ID работы: 13785436

The Glory

Гет
NC-17
В процессе
715
Горячая работа! 1615
Размер:
планируется Макси, написано 467 страниц, 37 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
715 Нравится 1615 Отзывы 123 В сборник Скачать

21. Огненный дождь и песочные замки

Настройки текста
— У тебя рукав мятый, переоденься, — бесцветно произносит Меган, нервно покачивая ногой в такт секундам, что мысленно отсчитывает с того момента, как набрала номер авиакомпании чтобы задержать их бизнес-джет. Это встанет им в кругленькую сумму. Но раз Хёнджин считает, что деньги — пыль, то пусть платит. А ещё лучше, пусть сам лично извиняется перед Донателлой за то, что весь план придётся сдвигать. — Образ проплачен. Разве репутация для нас не главное? — мерзотно щурится Хёнджин. — Да как знаешь, — закатывает глаза Мэг, недовольно цокая языком. — Я больше не собираюсь краснеть из-за твоих выходок. Это была последняя капля. — Не надо преувеличивать, Мэг, — спокойно произносит он, при этом нервно заламывая пальцы на руках. — Задержка рейса — это пустяк. Они уже так делали, и не один раз. И не всегда из-за одного Хёнджина. Как-то было дело, что они с Меган слишком увлеклись сборами в аэропорт, забыв, что должны были складывать вещи, а не срывать их друг с друга посреди гардеробной. Тогда она, почему-то, безоговорочно сделала это — и одежду сняла, и рейс задержала. — Дело не в рейсе — дело в тебе. — И что же со мной не так? — он вопросительно вскидывает брови, глядя на Меган исподлобья. Локти упираются в широко расставленные колени, суставы фаланг перестали издавать щелчки уже минут десять назад, а Хёнджин не может остановиться теребить пальцы, потому что иначе схватится за алкоголь. А ему сейчас пить нельзя, а то может вытворить то, что удаётся сдерживать трезвому рассудку. — Впервые вижу, чтобы ты так за кем-то волочился, — пренебрежительно хмыкает она, скрещивая руки под грудью. — Как школьник. Или как полный идиот. — Может, я и есть полный идиот? — один уголок хёнджиновых губ взлетает вверх в кривой грустной улыбке. — Потому что уже точно не школьник. — А это должно меня успокоить? — на лице Меган не читается усмешки. Ей совсем не смешно. — Если ты переживаешь, что я загублю свою карьеру из-за Ёнсо, то не переживай. Она не хочет быть со мной, и я постараюсь смириться. Он обещал, и попытается сдержать своё слово. Но сидеть в стороне, когда она сама просит о помощи — это выше его сил. Может, когда-то он и сможет беззаботно проигнорировать её просьбу — если Ёнсо вообще когда-то о чём-то его попросит ещё раз — но сейчас он точно не может. И ощущение, что никогда не сможет. Она въелась под его кожу, впиталась в костную ткань, заполняя собой все пустоты. Сковывая и парализуя. Доставляя одновременно и наслаждение, и боль. Нестерпимую боль. Растирающую позвонки и суставы в труху, ломающую вместе с ними хёнджинову гордость, его отстранённость и безразличие. Скажи Хёнджину кто-то несколько месяцев назад, что один человек сможет возыметь над ним такую власть — да он бы поспорил на всё своё состояние, будучи уверенным в собственной правоте. Сейчас же он готов положить любые богатства к её ногам. Пожертвовать чем угодно, не задумываясь. Достать луну с неба или взорвать звёзды, если она того пожелает — ей стоит только попросить. Он всё сделает. — Ты сам себе хоть веришь? — едкая усмешка слетает с губ Меган, окропляя Хёнджина разъедающими каплями губительной правды. Как он переживёт эти две недели без Ёнсо? Как будет знать, что с ней всё в порядке? Она ведь откажется сообщать ему о своих планах на день — даже пытаться не стоит. Может, он недостаточно чётко сказал о своих чувствах? Может, стоило как-то яснее выражаться? Но что он должен сказать или сделать, чтобы она поверила в его искренность — в его преданность? Чтобы не смеялась над его обещаниями и принимала всерьёз. Как же с ней сложно. Наверное, именно поэтому его так тянет. Раньше всё приносили на блюдечке — ему даже озвучивать свои желания не нужно было. Хочешь попробовать сыграть в боевике — пожалуйста. Хочешь лютую тусовку на крыше небоскрёба в Даунтауне — не вопрос. Хочешь близняшек к себе в постель — они уже ждут тебя. Всё, о чём он только мечтал — получал. А сейчас он мечтает лишь о том, что Ёнсо посмотрит ему в глаза и скажет, что с ней всё нормально. А потом пройдёт через весь первый этаж, оставляя за собой шлейф, что виден лишь Хёнджину, и закроется в их с Суа спальне. Чёрт, это не спальня, а какая-то конура. Почему никто из его домработниц никогда не жаловался на её размеры? А вдруг они все увольнялись из-за плохих условий жилья? Вдруг Суа тоже скоро уволится и исчезнет из его дома, забрав с собой Ёнсо? Нет, этого допустить никак нельзя. Надо выделить им отдельную комнату. Или хотя бы купить вторую кровать. Где Ёнсо там вообще спит? Вряд ли же на одной кровати с тётей. — Сынмин уже почти доехал туда, — оповещает Чонин, заходя в гостиную. — И мы поедем, — воодушевляется Меган, готовясь встать с места. — Нет, мы их дождёмся, — отрезает Хёнджин. — Джин, всё, хватит. Журналисты и так напишут, что ты по неизвестной причине задержал рейс. И чем больше времени проходит, тем длиннее будет статья. Меган серьёзна, как никогда. Она всё ещё сидит в кресле, но нога больше не перекинута через колено. Равномерные покачивания Джимми Чу больше не отсчитывают секунды метрономом. Нет больше времени прохлаждаться и сидеть здесь как сторожевые псы. — Пусть хотя бы сядут в машину, — практически с надеждой произносит Хёнджин, а в ответ получает лишь закатившиеся от раздражения глаза. Не всегда жизнь Хван Хёнджина была похожа на сказку про Золушку. Точнее, она была и вовсе не сказочная. Существование в родительском доме вызвало у него абсолютную нелюбовь ко всему, что включает в себя соблюдение определённых правил, следование традициям и неимение возможности иметь собственное мнение. С ним никогда не считались. В их доме у матери не было права голоса, как и Хёнджину пытались вырвать голосовые связки, передавливая гортань жгутом отцовских указов. Что Хёнджин должен делать, как себя вести, с кем общаться, а кого сторониться. В какую школу он пойдёт в следующем году, ведь в предыдущей отцу что-то опять не понравилось. С кем будет общаться, ведь родители друзей Хёнджина недостаточно влиятельные, а значит такие связи их семье ни к чему. В какой университет поступит, ведь чтобы стать наследником отцовской «империи» ему нужно настоящее образование. Слышать о мечтах и желания единственного сына старший Хван даже не думал. Хёнджин всегда был для него будто не родной ребёнок вовсе. Будто он был лишь обузой, а не преемником его драгоценного истинного детища. Хёнджину удалось вырваться из-под отцовской власти. Дождаться совершеннолетия, закончить университет, как и было обещано отцу, и съебаться ко всем чертям на другой континент, громко хлопнув дверью. Отец тогда сказал ему: «Ещё приползёшь». А Хёнджин ответил: «Только на твои поминки». Это был их последний диалог в живую. У Хёнджина ещё долго зубы стучали при одном лишь воспоминании о доме. Ненавистным стало всё: семья, Корея, язык, на котором его поносили на чём свет стоит, проклятые почитания старших и отсутствие права на собственную жизнь. Главной целью стало доказать отцу, что и без него Хёнджин чего-то стоит. Что он заслуживает его любви, его уважения и гордости. Но как бы он из кожи вон не лез, как бы не рвал задницу и не отбивал колени о пороги киностудий, сколько бы не впахивал и сколько бы не заработал — никакого уважения. Никакого признания, не то, что любви. Гордость? Его отец не знает, что можно гордиться своим единственным ребёнком. Что бы Хёнджин не делал, каких высот не достиг своим упорством — этого всегда будет ничтожно мало. Его имя знают во всём мире. Его лицо знают во всём мире. Его обожают во всём мире. А самый важный для него человек считает его самым ничтожным на этой гниющей планете. Так почему вообще пытаться что-то ему доказать? Зачем гнаться за этим признанием? Хёнджин больше и пальцем не шевельнёт. Обещал, что приползёт на поминки отца? Да он уверен, что этот ублюдок ещё его переживёт. Ни единой просьбы не выполнит. Хватит с него потакания отцовским прихотям. Ему до Хёнджина не добраться, а сам Хёнджин никогда больше не сунется в ту страну. Всё сделал, чтобы отгородиться от собственного прошлого. Запретил прислуге говорить на корейском, хоть и добровольно нанял на работу корейцев. Запретил общаться с собой на корейский манер — со всеми этими поклонами и уважительными обращениями. Так он чувствует, что сам может повлиять на культуру, которая имела Хёнджина все юношеские годы, ломая и кромсая его свободу и личность. Только Феликсу позволяет — иногда — такие вольности, ведь они друзья. И именно в доме его родителей Хёнджин нашёл пристанище, когда сам отвернул от себя всех остальных. Но больше — никому. Никому, кроме Ким Ёнсо, которая щебетала свои дурацкие извинения в первый день. Которая кланялась, чуть ли не ломаясь пополам, искренне сожалея — Хёнджин уже даже не помнит, о чём конкретно. Больше она таких вольностей себе не позволяет, ведь Джин запретил ей это. Минуты тянутся как самая долгая пытка, пока телефон Чонина не начинает вибрировать: — Слушаю, — отвечает он, встречаясь взглядом с Хёнджином. — Я передам, — кивает, сбрасывая звонок: — Они едут. Минут через десять буду здесь. — Отлично, поехали, — поднимается с места Меган. — Нет, дождёмся, — протестует Хёнджин. — Десять минут для них ничего не решат. А нам сэкономят… — она не успевает договорить: — Хватит считать мои деньги! — рявкает Хван, резко поднимаясь на ноги. — Если мы выедем сейчас, то можем ещё успеть без отлагательства рейса. Я не про деньги беспокоюсь, а про журналюг. Они там ещё с утра аэропорт оккупировали. — Значит, для них десять минут тоже не сыграют большой роли, — усмехается он. — Да что ты за человек такой? — сокрушается Меган, зачёсывая пальцами передние пряди на затылок. — Я пошла тебе на уступки. Я позвонила в эту грёбаную авиакомпанию и предупредила о нашем опоздании. Я сейчас сидела и думала, что мы скажем, когда прилетим в Париж с задержкой. Я от и до организовала это турне, а ты не можешь сейчас сделать то, что я прошу? — тараторит она на одном дыхании, которое к последней фразе совсем заканчивается, что Меган буквально давится словами от безысходности. — Мистер Хван, они скоро будут здесь. Мы и правда можем успеть вовремя, — встревает Чонин в надежде, что его не уволят после такой непрошеной дерзости. Принимать противоположную сторону опасно, да и Меган ему не очень импонирует обычно, но сейчас Чонин на её стороне. — Чёрт, — выплёвывает Хёнджин, хватая кожаную сумку с дивана. Понимает, что доля правды в их словах всё же есть. — Проверяйте документы и едем.

☆☆☆

Ночной Беверли прекрасен. Седан несётся по полупустой дороге, тормозя лишь на пустых светофорах. Лето закончилось, а вместе с ним и испарились толпы туристов, что сновали по улицам круглосуточно. Так странно, что Ёнсо всегда нехотя возвращалась в особняк, а сейчас мечтает, как переступит его порог. Поскорее вернётся в свою комнатушку, расстелит матрас и завалится спать, пока Суа опять будет переписываться с кем-то до трёх ночи, стуча по клавишам быстрее, чем Ён успевает думать. Всё познаётся в сравнении? Ёнсо вот сравнила сегодня и поняла, что Хёнджин ещё не самый омерзительный человек, с кем ей доводилось оставаться наедине. Можно сказать, что он даже вполне приятный, пока не начинает распускать свои клешни против её воли. А точно ли она против? Конечно, против, что ещё за дурацкие вопросы. Её синдром спасателя не должен взять верх, а то потом придётся спасать саму Ёнсо: от Хёнджина или от самой себя. Это точно не то, чего она хочет. Сейчас хочется лишь поскорее лечь спать и забыть этот день. — Уже придумала, что скажешь Хвану? — интересуется Сынмин, сворачивая с основной дороги. — А что я должна сказать? — Ён переводит на него взгляд, подпирая голову рукой. — Ну, он типа переживает, — пожимает плечами Сынмин, всё ещё фокусируясь на дороге. — Самолёт задержал, с Мегерой поругался. — Это он тебе лично сказал? — усмехается она. — Чонин оповестил. А ещё упомянул, что если я откажусь, то Хван им ноги переломает и приедет сам. — Как благородно с твоей стороны, — едко усмехается Ёнсо и замечает точно такую же усмешку на губах Сынмина, на которых играют зайчики дорожных фонарей. — Так… — мнётся он, будто решая, точно ли хочет сказать то, что собирается: — Так что между вами? Глупая маска тут же слетает с лица Ён, обнажая истинное смятение: — Ничего, — серьёзно произносит она, не желая месить эту грязь. — Ага, конечно, — хмыкает он. — Ради кого попало не устраивают такой цирк. — Между нами ничего нет, — вторит она уже более настойчиво. Вот ещё. Ёнсо попросила о помощи, а Хёнджин помог. Не смог приехать сам, что и так понятно. Сильно же, наверное, удивился бы Мэттью, если бы из седана вышел не Сынмин, а всемирно известный актёр. — Около гаража есть камера, — спокойно произносит Сынмин, а Ёнсо хочется выпрыгнуть в окно на полном ходу, и чтобы колёса авто смачно раздробили ей череп. Пусть лучше алеет асфальт, чем её щёки. — А где ещё есть камеры? — с осторожностью интересуется она, с ужасом наблюдая, как уголки губ Сынмина ползут вверх. — А где вы ещё целовались? — усмехается он, будто это обыденное дело. Чёрт, на территории висят скрытые камеры — это же очевидные вещи. Интересно, Хёнджин знал про ту, что около гаража, или ему было плевать? — Это не то… — давится словами Ёнсо, выпрямляясь. — Это не то. Не то, чем могло показаться со стороны. — Ты сейчас оправдываешься, что ли? — он наконец переводит на Ёнсо взгляд, но лучше бы не смотрел. — Нет, просто не хочу, чтобы кто-то знал об этом, — она опускает веки, нервно теребя лямку кожаного рюкзака, что мирно лежит на коленях. — Счастье любит тишину. — Да нет между нами ничего, — не выдерживает Ёнсо, и голос предательски ломается, превращаясь в беспомощный писк загнанного мышонка. — Это он меня целовал, а не я его. — Как скажешь, — как будто даже равнодушно вздыхает Сынмин, выворачивая руль. Боже, неужели они и правда сейчас обсуждают проклятый поцелуй, что выбил почву из-под ног? Это было ошибкой: и в первый раз, и во второй. Любые связи с Хван Хёнджином — непростительные ошибки, за которые Ёнсо когда-то точно придётся понести наказание. И кажется, она уже пошла на первый круг ада, хотя клялась этого не делать — не вставать на эту кривую дорожку хёнджиновой души. Души, которая не то, что потёмки — чистая, непроглядная тьма. А Ёнсо бредёт по ней, ведомая лишь светом едва живого светлячка с надломанным крылом. И как он тут только сумел выжить? Здесь ведь пустота… — Кто ещё знает? Ты сказал кому-то? — раз Сынмину известно всё, то Ёнсо нет смысла ломать комедию. Потому что это ни черта не смешно. — Никто. Верится слабо. — Хёнджин знает, что ты знаешь? — спокойствие даётся с трудом. В груди поднимается магма паники, заливающая всё — прожигающая насквозь. — Я что, на смертника похож? — мотает головой Сынмин, будто даже и в мыслях такого не было. И как Ёнсо вообще могла о нём подумать такое? — Конечно нет. Допустим, начальству он не сказал — Хван и правда мог неадекватно отреагировать. Хотя Ёнсо кажется, что даже зная о камере над собственным гаражом, он бы поступил так, как поступил. Он у себя дома — это его обитель — и делать здесь он может всё, что вздумается. Чужое мнение для него не имеет значения. — А Суа? Очередной тяжёлый вдох, и автомобиль сбрасывает скорость, выезжая на Кэролвуд Драйв. А Сынмин устало смотрит на Ёнсо, и в полумраке она подмечает, что он действительно тридцатилетний мужчина, а не юнец, устроивший словесную перепалку с точно таким же студентом за честь своей девчонки. — Ёнсо, я не сплетник. Мне платят за то, чтобы тайны этого дома оставались тайнами. — Значит, деньги решают всё? — Нет, не всё. Но за них можно многое купить, — поясняет он простые истины. — Например, армию рабов, — фыркает она. — Например, молчание этих рабов, — размеренно произносит Сынмин, снова переводя взгляд на дорогу, что петляет меж высоких изгородей, надёжно оберегающих чужие тайны. — Прости, я не это имела ввиду. Неловко вышло. Ёнсо понимает, что ляпнула лишнего. Сидит, нервно пожёвывая щёку изнутри и боясь, что лишилась доверия, которое было между ними прежде. Иногда хочется оторвать себе язык за такое. — Не бери в голову, — Мин возвращает надежду своим безразличием, будто слова Ёнсо его вовсе не задели. — Лучше подумай, что скажешь ему, когда мы вернёмся. Скажет? Ничего. Ничего она ему не скажет, иначе со стыда сгорит, сжигая вместе с собой весь особняк. Никогда бы не обратилась к Хёнджину за помощью. Нашла бы как выкрутиться и без него. Но в тот момент, когда она увидела знакомый набор букв на экране мобильника — «алкоДжин» — сердце забилось сильнее. Он оказался соломинкой, и Ёнсо ухватилась за неё, не давая себе утонуть. — Разве не ты сказал, что они опаздывают на самолёт? Отсутствие Хёнджина в особняке на несколько дней — мечта, ставшая явью. Неужели Ёнсо пришлось выстрадать сегодняшний день, чтобы заполучить этот приз? — Мегера задержала рейс. Уверен, что они дождутся нас. — Позорище, — Ёнсо надавливает пальцами на переносицу. Какое же позорище будет сейчас посмотреть ему в глаза. При этом зная, что он из-за неё отложил рейс. Меган там, наверное, рвёт и мечет молнии. И одна из них точно прилетит в Ёнсо, когда они с Хёнджином вернутся из своей поездки. Хотя, может, Мэг и не будет надолго откладывать свою месть. Зависит от степени её раздражительности и трезвости. Ёнсо не предполагала, что подумает о таком, но теперь она надеется, что Меган Уайт там сейчас пьяна до беспамятства. В любом другом случае Ён просто не пережить этот проклятый день. Последний поворот, и вот уже седан едет вдоль знакомой живой изгороди. Виднеются кованые ворота, и Ёнсо мысленно считает вдохи, чтобы чуточку успокоиться. Ощущение, что она сейчас зайдёт в дом к родителям, которые вынесут ей весь мозг за то, что пошла тусоваться до ночи, никого не предупредив. Это чувство ни с чем не спутать. Металлические прутья автоматических ворот начинают сдвигаться в сторону, и часть дороги освещается светом чужих фар. Тонированный Мерседес выезжает с участка, направляясь в их сторону. — Что ты делаешь? — ошарашенно спрашивает Сынмин, уводя машину чуть в сторону, чтобы не зацепить крылом другой автомобиль. — Выключи фары, не хочу, чтобы нас заметили, — Ёнсо нервно рыскает по панели передач, пытаясь понять, как отключить эти чёртовы прожекторы. — Угомонись, они нас уже заметили, — седан совсем останавливается, и Сынмин корпусом поворачивается на Ёнсо, которая уже медленно стекает по креслу куда-то вниз, прикрывая ладонью одну сторону лица. — Что ты делаешь? — требует объяснений он. — Не хочу, чтобы он меня увидел, — шепчет Ёнсо, как будто кто-то за пределами салона может её услышать. — Не хочу с ним разговаривать. Она косо поглядывает на проезжающий слева автомобиль, тонированные стёкла которого совершенно непроглядные — будто броня. Может, в машине и не Хёнджин. А может, он не смотрит по сторонам, а скучающе листают очередные сплетни про себя в интернете, уткнувшись в мобильник. Мерседес движется предательски медленно, как будто специально хочет натянуть нервы Ёнсо до предела. Сынмин лишь закатывает глаза и отворачивается. Бросает мимолётный взгляд в зеркало заднего вида и уже собирается продолжить путь, как замирает. — Ладно, поехали уже, — Ён выпрямляется, поправляя голубую кофточку. — Сынмин? — мужчина никак не реагирует, продолжая смотреть в зеркало на лобовом стекле, и Ёнсо резко оборачивается, чувствуя, как ломается позвоночник, на котором держалась её надежда избежать позорного разговора. — Чёрт, поехали, — не отводя взгляда от идущего в их сторону Хёнджина, Ёнсо пытается дотянуться до локтя Сынмина, хаотично размахивая рукой. Вторая дверь пассажирского сиденья Мерседеса тоже открывается, и из неё высовывается Меган, что-то отчаянно крича вслед Хёнждину, который игнорирует её, будто тоже не может услышать. — Выйди к нему, — спокойно произносит Сынмин, и Ёнсо наконец-то поворачивает на него голову, удивлённо округляя глаза. — Он беспокоился и заслужил увидеться.

☆☆☆

— Не злись, — пытается успокоить его Меган, усаживаясь напротив Хёнджина в кожаное заднее кресло автомобиля. — Программа на две недели очень насыщенная. Такой ритм пойдёт тебе на пользу. — Или собьёт режим сна, — фыркает Хёнджин, глядя, как особняк медленно отдаляется за окном отъезжающего от гаража Мерседеса. — Как будто у тебя когда-то был режим, — ехидничает Мэг, выуживая из сумки Биркин планшет. Хёнджин понимает, что лишние несколько минут ничего толком не решат, но это и правда поможет избежать некоторых проблем с журналистами. Не будь у них чёртов вылет меньше, чем через два часа, он бы сам ломанулся за Ёнсо на дурацкую студенческую тусовку. Меган бы точно его прибила, ведь кто угодно мог бы сфоткать его там, а на утро поганые снимки из личных переписок просочились бы в новостные блоги с подписями «Хван Хёнджин тусуется со школотой». От этих мыслей на лице Хёнджина мелькает глупая усмешка, и он вытаскивает телефон из кармана джинсов — вдруг Ёнсо всё-таки написала? Мерседес выезжает за ворота, но Хёнджин не смотрит больше в окно, уже зацепившись глазом за идиотскую статью, в которой обсасывают косточки их с Пайпер жаркой влюблённости. Да эти журналюги ещё более наивные, чем Хёнджин, мечтающий, что Ёнсо кинется к нему с распростёртыми объятиями, стоит ему пару раз не быть мудаком. — Мне затормозить? — доносится голос Чонина, но Хёнджин дошёл до кульминации статейки, где журналист утверждает, что видел, как Хван заходит в бутик Тиффани. — Нет, проезжай, — поспешно отвечает Меган. Автомобиль едет медленно, а Хёнджин дочитывает до конца колонки очень быстро, отрывая взгляд от мобильника. Было уже собирается поделиться с Мэг только что узнанным про себя в микроблоге, но стоит ему глянуть чуть левее, как взгляд тут же врезается в зелёный багажник чужого автомобиля: — Это машина Сынмина? — спрашивает он, подаваясь чуть вперёд к водителю. — Нет, это просто машина, — одёргивает его Меган. — Пристегнись лучше. — Чонин, тормози, — приказной тон не терпит отказов. Мерседес останавливается, но Чонин не глушит мотор, будто надеясь, что Хёнджин передумает. …не передумает. Хлопок задней двери разрывает ночную тишину, будто взрыв водородной бомбы. Да и внутри Хёнджина всё бурлит, разъедая живые ткани. Через заднее стекло седана видно какое-то копошение, но из машины никто не выходит. Джин подозревает, что Ёнсо будет избегать его, как избегала прежде. Но разве он не заслужил сегодня хоть немного её снисхождения? — Джин, вернись в машину! — долетает визг Меган. — Прекрати! У нас нет времени! А что прекратить? Проявлять заботу — это он должен прекратить? Или чувствовать то, что чувствует? Позволять эмоциям завладеть собой, потому что прежде его эмоциональный диапазон был настолько скудным, что еле сводил концы с концами? Наконец дверь седана открывается, и сердце совершает кульбит, стоит увидеть Ёнсо, делающую нерешительные шаги Хёнджину навстречу. Хочется подлететь, заключить её в свои объятия, расцеловать каждую веснушку на её переносице. Зарыться лицом в растрепавшиеся волосы и вдохнуть их аромат. Пусть даже они будут пахнуть обычным кондиционером, а не дурманящим брауни. Это неважно. Важно ощутить её присутствие. Понять, что она не иллюзия и не мираж. Но с каждым сокращающим расстояние шагом эти желания куда-то улетучиваются. И когда Хёнджин уже практически вплотную стоит перед Ёнсо, то пробки выбивает, ослепляя всем тем каскадом тревог, что в геометрической прогрессии увеличивались с каждой минутой ожидания. — Какого чёрта? — он с силой ударяет ладонью по багажнику седана, что Ёнсо даже отшатывается назад, не ожидая такой агрессии с его стороны. — Хёнджин, я… — Ты опять была с тем пацаном из ресторана? — перебивает он, сжимая кулак и тут же разжимая его, напрягая пальцы. Костяшки пронзает боль, но кожа не повреждена. Седан, вроде, тоже пока цел. — Нет, — мотает головой Ёнсо, с опаской поглядывая на него. Пытается сделать голос спокойным и убедительным, ведь говорит чистую правду. Но ощущение, что Хёнджин не верит ей. — Он обидел тебя? — практически утвердительно произносит он. — Нет, не обидел, — пытается сгладить углы их колючего диалога. Она была готова к допросу, но не предполагала, что их беседа будет истыкана острыми копьями хёнджиновой злости. Впервые Ёнсо боится его гнева. До этого пыталась нарваться: чтобы разозлился, чтобы прогнал. А сейчас вот готова сказать всё, что он хочет, лишь бы усмирить его пыл. Он, похоже, готов разорвать в клочья любого, кто хотя бы косо посмотрел в её сторону сегодня. — Я убью его, если он ещё хоть на метр подойдёт к тебе… — запускает длинные пальцы в растрёпанные волосы, чуть оттягивая угольную чёлку, что на лбу проступает пульсирующая венка, а изо рта вот-вот вырвется драконье пламя. Похоже, в нём всё же есть что-то от Таргариенов — как минимум безумие. — Нет, нет, это был не он, — повышает голос Ён, зажмуривая глаза, словно боясь, что если их взгляды сейчас столкнуться, то ей не выжить. — Я сама пошла туда. Минхо даже в городе нет. Звучит так, как будто она пытается оправдать отсутствие Ли Ноу. Но скорее отбелить его репутацию в глазах Хёнджина. Хотя кажется, что это уже невыполнимая задача. — Ты пошла на вечеринку совсем одна? Ты сбрендила, — сверхновой взрывается он, уже окончательно сокращая между ними расстояние, что Ёнсо практически обдаёт пылью звёздных остатков. — Я пошла с подругой, — пытается вжаться в собственное тело. Найти хоть какое-то укрытие, что совершенно невозможно. Кажется, от Хёнджина уже не спастись. — И где подруга? — его лицо резко меняется, что пугает не меньше. Брови взмывают вверх, а морщинки между бровей исчезают. Хван театрально заглядывает в окно седана, будто действительно пытается разглядеть там кого-то ещё — вопросительный взгляд Сынмина ему вовсе неинтересен. — Не вижу что-то, — Джин выпрямляется, снова глядя на Ёнсо сверху вниз. Эта сцена ещё унизительнее, чем Ёнсо себе представляла. Странно желать этого, но лучше бы он в очередной раз пытался с ней флиртовать. Тогда он хотя бы казался вменяемым — сейчас же пелена перед глазами стоит. — Хватит. Чего ты добиваешься? — от возмущения она даже топает ногой, и на мгновение Хёнджин теряется, будто не ожидал получить подобного сопротивления. «Чтобы ты была в безопасности», — хочется сказать, но бросается он совсем другим: — Чтобы ты думала головой хоть иногда. Форменный придурок. Он ещё мысленно зарядит себе кулаком в челюсть, пока будет ехать в аэропорт, снова и снова прокручивая в голове их диалог. Будет корить и проклинать себя, что вместо того, чтобы прижать Ёнсо к себе покрепче, поцеловать в каштановую макушку и сказать, как же сильно он волновался — верещал как ошалелый неандерталец, не умея выражать свои чувства правильно. Если он хочет, чтобы Ён перестала шарахаться от него, то пора уже перестать вести себя как избалованный ребёнок, которому отказали в покупке очередной игрушки. Ёнсо не игрушка для него, и всё, что он к ней чувствует — не фальшивка. Он докажет ей. …потом. — Что? — глухо выдыхает она, будто выпуская последний кислород. — Я, по-твоему, идиотка? Нет, это Хёнджин идиот, что не откусил свой болтливый сумасбродный язык. — Сиди дома, пока я не вернусь, — выставляет указательный палец в предупреждающем жесте. Интересно, что же он сделает, если она ослушается? Посадит под домашний арест как пубертатного подростка? — У меня вообще-то учёба началась, — Ёнсо надменно смотрит на его палец, поднимая взгляд и уже без страха заглядывая прямо в глаза: — Может, мне сразу отчислиться? Раз ты против. Девичьи губы кривятся в ядовитой усмешке. Как же он сейчас ей противен. Плевать уже, что благодаря ему Ёнсо удалось уйти с проклятой вечеринки и вернуться домой в целости и сохранности. Хёнджин умудряется сделать и без того не самый лучший вечер ещё паршивей. — На учёбу и сразу домой, поняла? Не заставляй меня приставлять к тебе охрану. Чеканит каждое слово так, будто она одна из рабынь на плантациях хёнджинового самолюбия. Будто его слова вообще имеют для неё какой-то вес. Глупец. — Да что за бред, — Ёнсо клацает языком, отводя взгляд, будто сбрасывая часть напряжения, и снова возвращая его на Хёнджина. — Ты кто вообще такой? Вопрос, на которой Хёнджин — к сожалению — и так знает ответ. Никто — он для неё никто, и в этом главная проблема его беспокойства. Отсутствие веского повода позвонить Ёнсо в любое время и узнать как дела — изводит. Неимение доступа к её мыслям и желаниям — истязает, как самая беспощадная дыба. Невозможность быть рядом, когда он так в этом нуждается — убивает: медленно, мучительно и варварски. Разрывает в клочья сердце и душу. Не оставляет в покое мысли и лишает контроля над действиями. Наверное, именно поэтому они сейчас стоят здесь: посреди ночной дороги, метая друг в друга горящие ядра, рушащие их песочные замки. А они застыли на этих руинах под огненным дождём собственной глупости. Безвольные и хрупкие — вот-вот сами развеются пеплом, так и не обретя покой. …они сейчас проиграли. — Поговорим, когда я вернусь, — Хёнджин собирает скудные капли отсутствующей силы воли, чтобы больше не кричать. Чтобы не таким он стоял перед глазами Ёнсо следующие две недели. Чтобы не таким она запомнила их последний диалог. Хоть и понимает, что сказанного уже не вернёшь — не обратишь время вспять — самостоятельно отворачивается, больше не в силах балансировать на раскачивающемся канате над пропастью между скалами «спалить дотла» и «расцеловать у всех на глазах». Не оглядывается, не обращает внимание на очередные нотации Меган. Просто садится на заднее сиденье автомобиля, глухо прикрывая дверцу. Произносит безвкусное «поехали», пока на языке горит выжигающее слизистую «я не могу без неё».
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Укажите сильные и слабые стороны работы
Идея:
Сюжет:
Персонажи:
Язык:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.