☆☆☆
Последние сутки, конечно, выдались не самыми простыми. Сначала это проклятое ограбление, потом откровенный разговор с Хёнджином, забытая зарядка от лэптопа, за которой Сынмин в итоге отказался ехать, что Ёнсо пришлось клянчить её у Троя. Хорошо ещё, что у него она была с собой и прекрасно подошла к её ноутбуку. Но всё равно к семинару по философии Ёнсо подготовилась просто ужасно. Сидела себе тихо и помалкивала, боясь, что преподаватель её спросит — не спросил. Видимо, это всё же милость Вселенной за её полуночные страдания. Звонок из полиции тоже не сделал этот день красочнее. Пришлось уйти с потоковой лекции, чтобы перед закусочной заехать в участок и дать ещё пару показаний. Это оказалось достаточно быстро. Настолько быстро, что Ёнсо всего лишь расписалась в паре бумаг, а затем её отвели в комнату, где за тонированным стеклом стояло десять человек. Шепелявого Ён узнала практически сразу. С курилкой было посложнее, но, как оказалось, была опция попросить, чтобы подозреваемые девушки заговорили. А голос Курилки уж точно въелся в барабанные перепонки — похуже табачного запаха от Хёнджина. …вчера от него не пахло ни табаком, ни алкоголем. Он будто расцвёл перед ней, как те самые бутоны пионов на стене, которые Хёнджин сам нарисовал. Придурков поймали на выезде из штата. Они собирались в Лас-Вегас. Видимо, в ломбардах города, куда со всего мира стекаются азартные игроки, не возникло бы вопросов, откуда у этой парочки часы с алмазными вставками. Глава местной полиции пожелал Ёнсо хорошего вечера, и пока они с ним прощались, ей показалось, что, похоже, это был отец Криса. Тот же нос, разрез глаз, фамилия Бан — Кристофер вылитый отец. Ёнсо вот на маму больше похожа, а мама на бабушку, да и вообще, вся их семья по женской линии похожа друг на друга. Не перекрасься Суа в бордовый, их с Ёнсо можно было бы принять за сестёр, что частенько и бывало в детстве. Суа всегда нянчилась с Ён, когда её мама вышла на работу после короткого декрета. Тогда они были очень близки. А потом Суа уехала учиться в Штаты, где в итоге и осталась, всё реже и реже общаясь с семьёй. Ёнсо до сих пор неловко спать с ней в одной комнате, будто они с ней познакомились на улице. Суа неплохая, но чувство такта ей бы не помешало. Она даже сегодня утром показывала свои переживания за Ёнсо через упрёки. Видимо, такой уж у неё язык любви — хамить. В её райский сад Ёнсо даже по каменному мосту не будет пытаться проникнуть. — Эш, ну пожалуйста, клиентов распугаешь, — недовольно цокает Чанбин, наблюдая, как Эшли делает телевизор погромче. Опять звёздные сплетни. Ёнсо стоит к экрану спиной, но уже понимает, о чём будет репортаж. — Я весь день ждала! — Эшли недовольно зыркает на Чанбина, усаживаясь на барный стул лицом к телевизору. Ёнсо тоже встаёт в полоборота, ведь любопытство берёт верх. То, что информация про ограбление Хван Хёнджина меньше чем за сутки просочилась в СМИ, Ёнсо совсем не удивляет. Скорее уж только расстраивает. Теперь все на свете знают, сколько денег Хёнджин угрохал на свои цацки. «Сегодня ночью в особняк скандально известного киноактёра Хван Хёнджина вломились двое неизвестных, — начинает ведущая, а на экране уже крутят кадры с последнего модного показа, на котором присутствовал Хёнджин в Европе. — Пока актёр покорял своим присутствием модные показы в Париже, Милане и Барселоне, неизвестные разработали целую схему по проникновению на закрытую частную территорию особняка Хёнджина в Беверли-Хиллз. Общая стоимость его участка составляет порядка…» — Какие же падальщики, — фыркает Чанбин, смотря репортаж вместе с остальными. — На что они вообще надеялись? — Что уйдут незамеченными? — предполагает Ёнсо. Все эти громкие слова ведущей про чётко спланированное ограбление вызывают у Ён нервные смешки. Как сказал шериф Бан, пистолет был муляжом — у идиотов даже не было денег купить настоящий. Был лишь неподъёмный кредит за машину, на которой они и собирались скрыться в штате Невада, да небольшая съёмная квартира где-то на окраине, которую в ближайшее время обыщет полиция. Шепелявый и Курилка, настоящие имена которых Ёнсо даже не стала запоминать, практически безобидные. Конечно, до сих пор тянет под ложечкой, когда на экране мелькают уже свежие кадры разгрома в гардеробной Хёнджина… Погодите. Полиция слила фотки, сделанные для следствия? А им это вообще разрешено? Или деньги не пахнут? Шериф Бан вообще в курсе, что его сотрудники передают конфиденциальную информацию в СМИ? Или он сам этим занимается? Да нет, быть не может, чтобы это было правдой. Полицейскую базу вполне могли взломать или в участке пригрелась крыса. Но от всех этих догадок легче не становится. Новостной эфир буквально выворачивает разодранные кишки Хёнджина наружу, и это, скорее всего, останется безнаказанным. Так журналисты и зарабатывают на жизнь — тоже вламываются в чужие жизни, пусть и не в буквальном смысле. — Интересно, как там у него в доме, — вздыхает Эш. — Наверное, всё в золоте и дорогом дереве. — Он актёр, а не пират, — смеётся Чанбин. — Уверен, там всё стильно и благородно. — И бездушно, — выпаливает Ёнсо и еле сдерживается, чтобы не прикусить губу. Она ведь уже сегодня выяснила, что там всё же есть душа, пусть и запечатанная в картинные рамки. — Да, дизайнеры точно там поработали хорошо, — соглашается с ней Чанбин. — Золото и дорогое дерево не равно богатству. Скорее, это синоним безвкусицы. — Уверена, что он может позволить себе хотя бы золотой унитаз, — на полном серьёзе выдаёт Эшли, а Ёнсо прокашливается, чтобы скрыть непрошеный смех. — А что такого? — Эш недовольно зыркает на неё. — У богатых же свои причуды. Если бы мне дали миллион баксов, я бы… — Просадила бы их все на шмотки и косметику, — не даёт ей закончить Чанбин и еле успевает увернуться от кулака Эш, которым та уже наигранно замахивается. — Не правда. Я бы расплатилась с кредитом родителей, съездила бы на Майорку или в Африку, а потом бы уже накупила шмоток, — мечтательно произносит она, с досадой глядя на кадры с квадрокоптера, также незаконно снятые над Кэролвуд Драйв. — Золотой унитаз забыла, — напоминает Ёнсо, и Эш закатывает глаза. — На сдачу бы купила, — цокает она. — Не завидуй. — А почему в Африку? Майорка-то понятно, — интересуется Чанбин, и Эш опять поворачивается на него. — Там алмазы добывают, головой подумай, — стучит указательным пальцем себе по виску, будто Чанбин последний идиот. — Можно найти случайно парочку, продать, и ещё больше бабла срубить. Тогда и на золотую ванну хватит, — она переводит многозначительный взгляд на Ёнсо, будто проверяя, запомнила ли та план действий. — В Сибири тоже добывают, — вскидывает брови Ёнсо. — Отчего туда не хочешь? — Холодно, — фыркает Эш. — Ты вот думаешь, что приедешь в Африку, а там алмазы на земле валяются вместо булыжников? — по голосу Чанбина уже понятно, что эту затею он считает провальной. Хотя, тут весь план изначально белыми нитками шит. У Эшли нет миллиона долларов, чтобы съездить в Африку. У неё даже нет денег, чтобы съездить на Гавайи. Но калифорнийское побережье и так достаточно тёплое. Да и Эш, которая всю жизнь прожила в Беверли, уже привыкла и к загару, и к солёному влажному воздуху, из-за которого её кудрявые волосы беспощадно завиваются в мелкие золотистые спиральки. Кажется, ей не столько хочется погреться на солнышке, как просто попутешествовать. …или ощутить вкус богатства, что даже полёт в Африку будет для неё обыденностью. «Наш источник сообщает, что в момент ограбления в особняке находилась домработница. Изрядно испугавшись, девушка не смогла дать чётких описаний преступников, — Ёнсо непроизвольно прислушивается к новостям, понимая, что говорят о ней. — Следствие уже ведётся. Хёнджин написал в своих соцсетях…» Что-то тут не сходится. Ёнсо ведь только что вернулась из участка, где опознала грабителей. Неужели их информатор не в курсе? Там ведь весь штат сотрудников на ушах стоит — Ёнсо сама видела. Или же информатор не в участке? Тогда где? Не может же им быть кто-то из особняка? Хотя, журналисты такие пройдохи, что вполне себе могли услышать где-то сплетню, а остальное додумать сами. Им не удалось выудить больше информации об ограблении, и они просто всё додумали — им ведь нужна сенсация, а остальное уже детали. Никто из таких как Эшли ведь не проверит. А за клевету на них никто подать не может: ограбление было, в доме действительно находилась Ёнсо, пусть она и не домработница. А насчёт опознания преступников — может, информация на канал поступила ещё до того, как были пойманы подозреваемые. Иногда, Ёнсо нужно поменьше думать и не накручивать. А то в её голове уже успела развернуться жуткая картина, как кого-то вроде Суа или Сынмина обвиняют в сливе конфиденциальной информации. Ведут предателя в наручниках через весь дом — по кругу позора — и усаживают в полицейскую машину во дворе. А все остальные жильцы особняка стоят на ступеньках возле главного входа и с презрением смотрят вслед уезжающему автомобилю. Ну очень уж драматично. Такое только в кино бывает. Хёнджин, конечно, киноактёр, и его жизнь полна всякого дерьма, но подобное предательство было бы уже чересчур. — Эш, твой столик, — Чанбин кивает в сторону кабинки, куда усаживается компания девушек. — Иду, — Эшли устало забирает с барной стойки несколько карточек с меню. — И потише сделай, — напоминает Чанбин. Эш лишь одаривает его недовольным взглядом, но послушно делает звук потише, направляясь к новым клиентам. — Как твоя учёба? — интересуется Чанбин, обращаясь уже к Ёнсо. Сегодня её первая смена с начала учебного года. Она уже успела порядком соскучиться по этому месту: по постоянным посетителям, с которыми у них уже есть локальные шуточки; по Эшли, вечно залипающей в телевизор; и Чанбину, рядом с которым Ён всегда чувствует себя комфортно. Их кафе — самое безопасное место в Беверли-Хиллз. Иногда Ёнсо кажется, что даже приди сюда Хёнджин, то он бы не вызвал особого ажиотажа. Ну, может, только у Эшли, но и то, первые пять минут. Потом бы она поняла, что он тоже сделан из плоти и крови, а не из ангельского света. Ёнсо скучала по этому ритму потока клиентов в загруженные часы, по звуку шипучки, что льётся из пегаса, и по своей салатовой униформе — она ей очень идёт. — Всё отлично, — улыбается она, ведь всё теперь и правда отлично. — Правда? — Чанбин с сомнением приподнимает брови. — Ты кажешься расстроенной. Может, всё же случилось что-то? И как ему удаётся так точно подмечать изменения в ней? А может, до ухода в небольшой отпуск Ёнсо выглядела более жизнерадостной? Её и правда немного гложут события прошедшей ночи, недосып и переживания об их с Хёнджином новом статусе друзей. Но ведь Чанбин спрашивал про учёбу — с ней всё хорошо. — Тебе показалось, — отмахивается она, не замечая, как нервно скручивает салфетку в трубочку. — Да что ты? — кажется, Чанбин слишком часто и долго работает с людьми, тут же подмечая небольшой невроз Ёнсо. — Не давлю, но если тебе хочется с кем-то поговорить, то моя жилетка всегда к твоим услугам, — широко улыбается он, расправляя плечи. — Думаешь, я сразу плакаться прибегу? — усмехается она, отбрасывая в сторону смятую салфетку, и Чанбин тут же забирает её со столешницы, выбрасывая в мусорное ведро под стойкой. — Нет конечно, — пожимает плечами он. — Но если вдруг захочется чем-то поделиться, но ты не будешь знать с кем, то я к твоим услугам. Считай, я бесплатный психолог. — Что ж, мистер психолог, буду знать, — усмехается Ёнсо. — Просто мне надо поменьше беспокоиться о чужих проблемах. — Быть эмпатичной не всегда плохо, — подмечает он. — Эмпатия и синдром спасателя — разные вещи. Ёнсо хорошо знает свою проблему. И одно дело покупать корм бездомным кошкам, а другое дело — пытаться вытащить человека из эмоциональной ямы, в которую он сам себя и загнал. Ён, к сожалению, не всемогуща. Но она ведь не многого просит — чтобы Хван Хёнджин был счастлив. Чтобы просто наслаждался своей роскошной жизнью, не беспокоясь ни о чём. Чтобы жил так, как думают все, кто видит его лишь как плоскую картинку на экране телевизора. — А вы разве не с Минхо встречаетесь? — уточняет Чанбин. — Встречаемся, — кивает Ёнсо и понимает, к чему он клонит. — С ним всё хорошо. Просто у меня есть проблемный друг, — вздыхает она, кажется, впервые называя Хёнджина другом. — И что он учудил? Влюбился в девчонку, которая не отвечает ему взаимностью? — усмехается Чанбин, не зная, что попал точно в яблочко. Это правда, но лишь отчасти. Там, помимо его пышущих бесконтрольной страстью чувств к Ёнсо, ещё целый ворох проблем. Некоторые из них будут даже посерьёзней его разбитого сердца. Жаль, что Ёнсо ни с чем не может ему помочь. — Всё очень сложно, — вздыхает она, уже ковыряя край столешницы, лишь бы занять чем-то руки. Всё ведь и правда сложно. И если она сейчас начнёт свой рассказ, то они до утра точно не разойдутся. Да и обходить стороной личность Хёнджина будет весьма проблематично — большая часть его проблем ведь из-за славы. — Знаешь, иногда на первый взгляд непонятные вещи могут оказаться совсем простыми, — Чанбин произносит это с такой лёгкостью, будто все люди на свете знают эту простую истину. — Например? — Ну-у-у, — тянет он, оглядывая помещение за барной стойкой, будто ища подходящий пример. — Возьмём шипучку, — Чанбин берёт в руки пустой стакан для газировки, крутя его перед Ёнсо, чтобы она рассмотрела его получше. — Как думаешь, что она из себя представляет? Ёнсо внимательно разглядывает стакан в руке Чанбина, будто где-то в его гранях зашифрован ответ. — Лимонад, — пожимает плечами, не зная, что ещё от неё ждут. — Это-то понятно, а ещё? — не унимается он. — Вот ты приходишь заказать шипучку, почему? — Она вкусная. — Да, а почему ты приходишь за ней именно сюда, а не в кафе через двести метров? — Потому что она только здесь. Это ведь твой фирменный рецепт, разве нет? — Ёнсо немного теряется, действительно не понимая, к чему клонит Чанбин. На языке уже лопаются фантомные пузырьки сладкого лимонада, что хочется попросить Чанбина наполнить стакан и дать Ён сделать хотя бы один глоток. — Правильно, — одобрительно кивает он, и улыбка сладкой субстанцией фирменной шипучки растекается по его лицу. — А ты знаешь, что можешь сама сделать её и пить столько, сколько влезет? — Но у меня рецепта нет. — Рецепт простой. Если узнаешь его, будешь и дальше приходить сюда за ней или будешь делать дома каждый день и не париться? — Мне кажется, я вообще её пить перестану, — усмехается она. — Бинго, — Чанбин щёлкает пальцами на второй руке, с шумом возвращая стакан обратно на стойку. — Если ты узнаешь рецепт, то пропадёт эта магия неизвестности. Ты не будешь понимать, зачем тебе приходить за ней сюда и платить деньги, ведь можно сделать самому столько, сколько захочется. Но и сама ты делать не будешь, потому что в этом нет никакого смысла. Ты можешь выпить любой другой лимонад из банки и вообще не париться. — Думаешь, я могу разочароваться? — Думаю, всё не такое сложное, каким кажется на первый взгляд, — констатирует Чанбин, на автомате проходясь по барной стойке тряпкой. Может, он в чём-то и прав? Такое ведь часто бывает: живёшь в своём мирке, крутишься как юла от одной стенки к другой, больно ударяясь и отскакивая к следующей. Мусолишь в своей голове проблему, пока самого от себя тошнить не начинает. И уже кажется, что пора остановиться. А ты не можешь, по инерции накручивая и накручивая себя. Так может, через какое-то время Ёнсо обернётся назад и поймёт, что всё было предельно прозрачно — просто это она была слепой? Слепой или слабой, а может, и всё сразу? Она ведь уже начала тормозить — замедлять этот бешеный круговорот, в который неволей попала. Начала приходить к какой-то стабильности. Но глянцевая обложка с Хёнджином слишком выделяется на её полке заурядных историй. Ён ведь действительно боится разочароваться, если заглянет за этот переплёт. …или она уже разочарована? Узнай она Хёнджина таким, какой он есть, не покажется ли он ей пустышкой? Ёнсо ведь возвращается к нему каждый раз, как подростки в закусочную за шипучкой — она для них словно наркотик. …Хёнджин тоже наркотик, отказаться от которого очень трудно. Привязанность — вот, что чувствует Ён. Привязанность, основанная на сострадании. Тот самый чёртов синдром спасателя, что движет ею. Но если Ёнсо сумеет разгадать рецепт хёнджиновой натуры, сможет ли она его усовершенствовать? Или он и так идеален? …или наоборот — заурядно прост? Время. Ей нужно время, как и ему. Если между ними не будет стоять животный инстинкт — которому так легко поддаётся Хёнджин, и которому не собирается потакать Ёнсо — то они смогут мирно сосуществовать, ведь так? Совпадение это или очередная шутка Всевышнего, но сегодня пришла рассылка, что через неделю начинается заселение в отремонтированное общежитие. Нужно подать заявку на распределение, ведь многие студенты уже нашли альтернативу. Ёнсо пока думает. У неё тоже есть альтернатива, да и Ён уже растрепала гордо, что переезжает на второй этаж, что Суа аж челюсть чуть не уронила. Но правильно ли это? Стоит ли игра свеч или лучше подать заявление на заселение и съехать из особняка к чёртовой бабушке? Ёнсо ведь этого так хотела. Что же изменилось? — Бин, — зовёт она, поднимая на Чанбина взгляд. — А? — А что за рецепт шипучки? — Ёнсо понижает голос, чуть подаваясь вперёд. Вероятность того, что Чанбин расскажет ей — очень маленькая. Но чтобы поверить в его слова, Ёнсо должна убедиться, действительно ли всё то, что мы превозносим, на самом деле, достаточно примитивно. Чанбин снова заговорчески улыбается, жестом привлекая Ёнсо чуть ближе к себе: — Ты будешь смеяться, — так же шёпотом произносит он. — Но рецепт очень простой. — Расскажешь? — она от нетерпения переминается с ноги на ногу, привставая на носочки и подаваясь ещё ближе, сама не зная, почему разнервничалась. Может, от осознания, что сейчас ей доверят секретное знание? А может, что это знание даст ей подсказку к более сложной загадке — закрытой ото всех хёнджиновой души. Взглянув украдкой в сторону клиентов и Эшли, которая бегает между столиками, отвечая на вопросы посетителей, Чанбин снова возвращает внимание на Ёнсо. Придвигается совсем близко, что Ён даже на мгновение становится неловко, и на выдохе произносит произносит самые банальные слова на всём калифорнийском побережье: — Спрайт и ванильный сироп.☆☆☆
Принимать заботу от Шин Суа — это как позволить ежу соблазнить тебя. Он кажется таким милым, но стоит дотронуться и можно больно уколоться. Она выставляет перед Ёнсо тарелку с тако, зная, что племянница успела подсесть на мексиканскую еду. Разливает по бокалам любимое полусухое из Волмарта, интересуется, как прошёл её день. Суа точно что-то нужно, но Ёнсо не может пока понять что. Все эти расспросы про её новых друзей, про домашку и про то, не будет ли Ёнсо слишком напряжно совмещать учёбу и подработку настораживают. Но Ён так устала, что сил язвить нет. Тем более тако у Суа получились суперские. Да и если она сама делает шаг ей навстречу, то Ёнсо не может отказать. Она ведь правда скучала по онни, пока жила в Корее, а Суа осваивалась в Америке. — Трой точно гей? — уточняет Суа, делая глоток вина. — На молоденьких потянуло? — усмехается Ёнсо, слизывая острый соус с пальцев. — Да Боже упаси, — отмахивается она, клацая языком. — Просто переживаю, как бы ты не принесла нам в подоле. Ладно, может, Суа и проявляет какую-то заботу, играя роль заботливой тёти, но она всё та же стерва. — Смешно, онни, — с каменным лицом произносит Ёнсо, запивая остатки тако вином. — Я ведь о тебе забочусь, — Суа прикладывает руку к груди, пытаясь показать всю свою искренность. — Боюсь, что тебе разобьют сердце и навлекут проблем. — Я достаточно взрослая, чтобы не наделать глупостей. Про презервативы знаю. Боже, эта беседа из странной перетекает в неловкую. Хуже, наверное, было, когда мать решила рассказать Ёнсо, что можно забеременеть даже предохраняясь. Это было в тот же день, когда у Ён пошли первые месячные. Она и так была в некотором шоке, но мама решила, что раз Ёнсо уже стала девушкой, то пора ей познать все реалии. И как бы бедная тринадцатилетняя Ёнсо не пыталась закрыть уши и уйти от неловкого разговора, ей всё равно рассказали в ярчайших красках и об оральных контрацептивах, и о венерических заболеваниях, передающихся половым путём, и о ранних абортах. — Я просто хочу сказать, если вдруг что-то происходит, ты всегда можешь прийти ко мне, — доверительным тоном произносит Суа, делая ещё один глоток. — Ну там, например, проблемы с парнями или ещё что. Пришла уже, когда у Ёнсо были проблемы с жильём. Пожалуй, достаточно ей помощи от Суа. Конечно, приятно получать такую заинтересованность от неё, но они слишком долго цапались, пока Ён жила с Суа в одной спальне. Вряд ли тут уже может что-то кардинально измениться. Тем более, что Ёнсо как-то слабо себе представляет этот диалог с Суа о Хёнджине, которого та просто на дух не переносит. Как минимум, Суа просто не поймёт её беспокойства по поводу его шаткого эмоционального состояния. Как максимум — это просто неправильно. И всё-таки, какой бы Суа не пыталась быть хорошей и заботливой тётушкой, Ёнсо не может ей открыться полностью. Да и нет в этом смысла. Ей есть с кем обсудить подобные вещи — хоть с тем же Сынмином, который уже и так знает больше, чем требуется. Сегодня он за ней ещё и после смены в кафе заехал, пытаясь хоть как-то извиниться за то, что случилось с Ёнсо ночью. Последние сутки были слишком эмоциональными и слишком странными. Но за что стоит сказать Суа спасибо, так это за бутылку вина и вкусную еду — Ёнсо и правда нуждается в этом. — У нас с парнем всё просто прекрасно, тебе не стоит переживать об этом, — заверяет Ёнсо, ведь отношения с Минхо — это действительно лучшее, что произошло с ней в Лос-Анджелесе. — Так у тебя и правда есть парень? — как-то неоднозначно произносит Суа, замирая с бокалом на полпути к губам. — А он?.. — Это Минхо, — поясняет Ёнсо. — Друг парня Алексис. Ну, про неё ты уже в курсе. Ёнсо всё же не всё скрывает о своей жизни. Раз Суа спросила про её новую компанию, то Ён с удовольствием рассказала и о Лекси, и о Трое. Упомянула даже так и не завязавшуюся дружбу с Габриэль, на что Суа фыркнула «да пошла эта курица». Ёнсо, конечно, не настолько злится на Габи — многие растворяются в отношениях. Алексис не такая, да и Ёнсо, вроде как, тоже. А вот когда Джисон как-то влюбился по уши в девчонку с параллельного потока, то Ён потеряла его на несколько месяцев. Но потом он, конечно, понял, что его новая возлюбленная вьёт из него верёвки, в буквальном смысле запрещая общаться с Ёнсо — да вообще с любыми девушками. Такое, к сожалению, частенько бывает. — А, — лишь произносит Суа, всё же припадая губами к бокалу. Смакует слегка кисловатый напиток и задумывается о чём-то на какое-то время, пока Ёнсо принимается за последнюю порцию тако. — А с Хваном у вас что? — неожиданно спрашивает она, и Ён чуть не давится поджаренной тортильей. — В каком смысле? — ей приходится щедро запить вином вставший поперёк горла ком. Запретная для неё тема всплывает сама собой, и это порядком напрягает. Сама не знает отчего, но Ён начинает чувствовать странное покалывание в солнечном сплетении. Будто её сейчас поймали со шпаргалкой на годовом экзамене. — Ну, тебе не кажется странным, что он предложил тебе переехать на второй этаж в гостевую комнату, хотя ты для него никто? — спокойно поясняет Суа, а у Ёнсо теперь першит в носу. Стоило Ён на пару минут потерять бдительность, и Суа бессовестно пользуется моментом, прикладывая к её незажившей ране стекловату. Вроде, снова проявляет заботу, а вроде, издевается. — Думаю, это его способ извиниться передо мной за то, что было ночью, — тревога уже окончательно овладевает телом Ёнсо. Язык будто каменеет, и каждое слово даётся с трудом, хоть Ён и старается изо всех сил, чтобы голос не дрожал. Непонятно, её так взбудоражили неожиданно нахлынувшие воспоминания ужасной ночи — всё, кстати, произошло на этой кухне, за этим самым столом. Или же грубость, с которой Суа сейчас перерезала тоненькую невидимую ниточку, которую Ёнсо бережно привязала на мизинец Хёнджина сегодня утром, чтобы не потерять его из виду. — Не думала, что ему что-то от тебя нужно? — Суа идёт в наступление. Чёрт, с таким напором ей стоило проводить допросы в том самом аквариуме с подозреваемыми преступниками, а не мыть чужие туалеты. …они ведь даже не из золота. Ёнсо знает, что Хёнджину нужно. Она же именно поэтому так и не подала заявку на заселение в общежитие — ещё сомневается. Но после слов Суа почему-то хочется всё же заполнить высланную на почту анкету. — Люди не всё в этой жизни делают ради своей выгоды, онни, — серьёзно произносит Ёнсо, глядя ей прямо в глаза. Взгляд Суа спокойный. Но складывается ощущение, что если Ёнсо попробует сейчас напасть на неё в ответ, то больно ударится о непробиваемый барьер. — Ты не знаешь Хвана. Он говнюк, каких ещё поискать надо. А ты — наивная рыбка, плывущая в его сети. — Не правда, — с обидой произносит Ёнсо и уже потом понимает, что стоило просто промолчать или съязвить. Но пара бокалов вина сделали своё коварное дело, лишая её воли. — Не говори потом, что я тебя не предупреждала, — на лице Суа появляется самодовольная ухмылка. Злость берёт. Суа ведёт себя так, будто без её указки Ёнсо и шагу не может ступить на этом минном поле — умалчивает, что сама расставила ловушки. Ёнсо не знает Хёнджина? А Суа знает? Хоть кто-то в этом городе его знает? Нет, никто даже не пытается этого сделать. Возможно, Феликс ближе всех к разгадке. Может, Меган тоже ещё помнит другого Хван Хёнджина. Но все остальные — Ёнсо абсолютно уверена в этом — лишь пожирают то, что им великодушно скармливают. Жуют эту глянцевую целлюлозу, жалуясь, как же невкусно. Идиоты. Они все идиоты, раз верят тому, что слышат по телевизору в звёздных новостях, что читают в жёлтых изданиях и что ненасытно поглощают с огромной скоростью, не в силах остановиться. Стервятники, гиены и шакалы — они же не люди, а чёртовы падальщики. Побираются на помойках, поджидают очередной тухлый кусок вырванной отмирающей плоти. Им не нужны причины, им не интересны нюансы. Им незачем разбираться во всём этом. Проще схватить то, что на поверхности. Позволить другим сделать самую сложную работу, а потом насладиться объедками. Им так удобно, и плевать они хотели на моральные нормы и банальное сострадание. Суа не СМИ, поэтому оправдать её поведение Ёнсо может лишь обычной завистью. То ли к ней самой, то ли к Хёнджину, то ли вообще ко всем, кто по мнению Суа получает то, что не заслуживает. Ёнсо жаль её. Кажется, Суа всё же глубоко несчастна, раз пытается облить мазутом чужие цветущие клумбы. Возможно, у них с Хёнджином больше общего, чем Суа кажется. Они оба ненавидят этот мир. Только Суа желает разрушить всё вокруг, а Хёнджин только себя. — Так что, ты примешь его предложение? — как ни в чём не бывало спрашивает Суа, подливая вино в свой бокал. Сомнения были — до этого самого момента. Сейчас лишь осталось дикое желание утереть чужой нос. Доказать, что Суа не такая проницательная, какой себя считает. Доказать, что Хёнджин совсем не такой, каким она себе его представляет — не такой, каким его выставляют в новостях. …доказать, что она не права. — Да, я останусь, — Ёнсо залпом допивает остатки вина, со звоном возвращая бокал на стол. — Общежитие открыли после ремонта, но меня не внесли в очередь на заселение, — наглая ложь, но Ён даже не краснеет. — Поэтому, я останусь и приму его предложение, — она поднимается из-за стола, полная решимости направиться в спальню, закинуть все вещи в чемодан и затащить его на второй этаж. Забирает грязную посуду со стола и загружает в посудомойку, чувствуя на себе прожигающий чужой взгляд. — И да, — Ёнсо оборачивается уже в дверях, но Суа даже не двигается с места, чтобы обернуться на неё. — Спасибо за еду, и прости, что буду и дальше мозолить тебе глаза.