Легенда о Жнеце

На этот раз главный и единственный её план — не умереть. Желательно. От мысли увидеть воочию древних магических созданий даже расцветал в груди трепет: все-таки драконы — не повседневное зрелище для среднестатистического волшебника. Агнес никогда не видела. Не таких, какими они отрисованы в книжках. Но другая мысль, напоминающая, что ей придется как-то заставить этих мифических зверей извергнуть для неё пламя, своей мощью способное разрушать целые города, подселяла вплотную к трепету в сердце закономерную тревогу. У нее было достаточно времени, чтобы усмирить лишние чувства. Всю Европу за раз не пересечь, требовались перерывы между трансгрессионными прыжками, и Агнес восполняла силы уже в четвертом по счету городе. На вычурных каменных перилах крыши какого-то старинного венского здания, в привычном одиночестве, она наблюдала за тем, как заходит солнце. Вспоминая о том, что значат для неё драконы. Вспоминая в какой-то мере переломный момент, если так подумать. Месяцев восемь назад, когда её ровно так же потянуло к этим созданиям, пусть и не буквально. Хотя бы косвенно притронуться, соскрести с замаранной души часть грязи благодаря прикосновению к некой святыне. Её занесло в тот раз особенно далеко. Небольшой горный хребет в китайской провинции, где пряталась очередная беглянка. Очевидно, на Темного Лорда работают далеко не только из преданности, почитания, жажды по трупам взобраться на самый верх, очутиться среди якобы сильных мира сего. Некоторых одаренных умов просто принуждают, не оставляя никакого выбора, кроме как подчиниться, какие бы принципы из-за этого тебе ни приходилось в себе переламывать. Чанг вынужденно работала в лабораториях несколько лет, прежде чем набралась смелости сбежать. Не особо успешно, как видно. Тот факт, что её дальние родственники, у которых она нашла прибежище, живут более чем в полудюжине тысяч миль от Британии, не является гарантом недосягаемости и тем более безопасности. Когда Чанг одним дождливым вечером из серости сумерек шагнула в темноту своего укромного жилища, Агнес уже ждала там. Разумеется, Чанг и бороться пыталась, и сбежать, но закончилось все во дворе дома, где ледяной дождь хлестал по двум фигурам. Одна — на ногах, другая — на коленях, не от унизительной мольбы, лишь от повергшего её парализующего заклятья. Если она и плакала от безысходности, то этого было не понять: слезы смешивались с дождем, стекающим каплями по миловидному лицу и длинным черным волосам. Чанг была действительно красива, даже предсмертные секунды в окружении вяжущей слякоти этого не отняли. Красива, умна, полна перспектив. Всего года на четыре младше своей убийцы, почему-то с исполнением приговора медлящей. В такие моменты всегда мерещилось, будто Реддл позади неё, за её спиной, вкрадчиво подталкивает к нужному действию, подобно далекому первому убийству. Каждый раз — будто он рядом. Сколько бы миль их ни разделяли, фантомом преследует её, наблюдает. Каждый раз, как в первый. Только рука у неё уже давным-давно не дрожала. Зеленая вспышка полоснула по телу, откидывая спиной назад, прямо в собравшиеся дождем лужи, вздыбившиеся брызгами. Агнес медленно опустила палочку. Изнутри её всё-таки потряхивало. То ли от привычного ощущения сажи, после использования Непростительного густо липнущей к ребрам, то ли от холода, ведь дождь не щадил и её тоже — продрогла уже насквозь. Явно не от чужого взгляда в никуда. Чанг ей — никто. Даже в школе нигде не пересекались. Непонятного осадка это не отменяло. Агнес смотрела на размокающее под ливнем в грязи тело и думала о том, как сильно устала. От бессмысленности этого существования, от бессмысленности нескончаемого насилия, удовлетворяющего интересы только одного единственного человека. Устала настолько, что поймала себя на зависти к Чанг — для той хотя бы все уже закончилось. Реддл давал Агнес выбор — она могла либо убить сразу, если это проще, либо привести обратно, и тогда уже он сам решит, что делать с предателями. Она и сама не знала, чем руководствуется, убивая на месте. Оказывает она милосердие или только выбирает вариант проще, быстрее, без лишней мороки. Ничего уже не знала. Вместо того, чтобы уйти наконец в тепло, принять горячую ванну, написать Реддлу о том, что очередная беглянка устранена, и отправиться потихоньку обратно в более привычные земли, на запад, Агнес побрела неизвестно куда. На несвоевременное изучение местной природы, дикой и нелюдимой, вглубь сырой зелени, непролазно обвивающей горы, включая ущелье. Холод пробирал уже до кости, покалывая в немеющих конечностях. Ни согревающие, ни высушивающие чары Агнес применять не стала, позволяя воде свободно стекать по недлинным вьющимся прядям и пропитывать отяжеленную влагой черную мантию. Ей даже показалось в какой-то момент, что здесь она и останется, блуждать, пока не откажут ноги, и она заляжет где-нибудь между покрытых мхом глыб навсегда. Но тропа вывела её к скрытому от внешнего мира храму. Как будто вросшему в природу — его сразу и не разглядишь в мареве дождя. Неприметная постройка с двойной изогнутой крышей и арками в традиционном стиле… Агнес сама не вполне понимала, что подтолкнуло её неспешно подняться по каменным ступеням и зайти внутрь. Изнутри укрытое в мягкую тишину помещение оказалось просторнее, чем снаружи, но людей было совсем мало. Один зажигал благовония, другой стоял у размещенного посреди зала небольшого бассейна с водой, где плескалось что-то сверкающее, третий копошился где-то в тени. Каждый здесь был зачем-то, и только Агнес чувствовала себя каким-то побитым жизнью бродячим псом, временно прибившимся к слабому очагу тепла. В бассейне, как оказалось, вилял вытянутым пронырливым телом маленький водяной дракон, и его синяя чешуя источала ненавязчивое сияние, служа одним из немногих источников света в полумраке. Совсем не тот дракон, что привычно было видеть на иллюстрациях в учебниках. Но если осмотреться — на стенах были изображены и более ей знакомые виды. Не только символизирующие водную стихию, ещё и те, что с крыльями, дышащие огнем. Если вглядеться, в потускневших мазках угадывались даже очертания китайского огненного шара вроде бы. Чей-то тихий голос, прозвучавший рядом, пока Агнес рассматривала изящную живопись, заставил повернуть голову: к ней подошел незаметно один из служителей, пожилой мужчина ниже её ростом. Его лица она даже не запомнила — размыто, как бывает во снах. Не разобрав слов, она просто отвела обратно взгляд. Тогда мужчина спросил у неё что-то. Снова — не понять. — Я не знаю вашего языка, — бросила она без особого интереса, надеясь, что тот оставит её в покое. Агнес изучала глубже только языки тех стран, где задерживалась дольше, чем на несколько дней или недель. У остальных же выхватывала только по горстке слов для хоть какого-то выживания в чужой среде. — Я говорю, — спокойно произнес мужчина вдруг по-английски, ломая в некоторых слогах тоном фразы, но выговаривая все же неожиданно грамотно: — удивительные они существа. Для кого — чудовище, для кого — божество… Вы, должно быть, из мест, где их нарекают чудовищами? В её взгляде — легкая растерянность. Знать бы еще, как ответить на этот вопрос, если в Британии их и вправду причисляют к особо опасным тварям, но Агнес никакого отторжения не чувствовала. Что-то её дернуло высказать противоположную собственной мысль: — А как могут не быть чудовищами существа, которые отвечают за хаос? Сейчас он, конечно, станет отрицать. Скажет, драконы — наоборот, следят за порядком… Нет, он подошел с иной стороны: — Хаос разве — не первоисточник всего? Из него все и рождалось, а что плохого в рождении нового? Её невеселая усмешка была полна такого откровенного скепсиса, что ей от самой себя тошно стало. Тошно от многого, вся она ощущала себя так, будто она находится не там, делает не то, мыслит не так. Но зачем-то она продолжала этот бессмысленный, претенциозно-философский диалог: — В рождении через разрушение? Даже не знаю… Пожилой мужчина и бровью на иронию не повел, подошел ближе к стене, благоговейно проводя иссушенными костлявыми пальцами по старой краске. — Все когда-нибудь да разрушится, неважно, поздно ли, раньше ли. Ничто в любом случае не вечно. Разговор настолько странен и даже будто бы просто неуместен — начался с ничего и закончился ничем, — что Агнес не могла бы с точностью сказать, не игры ли это её рассудка. На следующий день ведь она слегла с температурой — должно быть, следствием её прекрасной прогулки под дождем. Доходило едва не до лихорадки, обмотавшей реальность мутной пленкой, и все в сознании путалось. Может, взаправду был храм, но не было разговора. Может, не было ни храма, ни разговора. Но эта фраза — без разницы, была она реальной или это плод её больного ума, — это «ничто в любом случае не вечно» вгрызлось в подкорку мозга и свербело там, пока Агнес безвылазно лежала в постели скудного номерка, снятого на пару ночей. Ничто не вечно, кроме проклятого Тома Реддла, думала она с желчью, сотрясаясь под одеялом от болезненного жара. А затем снова уплывала сознанием куда-то в храм, где дождь барабанил по крыше, где на стенах раскинулись изображения величественных созданий и где звучало это спасительное «все когда-нибудь да разрушится». *** Горы Румынии оказались в разы приветливее, чем те дальневосточные из её далеких и оживленных накануне воспоминаний. Очевидно, сказывался сезон и климат — уж европейская осень по определению суше и теплее, чем январь в тропических лесах, и этот контраст немало радовал, лишь иногда обдавая ветром, пока Агнес брела по извилистым тропам, врезанным в живописный скалистый ландшафт. Брела достаточно долго и наверняка уже пересекла невидимую антитрансгрессионную границу заповедника, но так пока ни одного дракона и не встретила, что довольно паршиво. Наверняка на заповеднике есть чары, оповещающие работников о том, что на территорию ступил посторонний. Ей действовать в таком случае нужно быстрее. А на пути — как назло. Ни намека на местных обитателей. Вернее, казалось наоборот, что драконы всюду. Глядят на неё из темноты безлунной ночи, сами же не высовываются. Какой-то тяжелый, насыщающий воздух звук не затихал ни на секунду — как будто дышала сама земля, откуда-то из ядра, но Агнес понимала, что это, наверное, просто где-то рядом может спать дракон-гигант, каждым вздохом мощных легких обдавая лес легкой вибрацией. Этот звук все приближался по мере того, как Агнес спускалась по очередному склону, гуляя между скал. Окружал звук уже со всех сторон, и она не понимала все еще. Откуда. Куда ей идти, чтобы его найти. В какой-то момент Агнес замедлилась, а после остановилась совсем, чтобы попытаться вслушаться, понять. И ровно в этот момент её обдало со спины потоком воздуха. Что сопровождалось чем-то, похожим по звучанию на фырканье. В голове — пустота. Тело двигаться мигом отказалось, но Агнес заставила себя. Медленно-медленно обернуться. Чтобы обнаружить: то, что она в густой темноте сочла скалой, ею не было вовсе. Шершавая темная шкура слишком хорошо слилась с каменистой поверхностью. Только-только её зрение, привыкнув, стало выхватывать очертания крыльев и тела в целом — медленные сокращения массивной грудной клетки прежде как-то ускользнули от её внимания, — прямо перед ней уже открылись черные веки. Отдающие лиловым цветом глаза — размером почти с человеческую голову. Уставились прямо на замершую Агнес. Стало хуже, когда затем дракон поднял с земли голову, когда выпрямился в полный рост, вставая и возвышаясь над девушкой, что была для него просто мошкой. Он высотой в два или даже три этажа дома, без преувеличения. Ей приходилось голову запрокидывать, чтобы смотреть в эти непривычного цвета глаза с вытянутым зрачком. Агнес на какое-то мгновение даже успела забыть, зачем она здесь. Кто она, что она, почему и зачем. Странное тянущее ощущение под ребрами — гремучая смесь страха и восхищения — вытесняло все остальное. Ей стоило бы, наверное, уже начать усиленно думать, как заставить этого гиганта извергнуть пламя, но даже и не потребовалось. Без всяких прелюдий дракон раскрыл свою внушительную пасть, оголяя зубы, каждый из которых — длиной с какой-нибудь средний меч. Глубоко в его глотке стал зарождаться жар, и все мысли о крестраже разом исчезли. Агнес рванула в сторону ровно перед тем, как место, на котором она стояла, объяло мощным потоком пламени. Рванула вниз по крутому склону, не рассчитав, насколько тот крутой. Нога соскользнула, плечо и бедро впечатались в жесткую поверхность, скользя вниз, пока руки цеплялись за любые выступы — пальцы ободрались бы в кровь, если бы не перчатки. За что-то в итоге зацепилась, на что-то встала, слава Мерлину, удержала равновесие, не покатившись дальше, пока на фоне оглушительно взревело это гигантское создание, заставляя против воли сжаться. Думать не получалось. Не было времени даже. Выуживать из памяти хоть одно из заклинаний, которые она насобирала себе целой стопкой перед этим путешествием, — тоже. Дракон уже оказался рядом, снова являя жерло раскаляемой глотки. А Агнес снова — в сторону. От жара, от огня. И вниз. Успела нырнуть в неглубокую щель скалы, скрываясь за внушительным выступом, за мгновение до того как пространство над ней накрыл очередной пламенный поток. Спина прижалась к камню до боли в позвонках, грудная клетка вздымалась часто и с трудом, как будто что-то давило. Адреналин шпарил в жилах — такой силы, что Агнес не испытывала уже очень-очень давно. Рядом с Реддлом страшно тоже, даже спустя столько лет, но это приглушенный страх, знакомый страх, привычный и преодолимый. А сейчас? Сердце выбивало такую дробь, что грозило оставить гематомы на обратной стороне ребер. Дракон не мог пробраться в эту расщелину, палить внутрь скалы ему тоже было, видимо, неудобно, и у Агнес наконец чуть прояснилось сознание, выдвигая на первый план вещи важнее — то, зачем она сюда притащилась. Не ради догонялок с драконом, очевидно, хотя было в этом и что-то увлекательное определенно. Бодрящее. Стоит, наверное, прикрепить диадему к камню — найти бы еще подходящий… не высовываясь в пределы досягаемости огня, — трансфигурировать его во что-либо более крупное, размером хотя бы в половину её тела, и магией швырнуть к дракону, надеясь, что тот не разберет и подожжет все, что подаст мнимые признаки жизни. Исполнить этот хиленький план Агнес не успела. Услышала неожиданно чей-то голос. Мужской, говорящий что-то по-румынски, там, наверху, где-то неподалеку от дракона. Громко — так, чтобы именно она услышала? Обращался… к ней? *** Ну, конечно. Кто даст ему проспать хотя бы до рассвета? Это было бы слишком уж щедро со стороны его любезных коллег, заботливо сваливающих на него очередную работенку. Сквозь ускользающую от него хмарь сна Чарли смог разобрать только, что сработали защитные чары и кто-то проник в заповедник. — Почему я? — прохрипел он в подушку. — Потому что северо-запад, — лаконично сообщил друг, сразу давая примерное представление о том, кто водится в той зоне. — Это ты там у неё любимчик, я туда не сунусь. Если вдруг что, подтянемся, но пока давай сам. Сина, значит. Самка Гебридского черного. Заняла своей горделивой персоной внушительный кусок заповедника на северо-западе, никого из сородичей больше туда не подпуская. Этому виду прекрасно живется далеко отсюда, на Гебридах, но эта была на передержке какое-то время для исследований, а затем попросту воспротивилась любым попыткам перевезти её обратно на родину — так и осталась здесь, под чутким присмотром того, в чьем попечении росла. Чарли нехотя поднялся со скрипучей койки, все еще пребывая в полусонном состоянии, оделся, собрал отросшие волосы, чтобы не мешались, и вышел из притихшего общежития: многие спали, только некоторые несли вахту, но тоже были заметно на самой черте перед тем, чтобы выключиться. Сперва в общем зале на магической голограмме заповедника взглянув, в каком точно месте пересечена граница — подсвечивалось красным пятном, — Чарли покинул лагерь, вписавшийся в гору и спрятанный под маскирующими чарами от особо любопытных драконов, и отправился на разведку. Идти недалеко, поэтому можно не использовать метлу. Может, и стоило бы, чтобы еще больше сократить время пути, но драконы не особо любят, когда перед глазами маячит что-то мелкое и быстрое, и это грозит превращением в барбекю, а у работников заповедника главное правило — первостепенно обеспечить безопасность себе, только потом уже незваным гостям. Все-таки, если погибнет работник, гость сам не выживет тем более. Сон все еще не сходил на нет, несмотря на достаточно прохладную ночь, и Чарли брел по тропам отчужденно, желая оказаться уже снова в постели и доспать до утра, а не разбираться с нарушителем покоя. Лишь бы тот не успел уже обрушить на себя праведный драконий гнев… очень не хотелось патронусом звать остальных, разбираться, оглушать Сину, которая, в общем-то, не виновата в том, что её уединение потревожили. Взбодрил знакомый насыщенный звук — мощный рокот, разносящийся по лесу и прошибающий землю, настолько, что встряхивает особо хлипкие деревья и отзывается где-то в костях, в позвоночнике, посылая по спине мурашки. Каждый раз. Сколько бы лет Чарли ни провел здесь — всегда пробирает до нутра. Где-то близко. Чарли сжал крепче палочку, слегка замедлился, отчасти и из-за того, что тропа вела вниз по склону, выпуская из леса в просторы скалистой местности. Обзор ему открылся полностью как раз в момент, когда дракон раскрыл пасть, из которой мощный поток пламени окатил скалу, освещая пространство вокруг так ярко, что на контрасте с темнотой едва не слепило — пришлось, поморщившись, прикрыть ладонью глаза. Но вскоре огонь погас, и Чарли сморгнул сполохи пятен перед глазами, наблюдая за тем, как дракон поворачивает свою громадную голову к нему. Всматривается своими лиловыми глазами. Пульс где-то в шее отсчитывал ударами несколько напряженных секунд бездействия, прежде чем Сина все-таки узнала его, а затем равнодушно отвернулась, опустила голову на землю, ожидая, пока этот несчастливец, который, наверное, прятался в щели за выступом, не высунется снова. Почти как большой игривый кот наблюдает за спрятавшимся мышонком. Сина не питается людьми даже, предпочитает оленей, зато поиграть с жертвами — одно удовольствие. Умная необычно, но жестокая до дикости. Если чувствует, что боишься и убегаешь, тогда охотится, играет с тобой перед тем, чтобы добить. Если не выказываешь совершенно никакого страха — ты ей неинтересен. Чарли осторожно спустился по склону еще чуть ниже, для удобства уперся ногой в один из выступов массивным ботинком, в колено — локтем. Поза настолько расслабленная, что и не скажешь, будто рядом смертоносное создание весом в пару тонн. — Главное — не высовывайся, — громко сообщил он спрятавшемуся бедолаге по-румынски. — Сиди и не двигайся, не пытайся увильнуть. Пережди, и она скоро отстанет сама. В ответ — тишина. Из звуков было только шумное дыхание дракона да легкий шелест деревьев позади него. Неужели он ошибся, и за камнем никого? И Сина просто так решила попалить по камням, тронулась тут умом от добровольного одиночества. Чарли успел нахмуриться, осмотреться, на случай, если что-то упустил из виду. Но наконец: — Я была бы очень признательна, если бы советы раздавались на английском, — прозвучал неожиданно женский голос. — Мое положение слегка сказывается на моих скромных познаниях в языке. Англичанка? Чарли хмыкнул. Удивился малость, тем не менее повторил, уже по-английски: — Не шевелись, пока не услышишь удаляющиеся шаги, их ты ни с чем не спутаешь. Наскучишь ей, и она уйдет. — А если… — начала англичанка и смолкла, будто её заткнула внезапно проснувшаяся нерешительность. Которая длилась только несколько секунд тишины. А затем: — Допустим, если я не хочу, чтобы она уходила? Чарли же сощурился. Ситуация набирала все более странный оборот. — Ты из браконьеров? — А часто у вас браконьеры один на один к драконам лезут? — Да бывает. Такие же самоубийцы, как эта. Но, по правде, он сомневался, что эта умалишенная действительно могла бы явиться сюда за драконьими когтями или их шкурой, печенью, кровью. Не хотелось мыслить предубеждениями, и все-таки подобным бизнесом промышляют чаще рослые мужчины, не девушки точно. — Если ты не за браконьерством здесь, то зачем? Ещё одна пауза, за которую все еще прячущаяся от чужого внимания гостья наверняка подбирала вариант поправдоподобнее. Но по итогу сдалась, бросила ироническое: — Ищу острых ощущений. — Так мне оставить вас наедине? — Чарли усмехнулся и выпрямился, убирая ногу с выступа. — Не буду мешать вашему свиданию, девочки. Любой адекватный человек после этого, наверное, взял бы свои слова назад, залепетал бы просьбы не уходить, не оставлять один на один с драконом, но таинственная незнакомка оказалась, стало быть, на порядок более сумасшедшей, чем Чарли предположил. Молчала. Взаправду ждала, что он уйдет? Чарли сам не был уверен, как поступить. Уходить он точно не собирался, но все равно оставался выбор между тем, чтобы подождать и понаблюдать, как события будут развиваться дальше, и тем, чтобы пойти посмотреть наконец, кто прячется там в расщелине. Сина решила всё за него. Болтовня поразительно быстро ей наскучила, и гигантское тело поднялось, вселяя не самое жизнеутверждающее подозрение, что сейчас она просто пойдет заканчивать начатое и лишит Чарли странной собеседницы. — Вот только попробуй, — предостерег он, опять неосознанно переключившись на румынский. — На перчатки пойдешь. Он любя, конечно. Не всерьез. Был бы взаправду такой выбор, Чарли скорее гостем бы пожертвовал — все же сам виноват в своем несанкционированном вторжении, — чем наказал дракона за самодеятельность. Сина же фыркнула, как будто его поняла. Если присмотреться, чудилось иногда даже, что в змеевидных глазах — безмолвный ему ответ, притом уж наверняка благой драконьей бранью. Стандартное его общение с драконами: не мог отказать себе в удовольствии с ними попререкаться. Не всегда культурно, чаще матом, зато от души. В конечном счете Сина, дама ранимая, просто развернулась и неторопливо направилась в другую сторону. Земля чуть подрагивала под тяжелыми шагами внушительных лап, и в шуме этой громкой драконьей поступи не было слышно его собственных шагов. Что позволило беззвучно подобраться ближе к выступу, аккуратно спустившись по склону, спрыгнуть вниз к незнакомке. Та в это время совсем немного высунулась из-за другой стороны, наблюдая за тем, как удаляется угроза. — Высматриваешь меня или дракона? Его насмешливый голос заставил её дернуться, развернуться тут же. Но опешила по итогу больше не она. Опешил Чарли. Начисто. Всю веселость тут же из него вышибло, и глаза недоуменно всверлились в представшее перед ним лицо. — Розье? Её собственные, серые, распахнулись еле заметно шире. Секунду она взяла на то, чтобы не позволить себе растеряться, а затем заявила так, черт побери, невозмутимо: — Нет, — накидывая на голову спавший капюшон мантии. — Боюсь, ты обознался. Чарли не мог спутать. Несмотря на темноту, несмотря на то, в каких единственных обстоятельствах, давних и беглых, он мог её видеть. А на глазах сейчас из-за этого — как какая-то пелена. Иначе, кроме как помутнением рассудка, это не назвать. Чарли просто стоял горстку секунд, отрешенно смотря на девушку, и в груди как пружина закручивалась, больная, впивающаяся колюче изнутри. И отпустилась, когда девушка осторожно двинулась в сторону, чтобы попытаться уйти. Чарли сам не понял, что на него нашло. Сам не понял, как уже толкнул её в камень — просто подался вперед. Всего одним движением. Следующим — поймал её руку, держащую палочку, пригвоздил тоже к камню. А локтем второй своей руки придавил её шею, несильно, но обездвиживая, припечатывая к вертикальной поверхности. Не заботясь о том, не захрустят ли эти хрупкие на вид кости. Это был не он. Не стал бы он причинять вред девчонке, что телосложением его вдвое меньше, кем бы она ни была. Но сейчас он видел не девушку, он видел кладезь ответов на его вопросы, и если она попытается вывернуться, Мерлин свидетель, Чарли за себя не ручается. Розье, наоборот, не шевелилась. Как будто не удивилась даже, никак не пыталась его оттолкнуть. — Мы знакомы? — невинный вопрос и щепотка издевки в тоне. Стояла спокойно, смотрела на него, пока его пожирала все набирающая обороты злость. Лично — нет. Лично не знакомы, может, учились примерно в одно время, разница в возрасте должна быть не велика, но он её в школе особо не видел и не помнил. Не знал о ней до событий, произошедших уже после того, как он выпустился. Но сейчас — сходу: — Что произошло той ночью? — Ты о чем? Локоть вдавился сильнее, выжимая из глотки слабый хрип, который не помешал линии её рта растянуться издевательской ухмылкой, пока сам он говорил: — Не строй из себя идиотку, я о ночи, когда ты исчезла из Хогвартса. Все еще, спустя столько лет, никто не знает, что именно случилось. Утром стало известно, что из школы пропали пятеро — Джинни и Рон Уизли, Гарри Поттер, Агнес Розье, Златопуст Локонс. Чарли всю Европу пересек, чтобы помогать в поисках, обыскивающих каждый дюйм уже закрытой, опустевшей школы. Чтобы найти хоть намек на местонахождение Тайной комнаты. Ничего. Так и не нашли. Даже тел — хотя бы забрать тела у них не было никакого шанса. У него в памяти все еще — незаживающая язва в виде воспоминания о далеком летнем дне. Ему двадцать один, июньское солнце печет так, что плавится кожа и хочется с себя шкуру снять, но он стоит в костюме, как и вся семья, непривычно, неестественно облачившаяся в черное, над двумя могилами. Детскими и жутко пустыми, оставляющими в груди облезлую щепку какой-то бестолковой надежды, больше напоминающую занозу, которую не вытащить. Вечный вопрос: а что, если живы? Из тех пятерых только одна — жива и невредима. Локонс, очень вероятно, тоже мог просто сбежать, и все-таки от него за все годы ни единой вести, зато она живет себе спокойно, работает в Министерстве, гуляет по странам, в том числе год назад, здесь же, мелькала на колдографиях местной газеты в составе британской делегации, с официальным визитом посетившей румынское министерство. Тогда он и всматривался часами в это лицо. Высоковато взобралась по карьерной лестнице для своих лет. Сейчас наверняка ответит то же, что отвечала всем тогда — потребовалось той ночью срочно к отцу, которому стало плохо, и прочая ересь. Нет, другое. Легкое и невозмутимое: — Он убил их. Всех четверых. В нем злость полыхала гребаным пеклом, но от этой фразы, от этого тона — бесцветного, абсолютно безразличного, — могильный холод пробежал по позвоночнику. Розье смотрела на него, прижатая к камню, и в этих глазах — ни эмоции. Никакого сожаления, голое равнодушие насчет убийства трех детей и учителя. Сама же фраза, её смысл, шоком не стала. Давно уже принято считать, что они — жертвы Волдеморта, даже если никто так и не мог объяснить, как он пробрался в школу, почему нужно было убивать именно их и почему тайно. Холодом окатило только от подтверждения. Розье знала, все это время знала наверняка. Была там? Видела, как Рона и Джинни?.. Столько вопросов. И он наконец может узнать хоть что-то, как угодно, даже если она станет отмалчиваться, он сделает что угодно, чтобы выжать из неё ответы. Банально не успевает. Розье его опередила, заставая врасплох: — Но ты можешь ему отомстить. Ты ведь Чарли, верно? Чарли Уизли. — Глядя ему прямо в глаза, она со всей убедительностью повторила: — Ты можешь отомстить за брата и сестру. Если прежде он не контролировал свое тело вовсе, так и норовило одним лишь бездумным движением избавиться от хотя бы одного из прихвостней Волдеморта, то теперь было обратное — Чарли практически физически мог ощутить, как каменеет каждая мышца, пока умом он пытался осмыслить услышанное. А Розье все продолжала: — Я знаю, как. Знаю, как уничтожить Темного Лорда. Но мне понадобится твоя помощь. Может, ты отпустишь меня, пока не свернул мне шею, и мы спокойно поговорим? — С чего мне тебе верить? — Я могу отдать тебе палочку. На время разговора. В залог доверия. Какой-то здесь был подвох, Чарли не сомневался. «Не мысли стереотипами», говорил он себе часто, но, когда дело доходило до слизеринцев, так еще и в нынешнем режиме — Чарли не сомневался, что, если закатать ей сейчас рукав, на коже обнаружится змеиная морда, выползающая из черепа, — трудно не поддаться предубеждению. И все же жар гнева постепенно начинал спадать под налетом глухого непонимания. Не гас совсем уж, все еще пек злостью вены, однако не слепил. Чарли помедлил еще немного, вглядываясь в её безмятежные глаза. Хотел высмотреть в них хоть намек ответа на кипу вопросов, носящихся у него по стенкам черепа, но ничего не находил. Сплошной серый холод. Наконец, он отступил все-таки. Вместе с тем забрал сразу же из её пальцев палочку, а она и не сопротивлялась даже. Это и подбило его на недоверие. Заставило следом протянуть снова к ней руку пустой ладонью вверх: — Я сильно сомневаюсь, что ты стала бы так просто отдавать мне палочку, не будь у тебя запасной. — Часто встречаешь волшебников, что с двумя палочками наперевес разгуливают? Справедливо. Но руку Чарли не убирал. Тогда Розье вздохнула, полезла в карман мантии и, к его удивлению, правда просто достала оттуда еще одну, как будто это в порядке вещей. — Что? — спросила она в ответ на его подозрительный взгляд. — Больше нет. Или ты полагаешь, что у меня в запасе целая коллекция? Не дождавшись ответа, она вскинула обе руки вверх, будто сдаваясь, демонстрировала: — Я безоружна. Станешь обыскивать? Наибольшее недоумение, честно сказать, вызывали именно эти её попытки завоевать его доверие. На кой черт? Раз у нее правда была запасная палочка, вытащила бы тут же, попыталась бы сбежать… — Зачем тебе это всё? — озвучил он это в лоб тут же, но Розье только взгляд равнодушно отвела, поджала губы. Глаза устремились куда-то вверх, к подпаленным недавно камням. — Есть возможность поговорить в более спокойной обстановке? Чарли фыркнул. — А как же твой поиск острых ощущений? Это даже выбивало из колеи, злило еще больше — обращало эту злость на себя самого, — как тот короткий разговор, до того, как он увидел её лицо, даже оставил в нем крупицу симпатии к незнакомке. В том смысле, что это было определенно забавно, переговариваться с ней, учитывая, что это оказалось совсем не тем, чего он ожидал, когда шел разбираться с нежданным гостем. А теперь?.. Когда узнал, кто перед ним? Какое-то дикое противоречие, не дающее покоя, и вместо того, чтобы вытрясти уже из нее все ответы, он просто продолжал пререкаться: — Мне тебя сейчас в кафе на чашечку кофе сводить? — и неважно, что сейчас стояла уже глубокая ночь, Розье все равно только отделалась усмешкой: — Нет, пожалуй, там людновато. В нем все росло желание просто вышвырнуть её куда-нибудь к драконам, раз она так хотела с ними познакомиться. Но тогда он скормит им единственный свой возможный источник ответов. Явно прочитав это желание то ли в его взгляде, то ли в том, как он сжал челюсть, Розье посерьезнела: — Это разговор не на пару слов, а учитывая, что я буквально проворачиваю сейчас государственную измену, я бы предпочла тихое, крытое и уединенное место. Глубокий, наполняющий легкие прохладой вздох не помог ему привести мысли в порядок. Терпение все так же колыхалось где-то на нуле. Но он задумался все же, прикидывая… — Пошли. Розье даже не задавала никаких вопросов, просто молча выбралась вместе с ним из расщелины, и Чарли все еще не понимал, почему. Его слишком многое в происходящем настораживало, в нем все еще каждая мышца напряжена от подсознательного ощущения опасности — ум искал подвох в каждом её действии. А она так беззаботна, будто притащилась на встречу к другу. К лагерю они шли в тишине — Чарли всё пытался обдумать происходящее, а Розье, наверное, выстраивала пока в голове историю, которую собирается выдать. Единожды только в глубине леса взревел, как это временами бывает, кто-то из драконов, мощной волной сотрясая деревья, так, что аж взлетели в небо мирно спавшие птицы. То, как Розье дернулась, даже доставило какое-то подобие неправильного и несвойственного ему злорадства. И чего в заповедник сунулась, если так боится… — Стой здесь, — бросил он ей, когда в поле зрения появилась скала, скрывающая внутри себя лагерь. — Мне нужно сообщить, что меня не будет какое-то время. — И ты меня здесь ждать оставишь? Без палочки, драконам на потеху? Как будто палочка бы ей как-то помогла. — Не будешь шуметь — тебя здесь не заметят. Это было единственным советом, что он ей оставил, прежде чем исчезнуть за скрывающими чарами, пройти глубже внутрь. Найти тех, кто дежурит сегодня, труда не составило, и он отчитался быстро о том, что нарушитель уже скрылся за пределами заповедника и что ему самому нужно отлучиться. Можно бы уходить, но Чарли задержался: пошел в уборную, к раковине. Умыть ледяной водой лицо, чтобы остудить разгоряченную кожу и прийти в себя. «Ты можешь отомстить» Чарли зажмурился на секунду, стиснул зубы, желая избавиться от этого голоса, за какие-то нелепые полчаса уже обосновавшийся пакостно в голове. Он и подумать бы не смел, что это хотя бы отдаленно возможно. Что любая месть была бы осуществима, настолько громадная пропасть отделяет его от Волдеморта, по очень и очень многим параметрам. А слова Розье всё жужжали в сознании, кусали мозг. Уничтожить. Темного. Лорда Сжимая немеющими пальцами борты раковины, Чарли смотрел в свое отражение и вспоминал. Эти отвратные девять лет. Сперва прострация, надежда на то, что, раз тела не нашли, они еще могут быть живы. Очень долгий период, целая вечность. Затем — как обрубило. Когда вскрылось, что Волдеморт возродился. Не сразу, он скрывался долго и скрывался бы еще дольше, если бы одна из его шавок, пойманных Орденом, не проболталась под угрозой пыток. Тогда все встало на свои места, тогда стало понятно, что на смертях его брата и сестры ничего не закончилось, а только начиналось, и Билл забрал родителей и несовершеннолетних Джорджа и Фреда из страны, подальше от разгорающейся войны. Сам остался — помогать Ордену. Чарли помогал тоже, но отсюда, из Румынии, разве что иногда мотался под другим странам. А Британия тем временем летела в бездну, с каждым годом становилось всё прозрачнее, что это заведомо невыигрышная война, слишком поздно они спохватились, слишком глубоко и крепко уже Волдеморт пустил свои корни в Министерство. Лет пять назад, когда Орден окончательно разгромили, Билл уже успел завести семью и, пусть мог бы продолжать бороться, понимал, что в таком мизерном, еще и разрозненном составе — Грюм, возглавивший Орден после смерти Дамблдора, непонятно куда тогда просто исчез, как и многие другие, — ничего не выйдет, это уже походило бы на самоубийство, безрассудно пустое. Чарли тоже ничего не оставалось, кроме как сдаться. Проглотить чувство, будто он предает свою страну, которую уже не спасти, предает всех умерших, и вернуться в заповедник. А теперь — из ниоткуда ему на голову сваливается Агнес Розье, слизеринка, вероятно, одна из Пожирателей Смерти, возможно, косвенно замешанная в убийстве Джинни и Рона, и заявляет, что ей нужна его помощь в свержении ублюдской власти, которая давно уже казалась буквально несокрушимой… — Я предполагал, что ты сбежишь, — заявил он, покинув наконец лагерь и увидев Розье, что подпирала спиной одно из деревьев, в расслабленной позе скрестив руки на груди. — У тебя две моих палочки, если ты не забыл. — И все еще ни единого повода верить, что хотя бы одна из них настоящая. Чарли её не понимал. В принципе пониманием других не отличался — драконов понять проще, чем людей, — но Розье? Безнадежный случай. Ни одного вопроса всё так же не задала, когда Чарли молча пошел по одной из троп, просто последовала за ним бесшумной тенью, как будто в этом не было ничего сверхъестественного. А на него давила эта тишина, ложилась плитой на плечи. Ему банально неуютно, если это подходящее слово. Пока они пререкались, удавалось оттеснить тошнотворное понимание, что она — приближенная Волдеморта. Пока молчали — мысли плотоядно поедали голову. Хватило его ненадолго. Подумав, что хотя бы на один вопрос Розье может ответить не в «тихом, крытом и уединенном» пространстве, он через силу спросил: — Ты знаешь, где их тела? Хотя бы спустя девять лет похоронить их, как подобает. Да и какая разница, сколько времени прошло, если всё ещё мама не оправилась и говорит о Джинни так, будто та только отлучилась куда-то? Зовет временами других своих сыновей Рональдом. Все еще. Все еще льет слезы каждый раз, когда на нее изредка наваливается осознание. Отец тоже сам на себя не похож, вся семья к чертям размозжена и изломана. Похоронить наконец детей по-человечески — не панацея, может, это наоборот спустя столько лет только хуже им сделает, Чарли не знал, но точно знал, что это было бы правильно. Все равно эти мысли оказались лишними. — Нет. Он один знает, где находится Тайная комната, и один знает, как оттуда выбраться. — Хочешь сказать, ты не видела, как… — Не видела, — пресекла она удивительно резко. Сухо отчиталась: — Я столкнулась с ним уже после, в коридоре. Он забрал меня из замка, потому что я единственная его видела, и это все, что я могу тебе сказать о той ночи. Если ты ждешь большего — увы. Её как будто в секунду подменили, вынули из неё всю эту показную беспечность, но изумляло не это даже. У Чарли была другая картина ситуации в голове, трудно сказать, какая именно, он не продирался через плотный туман каких-то размытых домыслов, и все же явно не это. Не «забрал, потому что его видела». Может, она лгала всего-навсего?.. Понимала, что он не будет ей помогать, если её участие в тех событиях окажется чем-то большим, чем просто недо-свидетельство? Чарли все равно не прекратил путь, хотя, может, стоило бы, раз эту прореху в трагедии его семьи Розье не заполнит, а это было в принципе главной причиной, почему он не прибил её на месте. Сам не вполне понимал, что делает и стоит ли оно того. Дорогу снова скосило в гору, утяжеляя им шаг, и Чарли мельком взглянул на спокойно бредущую рядом Розье. Ни одышки, ни запаздываний на особо трудных местах. Чарли к этой местности привык, как и многие другие работники, но приезжим часто приходилось помогать — подавать девушкам руку, останавливаться, когда требуется перерыв. По Розье не казалось, что она хоть сколько-нибудь устала. Результат физической подготовки, из-за дуэльных практик? Чарли пришлось плечом повести, сгоняя очередную вспышку обострения антипатии к своей новой знакомой. Ведь если она участвовала в военных действиях пять лет назад, думать гадко о том, сколько невинных жизней на её счету. Может, знакомых ему. Кого-то из Ордена… — И куда теперь? Розье это спросила, только когда они выбрались за черту антитрансгрессионных чар. Чарли посмотрел на неё, всё ещё храня глубоко внутри себя нерешительность, которая может обратить весь этот проделанный с ней путь в бессмыслицу. Слишком многое его настораживало, слишком странно всё было. Но надо. «Ты можешь отомстить» Вместо ответа на её вопрос он просто не особо церемонно схватил её за локоть и моментально трансгрессировал. Стоит признать, возможно, вести потенциального врага в свою обитель — не лучшая затея. Но ему в голову не приходили никакие больше особо уединенные места, в надежности которых он был бы уверен, а в своей румынской квартире он все равно практически не появляется. Предпочитает общежитие лагеря, где в любой момент можно выйти в горы, почувствовать свободу необъятных просторов, услышать знакомый драконий рев, что уже сродни колыбели для слуха. Розье никак его выбор не прокомментировала, только замерла сначала, с любопытством разглядывая здание, к которому их принесло. Все так же молча последовала за Чарли к крыльцу, прошла внутрь не особо большого строения. Миновав весь коридор, полнящийся дверьми в почти одинаковые небольшие квартирки, остановились у нужной, которую Чарли по-магловски открыл ключами без всяких заклятий. Внутри же уже прибег к магии, бросив небрежно ключи на комод, простым взмахом палочки зажег в прихожей и гостиной свет. Обстановка в квартире — очень соответствующая этому «практически не появляется»: не обжита совсем. Теплые оттенки, которыми были выкрашены стены и обита мебель, могли бы придавать уюта, но по итогу они в этом окружении застоявшейся пыли и некоторой затхлости казались просто удручающе тусклыми. — Мило, — заключила Розье и без приглашения прошла глубже в квартиру. Более того — заприметив себе короткий диван в гостиной, сперва очистив одежду от грязи, рухнула на него. Растянулась так, что голова легла на один подлокотник, ноги свесились с противоположного. Не такого ждешь от представительницы аристократического рода. Разве не должна она сидеть по струнке, ладони на коленях, спина идеально прямая? Чарли сам не приверженец строгих норм, но в Розье кричало именно какое-то странное, даже слегка пугающее наплевательство. Не бунтарство, как у него самого или Фреда и Джорджа. А простое пресное равнодушие. — Да, конечно, чувствуй себя как дома, — саркастически пробормотал Чарли, проходя на кухню. Как будто ничего странного не происходит, как будто они не были полунезнакомцами с двух противоборствующих сторон. На кухне Чарли проверил, что могло бы оказаться в запустелом холодильнике, и чуть скривился от осознания своей стереотипной холостяцкой сути, когда обнаружил только пару бутылок сливочного пива. Но с другой стороны — что ещё хранить в доме, куда заявляешься в лучшем случае раз в несколько недель, чтобы не пришлось потом вычищать полки от плесени? Да и не умеет он готовить толком. Взяв одну бутылку, он вскрыл крышку, неуверенный, что это хорошая идея, но еще более неуверенный, что сможет вынести этот абсурд без этих нескольких алкогольных процентов, закупоренных в склянке. Чересчур у него ещё натянуты нервы для адекватного диалога. — Так зачем ты все это устроила? — начал он, делая глоток, отдающий приторной сладостью. — Зачем тебе уничтожать своего же ненаглядного Лорда? Ей ведь живется сейчас наверняка лучше, чем подавляющему большинству британцев. На самом верху, на пригретом местечке, под боком у местного деспота. Всего-то прислуживать ему и жить припеваючи. — Надоел он мне, — ответила она, сложив руки на груди и взгляд устремив в потолок. — Бывает, знаешь, когда из года в год на одно лицо смотришь, хочется разнообразия. Чарли пришлось сделать ещё глоток, чтобы не поддаться накатывающему снова раздражению. Казалось бы, уж в его семье чрезмерная серьезность как раз и не в почете, шутки — излюбленный способ общения, но сейчас, с ней, в штыки воспринималась любая фраза. Осознавая, видимо, что такой ответ его не особо удовлетворяет, она повернула голову в его сторону и заявила: — У меня есть причины. Но никакого желания устраивать из этого разговора сеанс психотерапии. Его затерзало смутное подозрение, что она могла ведь, прикрываясь благими намерениями, просто пожелать сместить нынешнего тирана и занять его пост. Чем она лучше него, если она действительно годами воевала на его стороне? Рекорд Волдеморта по количеству жертв не побьешь, но кровь есть кровь. Не только врагов на поле боя, а ещё и обычных, ни в чем не провинившихся людей, кому не посчастливилось родиться среди маглов. — Я напомню, что пока ты не сказала еще ничего, что могло бы послужить поводом тебе хотя бы немного верить, — заявил Чарли, усаживаясь в кресло рядом с нескромно занятным диваном. Розье театрально тяжело вздохнула, отводя снова к потолку взгляд. Помедлила, прикусила губу, как будто решаясь. — Мне нужно драконье пламя. Чтобы уничтожить то, что очень важно для Реддла. — Его едва не передернуло от этого фамильярного тона — никто на его памяти Волдеморта по фамилии не звал. — От этого зависит в каком-то смысле его сила, его возможности к возрождению. Всё от этого зависит. Таких вещей может быть несколько, а может быть одна. И она уже у меня. — С собой? — А я к дракону поворковать полезла? Вдруг всего лишь присматривалась? Узнавала, насколько это исполнимо. Потому что, на взгляд Чарли, это слегка мало исполнимо, о чем он ей и сообщил: — Ты же понимаешь, что почти невозможно заставить дракона извергать огонь в одну нужную тебе точку? Разве что раздразнить его, чтобы он эту вещь спалил вместе с тобой заодно. Ты просто сгорела бы живьем. — Значит, сгорела бы. Всего одна фраза, беспечная и апатичная, а вдребезги расколола его версию с тем, что она планирует отвоевать власть себе. Ей настолько на себя плевать? Или настолько хотела уничтожить своего же Лорда? — Но, раз у меня теперь в сообщниках драконолог, я надеюсь, такие жертвы ни к чему? — прозвучало следом. Это «сообщник» заставило отпить ещё немного, чтобы проглотить колючую горечь, застрявшую в глотке. Сказать бы, что он все еще не дал своего согласия, но он буквально вывел её за собой из заповедника, впустил её в свой дом, позволил разлечься на своем диване. Выгонять её взашей было бы уже самую малость странно. Тем не менее Чарли все еще смутно представлял себе воплощение её гениальных планов. — Почему именно драконье пламя? — Потому что ничего больше не берет. Я пробовала Экспульсо, Конфринго… правда, что только ни пробовала. А драконы… я уверена, не только их шкура пропитана древней магией. Пламя может быть тоже. К тому же — поправь, если я не права, — драконы же отдаленно родственны змеям? У них может быть яд? Если их пламя ко всему прочему, условно говоря, ядовито… Ход её мыслей он улавливал, но затея все еще казалась по меньшей мере самоубийственной. Драконы практически не поддаются дрессировке и уж точно не выполняют команды, играя под дудку человека. Они разумны, но как раз в той фантастической степени, что их не приручишь, как собаку или кота. Их можно усмирить — временно — десятком проклятий, с ними можно выйти на контакт, они могут привыкнуть к твоему существованию и тебя не трогать, они понимают, когда ты им помогаешь, и иногда может показаться даже, что в их глазах можно прочесть эмоции. Но заставить их что-то сделать? Раз ей нужна немалая мощь, сильно превосходящая все перечисленные ею взрывные проклятья, пламя должно быть направлено ровно на объект и, наверное, не пару секунд, а дольше. Как она себе это представляет? Чарли покачал головой всем этим мыслям. Более бредового предложения ему в жизни не делали. — Покажешь хотя бы, что это за вещь? Розье с готовностью поднялась на ноги, взяла свою сумку, кинутую на пол рядом с диваном и прошла на кухню, куда последовал и Чарли. У стола сумку перевернула и вытряхнула какой-то предмет, прокатившийся по скатерти. Оперевшись бедром о стол со скрещенными на груди руками, Чарли, наверное, целых полминуты сверлил взглядом увиденное. Не понимая, не шутка ли это. — То, отчего «всё зависит», это… ювелирная безделушка? Что он, надевает её в моменты упадка духа? — Это старинная реликвия, — проигнорировала она его язвительность. — Диадема Кандиды Когтевран. Реддл наводнил её темн… Не трогай. Розье ударила его по руке, потянувшейся к диадеме. Чарли, хотевший рассмотреть ближе, от неожиданности замер, уставился на неё. — Я все ещё не уверена, лежит ли на ней проклятье, не дающее её коснуться даже. Лучше не надо. Ладно. Не очень-то и хотелось. Чарли в любом случае по-прежнему не особо понимал: — Так почему она играет такую роль? Чем её… — Чарли осекся, не зная, как его назвать. «Волдеморт» может быть всё ещё под табу, «Лордом» зваться не заслужил, «Реддл» для него чересчур. — Чем её этот твой nemernic наводнил? — Кто… как ты его назвал? — На вопрос ответь. Судя по её бегло закатанным глазам, раздражали друг друга они абсолютно взаимно. Его это полностью устраивало. И все же что-то в его простом вопросе подкашивало её отчужденность и её решительность — она помешкала, несколько секунд взвешивала что-то в мыслях, прежде чем неохотно выдать: — Ты знаешь, что такое крестраж? Ответить бы, что да, чтобы не чувствовать себя идиотом. Может, где-то он даже мог слышать, но, покопавшись бегло в памяти, не нашел никаких закрепленных под этим словом ассоциаций. Что-то, явно выходящее за радиус его интересов. — Предмет, в котором заключена часть души волшебника, — прервала Розье в итоге затянувшееся молчание. — Убиваешь человека, раскалываешь душу и прячешь в объект. Это источник бессмертия. Стоило в полной мере осознать, что лежит сейчас у него на кухонном столе, Чарли еле сдержался, чтобы не поморщиться. — Так… если подводить итог, — сменил он не самую приятную тему, — ты планируешь уничтожить куски его души и потом просто убить его? — Примерно да. — Ты же понимаешь, что систему это не изменит? Обезглавишь, да, но слишком много лет он строил свою диктатуру. Его место просто займет кто-нибудь другой. — Это уже мои заботы. Я в процессе. Что бы это ни значило. Не успел Чарли уточнить, что это за «в процессе» такое, Розье уже продолжала перескакивать с темы на тему: — У тебя сохранилась связь с кем-нибудь, кто был в Ордене в последние годы войны примерно? Издевается? Как будто не Пожиратели Смерти позаботились о том, чтобы осталось как можно меньше орденовцев. Единственный, в чьей целости и невредимости Чарли уверен, — Билл. Ни о ком другом он сто лет не слышал. На его вопросительный взгляд она ответила: — Кто-то в девяносто пятом уничтожил уже один реддловский крестраж. Может, этот кто-то знает и об остальных. — Откуда такая точность? — он недоверчиво прищурился. — Я была с ним в тот момент. Чем больше она отвечает на его вопросы, тем больше эти вопросы множатся, плодятся кучками. Эта девушка приближена к Волдеморту явно уже не просто как солдат его армии. Приближена настолько, что знает о его крестражах, находилась рядом в момент уничтожения одного из них. Как часто она рядом с ним? Что в ней такого, что он держит её при себе так близко? Пока Чарли отвлекся на эти мысли, Розье вдруг прошипела что-то сквозь зубы. Тряхнула рукой. — Вспомнишь солнце… — иронически протянула она, сжимая и разжимая левую руку. — В общем. Ты сможешь устроить, чтобы дракон все-таки попалил по одной точке? Чарли только рот успел приоткрыть, чтобы ответить, она уже нетерпеливо выругалась себе под нос, поспешила вдруг забрать диадему. — Ты подумай пока, обдумай всё, надо ли оно тебе, а сейчас мне надо уходить. Я постараюсь на днях снова объявиться. — Он тебя… вызывает? Её губы растянулись в усмешке. — Соскучился, наверное. Розье язвила, но эта маска язвительности неожиданно-заметно трещала по швам от проступающих через нее панических ноток. Слетела мигом вся её бравада, и даже Чарли стало слегка не по себе от чересчур резкого перепада. Как она собирается из Румынии оказаться моментально в Британии? Это займет несколько часов. Несколько остановочных пунктов на пограничье, где придется дать себе передышку в минут двадцать-тридцать минимум, иначе это грозит расщеплением. Слишком самонадеянно было бы пытаться преодолеть всю Европу за раз. Уже направившаяся поспешно к выходу, она вдруг остановилась. Секунду стояла к Чарли спиной, о чем-то думая, затем развернулась резко, швыряя в него вопрос: — У тебя есть что-то покрепче пива? Что угодно он готов был услышать, но не это. — Зачем тебе сейчас… — Пожалуйста. Если есть — быстрее. Искренняя просьба в глазах, как будто от этого чего-то «покрепче пива» зависела её жизнь, почему-то побудила всё же зашарить по полкам, открывая все подряд дверцы. Одна из них не подвела — стояла в пыли какая-то старая недопитая бутылка. — Спасибо, — ответила Розье, хватая пальцами горлышко протягиваемого ей огневиски. Без всякого прощания двинулась уже опять к двери и остановилась только когда Чарли, сам вдруг опомнившись, её осек: — Палочки свои забрать не хочешь? Выдохнув что-то вроде «точно» — совершенно не стесняясь вскрывшегося обмана, — она просто вернулась, просто забрала явно-не-свои палочки, о которых в спешке забыла, и наконец исчезла, от нервозности чересчур громко хлопнув дверью. Квартиру сразу накрыло контрастной, какой-то совершенно неприятной тишиной, а Чарли все так и стоял среди гостиной, глядя на закрытую дверь. А когда через пару минут ожил все-таки — вполголоса выругался, проводя ладонью по лицу, как будто в попытке стереть наваждение. Ему точно это всё сейчас — начиная с заповедника и заканчивая вылетающей из его квартиры Розье с огневиски в руке — не приснилось? *** Пока Агнес напряженным шагом покидала здание, засовывая бутылку в сумку, в голове сплошным потоком неслась одна только брань. Никакой другой реакции на происходящее быть не могло. Нет, она не жалела, что заявилась сюда. Не жалела о том, что не убила Уизли. С ним действительно всё может стать проще в дальнейшем, если она вообще переживет сегодняшний день. Жалела только о своей фантастической невезучести. Больше недели от Реддла — ни слова. Стоило ей наконец рискнуть — он тут как тут. Зачем? Что ему вдруг могло потребоваться среди ночи? Не узнал же он, где она и что делает? Только покинув дом, Агнес трансгрессировала тут же. Первая точка — граница Румынии. Уже сейчас стоило бы хотя бы пару минут подождать, но Метка продолжала полыхать, и Агнес сделала только несколько шагов по тихой ночной улочке пограничного с Венгрией городка, прежде чем совершить сразу следующий трансгрессионный прыжок. Будапешт. Столица встретила её неприятной моросью и россыпью черных пятен перед глазами: тело уже начинало подводить, тошнота подкатила к горлу в сопровождение легкому головокружению. Слишком большие расстояния Агнес брала. Здесь уже она на несколько минут остановилась, совсем ненадолго, глубоко дыша, уперлась обеими руками в перила, тянущиеся вдоль дунайского побережья. Глядела на водную гладь в ожидании, пока город перестанет покачиваться перед глазами. И дальше. Всю Австрию — одним прыжком. Трансгрессия выплюнула её в Мюнхене, заставив больно впечататься коленями и ладонями в брусчатку. Спрятанная бутылка опасно звякнула, и первым делом, сквозь черноту перед глазами, Агнес полезла в сумку, ощупывая стекло. Не разбилось. Крестраж даже не проверяла — уж он уцелеет, даже если с Эвереста швырнуть. Проморгавшись и оглянувшись, Агнес обнаружила себя прямо посреди улицы, благо безлюдной, и на всякий случай отползла в тень: теперь передышку сделать придется, хочет она того или нет. Конечности потряхивало, во рту так сухо, будто трансгрессия буквально выкачивала из неё жизненные силы. У нее даже нет с собой часов, чтобы узнать, сколько времени прошло с момента, как Метку начало значительно припекать. Либо же чтобы засечь хотя бы, сколько ей нужно просидеть и когда можно будет снова трансгрессировать без риска обратиться месивом органов. В ближайшем укромном уголке она разместилась на сыроватой земле у стены, опираясь на нее спиной, локти опустив на полусогнутые колени. Зато у нее было время обдумать все сегодня произошедшее. Вылазку Агнес бесполезной не считала, несмотря на то, что крестраж все еще цел, а сама она сидит на холодном асфальте посреди континентальной Европы, пока её ждет Лорд почти в тысяче миль отсюда. Давно уже она думала о том, чтобы разделить с кем-то груз сумасшедшей ответственности. Ей было не с кем всего-навсего. Расскажи она кому угодно о своих планах — её бы сдали сию же секунду, ещё и получили бы за это повышение, продвижение по иерархии, пришли бы потом упоенно станцевать на её могиле, нисколько не сожалея. Уизли же не сдаст её Ордену, потому что, в общем-то, некому уже там её сдавать. Тем более не сдаст Пожирателям Смерти. А главное — у него по-настоящему весомая мотивация в принципе ей помогать. Только за этот факт она мысленно и хваталась, себя всевозможно осекая, чтобы, чувствуя исходящий от прижимающего её к камню мужчины гнев, не оголить клинок. Он ведь обездвижил левую руку, с палочкой. Не правую. Всего одно её движение, одно ранение в шею, один фонтан заливающей её крови, и никаких свидетелей, никаких проблем. Но его жизнь полезнее, чем смерть. Убить всегда успеется, если что-то пойдет не так. Если появятся сомнения, если он будет нести угрозу или даже если просто перестанет быть полезен. Только это и успокаивало, бальзамом залечивало какую-то ноющую часть внутри нее, не терпящую полагаться на кого-либо, кроме себя. В нынешнем режиме, очевидно, опасно кому-либо доверять, и это доверие, которое ей пришлось проявить, которое пришлось ещё и самой завоевывать по шажку порциями информации… ощущалось непонятно. Не как-либо приятно, но и не слишком уж паршиво тоже. Тревожно. Так долго Агнес копошилась в этих мыслях, что начала уже проваливаться в сон, и ей потребовалось приложить усилие, чтобы отскрести себя от асфальта и от стены. Подняться и двинуться дальше, когда организм хотя бы немного восстановился. Следующая остановка — Страсбург, на большее её пока не хватило. Риск выключиться, если она снова где-то усядется, был слишком велик, и очередную передышку она провела не у стенки, а кое-как передвигая ногами, бредя по тускло освещенной фонарями набережной. Мозг пока перебирал все варианты, что с ней может сделать Реддл, и один другого краше. Это и подстегивало не останавливаться, хотя, по правде, сильнее было желание просто развернуться и бежать от Британии прочь, не особо благородно бросив все свои «сомнительно-геройские» планы. Когда она очутилась в Лилле, уже наступали предрассветные сумерки, и это плохо. Сколько времени она уже играет в путешественницу? А впереди ещё пересечение морской границы, которая очень даже может закончиться тем, что Агнес просто окажется посреди Ла-Манша, подкормив собой акул и прочих обитателей пролива. Пришлось перед этим сделать еще один затяжной перерыв на побережье, в отчаянии наблюдая за тем, как всходит уже солнце, а Метка все не затихает, печет скотски, напоминая ей о её незавидном положении. Да что там такого срочного… Уже в Лондоне Агнес себя еле затащила в пределы квартиры. Ноги подогнулись, роняя её с грохотом, и она растянулась прямо на полу, пока истощенное этим увлекательным путешествием тело мелко колотило. Тяжелое, еле ощущаемое. Все кости, будто истончавшиеся, ломило, и сгустившаяся перед глазами темнота никак не рассеивалась. Можно бы перед Реддлом так и объясниться — была далеко от Лондона. Искала информацию о Жнеце. Но она не скажет ему ничего нового, ничего из того, что нельзя было бы узнать в черте даже не только Британии, а столицы даже. Да и не она разве упрашивала его далеко её не отсылать? Чтобы по итогу добровольно отправиться непонятно куда и непонятно зачем? Он стопроцентно полезет к ней в голову. А она стопроцентно не в состоянии дать ему должный ментальный отпор. Не хотелось к этому прибегать, но выбора не оставалось: — Альфи, — пробормотала она, прикрывая глаза на миг и молясь, чтобы тот отозвался. Хлопок. В ту же секунду. Агнес повернула свинцовую голову в направлении звука, глядя на эльфа, которого не видела уже целую вечность. Не хотела его впутывать, не хотела, чтобы её нынешняя деятельность хотя бы косвенно пересекалась с её прошлым и тем более пятнала воспоминания о далеком детстве. Домовик с чересчур большими ушами испуганно уставился своими круглыми глазами на лежащую на полу хозяйку. — Госпожа, вы… вам… — Речь спотыкалась. — Госпоже плохо?.. Ну, слегка. Чтобы не пугать домовика правдой, Агнес покачала головой: — Всё в порядке. — А хриплость в горле скрыть не удалось, и Агнес чуть прокашлялась, прежде чем продолжить. — Просто принеси мне из семейных запасов животворящий эликсир. И успокоительное, если найдешь. Разные зелья имелись у нее и в квартире, но раз она и так уже дернула домовика из поместья, лучше будет не тратить собственный запас. Из семейных резервов не убудет. — Как прикажете, — глубоко-почтительно поклонился Альфи и исчез, к счастью, не тратя времени на панику. Малыш Альфи — или теперь уже не совсем малыш, хотя ростом даже спустя столько лет не вышел, был даже для домовиков маловат, — её буквально вырастил. Как это часто бывает в чистокровных семьях, когда родители слишком заняты, чтобы возиться с ребенком, все мелочи воспитания ложатся на худощавые плечи эльфа: Альфи совсем ещё юным заботился о ней ещё с её младенчества. В братскую квартиру его Агнес забирать не стала, незачем, поэтому жил все так же в поместье вместе с несколькими другими эльфами. Сейчас без животворящего эликсира было не обойтись, и тот действительно, стоило домовику вернуться со склянками, а Агнес залить их содержимое в глотку, прокатился по телу спасительно-бодрящим теплом. Всё ещё изнуренная, Агнес теперь смогла хотя бы встать, отослать обратно растерянного домовика и пройти в скрытое за книжными полками помещение, где выложила из сумки палочки и диадему. Отцепила от руки скрытые ножны с клинком, сняла. На всякий случай. У Реддла взгляд острейший — выцепит даже едва уловимый отблеск оружия. Руки слегка потряхивало все еще, но ещё одна порция успокаивающего отвара помогла окончательно привести себя в порядок, по крайней мере унять эту нервную рассеянность. Тем не менее идея всё ещё казалась отвратительной, но ум больше ничего пригодного для исполнения не подбирал. Откупорив стащенную у Уизли бутылку, Агнес приложилась к горлышку. Жидкость обожгла крепкостью слизистую, едва не вышла тут же по глотке обратно, и пришлось ладонью зажать себе рот, насильно заставляя себя проглотить. Так и спиться недолго, если она продолжит в том же духе. Ещё несколько глотков, горячащих грудную клетку, и Агнес направилась к выходу, пока алкоголь слишком уж не ударил в голову. Трансгрессировала. До нужного кабинета по коридорам брела уже как в тумане. Не осознавала до конца, что происходит и чем её выходки ей грозят, попросту не желала в это вдумываться. Агнес очень хотелось бы сказать, что после недавней встречи с драконом страх перед Реддлом — ничто. Жалкая крупица. Но для таких мысленных заявлений она стояла перед дверью смехотворно долго, не набираясь смелости хотя бы просто постучать. А Метка на предплечье все жгла-жгла-жгла… Затихла. Стоило перебороть себя, постучать и наконец войти — боль мигом ушла, хотя Реддл перебирал бумаги, стоя спиной к ней. Как будто чувствовал, кто именно зашел. Уже в первую же секунду Агнес ощутила в воздухе какую-то опасную концентрацию злости. Такую насыщенную, как на природе перед грозой, когда вот-вот замечутся молнии, но в их случае вместо молний — Непростительные. Но Агнес сомневалась, что в неё полетит Круциатус. В этом смысле она счастливица. Её Реддл предпочитает ломать исключительно морально. — Ещё хотя бы раз не явишься по первому же зову, я тебя четвертую. — Абсолютное спокойствие ровного тона прибавляло маловероятной угрозе довольно пугающий вес. — Где ты была? — Спала. Реддл обернулся наконец, взглянул на неё так, будто ослышался и ждал теперь, что она повторит. Агнес повторять не стала. — Хочешь сказать, Метка во сне не чувствуется? — Крепко спала, — уточнила она ранний ответ. Смесь алкоголя и успокаивающего отвара действовали подобно плотному кокону — у неё не было уверенности в том, что вообще она должна испытывать. Какая-то абсолютная атрофия чувств. И все-таки она вздрогнула, когда Реддл внезапно сократил между ними расстояние. Едва заметно подалась назад, но это не помешало ему схватить её за подбородок. Грубое прикосновение, едва не рассыпающее её ничтожным крошевом во власти чужой злости. Красные радужки впились в её лицо, и Агнес приготовилась уже к очередному вторжению в ум. Сердце заведомо выстукивало похоронный марш. Зря. Легилименции не последовало. Реддл не углубился в её сознание, только на поверхности глаз выцепил явный блеск. Секунда на то, чтобы вдуматься в этот факт, секунда на то, чтобы нахмуриться, и наконец — риторический вопрос: — Ты пьяна? Риторический, потому что черты его лица, нависающего над ней, слегка двоились, и её взгляд наверняка должен был передавать всю запущенность положения, отвечая на его вопрос без всяких слов. — Поэтому и не чувствовала… — заключила она, играя виноватость. Теперь уже у неё было куда больше оснований предполагать, что он её четвертует. Но сначала — конечно, пошерстит её память, Агнес не сомневалась. Её действия были сродни игре в рулетку. Черное — доза алкоголя размажет очертания воспоминаний, застелет память дымкой, и это поможет ей выкрутиться. Красное — это сыграет против неё же, на пьяную голову она не сумеет выставить нужные ментальные блоки. Агнес ставила абсолютно всё на черное, все свои планы и свою жизнь, по сути, и у нее сердце готово было кости пробить в этот зловещий момент промедления. Всё на черное. А взыграло вдруг белое. Иными словами — невозможное: он даже не стал. Не стал проверять. Несколько секунд изучал её лицо, как будто желал взглядом кожу снять, а затем просто отпустил её. Отстранился. В каком-то заметном раздражении вернулся к столу, как будто ему было вовсе не до игр с её памятью. Сжатые, замершие прежде легкие выпустили беззвучный выдох облегчения, напряженные плечи чуть опустились, пока потерянный взгляд уставился в одну точку. Вот поэтому Агнес и не строила никогда замысловатые стратегии. Поэтому. Зачем просчитывать скрупулезно каждую мелочь, если чаще всего у неё все равно абсолютно всё пойдет не по плану, зато подобная откровенно бредовая идея, слепленная наспех из ничего, взаправду её спасет? Или, может, она просто сама чересчур нагнетала изначально. Это Агнес почти год коптилась в мыслях о свержении Темного Лорда, о предательстве. Тренировалась и готовилась. Приклеилось уже к ней вечное ощущение того, что Реддл будет проверять её на каждом шагу. Что с его стороны? По сути ведь она за это время так и не давала ему ни единого повода ей настолько не доверять. Раньше же он не проверял её память при каждой встрече, так с чего она решила, что теперь?.. А может, он просто не захотел лезть в её пьяный мозг, что более вероятно. Всё общение с ним — сплошное «может». Единственное, что Агнес понимала, это так и не иссякшую злость. Всё ещё пронизывала пространство. — Не осуждай меня за то, как я провожу свои вечера, — чтобы нарушить неприятное молчание, оправдалась она, неуверенно проходя глубже в кабинет. — Все-таки, знаешь, ни семьи, ни увлечений… — Займись вязанием, — бросил он, садясь в кресло за письменным столом. — Это приказ? Реддл её иронию в ответ на его собственную — немыслимо привычная формула их разговоров, — не оценил, устало потирая переносицу. С одной стороны, лестно быть головной болью самого Темного Лорда, с другой — опрометчиво. Вечное скольжение по льду. За его вздохом, служащим для восстановления его титанического терпения, последовал очередной сухой вопрос: — Ты разузнала что-нибудь о Жнеце? И Агнес, прогуливающаяся по кабинету, остановилась. Посмотрела на Реддла удивленно, чувствуя почти физически, как скрипит невидимая на её лице маска, кое-как прятавшая сейчас эмоции. Не из-за неожиданности темы — та рано или поздно должна была подняться снова. Из-за того, что она, выходит, едва наизнанку себя не вывернула, была на грани того, чтобы по кусочку себя с мостовой европейских городков соскребать, ради этого? — То есть ты вызывал меня срочно посреди ночи, чтобы спросить о… — Я правильно понимаю, что, по твоему мнению, я должен перед тобой объясняться, когда и зачем я тебя вызываю? От льда в его голосе порой в самый жаркий день замерзнуть до окоченения можно, и привыкнуть к этому невозможно. Но в этот раз что-то было особенно непривычно. Вроде бы обычная его манера общения, эта отстраненность, этот командный тон, эта резкость фраз, летящих кинжалами и оставляющих наглухо в растерянности… Что-то было не так, едва уловимо. Что-то случилось, и пока это «что-то» от неё безнадежно ускользало. Не из-за Фарли же он зол? Несколько дней прошло, Жнец оказался на первой полосе на следующее же утро, Реддл не мог узнать об этом только сейчас. Стушевавшись всё же — продолжать играть с огнем у нее желания не было, хватило, — Агнес качнула головой и ответила на заданный до этого вопрос: — Жнецы мелькают в разных мифологиях, но если говорить о какой-то конкретной истории, то была одна сказка. Миф. О том, как Жнец пошел наперекор Смерти, стал отнимать души условно «плохих» людей. Этим разрушил баланс, порядок и все прочее. Если убийца опирается на этот миф, то он, видимо, стремится в первую очередь создать в обществе переполох. — У него получается. То ли алкоголь сказывался на её восприятии, перетасовывая слова и препятствуя тому, чтобы понять хоть что-то, то ли Реддл зачастил с загадками. Всего четверо Пожирателей Смерти, трое из которых мало что стоят. Какое ещё «получается»? Какой ещё переполох… Реддл же выдвинул ящик стола, достал оттуда какую-то газету и швырнул на стол. Чуть приблизившись, Агнес разглядела то же, что уже видела: колдографию спаленного дома, рядом с которым — выжженная на траве надпись. Так он все-таки из-за Фарли?.. — Всего две выходки, а он уже вдохновитель, — сцепив пальцы замком, мнимо-непринужденно заявил Реддл. Агнес все еще совсем ничего не понимала. — Орден Феникса снова при деле. Уже успевшее угомониться, сердце провалилось вниз. Это было явно не то, что она ожидала услышать. Мозг ушел в отрицание тут же, Агнес усмехнулась, покачала головой, не сводя немигающего взгляда с Реддла, смотрящего на нее совершенно серьезно. Неужели не шутил? — Каким образом, если большая их часть мертва давным-давно, а другие под замком? «Рядовых» орденовцев просто убрали за ненадобностью, зато выдающихся, действительно сильных магов втайне от общества заковали во все те же вытягивающие силу кандалы, что и грязнокровок. Чтобы не пропадал такой магический потенциал. Держали взаперти, проводили все те же эксперименты, что и над маглорожденными. Иногда всё же вспыхивали очаги сопротивления в разных частях британских островов, но с многочисленной армией Темного Лорда те гасли почти сразу. — Пока ты чудесно проводила время, в лабораториях успел произойти небольшой бунт. — Агнес, кажется, уже трезвела стремительно. Эффект тот же, как если бы её окатили водой и продолжали поливать, порция за порцией: — Двое ученых освободили часть маглорожденных и орденовцев. Сняли с них браслеты. Сами уйти не смогли, зато беглецы успешно скрылись. Озвучивал это спокойно, будто они беседовали об офисной работе, но на последующих словах он посмотрел на Агнес внимательно, явно желая видеть реакцию на конкретный факт, конкретную фамилию: — Включая Блэка, Диггори, Грюма и прочих, что могут стать проблемой. Грюм. Г-р-ю-м — буквы, ещё с детства выгравированные глубоко в потемках ума, много раньше, чем она успела бы их осмыслить и узнать в будущем, кто кроется под этим страшным для неё набором звуков. Да почему он не помер там еще от старости и истощения в этих лабораториях? Ей стоило настоять на казни ещё тогда, годы назад. Нет, решила вдруг, что заточение, ещё и настолько унизительное, сокрушит его сильнее, чем просто смерть, неважно, быстрая или мучительная. Идиотка. Оставляя самобичевание на потом, Агнес предпочла подумать о вещах не менее важных. Если так посмотреть, это отличная новость. Превосходная, без иронии. Режим Темного Лорда будет расшатываться теперь не только изнутри, но и снаружи, если Орден возобновит эти попытки. Это хорошо. Да, серьезно прекрасно. Но с другой же стороны — раз она недавно так рвалась в сражения, Реддл определенно будет отправлять её на вылазки, направленные против поднимающегося из пепла Ордена Феникса. Как пять и более лет назад, но тогда на её плечах хотя бы не лежала борьба против Пожирателей Смерти, которую она начала только в этом году. А это значит, что теперь, кажется, её «быть против двух сторон одновременно» из сугубо метафорического обретает самый что ни на есть буквальный смысл.