стену. Ганьюй вместе с матерью пришли к ним в гости на совместный обед, Хутао как всегда закончила первой и убежала на улицу, будучи неспособной усидеть на одном месте дольше пары минут, и тут вернулась с радостными вестями. Первым изо стола вскочил Сяо, забыв про всякую еду. — А доесть? — строго поинтересовалась тëтушка. Сяо переглянулся с Ганьюй, которая уже тоже успела спрыгнуть со стула. — Ладно, идите уж. — тяжко вздохнула она, понимая, что детей сейчас удерживать себе дороже. Они любили Властелина камня, как искусного рассказчика самых невероятных историй, как единственного Архонта, с которым им удалось встретиться лично. Деревня шаманов располагалась между Ли Юэ и Мондштадтом, фактически не принадлежа ни тому, ни другому, но многие шаманы воспринимали Моракса, как своего Архонта, потому что тот часто оказывал им поддержку, а в один момент получил в обмен раскрытие тайны печатей. Ганьюй обожала Властелина камня в не меньшей степени, чем остальные дети. Сяо и Хутао всегда тянулись к нему, но если девочка просто-напросто ребячилась, то её брат на самом деле хотел почерпнуть для себя что-то новое. Как уже говорилось ранее, Сяо не мыслил как обычные дети, ему всегда было мало, он хотел знать больше, справляться лучше. Что касалось Ганьюй, то для неё Властелин камня был одним из тех немногих, кого она не боялась, ведь знала, что не получит ни одного неприязненного взгляда в свой адрес. Наоборот, Властелин камня относился к девочке с особенным трепетом, старался сделать всё, чтобы она ощущала себя комфортно. Он вообще выделял их троицу из общей толпы, возможно, потому что и они стремились проводить с Гео Архонтом как можно больше времени, первыми бежали встречать Моракса, последними покидали его. Слушали с упоением истории Властелина камня, чтобы потом поделиться тем, как прошёл их день. Безусловно, не так масштабно, как какое-нибудь сражение Войны Архонтов, но Моракс никогда не перебивал их, внимал каждому слову. Это многое значило для детей, которым так необходимо внимание взрослых. Неудивительно, что они выросли с глубоко укоренившейся привязанностью к Властелину камня. Но до этого ещё далеко. Пока что они всего-навсего дети. Они не представляли, что ждёт их там, за горизонтом детства, смело двигались вперёд, ведомые наивными мечтами, представлениями о будущем. Трое таких непохожих детей. Что были готовы разделить друг с другом всю жизнь. — Госпожа Гань Юй. — обращение вывело из транса. Адепт моргнула пару раз, разглядывая отчёты, разложенные на столе. Золотая накидка Цисин накинута на спинку стула, в кабинете царил идеальный порядок, выверенный педантичностью и дотошностью Гань Юй. Болезненный перфекционизм, что мог посоперничать разве что с одержимостью Кэ Цин систематизацией. — Вы плохо спали? — юная девушка работала в качестве её ассистента около трёх месяцев, а всё никак не выучит, как лучше вести себя. — Тебя это не должно волновать. — девушка низко опустила голову, испугавшись холодного тона, впрочем, напрасно. В Цисин все знали, что с Гань Юй довольно легко работать. Она не жестока к подчинённым, обладает спокойным нравом, единственный сложный аспект — её требовательность и к себе, и к окружающим. Гань Юй не будет кричать и распинаться, если её не устроит качество проделанной работы, однако посмотрит так красноречиво, что провинившемуся самому захочется пойти спрыгнуть с обрыва. — Можешь идти. — Гань Юй махнула рукой, дав позволение девушке наконец сбежать. Хлопнула дверь кабинета. — Дурдом. — бурчание под нос. Гань Юй снова пробежалась глазами по бумагам, затем вышла из-за стола, набросила накидку на плечи. Надо пойти подышать свежим воздухом, она скоро мозгом тронется, если не выберется на улицу впервые за последнюю неделю. Новая работа секретаря избавила её от физического труда, заперев в четырёх стенах. Она понимала решение нынешней Воли Небес в лице Кэ Цин. Подразделение Гань Юй, отвечающее за поимку благословлëнных, расформировано, вот и пришлось искать другое пристанище. Гань Юй обладала необходимой секретарю внимательностью, трудолюбием, а ещё, как ни странно, совестью, поэтому лучше неё никого на эту роль не найти. Не сказать, что она сильно против. Её раздражал сам факт того, что Цисин перестали бороться с владельцами Глаз Бога. Тошнотворное милосердие там, где ему не место. Но кто бы её слушал? Когда Кэ Цин интересовалась, какую же работу отныне хотела бы взять Гань Юй, она едва ли не расхохоталась. Ничего ей не надо. Её единственная цель заключалась в установлении мира, но эту возможность отобрали. Остальное не имело значения, Кэ Цин могла поступать так, как ей заблагорассудится. Гань Юй всё равно, чем заниматься дальше, потеряв смысл. А была ли у неё цель в принципе? Если задуматься над этим глубже, то почему она так быстро приняла текущее положение дел? Почему не стала препираться? Почему не взяла всё в свои руки, не покинула Цисин, выбрав путь отлавливания благословлëнных в одиночку? У неё не было ответа. Или она не хотела его искать. Солнце плескалось в расшитой золотом ткани. Накидка не шла ей, она скучала по привычной сине-голубой росписи цветов, которую носила будучи адептом на службе у Властелина камня. Но о тех временах Гань Юй запрещала себе вспоминать. Потому что мысли неизбежно возвращались к прошлому, к детству, к оставленному позади счастью бурных лет. Было и много плохого, и кровь пропитывала одежду, и тело горело от боли, и слëзы душили, и горло саднило от криков, но и хорошего было не мало. Вечера в кругу тех, кто ей дорог, смех, улыбки, детство, юность. И волосы, заплетëнные в косу. Сначала руками её матери, затем, когда её не стало, тëтушкиными, а после Ху Тао. Закаты и рассветы, полный жизни дом в Заоблачном пределе, ворчание учителя на беспокойных детей, Гуй Чжун и её извечно мягкое выражение лица. Всё это было. — Решила выбраться на воздух? — Гань Юй перевела безэмоциональный взгляд в сторону, уважительно кивнула в знак приветствия Воли Небес. Вынужденная формальность, не более. — Правильное решение. Скоро же праздник. — смешок застрял в груди. Ни Кэ Цин, ни Гань Юй сейчас не до развлечений. Пост Воли Небес давил на её плечи, ломал, изнурял, но никого на замену пока что не нашлось. То, что Нин Гуан на самом деле стала жертвой Божества, марионеткой в чужих руках, потрясло общественность. Возможно, её светлый образ мог бы рухнуть под давлением всплывших неприятных обстоятельств, но героическая жертва Нин Гуан сгладила все углы. Кому-то размышления Гань Юй, вероятно, показались бы жестокими, но она всего лишь смотрела на вещи реалистично. Она сама была шокирована этими новостями, хоть они с Нин Гуан не состояли в особенно близких отношениях. — Гань Юй, отдохни немного. — забавно слышать такой совет от человека с чернеющими синяками под нижними веками. Кэ Цин брала на себя слишком многое. В Ли Юэ было три оплота стабильности и процветания: Нин Гуан, Е Лань и Кэ Цин. Первая пала жертвой обмана, вторая умерла от рук жестокого Божества, третья несла невыносимый груз на своих плечах, оставленный двумя другими. — Властелин камня хотел тебя видеть. — забавляло, что бывший Гео Архонт не только не потерял уважение в обществе, но и частично оставил власть в своих руках, сотрудничая с Агаресом. Ей уже известно, кем оказался новый Архонт Ли Юэ на самом деле, у них состоялся информативный разговор. Аждаха… Крайне неожиданное стечение обстоятельств, ещё один «привет» из прошлого, постучавшийся в и так незапертую дверь. Но, откровенно говоря, Гань Юй мало что испытала на этот счёт. Что-то важное отмерло в ней. — А у меня нет желания встречаться с ним. — они стояли посреди улицы, накидки блестели узорами — золотыми и белыми. Кэ Цин недовольно поджала губы. — Мне нужно идти, госпожа Воли Небес. — Гань Юй развернулась на пятках, плащ, подхваченный ветром, эффектным шлейфом следовал за ней. — Скоро же праздник. — с потаённым ядом бросила она. В Цисин ходило множество слухов о истинной причине ненависти Гань Юй к Глазам Бога. Одна версия замудрëннее другой. Ни подтверждать, ни опровергать она ничего не собиралась, лишь забавлялась особенно интересными, например, её демоническую природу считали корнем неприязни к Божественным силам. Гань Юй хотелось смеяться в голос с нелепости их высказываний, бессмысленных перешëптываний. Считают её происхождение первоисточником бед? Что ж, они правы. Вот только они забывают, что она не только демоническое отродье. Но и шаманка. — Мамочки что-то долго нет. — маленькая Ганьюй оглядывалась по сторонам в поисках знакомого силуэта. — Не волнуйся, наверняка задержалась, пока собирала травы. — отозвалась Хутао, восседающая на ветке дерева прямо над головой Ганьюй. Она болтала ногами, мастерила новую воздушную игрушку. — Она же за пределы поселения ходит каждый раз. А может на закат засмотрелась, там такая заря красивая! — мечтательно протянула Хутао. Вдруг осеклась. — Кхм, только не говори никому, что я за границу выходила. — Ганьюй улыбнулась и кивнула, обещав сохранить секрет. Оставалось надеяться, что Хутао не ввяжется в неприятности. Чересчур оптимистичные мысли, однако иного выхода не было. — Всё же мне неспокойно. — пальцы теребили край одежды. Ганьюй неуверенно заглянула в глаза подруги. — Я пойду проверю, как у неё дела. — Хутао забавно вытаращилась на Гань Юй, потеряла равновесие и свалилась с ветки, благо падать было невысоко. Девочка даже не ощутила боли, она вскочила с земли, ноги запутались в длинной верёвке, к которой крепился каэлум, Хутао затрясла стопой в попытках освободиться. — Ты хочешь, чтобы мне Сяо голову оторвал?! — закричала она шёпотом так, чтобы никто посторонний их не услышал, огляделась, будто кто-то решился бы их подслушивать, понизила голос ещё сильнее. — Он мне сказал присматривать за тобой. Как я ему объясню, если с тобой что-то случится? Решено, я пойду с тобой! — Нет-нет! — замахала руками перед собой. — Вдвоём нас могут поймать взрослые. — её правда, уйти одной и остаться незамеченной гораздо проще. — Не бойся, всё будет хорошо. Я мигом. — сопротивляться робкой улыбке Ганьюй невозможно. Хутао страдальчески простонала, но сдалась. — Учти, если Сяо вернётся и увидит меня без тебя, он мне точно уши надерëт. — при этом Ганьюй ничего не будет от него, потому что к ней он относился куда снисходительнее. Сяо придерживался мнения, что к девочкам требовался разный подход, то, где с Ганьюй стоило быть помягче, для взбалмошной Хутао, наоборот, нужно было устраивать воспитательный процесс, иначе она попросту ничего не усвоит. Ганьюй пообещала, что будет осторожна, после чего скрылась меж домов, дабы без лишних глаз добраться до места, где матушка любила собирать травы. Она ещё не знала, что ждёт её за пределами родной деревни. — Госпожа Гань Юй! — она запнулась о неудачно подвернувшийся на дороге камень при оклике, повернулась на звук. Ресторан «Народный выбор» сегодня был переполнен людьми, и среди этого вороха выделялась одна макушка. — Как давно я вас не видела! — Сян Лин, похоже, начинала возвращаться к своей истинной сущности. Ушли холод и жестокость, вселенская тоска не покинула её, но к ней примешалось что-то взрослое, осознанное. Ей совершенно не шла та расчётливая личность, которую она взрастила в Цисин, как, в принципе, и золотая накидка. Ныне Сян Лин расцвела, она занялась делом отца, увлеклась кухней и увязла в ней. — Как планируете отмечать Праздник морских фонарей? — всех правда интересовало только это? Гань Юй хмыкнула каким-то своим мыслям. — Вероятно, закончу отчёт? — прозвучало скорее как вопрос, а не утверждение. Сян Лин нахмурилась, уловив чужой настрой. Они похожи, столкнулись с одной бедой, разделили общую ненависть к Глазам Бога. Но Сян Лин справилась с ней, пошла дальше, а Гань Юй осталась там, во тьме, утопая в мерзком болоте отвращения к окружающим. В одиночестве. — Позвольте вас угостить. — она собиралась отказаться, но умоляющий вид Сян Лин действовал на неё куда сильнее, чем она полагала. Гань Юй тихо вздохнула, что-то проворчав, после чего подошла ближе. — Я сделаю ваш любимый суп! — ключевая его особенность заключалась в отсутствии мяса, которое Гань Юй не очень любила, и приличном количестве острых специй. Чем дольше Гань Юй жила, тем стремительнее теряла интерес к еде. Она раньше недоумевала, почему такая беда не коснулась, к примеру, Ху Тао. Может, причина крылась в том, что она сохранила человечность? Большую её часть. Сяо, казалось бы, находился в схожей ситуации, Гань Юй редко замечала в нём тягу к еде, но не сказать, что для него это стало проблемой, он всё ещё ел, просто не придавал тому лишнего внимания. А ещё у него всё-таки имелось любимое блюдо — миндальный тофу. Гань Юй же, буквально, избегала еды, отчего все вокруг старались накормить её хоть чем-нибудь, чтобы та не свалилась без сил. Сейчас она немного нормализовала питание, однако проблема так просто не исчезнет. И вообще, почему она опять вспоминала о прошлом? Что с ней происходило весь день? Гань Юй получила свой суп в рекордные сроки. От тарелки исходил ошеломительный аромат, который не вызвал ничего, кроме приступа привычной тошноты. Ничего, главное перебороть первые позывы, потом станет легче. Сян Лин оставила её наедине со своими мыслями — и тарелкой супа — чтобы не смущать Гань Юй, к тому же у неё по-прежнему предостаточно работы. Им не о чём было говорить, точкой пересечения для них всегда становилось отвращение к Глазам Бога, но сейчас поднимать эту тему нерационально. Гань Юй подозревала, что Сян Лин наладила отношения с друзьями детства, в том числе и с Ху Тао. Среди них все поголовно носили статус благословлëнных. Она, безусловно, могла бы высказать всё, что думала на их счёт, но вступать в конфликт с Сян Лин у неё сил не нашлось. Поэтому они обе играли свои роли, одна улыбалась и угощала бывшую коллегу, другая тактично молчала, хотя на самом деле её разрывали вопросы. Острые специи обожгли губы, как жгучий страх, заполонивший душу, вызвавший чувство тошноты. Маленькая девочка в ужасе смотрела на незнакомых людей. Один из них ударил её матушку. Так звучно, что Ганьюй ощутила эту боль. Кто они? Они не из их деревни, одежды не принадлежали шаманскому роду. Чужаки. Откуда они здесь? Тут же всплыли в голове обеспокоенные разговоры взрослых, которые Ганьюй смутно уловила на улице. Неспокойная обстановка, ходили подозрения, что чужаки бродили вокруг деревни с неясной целью, но точно пока никто ничего сказать не мог. В любом случае времени на размышления не осталось, когда её матушку вдруг потащили куда-то, закрыли рот, чтобы она не кричала. Ганьюй ничем не думала в тот момент, её беспокоило лишь благополучие мамы. Она выскочила из тени деревьев, устремившись к обидчикам. — Отпустите маму! — слëзы брызнули из глаз. Когда она вырастет, то поймёт, что гораздо разумнее было немедленно позвать взрослых на помощь. Но что было делать испуганному ребёнку? Её матери и без того пришлось пережить много страданий, разве она способна была убежать, отвернуться от неё, от нежных рук, заплетающих ей косы, от ласковых поцелуев в лоб на ночь? Она не подумала о последствиях, потому что как для родителей благосостояние детей стояло на первом месте, так для ребёнка счастливая улыбка матери или отца становилась лучшей наградой. — Гань Юй… — в ужасе прошептала матушка. Она отчаянно дëрнулась в хватке. — Беги отсюда! — но было поздно. Удар пришёлся в затылок. И всё растворилось во тьме. В Цисин бытовало мнение, что ненависть к Божественной энергии в адепте зародилась с оттенками природного происхождения, с грязной кровью демонического рода. И никто из них не задумывался, что Гань Юй была полукровкой, что её мать происходила из клана шаманов, а значит и она сама. А какой потрясающей силой обладал их род? Таинством печатей. То, что завлекало людей, жадные умы изнывали, всем хотелось узнать, как управлять невероятной в своём потенциале силой, как приблизиться к Богам, как подчинить себе их элементы. Будто обезумевшие, люди силились добраться до истины, раскрыть величайший секрет этого мира. Шаманы же, предсказуемо и вполне обоснованно, не горели желанием делиться техниками. Потому люди обезумели. Гань Юй и не подозревала в том нежном детском возрасте, какие страсти разворачивались вокруг, каким лакомым кусочком считались печати. Она выяснила всё на собственной шкуре, попав в лапы голодных зверей. — Говори, что знаешь. — кровь заливала всё лицо, следы ожогов на щеках, руках. Ганьюй была вынуждена беспомощно наблюдать за издевательствами над её матерью. — Снова упрямишься? — хмыкнул мучитель. Он отдал сигнал своему компаньону, и Ганьюй резко схватили за волосы, натягивая пряди. Она исхудала, синяки покрывали кожу. Блеснуло лезвие ножа совсем около глазного яблока, Ганьюй тряслась в животном страхе. — Я правда не знаю больше! — срывая голосовые связки, плача навзрыд. Нет ужаснее мучения для матери, чем страдания её чада. Похитители давно поняли, что от девочки информации не добьёшься, она слишком мала, чтобы что-то знать о печатях, но зато её можно использовать, как рычаг давления. — Я никогда не углублялась в печати стихий! — сколько времени прошло? День? Два? Гань Юй потеряла счёт времени. — Отпустите мою дочь! — её пнули острым носком ботинка под рëбра, матушка закашлялась, кровь скопилась во рту. Прикованные цепями к стене руки невыносимо болели, кандалы стирали запястья. Мама… Почему ей выпала такая участь? Сначала связь с демоном, она ведь могла погибнуть, выжила исключительно чудом. Рождение полукровки, недоверие жителей родной деревни, где она росла всю жизнь, а теперь она оказалась не в том месте не в то время, попала в плен к охотникам за печатями. И Ганьюй подвела её, стала лишним грузом. Мама страдала из-за неё. Она ничем не могла помочь ей. Совершенно. Только беспомощно наблюдать за мучениями родного человека от рук настоящих монстров. Дикари. Изверги. Твари. В погоне за силой они отринули всё человеческое. Неужели Божественная истина того стоила? Злоба. Отчаяние. Презрение. Ненависть. День за днём кромешная тьма. Где они находились? Сколько тут пробыли? Хриплое дыхание матушки превратилось в настоящий приговор. Ганьюй боялась, что однажды оно затихнет. Старалась иногда разговаривать с мамой, но как правило девочке не хватало сил и пальцем пошевелить. Она была на грани, смерть дышала в затылок, хохотала над чужими несчастьями, лишь демоническая кровь удерживала её на этом свете. А мама… Она затухала, как тлеющий уголёк. — Мамочка… — шёпот в пустоту. Мольба и плач в одном лице. — Я здесь, дорогая. — становилось легче. Да, она всё ещё с ней. Она жива. Она дышит. Но матушка слабее. Она обыкновенный смертный человек. Кошмар же не может длиться вечно? Однажды наступит утро, и она проснётся. Бросится к маме со слезами, расскажет, что ей приснилось, спрячется в чужих объятиях с чётким знанием: сон ушёл, настал новый день. Она потеряла веру в чудо в тот миг, когда мама перестала отвечать на её вопросы. А потом тьму прорезал яркий свет. Она увидела Властелина камня, но не нашла в себе сил даже оторвать голову от сырого пола. Ганьюй бесшумно разрыдалась, когда заботливые руки заключили её в трепетные объятия. Гео Архонт опоздал всего на пару часов. Возможно, тогда бы мамочка осталась жива. Оставив деньги за заказ — хотя Сян Лин чётко заявила, что это угощение за счёт заведения, но Гань Юй предпочла сделать вид, что не услышала её — она двинулась дальше по улице. Не в каком-то определённом направлении, просто так, чтобы размяться. Память издевалась над ней, возвращала снова и снова в тёмную комнату, где она лишилась матери и веры в людей. Властелин камня поднял истощённую девочку на руки, он очень долго извинялся перед ней за то, что не успел. Но его Гань Юй не винила, она цеплялась за шею Моракса, вдыхала аромат гор с чётким ощущением, что теперь её уже никто не тронет, отныне она под защитой Гео Архонта. Она смутно помнила дорогу обратно в деревню, зато приход к дому друзей отпечатался в её голове. Глубокая ночь, Ху Тао уснула в беспокойных объятиях матери, после нескольких дней без сна. У входа же стоял Сяо. Бледный, как сама смерть, уставший. Золотые глаза сверкали во мраке. Гань Юй не выдержала и громко разрыдалась, бросившись в объятия того, кто был для неё старшим братом, зарылась носом в одежду, кричала, не сдерживаясь. А Сяо прижимал ее к себе, словно теплом прикосновений смог бы забрать все её печали. Секретарь Цисин застыла на месте, вскинув взгляд наверх к стоящей в тени фигуре у хижины Бубу. Реальность сливалась с воспоминаниями, тупая боль ударила в грудную клетку. На неё уставились с абсолютно тем же изумлением. Родные глаза. То самое знакомое золото.