***
После сумрака библиотеки солнечный свет беспощадно бьёт по глазам. Я мотаю головой, стараясь избавиться от слепых белых пятен. И всё дальнейшее — яснее безоблачного неба. Шагать мне обратно, в Нагие кварталы, отдать дьяволу дьяволово, а именно — Джахи его пророчество, ну а после — забиться в какую-нибудь дыру поглубже и затаиться на время, пока страсти, кипящие в округе, не поутихнут. Пока храмовники не смирятся, что убийца снова от них ускользнул, и не вернутся к будничному сонно-ленивому распорядку. Пока Джахфар не отыщет себе новую забаву… Погода, будто признав, что довольно ломаться, меняет гнев на милость, щедро заливая солнечными лучами улицу, прохожих, деревья вдоль дороги, едва тронутые нежно-зелеными листьями. Земля то там, то тут пестрит лужами после ночного ливня, но к вечеру и они исчезнут. На горизонте маячит середина весны, и скоро зимние шторма совсем сотрутся из людской памяти. Узкие извилистые улицы сбегают от центра к окраинам. Парой кварталов выше начинается лестница, ведущая к Храму. Недалеко от нее жил паралитик, которому я помог встать на ноги. А еще не так далеко отсюда живет Дик… Всё, наполнявшее мое прежнюю жизнь, теперь проходит мимо, всплывая в памяти обрывками ненужных полузабытых воспоминаний. Если правы мудрые изречения, выбитые на мраморных плитах Храма, и жизнь — полноводная река, несущая свои воды в прошлое, то я — пятно мазута на её глади. Мы течём вместе, рядом, без единой надежды когда-либо снова стать единым целым. Слишком много сделано, чтобы был хоть малейший шанс на возвращение. Люди живут. Меня нет. Люди продолжают жить, и ничего для них не изменилось. Разве что Лорд сменил имя. А я сплю по ночам, как убитый. Дик всегда говорил, первый признак того, что сделанный выбор — правильный, это если приняв решение, ты можешь заснуть без кошмаров. «Затаиться, — ядовито шипит рассудок, — какое тебе до них дело?» Коробочка выпирает из-под куртки. При ходьбе трётся о выцветший свитер, тычет углом в грудь, словно пытаясь растормошить, как раз напротив сердца. И тьма в душе спрашивает заунывным голосом покойного Филла: «На кой-ляд тебе впутываться, Сетх?» Нет, дело не в лжемилосердии или заботе о ближних. Беспокоиться за других — глупое, бесполезное занятие. Смешно подумать, как много времени мне понадобилось, чтобы принять простую истину: каждый человек прежде всего радеет за себя самого. И причина уж точно не в чувстве долга. Ошибки Хэя не имеют ко мне никакого отношения, и не мои заботы — их исправлять. Просто… Мне интересно. Если я и собираюсь немного влезть в эту историю, то не из-за чувства ответственности, а лишь из любопытства, чем все закончится. А еще меня злит мысль: неужели Джахфар действительно думал, что я испугаюсь и, поджав хвост, как один из его щенят, побегу беспрекословно выполнять приказ? В конце концов, даже то, что вожак гайтрешей до сих пор жив — всего лишь моя прихоть. В тот раз, когда я уже отчаялся найти спасение, Джахи помог, и в памяти отложилось, что эта вонючая жирная туша может быть полезна. Вот я и не убил его до сих пор. Об мусор мараться… Да? Да… Замедлив шаг, я вытаскиваю плоскую шкатулку из кармана и осторожно достаю скрученный трубочкой пергамент. Прерывистая вязь иероглифов бежит неровными строчками: «…в час, когда ночь, накопив силы и выпив соки земли, волной нависнет над миром, только избранный, силой души и мощью Амона, развеет мрак и вернет благоденствие, если не забудет истины, дарованной тому, кто на страже. Ибо тот, кто владеет величайшей силой, стоит на вершине пирамиды. И дабы вместо спасения не ввергнуть мир в хаос, должен помнить что… " Солидный господин в шерстяном пальто идет мне навстречу, уткнувшись носом в газету, не замечая ничего вокруг. В последний момент мы синхронно поднимаем глаза друг на друга, но отойти я не успеваю, и он сильно толкает меня плечом. Виноватое выражение на лице мужчины быстро сменяется откровенной досадой, когда он понимает, что перед ним какой-то оборванный бродяга. — Ну в самом деле, — летит злобное ворчание в мой адрес, и обидчик, не извинившись, идет дальше. Нож сам почти непроизвольно прыгает в руку. Но гнаться за случайным прохожим — перебор. Даже Филл понял бы. Усилием воли я заставляю напрягшиеся мышцы расслабиться, наклоняюсь и осторожно двумя пальцами вылавливаю из лужи размокший пергамент. Чернила расплываются безобразными кляксами, тонкий старый пергамент становится серым от дождевой воды и расползается под пальцами. Сколько столетий он пролежал в Святилище и вот — ни слова ни разобрать. Может, это знак судьбы — держаться от Джахи с его бреднями подальше? А с пророчеством о Светлом защитнике убогих интересно получается… Похоже, Джахи до того испугался, что решил его выкрасть. Только вот копий и пересказов по городу ходит столько, что поначалу я искренне недоумеваю, зачем Джахфару нужен оригинал. И только теперь, самолично прочитав, насколько успел, древние письмена, понимаю, что во всех этих копиях нет самого главного — концовки. «Однажды придет тот, кто избран, и спасет всех», — твердят светлые и не помнят, что в конце явно есть какой-то подвох. «Если не забудет»… Что? Джахи хочет узнать секрет, чтобы быть готовым помешать избраннику Амона, которого так боится? И пусть никакого избранника нет и в помине, а для меня все по-прежнему звучит детскими сказками — гайтреши решили запастись оружием заранее? Очередной перекресток гигантским осьминогом разбрасывает передо мной щупальца дорог. Выбирай — куда. Узнай Дариус, о чем я думаю, наверняка пальцем у виска покрутил бы. А тут как не верти — выбор невелик. Полное собрание сказаний о жизни и деяниях изначального Первого Светлого Лорда Амона хранится в Святилище. Раз Светлейший вознамерился переродиться в ком-то по случаю решающей битвы с Тьмой, то, возможно, в его жизнеописании есть намеки. Можно будет понять, где собака зарыта. Значит, необходимо как-то прокрасться в мою старую обитель. Самый простой выход — отправить Дариуса. Ему в Храме, конечно, тоже удивятся, но куда меньше, чем мне. В конце концов, Дариус всегда был рядом, чтобы ни происходило. Так что, скорее всего, и теперь не откажет в помощи, раз уж даже тогда не отказал…***
Джахфар смотрит с ухмылкой, не предвещающей ничего хорошего. — Неужели такой, как я, может чем-то помочь… Такому, как вы… — интересуется гайтреш, нарочито растягивая слова, и тыкает в меня мундштуком кальяна. Опиумный дым клубится в воздухе. Я закрываю лицо платком, но горьковатый запах все равно просачивается через ткань, щекочет ноздри, смолистым привкусом оседая на языке. — Хотел бы предложить вам присесть, но… — Джахи разводит руками. Стульев или лавок в курильне нет. Лишь грязные тюфяки и подушки, разбросанные по полу. На них где сидят, где лежат изможденные люди с жёлтыми лицами. Девочка-подросток в одной набедренной повязке разносит новые порции отравы. Её нагота никого не волнует. Здесь ценится только заветный ядовитый дурман. Пора переставать быть брезгливым. Я ногой пинаю ближайшую подушку, подгоняя её ближе, и, скрестив ноги, усаживаюсь напротив Джахи. — Подожди на улице, — прошу я Дариуса. Тот всем своим видом выражает несогласие, но я непреклонно указываю на дверь, и мой телохранитель выходит, напоследок бросив на Джахфара недобрый испытывающий взгляд. Вожак гайтрешей глазами провожает Дариуса до выхода, и ухмылка на его лице становится ещё шире. — Не боитесь отсылать защитничка? — Действительно знающий, кто я, не стал бы спрашивать о таких вещах, Джахфар. Как и сомневаться в моей способности справиться с тобой в одиночку. Может, мне лучше всё же представиться? Джахи издевательски кланяется, насколько позволяет необъятное брюхо: — В этом нет нужды. Простите дурные манеры старого дурака, мессир. Я ожидал нечто подобное, но все равно непроизвольно вздрагиваю и оглядываюсь через плечо, опасаясь, что нас кто-то мог слышать. — Не беспокойтесь, — Джахфар делает глубокую затяжку и откидывается на своем лежаке. — Здесь уже нет людей, мессир. Только мусор. Довольно забавно, знаете ли. Эти бедняги приходят сюда сбежать от жизни в мир своих грёз, преисполненные желания быть где угодно, только не в убогой грязной дыре, начинающейся за порогом. И в итоге… некоторые счастливчики действительно сбегают. В иной мир. Вот… — и вытянув ногу, он с силой пинает своего соседа, расположившегося в паре футов левее, — один из тех, кому, похоже, повезло. Грязное тело, сидевшее привалившись к стене, заваливается на бок. Голова безжизненно глухо бьётся о доски пола. — Эй, девка, убери труп, пока не протух, — зычно орёт Джахи, приподнявшись на локте. Из открытого рта мертвеца выползает струйка махорочно-черной слюны и растекается по полу лужицей. Я поспешно отворачиваюсь, чувствуя, что еще немного и меня стошнит. На зов торопливо подходит разносчица опиума, и, не поднимая глаз, вцепившись в одежду покойника, волоком тащит его прочь. — Убедились? — равнодушно бросает Джахфар. — Так что, говорите смело. После увиденного мне требуется пара минут, чтобы собраться с мыслями. — Я пришёл за услугой. Джахи устремляет на меня пристальный взгляд — настолько ясный, что я начинаю сомневаться, действует ли на него здешнее курево. — Я всегда рад помочь и оказать услугу, — соглашается он. — Но услуга даётся… — …взамен на услугу. Место, где недавно лежал труп, не отпускает меня, заставляя то и дело коситься в сторону. Джахи цокает языком, переключая мое внимание на себя. — Заманчиво. Но зависит от услуги. — Помочь попасть за грань, — твёрдо произношу я и вижу, как зрачки моего собеседника удивленно расширяются. — Люди не просто так зовут вас адскими псами. Из всех тёмных созданий, вы — единственные, кто знает, как пересечь черту между миром живых и миром духов. Легенды гласят, что сама Тьма, создав первого гайтреша, даровала своему чаду это знание, дабы в самые тяжелые времена стая могла позвать Мать на помощь. Ты — вожак. И я знаю, что именно у тебя хранится то единственное, что священно для всех вас. Ключ, отпирающий врата. — Зачем вам это, мессир, — глухо говорит Джахфар, потупившись, — кого вы надеетесь встретить на той стороне? — Ту, что, надеюсь, не останется глуха к моим просьбам, — я встаю, разминая затёкшие ноги. — Старые легенды покрыты пылью. Их выдумывают дураки, чтобы придать вес своим словам, — задумчиво тянет Джахи. — Я отдам то, о чём вы просите. Но не могу ручаться, что… Результат вас устроит, мессир. Но учтите, независимо от того, получится у вас или нет, цена за услугу… — …любая, какую назовешь, — не задумываясь, бросаю в ответ. — Но мне нужен ключ не позднее завтрашнего утра. — А иначе, — жадно осведомляется Джахфар, прищурившись, — скажите, милорд, что будет, если я передумаю? «Вам нельзя напрягаться, мессир», — говорит Дик и отводит взгляд. «Лорду становится хуже», — сетует Харт, думая, что я его не слышу. «Мы должны молиться богам, чтобы Свет ниспослал нам нового Лорда как можно скорее», — вздыхает матушка Нейри. Аш совсем плох… Лорда скоро не станет… Аш обессилел… И эти вопросы — «Как вы себя чувствуете?», «Вам хуже?» Или совсем истерично-жалостливое: «Что же нам делать, когда вы нас покинете?» Неужто я должен утешать вас? Просить прощения, что огорчаю своей кончиной? Пообещать, будто все будет хорошо, когда я буду уже мертв? Из моего рта вырывается хриплый смех, переходящий в кашель. Грудь сдавливает огненный обруч боли. Кровавые ошмётки летят на белый шёлк платка. — А иначе, — ласково обещаю, склонившись над тушей гайтреша, — я лично приду в логово взять нужное мне. Спалю твоих сук и перебью твоих щенков, пусть даже это будет последним, на что мне хватит сил.