Разбитое к целому

Когда Брут совсем выздоровел, в нем проснулось желание творить. Бродяге он, конечно, об этом не сказал, а просто объяснил, что для моторики полезно играть на музыкальном инструменте, и попросил научить. Бродяга, довольно хмыкнув, притащил ему свою гитару. Волчонок был не самым терпеливым учителем и многие вещи сам делал почти интуитивно, но Брут оказался способным учеником и все схватывал на лету. Брут вспоминает, как сосредоточенно-мило Бродяга ему показывал техники игры, и бездумно перебирает гитарные аккорды — не для того, чтобы сложить из них мелодию, а просто чтобы заполнить тишину августовского вечера, нарушаемую только треском костра и звоном комаров. Над ухом уже час бесяче летает кровосос и, похоже, совсем не собирается сдаваться. Брут сдаваться тоже не собирается и раздраженно отмахивается от него. Тридцатый раз за час. Совсем комары в Окраинах борзые стали. У него в ногах, оперевшись спиной на бревно, сидит абсолютно потерявший бдительность Бродяга, убаюканный тихим гитарным перебором. Брут смотрит на это безобидное с виду чудовище и с трудом давит в себе слишком растроганную улыбку. Хочется сделать что-то дурацкое. — Вы не можете спать, когда рядом враги. Волчонок сонно дергается и первые несколько секунд выглядит абсолютно дезориентированным. — Угрожаешь? — Бродяга как-то шею выворачивает, смотрит на него снизу вверх. Глаза хищно поблескивают в свете костра. — Да нет вроде, — Брут неопределенно пожимает плечами и откладывает гитару. Научился он уже этот взгляд выдерживать, глаза не отводит. Бродяга перебирается с земли к нему на бревно. Бруту разговаривать не хочется, хочется уютно молчать, но Бродяга, похоже, не разделяет его мнения. — Что будешь дальше делать? — В смысле? — Не прикидывайся. Бродяга за секунду как-то резко сдувается и обижается. — Ты же в Окраины пришел, чтобы найти того, кто взрывы устроил. И нашел… — Тебя. — Ну да. Короче, нашел. Так какой дальше план? Отведешь меня под суд? — Бродяга абсолютно серьезен. Нетипично для него. Брут недовольно морщится — ему этот разговор неприятен. Он для себя уже давно решил, что если не сдал Бродягу Полису сразу, то потом уже точно не сдаст. И не раз Бродяге это повторял. Вот же упертый изгой, блин. — Нет, я же говорил, что никуда тебя не поведу, я остыл и отказался от этой идеи. Так не терпится попасть под исправительные работы или трибунал? Иди и сам сознайся, а я умываю руки. Твою ненависть к Полису я не принимаю, но понимаю, — Брут вздыхает и обхватывает голову руками. — Я не знаю, что дальше делать. Я смог жить без браслета, у меня все получилось — но это ведь только у меня, и то с погрешностями. Я собрал слишком мало материала, я так и не научился вас понимать. Я так и не научился понимать тебя. Я не понимаю, как ты ко мне относишься. Ты меня ненавидишь или любишь? — Брут сдается и все-таки говорит это. На слове «любишь» волчонок вздрагивает. — Ты сказал мне, что, если чувств слишком много, их надо просто проживать, но есть ли в этом смысл, если тебе плевать на меня? Наверное, надо просто вернуться в Полис, работать и жить как раньше? Брут устал делать вид, что он ничего не чувствует. Бруту самому неприятно от того, как он бессовестно врет, и ладно бы, если только себе — они оба прекрасно знают, что как раньше ни у одного, ни у другого уже не получится. Бродяга молчит, и, похоже, вообще не думает как-то на пламенную речь Брута реагировать, а просто смотрит задумчиво куда-то мимо него, в темноту. Молчание — знак согласия. — Ну, буду считать, что мы попрощались, — по-хорошему, Брут ждал хоть чего-то: одобрения, неодобрения, возмущения. Получить в ответ равнодушие немного обидно. Брут поднимается, подхватывает гитару и собирается уходить. Кажется, он опять влюбился невзаимно, этого следовало ожидать. — Подожди, — Бродяга отмирает, подскакивает с бревна и встает рядом. — Помнишь, в нашу первую встречу ты вцепился мне в руку, а я орал и требовал, чтобы ты меня отпустил? Брут с грустным смешком кивает. — Такое не забудешь. Я думал, я тогда или оглохну, или прибью тебя. Бродяга фыркает, но все еще остается серьезным. — Так вот, — волчонок крепко, но не больно хватает Брута узкой ладонью за запястье и тянет на себя, — я передумал. Не отпускай. Брут ошалело моргает, когда Бродяга утыкается носом ему в плечо и трется щекой, хитро сверкая глазами. Еще чуть-чуть и урчать начнет, как большой хищный котяра. Но вместо этого Бродяга его крепко обнимает, ведет носом по шее и легонько прикусывает. Кажется, Брут влип. Но он совсем не против. Брут остается.