— 1993 год —
Замок смолк. Всеобщее уныние легло на него неподъемной плитой, заставляя все звуки заглохнуть. Коридоры опустели — ни души. Ученики опасливо попрятались, обсуждая происходящее или, может, тщетно пытаясь заснуть: за окнами давно уже густела ночь. Завтрашнее закрытие Хогвартса могло бы побудить особо привязавшихся к этому месту школьников побродить напоследок по любимым местам, но громогласно пронесшееся «Всем ученикам немедленно вернуться в свои спальни» голосом Макгонагалл звучало слишком убедительно, чтобы рисковать и высовываться из гостиных. Если и можно было представить, как кто-то решил обойти запрет и выскользнуть в гнетуще замолчавший замок, чтобы погеройствовать, то только какого-нибудь гриффиндорца без стандартного для всех чувства самосохранения. Абсолютно точно не слизеринку. Идущую сейчас по безлюдному коридору, и в такт каждому шагу — удар встревоженного сердца. И проклятья в уме. По проклятью на каждый шаг, отдаляющий её всё больше от подземелий. А на каждый третий шаг — обернуться, проверить, нет ли никого позади. Казалось бы, чего бояться чистокровной, когда давно известно, что охота ведется на грязнокровок, но весь этот антураж, как из самых жутких сказок — страшнее в разы, чем предпочитала в детстве она, — не способствовал спокойствию. Агнес в принципе не из смельчаков. О какой смелости можно говорить, если её начисто парализовал ужас, стоило набрести на надпись на стене? Наглядно объяснившую, отчего так запаниковали учителя. «Её скелет останется в Тайной комнате навечно» У нее аж коридор перед глазами покачнулся, сама она пошатнулась, чувствуя, как все больше накатывает волнами страх. Омерзение от вида крови на стене — до тошноты. Дыхание застряло в груди, и Агнес пришлось практически заставлять себя дышать, делая неровные, обрывающиеся на полпути вдохи. Ноги практически понесли её обратно в гостиную. Куда угодно, только бы подальше отсюда, просто куда угодно. К драклам это всё. Мерлин, оставалось доучиться всего-ничего, совсем ведь немного. Меньше месяца. Остались только экзамены — и всё, школа позади. Открывалось впереди счастливое светлое будущее, полное перспектив. Нет, надо было на финишной прямой неизвестному маньяку открыть охоту на грязнокровок. Сдались они кому-то… Агнес сейчас останавливала от побега в покой подземелий только всё та же причина, что и вытянула её из манящей безопасности гостиной. Найти бы сначала неугомонного слизеринца, который по идиотскому безрассудству любого гриффиндорца бы переплюнул — причем если она ему так и скажет, он наверняка до конца жизни с ней не заговорит, но это не было большой потерей, — и потом уже вдвоем возвращаться. Поэтому Агнес продолжала путь, вглядываясь во все особо темные уголки, плутая по всем закуткам, где можно было спрятаться. Останавливалась, когда слышала голоса и шаги учителей, притаивалась, дожидалась, когда стихнут. Можно было бы просто скинуть поиск слизеринца на учителей, сразу же, как один из второкурсников подошел к ней и заявил, что Драко нигде нет. Сдать того декану, вот и всё. Но тогда ей достанется уже не как старосте, а как родственнице, не доглядевшей за двоюродным племянничком. Опять. Как в прошлом году, когда этот гений додумался последить за гриффиндорцами и сам напоролся на наказание в Запретном лесу. Лучше бы решить всё без лишнего внимания. Наконец, пристально осматривающий коридоры взгляд выцепил знакомую блондинистую голову. Которую он, рассевшись на укромной лавочке в неосвещенной углу, подпирал рукой. И дремал. Агнес не сдержалась. Разбудила его честно заслуженным подзатыльником. Драко встрепенулся, дернулся, испуганно посмотрел на внезапного обидчика. Увидев, кто перед ним, скривил губы и потер затылок, сердито сверкнув глазами. Такое отношение он счел, конечно, непозволительным: — Я отцу расска… — Матери своей расскажи, что ты ночью по замку шляешься. Его отец её и не пугал нисколько — её собственный был почти на тридцать лет того старше и авторитет для неё имел явно куда больший. А вот его мать в ледяном праведном гневе бывала страшна. Уходить с нагретого места он, тем не менее, не торопился, только не слишком аристократически зевнул, прогоняя остатки полудремы. — И что же мы никуда не торопимся? — О, ты думаешь, я просто так здесь часами сижу? — в голосе столько яда, что зачесались руки наградить его вторым подзатыльником. — Там учителя караулят, как ты мимо них… — Пока ты здесь отдыхал, они уже сместились в другое крыло. Вставай и пошли. Нехотя Драко после этой информации все-таки поднялся, оправил чуть смявшуюся мантию и побрел с ней по коридору. Тактика у нее была все такая же — вслушиваться, всматриваться, молиться, чтобы никого не встретить. Ни учителей, ни причину паники учителей. Это не помешало вполголоса поинтересоваться: — Не хочешь поделиться, что ты вообще здесь забыл? — Тебе какое дело? — огрызнулся он, но, встретив её взгляд, недовольно ответил: — Мне было интересно, из-за чего такой переполох. Потрясающе. Будь у Агнес возможность выбирать, когда родиться, родилась бы на два года раньше только чтобы не застать время его обучения. У них не было весомого повода испытывать друг к другу такую неприязнь, но это как будто было что-то естественное, само собой зародившееся. Неизбежное. У Драко — ни единой причины хоть сколько-нибудь уважать «тетушку», что всего на пять лет его старше, у неё — ни единой причины терпеть его поистине змеиную натуру. Змеиную не в положительно-пафосном ключе: он скорее напоминал раздражающего ужика, тщетно пытающегося выпустить яд на все, что ему не угодно, но слабоваты для того клыки. По большей части Агнес предпочитала просто игнорировать его существование, пока он не влезал с завидным упрямством в очередные неприятности. Отвлечься на все эти мысли было действенным средством не бояться. Сейчас, пока школа все так же отвечает лишь зловещим безмолвием… Но также это и ожидаемо подкосило её бдительность. Агнес еле успела юркнуть обратно за угол, из-за которого непредусмотрительно вышла. Когда в поле зрения мелькнул чей-то силуэт. Едва не за шкирку утянула Драко за собой, чем заслужила новый презрительный взгляд. Уже угомонившееся сердце заколотило с новой силой, пока Агнес прислонялась спиной к стене. Прислушивалась. Голосов не было, как и торопливых встревоженных шагов, которые появлялись временами за эту невероятно долгую ночь скитания по замку. Ей понадобилось несколько секунд и небывалое усилие воли, чтобы запихнуть тревогу подальше и осторожно выглянуть из-за угла, совсем-совсем немного, только глазами. Лоб чуть нахмурился. Недоумение потеснило страх. Вдалеке — не преподаватель. Ученик. Старшекурсник, в слизеринской форме и что самое странное — Агнес видела его впервые. Пусть и не могла всмотреться в лицо получше из-за расстояния, но и по общим чертам было понятно. Агнес хорошо знала ведь не только своих однокурсников, но и, по долгу старосты, всех учеников Слизерина, могла бы скороговоркой запросто перечислить все имена. А этот… — Ну что там? — нетерпеливо прошептал Малфой за спиной, но Агнес только небрежно отмахнулась, продолжая наблюдать. Кто бы ни был этот ученик, ему было очень и очень плохо. Заметная издалека восковая бледность и нетвердая походка даже в полумраке выдавали как минимум скверное самочувствие, как максимум — отвратительное. Незнакомец сделал еще несколько шатких шагов. Один, второй. Следующий занес его в сторону, прямо в стену. Агнес вздрогнула и уже было дернулась, как будто хотела или как будто могла бы помочь, но его ладонь сама вовремя впечаталась в каменную гладь, предотвращая столкновение. Так и застыл, переводя дух. Плечи тяжело вздымались от дыхания, будто каждый глубокий вдох требовал больших усилий, болезненно застревал в груди камнем. Агнес не понимала. Абсолютно не понимала, что происходит и что стоит сделать. Тянуло пойти и попытаться помочь, настолько паршиво выглядел необъяснимо незнакомый ей студент, но внутренний голос твердил стоять и не двигаться, пока мозг судорожно работал. Кто это? Как в школе мог оказаться посторонний? Еще и сейчас, когда весь замок настороже… не из-за него ли? Но, Мерлин. Он не выглядел угрозой. Едва стоящий на ногах, сосредоточенно смотрящий в одну точку, иногда жмурящийся, буквально на пару секунд, как бывает, когда простреливает виски болью. Вид, будто под черепной коробкой у него разверзлось Адское пламя, не меньше. Агнес не была уверена даже, не завалится ли он прямо сейчас в обморок. Мог ли он быть жертвой? Оказавшимся в замке не по своей воле, подвергшимся нападению? Это предположение не отвечало даже на один процент всех вопросов. Те всё так же стучали о череп изнутри, ожидая ответов, которых логически не подобрать, будто головоломка не имела решения. У нее никак не вязалось, что этот прозвучавший вечность назад приказ вернуться в спальни мог быть хотя бы частично связан с ним. Подпирающим рукой стену, бледным, буквально её ровесником. Что-то тянуло к нему. Ровно как скребло изнутри подсознательное предостережение бежать, просто бежать, какая-то часть внутри неё нуждалась хотя бы в одном ответе, которого она никак не получит, если просто пройдет мимо. Как яд — уже поселившийся в глубине извилин, не даст ей покоя. — Стой здесь, — бросила она шепотом Драко, на что тот посмотрел на нее, как на идиотку. Которой она и была, по правде. — Ты куда? Агнес — прямиком навстречу главной ошибке в своей жизни. Медленно и не подходя особо близко. Крепко держа палочку, настолько, что могла бы переломить, сожми она лишь еще чуть сильнее. Ровесник, это всего лишь её ровесник, напоминала она себе. Слабый, истощенный, едва ли способный причинить хоть какой-нибудь вред. И всё равно — спина у неё как спица, нервы натянуты подобно струнам. Осторожный, сочащийся неуверенностью вопрос: — Тебе нужна помощь?.. Пока Агнес приближалась, он её, кажется, и не замечал. Стоило спросить — и он повернул голову. Этот взгляд грудную клетку насквозь прошил. Неестественный. Красный. Агнес даже отшатнуться не успела, дернуться, взмахнуть палочкой. Он взмахнул первым — одним небрежным движением, даже не произнося ни слова. И её собственная вылетела из пальцев. Оказалась чересчур ловко поймана уже выпрямившимся незнакомцем, что едва не умирал только что. Ужас накатил не сразу. Запаздывал. Сперва — всё то же непонимание. Растерянность, заставляющая испуганным взглядом ловить каждую деталь в стоящем перед ней волшебнике. Его глаза — как раскаленная докрасна сталь, безжалостная и до безумия острая. Ей всерьез чудилось, будто он одним только взглядом вспарывал ей внутренности, пока она рассматривала его в ответ. Изможденность, болезненно оттеняющая скулы и жуткого цвета глаза; серебряный значок старосты на слизеринской форме; аккуратные, тронутые чрезмерной худобой черты лица, незнакомые, но заставившие что-то внутри шевельнуться, как будто она могла все же его где-то видеть. Миг промедления затянулся — так и стояли друг напротив друга в пустом коридоре. Примерно одного возраста, необъяснимым образом, оба слизеринцы и оба старосты, но только одну из них двоих с уверенностью можно назвать человеком. Другой же напоминал саму Смерть — бледностью, глазами, взглядом. И как назло — именно он вооружен. Двумя теперь палочками, одна из которых — её, а другая… — Это что, палочка Поттера? Будто впавшая в транс, Агнес вздрогнула, стоило раздаться рядом знакомому голосу. Угроза от незнакомца исходила ощутимая, покалывала иглами кожу, поэтому, когда этот красный взгляд, до этого изучавший её, переместился на вышедшего из-за угла и задавшего явно не тот вопрос Драко, паника разом возросла, увеличилась вдвое. В голове — вихрь мыслей: если незнакомец перед ней — очевидно, не жертва, может быть, тогда… причина? Он виновен во всем? В нападениях? В открытии Тайной комнаты? В окаменении грязнокровок? Если да, выходит… Агнес завела мигом Драко себе за спину. Испуганной очередью выпалила всю характеристику, что могла бы его обезопасить: — Он слизеринец. Чистокровный. Из древнего чистокровного рода. Ум упрямо отторгал версию, что ученик перед ней — наследник Слизерина, но что, если правда?.. Если все это время зря искали наследника среди учеников, учителей? Если он крылся в замке, но не среди мелькающих перед глазами лиц? Да как он вообще сюда пробрался… Незнакомец усмехнулся, оживляя словно окаменевшие в своей непроницаемости черты — точно не лицо это вовсе, маска, — и эта усмешка уколола шипом меж ребер. Взглянув сначала на пространство за их спинами, он затем мельком осмотрел коридор позади себя, проверяя, нет ли кого ещё. А Агнес в этот момент готова была молить, мысленно умоляла, чтобы кто-нибудь появился. Любой учитель. Кто угодно. Какая-то часть неё, даже если и верила тому, что незнакомец — наследник Слизерина, подсказывала мерзким шепотом, что ему глубоко плевать, какой повстречавшиеся ему ученики крови. Устранит препятствие, нелепых свидетелей, и глазом не моргнув. Но то, как тщательно она выбирала путь, чтобы ни с кем из них не столкнуться, теперь играло против неё. Убедившись, что коридор абсолютно пуст, незнакомец все же решил будто подыграть всего лишь. Уточнил преувеличенно вежливо: — И какого же? — Малфой, — выдал Драко сам, не высовываясь из-за её спины. Кончики его губ дрогнули во все той же холодной усмешке. Он кивнул, признавая: — Стоило догадаться. Агнес тем временем всё ещё не понимала, как. Как такое возможно, что незнакомец еще несколько минут назад выглядел так, будто он при смерти, еле цеплялся за сознание, а сейчас — воплощение невозмутимости. Его ведь только что буквально изламывала какая-то боль, кричащая, видная невооруженным глазом. Теперь же он стоял как ни в чем не бывало, запросто перетянув на себя несомненное превосходство. Если боль его все ещё и терзала, то могла быть разве что спрятана глубоко внутри. Надежно погребена. Проявлялась только в резковатости, ожесточенности черт лица, противоречащей равнодушному взгляду и слегка издевательскому изгибу губ. Снова он прошелся взглядом по ней — от ног до головы, навевая желание как угодно скинуть с себя это настораживающее, леденящее жилы внимание. — А ты?.. — нарочно не договорил, чтобы она закончила сама: — Розье. Реакция уже была другой. Никакой насмешливости, только практически незаметно приподнялись брови, как будто это уже было слегка не то, что он ожидал услышать. Почему? Малфои больше на слуху. При примерно одинаковом финансовом положении и авторитете в обществе вокруг Малфоев все равно всегда намного больше ажиотажа. Мгновение гнетущей тишины, вяжущей ей нервы в узлы… — Мальчишка пусть идет. И эти перетянутые узлы нервов как током обдало. Слишком неожиданно. Слишком неожиданно переменился тон. Из насмешливо-снисходительного — сразу в командный, совсем не тот, который ожидаешь от семнадцатилетнего паренька, как бы пугающе тот ни выглядел. В голове — неустанный бег вопросов, вторящий ударам перепуганного сердца. Почему только Драко? А она?.. Зачем… Если он отпускает хотя бы Драко — может, у того хватит ума позвать учителей. Немного подставиться, но не более, чем она подставилась ради него. — Но сперва стоит уточнить, что Люциус явно будет не сильно доволен своим сыном, если тот хотя бы словом обмолвится кому-либо об этой встрече. Всё больше закручивалась колючей спиралью безнадежность положения. Каждой репликой, каждой секундой. Какая-то абсурдная пытка. Для Драко упоминание отца — как заклинание, не имеющее контрзаклятья, действует со стопроцентной, необратимой точностью, если знать, как правильно использовать. Можно бы счесть это замечание несерьезным, ведь какое Люциусу может быть дело до какого-то школьника в стенах замка… но было в этом голосе что-то такое, такая сверхъестественная уверенность, что пробиралось под кожу и заставляло просто поверить. Действие, как у Империуса практически. Драко действительно застыл. Растерялся: — Чт… — начал он, но Агнес встряхнула его за плечо, тихо процедила: — Иди. Пока не ляпнул что-нибудь, что отменит это великодушное дозволение. Драко посмотрел на нее потерянно. На её пустые руки, лишенные палочки, на красноглазого незнакомца чуть поодаль. На секунду показалось даже, что в нем говорит нежелание её оставлять. Шаг назад — и он все же развернулся, помчался прочь, исчезая за поворотом. А у Агнес только теперь, когда она осталась с незнакомцем наедине, льдистый ужас щупальцами расползся по внутренностям. Ей и самой было не понять, что её так в нем пугает, кроме глаз, и того факта, что он оставил её безоружной, но, когда он стал медленно подходить ближе, ей еле удалось сдержать дрожь, пробежавшуюся по спине. С каким-то особым сортом глухого отчаяния она наблюдала, как её палочка исчезает в глубине кармана чужой мантии. — Как тебя зовут? — поинтересовался он непринужденно. — Агнесса. Будто обвитые проволокой, её легкие еле выдали даже эти несколько слогов. Губы совсем пересохли. — Мне понадобится твоя помощь, Агнесса. — Чуть не передернуло от чего-то странного, чересчур неестественного в том, как прозвучало её имя из чужих уст. — Видишь ли, мне нужно выбраться из замка, и я вполне мог бы сделать это сам, но не хотелось бы проливать еще больше магической крови, если вдруг кто-либо еще встретится на пути. Он сказал «больше»? Больше? Еще больше крови? Он же явно не о тех окаменевших жертвах, которых совсем скоро воскресят настойкой из мандрагоры?.. Значит, о жертве, чей скелет, как гласила та надпись, останется в Тайной комнате? О… Поттере? Если вдруг палочка в его руках — действительно поттеровская, как Драко сказал… Её замутило от мысли, что где-то в замке сейчас может лежать труп. Бездыханное тело, которое будет гнить здесь вечность, никем не найденное. Из-за волшебника, этого её ровесника, что стоял прямо перед ней. — Ничего сложного, — видя её смятение, продолжил он, удивительно мягким, уже далеко не командным тоном. — Только отвлечь на себя внимание, если кто-нибудь появится. Договорились? Такой невинный вопрос. Будто у нее был выбор, хотя бы подобие какого-нибудь выбора. Ей ничего не оставалось, кроме как неуверенно, через силу, кивнуть. А затем — последовать за ним, идя рядом, словно они были всего лишь двумя учениками, поздно ночью патрулирующими школу. Происходящее ощущалось удивительно остро — настолько, что каждый шорох, каждый шаг, хотя бы на ничтожный фут невольно сокращающий между ними расстояние, стегал по её нервам, — и в то же время как в тумане. Как будто сон. Кошмар, при всей своей вопиющей неправдоподобности слишком хорошо обманывающий рассудок. Это же даже осмыслить невозможно, ей казалось, мозг попросту застыл, застряла в поломанных шестеренках жалкая попытка как-то это всё объяснить. У нее копилось стопкой все больше вопросов, но, даже если бы она захотела с ним заговорить, не сумела бы и рта раскрыть. Не решалась. Шли молча и настолько бесшумно, что при желании можно было даже попытаться представить, что рядом и нет никого. Только изредка она под его пристальным вниманием выходила чуть вперед, чтобы первой проверить поворот на наличие людей за ним. Как будто все так же пытаешься не пойманной пробраться в гостиную. Как будто одна. Но взгляд так и косило в его сторону. Освещение по мере продвижения по замку менялось, и пламя то выхватывало его точеные черты, являя обычного красивого юношу, то угасало, и в такие моменты чудилось в его лице что-то жуткое. Иррациональное, такое, что словами даже себе не объяснишь. Предпочтешь забыть и не вдумываться. Её не покидало также всё то же едва уловимое ощущение чего-то в нем знакомого. Такого быть не могло, она это понимала — обязательно бы запомнила его, если бы повстречала, настолько выразительной у него была внешность, и все равно это смутное чувство не желало исчезать. Может, это только её ум, покорёженный всем сейчас происходящим, играл с ней злую шутку, но оттого становилось ещё больше не по себе. Не желая принимать, что просто стремительно лишается рассудка, Агнес усердно пыталась переворошить память, перебрать любые ситуации, где могла бы встретить кого-то на него похожего. Отыскалась только одна. До невозможности старая колдография. Честно позаимствованная отцом из коллекции Слизнорта. Мутная, совсем выцветшая, но все еще отчетливо хранящая лица старшего поколения слизеринцев: Эйвери, Лестрейндж, Нотт, Мальсибер, её отец и… Агнес застыла. Как молнией пронзило осознание, заставляя встать среди коридора. Оттого остановился и её вынужденный спутник, посмотрел на нее вопросительно. А её взгляд приковался к его лицу, стараясь соотнести эти черты с теми, что она не раз видела в кабинете, доставая украдкой колдографию из ящика стола. Такими, что не забыть — чересчур часто она вглядывалась, не в силах понять, как такой порядочный, всем видом вселяющий невероятное спокойствие ученик мог полыхать такой ярой, буквально дикой ненавистью к чему-то, чтобы обернуться монстром, каких поискать. Ошибки быть не могло. Такое не перепутаешь. Но как тогда… Это потомок? Его потомок? Да он как с колдографии сошел, один в один, не может быть такого сходства, стопроцентного, спустя поколения… — Что-то не так? Вопрос, ненавязчиво намекающий, что сейчас не лучшее время останавливаться. Спросить бы его имя хотя бы… как будто он действительно ответит. Агнес мотнула головой. Отогнала кое-как громадную растерянность. Заторможенно продолжила путь, пытаясь обработать хоть как-то это нахлынувшее на нее озарение, еще более невозможное, чем все, что уже было. Даже в магии, безграничной по своей силе, есть нерушимые законы. Все, что умирает — умирает с концами. Не возвращается. Непреложная истина, одна из немногих категорически необратимых в магическом мире вещей. Неважно, правда это или нет, Агнес продолжала мысленно просить у вселенной, чтобы кто-то встретился на пути. Кто угодно из учителей. Чтобы она, «отвлекая внимание», любым образом намекнула бы о том, что происходит. Чтобы очутиться наконец в безопасности, выпутаться из тисков неизвестности, грозящей закончиться худшим образом из возможных. Фортуна была на стороне незнакомца. Им никто не попадался. Разве что единожды. Кто-то приближался, и Агнес уже было дернулась, чтобы выйти из укрытия теней, как обещала, но взгляд красных глаз предостерег ее. На вопрос в её глазах он только медленно приложил палец к своим губам, без слов приказывая не шевелиться, не издавать ни звука. Нет нужды ей показываться — учителя сами сейчас минуют коридор, без лишних маневров. Поэтому Агнес только вжималась спиной в каменную кладку, проклиная. Учителей, Драко, незнакомца и себя — в первую очередь. Ей определенно стоило сейчас издать любой звук, под видом случайности, привлечь внимание, но её отрешенный взгляд лишь сверлил палочку в чужой руке, которая не замедлит полоснуть по ней проклятьем, если она что-то предпримет. Оставалось лишь стоять и слушать, слушать, как удаляются шаги — глумливо ускользающая от нее надежда. Затем — продолжать идти. В ней эмоций все меньше становилось, как будто по мере того, как таяли её надежды, её укутывала какая-то спасительная прострация, дарящая возможность окончательно не сойти с ума. По большей части вел он, притом по замысловатым, неизвестным ей ходам, а она — только запасной план, волочащийся за ним бездумно, балласт, который можно будет в случае чего швырнуть в ноги очередному незадачливому преподавателю и самому скрыться. Так и не пригодилась ему. Сдвинулась очередная статуя от взмаха его палочки, и показался узкий недлинный коридор, заканчивающийся каким-то просветом. Проход на улицу. Очевидно, не стал бы он выходить через главный вход, но Агнес оказалась не готова увидеть конец пути так скоро. Непредсказуемость исхода, того, что может последовать теперь, встряхнула ту временную отсырелость чувств. Агнес по инерции прошла в коридор совсем немного, прежде чем замедлилась все-таки, остановилась и прислонилась спиной к стене. Уточнила: — Дальше мне идти необязательно? Скрыть унизительную надежду в голосе не удалось. Ответом ей послужил его бескомпромиссный взгляд. Без слов, одним только кивком головы в сторону выхода — обязательно. Затылком прислоняясь к холодному камню, Агнес обреченно прикрыла глаза на секунду. У нее уже даже сил на панику не осталось, все, чего ей хотелось — это вернуться в гостиную, и чтобы всей этой ночи не было. Она и на закрытие школы уже согласна, и на что угодно, но только не идти за ним. Для чего? Для чего она ему? Учителя — в замке, все, здесь он уже ни на кого не набредет. Ноги, вопреки голосу разума, приказывающему бежать, без права выбора повели её дальше — в предрассветную серость. Тусклую и безжизненную, будто по окрестностям гуляли дементоры, уничтожая все прочие оттенки, или же, может, так просто ощущалось всё именно рядом с этим волшебником. За которым ей приходилось безропотно следовать, уходить все дальше от замка непонятно зачем. Единственным и абсолютно не обнадеживающим предположением было то, что он не отпустит её вовсе. Спускаться по холму вниз к Запретному лесу — всё равно что идти на эшафот. Уберет там её как свидетельницу не-пойми-чего, и всё. А она все равно брела смиренно, слегка ежась от утренней прохлады, слабым ветром треплющей ей длинные волосы и полы их мантий. От приближения к лесу жуть только больше расползалась по коже мурашками, но вряд ли там она встретится с чудовищем хуже, чем красноглазый спутник, если вдруг в её бредовом подозрении на его счёт есть хотя бы толика смысла. И все-таки в самом лесу стало ожидаемо хуже. Темный, не пропускающий свет, он будто поглощал все живое своими кривыми сухими ветвями и вековыми стволами, вокруг которых стелилась у земли дымка тумана. Ступали оба по утопленным в тропы корням, и уже вскоре ноги, не готовые к таким путешествиям, начали ныть, а путь всё не заканчивался, растягивался и растягивался куда-то дальше, в неизвестность. Вопрос, куда они идут и зачем, так и глох в легких. Агнес лишь шла, переступая очередной корень, шурша под школьными туфлями травой и неперегнившими листьями, и сверлила взглядом эту спину впереди, мечтая, чтобы в руках оказалась палочка. Просто ударить любым заклинанием да сбежать… Как будто услышав её мысли, он вдруг остановился. Спустя столько времени, что они уже наверняка вышли даже за пределы широкого радиуса антитрансгрессионных чар. Потому и перестал брести? В лесу, окружавшем их со всех сторон, — кромешная тишина. Затаилось всё, и даже сердцебиение уже не частило. Грудная клетка как будто опустела, чудовищным образом смирившись с тем, что может последовать. Умирать в неведении — печально. Мягко говоря. Поэтому Агнес даже не стала себя осекать, когда вырвался наконец гложущий её вопрос: — Ты… Том Реддл? Это даже прозвучало идиотски, зато стало хотя бы на крупицу легче от высвобождения навязчивой мысли, буйно мечущейся в черепной коробке. Незнакомец перевел на неё взгляд, и вот тогда уже ей захотелось сквозь землю провалиться. Сквозь все возможные её слои, и прямо в сердцевину, к ядру, что её расплавит. Только бы не видеть этих красных глаз, не быть здесь, с ним, наедине, вдали от замка. — Я так понимаю, твой отец многое обо мне поведал? Агнес любой насмешки ожидала, но не что он… подтвердит? Так просто? «Нет», — продолжал истрепленный уже рассудок отрицать, пока она потерянно смотрела перед собой. Нет, нет, нет… Её едва заметно качнуло назад даже, ноги потеряли твердость. Не могла её фантастическая, совершенно несуразная догадка оказаться правдой. Чтобы перед ней был Том Реддл? Темный Лорд, уже двенадцать лет как сгинувший? Утопивший всю Магическую Британию в крови нескончаемым террором? Темнейший маг?.. Так ещё и точь-в-точь как на колдографии полувековой давности? — Я думаю, ты вполне осознаешь, что я не могу отпустить тебя обратно в замок. Агнес начало уже затягивать в мысленную черную дыру, и только его фраза вовремя выловила её на краю, оставила в реальности. Ещё более паршивой. — Ты убьешь меня, — сорвался голос на шепот. Ещё утром — да даже всего пару часов назад, — Агнес бы даже отдаленно представить не смогла, что такие слова могут у нее вырваться всерьез. Но за все это траурное шествие прокрутила их в голове так часто, что они въелись уже, прижились, как нечто само собой разумеющееся. Оттого и удивительнее его реакция. Его совершенно безвинный вопрос: — К чему такая категоричность? Ее брови дрогнули, нахмурились. Так безумно хотелось, чтобы он уже просто прекратил свои игры… — Раз ты так осведомлена, ты должна знать, что твой отец верно служил мне немало лет. Как и твой брат. До неё начинало доходить. Неторопливо, силками гадостного осознания обвивая мозг. Агнес мало о чем могла бы сказать «ненавижу». Слишком это громкое слово, чтобы так щедро им разбрасываться. Но ненависть к Пожирателям Смерти у неё была настоящая. Неиссякаемая, прожигающая сердце каждый раз, стоило взглянуть на колдографию Эвана, которого она практически не помнила, но знала, что его у неё отняло. Преданность кому. И теперь тот, кто сделал её брата пушечным мясом в своих игрищах за власть, хотел, чтобы она?.. — Как ты смотришь на то, чтобы продолжить семейное дело? Легкая, едва уловимая насмешливость вернулась в его тон — как еще один штрих на всем остальном полотне отвратительности ситуации. Всегда мечтала. С самого детства только и видела, как Том Реддл вернется с того света, заведет её в темный лес и предложит стать безвольной слугой, которая с готовностью отправится на верную смерть во имя идей, что и гроша не стоят. Так просто и ненавязчиво, будто в случае отказа в неё не полетит зеленая вспышка. А может, он всего-навсего оставит её здесь, в качестве угощения акромантулам и прочим обитателям леса… — И что мне нужно для этого сделать? Голос был практически не её, настолько передавило отчаянием горло. Том слегка склонил голову вбок, рассматривая её с любопытством. Задал подталкивающий к очевидному ответу вопрос: — А как обычно присягают в верности? Ей так этого не хотелось. Мерлин, как же ей этого всего не хотелось, у нее сердце рвалось по швам от тяжести безысходности. Мир перед глазами раскалывался надвое. Рушился, как хлипкий карточный домик. Все её мечты, надежды, представления о будущем — всё, всё необратимо сыпалось. Даже если бы она не пошла на поводу у искушения там, в коридоре, и не вышла бы к незнакомцу. Даже если она не примет сейчас Черную метку. Это все равно начало конца. Как прежде уже ничего не будет, это она видела совершенно отчетливо, как будто уже могла представить, вообразить, на пороге каких времен она стоит. Точно на краю пропасти. Молчание затянулось — Том ждал ответа. Вместо слов её нога чересчур медленно согнулась, и коленом Агнес опустилась на холодную землю. Глядела отрешенно в одну точку, из последних сил сдерживаясь, только бы не дать волю слезам от собственной беспомощности. Связывающей по рукам и ногам — именно так ощущалось всё происходящее. Добровольно-принудительное заточение себя в цепи. Клялась в верности тому, кого в Азкабан отправить мало. Всех поцелуев дементора было бы мало. Отдавала ему свою свободу самым унизительным образом. Возможно, ей стоило что-то сказать, во время присяги что-то говорят, но всё, на что её хватило, это поднять — не без труда, будто тело отказывалось слушаться — убитый взгляд на возвышающегося над ней Тома. Ком в горле и не позволил бы издать ни звука. — Этого достаточно, — будто это понимая, или, может, не имея в запасе еще больше времени на игры, сжалился он. — Поднимайся. Стоило ей послушаться, подняться и поравняться с ним, следом прозвучал очередной его приказ: — Руку. И даже не нужно уточнять, какую. Агнес закатала рукав мантии и рубашки на левой руке, оголяя предплечье. Не включала разум, отказывалась вдумываться, понимала, что тогда не замедлит явить себя самая настоящая истерика. Холодные пальцы обхватили её запястье, и внутри уже на одно только это касание всё ответило неприятием, ошпарило желанием отшатнуться. Агнес же напротив — замерла, затаила дыхание. Запретила себе отступать. Наверное, для кого-то получение Черной Метки было достижением. Заслуженным признанием самим Темным Лордом. Триумфом, значимым ритуалом, который ждешь трепетно, уверенный, что это возвысит тебя над остальными. Агнес же по-прежнему казалось, что она всего лишь спит, и морок исчезнет, стоит только проснуться в своей постели. Но во сне ведь не чувствуешь боли. А боль, что последовала за прикосновением кончика палочки к её коже, была ослепляющей. Настолько жгучей, что Агнес дернулась, подалась назад, попыталась податься. Хватка чужих пальцев сильнее сжала руку, не давая отстраниться. — Терпи. Её зубы сцепились, и на глазах все-таки выступили слезы, размывая жуткую картину: на коже проступали, как будто откуда-то из глубины, из вен и ломящих костей, чернильные линии. Извивались, подобно змеям, пытаясь принять четкие очертания. Чувство — будто то ли лезвием вспарывают, то ли языки пламени лижут кожу изнутри, сжигая нервные окончания, обосновываясь в коже намертво. У нее челюсть вскоре начало сводить от того, насколько крепко Агнес её сжимала в попытке претерпеть. Пальцы терзаемой руки немели, как если бы пережали ток крови. Ощущение невидимого огня, выковываемого прямо в плоти, стремительно достигало невыносимого, и у нее уже едва не вырвалась мольба прекратить. Жалкое «пожалуйста». Уже поднималось из легких к горлу. Боль исчезла вовремя. Исчезло пламя в предплечье, исчезли чужие пальцы на запястье, исчезло желание умолять, заменившись на оторопь. Сырой холод, пронизывающий тело. Какое-то оглушенное состояние, пока перед глазами плясали пятна и мир ощущался приглушенно за этой пеленой, нерасторопно спадающей, как вуаль, возвращая её к реальности. Агнес наконец смогла беспрепятственно отступить, покачнулась, держась за руку. Та все еще болела, но не острой, только приглушенной болью, отдавая в плечо и ладонь. Боковым зрением она видела темное пятно на коже, но знала, как выглядит нынешнее её клеймо благодаря памяти, а не благодаря взгляду: отказывалась смотреть. Не хотела. Тошнота подкатывала к горлу, стоило только подумать о шевелящейся змее на собственной коже. Ей мерещился щелчок невидимого ошейника: это ведь то, зачем он наградил её этой мерзостью. Агнес категорически бесполезна для него как прислужница. Ни боевых, ни стратегических умений, ни какой-либо еще весомой ценности. Всё, зачем нужно было это всё сейчас — видимо, только держать её на привязи. Действенный метод, чтобы задушить в зародыше любое желание болтать обо всем сегодня увиденном. Но, опять же, почему было просто не убить её? Избавил бы себя от проблем куда проще… — Немало времени прошло: Абрам все еще в здравии? Заплывшая уже глубоко в омут мыслей, Агнес смогла ответить ему лишь растерянным взглядом. Том своим вопросом будто отвечал на её собственный, мысленный. Всё только из-за её отца? Скажи она любую другую фамилию, сейчас лежала бы уже мертвым телом? Прежде чем Агнес смогла бы сформировать ответ, Том уже вновь приблизился и успел рукой нырнуть в карман мантии, достать отнятую у нее в коридоре палочку. Протянуть ей. Агнес с той уже практически попрощалась. Замершая, она помедлила, как будто подсознательно ждала подвоха, но затем пальцы на древке все же сомкнула. — Он сейчас в своем поместье? — спросил Том, не дождавшись ответа на прошлый вопрос, и Агнес наконец ожила, кивнула хотя бы. — Надеюсь, он не откажет в гостеприимстве старому другу? Её оглушение всё не спадало — события сваливались на нее одно за другим, не давая времени опомниться. В гостеприимстве?.. Ещё немного, и последует её смех от безнадежно сдающих нервов. Смех, затем крик, рыдание, что угодно, это было уже невозможно держать в себе. Но пока у нее даже не дрогнули уголки губ. — Конечно. Настолько невозмутимый ответ, что Агнес не была уверена, из её ли уст это вырвалось, хотя на деле это, наверное, было только следствием в край поломанной за последние часы нервной системы. Даже набралась смелости уточнить: — Ты знаешь, где оно находится? Или мне нужно… показать? — Напомни. И протянул ей свой локоть, еще больше выбивая её из колеи. Что-то ей подсказывало, что он помнит. Вполне мог бы и помнить, а перед глазами, под стать этой мысли, всплывала недавно увиденная картина, как он в коридоре еле дышал, еле стоял на ногах… может, он предполагает, что сам трансгрессию в подобном состоянии не осилит? Счесть бы это признаком её преимущества, возможностью выставить условия, ведь, получается, без её помощи он отсюда не выберется, не так быстро. Но «преимущество» в разговоре с ним — последнее, что она могла бы ощутить. У нее не было совершенно никакого желания перечить, бунтовать, выстраивать какие-то замысловатые тактики поведения и извлекать из этого положения пользу, она попросту не смогла бы. Уж точно не смогла бы геройствовать. Как-либо противостоять буквально темнейшему магу Магической Британии. Всё, чего ей хотелось — к отцу. Агнес чувствовала себя маленькой беспомощной девочкой, совершенно не готовой к тому, чтобы принимать хоть сколько-нибудь весомые решения. Ещё пару недель назад главной проблемой её существования было сдать выпускные экзамены. Не решать чужие судьбы. Свою в том числе. Её рука неуверенно потянулась к Тому, почти-дрожащие пальцы сомкнулись на его локте сквозь ткань. Воображение нарисовало родной дом, о котором она, вопреки подпитываемому годами отторжению, сейчас больше всего мечтала и в который меньше всего хотела бы пускать того, кто был рядом с ней. Темнота затянула её в свои объятия, вынуждая вцепиться в руку Тома сильнее, сдавило со всех сторон, крюком дергая и утягивая в нужное место. Агнес только в этом году обучилась трансгрессии, и та едва не вывернула её сейчас наизнанку. Едва не выбила из-под ног землю, стоило миру прекратить вращаться, а тьме — отступить, являя размытому взгляду знакомые виды неподалеку от ажурных парадных ворот. Но по ней и то ударило не так сильно, как по Тому. Ему пришлось тут же сделать себе опорой высокий кованый забор. Спиной, затылком — прислонился всем телом к ограде. Черные волосы оттого слегка растрепались, бледность обрела сероватый оттенок, пуще прежнего затемняя синяки под глазами. Челюсть сжалась, ограняя резкие черты. Грудная клетка с надсадой вздымалась, и его пальцы нашарили галстук, туго стягивающий шею под воротником. Слегка ослабили, расстегнули одну пуговицу. Глотка дернулась, когда он тяжело сглотнул, борясь с очередной порцией боли. Какой степени невыносимости должна быть эта боль, что даже он, за весь путь не явивший ни намека на настоящие эмоции, сейчас не вполне справлялся? Сдерживал прежде, но трансгрессия явно прошлась по нему со всем своим немилосердием. Агнес оставалось лишь стоять чуть поодаль, наблюдая за ним с каким-то терпким грузом в груди. Одолеваемая сомнениями. Пока ему не до нее, можно бы воспользоваться заминкой, его неожиданной уязвимостью, обезоружить, сбежать… но снова, вопрос — куда, зачем и что это даст? Сторона сама её выбрала, отметившись змеей на её руке, и Агнес не была уверена, может ли хоть что-либо с этим поделать или все дороги снова приведут к нему. В конце концов, она родилась не в той семье, чтобы выбирать. Да и с места бы она сдвинуться все равно не могла. Ей казалось, она только попытается двинуть палочкой, и та снова вылетит из пальцев, а затем сразу вторым же взмахом палочки Том её уже и жизни лишит за это жалкое подобие на нападение. Как и там, в коридоре, его уязвимость могла быть обманчива. В нем силы должно быть немерено. Не физической, очевидно — сейчас уж точно. Магической. Иногда это по-настоящему чувствуется, интуитивно, когда стоишь с поистине могущественным магом — как некий трепет, подрагивающее в груди волнение. Сейчас ровно то же, такое не спутать. Из-за задумчивости Агнес сперва даже не заметила его собственного внимания. Не ожидала встретиться с красными глазами, направленными взамен на нее, когда он уже, видимо, чуть оправился. Еле сдержалась, чтобы не отвернуться тут же, из жалких остатков сил выдержала невыносимый взгляд. И невыносимый тон: — Хочешь о чем-то спросить? Агнес чуть заметно поежилась, но это вполне могло быть и всего лишь от холода — утренняя прохлада пробиралась даже под несколько слоев одежды. Рассвет все больше расстилался тусклым светом по Британии, прогоняя густой мрак, но оставляя все ту же серость. — Много о чем. Том отклеился от забора, выпрямился, так, будто и не терзался только что никакой болью. Лишь намертво прилипшая к лицу мертвенная бледность вкупе с тенями под глазами указывала на болезненный вид. — Возможно, я могу ответить на один твой вопрос, — заявил он безучастно. — Если сочту его удовлетворительным. Все мысли от этого слишком внезапного шанса разбрелись тут же. Любые всплывающие вопросы были бесформенными, сплошной разваренной кашей, которую не вылепить так быстро во что-то сносное. Почему ровесник её отца выглядит так? Как он появился в Хогвартсе и если воскрес совсем недавно — а выглядел он именно так, будто только-только с того света сбежал, — кто стоял за нападениями на грязнокровок раньше? Что будет делать теперь, когда вся Британия считает его давно умершим? А память и знания у него, как в его семнадцать или… нет, раз говорил о Люциусе и Эване — он помнит всё, что было десятилетия после. Но первостепенный вопрос, пока они уже проходили сквозь открывшиеся перед ними кованые ворота, все-таки: — Как ты можешь быть… — Жив. — …семнадцатилетним? Том усмехнулся, покоробив её без того шаткую выдержку. — Увы, Агнесса. Вопрос неудовлетворительный. И какой же тогда мог бы быть удовлетворительным? Агнес остановилась, но Том на то и не обратил внимание, продолжая идти по вымощенной камнями тропе к дому в конце аллеи. — Кто еще, кроме Поттера? — заменила она вопрос, и тогда уже он замер. — Ты сказал «больше крови». Кто… Горло стянуло прутами, вынуждая замолкнуть: «мертв» прозвучать не желало. Чье тело останется в Тайной комнате навечно? На стене было отчетливо написано «её скелет». Том обернулся, и в линии его губ мелькнуло недовольство: Агнес ведь уже истратила попытку и беспардонно спрашивать снова было в её положении, наверное, не особо позволительно. Но он счел, может быть, что этой информацией вполне уже может и поделиться. — Джинни Уизли. Её братец. И чудаковатый волшебник, чьего имени мне не довелось узнать, но я не думаю, что это большое упущение. Реакция снова появилась не сразу. Как будто абсолютно всему сегодня происходящему — всему увиденному и услышанному — нужно сперва продраться через целые пласты отрицания. Он ведь так легко об этом говорил. Трудно сразу поверить, что так легко человек может говорить о смертях. Об убийствах. О четверых трупах прямо в школе. Включая трех детей, тех, кого она могла видеть мельком еще утром. Один из которых — Мальчик-Который-Выжил, тот, кто буквально просто не мог умереть, не так просто, не от рук… Сверля отрешенным взглядом одну точку, Агнес невольно отшатнулась, опять, будто уже не могла или не хотела стоять на ногах. Голова шла кругом. Накатывала очередная волна ужаса, заливающая легкие и вытапливающая из них воздух. Агнес пришлось опереться рукой о живую изгородь, вцепиться пальцами в ветки, чтобы хотя бы так устоять на ногах, хотя бы за что-то удержаться в реальности, пока сознание уносило во всплывающие, надуманные образы. Тела мертвых детей, а над ними — тот, кто рядом с ней, тот, кто уже убил намного, намного больше людей, чем этот мизерный процент, тот, кого она сама же вывела после этого из замка, кого вела теперь к себе домой. А с его стороны сейчас — только утомленный вздох. Кажется, Агнес своими эмоциями ему слегка досаждала. Ушел бы уже наконец в дом… Нет, вместо этого он оказался поразительно терпелив. Неспешно приблизился. Говорил вкрадчиво, спокойно, тем же тоном, что звучало его «мне понадобится твоя помощь» в замке: — Твое право считать меня монстром, если тебе так угодно. Но смерть последних двух была милосердием. — Агнес посмотрела на него в оцепенении. — Я бы не стал их выводить из Тайной комнаты, а без моей помощи они бы все равно остались там умирать. Медленно и, полагаю, весьма мучительно. Да где эта комната находится, что оттуда так просто не выбраться… Её одолела внутренняя дрожь от окончательного понимания, что, пока она блуждала по коридору в поисках Драко, где-то там же, в стенах замка, в какой-то скрытой от чужих глаз комнате, один за другим умирали дети. И один взрослый, в безликую фигуру которого и вдумываться не хотелось. Ей хватило уже всей остальной палитры эмоций. — Пойдем, — спустя мгновение молчания, даря ей несколько секунд на то, чтобы прийти в себя, произнес он. — Если на поместье стоят защитные чары, твой отец должен уже ждать нашего появления. Немыслимых усилий потребовало заставить себя взаправду пойти. Путь до главного входа как будто нарочно растягивался, измывался, не давая уже просто закончить эту череду событий. Только брести, брести… У широкой лестницы Том остановился, обернулся на нее, сильно отстающую. Дождался и джентльменски пропустил её вперед, как будто ей было дело до манер. Наконец, распахнулись двери сами собой. И с порога: — Что случилось? Голос отца, спускающегося по ступеням в зал. Агнес даже не поднимала на него глаза. Всё, о чем она могла думать, это оказаться поскорее как можно дальше от Тома, запереться где угодно, наложить на стены глушащие чары и выкричать из легких весь скопившийся на их дне осадок. — Почему ты не в школе? Агнес не сумела бы и слова из себя выжать. Вместо этого она просто прошла глубже в зал, отошла чуть в сторону, позволяя отцу увидеть гостя, заходящего внутрь следом за ней. В этот момент все-таки заставила себя заглянуть в отцовское лицо. Узнать реакцию. Недоумение замедлило его на ступенях, пока недоверчивый взгляд шарил по незнакомцу, на лице которого мелькнула ухмылка. Морщины прорезали хмурящийся лоб. Отец не узнавал. Столько лет прошло. Но раз узнала даже Агнес, по одной только колдографии… Осознание не заставило себя слишком уж долго ждать. И отец замер прямо среди лестницы, смотря потрясенно на своего гостя. Совершенно точно понимая, кто стоит перед ним.— 2002 год —
Задумчиво катая вино по стенкам бокала, Агнес совершенно не слушала жалобы колдующей на кухне девушки. Пыталась вслушаться сначала, но, осознав, что ничего полезного не услышит, — отключилась умом, пока не выцепит слухом что-нибудь действительно важное. Сидела на высоком стуле, согнув одну ногу в колене, и думала о том, что вообще творит. Где находится и зачем. Еще позавчера она не думала, что здесь окажется, но вчера абсолютно случайно столкнулась в кафе неподалеку от Министерства со старой знакомой, с которой прежде почти не общалась, но беседа завязалась самым милым образом. «Неожиданно, конечно, но да, почему нет?» Да, почему бы и не выпить вместе после работы… Взгляд в очередной раз пошарил по пространству. Дом довольно скромный для обладательницы немалого состояния, заработанного на костях. Видимо, для Джеммы Фарли нет особой разницы, куда приходить после долгих смен, проведенных за наработками, как бы еще заставить пожалеть маглорожденных о своем существовании. — Не пойму, почему ты не держишь домовиков, — заявила Агнес все же в один из редких промежутков в сплошной болтовне о работе. — Мерзкие твари, — пожала Джемма плечами, не отворачиваясь от плиты. — Тошнит от них. — Ты всегда можешь приказать им не показываться. — Все равно. Как представлю, что эти тельца мне есть готовили, аж передергивает. — Помешивая что-то скворчащее на сковороде, она беспечно усмехнулась: — У грязнокровок хоть лица симпатичные бывают. Жду не дождусь, когда Лорд даст добро на то, чтобы заменить ими эльфов. — Думаешь, до этого дойдет? До личного пользования? — А что еще им делать? Качаем из них магию, а они в это время что? Министерство необъятное, но даже на то, чтобы каждый дюйм в нем вылизать, грязнокровок будет с перебором. Рациональнее раздать слуг нуждающимся, не только по общественным местам раскидывать. Агнес не нашлось, что на это ответить. Только поднесла снова стекло к губам, немного отпивая. Шумно вздохнув, как если бы разговор — совершенно рутинный, не иначе — слегка её утомил, Джемма накрыла сковороду крышкой и повернулась наконец к собеседнице, оперевшись о кухонную тумбу. Подхватила собственный бокал с вином, тоже делая глоток. Облизнув губы, посмотрела внимательно на Агнес. — Тебе идет, — сообщила она вдруг. Указала на плечо, хотя у самой её светлые волосы были собраны в пучок. — Стрижка. Никогда не понимала, зачем косы отращивать. Ими только полы подметать. Агнес только чуть улыбнулась, легким кивком принимая не особо удачную лесть. Воцарилось некоторое молчание, слегка неловкое, как часто бывает у тех, кто редко общается и не может подобрать тему получше. Агнес решила взять дело в свои руки, призналась: — Я позавчера школу навестила. Заявление произвело определенно нужный эффект. Брови Джеммы взметнулись вверх, последовал закономерный вопрос: — Зачем это? — Искала кое-что. — Уголок губ потянуло в сторону, легкую улыбку превращая в ухмылку. — И не поверишь, что нашла. — Да говори уже… — Если не сложно, возьми сама в моей сумке. Тебе ближе. Джемма возвела глаза к потолку, но, чересчур заинтригованная, отставила все же бокал и направилась в гостиную, что соединялась с кухней. Подобрала сумку Агнес, расстегнула и, нахмурив брови, вгляделась. Как и предполагалось — застыла, явно неуверенная в том, что видит. — Это то, о чем я думаю? — растерянно уточнила она, подняв голову. — Именно. Не желая довольствоваться видом из сумки, Джемма достала драгоценное украшение наружу, зачарованно смотря на то, как грани переливаются на свету. Агнес тоже поначалу любовалась, но за последние два дня её уже воротить от этого начало. Конечно, Серая дама поделилась с ней своей сокровенной тайной, после того как Агнес поделилась своей — на ходу выдуманной от и до. Что-то о том, как Реддл сыграл на её наивности, на её чувствах, бесчестно воспользовался её доверием, опорочил всё, что ей было дорого, и прочие сентиментальности. Дама глубоко прониклась, поведала собственную трогательную историю и помогла. Очень помогла — без её помощи Агнес искала бы диадему по всему замку по меньшей мере неделю, да и то не факт, что нашла бы. — Всё это время она была в школе? — продолжала Джемма вертеть украшение в руках. — Её же все утерянной как сто лет считают… Расскажу Дэвису — не поверит. Драгоценный металл непрестанно касался кожи, и что странно — ничего не происходило. Неужели паранойя Агнес себя не оправдала, и на диадеме никаких защитных чар? Никаких проклятий? Да ладно, Реддл, не разочаровывай меня… Что она, зря все это время брала в руки эту вещицу исключительно в перчатках? Зря отказывала своему любопытству в том, чтобы попробовать примерить и узнать, дарует ли диадема Кандиды хоть сколько-нибудь ума? Ей бы это как никогда кстати пригодилось. — Я надену? — Не то чтобы это моя собственность, — повела Агнес плечом. — Примерь, конечно. Джемма подошла тут же к ближайшему зеркалу и царственно вогрузила себе на голову драгоценность, довольно комично смотрящуюся с совершенно обычными брюками, кофтой и небрежной прической. Её это не сильно заботило — улыбнулась своему отражению. Жаль, Агнес не предложила, чтобы Дэвис к ним сегодня присоединился — уж когтевранец еще больше оценил бы реликвию по достоинству. Но и так неплохо: Джемма практически светилась, разглядывая себя с украшением самой основательницы Хогвартса. — Как ощущения? — полюбопытствовала Агнес. — Правда прибавляет ум? — Да как-то пока не знаю, вроде… не знаю, что-то странное. Ее пальцы коснулись нахмуренного лба. Затем вдруг вырвалось сдавленное «ай», и она попыталась сбросить с себя диадему, которая — неожиданно — не поддалась. Будто приклеилась к голове. Тогда Агнес присмотрелась к разворачивающейся перед ней картине внимательнее. У Джеммы — пока еще никакой паники, только тревога вперемешку с непониманием. Паника началась, когда тонкие синеватые вены на висках начали слегка набухать. Заметно пульсировать. Темнеть. Что-то черное размеренно разливалось у неё в сосудах, расплескивая по коже темные линии, и вот тогда уже глаза распахнулись в ужасе. Дрожащие пальцы вцепились сильнее в металл, заскребли по голове, задевая волосы в отчаянной попытке снять. А диадема все не сдвигалась ни на дюйм. Вросла невидимыми корнями. — Она не снимается, — резко обернувшись к Агнес, заявила она очевидное. — Ты слышишь? Она не снимается. Чего ты сидишь? Помоги снять! Голос сорвался дрожью. Предшествуя внезапному крику, что неприятно резанул слух. Что бы ни происходило с её головой, процесс был агоническим. Лицо стремительно бледнело, искривилось, руки схватились за виски… Падение на ковер не заставило себя долго ждать — коленями столкнулась с полом, согнувшись, срывая глотку надрывным криком. Зрелище, в котором тьма продолжала дорожками полосовать хрупкое, корчащееся на полу тело, было не из живописных, и Агнес перестала наблюдать. Вернулась к бокалу с вином, что дарило приятную горечь на языке и ещё более приятную туманность в мыслях. Всё-таки нужно иногда выбираться куда-нибудь, чтобы утопить вечер в спиртном. Изрядно расслабляет нервы. На сковороде, в едва различимый аккомпанемент доходящему до предсмертного хрипа воплю, продолжало шипеть масло, напоминая о том, что хозяйка сейчас уже не вполне в состоянии закончить готовку. Агнес поднялась, неторопливо прошла к плите, поубавила огонь. Из праздного любопытства взяла вилку, открыла крышку и попробовала плоды кулинарного искусства. Может быть, зря она не дождалась ужина. На вкус довольно неплохо. С досадой закрыв обратно крышку, Агнес взглянула на уже затихшую Джемму — та уже полностью растянулась на ковре. Не шевелилась. Глаза, в ужасе уставившиеся в потолок, остекленели, и из них дорожками вытекала по бледным щекам жидкость, походящая на кровь, но абсолютно черная, густая, как смола. Диадема уже спала с головы: отцепилась, как напитавшийся вдоволь паразит, и откатилась в сторону. Жутко немного, что Агнес могла оказаться на месте бедной Джеммы. Искушение надеть диадему ведь было головокружительным. В том числе из-за того, что у Агнес не было никаких идей, как её разрушить — какие бы заклинания она вчера ни применяла, все без толку. Может, награждающее мудростью украшение могло бы подтолкнуть её к ответу, но понимание, что вряд ли все будет так просто, свербила и не давала покоя. Либо сам контакт с крестражем мог бы навлечь беду, либо Реддл озаботился тем, чтобы реликвия никому в руки не попала… всегда лучше сперва удостовериться. Если бы оказалось, что её тревоги пусты — убила бы Джемму так же, как Флинта, Деррека и Хиггса. А так, даже не пришлось марать руки. Удивительно удобный способ. Не будь у нее нужды в уничтожении этой мерзости — использовала бы как орудие. Но оставлять труп в таком виде — дурная затея. Единственное ли это в своем роде проклятье? Можно ли по нему определить, отчего именно умерла жертва? Нет, рисковать нельзя. Поэтому, для стопроцентной уверенности проверив у Джеммы пульс и изъяв после этого её палочку, Агнес неторопливо накинула на себя выходную мантию, убрала диадему в сумку, не касаясь кожей. Осмотрелась. Эту уютную обитель было даже слегка жаль, но ничего не поделать. — Инсендио. Сгусток огня сорвался с палочки, опалил ткань одежды, принявшись постепенно пожирать тело. Еще несколько повторных заклинаний, и пожар растянулся пламенным покрывалом по всем четырем стенам. Прежде чем выйти на свежий воздух, Агнес провела палочкой перед лицом, заставляя материализоваться на нем пожирательскую маску — на всякий случай. Но не понадобилось: улица пуста. Уйти бы, да и всё, но то ли вино уже ударило в голову, то ли самолюбие пощипывало. Должны же журналисты знать, чьих это рук дело. Добавить в копилку к скромному пока списку. На теле было надпись не оставить, очевидно, поэтому поступить стоило иначе: пока на фоне, умиротворяюще потрескивая, полыхал ярким пламенем дом, чуть в стороне Агнес палочкой выжигала подпись на траве большими размашистыми буквами. Соседей рядом не было: место — настоящее счастье для отшельника. Поэтому торопиться снова не приходилось. Надо бы задуматься, что Агнес будет делать, когда в какой-нибудь следующий раз обстоятельства не дадут ей поиграться с подписью, но это будет потом. Может, к тому времени закономерность преступлений уже и без намеков с её стороны будет достаточно ясна. Но, несмотря на успех убийства одной из главных фигур, задействованных в создании анти-грязнокровных изобретений — к слову говоря, радует, что даже спустя столько лет Хогвартс продолжает дарить вдохновение; если бы не та женщина в замке, до Джеммы очередь дошла бы не скоро, — а также приятную дозу алкоголя в крови, возвращалась Агнес в квартиру не в лучшем расположении духа. Чем ей все-таки уничтожать свою находку, если надеть диадему и позаимствовать чужую мудрость ей теперь не светит? Сперва удостоверившись, нет ли снова нежданных гостей, только затем Агнес скинула с себя мантию и направилась в кабинет. Контрзаклятием сняла с книжного стеллажа защищающие чары, и полки отъехали, впуская её внутрь небольшого укромного помещения со столом посередине. Двумя небрежными взмахами палочки Агнес перечеркнула крест-накрест колдографию Джеммы Фарли, висящую на стене, что была увешана множеством прочих, пока не зачеркнутых. Затем Агнес кинула четвертую палочку к другим трем в запертой несколькими заклинаниями шкатулке, аккуратно положила диадему на стол и наконец — рухнула в кресло, запрокидывая отяжеленную голову к потолку. Выдохнуть бы. Расслабиться. Но взгляд так и возвращался к проклятому украшению: что с ним теперь делать? Как уничтожить в нем эту скверну? Скверну. За что-то это слово внезапно уцепилось. Не унеслось с остальным потоком мыслей, а застряло, как в кустарнике с шипами. Агнес слегка нахмурилась, пытаясь докрутить эту неясную мысль. Скверна… Что лучше всё очищает от всякой «скверны», кроме как огонь? Но огонь не помогает — Агнес пыталась, диадема не плавится, на ней ни следа, сколькими проклятьями в нее ни бросайся. Может, пламя было недостаточно мощным. Кинуть бы крестраж в какое-нибудь жерло вулкана, но, если это не сработает, как его оттуда потом доставать? К Адскому пламени прибегать тоже не хотелось — передергивало от мысли использовать настолько темную магию. Уже хватило с лихвой Непростительных, гнилым слоем липнущих к душе, что и так светлой не назвать. Агнес крутанулась на кресле, разворачиваясь к своей живописной стене, полной фотографий потенциальных жертв и соответствующей о них информации. Её рабочее место. Рабочее место Жнеца. Почему ей сразу в голову не пришло? Это же было бы даже символично. Очень символично. Из мифа Агнес брала только общую канву, размытую концепцию расшатывания нуждающегося в обновлении строя. Не копала в детали, не планировала браться за более фантастическую часть истории. Но раз ей нужно поистине мощное пламя… Когда она протрезвеет, возможно, она сочтет эту идею безнадежно бестолковой, лишенной всякого смысла, но в данный момент — если отбросить скромность — та казалась слегка гениальной. Настолько её встряхнула, что Агнес вскочила тут же на ноги, взяла с полок свернутую в рулон карту. Раскатала её по столу и, вооружившись карандашом, зашарила взглядом по наименованиям. Навскидку, по памяти, примерные ареалы обитания — Китай, Норвегия, Румыния, Перу. Как бы ни было поэтично заявиться опять в Китай, где она и приобрела свое стальное орудие нынешнего труда, все же трансгрессия на другой конец континента займет чересчур много времени. А Реддл, пусть все так же не вызывал её к себе, может это сделать в любой момент, когда она не ждет. Самое близкое — заповедник в горах Уэльса. Тем и хуже. Все-таки ей не стоит особо часто мелькать без причин в близлежащих местах, тем более находящихся во владении Лорда. Остается банальный, но звучащий вполне себе неплохо вариант. Всемирный заповедник, раскинувшийся на территории Румынии.