Дорога домой

Скарамучча безучастно наблюдал за голодными водами, набегающими на песчаный берег. Волны расстилались по золоту, покрывали собой, поглощали, втягивали блестящую каёмку острова, будто желая откусить от него кусок, но без лишней агрессии, почти лениво. Порой спокойствие Ватацуми действовало усыпляюще, что раздражало. Скарамучча не привык к мирным будням, пока он работал в Фатуи их в принципе было немного, да и до этого жизнь, как правило, умела развлекать по-своему, привлекая к делу уникальное чувство юмора, понять которое смог бы не всякий ценитель. Тряхнув головой, он постарался избавиться от ненужных сейчас философских размышлений. В руках несколько писем, которые Скарамучча рассматривал уже двадцатый раз, будто стараясь найти в них что-то новое, но буквы как назло не собирались складываться в нечто иное. Пришло письмо от Нахиды. Это случилось за сутки до возвращения Сяо и Венти из Энканомии. Неожиданно госпожа Камисато, которая активно помогала Горо с делами на острове, чтобы дать возможность старшему брату хотя бы на какое-то время сбросить с себя ответственность, молча протянула запечатанный конверт, не задавая лишних вопросов. Аяка не считала нужным лезть в чужие дела, только мысленно подметила, что письмо пришло из Сумеру. То, что было внутри… Скарамучча не знал, как это описать. Он показал письмо и Кадзухе, и тем двоим, когда они вернулись из Энканомии и спросили, есть ли новости от Нахиды. Всем текст показался странным. Вроде бы ничего такого, дежурное приветствие, извинение за долгое молчание, вопросы о самочувствии Скарамуччи. Но в письме не было души. Это не стиль Нахиды. Не было живости, искреннего интереса, волнения. Скарамучча не чувствовал их. Слишком не похоже на Дендро Архонта, что будто бы негласно считала себя матерью бывшего Предвестника. Сейчас всё это исчезло. Тревога нарастала, поверить в то, что Нахида просто резко остыла, невозможно. Но почерк её, сомнений нет, письмо точно принадлежало Кусанали, было написано её рукой, в каждой закорючке виднелись неповторимые штрихи, привычки, даже наклон букв, их высота и плавность - ни малейших отличий от привычного стиля. Что же произошло? Скарамучча вскользь спросил об этом в ответном письме, не надеясь получить однозначный ответ. Беспокойство медленно отравляло его разум. Это дико. Это неправильно. Никогда в жизни Нахида бы не написала что-то подобное. Так не должно быть. Ни за что. Мозг сходил с ума, пытаясь анализировать, выискивать причинно-следственные связи, но натыкался на глухую стену. И каким образом ему выяснить истинное положение дел? Неужели придётся отправиться в Сумеру лично? Второе письмо принадлежало Царице. Она спрашивала о самочувствии Скарамуччи, на что тот при чтении картинно закатил глаза, и звала на скорый праздник по случаю завершения какого-то устройства в исследовательском институте Снежной. Скорее, ей просто нужен был повод, чтобы увидеться. Празднование случится не завтра и даже не через неделю, но она уже решила уведомить Скарамуччу о своих надеждах на его появление. В качестве аргумента использовала Тарталью — такое себе, на самом деле, как будто он сорвётся в путь, чтобы видеть его кислую мину. А та точно будет кислая, придётся ведь отлипнуть от обожаемого бывшего Гео Архонта и явиться на родину. Письмо от Одиннадцатого Предвестника Фатуи пришло очень давно, явно до их встречи в Ли Юэ, но читать его Скарамучче банально не хотелось, вот и откладывал на потом, хотя мог бы взять и сжечь. Всë-таки вскрыв конверт, он обнаружил внутри всего несколько строк, наполненные в основном ворчанием ввиду скоропостижного ухода коллеги со службы, который Аякс ехидно нарëк «побегом». Отчётливо читалась скука номера Одиннадцать, проявляющаяся как бы между делом, ему явно не хватало компании Скарамуччи, хотя они и раньше не особо много времени проводили вместе, потому что оба ненавидели торчать в Снежной — одного напрягал Дотторе, второй долго не выдерживал без Моракса. Интерес представляли непримечательные на первый взгляд слова о сотруднике ИИС — исследовательского института Снежной. Помнишь Кэйю? Кого я спрашиваю, конечно нет. Этот парень работал над тем нашумевшим проектом ИИС. Как думаешь, есть способ менять форму зрачков? Мне иногда кажется, что в его глазу, в том, что не скрыт повязкой, появляется звезда. Прям как у каэнрийца, вроде того же Шута. Или у меня воображение разыгралось. Небось читаешь и издевательски смеёшься надо мной. Скарамучча не смеялся. Он задумался. Смысл скрывать своё происхождения имелся, каэнрийцам не доверяли, в ИИС его бы точно не взяли работать с такой родословной. Бывали исключения, например Первый Предвестник, но это большая редкость. Если бы способ менять форму зрачков был, то на месте каэнрийца Скарамучча бы точно им воспользовался. Ладно, не стоит рассуждать об этом серьёзно, Одиннадцатый чересчур впечатлительный, мог и напутать. — Может, нам лучше было отправиться с ними? — Кадзуха всегда находил способ отыскать его на далеко не маленьком острове. Он остановился рядом, тоже устремляя взор вдаль. — И мотаться толпой, привлекая внимание? — скептическое хмыканье. — Насколько я помню, у них и так пополнение в команде. — случившиеся в Энканомии события ребятам кратко пересказали. До сих пор тяжело отойти от потрясения. — Венти выглядел странно. — поделился Кадзуха опасениями. — Он всегда такой. — От него шло стойкое ощущение ветра. Раньше такого не было. — не обратил внимание на холодность Скарамуччи, продолжил рассуждения. — И зачем им понадобилось на Наруками? Мне неспокойно. Всё же там резиденция Вельзевул, вдруг они встретятся. В тот раз она чуть не… — Кадзуха не стал договаривать. Взгляд скользнул вбок, наткнувшись на письма. — Ты так ничего и не ответил Вельзевул? — Зачем спрашиваешь очевидное? — кривая усмешка, мимолётным жестом поправил шляпу, которая съехала слегка в сторону. — Да и ты рад моему молчанию. — Не путай. Я просто не хочу, чтобы тебе было больно. — говорил прямо как Нахида. Случаем, пребывание в Капсуле мудрости не связало их личности, а? — Если не хочешь моих страданий, то угомони уже своего гиперопекающего старшего братца. — Кадзуха неловко повёл плечом. Время шло, а Аято всё ворчал по поводу его вкуса и неправильного выбора партнёра. Иногда казалось, что Аято просто необходимо где-то воплотить эту свою потребность, которая, по-видимому, изначально предназначалась младшей сестре, когда та решит кого-то полюбить, но в итоге вышло, что вышло, а крайним оказался Кадзуха. Что-то очаровательное крылось в этой семейной идиллии. Скарамучча не хотел привыкать к подобного рода вещам, потому что боялся стать уязвимым, но, наверное, поздно думать об этом, уже шагнув в пропасть. Остаётся принять происходящее и плыть по течению. Уже даже не страшно наткнуться на острые камни на дне. Откуда-то росла уверенность, что все препятствия вполне преодолимы. В Энканомии снова стало тихо. Люмин лечилась от влияния яда, Астарот восстанавливалась и укрепляла собственное тело. Между девушками первые сутки чувствовалась неловкость, в конце концов, свыкнуться с тем, что легендарная Богиня времени на самом деле жива и вроде как считает тебя своим другом — сложно. Постепенно отношения выравнивались, сглаживались углы. Ничего не изменилось, да, перед Люмин не страж, а древнее Божество, да, с возвращением памяти характер Астарот стал ещё сдержаннее, чем раньше, но это мелочи. И что значит «сдержаннее»? Она старалась сохранять ясность рассудка, вела себя спокойно, немного осторожно, но при этом Люмин чувствовала, что небезразлична Астарот, что образовавшаяся между ними связь никуда не делась. И вот что главное. — Теперь я окончательно поняла, почему Архонты решили уничтожить Каэнри’ах полностью. — как-то обмолвилась Люмин, уйдя в свои мысли. Встреча с Дайнслейфом оставила на ней неизгладимый отпечаток. — Месть подобна яду, выжигающему кости. Я видела подобное в каэнрийцах после побега из Бездны. Их сердца ожесточились. Они имеют полное право на это, но я никогда не приму методы Ордена Бездны. Геноцид — не выход. Не понимаю, почему Дайнслейф примкнул к ним. — Он потерял два народа. — попробовала объяснить Астарот. — Сначала пала Энканомия после бедствия, учинëнного Асмодей. Затем она сделала его бессмертным, спустя много тысяч лет вновь отыскала его уже в Каэнри’ах. Увидев, как он счастлив, Асмодей разгорелась сильнейшей злобой. Она решила подтолкнуть Каэнри’ах к падению, хотя та и без того шагала по грани. Веком раньше, веком позже — стране пришёл бы конец. Асмодей лишь ускорила процесс своим вмешательством. Дайнслейф не доверял ей, верно? Наблюдал, пытался ограничивать её действия, но не вступал в открытую конфронтацию. Возможно, он хотел верить в остатки её человечности, возможно, полагал, что Асмодей не сможет ничего сделать. В итоге Каэнри’ах повторила судьбу Энканомии. Думаю, Дайнслейф убил Асмодей тогда, раз она сейчас в столь юном теле. Хотя она могла умереть и позже, прошло ведь целых пять веков. А насчёт мести Ордена Бездны… — Астарот глубоко вздохнула. — Сорняки вырывают с корнем, Люмин. Не убив энканомийцев, я дала возможность этой заразе распространиться дальше, осесть во многих культурах, а Каэнри’ах и вовсе стала прямым наследием Энканомии. И Архонты на самом деле повторили мою ошибку. Они намеревались уничтожить всех. Но не смогли. Не выжгли опухоль до тла. Они переоценили собственные силы. И собственную бесчувственность. — Астарот серьёзно посмотрела на Люмин. — Они могли убить всех мирных жителей. Там был не один Архонт, не два, а практически все из правящей верхушки. Но они не сделали этого, потому что увидев бегущих в ужасе людей, у них в груди заболело сердце. Не Сердце Бога, а людское, человеческое. — Астарот не было там, но она говорила о событиях так уверенно, что не оставалось сомнений в истинности её утверждений. Рита чувствовала их настрой и хорошо анализировала ситуацию из доступных ей данных. — И итогом трусости стало распространение болезни, неверных учений. Я знаю, что тебе больно слышать мои рассуждения о том, что нужно было убить вас всех в Каэнри’ах. Однако я не хочу скрывать от тебя мои мысли, поэтому буду откровенной. Ты ведь и сама всё понимаешь. Пока жив хоть один, тьма будет разрастаться, подобно неизлечимой болезни. И этому не будет конца.