The Glory

Теперь, стоя у кинозала, Ёнсо не кажется, что свидание в кино было хорошей идеей. Постеры на стенах, картонные стойки вдоль длинного коридора по пути в туалет, ведро попкорна, что Минхо держит в руках, лениво подцепляя языком воздушное зёрнышко на самой верхушке — везде лицо долбанного Хван Хёнджина. Ёнсо пыталась сбежать от него — как можно дальше — а оказалась в эпицентре концентрации его самодовольной рожи. Нужно было подумать, прежде чем соглашаться на первое же предложение Минхо сходить в кино. Вот только он, наверное, рассчитывал, что они пойдут на смазливую мелодраму: сядут на последний ряд, Ёнсо пустит слезу на моменте, когда главный герой осознает свои чувства. Они поцелуются вместе с героями на экране и выйдут из зала уже будучи официальной парой. Облом. Единственная мелодрама, что крутится в кинотеатре по пятнадцать сеансов в день — с Хван Хёнджином в главной роли. Ёнсо даже мёртвой не хочет побывать в этом зале. Боевик? Хёнджин бегает по джунглям с дробовиком наперевес. Очередная лабуда про апокалипсис? Хёнджин сажает самолёт, даже не имея понятия об его устройстве. Мультик для дошкольников? Голосом Джина говорит главный злодей. На экранах сплошная срань, а Ёнсо и так погрязла в этом дерьме по самое горло — похуже прорванной канализации в её общежитии. Утопать целиком совсем не хочется. Хочется хотя бы пару часов не видеть этой спесивой ухмылки — забыть о его существовании. — Не думал, что ты фанатка старого кино, — Ли Ноу плюхается в кресло, тут же откидываясь на спинку. — Ты многого не знаешь, — чуть усмехается Ён, усаживаясь справа от него. — И я собираюсь это исправить. Непонятно как, но Ли Ноу всегда умудряется одной лишь фразой спутать все мысли и завязать язык Ёнсо в морской узел. Она кожей чувствует его изучающий взгляд, но не поддаётся на провокации — лишь припадает губами к полосатой соломинке, втягивая сладющий маунтейн дью. Конечно, выбор кинофильма удивил не только Ли Ноу. Ёнсо понятия не имеет, о чём фильм. По названию, похоже, про Робинзона Крузо. Только жанр «комедия» немного смущает. Насколько ей известно, весёлого на необитаемом острове с Робинзоном мало происходило. Иногда, Ён сама себя ощущает на необитаемом острове, запертой в каменные джунгли. Конечно, Беверли более спокойное место, в отличии от того же Даунтауна, но на душе волки воют, кошки скребут — угли разгораются, что усидеть на месте уже невозможно. Ёнсо ёрзает, надеясь, что старая итальянская комедия с субтитрами окажется весёлой. По крайней мере, там точно нет Хван Хёнджина — его даже в планах ещё не было, когда кинолента крутилась на экранах в семьдесят шестом году. Это то, что надо. Надо сместить свой фокус внимания на что-то другое. Или на кого-то. — Попкорн? — Минхо протягивает ей ведро, что ещё пять минут назад было засыпано доверху воздушной кукурузой, а сейчас уже виднеется бортик. Взгляд непроизвольно цепляется за физиономию, от которой, кажется, никогда уже не избавиться. Хван Хёнджин довольно красуется на бумажном ведёрке с попкроном, рекламируя сеть популярных кинотеатров — задрал. — Нет, спасибо, — натянуто улыбается Ён, неловко хихикая. Скорее бы свет в зале уже выключили. Помимо них на третьем ряду сидит ещё парочка пенсионеров и какой-то задрот на крайнем месте предпоследнего ряда. Не очень-то старые киноленты пользуются популярностью. Ёнсо нервно покусывает пластиковую трубочку, чувствуя напряжение, что словно мячик для настольного тенниса — отскакивает от стен, прошибает случайные точки, но всё равно наносит удары неловкости, в которой Ёнсо тонет, как в потёртом кресле среднего ряда кинозала. — Наконец-то, — стоит свету отключиться, как Минхо теперь без зазрения совести начинает хрустеть попкорном. Попросил смешать все вкусы, что были в ассортименте — Ёнсо даже не знала, что так можно. Теперь у неё есть долгожданные два часа свободы от Хёнджина — глоток свежего воздуха среди каменных джунглей, не иначе. Она уже собирается вытянуть ноги вперёд, скидывая старенькие конверсы, как трёхметровая голова Хёнджина поворачивается прямо на неё. Знакомые губы растекаются в манящей за собой улыбке, обнажая жемчужный ряд зубов, а голубые глаза практически сразу же скрываются за солнцезащитными очками известного бренда. Джин катит по западному побережью в новеньком кроссовере, расслабленно высунув руку в открытое окно, словно может пальцами пощупать поток свежего воздуха. Будто это лишь заслуга дорогой тачки — банальный маркетинг. — Да сколько можно! — не может сдержаться Ёнсо, с шумом запихивая полупустой стаканчик с маунтейн дью в подстаканник, промазывая пару раз. Гадёныш даже сюда умудрился просочиться. Он как будто специально это делает — всё портит. Интересно, он вообще догадывается, как мучается из-за него Ёнсо? О да, что-то подсказывает, что он знает. Знает и специально продолжает проникать в каждый миллиметр, заполняя собой всё пространство. Не хочет оставлять в покое. Ему точно скучно, раз он нашёл для себя аттракцион в виде Ким Ёнсо. И совесть его за это никак не гложет. А вот Ён убивается из-за этого. Она даже не может спокойно сходить на свидание с парнем, потому что везде её подстерегают сапфировые взгляды. Будто они уже на свидании втроём, получается. Какой ужас. — Я бы ничего у него не купил, — озвучивает Минхо, шурша попкорном, и Ёнсо тут же косится на стенку ведра, ломая бровь: — Не зарекайся, — в темноте почти не видно её выражения лица, но слышно надменность, с которой она произносит каждый звук. — Считай, что это от безысходности, — цокает Ли Ноу, забрасывая в рот ещё одну кукурузину. — Он ведь пустышка. Минхо легко это произносит, а у Ёнсо неприятно тянет под ложечкой. По неизвестной причине, не очень приятно слышать плохое в адрес Хёнжина из чужих уст. Ей можно его грязью поливать, другим — нельзя. Хотя, что это она? Заступается за Хёнджина? Да никогда. Пусть хоть помоями его поливают — плевать вообще. Пусть закидают тухлыми помидорами и пририсуют усы к каждому постеру. Ёнсо даже сама маркеры купит и на свалку за овощным рынком сходит. Если у Джина нет совести, то у Ёнсо нет жалости к нему. Никакой, абсолютно. — Почему он тебе не нравится? — она старается не показывать лишних эмоций. Вообще, пора перестать испытывать какие-либо эмоции в отношении этого павлина. — Потому что он не нравится тебе, — просто отвечает Минхо, поворачиваясь на неё. — Я ведь могу тебя поддержать? Это явно не то, что ожидала услышать Ён. На языке вертится вопрос: «А что, если я с ним целовалась? Тоже поддержишь?», — но вслух она произносит: — А если он мне нравится? Да, не самая удачная формулировка. Что значит «если»? Он, чёрт возьми, ей до чёртиков нравится. …нравился. Сейчас она уже не уверена. Побывав в клетке со львом, начинаешь ценить свободу. А Ёнсо буквально живёт в этой клетке и вырваться с каждым днём всё сложнее. Попыталась вот, и что? Из всех колонок Хван Хёнджин распинается о трамплине в будущее с новым кроссовером с незапоминающимся с первого раза названием. Вот только это не трамплин — обрыв, с которого Ёнсо вот-вот сиганёт, лишь бы избавиться от назойливых чувств, которые разорвали ящик Пандоры в щепки. А осколки его больно врезаются, полосуя все внутренности. …не хочется страдать. …не из-за него. — Тогда, я начну ревновать, — беззаботно усмехается Минхо, и в свете кинопроектора Ёнсо замечает довольную лисью улыбку. Ли Ноу закидывает в рот очередную жменю попкорна, переводя взгляд обратно на экран: — Он ведь бездарность. А впрочем, Ли Ноу прав. — Полнейшая, — соглашается Ёнсо, тоже садясь ровно. — Даже играть не умеет. Тут, конечно, можно поспорить. Хван Хёнджин превосходный игрок чужими сердцами: женщин, поклонниц, самой Ёнсо. А ну, хватит! Хватит с неё этого лабиринта, все коридоры которого ведут не на волю, а в самый эпицентр. Сегодняшний день поставит жирную точку… Нет, сигаретным окурком выжжет чувства из сердца, мысли из разума, Хван Хёнджина из жизни. Не буквально, конечно. Ён ещё не настолько его ненавидит, чтобы проливать реки крови. Хотя, её-то крови Хёнджин выпил предостаточно. Да пофигу. Это конец их — даже не отношений — связи. Да, «связь» сюда больше подходит. Потому что именно так Ёнсо себя ощущает рядом с ним — связанной. Опутанной красными нитями, что с каждым разом всё сильнее стискивают в охапку. И если в первые разы это было ново и почти добровольно, то сейчас, когда они уже врезаются грубым волокном, оставляя следы не только на коже, это больше похоже на пытку. Дыхание перехватывает, движения сковывает, а свободы — лишает. Ёнсо приехала вовсе не за этим. Ему не лишить её свободы выбора, хоть он и старательно пытается. Знает, что выберет она вовсе не его. — Просто смазливая мордашка, — подхватывает Ёнсо, глядя в упор на рекламу холодного чая с Хёнджином во всю стену. Как же бесит. Он всегда такой — смазливый, приторный, сладкий. Такой, что зубы сводит похлеще, чем от маунтейн дью, привкус которого саднит дёсны и язык. Хочется заесть, запить — всё, что угодно, лишь бы перебить этот привкус его губ. …чёрт. — Распиаренная картонка, — продолжает Минхо. Ну и зачем она опять вспомнила о поцелуе? Зачем она поддалась ему? Потому что хотела? Да, ужасно хотела. Желала так сильно, что в моменте не подумала, как потом будет нести это бремя. Он тянет её на дно. Утаскивает в свои сети в самую вязкую топь. Дурманит, лишая здравого смысла. Лишь вдали от него Ён удаётся собрать остатки гордости и рассудка. Проветриться от пьяной полыни, очиститься от сигаретного дыма, что въедается в губы. Хёнджин привык делать, что хочет, и получать, что пожелает. Но от Ёнсо он больше ничего не получит. — Бездушный кретин, — выпаливает она, с отвращением цедя слова, и одёргивает себя лишь тогда, когда чувствует пристальный взгляд Ли Ноу на себе. Реклама чая заканчивается — слава Богу — и теперь из колонок звучит лишь противопиратский инструктаж. Но Ёнсо даже под дулом пистолета бы не стала пытаться заснять фрагмент фильма с Хёнджином — ничто не должно о нём напоминать. Она позаботится об этом. — Господи, да ты реально его ненавидишь, — усмехается Ли Ноу, и Ёнсо чуть поворачивается к нему, закусывая щёку изнутри. — Что он тебе сделал? Вскружил голову, соблазнил, поцеловал — список длинный, но, пожалуй, это его основные пункты. Хотелось бы Ён ответить, что ничего — ничего он ей не сделал, она даже знать его не знает. Просто его морда на всех баннерах в этом городе, и это её знатно достало. Но правда лишь последнее — это достало. Достало чувство беспомощности, достала безвольность, с которой каждый раз тянется к нему, зная, что обожжётся. Достали мысли о нём, чувства и запах табака, что разъедает слизистую с самого утра. Хёнджин достал её до такой степени, что Ён уже почти на всё готова, лишь бы оборвать все связи, перерезать все ниточки, сжечь все мосты. Но пока сжигает лишь изнутри чувство проклятой влюблённости в этого придурка. Да и влюблена ли она сейчас в него? Не уверена. Ни в чём не уверена, кроме того, что пора это прекращать. Поставить жирную точку, не тянуться к нему каждый раз, как умалишённая. Она ведь голову потеряла, не иначе. Практически сдурела, раз ещё ищет оправдания его поступкам и своим мыслям. Нет оправданий. У его наглых действий нет никаких апелляций, как и нет их у странной тяги Ёнсо. Забыть его сложнее, чем напроситься жить на Кэролвуд Драйв. Но она справится с этим. Возможно, даже сегодня. Зачем откладывать? — Лучше тебе не знать, — цокает она, загребая целую охапку попкорна всех возможных вкусов. Буквально давится им, лишь бы избежать дальнейшего диалога, полностью сосредотачиваясь на фильме, где главный герой уже собирается в круиз со своей женой, ещё не зная, как круто повернётся его жизнь из-за глупой ошибки. Жизнь Ким Ёнсо тоже круто повернулась. Только она ещё не поняла, ошибка это или так и должно быть. Если жизнь преподносит нам уроки, то свой Ён уже хорошо выучила — не строй иллюзий. Вот только поняла она это слишком поздно. Поняла, но не приняла до конца. Сейчас она на стадии гнева, и хотелось бы перескочить следующие две. Торговаться она с ним не собирается, а в депрессию её ещё успеет вогнать учёба, которая начнётся буквально через несколько дней — даже не верится. Сейчас остаётся лишь злиться и ждать. Клин клином — слова Алексис не выходят из головы до тех пор, пока на дне ведра с попкорном не остаются окаменевшие зёрнышки кукурузы. Сегодня в сердце Ёнсо тоже что-то очерствело. Нет больше той эйфории при виде хёнджиновой физиономии на постерах у входа в кинотеатр. Есть лишь небольшое облегчение, что приходит вместе с выброшенным пустым ведром попкорна с Хёнджином на этикетке. Пусто ли в душе от этого? Нет. Скорее тоскливо и обидно, что Ёнсо вообще попалась на эту удочку. Откуда же она вообще могла знать, что всё так далеко зайдёт? — Я успел забронировать столик в корейском ресторане, — Минхо проверяет время на телефоне, тут же убирая его обратно в карман рваных светлых джинсов. — Ты всё ещё скучаешь по курочке? Скучает? Да Ёнсо сейчас точно вывернет от одного запаха мяса в панировке. Хван Хёнджин и здесь успел нагадить. — Нет, — тут же отвечает она. Слишком резко, чем следовало бы. — То есть, я её что-то переела в последнее время, — не хочется врать, но ведь она действительно сыта по горло. — Окей, — соглашается он, снова вытаскивая мобильник. — Я отменю бронь. Кто-то точно ждёт в очереди отказа. И пока он набирает номер ресторана, Ёнсо нервно пожёвывает нижнюю губу. Минхо забронировал для них столик в месте, куда хотел сходить вместе с Ёнсо — которое бы напомнило ей родной дом. Конечно же она чувствует неловкость. Но если скажет правду, то будет выглядеть полной дурой. Ещё, упаси Господь, Ли Ноу узнать о Хёнджине — Ёнсо тогда точно провалится на месте. Ей и так неловко, что пытается отвлечься вместе с ним. Если есть какое-то чувство сильнее ненависти к Хёнджину, так это стыд перед Минхо. Чувствует, будто не до конца искренна — это убивает. Ведь Ли Ноу действительно вызывает неподдельный интерес. Если не считать сегодняшнего похода в кино — с ним легко. Он не открытая книга, но и не прячется за четырёхметровым забором, как некоторые. Открывается постепенно и располагает к себе. Чёрт, да он практически мечта любой девчонки. Эшли сегодня так зыркнула, когда Ли Ноу пришёл за Ёнсо в кафе после смены — она теперь точно не отстанет, требуя подробностей. Это льстит — один из самых популярных парней в Беверли-Хиллз сводил Ёнсо в кино. Она не знает точно, но из рассказов Эшли и так понятно, что Минхо ещё со школы пользуется популярностью у девушек. Но даже мысль о том, что на её месте могла сейчас быть, например, та кудряшка с вечеринки, выводит Ёнсо из себя. Нет, он точно ей небезразличен. И пока они идут по ночному проспекту, она ловит себя на мысли, что если бы Минхо сейчас взял её за руку, то это было бы очень романтично. — Ты точно не голодная? — Нет, всё хорошо, — улыбается Ён, заходя в центральные ворота парка Беверли Гарденс. — Такой тёплый вечер, не хочется сидеть в помещении. Вечер и правда замечательный: небо ясное и даже в городе опять видны звёзды. Ветра практически нет, как и людей на улицах. Скоро осень. Большинство туристов разъехались, ведь через несколько дней у всех опять начнётся учёба — Ён бы тоже поскорее отсюда уехать. В парке тихо. Городская суета остаётся где-то позади, и до ушей доносятся лишь приглушённые автомобильные гудки. Минхо расспрашивает Ёнсо об учёбе, о жизни в Корее и любимой еде, если не брать во внимание злосчастную курицу. Возможно, уже прикидывает, куда можно сходить в следующий раз помимо корейского ресторана — это приятно. Нет больше неловкости, ведь поблизости не маячат сапфировые глаза и самодовольная ухмылка. Беседа перетекает от одной темы в другую, и Ён даже не замечает, как они обходят большую часть парка. Приятно, что можно вот так забыться на какое-то время — хотелось бы растянуть его как можно дольше. На долю секунды, когда взгляд падает на столб с часами, вслед за минутной стрелкой проскальзывает мысль, а что если Хёнджин опять ждёт её? Ну, чисто теоретически, сидит сейчас на кухне и испепеляет взглядом двери, подрываясь от каждого шороха. Может быть такое? Теоретически — всякое может быть. Практически — маловероятно. Такие как Хван Хёнджин не будут ждать девушку. А зачем? Зачем ждать, если он может получить любую, которую захочет? Это они ведут на него охоту, а он лишь позволяет им на какое-то время почувствовать себя счастливыми, что заполучили его. Вот только кто от этого в выигрыше? Явно не те девицы, что спускались вместе с Хёнджином по лестнице. Ёнсо готова поспорить на все свои отложенные деньги, что ни с одной из них он больше никогда не встретится. В тот вечер он их выгнал, потому что они имели наглость покуситься не только на его внимание. Точно, он выставил их за дверь за то, что они имели наглость говорить с Ёнсо. До сих пор неприятно саднит под языком. Хотелось тогда швырнуть сценарий кому-то из них прямо в лицо. Например, самому Хёнджину. Но нет, Ён выбрала более изящный способ расплаты — практически искусный. Наверное, Ли Ноу лучше не знать, при каких обстоятельствах Ёнсо напялила на себя тот развратный топик и мини-юбку. Он, конечно, до сих пор шутит, что они произвели неизгладимое впечатление. Но что он скажет, если узнает, на кого ещё большее впечатление произвёл тот перфоманс? — Когда начнётся учёба, ты переедешь в общежитие? — как-то даже с грустью спрашивает Ли Ноу, усаживаясь на лавочку. — Поближе к кампусу? — В идеале — да, — кивает она, садясь рядом и подгибая ноги под сиденье. — Но сейчас там ремонт, поэтому я тут. Но в идеале снять квартиру поближе к универу. — Далековато мотаться каждый день из Беверли до Южного без машины. — Да, далековато, — соглашается Ёнсо, пожёвывая подсохшую из-за сладкого кожу на губе. Попкорн и маунтейн дью сделали своё дело — у неё дикий сушняк. Но главная проблема кроется далеко не в логистике. Главная проблема поджидает её в особняке на Кэролвуд Драйв. И эта же проблема, скорее всего, уже сейчас напивается на дальней кухне. Ёнсо не хочет его видеть, по возможности, больше никогда. Но в реальности хотя бы сегодня. Его и так слишком много в её голове, и Ён уже практически готова обратиться к экзорцисту, чтобы изгнать этого чёрта со своей шеи. — Из закусочной тоже уволишься? — Пока не планировала, но потом да, скорее всего придётся найти подработку где-то поближе, — тут же отвечает она и слышит, как Минхо с шумом выдыхает. — Почему спрашиваешь? — поворачивает на него голову, упираясь ладонями в деревянную сидушку возле коленей. — Переживаю, что не проживу без молочных коктейлей и картошки, — грустно усмехается он, глядя на старый фикус в глубине парка. — И как это связано с моим увольнением? — не понимает Ёнсо, разглядывая в свете уличного фонаря чёткий профиль Ли Ноу. Красивый. Ли Ноу очень красивый — она бы ещё в первую встречу это заметила, если бы он вёл себя чуточку скромнее. А во вторую бы не стал показывать мастерство своего языка. Боже, тот завязанный в узел черенок вишни до сих пор перед глазами стоит. И Минхо будто мысли читает: проходится кончиком языка по уголку своих губ. Наверняка, они тоже сладкие от газировки и снеков. — Зачем мне набирать лишние килограммы, если там не будет тебя? — цокает он, будто ответ был и так очевиден. Резко поворачивает голову и устанавливает зрительный контакт. Ну вот как он это делает? Как простыми словами умудряется лишать дара речи по щелчку пальцев? — Я не… То есть, я не… — она пытается сформулировать фразу, но выходит лишь каша. Что «я не»? Не будет увольняться? Враньё это. Когда начнётся учёба, то времени будет катастрофически не хватать — Ён в этом уверена. А тратить три часа туда-обратно на дорогу для трёхчасовой смены — расточительство. Может, конечно, удастся договориться с Чанбином о работе по выходным. Но это ведь не каждый день, как сейчас. Хотя, возможно, лучше чем ничего. Ёнсо самой грустно от того, что скоро придётся привыкать к новому распорядку. И пока она не переехала ближе к универу, надо научиться каким-то образом совмещать всё. Похоже, что первостепенной задачей в первый учебный день будут поиски не нужной аудитории, а новых друзей. Снимать квартиру на двоих намного дешевле. Минхо резко поднимается с места, так и не дождавшись внятного ответа. Да он и не ждал как будто, что ему ответят. На долю секунды Ёнсо кажется, что уголки его губ дёргаются вверх. — Ты куда? — не понимает она, глядя, как Ли Ноу переступает через бордюр, идя к огромному фикусу — действительно огромному. — Мне не нравится вид со скамейки, — через плечо бросает он, не оборачиваясь. — Чего? — Ёнсо непонимающе бубнит себе под нос, поднимаясь на ноги. — Что ты делаешь? — идёт за ним по мягкому газону, в перину которого утопают старенькие конверсы. — Хочу взобраться повыше, — не обращая на неё внимания, останавливается возле старого дерева и цепляется пальцами за выступ в коре, параллельно упираясь стопой в ствол. — Оттуда вид должен быть получше. — Минхо, слезай, — она с опаской оглядывается по сторонам, подходя ближе. — Нас оштрафуют, — поднимает взгляд вверх, наблюдая, как Ли Ноу уже практически добрался до первой толстой ветки. — Не оштрафуют, — пыхтит он, подтягивая себя выше. — Это вандализм, — она скрещивает руки под грудью, нервно постукивая ногой. — За это выпишут штраф и тебе, и мне. — Я заплачу, — Ли Ноу наконец усаживается в ложбинку между размашистыми ветвями, опуская взгляд вниз: — Так и будешь там стоять? — Я? — наигранно тычет себе пальцем в район солнечного сплетения. — Я не полезу, — и фыркает, мотая головой. — Ой, да брось, — закатывает глаза он. — Давай, тебе понравится, — манит её к себе рукой, а Ёнсо недоверчиво выгибает бровь, стягивая губы в тонкую ниточку. — Давай же, здесь никого нет, — настаивает Ли Ноу, протягивая ей руку. — А если я упаду и сломаю ногу? — отнекивается она. — Ну, не шею же, — парирует он. — Ты такой остроумный. — Знаю, — ехидно лыбится, наклоняясь ещё ниже. — Давай, я помогу. Пару секунд Ёнсо смотрит на тонкие браслеты из бисера, что поблёскивают на его запястье. Вдали от основной аллеи намного темнее. Может, им повезёт, и патруль ничего не заметит? С Ёнсо уже столько всего успело произойти за эти две недели, что привод в полицию не так сильно её удивит. А вот Суа, скорее всего, будет в ярости. — Ладно, — шипит она. — Только не смотри так, — расцепляет руки, хватаясь за тот же выступ, что и Минхо прежде. — Так это как? — Так, будто ты выиграл, — она недовольно зыркает на него исподлобья и отрывается от земли, фиксируя ноги в щелях неровного фикусового ствола. — А мы разве играли? Действительно, они не играли. В отличии от Хёнджина, Ли Ноу не пользуется этими хитрыми приёмчиками: не путает карты и не разыгрывает спектакли, выводя на эмоции. Его искренность более опасное оружие — перед этим сложно устоять. Вопрос так и остаётся без ответа — а что тут скажешь? Ёнсо игнорирует жест Минхо и самостоятельно подтягивает себя наверх, вскарабкавшись на соседнюю ветку. Вроде не так высоко — пара метров всего — но упасть всё равно не хотелось бы. — Скалолазанием занималась? — ухмыляется Ли Ноу, ломая одну бровь. — Шалашестроительством. — С Джисоном? — Ага, — хмыкает она, обхватывая руками шершавый ствол. — Вот примерно с такой высоты Хан упал и сломал себе ногу. — Сегодня в планах не было травмпункта, — цокает Минхо, поднимая голову вверх, словно прицениваясь. — А, так план всё-таки был? — Был, — снова переводит взгляд на Ёнсо, чуть выглядывая из-за ствола. — Но ты его испортила, отказавшись от ужина. Пришлось импровизировать. Глаза уже привыкли к полумраку, а свет от фонарей проникает сквозь крону, солнечными зайчиками играя в прятки на лице Ли Ноу. — Плохой из тебя импровизатор, — закатывает глаза она, наблюдая, как Минхо уже привстаёт, придерживаясь за верхнюю ветку. — Сядь, а то сорвёшься. — О, ты уже переживаешь за меня? — теперь он стоит в полный рост и, держась за дерево, опускает взгляд вниз, а губы растекаются в лисьей ухмылке. — Я беспокоюсь о себе, — ехидничает она. — Это мне тебя потом тащить в больницу. — Вызовешь скорую, они сами приедут, — парирует Ли Ноу и опять смотрит наверх, подтягивая себя ещё выше. — Давай, Райли! Поломанные кости срастутся. А вот воспоминания останутся навсегда. Пропитаются солоноватым воздухом западного побережья Калифорнии. Отложатся солнечными зайчиками, что скачут по листьям старого фикуса. Врежутся звёздной дорожкой в меренговую кожу. И сказанные в этот день слова — такие обычные и простые — сахарной пудрой первого снега припорошат подмёрзшую грязь на вытоптанной дорожке во дворе. В Беверли не бывает снега, зато полно грязи, когда начинается сезон дождей. Но никакому дождю не смыть то, во что Ёнсо вскоре угодит по самую макушку. Они почти на самой верхушке — настолько высоко, насколько позволяет толщина веток. Внизу метров пять-шесть, не меньше, а наверху бесконечность, испещрённая неизвестными им созвездиями. Видно не так хорошо, как в ту ночь на пирсе, но сама атмосфера происходящего дарит ощущение чего-то уже хорошо знакомого. — Ты была в обсерватории Гриффита? — интересуется Ли Ноу, задрав голову к ночному небу, что проглядывает сквозь редкую листву. — Не-а, — в пустоту звёздной ночи отвечает она. — Сходим? — Если пригласишь, — продолжает вглядываться в бескрайнее полотно, лишь бы не погрязнуть в кленовом сиропе чужих глаз. — Приглашаю. Кожей ощущает, что Минхо больше не смотрит на звёзды — он смотрит на неё. Чёрт, опять неловко. Но уже не из-за посторонних мыслей. Теперь все они сколлапсировались лишь до размеров старого фикуса в парке Беверли-Хиллз. И только шуршание обёртки вынуждает Ён наконец-то взглянуть на Минхо, вытаскивающего из кармана чупа-чупс. — А мне? — хмурит брови, глядя, как Ли Ноу избавляется от пёстрого целлофана и уже причмокивает леденцом. Запах ароматизатора бабл-гам сразу же разбавляет ночную прохладу, навевая что-то такое, что искорками костра прожигает рёбра. Она за сегодняшний вечер столько сладкого съела — всё равно завтра обсыпет. Поэтому чего уж там, можно продолжать это сахарное безумие до победного. Они ведь остались без ужина. — Ты свой уже съела, забыла? — бубнит Ли Ноу, перекладывая конфету за левую щёку. — Это нечестно, — она уже тянется к пластиковой трубочке, как Минхо умудряется резко вытащить леденец изо рта, отводя вытянутую руку назад. И Ёнсо импульсивно дёргается следом за желанной сладостью, буквально наваливаясь на Ли Ноу. Чёрт, а вот это она зря сделала — очень зря. Под вздымающейся грудью Минхо пульсирует сердечная мышца, и Ёнсо понимает, что, кажется, не только у неё сейчас участился пульс. Не одна она чувствует себя одновременно и в невесомости, и под тяжестью мирового океана. …опять. Сложно соображать, когда он так близко. Сложно вообще хоть о чём-то другом думать, когда химозный бабл-гам пьянит сильнее, чем самый крепкий абсент. Не обжигает, а обнимает — Минхо обнимает её за талию свободной рукой, чуть прижимая к себе. — Теперь я понимаю, почему ты заладила про переломы, — смотрит на неё сверху вниз, всё ещё пряча конфету где-то сзади. — Осторожнее... Осторожнее? Ёнсо уже давно забыла об осторожности. Первый раз, когда имела смелость переступить порог особняка на Кэролвуд Драйв. Второй, когда оказалась облитой ледяной водой из шланга сегодня утром. Третий — прямо сейчас, когда она чуть подаётся вперёд, прижимаясь губами к чужим, чуть приоткрытым на полуслове. Так и сидит, глядя на него в упор и получая непонимающий взгляд в ответ. Чувствуя, как дрожит мужская ладонь на её пояснице. Ощущая тепло чужих коленей своими бёдрами. Ничего не происходит — абсолютно. Всё вокруг замерло, что даже шелеста листвы больше не слышно. Даже автомобильные гудки замолкли. Только сердце колотится как очумелое, что его стук отдаётся в висках самыми громкими чангу. Секунды тянутся нестерпимо медленно, а Минхо так и смотрит на неё и, кажется, даже не моргает — это начинает волновать. Может, она сделала глупость? Действует сейчас как Хёнджин утром — необдуманно и сгоряча. Порыв, которому она не стала сопротивляться, хотя и держалась до этого очень стойко. …но сопротивляться уже бессмысленно. — Прости, — Ён отлипает от него, выпрямляясь. Неосознанно проводит языком по своим губам, улавливая привкус бабл-гам. …чёрт. — Зачем ты это сделала? — кажется, Минхо так и не двигается, замерев в одном положении. Но рука его соскальзывает со спины Ёнсо, теперь упираясь в кору ветки, на которой они сидят. Глупый вопрос с его стороны. Но Ёнсо знает на него короткий ответ: — Захотела. — Меня или чупа-чупс? — эмоции снова распускаются на лице Ли Ноу персиковыми цветами, а леденцовые уголки губ ползут вверх в дурацкой ухмылке. И, глядя на них, Ёнсо внезапно хочется провести кончиком языка по этим впадинкам. Но слова Минхо напоминают, с кем она имеет дело. Может, Ён и смогла удивить Ли Ноу своим порывом, но ему явно не надо много времени, чтобы прийти в себя, в отличие от неё. — Если ты не прекратишь, то я… — отрывает наконец взгляд от его губ, с напускной решимостью теперь глядя прямо в глаза. — И что же ты сделаешь? — самодовольно перехватывает он. — Уйду отсюда прямо сейчас, — Ёнсо разворачивается назад вполоборота, чтобы оценить сложность спуска. Но это скорее от безысходности — вынести его взгляд оказывается сложнее, чем она думала. Чёрт, она всё же поспешила. Не будь здесь так высоко, то спрыгнуть бы вниз, лишь бы поскорее скрыться от прожигающего взгляда Ли Ноу. Ну и что, что ногу подвернула бы — не шея ведь. И всё же, карамельная пыль всё ещё сидит в лёгких, и глубокий вдох не помогает собрать мысли в кучу. Надо прямо сейчас что-то сделать, а то Ён сгорит вместе с этим проклятым фикусом. Ещё сегодня утром винила Хёнджина, что загнал её в угол. А она чем лучше? Сама себя умудрилась загнать. И куда? На гигантское дерево, с которого ещё не так просто дать дёру. Ну вот, она ведь знала, что эта вылазка может закончиться катастрофой. Конечно, не таких масштабов, как в итоге вышло, но всё равно полезла. Всё равно оказалась сидящей здесь — медленно разрушающей собственную уверенность. Поцелуй с Ли Ноу настоящая катастрофа. Ну зачем она это сделала? Зачем, зачем, зачем? — Никуда я тебя теперь не отпущу, — уверенный голос вынуждает её обернуться назад, и едва Ён успевает что-то сказать, как Ли Ноу тут же притягивает её обратно к себе, увлекая в сладость звёздной ночи и приторного чупа-чупса. Приходится схватиться за ветку, чтобы не упасть, но Ён промахивается, буквально впиваясь пальцами в бёдра Минхо. Мысли плавятся, как на самой жаркой сковородке. Конфетный привкус теперь такой яркий, что кажется перебивает всё, что Ёнсо сегодня пробовала — включая чужие губы — а сам леденец уже летит куда-то вниз, ударяясь пару раз о выступы на стволе. Пальцы Минхо пробегаются по линии подбородка до мочки уха, ещё ближе притягивая Ёнсо к себе. Язык, мягкий и сладкий, проскальзывает в рот, вызывая каскад мурашек на предплечьях. Ступни сводит от удовольствия, и Ён добровольно отвечает на поцелуй, вдыхая свежесть фикусовых листьев, сладость конфеты и нежность Ли Минхо. И всё-таки, он был прав — вид отсюда потрясающий. На огни ночного Беверли, на звёздное небо и на трепещущие ресницы Ли Ноу — кажется, если Ёнсо сосредоточится, то сосчитает каждую. Но единственное, на чём хочется сейчас фокусироваться — ощущение всепоглощающей лёгкости. Будто упала в пенный бассейн или мешок сладкой ваты. Отсюда не хочется сбегать. — Отпусти и наслаждайся, — бубнит Минхо прямо в поцелуй, и Ён чуть отстраняется, чтобы расслышать. — Моя татуировка на руке. Я набил её, чтобы отпустить кое-кого из прошлого и двигаться дальше. Чтобы никогда не забывать, что жизнь продолжается. — Расскажешь, кого? — сдавленно шепчет Ёнсо, блаженно прикрывая веки, когда Ли Ноу подушечкой пальца оставляет пылающий след на её нижней губе. — Обязательно, но не сейчас, — тихо произносит он, и Ён чувствует чужое дыхание у себя на щеке, что крыльями бабочек щекочет песчаные веснушки. — Почему? Она так давно хотела узнать тайну его татуировки на внутренней стороне бицепса, но сейчас как будто плевать. Ён поцеловала его не ради дурацкого условия — она действительно этого хотела. И хочет сейчас. — Давай не портить момент плохими воспоминаниями? — голос мурлычущий, а вопрос, естественно, риторический. — Хочу запомнить лишь тебя.