***
Чимин не сразу понимает, что отключился. Лишь тогда, когда выныривает из бессознательности, потому что пальцы на ногах печёт. Хочет дёрнуться, но его удерживают сильные руки. Чимин ощущает опору в виде тёплой кожи и крепких мышц, а ещё мягкий запах миндаля совсем рядом. Взгляд понемногу фокусируется, и Чимин видит пламя костров, а ещё Джина у себя в ногах. Рядом обеспокоенно маячат Тэхён и брат. — Что? — Чимин откашливается, а с его лица убирают мокрые от пота пряди. — Ты знаешь, с танцами надо быть осторожнее, — бурчит снизу Сокджин, бинтуя ступни омеги. Чимин удивлённо рассматривает уже замотанную ногу, шевелит ею и сразу шипит от боли. — Стёр себе все ноги, стоило разве оно того? — выдыхает Тэ, присаживаясь рядом. А Чимин не может глядеть на Тэхёна. Лишь на Чонгука, с болью смотрящего на омегу. И самому Чимину становится больно, тошно и страшно. — Наверное, ведь я утёр нос этому строптивцу, — фыркает омега, а Сокджин заканчивает перевязку. — Утёр, утёр, — ласково улыбается Тэхён, поглаживая Чимина по щеке. Аметистовая нитка покачивается от любого движения, ловит отблески костра. Чонгук отводит взгляд, глядит в пустоту. А у Чимина внутренности сжимаются. — Ему надо отдохнуть, — бурчит вожак, словно хочет поскорее сбежать от парочки, делающей ему больно. Подхватывает Чимина на руки, позволяя обхватить за плечи, и широкими шагами пересекает поляну. Тело у Чонгука очень горячее, омега давно это заметил, но сейчас особенно ощутимо, пока прижимается голыми бёдрами к его животу. Их встречает тишина и темнота дома. Их дома. Только вот Чимин себя уютно не ощущает. Чонгук ловко пробирается в темноте, доходит до спальни и опускает Чимина на постель. Стоит несколько секунд, смотря в пустоту, а потом молча разворачивается и уходит. Омега слышит, как хлопает входная дверь, и падает на подушки. Чонгук снова сбегает. От боли, от чувств, от него. Он уносится прочь, чтобы превозмочь горе в одиночку. И, с одной стороны, Чимину его даже жаль. Он много лет, с самого детства, любил одного человека, который дважды уже предпочёл не его. Но такова судьба — она у Чонгука явилась в виде Чимина. В виде наказания.***
Чимин, не раскрывая глаз, ощущает, как по его ноге что-то скользит. Гладкое, но юркое. Горячее, просто до одури обжигающее. Прикосновения становятся смелее, поднимаются от голени к колену, оглаживают чашечку, чтобы ещё более напористо дотронуться до бедра. Это ладонь. Она жжёт, но не позволяет проснуться. И вроде Чимин больше не спит, он ощущает, как горячие касания подходят к опасной границе между кожей и рубашкой. Омега не может пошевелиться, хотя его дыхание учащается, а от прикосновений хочется промычать. Рука смелеет, к ней добавляется вторая. Обе оглаживают внутреннюю сторону бёдер, ласкают чувствительную кожу, пока Чимин лежит слеп и неподвижен. Он соврёт, если скажет, что ему не нравится. Омега чувствует стаю мурашек на животе, когда обнаглевшие ладони задирают подол рубашки, проскальзывая ещё выше. Но не может возмущаться, даже не хочет, потому что горячие руки доставляют удовольствие своей лаской. Чимин ощущает, как внизу живота горячеет, как там зреет возбуждение, сплетаясь в тугой комок из всех нервных окончаний. Руки проходятся по тазовым косточкам, продолжая задирать рубашку. Одна кисть гладит живот, вторая поднимается ещё выше. Длинные пальцы нащупывают плоскую грудь, чуть сжимают, а потом дразнят сосок, заставляя с губ Чимина сорваться хриплый всхлип. Вторая ладонь опускается на пах, обхватывая твёрдое возбуждение. Чимин заворожен, он тает от касаний, плавится, будто воск свечи. Ловкие пальцы оставляют грудь омеги в покое, вместо этого шире раздвигаются длинные ноги, а влажные ягодицы холодит воздухом из приоткрытого окна. Чимин смущённо хочет сдвинуть колени, но ему не позволяют. В нос предательски бьёт приятным миндалём, заставляя внутренности поджаться. Проникновение пальцев не кажется ему чем-то инородным. Скорее долгожданным, мучительным. Одна обжигающая ладонь двигает по плоти от головки к основанию, вторая методично вталкивает пальцы в мягкое нутро, растягивая анус. Чимин слышит, как тихонько стонет, словно со стороны. Ему хочется ещё, чуть больше, чтобы некто навалился сверху, придавливая к кровати тяжестью тела. Чтобы вместо пальцев… Находясь на грани оргазма, Чимин ощущает рывок. Он просыпается. Чувствует влажность между бёдер, ощущает почти болезненное возбуждение, лёжа в одиночестве на кровати. Никаких таинственных ладоней нет рядом, лишь пустота соседней половины постели и приоткрытое окно. Чонгука нет, а его возбуждение так велико, что перебарывает даже стыд. Краснея до самых корней волос, Чимин прикусывает губу и скользит пальцами под рубашку. Ему много не нужно — один вставленный в себя палец и омега с тихим всхлипом кончает. А вот от звёзд перед глазами приходится отойти, прежде чем скинуть с себя влажную от пота рубашку. Переодеваться сил нет. Чимин вытирает скудное семя с живота и роняет одежду у кровати. Сонно кутается в одеяло, тут же проваливаясь в дрëму. Где-то в глубине души мечтает, чтобы горячие руки из сновидения явились снова и крепко сжали его в объятиях. Чимин не слышит, когда приходит альфа. Он, втянув носом сконцентрированный запах, чихает, падает в простыни, тут же прижимаясь к комку, забравшему одеяло. Но не всем телом, лишь носом утыкается в волосы, пышущие природной амброй, сворачивается вокруг спящего Чимина и засыпает, успокоившись от густого, почти вязкого аромата омеги.***
Два дня омега не может нормально наступать на ноги. Он только сидит или лежит на кровати, ожидая возвращения Чонгука или визита друзей. Когда в очередной раз к нему приходит Джин, чтобы посмотреть на состояние ступней Чимина, то вместе с ним приходит и старший брат, присаживается на край постели, тихо наблюдает за тем, как Сокджин осматривает стёртые пальцы Чимина, а потом обхватывает омегу, позволяя привалиться к своему плечу. Пришедший с ним Чихо весело прыгает по кровати, заставляя всех подскакивать от пружинистых прыжков. — Он не обижает тебя? — прокашлявшись, спрашивает Юнги, тем самым обращает взгляд омег к себе. — Это трудно назвать счастливой жизнью, — грустно улыбается Чимин, чувствуя, как брат перебирает снова отросшие пряди на шее. — Но мы вроде договорились не воевать. Юнги продолжает смотреть на омегу, поглаживая его по голове. Брат всегда был таким: малоэмоциональным, но в определённые моменты агрессивным. И скажи сейчас Чимин, что его обижают, Юнги взбесится и пойдёт драться. Тата всегда твердил, что альфа должен быть сдержанным, хладнокровным, а вот омеги прекраснее в своём неистовстве. Такими были их родители: вожак Хисан и его правая рука Мион. Дополняли друг друга, поддерживали, прикрывали тыл. Грустно вспоминать о родителях, погибших в тот день, когда уничтожили их стаю. Грустно и больно. В сердце колет, и Чимин отгоняет от себя мысли о доме, что когда-то у них был. Теперь только есть жизнь здесь, нужно быть благодарным, что так сложилась судьба, и они не погибли вместе с остальными. — Что ты думаешь об истинных? — шёпотом спрашивает Чимин у брата, когда Джин уводит Чихо из спальни, чтобы покормить, пока семейство разговаривает. — Это жестоко, — вздыхает Юнги, обнимая Чимина покрепче. — Жестоко, но в то же время сродни чуду. Что есть такие пары. У них нет выбора, они не могут сойти с приготовленного для них пути, погибнут однозначно вместе. Но, если жизнь складывается хорошо, мне кажется, нет прекраснее связи. Это жестоко, но красиво. Чимин молча слушает Юнги, глядя на спокойное выражение лица. Действительно красивая, но мрачная сказка. Чимину то ли повезло, то ли его прокляли, когда он родился на этот свет и был предназначен одному определённому оборотню. Он закусывает губу, нежась в тёплых руках брата. С гибелью семьи Юнги очерствел, хотя раньше был всегда ласков с младшим, а с появлением Тэхёна сердце Юнги начало таять. Омега возвращает его к прежнему состоянию. Чимин ещё долго думает об истинных, о брате, о болезненной любви Чонгука. Что ему со всем этим делать? Как наладить свою жизнь в этой стае, как разобраться с внутренними ощущениями в отношении альфы, за которым замужем? Словно чёрт из табакерки, стоило лишь подумать о нём, Чонгук неслышно входит в спальню, останавливаясь за их спинами. — Мило, — безразлично бросает альфа, а братья оборачиваются. Юнги сразу же хмурится, поднимается с края постели, заставляя перебраться поудобнее и омегу. — Я пришёл проведать брата, — спокойно говорит Юнги, но в его голосе отчётливо слышно раздражение, перемешанное с напряжением. — Это моя спальня, будь добр, исчезни отсюда, — фырчит Чонгук. Вожак выглядит расстроенным, что сразу замечает Чимин. Альфы буравят взглядом друг друга, атмосфера накаляется, даже мурашки по коже скачут от противостояния. — Хватило того, что ты уже увёл у меня омегу из-под носа, — понижает тон Чонгук, видя, как упрямится Юнги. — Он мой брат, что ты несёшь? — выдыхает Юнги, делая шаг навстречу вожаку и оскорбляясь. — Вобьёшь ему дурь в голову, что никто не справится, — хрипит Чон, бросает взгляд на омегу. — Пожалуйста, перестаньте! — просит Чимин, неловко поднимаясь на ноги. Кожу всё ещё жжёт, икры сводит судорогой, так что тот сразу пошатывается и начинает падать. Юнги, стоящий ближе к Чимину, подхватывает брата на руки. Чонгук на это реагирует агрессивно: сразу же переходит на рык, вцепляется в плечо охнувшего Юнги проступившими когтями. — Чонгук, — выдыхает Чимин, видя, как рубашка брата промокает от капель крови — вожак пронзил ему кожу неосторожным движением. — Юнги, отпусти! Юнги покорно отходит, оставляя Чимина сидеть на полу, а тот звонко бьёт Чонгука по ноге, гневаясь. — Прекратите вы уже! — старается омега подняться на ноги, но из-за боли в стёртых ступнях ничего не выходит. Он лупит Чонгука по бедру, не понимая, как ещё выместить на нём своё недовольство, а двое альф по-прежнему злобно жгут друг друга глазами. — Уходи из моего дома, я не желаю тебя здесь видеть, — шипит вожак, полностью игнорируя шлепки Чимина, который уже почти забрался на кровать, но продолжает его лупить. — Он мой брат! — дёргает омега Чонгука на себя за рубашку, смотрит гневно, когда на него всё же обращают внимание. — Если выгонишь, можешь забыть о перемирии. Последние слова произнесены ядовитым шёпотом, что заставляет Чонгука немного поумерить пыл. Альфа старается успокоиться, концентрирует внимание на Чимине, подхватывая его с пола и продолжая держать на руках, словно ребёнка. — Сейчас я твоего брата здесь видеть не хочу, — на выдохе произносит Чонгук, глядя прямо Чимину в глаза. — Это не требование, это просьба от твоего мужа. Чимин вздрагивает, вцепляется в плечи Чонгука, когда тот осторожно сажает его обратно на кровать. Опускает покорно голову, потому что у них перемирие, и они стараются идти друг другу навстречу. — Увидимся позже, Мин-ни, — успокоившись, прощается Юнги и покидает комнату. — Ты ведёшь себя ужасно и неразумно, Чонгук, — устало вздыхает омега, потирает лицо руками в попытках снять напряжение, захватившее тело. — Да, может, и так, — хмыкает альфа, стоя над ним. — Но это моё право и мой дом. Альфа хочет было сказать что-то ещё, но Чимин глядит, как его рот то закрывается, то раскрывается вновь. И тогда ладонь опускается на тёмные взлохмаченные волосы омеги, грубо и поспешно поглаживая. Тот застывает, хлопает глазами, пока альфа не убирает руку и не выходит из комнаты, бросив: — Поправляйся.***
Благодаря волчьей регенерации через день Чимин уже прытко скачет по поселению, в ускоренном темпе вливаясь в обязанности правой руки вожака. Тэ рядом с ним большую часть дня: обучает, поддерживает. Они вместе обедают, разговаривают, обсуждают дела стаи, чтобы Чимин поскорее влился в эту стаю. Иногда захаживает Джин. С каждым днём Чимин замечает, как друг становится всё более мрачной тучкой. Как всё глубже виднеется морщинка между бровей, а взгляд становится несчастным. — Джин-и, — не выдерживает в один из обеденных часов Тэхён, обхватывает плечи омеги руками, пока Чимин вталкивает в рот сладкий пирожок. — Расскажи нам, прошу. Я же вижу, что тебя что-то гложет. Джин несколько секунд молчит, а потом его нижняя пухлая губа начинает часто трястись. Чимин, видя это, давится и пытается протолкнуть кусок пирожка, запивая водой. Потому что сильный и яркий Ким Сокджин роняет на коленки горькие беззвучные слёзы. Чимин наблюдает за ошарашенным Тэхёном, в одежду которого вцепился Сокджин, громко всхлипывая. Чимин подползает к омегам по пледу, расстеленному для обеда недалеко от леса, обхватывает ладони Джина с дрожащими пальцами, слушая, как тот громко плачет. Он никогда не видел таких горьких слёз Джина, того, чтобы тот всхлипывал и дрожал. Сокджин кажется стойким, сильным и непоколебимым старшим товарищем, а теперь цепляется за чужие тонкие пальцы и утыкается в шею Тэхёна, задавливая рыдания. — Намджун… он, — сквозь плач начинает рассказывать Джин. — Мне кажется, он больше не любит меня! Омеги замирают и переглядываются. — Джин-и, почему ты так решил? — убито спрашивает Тэ, крепче стискивая друга в руках. — Он почти не прикасается ко мне, он меня не хочет, он избегает меня! — ревёт Джин. — И сколько бы я ни пытался его вывести на разговор, он ускользает и придумывает отговорки! Джин снова начинает сильно плакать, падая в объятия Тэхёна. Видимо, скопившиеся за всё это время печаль и тревога выливаются теперь в слезах и громких всхлипах. Чимин ложится головой на колени Джина, поглаживает его живот и ноги, но молчит: свою порцию успокоительных нашёптываний ему отдаёт Тэхён, зарывшийся в волосы омеги и вытирающий ему скатывающиеся по щекам слёзы. Чимину не понять Джина: его альфа и не любил его. Но так больно видеть, как всегда энергичный и жизнерадостный оборотень плачет от печали и боли навзрыд. Они сплетаются, обнимая друг друга. Джин ещё не скоро успокаивается, потому что плотину, наконец, прорвало, и гнев, обида и непонимание вылились в плечи и грудь друзьям. Его перестаёт трясти, когда Чимин и Тэхён обнимают с обеих сторон, забыв о еде. — Может, что-то другое является причиной? — тихонько спрашивает Чимин, поглаживая Сокджина по плечу и глядя на красный нос. — Не знаю, он ничего не хочет объяснять, — гнусаво отвечает тот, шмыгая в очередной раз. — Я уверен, что Намджун тебя любит точно так же, как и раньше, — успокаивающе бормочет Тэ, проводит по всё ещё влажной от слёз коже на щеке. — Если нет, мы ему голову оторвём, — заискивающе шепчет в ухо омеге Чимин, хихикнув. Сокджин истерично посмеивается, и все подхватывают резкую смену атмосферы, хохоча. Джин снова становится похожим на себя, улыбается белозубо, толкая Чимина в плечо. И их троих отпускает: больше тяжёлый булыжник так сильно не давит. Конечно, проблема не решена, но хотя бы омеге стало легче, и плакать он перестал. — У нас на завтра запланирована охота, пойдёшь? — спрашивает Тэ, когда они продолжают есть, глядя на Чимина. — Будем мы, Тэин и Су́ма, — кивает часто головой Сокджин, набивая щёки карамельками из жжёного сахара. Чимин хмурится, ведь, если там будет Тэин, то очередного соревнования вовсе не избежать. Но соглашается, коротко кивая, потому что за всеми суматошными делами совсем перестал гулять по лесу в компании омег. Он так сильно прикипел к этим двоим, что искренне считает их семьёй, самыми близкими людьми после брата и Чихо. Те радуются, Тэ даже хлопает в ладоши, подпрыгивая на месте. Они и правда давно никуда не выбирались. — А что с твоей течкой? — тихо спрашивает Джин, заставляя плечи Чимина вздрогнуть. — Совсем скоро, буквально на днях, — прочистив горло, отвечает он, занимаясь сладкими пирожками, но не раздумьями о приближающейся течке. — Я бы хотел на это время убежать куда-то, но нельзя. Джин понуро склоняет голову. Ему, как и Тэ, тяжело даже думать о том, что испытывает Чимин, просто по-другому никак не получится. — Тогда завтра повеселимся на охоте! — воет тихонько, но радостно, Тэхён, размахивая руками и вызывая у остальных омег смех.***
Лес — одно из самых священных мест для оборотней. Они рождаются здесь, растут, влюбляются, заводят семьи. Здесь же рождаются их дети, а потом волков погребают под ветвистыми деревьями, дав шанс вернуться к собственным истокам — к Луноликой. В лесу они обретают свою пару и соединяются с ней душевно и телесно. Именно в лесу обитают души ушедших, а ещё здесь таится некая магия. Многие события связаны непосредственно с лесом, потому что большинство обрядов проводятся именно в чащах. А также лес — часть волчьей души. Оборотни не могут слишком долго находиться вдалеке от леса, будто подпитываясь его мистической энергией. И прогулки, пробежки, дыхание лесным воздухом — неотъемлемая часть их жизни. Чимин соскучился. По тому, чтобы просто бегать, набирая скорость сильными лапами. Улавливать малейший шум добычи острыми ушками, чуять на несколько верст вперёд. Он дёргает мордой, принюхиваясь, отслеживает потоки ветра и запах дичи. Хочется разогнаться, как следует, запетлять по дорожкам, ища зверя. Перетявкиваться и выть, связываясь с членами стаи. Чимин в лесу ощущает себя сильным. Охота — такое же важное занятие. Не только для добычи провианта, ещё для тренировки силы и ловкости, а также успокоения. Каждый волк после охоты ощущает себя сильнее, мудрее и спокойнее. Чимину это как раз и нужно, чтобы привести душу в порядок. Они стоят небольшой группой у края густеющего леса, переглядываются, прежде чем войти в многолетние чащи и кинуться искать дичь. Чимин следует за более опытным охотником — Тэхёном. Среди омег ему нет равных в охоте, точно так же, как и Джину — в целительстве. Они прекрасные, и Чимин не может насмотреться на ореховую шерсть Сокджина, почти подпрыгивающего от нетерпения. Тэ ведёт носом сначала по земле, только войдя глубже в лес, а потом вскидывает голову, навострив уши. Глаза волка сверкают, сизая шкура почти встаёт дыбом, когда все понимают: он взял след. Омеги напрягаются, слушая тихий вой и понимая ведущего без слов. Чимин отделяется от них, они с Сумой ускользают немного на восток, чтобы обогнуть обозначенную Тэхёном территорию. Тэин и Джин бегут в противоположную сторону, а Тэхён мчит вперёд, надеясь настигнуть добычу как можно раньше и помочь братьям загнать ту в угол. Чимин откровенно наслаждается болью в разогревающихся мышцах, ветром, ароматом трав. Ему этого стало не хватать буквально за считанные дни после Лунной ночи. Лес прекрасен. Зверь внутри пробуждается, потревоженный азартом, нетерпеливо пляшет в душе Чимина. Он теперь тоже чует, приблизившись — олени. Здоровые, великолепные животные. Их целое стадо, а теперь нужно загнать оленей, чтобы поймать самого слабого — брешь. Чимин тявкает Суме, тот порыкивает в ответ, припуская. Они ненадолго разделяются, зная, что, стадо сначала нужно окружить. Волки уже видят мягкие карамельные шкурки животных, их тонкие ножки и витиеватые рога. Чимин на ходу облизывается, приближаясь к стаду. Они теперь не бегут — крадутся. Чимин чует своих, окружающих оленей с разных сторон. Тэхён выглядывает из-за кустов, настораживается. Они оба сразу замечают слабое звено — хорошенькая самка без детёнышей, она стоит ближе всех к месту, где схоронился Тэхён. А Чимин засел недалеко от Тэ. Волки переглядываются, словно слышат мысли друг друга. Тэ и Чимин медлят, когда как остальные трое волков выскакивают из укрытия, заставляя стадо взволноваться. Сейчас у них только появилось потомство, и олени скорее предпочтут сбежать, чем отбиваться, потому самки с оленятами первыми бросаются прочь, подстраховываемые вожаком. А вот присмотренная ими олениха медлит, мечется потерянно. Тогда-то и выскакивают Тэхён и Чимин, окружают самку, загоняя в угол. Остальное стадо уже скрылось в лесу, так что возвращается оставшаяся часть группы. Олениха пронзительно кричит, брыкается и пытается ускользнуть от хищников, но Тэхён подскакивает ближе. Омега совсем не ожидает, что олениха, загнанная в ловушку, взбесится и лягнёт его в живот, когда тот попытается запрыгнуть на изящную спину. Тэхён отлетает, катится по траве и замирает. Чимин, отвлёкшись на омегу, упускает олениху. — Какого чёрта?! — вопит, перекинувшись, Тэин, пока Джин и Сума умчались следом за добычей. Чимин, игнорируя крик, оборачивается человеком и падает на колени перед недвижимым Тэхёном. Сизый волк тяжело дышит, словно от острой боли, не шевелится. — Его просто ударили, оправится, — настойчиво дёргает Чимина за плечо Тэин, на что тот со звонким шлепком отбрасывает руку. — С Тэхёном что-то не так, — грубо отвечает тот, смотря на омегу и поднимаясь на ноги. — Олениху упустим, — рычит Тэин, на что получает толчок в плечо. — Иди, помоги остальным её поймать, я останусь с Тэ, — отпихивает прочь омегу Чимин, а потом снова присаживается перед другом на корточки. Волк жалобно смотрит Чимину в глаза. — Больно, Тэ? Где болит? Перекинуться сможешь? — Тэхён морщит морду, скалится, но изменяется. Чимин тут же ловит его в объятия и подхватывает на руки. Тэхён тяжёлый, но его необходимо донести до поселения, отдав в руки целителю. Тот же держится за живот, бледнея и испуганно глядя на Чимина. — Ничего, сейчас мигом добегу до Сона, всё хорошо будет, — ободряюще твердит он, сжимая Тэ и переходя на бег. Бежать со взрослым омегой на руках трудно, но Чимин, потея от усердия и пыхтя, добегает до главных ворот. Патрульные обеспокоенно пляшут вокруг них, провожают до дома Сона и предлагают помощь, но Чимин упрямо тащит Тэхёна, бледного, словно полотно, к целителю. — Сон! — кричит Чимин, открыв дверь в домик ногой. Пожилой целитель сразу же выскакивает из спальни, бросается к Чимину, помогая перенести омегу в лекарскую, где есть узкая койка. — Что стряслось? — спрашивает Сон, пока Чимин укладывает вскрикнувшего Тэхёна. — Мы были на охоте, и олениха ударила Тэхёна в живот. Он упал, кажется, ему очень больно, — тараторит Чимин, пока омега корчится, обхватывает ладонями себя. — В живот?.. — потерянно спрашивает целитель. Сон сгибается над Тэхёном, кладёт ладонь чуть ниже пупка и вдыхает как можно глубже запах омеги. В этот же миг в дом целителя влетает Чонгук, а следом за ним и Юнги. — Не ранен? — мельком спрашивает старший брат, обхватив Чимина за щёки, но тот лишь указывает на бледного Тэ. — Матерь… — Что случилось? — перепуганно спрашивает вожак, но Сон одёргивает Чимина, не позволяя ответить. — Сокджина нет, придётся тебе помочь мне! — холодным тоном командует целитель. — Мне нужна настойка бадьяна, мелисса листочками и много тёплой воды. Шевелись, Чимин, не дай Матерь, он потеряет волчонка второй раз! Все трое замирают истуканами, и лишь Чимин первым может опомниться: сразу же бросается искать необходимое, что приказал подать Сон. Волчонок… Луноликая, Тэхён пошёл на охоту в положении… Чимин хватает миски, котелок с остывающей водой и тащит ближе к койке с кухни. Когда он входит в комнатушку, то первым замечает побледневшего Юнги, сидящего на коленях у кровати, пока Сон ощупывает пока ещё плоский живот Тэхёна. А потом этот взгляд. Взгляд Чонгука, болезненный, затравленный и несчастный, направленный прямиком на искажённое болью лицо Тэхёна, на его побелевшие губы и тонкие пальцы, сжатые у живота. Чимину вдруг становится невыносимо больно. А ещё грудь затапливает жгучим, незнакомым чувством. Хочется вмазать Чонгуку этим самым котелком, однако омега покорно и быстро несётся к Сону, расставляя необходимое и ускользая за травами и настойками. Чимину больно, обидно. Чонгук смотрит страдальчески на того, кого любит, даже сейчас, когда его пара рядом. Хочется злиться, но страх за здоровье Тэхёна и его нерождённого сына превышает обиду и ревность. Ревность. Так вот, что это. Чимин ревнует? Омега застывает с бутылками, названными Соном, в руках, округляет глаза. Он… ревнует. Ревнует, что Чонгук любит другого. Что не его. Больно закусив губу, Чимин приказывает себе не думать об этом сейчас, но клокочущее чувство лишь смиренно ждёт, пока Тэ не окажется в безопасности. После оно выйдет наружу и устроит пожар — персональный для Чонгука. Сон отдаёт чёткие команды, а обоих альф выставляет прочь, прося остаться лишь Чимина, потому что они не знают, когда вернётся с охоты Джин. Чимин ловко, но нервно, подаёт Сону необходимое, мешает бадьян и мелиссу в воде в качестве лекарства, пока целитель осматривает омегу. Тэхён вьётся и мычит от боли, когда Сон, устроившись между его ног, прощупывает матку. Чимин стискивает омегу, поглаживает по голове, искренне переживая. Его сердце колотится от беспокойства, ведь Тэ больно, а ещё он носит под сердцем сына Юнги — его племянника. Тэ прижимается лицом к животу Чимина, а Сон заканчивает осмотр. — Кровотечения нет, уже хорошо, — моет руки целитель, пока Чимин продолжает нашёптывать Тэхёну ласковые успокаивающие слова. — Но ему лучше пока побыть здесь, чтобы я присмотрел за ним. Тэхён уже потерял волчонка, если с этим что-то случится, он больше не сможет понести. Чимин взволнованно сжимает губы, почти добела, он не хочет, чтобы с Тэхёном случилось что-то такое. Чимин шёпотом молится, стискивает ладонь друга, Сон поит его лекарством, а после накрывает простынёй. Как только тот засыпает, прекратив потеть от боли, целитель выставляет Чимина за дверь, прося отдохнуть тоже. — Ты хорошо постарался, — говорит Сон, набрасывая на плечи омеги накидку — тот по-прежнему обнажён после охоты. — Из тебя выйдет прекрасный старший для остальных. Чимин смущённо потупляет взгляд и тихо благодарит целителя, сразу же выскакивая за дверь его дома. На крыльце всё ещё сидят Юнги и Чонгук. Брат хватается за плечи омеги, прижимает к себе, а потом торопливо спрашивает: — Как он там, Мин-ни? — Сейчас уже всё получше, но Тэхёну нужен покой. Он останется в доме Сона под присмотром, пока тот не решит, что опасность выкидыша миновала, — выдаёт Чимин, а Юнги только больше волнуется. — Иди к Чихо, Юнги. С ним Сон, скоро Джин вернётся. Альфа, глядя на закрытую дверь, вяло кивает и ещё раз обнимает младшего брата, стискивая. В это время Чимин натыкается на грустный взгляд, почти щенячий, в сторону окна, где они оставили Тэхёна. И снова поднимается волна обжигающей, похожей на кислоту, ревности. Чимин весь пылает, прорыкивает, заставляя Юнги опешить и отойти. Они с Чонгуком сталкиваются взглядами, и омега зло морщится, сжимает одолженную накидку и недовольно топает по крыльцу, спускаясь. Чонгуку всё равно на Чимина, он даже не спросил его — не пострадал ли супруг. Но Чимин не в силах злиться на Тэхёна, ведь дорогой сердцу друг ни в чём не виноват. Чонгук ужасно сегодня его раздражает. Просто до скрежета зубов. Юнги смотрит вслед брату, но ничего не спрашивает, а вожак идёт следом. Чимин полыхает злостью, слыша тяжёлые шаги за своей спиной. Ему хочется накричать, укусить, обвинить альфу в чём угодно. Все внутренности вскипают, а сердце бьётся так часто, что почти нечем дышать. Омега из последних сил сдерживается, когда они добредают до своего дома. Злость не унимается, даже когда садятся есть. Чимин с каменным лицом идёт открывать дверь, куда часто стучат. На пороге Тэин — его лицо в грязи, видимо, с оленихой пришлось повозиться. Омега возмущённо пыхтит, глядя на Чимина, пока за спиной того маячит Чонгук — он непонимающе принюхивается и наблюдает за двумя жгущими друг друга глазами омегами. — Ты нормальный вообще? — шипит Тэин, тычет указательным пальцем в грудь Чимина. — Мы почти упустили добычу, а ты ушёл непонятно куда! — Я тебе ещё в лесу ответил, что я буду рядом с Тэхёном, — старается сдерживать ярость тот. — На первом месте должна быть стая! А если бы мы остались без еды? — переходит на крик Тэин. Откуда взялась эта проклятая неприязнь, оба не могут понять. Чимин просто не способен переварить соперничество, засевшее в младшем, а вспыльчивый характер даёт плоды, заставляя пробуждаться нелюбовь к одному из стаи, которую Чимин, по идее, любить должен всю. Тэин краснеет от злости, напирает на Чимина. Уже Чонгук собирается подойти, как сени оглашает звонким звуком пощёчины. Тэин застывает, чувствуя, как начинает печь нежную кожу на лице, прижимает к месту удара ладонь, смотря на Чимина остервенело, с блестящей пеленой слёз. — Тэхён — точно такой же член стаи, как и остальные. Он носит под сердцем сына — наше будущее, и едва его не потерял из-за удара в живот. Я сделал правильный выбор. А хочешь поспорить со мной, встань на моё место и попробуй решить, — чеканит омега, заставляя Тэина пристыженно опустить голову. Омега всхлипывает, закрывает лицо руками и тёмными волосами, не глядя на Чимина. Они впервые оба ощущают разницу в их статусе: Тэин покоряется, а Чимин гордо выпрямляет спину, зная себе и своим решениям цену. — Прости меня, старший, — мямлит Тэин, его правая половина лица красная и горит, но он стискивает зубы и просит прощения. — Иди, — машет рукой Чимин, а злость никуда не уходит, продолжает грызть изнутри, даже когда закрывается за Тэином дверь. Чонгук, замерев, стоит у кухни, глядит как-то странно на омегу, топающего обратно к остывающему ужину. — Что с тобой сегодня такое? — хватает он Пака за запястье, на что тот шипит, отталкивает. Чонгук всматривается в супруга, принюхивается, игнорируя то, как Чимин отбивается от него. А потом загораются два голубых огонька в его красивых глазах. Чонгук сглатывает, понимая, а до омеги ещё не дошло. — Чимин, — пыхтит альфа, обхватывая омегу за талию, — тише. Тихо! Тот всё продолжает извиваться, бить кулаками по груди Чонгука, больно кусать его в плечо с требованием отпустить. Внутри злость и жар поднимаются, но омега замирает, стоит Чонгуку провести губами по шее и оставить поцелуй. Пламя в груди прислушивается, успокаивается, становясь из пожара тёплым костром. Сразу же ощущаются горячие ладони, удерживающие Чимина, слышно голос альфы: всё внимание концентрируется на нём. Чонгук осторожно смотрит на него, не отпуская, а омега прекращает брыкаться, лишь смотрит недовольно. Амбра растекается вязкостью в воздухе, до этого сдерживаемая. Они теперь понимают, что с Чимином творится, почему тот злится, почему замирает от приближения своей пары. Каждый омега по-разному ведёт себя в течку.***
Чимин вырывается и дерётся, его сознание туманится от чужих прикосновений и жаркого присутствия альфы. Ему тошно ощущать руки на своих рёбрах, пока Чонгук старается удержать извивающееся тело. — Да уймись же, — выдыхает тот, прижимает борющегося с ним омегу к груди и вжимает в стенку собой. Чимин затихает, шумно и зло дышит, пока в дом не входит без стука Сокджин. Взгляд Чимина фокусируется на омеге, он рычит на обоих: на стискивающего в руках Чонгука и застывшего Джина. — Что… — мямлит тот, а потом принюхивается. Глаза Сокджина округляются, ведь он впервые сталкивается с насыщенным, мощным ароматом амбры, растекающемся по дому. — Уже?.. Чонгук косо глядит на Джина, искривляет губы, потому что его волнует запах течки своей пары, а чужое присутствие раздражает. — Отвар у Сона сможешь взять? — хрипит Чонгук, продолжая сдерживать вырывающегося Чимина. — Какой ещё отвар? — хмурится Сокджин, строго глядя на вожака. — Чтобы ему легче стало и злиться перестал! — фырчит альфа, пока в его руках настоящий угорь извивается, рычит в ухо. — С ума сошёл? — начинает злиться старший омега, упирает руки в бока. — Он — твоя пара. Никаких вам отваров, ты сам должен найти подход к мужу в течку. Чонгук насупливается, слыша, как Чимин прекращает пыхтеть и вырываться. Он переводит взгляд на омегу, видит раскрасневшиеся щёки, голубизну глаз и тяжело вздымающуюся грудь: течка одолевает омегу, забирая силы на борьбу. — Я… — Ничего не хочу слышать, — вертит отрицательно головой Джин, скрещивает руки на груди. — Ты не можешь скинуть всё на Чимина и напоить его травами. Ваши отношения и без того вызывают шепотки по стае, не подрывай авторитет перед остальными. Чонгук зверем глядит на Сокджина, но понимает, что тот прав. Закусывает губы, снова смотрит на пыхтящего в захвате омегу, а потом подхватывает под бёдра, чтобы тот обхватил его за шею. Чимин же больно при этом впивается зубами в его шею, заставляя альфу шикнуть. — Я предупрежу патрульных, чтобы знали — ты занят, — бросает напоследок Сокджин и выходит, притворив за собой дверь. Чонгук растерянно смотрит ему вслед, терпит то, как омега кусает его за плечи, сжимая сильно зубы, словно намеренно старается причинить боль. Чонгук несёт его в спальню, поудобнее перехватив, а сердце выскакивает из груди. Перед глазами всё ещё Тэхён — бледный, разбитый, болезненный. Образ перебивает обеспокоенное лицо Юнги. Они пара, Чонгуку даже думать не положено о другом, когда сам он сейчас в доме со своим омегой, которому нужен. Это не просто долг. Сколько бы раз себе Гук ни повторял, что Чимин не виноват, волк внутри убито воет, ведь сердце принадлежит Тэхёну, а душа и тело — Чимину. Сколько бы альфа ни отпирался, он знает, что связан с Чимином не просто чувствами, а чем-то бóльшим. Переводит взгляд на румяное лицо, захлопывает за собой дверь спальни. Красивый, тут в противовес ничего не скажешь. Смелый — разве хватило бы духу у другого бросить вызов вожаку. Тэхён тоже сильный, но более спокойный. Тэ похож на реку — бушует, ярится, но иногда спокойный, словно потоки без половодья. И не принадлежит Чонгуку, как бы тот об этом ни мечтал. А Чимин же схож с морем — яростный, прекрасный, такой, что погребёт под волнами и не взглянет. Даже то, как он сопротивляется ему — Чонгуку — вызывает не только раздражение. В глубине души вожак восхищается его стойкостью, тому, как он противостоит всему на свете. Если бы только с восхищением пришла любовь… Чонгук вздыхает, опускает свою ношу на кровать, так что Чимин тут же отползает к изголовью и поджимает ноги — защищается. Вожак не вызывает у него желания довериться, как альфа Чонгук попал впросак: он не смог завоевать доверие омеги, не смог обеспечить ему достойную защиту. Грустно усмехается, глядя, как Чимин на него рычит, не позволяя приблизиться. — Не трогай! — шипит он, крепко обхватывая худые коленки. — Не стану, — выставляет ладони вперёд Гук, но на кровать взбирается, осторожно, буквально по шажочку, приближается, слыша рычание. — Не прикоснусь, пока сам не попросишь. Дай только тебя успокоить. Он знает, что пара в течку необходима. Знает, что должен утихомирить чужую злость, обязан быть терпеливым и ласковым. Чимин заслужил такого обращения, а Чонгуку за честь должно сойти прикоснуться к нему первым. Чимин с подозрением глядит на альфу, но не кусается больше — позволяет сесть рядом. Принюхивается, когда Чонгук выпускает феромон — тот поможет облегчить боль и недомогание, что совсем скоро свалят Чимина после приступа ярости. Чонгук ощущает, как плечи омеги расслабляются, не напирает. Сейчас он должен быть терпеливым, даже если его будут бить и впиваться зубами в кожу. Чимин немного расслабляется, позволяет себе привалиться плечом к альфе. Ему становится спокойнее, он не чувствует опасности. Тогда Гук позволяет себе слегка приобнять за плечи. Омега снова напрягается, но он сильнее прижимает его к себе, ласково поглаживая по затылку. Они не говорят, лишь Чимин коротко ругается на Чонгука, снова кусает его — в этот раз за кисть. Альфа шипит, но терпит. И тогда Чимин расслабляется в его руках. Скромно прижимается носом к жилке на шее, мелко вздрагивает, когда тёплый миндальный запах обволакивает его целиком. Жар усиливается — Чонгук ощущает его всем телом, когда омега уже смелее прижимается к нему. Дыхание у него учащается, а амбра становится резче, чуть режет обоняние. Чимин дремлет, стиснув рубашку Чонгука пальцами, ёрзает на месте. Начинается. Альфа сглатывает, понимая, что злость почти иссякла, зато приходит желание. Он уже единожды слышал этот густой, но резкий запах, когда пришёл поздно ночью в спальню. Возбуждение. Он старается глядеть в потолок, но Чимин часто вздыхает и ещё сильнее прижимается, трётся носом о место, где сильнее всего сконцентрирован запах альфы: под челюстью, у самого уха. Им обоим страшно, а Чимину ещё и болезненно. Омега вдруг хнычет и сжимается в комок, а потом снова ёрзает. То распахивает глаза, зло глядя на Чонгука, то снова зажмуривается, утыкаясь ему в шею. Гук упускает момент, когда Чимин избавляется от штанов, оставаясь только в рубахе. Ему хочется закатить глаза, ведь Чимин без штанов — уже ставшая привычной картина. Находясь дома, омега пренебрегает низом одежды и щеголяет в таком виде. И не то чтобы это вызывало негативные чувства у альфы, нет. Чимин красив, привлекателен, у него молодое, крепкое тело. Попробуй удерживать взгляд на чём-то другом. Это становится слишком интимным, уходя из разряда объятий для успокоения. Дыхание омеги становится тяжелее, когда он, обхватив ногами бедро Чонгука, прижимается и едва заметно трётся. Он хочет внимания, но не попросит, потому что зол и обижен на вожака. Чонгук не винит его. Он видел это недовольство и обиду в тёмных зрачках. Каждый раз замечает, стоит ему бросить взгляд на Тэхёна. Альфа переворачивается на бок, обхватывает ногу Чимина, сильнее забрасывая на себя. Чимин смотрит в ответ едко, прожигает острым взглядом. Обычно он другой, сейчас же не в силах сдержать эмоции, так и рвущиеся наружу. — Я могу… — начинает проговаривать шёпотом Чонгук, чувствуя, как ногти омеги впиваются ему в живот. — Помочь тебе могу. Я твой альфа. — Ты не мой, — грубо отрезает Чимин. — Не лги. Ты не станешь моим, пока твоё сердце принадлежит не мне, — на последней фразе голос срывается, и омега звучит надорвано. Чонгук виновато поджимает губы. — Ты тоже мне не принадлежишь. — Не принадлежу, — подтверждает вымученно Чимин, но не отстраняется, лишь прижимается ближе. — Пусть это будет услугой: я, как твой супруг, помогу тебе переживать каждую течку. Буду рядом, даже если не принадлежу. Чимин внимательно смотрит на Чонгука, хмурится. — А ты будешь помогать мне, — сглатывает альфа, вдруг обхватывая поясницу Чимина и почти сталкиваясь с ним носом. Чимин в молчании раздумывает, отводит взгляд, но видно, как он нуждается сейчас в поддержке того, кого может по праву называть своим альфой, но зная, что тот не до конца его. А потом дважды кивает, скрывая дрожащие губы тем, что сжимает их, как можно сильнее. Чонгук облегчённо выдыхает — они договорились. С Лунной ночи их отношения состоят из договорённостей: о перемирии, о помощи друг другу. О детях тоже будут договариваться? О быте? Это так странно и страшно, что Чонгук, шумно выдохнув, отбрасывает подобные мысли. Он концентрируется на течном омеге перед ним, что взволнованно ёрзает на месте, словно ждёт чего-то от вожака. И Гук даст ему это. Пусть не отдаст своё сердце сейчас, он всё ещё зол от несправедливости, он обижен на судьбу и Луноликую за дар, он недоволен. Но раз так складывается жизнь, Чонгуку ничего и не остаётся, кроме как принять подарок, поблагодарить за него и начать свыкаться. Он делает первый шаг, вытаскивая из выстроенной вокруг него от Чимина стены, видит зазор, позволяет омеге проникнуть на какую-то часть туда, где не для него готовили место. Чонгук соприкасается с губами Чимина и получает болючий, выражающий все эмоции омеги укус.