***
После урока зельеварения Драко задержался в классе, медленно вышагивая между парт. Северус дождался, пока последний студент покинет аудиторию, и спустил кафедру вниз. Малфой бестактно присел на край его стола, зашуршала его длинная учебная мантия, выданная Элемауреном. Зельевар возмущенно вскинул брови. — Это что еще за фамильярность? Ты что, у себя дома? — скрещивая руки на груди, отчитал он крестника. — Брось, — фыркнул Драко в ответ, — как будто в первый раз. — Аристократы себе такого не позволяют, — ехидно протянул Северус. — Зная мою репутацию, я уже так себе аристократ, — отмахнулся слизеринец. Северус вздохнул. Да уж, манеры Малфоя сильно испортились за это лето. Он слышал, что тот часто захаживал в гости к Грейнджер, пока та жила у Поттера на Гриммо. Разумеется, когда Героя Магической Британии не было дома. Драко рассказывал, как виделся с ней на Косой Аллее несколько десятков раз, переписывался — сначала письмами, а затем Гермиона подарила слизеринцу волшебный коммуникатор. Особенным сюрпризом для Снейпа послужил переход Драко на сторону маглов в плане одежды, книг, отпрыск четы Малфоев даже стал смотреть фильмы. Северус догадывался, что причиной могло послужить еще и то, что Люциуса посадили в Азкабан: у Драко больше не было человека, диктующего правила всей семье, заботящегося о внешнем виде в обществе и репутации. Нарцисса уехала в пансионат в Испанию восстанавливать нервы, и Малфой остался совсем один: переосмысливать все, что произошло за последние годы. Зельевар знал, что переоценка всех втолкованных в того ценностей семьи должна была когда-нибудь произойти — и вот, это случилось. Не исключено, что Гермиона Грейнджер тоже приложила к этому руку. — Я видел газеты, — Северус постарался разрядить обстановку, заметив потухшие глаза крестника: — Скоро обгонишь по популярности самого Поттера. Смотри, осторожнее с тонной любовных открыток от молодых ведьмочек. Готическая таинственность не то героя, не то злодея, я смотрю, сейчас пользуется популярностью. — Ты-то знаешь не понаслышке, — парировал Драко, без разрешения взял со стола лаконичную деревянную перьевую ручку, украшенную узорами на металлическом наконечнике, и принялся ее разглядывать. Снейп закатил глаза, забирая у того из рук свою вещь и возвращая в точности до сантиметра туда, где она покоилась до этого. — Как прошел первый день преподавания? — Сносно, — ответил Северус, проходясь взглядом по партам, а затем вновь вернул внимание Драко. Внимательно всмотрелся в глаза крестника. — Как ты себя чувствуешь среди вашего перемешанного импровизированного Клуба Выживших? Минерва в этом учебном году решила не делить на разные факультеты тех, кто вернулся обучаться на седьмой курс. Их было совсем немного, МакГонагалл объясняла Северусу свое решение тем, что не имеет смысла оставлять на каждом факультете по несколько студентов. Снейп был с ней согласен. Когтевранцев и пуффендуйцев практически не насчитывалось, гриффиндорцев, решивших обучаться дальше, можно было пересчитать по пальцам. Основное количество составляли слизеринцы: дети, чьи родители, попавшие за решетки, не оставили им выбора; дети, которым больше некуда было идти. — Я еще не освоился. Странно, но более-менее спокойно. По крайней мере, в первый день, — Северус сузил глаза в ответ на реплику Малфоя. «Кажется, не врет». — Как проживание с Поттером в замкнутом пространстве? Драко тихо рассмеялся. — Пока без происшествий и драк, — улыбка мелькнула на его губах. — Стараемся найти общий язык. А как насчет вас с Мионой? Северус ощутил, как его относительно ровное настроение дало трещину. Он совсем не хотел задумываться о том, как чувствует себя от ее присутствия рядом. — На самом деле, я просто стараюсь свыкнуться с мыслью, что нам придется жить вместе, — Драко склонился ближе к Снейпу, словно зельевар сообщал тому какую-то секретную информацию, в глазах слизеринца плясали искорки веселья. — Хватит на меня так смотреть! Я не собираюсь обсуждать свои чувства с ребенком, который мне почти что как сын. Мне совершенно не нравится то, что ты догадался когда-то и все просек. Нужно было применить к твоей дурной голове обливиэйт. — Как бы ты ни ворчал, я все равно скажу: мне кажется, вы поладите. Гермиона хорошо к тебе относится, что бы ты там себе не думал. — Ты записался в свахи? — выгнул бровь Северус. — Нет, я только помогаю тебе прозреть и увидеть то, что находится у тебя под носом. Снейп отвел взгляд, раздраженно поджав губы. Гермиона Грейнджер была слишком своенравной, слишком себе на уме, слишком непредсказуемой. Слишком недосягаемой. Это буквально опаляло жаром, норовившим сжечь все дотла — находиться так близко и не иметь возможности прикоснуться. Рядом с ней все шло не по плану, ее неконтролируемое поведение раз за разом острым углом вспарывало самообладание Северуса. Он не хотел — Мерлин свидетель — но она выбивала его из колеи. Снова и снова. Такая невыносимая. — Что ж, духовный окулист, думаю, на сегодня я вынужден прервать твои попытки надеть на меня розовые очки, — Снейп выдвинул ящик, вытаскивая стопки пергаментов. — Меня ждет проверка самостоятельных работ. — Так уж и быть, — Драко неохотно слез с его стола. — Напишу тебе вечером. Северус не уследил, сколько времени потратил на изучение ответов студентов, крупно выводя «слабо» и «троллей» в нижнем углу почти каждого листа, прежде чем услышал за дверью в коридоре голос Грейнджер. Прислушался, поднялся с места и направился к выходу. Ему просто жизненно необходимо было узнать, что бывшая гриффиндорка успела натворить на уроке — или, наоборот, что успели натворить на уроке у нее. С того самого момента, как до его ушей добрались обрывки фраз об «ужасном преподавании» той, Снейп не мог выбросить их из головы. Пустой коридор встретил его тишиной. Северус огляделся и внезапно услышал восторженные возгласы Грейнджер из-за приоткрытой двери оранжереи. Он последовал к источнику звука, когда, взглянув на прозрачное стекло, увидел происходящее за ним. Внутри сада, оглядываясь вокруг, стояла на каменистой дорожке Гермиона: ее прическа растрепалась, и кудри дерзкими колечками спадали ей на рабочую мантию. Рядом возвышалась фигура здешнего мага, который подходил к Грейнджер за завтраком — Дмитрий, кажется. Идиллия их общения в тени высоких деревьев выглядела нерушимой. Словно они находились сейчас в мире, созданном лишь для них двоих. Северус ощутил горечь, внезапную даже для него самого. «Мордред это все раздери». Мерзкое, липкое чувство, которое он не спутал бы ни с одним другим, зазмеилось в его груди. Оно было знакомо ему еще с детства, но Снейп не вспоминал о нем много лет. Ревность. Он глубоко втянул носом воздух, пытаясь согнать наваждение, и уловил аромат травы и цветов. Глаза непроизвольно вернулись к стеклу: Гермиона и Дмитрий сделали еще несколько шагов по тропе и исчезли за кустарниками. Разумеется, Северус не имел права испытывать это по отношению к ней. Грейнджер ничего не была ему должна, она даже не знала о его чувствах, но Снейп почему-то не мог избавиться от тяжелого распирающего изнутри ощущения. Собственнические порывы были, по мнению зельевара, одними из его самых больших недостатков. Когда-то, еще будучи его студенткой, Гермиона неожиданно начала становиться все большей частью его жизни, они стали проводить время вместе… Он понял, что та его понимает. Им всегда было о чем поговорить. Война развела их по разные стороны, снова выстроив невидимую стену, но Северус ведь помнил, как начал испытывать симпатию к Грейнджер. Какое эгоистичное желание… Чтобы она принадлежала только ему. Ревность не вписывалась в тот список чувств, которые мог позволить себе Северус. Чересчур необузданное ощущение. «Нужно написать психологу», — мелькнула спасительная мысль, и Снейп развернулся, возвращаясь в класс.***
Гарри крался под мантией-невидимкой. Вечерний Элемаурен в свете заколдованных бра, светящихся растений, смолы и фонарей с улицы казался еще более таинственным, чем представлялся до этого. Тишина стояла оглушающая в сравнении с шумом, который наполнял коридоры днем. Теперь Поттер остался один на один с ночью. Конечно же, ему не стоило возвращаться так поздно, особенно в первый учебный день, и Гарри это прекрасно понимал. Комендантский час наступил ровно в десять вечера двадцать минут назад. Не слишком хорошее начало года. Причиной такого нарушения правил являлось то, что Поттер все же отыскал библиотеку в стенах замка. Она выглядела уютно: длинные диваны, кресла, уголки с пуфами и подушками; золотистая смола заменяла собой лампы и фонари. Вдоль одной из стен росло дерево с толстым стволом, ветви расходились от него, образуя полки с книгами. Гарри разглядывал множество фолиантов, и среди них ему удалось найти несколько книг, посвященных истории существ мира, про который рассказывала Гермиона, и одну — Элемаурену и его возникновению. Вот так, увязнув с головой в попытках изучить новую школу, Поттер обнаружил много интересного для себя. История доброго директора восхищала его и сбивала с толку одновременно — наученный горьким опытом, Гарри не решался полагаться на таких людей. Дамблдор уже однажды подорвал его доверие, и это переживалось гриффиндорцем слишком болезненно. Он не хотел рисковать вновь, поверив не тому человеку. Книги о существах повествовали о войне, произошедшей много веков назад, задолго до рождения основателей Хогвартса. История гласила, что некогда весь мир полнился волшебниками, и маглов не существовало и в помине. Магия была свободной, она витала в воздухе, видимая всеми как течения энергии, исходящие от всего живого: людей, созданий, растений. Гарри никогда не слышал ни о чем подобном. Было сказано, что волшебники обходились без палочек и колдовали исключительно руками, находясь в магическом потоке — он наделял их мощной силой. Все в те времена видели существ, парящих повсюду и не скрытых от глаз: мелких, которые роем кружили вокруг головы и забирались в уши; крупных, таскающих вещи из домов волшебников. Против последних на дверях развешивали амулеты, отпугивающие незваных гостей. Гарри в тот момент прошиб пот. Эти когда-то видимые сущности так напоминали тех, о которых всегда рассказывала Луна, что сомнений практически не оставалось. Мозгошмыги и Нарглы. Нимфиры, так запавшие в душу Гермионе, жили тогда в содружестве с природой и магами, которые не заходили на их территории. А потом произошло нечто, что сподвигло магов разверзнуть ад. Ни в одной из книг не упоминалась точная причина, почему началась война, но Поттер мог догадаться и сам. Жадность. Чувство собственного превосходства. В одной из книг выдвигалась гипотеза, что волшебники посчитали магию чем-то им обязанной и стали захватывать территории существ, в особенности — нимфир, которые являли собой само воплощение стихий. Они умирали одни за другими, одни сдавались без боя, другие пытались биться до последнего. Очевидно, последнее было бесполезно против людей, превосходящих численностью. Количество нимфир стремительно сокращалось, их забирали и продавали в качестве рабов. По следам магии, доступной для глаза каждого, отслеживали самых сильных существ. Летающих созданий отлавливали и закупоривали в пробирки. И тогда магия взбунтовалась. В попытках спасти саму себя, она стремительно обрывала связь с волшебниками. Впервые стали появляться сначала сквибы, а после их род на долгое время лишался силы. Так образовался новый вид: маглы. Маги остались без возможности видеть потоки волшебства в воздухе: это позволило нимфирам и всем остальным народам скрыться там, где их никто бы никогда не нашел. Больше не видели мелких существ, пострадавших от опытов. Колдовать руками стало практически невозможно: из-за ухода нимфир, подпитывающих собой все вокруг, магия ослабла. Пришлось искать проводники волшебной силы — ими стали волшебные палочки, поскольку дерево являло собой одну из первых природных форм и было весьма удобным в использовании. Гарри словно перевернули картину мира и дали посмотреть на нее под совершенно другим углом. Ведь получалось, что маглы тоже имели за собой предков магов. Это объясняло, почему в их семьях рождались маглорожденные волшебники. Это было нечто абсолютно новое и немыслимое. Если бы об этом рассказывали на уроках Истории Магии, то, быть может, оскорбления, такие как «грязнокровка», даже не имели бы под собой основы для существования. Так, совершенно забыв про время, Гарри уходил из библиотеки под мантией-невидимкой, когда пространство опустело. Он крепко прижимал к себе метлу и то и дело оглядывался, надеясь, что та не выглядывает из его укрытия. Поттер вернулся за ней в покои после уроков и взял с собой, рассчитывая полетать после того, как найдет библиотеку, а в итоге… Все, как всегда, пошло не по плану. Легкий ветерок просочился сквозь тонкую ткань мантии невидимки. Гарри замер на месте. «Ветер?» Он внимательно прошелся взглядом по окнам первого этажа, но те были наглухо заперты. «Что ж, пожалуй, пришло время опробовать подарок Малфоя», — решил Поттер и приложил палец справа к дужке очков, как и было сказано в инструкции. Внезапно пространство вокруг преобразилось. Гарри ощутил, как непроизвольно открыл рот от изумления. Это было каким-то безумием. Из щелей под дверями, ведущих в классы, изливался магический свет: он туманом скользил по коридору и смешивался с другими клубящимися в воздухе узорами. Поттер хотел было зачарованно поводить рукой сквозь потоки, но вспомнил, что находится под мантией. Боковым зрением он заметил что-то светящееся, и, повернув голову, увидел висящий на стене серый гобелен, почти сливающийся с камнем — ничем не примечательный и незаметный. Но очки Гарри четко обозначили где-то в его середине яркую магическую точку. В душе всколыхнулось забытое за войну чувство: жажда ко всему таинственному и непознанному. Поттер приблизился к гобелену и чуть отодвинул тот в сторону. Прохладный воздух тут же пошевелил мантию-невидимку. «Вот оно!» — понял Гарри. Теперь было ясно, откуда он ощутил дуновение ветра. За гобеленом оказался длинный туннель с поворотами и развилками. Эхо шагов гриффиндорца словно пело а капеллу в дуэте с шепотом насвистывающего ветра. Свет в очках каждый раз указывал, куда именно необходимо двигаться в сгустившейся темноте, освещенной люмосом из кончика палочки. Через несколько долгих минут Гарри вышел из лабиринта и понял, что находится на улице. Магические потоки — как он успел догадаться — лениво рассеивались вокруг. Доносились звуки разбивающихся о берег волн озера. Лес, простиравшийся за ним, и высокие пики гор в вечернем мраке казались далекими и таинственными. В какой-то степени, может, даже зловещими. На Поттера нахлынуло ностальгическое чувство, что когда-то они с друзьями вот так же слушали шум озера, только Черного, где-то на территории стоило обходить стороной Гремучую Иву, честь которой так рьяно защищал на втором курсе профессор Снейп. Гриффиндорец попытался отогнать непрошенную тоску и снял мантию, вложив ту в школьную сумку, рассчитывая остаться незамеченным в такой непроглядной тьме. Жаль, дезиллюминационные чары не входили в список разрешенных школой. Поттер ухватился руками за прочное дерево метлы и взмыл в воздух. Освежающий влажный ветер настойчиво взбодрил. Когда Гарри делал так летом, то в один момент осознал, что для него полет на метле стал неким подобием медитации. Здесь, на такой высоте, он чувствовал себя свободным. Словно ничто над ним не властно: ни время, ни травмы, нанесенные ужасами войны. В его руках находилась метла, которую он сам мог направлять, куда только захочется. Никаких правил. Никаких грозящих всем опасностей. Гарри устремился к земле почти вертикально, а затем резко затормозил, направляя рукоять параллельно зашевелившейся сильнее траве. Адреналин ударил в голову, вызывая прилив эйфории. Поттер отдавал себе отчет в том, что у него появилась новая зависимость: адреналин вызывает сильное привыкание, а сколько раз ему приходилось испытывать его с самого первого курса? Это было неминуемой участью. Внезапно что-то мелькнуло в темноте неба. Наметанный глаз ловца моментально уловил это движение. Гарри вздернул голову вверх и шарахнулся на метле назад от неожиданности. Высоко в небе едва заметной темно-сиреневой полосой проходила дорожка — Поттер моментально сообразил, что это магический след. Гриффиндорец аккуратно взмыл выше, уловив взглядом то, что оставляло за собой сверкающую нематериальную волшебную ленту. И не поверил своим глазам. Он знал, что, будь даже великим слепцом, распознал бы силуэт того, что сейчас, взмахивая черными крыльями и почти сливаясь с небом, утремлялось от него прочь. Знал отчетливо, поскольку мощную фигуру, парящую над верхушками деревьев, спутать с чем-то другим просто не представлялось возможным. Это был дракон.