Дорога домой

Хронос не внушала опасности — первое с чем столкнулась Люмин, проведя со стражем Энканомии один день. Она не мешала Люмин в поисках, которые, откровенно говоря, продвигались плохо, ввиду местного неизвестного ей языка, страж просто наблюдала со стороны, не вмешиваясь. У Хронос был глубокий взгляд с непостижимой вечностью за тьмой зрачков. Очевидно, она обладала внешностью Астарот, чем объяснялась её необыкновенность, к тому же природа Хронос далека от человеческой, она притягивала невольные взоры, сама того не замечая. Люмин ожидала, что ей будет некомфортно в чужом обществе, и эти опасения не оправдались. Хронос внушала некое… Спокойствие, возможно? Даже иррациональное доверие. Само время замирало рядом с ней, секунды обращались нескончаемым потоком, затем резко сжимались до короткого вздоха. Хронос чуждо всё мирское — так ей чудилось всякий раз при ощущении лёгкой прохлады на коже от задумчивого взора, направленного за грань. Но и тут она поспешила. Ведь коли ей нет дела до смертных проблем, то почему по истечению дня перед Люмин вдруг появилась посуда, наполненная едой? Чужой, странной, произрастающей в Энканомии в ужасных условиях, но это была еда. Люмин удивлённо уставилась на тарелку, как если бы та могла вдруг ожить. — Людям нужно есть. — лаконично пояснила Хронос, как бы недоумевая, что поразило Люмин. — Да и странная ты, я чувствую Электро в тебе, но что-то с ним не так. Будет лучше не усугублять своё состояние голодовкой, не находишь? — изначально показавшаяся безжизненной радужка всё чаще приобретала невыносимо человеческие оттенки. Нет, они присутствовали там всегда, это Люмин была слепа, раз не заметила раньше. — Да и мне самой не мешало бы иногда питаться. — тогда-то она заметила, что тарелок было две. Это удивило Люмин. Она ведь искусственное создание, неужели у неё тоже имелись биологические потребности? В любом случае всяко меньше, чем у людей. Находится в постоянном молчании было сложно. Хронос не страшилась его, принимала как должное, как часть своей натуры, а вот Люмин уживалась с ним с трудом. Поэтому она считала закономерным тот факт, что она начала задавать вопросы в попытках нарушить молчание. Ждать откровений от Хронос она не собиралась, но, неожиданно, та хоть и отзывалась на всё туманно, но к любопытству Люмин отнеслась спокойно. Даже как-то понимающе, словно она признавала и эту часть человеческой природы, как нечто само собой разумеющееся. И неожиданно между Хронос и Люмин проскользнул маленький разряд образовавшейся связи. Непрочная, подпитываемая короткими беседами в попытках сгладить острый углы их взаимоотношений. Когда именно Хронос очнулась? Вот, что интересовало Люмин. И в ответ она получила лишь скептическое фырканье. — Веком раньше, веком позже. Есть ли разница? — и что-то печальное крылось в её изречениях. Хронос подпëрла подбородок изящной кистью — эти тонкие запястья не давали Люмин покоя, слишком притягательными они были. — Всё что я видела — разрушенный город. — А Дайнити Микоси? — продолжался расспрос. — Он уже горел? Или он вообще не затухал? — Хронос повернулась к изображению Астарот на полуразрушенной стене. Всё та же поза, поднятые к небесам руки, бегущая лента времени, огибающая стройную фигуру. Люмин интересно, какой была Астарот. Очень хотелось бы познакомиться с ней лично. Божество синонимичное тайне. Какая она? Каковы её принципы? Наверняка она знала гораздо больше остальных жителей Тейвата. Астарот любила хранить секреты, но с какой целью? Хронос замолчала на пару секунд, вспоминая. Она открыла глаза в пустом мире. Мире, сотканном из тьмы. Шипение монстров раздавалось повсюду, она чувствовала, что ещё немного, и её поглотит вечная ночь Энканомии, где единственный источник света — маленькие голубоватые цветки, которые вечно страдали от когтей древних ящеров, предпочитающих мрак. Было холодно. А в груди так пусто, что-то тянуло, ныло, скорбело. Но Хронос не помнила причины. По её щекам стекали слëзы, назначение которых она не понимала. Маленькая девочка посреди великого ничто. Ни начала, ни конца, один злобный холод, хищники, жаждущие разорвать плоть, чтобы хотя бы на мгновение ощутить тепло крови, согреться в ней, притупить голод. Ни единой связной мысли в голове. Хронос пыталась подняться на ноги, но колени невыносимо дрожали, приковывая к полу. Металлический привкус во рту. На её теле не было ран, но боль заполонила собой каждую клеточку. Откуда она взялась? Хронос слышала биение хрупкого сердца под рëбрами, там, где тонкая ладонь прижималась к чёрной ткани одежд. Кто она? С какой целью оказалась здесь? И почему… Почему, чтоб вас, так больно? Будто она распадалась на атомы. Постепенно, но твёрдо намереваясь исчезнуть из грешного мира. Пальцы содраны в кровь от попыток взобраться на лестницу, колени разбиты о ступеньки, длинные одеяние немного велики, волочатся позади шлейфом смерти. Голодные взоры прикованы к ней, монстры поначалу не решались ей вредить, словно ощущая нечто неизведанное. Но с течением времени они осмелели, вспомнили, что перед ними живой организм. Его можно разодрать, выпотрошить, поглотить без остатка. Челюсти вцепились в ногу, девочка вскрикнула, дрожащая рука потянулась вперёд, ища спасение, наткнулась на резную стену. И вдруг вспыхнул свет. Монстры отступили с протяжным воем. Девочка свернулась на полу калачиком, окровавленная голень зверски тянула. Священный маяк разгорелся от воли Хронос, но та не знала, почему так вышло. Пульсирующий висок прижимался к холодному камню, слëзы падали на пол, оставляя узорчатые разводы. И в груди будто бы зияла дыра. Она потеряла что-то ценное и никак не могла определить, что именно. У Люмин перехватило дух от рассказа Хронос. Её тихий тембр, спокойный, размеренный, похожий на колыбельную. И этим невинным голосом она повествовала о том, как чуть не погибла, едва открыв глаза в полной неизвестности. С ней что-то не так. Вероятно, всё и сразу. Люмин не сознавала, как объяснить, что внушала ей Хронос. Родство? Их ситуации совершенно не похожи, но было что-то общее между ними. Наверное, сам характер. Ведь не только одинаковые судьбы могут связывать, верно? — Я могу помочь тебе. — внезапно предложила Хронос. Казалось, она тоже улавливала мелькающее между ними взаимопонимание. Страж не ощущала угрозы от Люмин, она видела, что та пришла с мирными целями. — С поиском информации и переводом. Но не думается мне, что ты отыщешь здесь то, что тебе нужно. Небесный раскол… — Хронос прошествовала в глубь книжного царства. Часть стеллажей давно развалилась, поэтому книги лежали стопками на полу, многие из них были безнадёжно испорчены. Да, шансов у Люмин немного. — Хм, я точно должна знать о чём-то таком. — у Хронос имелась особенность недовольно морщиться при попытках выудить что-нибудь из утраченной памяти. Её аккуратные брови сходились к переносице, губы поджимались. А Люмин против воли задумывалась о другом, вернее, о рассказе Хронос. В какой же промежуток времени она очнулась? Сразу после падения Энканомии? Позже? Почему Дайнити Микоси вновь заработал от её прикосновения? И ещё один факт, не столь очевидный, если не вдумываться. Люмин осмелилась поинтересоваться: — Раньше ты выглядела младше, так? — Хронос застыла с книгой в руках, стоя спиной к Люмин. Её плечи напряглись. — В твоей истории я обратила внимание, что ты описывала себя, как маленькую девочку. Но сейчас ты выглядишь, как подросток. — нельзя исключать, что это была всего лишь фигура речи, образное выражение, которому нет смысла придавать значение. Но судя по выдержанной Хронос паузе, Люмин задавала правильные вопросы. — Ты права. — не стала скрывать, повернулась лицом к собеседнице. — Тогда я выглядела иначе. — Ты растёшь? Как человек? — не унималась она. Хронос не то чтобы стремилась что-то скрыть, скорее, она сама знала катастрофически мало. — Очень медленно. Очень. — для верности повторила Хронос. Раз так, значит она и вправду очнулась давным-давно, но всё же непонятно, в какой конкретно момент. Пришлось оставить эту тему. Ватацуми всё так же безмятежен, но неизменная дымка погибели отступила, явив миру умиротворëнный уголок в отдалении от бурной жизни. Остров встретил Венти без агрессии — то ли потому, что в прошлый раз госпожа Сангономия даровала ему право на свободное передвижение, то ли причина крылась в жертве Кокоми, что привела к усмирению разрывающих остров сил. В любом случае Венти был рад, что не пришлось мучиться от головной боли, вызванной Ватацуми. Потому что ему и другой хватало. Своей собственной. В первую очередь беда в Нефритовом коршуне. Как и обещал, Венти принялся вместе с Сяо за изготовление печати, которая бы позволила душе копья закрепиться в новом корпусе, не разрушая его при этом. Такая печать пригодилась бы и для меча Сокола. Но пока особых успехов не было, во избежание риска сломать Полуденный сон, тестирование печатей проходило на припасëнных задолго до этого мечах, которые Венти планировал использовать для призвания Сокола. Но вот запасы истощились крайне быстро, теперь требовалось раздобыть новую партию оружия, вроде как на Ватацуми должен был быть кузнец, по крайней мере, Венти надеялся. И хорошо бы обзавестись оружием получше, вроде Полуденного сна, за качество работы кузнеца из Бездны можно было смело ручаться. Помимо этого существовала и другая беда — Нахида. Она не отвечала на письмо Скарамуччи, и как тот сообщил, такие задержки для неё не характерны. Он вполне благоразумно боялся за Кусанали, а Сяо сразу мрачнел при упоминании Дендро Архонта. Они действительно стали друзьями за проведённое вместе время. И сам Венти чувствовал непередаваемую вину перед Нахидой. Словно всё опять повторялось, круг смыкался, как и кандалы на его шее. Он приносил одни беды. Возникла мысль связаться с помощью стрел — как он это обычно проворачивал с Мораксом — но беда в том, что расстояние слишком большое. В нынешнем состоянии такое Венти не под силу. Прежде чем спуститься в Лунную бездну, необходимо разобраться с прочими делами. Венти радостно поприветствовал семейство Камисато. Ребята неплохо устроились на острове, но сколько бы Аято не старался убедить окружающих, что он в порядке, Венти знал, что это не так. И дело не только в последствиях плена Кудзë Сары, не скупящейся на изощрённые пытки. Поместье Камисато разрушено, комиссии Ясиро больше нет. В один миг всё то, что возводилось годами, развалилось до основания. Их дом сгорел дотла вместе с воспоминаниями о беззаботном детстве в кругу родных. Аято привык быть сильным, держать лицо перед остальными, даже перед своей семьёй, чтобы убедить их, что всё хорошо, всё наладится однажды. Непременно. Пожалуй, лишь Тома мог заглянуть за эту маску, увидеть истинные переживания главы клана. Конечно, и Кадзуха, и Аяка понимали, что их старший брат играет роль сильного лидера ради них, но ничего поделать с этим не могли, да и научиться отличать ложь во благо от настоящей улыбки у них не получалось. А вот Тома мог. И он молчал в угоду желаниям Аято, недовольно хмурился и громко бранил его, когда они оставались наедине. Потому что опять Аято взваливал всё на себя, снова и снова на одни и те же грабли. Тома старался не дать их семье распасться, как всегда на его плечи легла ответственная задача — сплотить и удержать. И все были благодарны ему за это. Потому что кто, если не он? Только Томе под силу справиться с каждым из них: с притворством Аято, с меланхоличностью Кадзухи, с глубокой депрессией Аяки. Ах да, Аяка. Вот кто правда никогда не станет прежней. Она походила на кривое отражение самой себя. Со смертью Ëимии ушёл блеск из глаз, Аяка поникла, потеряла внутренний стержень. Она не сломалась исключительно из-за того, что не оставалась одна, вокруг были любимые люди. И Аято, дорогой братец, за спиной которого она пряталась всю жизнь, а теперь, выйдя в свет, боялась собственной тени, созданной лучами солнца в виде мрачной фигуры на стене. Разговор с Аято у Венти вышел смазанный. Пытаясь выяснить желание, побудившее Аято стать Апостолом, он не получил однозначного ответа. Переживаний было слишком много, да и давно это было — судя по всему Аято вообще был первым пробуждённым Апостолом из всех. Не говорил он намеренно или на самом деле запутался — Венти судить не брался. Как и осуждать, ведь нежелание делиться подобными личными вопросами вполне оправдано, удивительно, как тот же Скарамучча не стал возражать против расспросов, хотя судя по его незаинтересованному лицу, он не придавал этому такого большого значения, как Венти. Либо же делал вид, умело изображая из себя саму невозмутимость. В общем, Аято заключил, что на общем фоне выделялось слово «любовь». Венти взял на заметку и больше не допытывался. Он оставил семейство Камисато в покое, им без того проблем хватало, к тому же Аято явно не одобрял выбор Кадзухи относительно спутника жизни. Но это «неодобрение» было забавным, беззлобным. Аято то и дело подшучивал над Кадзухой, перекидываясь парочкой колких фраз со Скарамуччей. Но, Венти уверен, если эти двое решат сыграть свадьбу, Аято лично благословит их союз. Потому что он любил Кадзуху, как родного, его счастье всегда стояло на первом месте. Вопреки презрению к самому себе, Аято был отличным старшим братом. Что поразило куда сильнее — известие об изменившейся обстановке в Инадзуме. Казнь Сары, непорядок с распределением властных полномочий, вновь взявшая правление в свои руки Вельзевул. Думая об Электро Архонте, Венти погружался в непреодолимую печаль. Предательство наверняка сломило Эи, она ещё и собственноручно уничтожила ту, кому доверяла. Как она сейчас? Жизнь окончательно превратилась в существование? Тело предательски ныло, как следствие напоминание о их столкновении в резиденции. И всё равно Венти не способен перестать думать о ней. Как и выбросить из головы переживания о Нахиде. На самом деле его тревожило слишком много вещей, и как правильно заметил Сяо, такими темпами Венти взорвётся, его не хватит на всё и сразу. Но как тут успокоиться, когда беда приходила за бедой? Клинок блестел в солнечных лучах чистой белизной. Непорочной, как сами облака. Вставки голубого цвета бродили по корпусу узорчатыми гостями свыше. Искусная работа, этот мастер достоин похвалы. Обратившись за помощью к Горо, как к человеку, который наверняка должен был знать всё о Ватацуми, он не рассчитывал на что-то особенное. Но неожиданно генерал привёл его к настоящему самородку в мире кузнечного дела. Этот же мастер изготовил для Аято новое оружие взамен того, что, скорее всего, так и осталось где-то в сëгунате, изъятое Сарой. Что же поразило Венти? Техника, в которой работал мастер. Он узнал её без труда, не посмел бы не узнать. Один его хороший товарищ целую вечность назад изобрёл особый способ изготовление оружия. С такими же ярко-красными волосами, что потом встретятся у Веннессы. В Мондштадте, покрытым куполом из рычащей бури, проживал юноша. Тот, кто ступил на путь революции. Тот, кто создал Элегию погибели и лук Амоса. Отважный рыцарь, павший такой же жертвой революции, как и многие другие. Он никогда не называл им своего имени. Для всех он оставался Рыцарем Рассвета. Его знания не канули в лету, они пошли дальше, выбрались далеко за пределы Мондштадта. А ведь и Полуденный сон был изготовлен по той же технике. Вот теперь и новый меч Венти… Он всё не мог налюбоваться клинком, улыбка то и дело всплывала на губах. Как приятно осознавать, что его дело живёт. Кажется, Рассвет обещал ему однажды создать достойное оружие, как подарок новому Архонту. Но своё слово он сдержать не смог. Теперь же всё будто вернулось на круги своя. Тёплое чувство разливалось внутри. — Как ты его назовëшь? — спросил Сяо, привлекая внимание витающего в облаках Венти. — Имя неразрывно связано с судьбой. — надо же, и почему он использовал именно такую формулировку? Что-то всколыхнулось в памяти. Словно воспоминания, которых никогда не существовало. — А что для шаманов судьба? — вдруг захотелось разузнать. Их взгляды явно расходились с утверждением Астарот, потому как Венти отлично помнил, как посвящал Сяо в тайны судьбы и множества дорог. — То, что нам неведомо. — неопределённо ответил Сяо. — И имя поможет ориентироваться на этом сложном пути. — Вот оно что. Ориентир… — Венти взглянул на собственное отражение в лезвии клинка, хмыкнул. — Думаю, я знаю, как его назову. — он любил смотреть в золотые глаза, отливающие истинно солнечным сиянием в свете дня. Он любил Сяо всего. И эта любовь убивала, но лишь для того, чтобы воскресить спустя мгновение. И так раз за разом. — Дорога домой. — шёпот на грани слышимости, прямой взгляд в глаза. — Это имя ему подходит. — слово «дом» приобретало всё новые значения. В каком-то смысле его дом находился в Мондштадте, среди утëсов, моря и бескрайних долин, лугов, шелестящих на ветру деревьев. А ещё его дом был рядом с Сяо. Уютный и безопасный. Там он мог расслабиться и раствориться в ощущениях. Там наивное сердце могло любить. За несколько часов до того, как отправиться в новое опасное путешествие, Венти выловил Горо для личного разговора со всё той же целью — узнать больше о пробуждении. Тот, предсказуемо, не горел желанием общаться на эту тему, а Венти не находил в себе наглости давить. Как упрашивать убитого горем человека? С уходом Кокоми генерал замкнулся в себе. Он продолжал жить исключительно ради заботы о народе Ватацуми, о солдатах, которые полагались на него и были потеряны после окончания войны. Для чего он вообще расспрашивал всех о желаниях? Это всё попытки систематизировать полученную информацию, выявить закономерность. В том, что дело было именно в желаниях, уже можно быть уверенным, но всё равно нужно проверять, если есть такая возможность. К тому же было предостаточно ещё неизвестных вещей. Есть ли какой-либо триггер, запускающий процесс пробуждения Апостолов или это стихийное явление? Считаются ли Апостолы таковыми после смерти — как, например, Ëимия? И почему именно эти люди? Есть ли какая-то привязка к определённой личности? Тяжело судить с точки зрения того, кто всё-таки был ближе к людям нежели к жителям Селестии, что заправляли Небесным порядком. Устройство мира чересчур сложное. Суть всё время ускользала. Смерть поражала своей неотвратимостью, притягательной красотой. Венти боялся её, как огня, но не из-за страха расстаться с жизнью, а по причине того, что неизбежный конец вечно следовал за ним, забирая тех, кто ему дорог. Однако нельзя забывать о красоте смерти, о том, как замирало в вечности дыхание вместе с пульсом, как переставала вздыматься грудная клетка. В который раз пришлось в этом убедиться при виде тела Кокоми. Удивительно, наследница крови вишапов неподвержена разложению. И в качестве последнего пристанища её поместили в потаëнное святилище, спрятанное прямо в скале, где сила Лунной бездны ощущалась как никогда отчётливо, а голубые оттенки отражались от глаз Венти холодной стужей. Наверное, ему не стоило здесь находиться. С другой стороны, он уверен, что тут установлена защита, и если бы ему были не рады, то не пропустили бы. Это место… Синоним смерти. Венти надоело рассуждать о конце, слишком болезненно это было, но мысли не подчинялись ему, вызывали шум в черепной коробке. В центре лежала Кокоми, скрытая от внешнего мира прозрачным куполом. Как хрустальный гроб из сказки. Но из какой? Столько историй прошло сквозь жизнь Венти, что уже все и не припомнить. Он смотрел на умиротворëнное лицо Кокоми и правда хотел верить, что она просто спит. Трагичнее не придумать. Если бы её тело, как у обычных людей, постепенно разрушалось, было бы проще, но оставаясь в неизменном виде, Кокоми внушала иллюзию замершей жизни. Замершей, а не прервавшейся. Она вправду умерла? Венти провёл кончиками пальцев по поверхности гроба. Так стремительно, внезапно… Она ушла быстро. Вот только недавно они познакомились, и вот уже её не стало. Венти гнал прочь мысли, что, возможно, и здесь он виновен. Куда бы он не пошёл — все умирали. Нин Гуан, Кокоми, Ëимия. Неужто и они пали жертвами его присутствия? С одной стороны, Венти напоминал себе, что не может быть виновен, Нин Гуан столкнулась с Третьей задолго до его прихода, Кокоми защищала остров, а Ëимия — подругу. Но всё равно ему было неспокойно. Сказывалась невозможность оставаться равнодушным к чужому горю. Если бы он мог, он бы помог всем. — Госпожа отзывалась о тебе очень положительно. — и когда Горо успел прийти? Погрузившись в себя, Венти не заметил его приближение. Они виделись совсем недавно при неприятном для генерала разговоре о желании, поэтому крайне неожиданно, что они пересеклись снова так скоро. Теперь же генерал стоял рядом с ним. Он возложил букет диковинных цветов, которые произрастали лишь на Ватацуми. Их мягкие оттенки согревали проникнутое холодной печалью святилище. — Я не знаю в чëм причина, вы ведь даже толком не знакомы. — Венти, признаться, и сам удивлён заявлением Горо. — Она сказала, что вы с ней похожи. — Горо не смотрел на собеседника, его взгляд безраздельно принадлежал Кокоми. — Похожи тем, что за людей готовы пожертвовать собой. Но ещё она сказала, что ты лучше неё. — Венти ошеломлëнно моргнул. Что-то болезненно кольнуло в груди. — Потому что госпожа беспокоится лишь за своих людей, а ты — за всех живых существ. — Венти криво усмехнулся, покачав головой. Вот значит как, Кокоми видела его насквозь, пускай они и мало общались. Но зачем говорить что-то столь громкое? Лучше неё? С чего бы, ведь несмотря на все совершëнные им ошибки, Венти до сих пор жил, а Кокоми предпочла отдать всю себя ради тех, кого должна была защищать. Нет, она гораздо лучше него. Она должна жить. — Что я могу сделать? — Горо фыркнул на его вопрос, показывая всю его бесполезность. — Уже ничего. Идите туда, куда направлялись. А что касается нашего прошлого разговора… — Горо изучал хорошо знакомые ему черты лица, покрытые маской смерти. И вправду, будто спит. Так и хотелось коснуться плеча, растормошить, вернуть в реальность. Будто она действительно могла проснуться. — Я хотел, чтобы она жила. Я хотел… Обнять её. И чтобы эти руки обняли меня в ответ. Наверное, это единственное, что крутилось у меня тогда в сознании. — глаза Венти широко распахнулись. Это желание… Почему оно так похоже на Моракса? Ведь тот сейчас не был Архонтом, значит пробуждение Апостола Гео элемента должно было произойти в синхронизации с желанием Агареса, разве нет? Здесь какая-то ошибка? Может, мечта Агареса схожа с волей Чжун Ли? Или что-то другое? А ведь Венти заметил, что Гео ключ активировался как-то странно, не как остальные, будто что-то мешало узорам воспылать в полную мощь. — Спасибо за честность. — в итоге заключил Венти, не став посвящать Горо в свои переживания. Он в последний раз взглянул на Кокоми, прежде чем направиться на выход. Горо ничего ему не ответил. Осталось всего пару часов до рассвета, скоро они с Сяо спустятся в Энканомию, где их уже ожидала Люмин. Наконец Венти лицезреет царство Риты, её владения, павшие неизвестно от чего. Мрачный мир без каких-либо источников света. Пустой мир без смысла. Он ещё не знал, кто ожидал его там, на глубинах. Не знал, чей взор навеет панику, заставит задыхаться. Не знал о страже, оставленном Астарот словно в издевательство, призванном охранять руины неизвестно для чего и от кого. Не знал о девушке, чья внешность была идентична Астарот, чьи тонкие запястья выглядели до неприличного хрупко. Венти просто смотрел на испускаемые Лунной бездной потоки энергии, ощущая мандраж. Что его ждало? Узнает ли он что-нибудь новое или вопросов опять станет больше? Рукоять меча идеально лежала в ладони, изящный клинок, безупречный. Дорога домой. Долгая, дальняя, запутанная. Она пролегала сквозь мрачную чащу, откуда нет выхода. Венти плутал в ней… С каких пор? С рождения? Может быть. Но тогда, в слезах смотря на безоблачное небо, что поселилось в его радужке отметкой Небес, он встретил её — новый смысл. Чёрные одежды, отличающие Астарот от всех остальных, мудрость веков, которая словно вросла в её кости. Элегантная красота, статность, величие. И странная нежность к новорождённому Архонту. Само время оказало ветру милость, соединив их судьбы. Или же это произошло раньше? Память Риты внесла ещё больше смуты. Кто была та девушка похожая на неё до безумия? Венти терялся в догадках. Сбила с толку и мелькнувшая неожиданно мысль о внешней схожести между ним и Декарабианом. А ведь правда были у них общие черты. Но откуда они взялись? Рита, Рита, Астарот. Если бы она не молчала, если бы не прятала от него так много. Даже сейчас она не давала Венти докопаться до сути, Сайно не рассказал ему ничего, связанный обязательствами перед Богиней времени. И Дешрет был таким же. А значит и он знал много. Похоже, все вокруг всё знали, но не говорили. Асмодей тоже, но ей доставляло удовольствие наблюдать за потугами Венти найти ответы. А ещё была Третья. Никак не выходили из головы её слова: «Я не прошу тебя простить меня. Но, пожалуйста, вспомни меня как-нибудь добрым словом.» С чего ей просить о таком? Могли ли они быть как-то связаны? И её просьба не пытаться разобраться в том, кто такие тени Фанета, беспокоила. Дорога домой ярко контрастировал с темнотой ночи. Венти вспоминал, как когда-то создал меч Сокола из опасения, что Небесные, обладающие собственной волей, не захотят ему подчиняться. Это не значит, что он лишил Сокола права выбора, сделав менее свободным. Скажем так, создав меч, он сразу заключил с ним контракт, но с правом на расторжение, коли того пожелает клинок. Но Сокол не захотел, ему пришёлся по вкусу владелец. А затем уже Венти взялся за работу над Небесными, которые поразили его своей преданностью — никто не захотел искать нового хозяина. И это стало очередным пунктом в длинном списке причин и поводов для недоверия Архонтов к нему. В лезвии отражалось сияние Лунной бездны, возвращая к реальности. Да, уже скоро. Рита, он отправится навстречу твоим секретам. И, пожалуйста, дай ему наконец ответы. Астарот была его подругой, наставником, учителем, старшей сестрой и самым близким созданием. Она сжимала его окровавленные руки, шепча, что ему не нужно сражаться и одновременно понимая, что выбора у него нет. Рита протягивала ему руку, превращаясь в проводника в запутанных коридорах судьбы. Маргаритка, верно? Однажды Венти обязательно найдёт место, где они растут. Неважно сколько она умалчивала. Венти простит ей всё. Его любовь к Астарот будет жить вечно. Пустой мир — мир без смысла и цели. Хронос столкнулась с ним, едва разлепив веки. Пустой мёртвый мир. Она бродила по руинам живым призраком. Бессмысленно. Зачем она здесь? Чего госпожа Токоë хотела от неё? Древние ящеры, придавленные светом Дайнити Микоси, не пытались нападать, но и до конца не ослабли, ведь священный маяк был повреждён. Хронос слонялась из угла в угол, сгорая от непонимания. Кто она? В чëм её предназначение? Пустой мир. Он так отвратителен. И к этому месту у Хронос было лишь отвращение. К месту, что она должна была, по логике, любить и оберегать. Она презирала его. Распахнутые врата в Утробу змея манили. Но куда? Наружу? Зачем? Ей неизвестно, что лежит по ту сторону Лунной бездны. На языке вертелось сказанное Люмин имя. Оно незнакомо ей, но что-то… Что-то не так. Барбатос? Из рассказа Люмин понятно, что они были друзьями с госпожой Токоë. А ещё Люмин предупредила, что реакция Венти — а его сейчас звали именно так — на Хронос может быть странной и бурной, ввиду её внешнего сходства с госпожой Токоë. Пустой бессмысленный мир приобрёл краски с приходом Люмин. До этого что день, что век — всё одно. Теперь же Хронос наконец поняла, как её тяготило одиночество, как легче стало дышать с приходом живой души, не пытающейся отодрать от её плоти кусок. Хронос с опаской ждала прихода товарищей Люмин. Ей неспокойно. Она чувствовала — что-то произойдёт. Неизбежно. Была ещё одна вещь, беспокоящая её. Она не способна выразиться конкретно, но с открытием врат Утробы змея, что-то незримо поменялось. Ведь вместе с этим сломалась и печать на Энканомии, отделяющая её от внешнего мира. Хоть Хронос страдала от одиночества, но исчезновение печати внезапно принесло чувство незащищённости. Она пыталась списать всё на паранойю, но, нет, дело не в этом. Словно за ней кто-то следил. Не глазами, а как-то иначе. Словно печать мешала им раньше. Но не теперь. Отныне они видят её, чувствуют. — Вот ты где. — Люмин нашла Хронос снаружи, она стояла, прислонившись спиной к маяку, в десятке метров от них шипели ящеры, но не подходили ближе. — На что смотришь? — проследив за чужим взглядом, Люмин наткнулась на распахнутые вдали врата. — Ты чего-то боишься? — как скоро она научилась улавливать её чувства. Даже настораживало. — Я защищу тебя в случае чего. Обещаю. — Хронос в бою была слаба, в чëм сама призналась чуть ранее. Но всё равно было неожиданно слышать подобные клятвы. Непривычно, что о ней заботились. В этом пустом мире, где не было ни начала, ни конца безумию. В мире, где наткнувшись на изображение Астарот на стене библиотеки, страж будто о чём-то вспомнила. Защищать — вот что за установка всплыла в её памяти. Прокушенная ящером нога зверски болела, неровный свет расстилался над Энканомией от только проснувшегося маяка. А страж, не знающая даже своего имени, всё изучала фигуру госпожи Токоë — она вспомнила её. Изображение было частично скрыто тканью, зрителю представала не полная картина, что-то оставалось спрятано. И страж вспомнила ещё одну установку. Не открывать занавес. Крестовидные зрачки, недовольный прищур. Асмодей открыто насмехалась над этим болваном, который правда поверил, что подобное возможно. — Почему ты молчала? — Почему я должна была сказать? — вопросом на вопрос отозвалась Асмодей. Эта её привычка выводила из себя окружающих постоянно. — Не начинайте скандал. — светлые глаза без грамма чувств. Третий участник их беседы. — Лучше думайте, что нам делать. Асмодей, это будет проблемой? — Несомненно. — и она предвкушала шоу с нетерпением. — Но вам не решить её. — Нам в любом случае надо было попасть туда. Я могу попробовать что-то предпринять. — предложил обладатель каэнрийских зрачков. — Это бесполезно. — с наглой ухмылкой изрекла Асмодей. — Но я не стану мешать. Я смогу перенести тебя туда. Узлы теперь доступны. — Так и поступим. — светлые глаза мелькнули одобрением. — К другим вопросам, что там с Голд? — Она противится, но выбора у неё всё равно нет. — коротко ответила Асмодей. — Как дела с блоком питания? — Всё идёт по плану. — ответил каэнриец. Зрачки звëздочки прожигали Асмодей насквозь, напоминая, что между ними никогда не установится мир. — Ты уверена, что нет способа разобраться с новой проблемой? — вновь вернулся к волнующему вопросу. Асмодей рассмеялась, утирая выступившие слëзы. — Ты ещё не дорос до подобного. — Мы равны с тобой. — А вот и нет. — Асмодей нарушила личное пространство, она была ниже собеседника, но её угрожающее давление всё равно вызывало мурашки. — Я была носителем половины Истинного. Не сравнивай нас. — Прекратите этот фарс. — устало выдохнул третий, махнув рукой. — У нас общие цели. — Асмодей пакостно усмехнулась, но ничего не ответила. Как глупо. Как наивно. Как опасно полагать, что Асмодей занимала хоть чью-нибудь сторону.