***
Веки горят, тело настолько тяжёлое, что пошевелиться кажется невозможным. Даже тусклый свет одинокой свечки ощущается обжигающим, когда он с трудом раскрывает глаза. Ресницы слиплись, а бок жжёт. От малейшего движения под рёбрами режет так, что стон изо рта вырывается невольно. Звук совсем тихий, но находящийся в комнате, сразу же шевелится, привлекая внимание Чимина. Он сразу же замечает, когда над ним появляется немного размытое от пелены перед глазами, очень бледное лицо Тэхёна. Нижняя губа омеги начинает трястись, а Чимин не понимает, почему. На лицо ему падают горячие капли, заставляя вздрагивать. Они стекают по щекам, исчезая, но оставляя после себя мокрый след. Тэхён пропадает, а Чимин слышит топот и стук двери. Следом идущих становится больше, свет ярче, потому что вместе с Тэхёном приходит кто-то ещё. Это Юнги. Он такой же бледный и обеспокоенный, мелькает рядом Сон, а потом на лоб опускается прохладная, приятная свежесть. Чимина приподнимают, заставляя что-то проглотить. Бок горит, хочется драть его, лишь бы избавиться от ужасных ощущений. Силы снова покидают омегу, и он, слыша шёпот, но не имея возможности разобрать слов, проваливается обратно в блаженную тьму.***
Следующее пробуждение кажется более мучительным, нежели предыдущее. Чимин морщится от яркого солнечного света. Ему жарко, всё тело липкое от пота, а бок продолжает гореть. Дышать удаётся с трудом, каждый вдох требует неимоверных усилий, но омега старается не скулить от боли, ощущая жжение под повязками. На этот раз рядом с ним Тэин. Когда Чимин поворачивает голову, то видит бледное, мрачное лицо омеги. Тот смачивает белые лоскуты в горько пахнущем отваре, а потом выпрямляется. Когда он приближается к Чимину, то от неожиданности роняет лоскут, встретившись с тем взглядом. — Очнулся, — выдыхает Тэин, подскакивая к омеге. Он прохладными пальцами дотрагивается до лба Чимина, а потом вылетает из комнаты. Чимин же продолжает безвольно лежать на месте, сгорая от боли. — …и жара почти нет, он не такой бледный, — снова слышит взволнованный голос Тэина. Вместе с ним в комнату влетает Джин. Он склоняется над омегой, пока Тэин поднимает обронённый лоскуток. — Слышишь меня, Чимин? — хрипло, словно долго кричал, спрашивает Сокджин, ощупывая лицо друга. Чимин моргает, а потом слабо кивает. Джин от этого облегчённо выдыхает и на мгновение закрывает лицо руками. Ему требуется несколько мгновений, чтобы снова вздохнуть и выровнять спину. — Иди к Юнги, скажи, что он пришёл в себя, — приказывает Тэину Джин, а тот безропотно кивает и бросается к двери. — Боже, мы думали, что уже всё… Голос Сокджина кажется Чимину отчаянным, убитым. Он хочет пошевелиться, но стоит только попытаться, как бок пронзает острой болью. — Не шевелись, — ругается на него Джин, осматривает рану, приподняв одеяло. — Ты сильно пострадал. Если бы Джун не успел на твой вой и не отогнал от тебя ту тварь, то мы бы… Мы бы тебя потеряли. Чимин морщится. Измена Намджуна в какой-то степени оказалась полезной? Иронично. Он молча наблюдает за тем, как Джин перемалывает в ступке что-то, а потом заливает настойкой. Снова приближается к кровати, приподнимает голову Чимина, позволяя выпить сладковатое лекарство. — Скоро примчатся Юнги с Тэхёном. И тебе нужно больше спать, чтобы раны скорее затягивались, — выдыхает Сокджин, сдерживая слёзы. — Ты молодец, выкарабкался. Но напугал нас ужасно… Чимину хочется знать, как там брат, не переволновался ли Тэхён из-за случившегося. Где Чонгук? Ему ведь не было плохо из-за раны Чимина?***
Юнги выглядит устало и болезненно, а лицо Тэхёна опухло из-за слёз. Они долго сидят у койки Чимина, сжимая его ладонь, молчат, просто разглядывая бледного и измученного омегу. — Я буду в порядке, — слабо проговаривает он, слегка сжимая пальцы этих двоих, хоть немного старается успокоить взволнованных родных. Но Чонгука так и нет рядом. Чимин ведь думал, что между ними что-то происходит, искрит, а тот до сих пор не пришёл его проведать. — Где Чонгук? — решается он задать волнующий вопрос, а в горле сухой комок стоит, дерёт слабые стенки горла. Тэ и Юнги переглядываются, заставляя омегу волноваться. Он не понимает этих переглядок, не может осознать, почему альфа ни разу не пришёл к нему с тех пор, как Чимин начал ненадолго приходить в себя. Он нужен ему сейчас, ведь больше всего хочется ощутить именно поддержку вожака. Супруга. Тэхён строго смотрит на мужа, а тот качает отрицательно головой, словно не хочет, чтобы Тэ рассказывал Чимину. — Юнги, — выдыхает омега, и альфа отступает. Тэхён нервно стискивает слабые пальцы Чимина и переводит на него взгляд. — Чонгук ушёл из поселения. Никто не знает куда, — слова обухом бьют по затылку, заставляя в ушах нарастать звон. Ушёл… Куда же?.. — Как только Сон сказал, что он сделал всё возможное, и теперь шансы зависят только от твоей воли, Чонгук озверел. Он разгромил целителю кухню, кричал, что тот любой ценой должен вытащить тебя, — продолжает за Тэхёном Юнги. Его голос хриплый и тихий. — А потом он ушёл. Долго слышали вой. После стало тихо, и мы больше не видели его, — заканчивает Тэхён, поглаживая костяшки Чимина. — Как он мог оставить стаю? — хрипит Чимин, начинает злиться на альфу и хмурит брови. Пара жмёт плечами практически одновременно. Они не знают, ведь не могут понять, что творилось в тот момент в душе вожака. — Пока за него Намджун, но всё тяжело. Стая напугана. Вожак покинул их, а его муж при смерти, все взволнованы, — выдыхает Тэхён. Чимин видит, как устали все за то время, пока он был без сознания. Стаю подкосили последние события. Из последующего рассказа, Чимин понимает, что пробыл в забытье больше недели. Пролетел его день рождения, став одним из самых ужасных за последние годы, хотя он хотел обратного. И неизвестно, сколько ещё уйдёт времени на восстановление Чимина, потому что Хассел разодрал ему бок. Сон из сил выбился, чтобы спасти оборотня, сутками не спал, готовил отвары, зашивал, латал и собирал Чимина по частям. Омеги собирались группами, чтобы отыскать редкое растение, цветущее только при свете Луны. Они искали цветок без отдыха, чтобы спасти жизнь Чимину, и тот очень благодарен им за это. Удивительным стало, что самым яростным в этом поиске оказался Тэин, и именно он нашёл растение, почти без сил упал на пороге дома Сона, вернувшись с находкой в зубах. Чимин удивлён, но правда благодарен. Тэхён рассказал ему, что стоило Чимину первый раз раскрыть глаза, как все выдохнули с облегчением. Он обескуражен тем, что волки так переживали за его жизнь и не могли найти себе места. Никаких празднований, посты с патрульными были усилены, омеги старались держаться вместе и сидеть у кровати Чимина, ожидая, пока тот очнётся окончательно. Сидеть у Чимина пока не получается, его кормят, поят и ухаживают. Сон строго запрещает ему беспокоить бок, потому что рана невероятно ужасна. Останется огромный шрам под рёбрами, который будет напоминать Чимину, как пришлось выдирать жизнь из чужой пасти. Прошла ещё почти неделя, прежде чем омега смог самостоятельно сесть. Если бы не помощь природной регенерации, то Чимин не выкарабкался бы, пока над ним старались умелые руки целителя, и не смог бы сейчас так хорошо восстанавливаться. Чонгук всё ещё не вернулся в деревню. Сердце омеги ноет, он каждый вечер, глядя на Луноликую в маленьком окошке, молится, чтобы альфа был цел и скорее возвращался домой. Зовёт изо всех сил его, мечтая, чтобы ничего не произошло. Ещё через две недели Чимин может встать на ноги. Он замечает, как округлился Тэхён, и вспоминает то, что попросил его в бреду передать Хосок. Когда Тэхён помогает Чимину расхаживаться после стольких дней без движений, Чимин начинает этот разговор: — Когда я почти ушёл к Луноликой, я встретил на перепутье кое-кого, — издалека заходит Чимин, чувствуя крепкую хватку на своём локте. Тэхён любопытно глядит на похудевшего сильно за это время друга, пока они идут неспеша от одного домика к другому, расхаживаясь. — Вы ведь ещё не выбрали имя для волчонка? — стесняясь, спрашивает Чимин. Тэхён отрицательно вертит головой, пока не до конца понимая, к чему клонит омега. — Хосок был со мной, — прочищает горло, останавливаясь, чтобы передохнуть — слишком долгая ходьба обходится Чимину болью в заживающем боку. — Он сказал, что вы выбираете, как назвать ребёнка. — Он… — голос Тэхёна обрывается, хрипнет, когда омега понимает, о чём говорит Чимин. — Он сказал имя? В их обществе — редкость, когда имя выбирает кто-то другой, а не родители. Но зная, что покинувшие их любимые благословили судьбу Тэхёна и Юнги, они оба понимают, что это имя волчонку выбрал даже не Хосок. Это другое, что-то более древнее, чистое и светлое. Это воля Матери. — Вион, — шепчет Чимин, а Тэхён замирает. Он охает и резко краснеет, хватаясь за живот, и Чимин пугается, что с омегой что-то не так. Но Тэ улыбается, оставив ладонь на животе. — Толкается, — весело отвечает он, прижимая руку Чимина, чтобы тот тоже ощутил. Вион. Красивое имя. И Чимин подозревает, что ещё не родившийся омега будет таким же красивым, как и имя, данное ему Луноликой.***
Август заканчивается. Жара сходит на нет, а ещё уходит боль, но не тоска. Чимину гораздо легче. Он уже может передвигаться самостоятельно, пусть ему запрещают оборачиваться волком, а повязки не снимают, пока швы не исчезнут полностью. Сон бдит за состоянием омеги и вечно ругает Чимина, когда тот принимается разгребать работу, навалившуюся с окончанием лета. Заготовки на зиму, уборка полей, изготовление муки и запасы зерна в складах. Нужно перебрать и пересортировать собранный урожай, проследить, чтобы альфы, выбиваясь из сил, приносили с охоты как можно больше дичи и мяса. Они всё это засолят, спрячут в бочки, чтобы зимой не возникало вопросов о еде. Даже если Чонгук ушёл из стаи, Чимин не может окончательно удариться в тоску по нему — у него на плечах сейчас в два раза больше ответственности за общину, которой нужно готовиться к холодному сезону. Но переживания за Чонгука никуда не деваются. Он исчез, заставляя Чимина переживать о том, всё ли с альфой в порядке, жив ли, сыт ли. Где он бродит и скоро ли вернётся. Петляя между бочками с уже засоленным мясом, Чимин ведёт подсчёт. И совсем не ожидает, что найдёт маленький сундук, спрятанный между бочками. Он хлопает глазами, прикасаясь к крышке сундука, вспоминает, что раньше тот стоял в их с Чонгуком спальне, а теперь, спрятанный, оказывается здесь. Сундук не заперт, так что Чимин с лёгкостью открывает крышку и тут же охает. На дне вперемешку с инструментами лежит нечто, закутанное в полотно. Этими инструментами по дереву всегда пользуется Чонгук. Чимин протягивает руки, отложив листок и грифель, где записывал количество бочек, подхватывает тяжёлый свёрток. Осторожно распутывает верёвку, удерживающую полотно на месте, и разворачивает его. Омега застывает, непонимающе глядя на то, что открывается взгляду, а потом его начинает трясти. Да так сильно, что вся тоска наваливается неимоверным грузом. Лира . Никто, кроме Юнги, не знает в стае, что Чимин в своё время был лучшим в игре на этом инструменте среди северных волков. Он обожает её, так тоскует по музыке лиры, что думает, будто никогда бы ему больше не удалось взять ту в руки. И Чимин, столько проведя в доме Чонгука и глядя за тем, как он создаёт своими руками изделия из дерева, узнает его почерк везде: завитушки, бережно вырезанные на ручке лиры, полумесяцы и четырëхконечные звёзды. Рисунок не окончен, но доведён почти до конца. Чонгуку оставалось совсем немного. Струны уже натянуты между корпусом и перекладиной. Чимин с выдохом прикасается к ним, медленно проводя по тем кончиками пальцев и прислушиваясь к звуку, которого не слышал так долго. — Он делал тебе её на день рождения, — раздаётся за спиной, заставляя Чимина медленно выпрямиться, прижимая лиру к груди. Юнги. — Спрашивал у меня, что раньше тебе больше всего нравилось делать, что ты любил. И тогда я ему рассказал, что ты играл на лире. Чонгук не видел раньше такого инструмента, он ведь распространён ближе к Северу. Брат подходит, глядя на зажатую в руках Чимина лиру. — Попросил меня помочь сделать её для тебя. В горле Чимина стоит колючий комок. Он очень хочет зареветь, сжимая инструмент в руках. Понимает, что Чонгук действительно менялся ради их будущего, старался. Даже попытался сделать то, чего раньше в руках не держал, чтобы подарить. Юнги гладит брата по голове, стараясь успокоить, но от этого только больше наворачиваются слёзы, застилая взор. Тоска такая горькая, её так много, что уже не сдержать внутри. — Он вернётся, Чимин, — доносится голос Юнги, прежде чем омега бессильно утыкается ему в грудь лицом.***
Чимин словно сам увядает, видя первые пожелтевшие листья, когда наступает сентябрь. Он ждёт, продолжает надеяться, что Чонгук вот-вот войдёт в ворота деревни, возвращаясь домой. Но его нет уже так долго, что надежда угасает. Зачем вожак покинул их, для чего исчез, пока Чимин боролся за жизнь? Почему оставил Чимина одного? Омега старается зарыться поглубже в работу, завалить себя делами как можно сильнее, чтобы ни о чём не думать. Но с окончанием уборки полей и полностью забитыми складами и погребами, работы у Чимина становится всё меньше. Ему очень помогли Намджун и Джин, которые почти не говорят друг с другом, словно переругались. Друг до сих пор отказывается обсуждать с Чимином или Тэхёном произошедшее, он похудел и сторонится гуляний, возобновившихся с выздоровлением Чимина. Конечно, стая волнуется из-за отсутствия вожака, который исчез и до сих пор от него не пришло ни весточки, но жизнь продолжается, волки не могут постоянно находиться в унынии. А Чимин, видимо, может. Он давно перебрался из дома Чонгука к Тэхёну, потому что одиночество давит ему на грудь. Да и другу с его растущим животом нужна помощь по хозяйству. Вот и коротает вечера рядом с братом и Тэхёном, заканчивая очередную вышивку. Он словно не в состоянии остановиться, вышивает узор за узором, но не может притронуться к тому, что так и не закончил — к рубашке Чонгука. Омега выпрямляется, разминая затёкшие плечи, тянется всем телом, наблюдая за сидящим напротив в плетёном кресле Тэ. Чихо плетёт что-то из лоскутков, устроившись в ногах таты, а в камине горит пламя — на улице всё холоднее, и беременный омега постоянно мёрзнет. Тэхён вяжет. Его щенок родится в декабре, так что тот подготавливается к его появлению множеством утеплённых рубашек и вязанными пинетками, что уже громоздятся в корзинке у его кресла. Чимин тоскует. Каждый день, даже находясь в обществе друзей и родных. Он очень сблизился с омегами из стаи, даже с Тэином, который вызывал неприязнь, но искренне ревел в его руках, когда Чимин уже сравнительно поправился. Извинялся, благодарил его за то, что омега не оставил стаю и не ушёл к Луноликой, забирая их вожака с собой. Но сближение с остальными в стае не помогает унять тоску. Одна только надежда всё это время держит его на плаву, да только и та увядает вместе с природой. Тэхён откладывает занятие и блаженно морщится: он тоже устал от рукоделия, как и Чимин. Они сталкиваются взглядами, Тэ грустно ему улыбается, словно прочитав всё на чужом лице. Чихо пыхтит и возится, тогда только омега замечает, что маленький альфа пытается сплести подарок. Они все знают, кому тот мастерит украшение из ленточек на осенний праздник. Старания племянника умиляют, и Чимин невольно изгибает губы в ласковой улыбке, потрепав ребёнка по светлым волосам. За окном дождь. Юнги возится на кухне, что-то готовит, и атмосфера невероятно семейная и тёплая, но отчего-то чуждая Чимину. Они с Чонгуком мало времени успели провести вдвоём, но омега сейчас что угодно отдал бы, лишь бы повторить один из вечеров. Прижаться щекой к крепкому плечу и в тишине наблюдать, как альфа мастерит очередную вещицу, слышать скрип дерева и стук инструментов. Ливень совсем разыгрывается: заливает стекло, позволяя каплям сверкать в отблесках пламени, потрескивающего в камине. Чимин просто отдыхает, наблюдая за тем, как стучит в окно дождь. Он поправился, на его теле остались лишь пока красноватые шрамы от кривых швов. Сон действительно постарался, вытаскивая Чимина с того света и латая то, что по идее, залатать невозможно. Иногда бок фантомно болит, словно чужие клыки снова смыкаются на плоти, пронзая и истерзывая её, но Чимин отгоняет это ощущение. Сегодня под звуки дождя он вновь уснёт в доме Юнги и Тэ, а кто-то из них накроет его вязаным пледом, чтобы не замёрз. Вдруг в дверь настойчиво стучат, так что Чихо подскакивает. Юнги спешит с кухни открыть, вытирает руки полотенцем, а брови его удивлённо изогнуты — брат не может понять, кто явился в такой поздний час. Чимин оборачивается, слыша, как тот с кем-то говорит. Медленно поднимается из кресла, и всё внутри почему-то вздрагивает. Омега приближается к сеням и видит вымокшего насквозь Мино, того отталкивает такой же мокрый Тэин. Глаза у омеги огромные и взволнованные, он почти задыхается от бега и сияет, когда видит за спиной Юнги Чимина. — Вернулся, — одними губами шепчет Тэин, а внутри Чимина почти погибшая птица, без львиной доли белоснежных перьев, вспархивает, кружится, вновь становясь такой же огромной и красивой. Чимин хватается за плечо брата и, едва ли не оттолкнув его, выскакивает на крыльцо. — Чимин! — доносится ему в спину, но тот даже не думает останавливаться: соскакивает с крыльца прямо в стену дождя и хватается за руку Тэина, ведущего его сквозь струи. Чимин почти поскальзывается на размякшей от дождя земле, спотыкается, но Тэин крепко его держит, увлекает всё дальше за собой. Они все взволнованны, Чимин слышит сквозь шум воды, льющей непрестанным потоком с неба, как рядом есть ещё члены стаи. Кажется, мимо (в темноте не разглядеть) пробегает Намджун. Волчье зрение помогает не врезаться в деревья и не споткнуться о камни, когда они приближаются к воротам. Патрульные с силой отодвигают засов и тут же принимаются раскрывать ворота, чтобы впустить одинокого вымокшего волка домой. Чимин застывает, силясь разглядеть Чонгука, но дождь усиливается, не позволяет. Он видит очертания зверя и подходит ближе, когда чёрное пятно обретает силуэт волка. Сердце, словно сходя с ума, колотится, стоит альфе приблизиться. Он что-то несёт в зубах, медленно ковыляя ближе. Как только замечает Чимина, старается шагать быстрее, но омега буквально ощущает, как тот измотан, и сам бросается на встречу. Чонгук, сверкая алыми радужками в темноте, подходит к своему омеге и бросает ношу Чимину в ноги. Омега застывает и почти вскрикивает, когда кто-то подносит лампадку, защищённую от ветра и дождя стеклом, к брошенному. Голова. Отшатывается, сначала сильно испугавшись, а потом видит изуродованную ожогом морду и ухо с недостающим кусочком. Мёртвые глаза словно подёрнутые пеленой глядят в ночное, разражающееся ливнем небо, заставляя к горлу Чимина подкатить тошноту. Омега часто дышит, переводя взгляд с жестоко оторванной головы Хассела на внимательно глядящего на него Чонгука. Альфа делает несколько шагов, чтобы уткнуться носом ему в живот и судорожно выдохнуть. Чимин, ещё отходя от шока, запускает пальцы в тёмную, мокрую шерсть, а следом ощущает, как его уже сжимают в объятиях крепкие, горячие руки. Слёзы остаются незаметными в потоках дождя, когда Чимин осознаёт, что Чонгук действительно вернулся. Вцепляется в обнажённые плечи, скулит и плачет альфе в грудь, стараясь прийти в себя, но может лишь реветь, передавая Чонгуку все пережитые за долгие недели эмоции. За шоком приходит гнев. На то, что оставил. На то, что заставил беспокоиться. Чимин отталкивает альфу, тут же снимает с ноги вымокшую обувь и принимается хлестать Чонгука, покорно стоящего перед ним, подошвой. — Больше! — пыхтит между всхлипами омега, пока остальные поражëно наблюдают за развернувшейся сценой, игнорируют дождь, не желая расходиться. — Никогда! Не! Оставляй! Меня! Скотина! Силы быстро покидают Чимина и туфля выпадает из рук, плюхается с плеском в лужу. Дождь затихает, а потом и вовсе прекращается, лишь солёные капли катятся по его щекам, пока Чонгук завороженно глядит на омегу. — Я думал, что с тобой что-то случилось! — кричит на альфу Чимин, намеревается поднять обувь из лужи и продолжить вымещать чувства на альфе, однако тот перехватывает его ладони, вдруг с силой прижимая к себе. Губы у Чонгука мягкие, горячие, Чимин замирает, когда альфа целует его, сильно обхватывая и прижимая к себе. И расслабляется, ощущая, как он дрожит. Омега целует в ответ, зарывается пальцами в мокрые, отросшие волосы, жмётся к нему всем телом, не замечает, как сзади подходят Джин и Джун, а следом приближается круглый Тэхён. Он спешит, поддерживаемый мужем, и облегчённо выдыхает, видя, как Чимин и Чонгук не могут оторваться друг от друга, игнорируют чужое присутствие, лишь впиваясь в губы новым поцелуем.***
На теле Чонгука множество уже затянувшихся ран и синяков. Сон осматривает его состояние и бурчит на альфу, пока Чимин стоит рядом, всё ещё не отойдя от шока. Они встречаются взглядами, и у Чимина не хватает сил, чтобы понять всё, что творится внутри Чонгука сейчас. Альфа, полностью игнорируя сетования целителя, неотрывно следит за тем, как омега просто стоит и медленно дышит. — Я в порядке, — устало вздыхает Чонгук, выпутываясь из заботливых рук пожилого целителя, а тот, словно понимает всё, тут же прощается и исчезает в сенях. Чонгук же приближается, устало шагая по полу опустевшего, холодного дома, где Чимин не способен находиться без него. Пальцы скользят по руке, отводя ту в сторону, Чонгук подцепляет край рубашки и приподнимает её, с болью разглядывая заживающие шрамы от нападения. Чимин ощущает, как прохладные подушечки прикасаются к рваным следам от волчьих зубов, очерчивают неровные следы, оставшиеся от швов. Омега замирает, боясь даже слишком шумно выдохнуть, пока альфа рассматривает последствия боя. — Когда я увидел тебя на поляне, всего в крови, ты почти не дышал, — тихо произносит вожак, заставляя Чимина вздрогнуть. — С самого твоего появления, не воспринимал тебя всерьёз, думал, что ты послан мне в наказание за что-то, когда узнал, что мы истинные. Ненавидел всë, что происходило между нами. Но ты показал мне, что это неправда. Терпел мои выходки, даже то, что я любил другого. Чонгук ненадолго замолкает, кладёт ладонь на бок, словно хочет исцелить шрамы прикосновением. Он болезненно морщится. — Я думал, что просто привыкаю к тебе, убеждал себя — ты великолепный омега. Рассчитывал, что моё глубокое восхищение тобой поможет нам прожить всю жизнь в мире, если я умерю свой гнев, ведь, признаться честно, ты ни в чём не виноват передо мной, — Чимин внимательно наблюдает за тем, какие эмоции скользят по лицу Чонгука. Омега ощущает, что сейчас он честен с ним, несмотря на то что некоторые слова причиняют боль. — И в то мгновение, когда я ощутил, как твоя кожа становится холоднее, — голос Чонгука срывается на шёпот, он ловит взгляд Чимина, прикоснувшись к его щеке, — я понял. Что как бы ни верил в то, что любил Тэхёна, я бы с ним никогда от горя не подох. Потому что в тот миг, когда я подумал о том, что твоё сердце может остановиться, моё собственное готово было уйти вместе с тобой. Чимин чувствует, как в груди сдавливает, как кончики пальцев начинают трястись от чувств. В ушах лишь тихий голос альфы, от которого мурашки бегут по всему телу. — Я любил Тэхёна, очень, — выдыхает Чонгук, прижимается лбом к чужому, зажмуриваясь. — Но кажется, что не настолько сильно, чтобы назвать собственной душой. Я виноват перед тобой, и до самой смерти не искупить этой вины. Но буду стараться. Каждый день говорить о том, как ты дорог и близок мне. Чимин судорожно вздыхает, понимая, что птица в груди затихла, прислушивается к словам Чонгука. — Я тебя не люблю, нет, — качает головой альфа. — Я от тебя без ума. Чуть не свихнулся, едва тебя не потеряв. Не смогу без тебя. Прости, что это так долго доходило до меня. Чимин крепко зажмуривается, ощущая, как в носу начинает щипать. Чонгук прикасается к его губам робко, будто спрашивает разрешения, а Чимин бросается в омут с головой. Обхватывает руками за шею, прижимаясь теснее, углубляет поцелуй, а Чонгук подхватывает его на руки. Альфа в темноте добирается до опустевшей спальни. Печь ещё не прогрела комнаты, но жар между ними, сжигающий до самых костей, и без того греет. Одежда омеги, насквозь промокшая под дождём, летит прочь, Чонгук сдёргивает её нервными, жадными движениями. Вместе с этим, покрывает кожу поцелуями. Не сдержавшись, кусает за коленку, заставляя Чимина зашипеть. Омега цепляется за его плечи и тянет на себя, желая ощутить его тепло. Обнимает, стаскивая брюки, гладит руками бока. Он скучал, тоска разъедала его душу кислотой, но Чонгук излечит эти раны со временем. Губы сталкиваются, они цепляются зубами, совершенно точно сходя с ума от голода. Чимин кусает альфу за язык, а тот низко рычит, схватив его за бёдра. — Ненавижу тебя, — хнычет Чимин, когда тот спускается жадными укусами к его шее и оставляет на светлой коже красные следы зубов. — Ненавижу за то, что ты так сильно в душу запал. Чонгук отрывается от ласки и внимательно глядит в блестящие глаза. Он там видит правду, желание, все грани тоски и боли, испытанной Чимином из-за пропажи альфы. Кивает, тут же снова припадая к его губам, чтобы получить поцелуй, а омега вместо этого кусает со всей силой. Они переворачиваются, Чонгук позволяет Чимину оказаться сверху, сесть на его бёдра. Чимин жмётся ближе, холодный воздух комнаты обжигает ему голое тело, а Чонгук оглаживает ладонями, чтобы согреть. Дотрагивается до коленей, сжимает ляжки, ведёт чуть выше, чтобы очертить круглые ягодицы, пока омега кусаче обласкивает ему шею. Рука Гука со звонким шлепком опускается на мягкую кожу ягодицы, заставляя Чимина вздрогнуть и выдохнуть, когда после удара его окатывает волной возбуждения. Альфа завороженно разглядывает выражение его лица, что теперь тот не скрывает — ему и правда нравится подобное. Потому Чонгук повторяет шлепок, сразу же сжимая мягкую половинку и отводя в сторону. Чимин стонет, сжимается весь от желания, обхватывает чужие плечи. Чонгук заставляет его выпрямиться, устойчиво встать на коленях лицом к нему, так что плоский живот оказывается прямо перед носом. Чимин стоит, немного смущается собственного возбуждения, оказавшегося так близко к губам альфы, но тот лишь наслаждается близостью. Кончик чужого языка чувственно проходится вокруг пупка, следует, оставляя мокрую дорожку, до яркого шрама. Чонгук проводит по следам языком, целует каждую неровность рубца, заставляя Чимина дрожать, и крепко держит за зад, не позволяя сдвинуться с места. Снова возвращается к пупку, целуя впадинку, а потом склоняется и проводит широким движением по изнывающему члену, тем самым заставив Чимина снова простонать. Омега, сгорающий от ласки Чонгука, упускает момент, когда тот вводит в него два пальца. Вздрагивает, ощущая, как те двигаются внутри. Его ноги разъезжаются в стороны, стоит только Чонгуку обхватить губами головку и сползти по изголовью ниже, чтобы было удобнее. Он ведёт по плоти, очерчивая каждую венку, уделяет внимание поджавшимся яичкам, а Чимин хватается за резную спинку кровати, охая. Чонгук хочет его, это ощущается в воздухе, не меньше, чем желает того же омега. Выбравшись из-под Чимина, альфа шёпотом просит его остаться в том же положении, только чуть изогнув спину. Первые поцелуи на ягодицах будят воспоминания о той ночи во время течки, и Чимин дрожит от предвкушения. Альфа заставляет его постанывать, даже вскрикивать, стоит к пальцам присоединиться языку. Щёки Чимина пылают, во рту пересохло, он нетерпеливо ёрзает, но получает шлепок по бедру свободной рукой Чонгука. Хочется большего, показать, насколько он скучал, как желает подобного, но Чонгук оттягивает удовольствие — вылизывает каждый сантиметр ягодиц, спускаясь ниже, к анусу, чтобы довести Чимина до искр перед глазами. Чимин не выдерживает мучительной ласки, непослушно отталкивает Чонгука, заставляя сесть на постели. Им уже так жарко, что даже холод воздуха не беспокоит. Омега склоняется, обхватывает возбуждение альфы, заставляя судорожно выдохнуть и зажмуриться. Но не задерживается там, продолжая целовать живот, поднимается выше, чтобы достигнуть губ. Чонгук утягивает его в поцелуй, пока, перекинув ногу через него, Чимин снова оказывается сверху. Медленно трётся, позволяя члену альфы оказаться между ягодиц и каждый раз горячо проезжаться по входу от любого движения. Обхватив возбуждение, Чимин направляет его в себя и громко стонет, когда входит головка. Чонгук осыпает его лицо и шею поцелуями, больно кусает в один момент, когда омега почти соскальзывает с члена. Но у Чимина другие планы: он резко опускается до конца, позволяя мягким ягодицам встретиться с ляжками Чонгука, отчего шумно выдыхает, чувствует, как член заполняет его. Эти ощущения словно ярче, чем те, что были в течку. У Чимина голова кружится, стоит ему приподняться и опуститься снова. Альфа становится нетерпеливым, сжимает ягодицы, валит его спиной на постель, кусая за грудь. Чимин весь изгибается, высоко стонет, когда следом за зубами, оставившими след на коже, соска касается горячий, мокрый язык. Альфа, прижимаясь как можно ближе, плавно проникает в него, заставляя запутаться, где потолок, а где пол, и точно ли это не сон. Толчок по простате заставляет поверить в реальность происходящего. Выдох задерживается в груди и выходит только с повторением стимуляции, когда Чимин сдавленно вскрикивает, хватается за предплечья Чонгука. — Хочу тебя всего, — выдыхает альфа в ухо. — Давно уже твой, — отвечает ему Чимин в губы. Чонгук переворачивает Чимина, выскользнув из него, отчего у омеги вырывается недовольный стон. Мокрые ягодицы холодит воздух, а Чонгук, раздвинув ягодицы лежащего на животе партнёра, целует вздрагивающий анус, заставляя того снова стонать. Этот толчок глубже, он заставляет Чимина задыхаться, оттопыривать зад, чтобы Чонгук вошёл ещё глубже. Сильно прогибается в пояснице, пока альфа покусывает его за плечи и вдыхает чистый запах с волос. Просунув руку под животом омеги, Гук заставляет его встать на колени, а спиной привалиться к груди, совсем изменив положение. Чимин всхлипывает, ощущая наполненность, ёрзает и почти умоляет Чонгука продолжить, а альфа не в состоянии ему отказать. Толчки становятся сильнее, размашистее, Чонгук крепко держит Чимина за пояс, проникая всё настойчивее. Тот чувствует каждый укус на плече, все поцелуи в шею. Ощущает, когда, находясь на грани оргазма, Чонгук сильно прижимается губами к оставленной им же метке. Чимину снова приходится ухватиться за изголовье, кровать поскрипывает от нарастающего темпа. Глубоко входя, Чонгук что-то шепчет ему на ухо, но у Чимина в голове звенит от приближающейся разрядки — не может разобрать сбивающийся шёпот. Обхватив член омеги, Чонгук в несколько движений доводит его до тихих всхлипываний и оргазма, сам замирает внутри, чувствуя, как расслабляется узел в животе, как плотно обхватывают его плоть стеночки. Чимин оказывается в кольце рук и море поцелуев, завалившись на смятые простыни и побеспокоенные подушки, Чонгук мокро целует его, раздвигая пухлые губы языком. Они наблюдают друг за другом, прикасаются, не спят до самого рассвета, наслаждаясь тем, чего ждали так долго — встречи. Настоящей, когда посмотрят друг на друга без лишних впечатлений, открыто и с доверием.***
Чимин лениво тянется всем телом, позволяя одеялу сползти с него. Кожу сразу же обжигает прохладой, так что омега ёжится и мостится к источнику тепла рядом. Умещается у груди спящего на боку Чонгука, прячет нос в его шее, ощущая, как его тут же обхватывают обеими руками, даже не приоткрыв глаз. Чимин целует смуглую кожу, слегка прикусывает, прижимается всем телом, тут же слыша грудной, низкий после сна смех альфы. Чонгук, распахнув глаза, подминает омегу под себя. Лениво целует в губы, спускаясь всё ниже, щекочет горячим дыханием обнажённую кожу, вызывая приступ весёлого смеха у Чимина. Они возятся в постели, обнимая и целуя друг друга везде, куда способны сейчас дотянуться, одеяло сползает, а Чимин возмущается, замерзая. Однако Чонгук прижимает его собой к постели и шёпотом обещает согреть. Вместо смеха по комнате растекаются тихие вздохи и стоны, стоит альфе начать обласкивать свою пару перед тем, как плавно войти. Чимин выгибается, закатывает глаза от удовольствия и цепляется за плечи пальцами. Они не торопятся, растягивают удовольствие, нежась среди подушек. Испарина выступает на висках перед оргазмом, а потом Чимин чувственно стонет как раз в момент, когда Чонгук утягивает его в ласковый поцелуй. Они быстро мёрзнут, стоит только прекратить двигаться, а возбуждение с разрядкой отступает. Оба вскоре понимают, почему так холодно. За окном — белым бело. Первоснежье. С момента, как Чимин стал частью этой стаи прошло чуть меньше года, а такое чувство, что целая вечность. Вот и первая его зима в качестве члена другой общины и супруга вожака. Чонгук, обхватив Чимина, любуется опускающимися первыми в этом году снежинками. Те липнут к стеклу, пока альфа мягко касается губами его ушей, висков и щёк. Чимин довольно жмурится, обхватив пальцы Чонгука своим. — Первый снег выпал, — выдыхает омега, а Чонгук, прикусив кожу на его плече, исчезает с постели. Совершив все утренние ритуалы в виде завтрака и сборов, оба выходят из дома, едва не поскальзываясь на покрытом тонким слоем льда крыльце. Чонгук с хохотом ловит омегу за локоть и чуть не падает сам, утянув его за собой, но вовремя хватается за перила, а потом над ним смеётся и сам Чимин. Омега шкодливо удирает от альфы, хихикает, но ровно до того момента, пока альфа не запускает ему прямо в лицо рыхлый комочек снега. Тот, совсем не слипшийся из-за сухости, рассыпается, снежинки оседают на длинных ресницах Чимина, и настаёт очередь Чонгука со звонким хохотом удирать от взбешённого мужа, который теперь гонится с метлой за ним, чтобы отомстить. Они, бегущие по протоптанной дорожке, едва не сбивают с ног пожилого целителя, но вовремя тормозят, глядя, как Сон оттряхивает с подола длинной накидки снег. — Доброе утро, малышня, — сдержанно смеётся тот, прикрыв рот ладонью в тёплой варежке. — Всё бегаете, словно дети. А вам бы стоило кое-кого сегодня поздравить. Лица обоих вытягиваются от удивления и понимания намёка целителя. Чимин восторженно визжит, обнимая пожилого омегу. — Уже? — выдыхает он, дрожа от радости, на что Сон с улыбкой кивает. Чимин тут же хватает своего альфу за покрасневшие от мороза пальцы, тянет в сторону знакомого, почти родного дома. — Я надеюсь, что вас тоже скоро будут поздравлять! — машет им в след Сон, улыбается. Чимин смущённо отводит взгляд, продолжая тянуть Чонгука, но тот тормозит его. — Подожди! Конёк, — выдыхает альфа, и Чимин кивает. Чонгук уносится обратно в сторону их дома, оставляя следы на только выпавшем снегу, а Чимин наблюдает, как с неба срываются редкие новые хлопья. День сегодня замечательный, и омега даже догадывается, из-за кого. Поцелованный Луноликой омега не мог появиться в иной атмосфере, уж кое-кто, наблюдающий за ними сверху, не допустил бы, чтобы такой день пропал зря. Чимин ласково улыбается порхающим в воздухе, спокойным снежинкам. Слышит тяжёлые шаги — Чонгук, прижимая свёрток к груди и придерживая на голове вязаную шапку, спешит к нему. Как только альфа приближается, Чимин переплетает их покрасневшие пальцы, и они стараются идти как можно быстрее. Они, запыхавшись, поднимаются по ступенькам. Оттряхивают ботинки от снега, лица румяные от утреннего мороза, а губы растянуты в улыбке. Дверь им открывает Джин, улыбается также радостно, теребя на шее украшение, история которого оказалась смешной и горькой одновременно для всех них. — Давайте, растяпы! — поторапливает их омега, подталкивая к гостиной. Все трое вваливаются в комнату, глядя на тех, кто уже тут находится: Тэхён отдыхает, прикрыв ноги пледом в любимом кресле. Он немного бледный, но такой счастливый, что сияет изнутри. Минхо и Чихо восторженно скачут вокруг Юнги, а Намджун притягивает к себе Сокджина, звонко целуя в щеку. Омега смущённо смотрит на супруга, тут же пища, когда его щипают за бок. Но взгляд Чимина и Гука прикован только к Юнги. Альфа поднимает голову, оборачиваясь на брата и его мужа, мягко улыбается, не позволяя двум детям, прыгающим вокруг, слишком сильно шуметь. В руках у Юнги маленькое одеяло из лоскутков, что сшил для них Минхо, исколов себе все пальцы. Чимин почти задыхается от эмоций. Когда он увидел только родившегося Чихо, то верещал, словно одичав. А теперь у него есть ещё один маленький племянник, спящий на руках у отца. — Ну папа! — недовольно возмущается Чихо, наступив больно Юнги на ногу, отчего альфа шипит и грозно смотрит на сына. — Дай и мне взглянуть! Юнги сдаётся и присаживается на корточки, позволяя детям и приблизившимся Чимину и Чонгуку посмотреть на ребёнка. Чихо вздыхает, дотрагивается до пухлых щёк, а Вион недовольно сопит. Говорят, дети рождённые на первоснежье — особенные. И это несомненно так. Вион — плод большой, необычной любви, он будущее для них всех и показатель, что можно достигнуть и добиться всего, даже если на пути стоит множество преград. Чимин, словно завороженный, глядит на маленького омегу и почти пищит от восторга, когда Вион распахивает сапфировые глаза, глядя на людей, окруживших его. Младенец начинает реветь так, что уши закладывает, дети в шоке отбегают от него, а Чимин весело морщит нос. Юнги качает сына на руках, успокаивая, пока Чонгук, отпустив руку Чимина, приближается к посмеивающемуся Тэхёну. — Не вставай, тебе отдыхать нужно, — слышит Чимин, тоже приближаясь к омеге. Глядит, как Тэхён обнимает вожака после поздравлений, и сам звонко принимается целовать друга в щёки под заливистый хохот Тэ. Чонгук протягивает Тэхёну свёрток, а тот, удивлённо хлопнув глазами, принимается раскрывать его. Охает, стоит только в руках оказаться изящной, белоснежной фигурке лошади. Её грива, словно настоящая, развевается, мощный круп так детально вырезан, словно лошадь вот-вот умчит отсюда, звонко цокая копытами. Тэхён рассматривает игрушку, очерчивает тонкие ножки и красивую морду. — Это для Виона, — смущённо чешет щёку альфа, берёт Чимина за руку. — Так, безделушка. — Да конечно! — возмущается Чимин. — Не верь ему, он два месяца на неё потратил. — Ох, Гуки, — ошарашенно глядит на них Тэ. — Она бесподобная. Спасибо! Альфа скромно улыбается, приобнимая чрезмерно воодушевлённого Чимина за талию. В доме тепло, светло. В каждом теперь так. И это даже не от огня и свечей. Чимин теперь точно знает, что эту особенную теплоту приносят в каждый дом они сами. Кто-то, потеряв, снова находит. Кто-то понимает, что проверенное годами, родное, — нерушимо и незабываемо. Кто-то, как они с Чонгуком, через строптивость, медленными, мелкими шажками. Только с принятием, с примирением и компромиссом. Им это тепло было даровано свыше, только сначала не принято. Они считали друг друга наказанием, потому таковыми и являлись. Но стоило только перебороть себя, взглянуть глубже, как оба поняли, что они — отражение друг друга. И если хотят быть счастливыми, счастье должны излучать, а для того, чтобы быть любимыми — отдавать столько же любви взамен. Любовь — бесконечная работа. Отношения — тяжёлый труд для обоих. И даже если чувства не вспыхивают, как яркие рассветные лучи, придётся разжечь пламя самим, лишь быть уверенным, что получится. Луноликая не дарит подарков. Она точно знает, что кому было на момент встречи необходимо. И потому подарила Шанс. Они друг для друга дарованные шансы. На нечто большее, чем ждут. А вот как ими пользоваться — каждый решает самостоятельно.