Легенда о Жнеце

— 1993 год —

Необъятный масштаб всего поместья сузился для неё до четырех стен собственной комнаты. Одиночество, неведение, желание просто отрицать до последнего реальность происходящего — три преобладающих чувства, сомкнувшихся на ней, как кандалы. Агнес буквально сделала себя затворницей спальни. Просто чтобы не пересечься с тем, кто решил как можно сильнее злоупотребить гостеприимством «старого друга». Каждую ночь она засыпала в компании жуткой и странной мысли, что где-то под этой крышей сейчас убийца. Лидер Пожирателей Смерти. Тот-Кого-Нельзя-Называть, тот, чье имя боятся называть. Том Реддл — буквально как личный монстр её же родного дома, которого Агнес в запутанных коридорах особняка избегала, как тщетно пытаются избежать какого-нибудь там Минотавра в мрачном лабиринте. Удавалось вполне сносно. Тем временем каждое же утро над ней словно издевалось: приносило с собой несколько секунд приятного забвения, когда только-только просыпаешься и ещё не помнишь ничего. Только затем добирается, постепенно, либо же сваливается разом осознание. Агнес в такие моменты тянулась всегда к рукаву ночной рубашки, засучивала и смотрела на непривычные черные линии, занимающие некогда чистое предплечье. С отцом после своего возвращения она пересеклась лишь раз. Ожидала серьезного разговора, а он ни слова ей не сказал, кроме «покажи руку». Уже знал наверняка, что случилось, но хотел, наверное, увидеть собственными глазами. Её руку он рассматривал очень и очень долго, как будто просто поверить не мог. Как будто видел впервые, как будто ту же Метку не видел на протяжении почти всей своей жизни — сначала у себя, затем у сына. Чувствовал ли он гордость, когда Эван показал ему впервые? Что он чувствовал сейчас, глядя на клеймо на руке своей дочери? Эмоцию на его неподвижном лице точно даже отдаленно нельзя было охарактеризовать как «гордость». Задумчивость, отрешенность и ни намека на какое-то подобие радости за то, что Агнес продолжит семейное дело. На этом всё. Всё их общение за целые дни пребывания в одном доме. Агнес оставалось только сидеть в своей комнате, изгрызать себе нервы мыслями о том, как отец объяснил руководству школы её пропажу и что вообще происходило в замке после её исчезновения. Что происходит в мире. Газеты ничего не давали. Никаких толковых новостей. Умершие считались пропавшими, ведь тел никаких не найдено. Знали наверняка о том, что поиски пропавших ни к чему не приведут, только Агнес и Том, ещё, может быть, те, кому он мог бы также рассказать впоследствии. Магическое общество оставалось в страшном неведении о том, что в сочетание «Мальчик-Который-Выжил» следовало бы теперь уже всунуть частицу «не». Когда Агнес изредка выбиралась из спальни, слышала голоса, чужие и грубые. В окно наблюдала за тем, как приходят и уходят неизвестные личности в мантиях и масках. Темный Лорд явно устраивал в доме собрания, и она задавалась вопросом, почему она на них не присутствует. Ещё слишком мала? Не то чтобы она хотела бы присутствовать, но это ещё более нагнетающе, чем если бы она была хотя бы частично в курсе дел. Если он нарочно решил устроить ей пытку неизвестностью — хотя вряд ли он вообще вспоминал о её существовании, — у него получалось. Не исключено, что ей стоило бы вести себя совсем иначе. Выбираться из комнаты, пытаться подслушать разговоры, разобраться хоть в чем-нибудь и, вероятно, это можно было бы как-то использовать. По крайней мере не сидеть без дела, пока дни сменяются один за другим. То ли смелости не хватало, то ли безрассудства. А может, не хватало понимания того, что ей с этой полученной информацией делать, если она что-то да разузнает. Да что она вообще может сделать? И все-таки постепенно она стала покидать пределы спальни, просто чтобы хотя бы что-то понять. Не подслушивала, не предпринимала ничего, но в тот или иной раз сталкивалась случайно с кем-нибудь в коридорах, и каждый раз это был кто-то новый. Знакомый или незнакомый ей, неважно, они просто не повторялись. Лорд устраивал собрания не для всех разом, во всяком случае, Агнес не припоминала ни одного дня, когда поместье наполнилось бы целой кучей Пожирателей Смерти. Вызывал группками людей, перетасовывал их по-разному. Были как представители аристократии, так и простые смертные, на вид сомнительные личности, те, кого она не знала и знать не очень-то хотела. Обычно они, если видели её в коридорах, не одаряли никаким особым вниманием. Могли бросить любопытный взгляд — в этом доме Агнес была самой юной и буквально единственной девушкой, — но никогда не заговаривали. Заговорил однажды только один. Белокурый, светлобровый, крупный мужчина. Заметив её в коридоре, отделился от других, покидающих зал, и направился к ней, пока Агнес с каждым его шагом мыслями отбивала: не подходи, не подходи, не подходи… Сама она уйти не решилась, опасаясь такой демонстративностью спровоцировать на что-нибудь. — Любопытно даже, не страшно разве такой хрупкой девочке жить в пожирательском гнезде? — ухмыльнулся он, оказавшись уже близко, и только тогда Агнес осознала, насколько он все-таки громадный. Мешок мышц, скрытых под мантией. — Мало ли пристанет кто… Агнес еле сдержала нервный смешок от понимания, что сама она, конечно, никаким Пожирателем Смерти не выглядит. Какой бы змеей ни была отмечена её рука, скрытая под длинным рукавом блузки, — она слишком безобидна. И внешне, и на деле. Это, наверное, и представить сложно. Чтобы кто-то вроде неё… Даже просто юных Пожирателей Смерти Агнес в доме не замечала — видимо, ещё не было никакого набора среди молодого поколения волшебников, — всё те же, что участвовали в войне годы назад. Никаких пареньков, что уж говорить о девушках. Жены и дочери обычно не лезли на передовую. Агнес не стала его разуверять: — Я предпочитаю надеяться, что имя моего отца в обществе достаточно авторитетно, чтобы кто-либо решил ко мне пристать, — ответила она с видимым спокойствием, хотя и подалась едва заметно назад, очень стараясь сохранить тончайшую грань между холодностью и грубостью. Улыбка мужчины была определенно неприятной. Он чуть склонился к ней, как бы заговорщически произнося: — Я бы не слишком полагался на чужую благоразумность… Взгляд его тем временем открыто шарил по её телу, заставляя против воли сжаться, как будто в желании стать ещё меньше, и Агнес уже проклинала себя за то, что вообще высунулась из комнаты. Больше ни шагу оттуда… — Роули. Голос, вторгшийся в эту сцену, заставил обоих тут же повернуть голову. — Не вижу, чтобы ты торопился выполнить задание, которое я тебе дал. Стоит попросить прислугу, чтобы тебе напомнили, в какой стороне выход? Мужчина-скала перед ней заметно напрягся, невзирая на безукоризненное спокойствие реддловского тона. Это выглядело даже в какой-то мере чудаковато — этот Роули внешне был старше и значительно крупнее Тома, и это учитывая, что и тот был выше среднего роста, иными словами, Роули очень внушителен. А стушевался при виде Тома, как мальчишка. — Уже иду, мой Лорд, — почтительно кивнул он и, бросив на Агнес последний взгляд, который она предпочла проигнорировать, ушел. До чего же неправильно это было, что каким-то ужасным образом от появления Тома Реддла она испытала толику облегчения. Неправильно просто до одури. Все те, кто вклинивался в её и так неуютную обитель, как бы ни пугали её, были ведь всего лишь марионетками. Бояться тогда стоит ведь кукловода, разве нет? Который держал же ещё и веревочки, её саму контролирующие, — она такая же игрушка в его руках, как все остальные. Пока пылящаяся без дела и цели, но все-таки игрушка. К счастью, вопреки проступившему все же закономерному опасению, Том не заговорил с ней, даже когда они остались в коридоре вдвоем. Агнес только почувствовала на себе внимание алых глаз, но не встретила его, не решилась, не смотрела в его сторону вовсе. Тогда Том просто исчез из её поля зрения так же незаметно, как появился. Его незаинтересованность её личностью, с одной стороны, была полностью оправдана, с другой — нагнетала в том смысле, что Агнес все еще не имела ни малейшего представления, какова будет её роль в грядущих туманных событиях. Хотелось бы хранить и лелеять идиотскую надежду, что те обойдут её стороной, раз Агнес все еще ни в чем даже близко не участвует… и что Метка все-таки не более чем способ держать её рот закрытым. Но это был бы чересчур благоприятный исход. Следующий же день дал ей понять, насколько Агнес глупа, если надеялась отсидеться в стороне и не замарать руки. Июнь уже вовсю разгорался теплом, и Агнес, в легком платье из светлой воздушной ткани, сидела на ступенях крыльца, не тревожась, что нагрянет кто-нибудь из очередных неприятных гостей: это происходило всегда ближе к закату, либо и вовсе на пороге ночи. Чем же занимался Том в этом доме днями, вне собраний, Агнес даже и знать не хотела. Предпочитала представлять, будто его здесь нет вовсе. Учитывая масштаб особняка, это было не слишком сложно. Точно он всего лишь привидение, какие водятся в подобных старинных домах: возможно, какой-то неуловимый призрак есть, возможно, нет. Остается только гадать и на всяких случай сторониться любых намеков, свидетельствующих о появлении злых сил. Но в волшебном мире ведь их появление, в отличие от жутких историй, не знаменуются паранормальными явлениями — сменой температуры, грохотом посуды, гаснущими свечами. Привидения в реальности появляются совершенно бесшумно. Как и проклятый Том Реддл. — Ты практически не покидаешь комнаты, — прозвучал за спиной голос, заставивший застыть: пальцы, заплетавшие шелковой лентой длинные волосы, дрогнули, замерли. — Не появляешься даже за столом. Почему? Агнес своему слуху не верила. Ему в перерывах между делами стало скучно, искал в её лице себе развлечение? Что это за внезапная беседа после стольких дней тишины и какое ему дело? — Мне стоит ужинать с вами? — осторожно спросила она, не оборачиваясь, как будто говорила воздуху перед собой. Спина — прямая, как игла, Агнес и шевельнуться под его взглядом боялась. Сидела, подобно мраморной статуе, только легкий ветер колыхал немного волосы и ткань платья. Ужинать с ним и отцом… Не каждый вечер, но чаще всего Том проводил ужин в компании её отца, обсуждая что-то, как будто они действительно были обычными друзьями, а не Темным Лордом и его подчиненным. Агнес никогда не присоединялась, предпочитая приемы пищи в уединении своей комнаты, что раньше никогда не дозволялось — по заветам этикета, ей надлежало трапезничать исключительно в зале, вместе с отцом, — но с учетом обстоятельств вся её повседневность перевернулась вверх дном. — Я не настаиваю. Мне лишь не хотелось бы настолько сильно рушить своим присутствием вашу привычную рутину. У неё сама по себе вырвалась усмешка, и Агнес мысленно взмолилась, чтобы та прозвучала достаточно тихо. Но он ведь просто издевается, не иначе? По его лишенному любых эмоций, практически скучающему тону ничего не поймешь. Встать бы и уйти, да только это наверняка примется за дерзость. Непозволительное поведение, когда с тобой говорит Темный Лорд. Ей и сидеть к нему спиной вряд ли дозволялось, но она не заставит себя подняться, повернуться и говорить с ним лицом к лицу. Он рассудил эту дилемму сам — приблизился, спускаясь по ступеням с крыльца. Агнес наивно понадеялась, что он уходит, но он продолжил с ней говорить, внезапно сменяя тему: — Если не хочешь лишних неприятностей, старайся не приближаться к Роули, — предупредил он и, вместо того чтобы пройти мимо, оперся плечом о колонну, что была совсем близко к ступеням, занятых Агнес. — Торфинн — хороший боец, но весьма и весьма неуравновешен. Было бы прекрасно в таком случае, если бы этот Торфинн Роули вовсе не появлялся в её доме, но едва ли у нее есть право голоса в этом вопросе. Агнес только кивнула, принимая совет. Неожиданный и необъяснимый. Опустила глаза, но робкий взгляд так и возвращался мельком к высокой и изящной фигуре рядом. В этот раз он был только в брюках и рубашке — какой-то непривычно неофициальный вид, должно быть, из-за летнего тепла. И это выбивало из колеи: слишком человеческая мелочь — подобрать одежду, чтобы было не слишком жарко. Агнес казалось почему-то, что Темному Лорду все равно на какие-либо физические неудобства. Через силу ей давалось понимание, что он такой же человек, который спит, ест, нуждается в отдыхе, и главное, всё это — именно под этой крышей. В одном с ней доме, буквально живет с ней. Ещё страннее просто видеть его днем в принципе. Видеть, как солнечный свет выбеливает и так бледный участок шеи в вырезе воротника — удивительно, педантичный во всем Том Реддл застегнул пуговицы не по самый кадык, — как слегка подсвечиваются под лучами алые радужки. Иногда казалось ненароком, что он, подобно воплощению зла, яркого света должен избегать вообще. Раствориться от него, как призрак, зашипеть и исчезнуть, как вампир. Но вот он здесь, перед ней. Просто… человек. Пусть и возродившийся из мертвых. Несправедливо и неправильно притягивающий взгляд. Сейчас ведь, не в темноте безлюдных коридоров, некоторая зловещность покинула его образ, если не считать цвета глаз. Аристократическая осанка, утонченные руки с длинными пальцами, черные волосы, частично падающие короткими прядями на высокий лоб. Скулы, вечно-надменный взгляд, уверенность в каждом жесте — всё, что нужно каждой второй девочке, чтобы влюбиться. Всё, что было бы нужно ей, почти не пересекающейся с мужским полом, если бы только она встретила его где-нибудь случайно. Где-нибудь в других обстоятельствах. Где-нибудь в другом мире. Если бы не знала, кто скрывается под этим до зубовного скрежета привлекательным обликом. Отпихивая бестолковые мысли, Агнес, раз уж он сам начал с ней разговор, осмелилась спросить: — От чего зависит, кто приходит на собрание?.. Почему каждый раз всего по несколько человек, почему бы не созвать большинство разом? Утолить любопытство же — не грех? Не дерзость? Ей бы очень не помешал какой-нибудь свод правил для общения с Темным Лордом, потому что она не понимала ничего. Опасалась, что её интерес его раздражит, но он не выказал никакого недовольства. Только выдержал перед ответом паузу, высматривая в ней что-то. Её каждый раз от этого тянуло поежиться, а ещё лучше — уйти, подальше от этих глаз. — Ты знаешь, что происходило в восьмидесятых годах? — Прежде чем она успела бы что-то ответить, уже через секунду он продолжил сам: — Каждый стремился выдать как можно больше имен, чтобы спасти собственную шкуру. Это уже было вполне исчерпывающее объяснение, но Том, будто не до конца уверенный в её умственных способностях, сам разложил всё по полочкам: — Учитывая некоторую нынешнюю неопределенность, в ближайший год, или даже несколько, перебежчиков будет особенно много, притом с обеих сторон. Чем меньше имен им известно, тем лучше. — По этой причине я не допускаюсь к собраниям? Сама не знала, зачем спросила, и пожалела тут же. Особенно когда на его лице мелькнула тень улыбки. Обычно улыбка людям смягчает лицо. Даже если искусственная, как угодно натянутая, всё равно. Делает доброжелательнее. Абсолютно точно не в его случае. — А ты так того хочешь? Агнес увела снова взгляд от его лица. Рассматривала витиеватые узоры на полупрозрачной ткани платья, не понимая сама, надеется она, что этот бессмысленный разговор вскоре просто подойдет к концу, или наоборот. Не подошел. За насмешкой последовал удивительно развернутый ответ: — Нет. Будь так, я бы велел тебе не покидать комнаты на время собраний вовсе. Ты «не допускаешься», только потому что на данный момент тебе там нечего делать. Твоих умений недостаточно для любого из заданий, что я мог бы дать. Её подобное заявление покоробило. Если сейчас умений, очевидно, недостаточно — Агнес не сомневалась, что Том подобрал наиболее деликатное слово, — то каким вообще образом она будет их добирать? Наймут ей гувернера, что обучал бы её Непростительным? Сидела бы прилежно за партой, конспектировала бы, как долго нужно пытать грязнокровку по общепринятому стандарту и как по визгу магла определить, через сколько секунд тот выключится от Круциатуса… — Впрочем… — прервал Том её презабавно-угрюмые размышления, служащие единственным способом не свихнуться. И Агнес моментально прокляла себя за то, что вообще подняла эту тему, прокляла себя за неуместный интерес. За этим «впрочем» могло крыться что угодно. Её глаза настороженно следили за абсолютно нечитаемым юношей, что обдумывал что-то. И, наверное, вряд ли можно найти что-то страшнее, чем задумчивость такого волшебника, как он. — У меня есть немного свободного времени, — сообщил он. И совершенно её обескуражил: — Вставай. О, нет. Нет, нет и нет, что бы сейчас ни происходило, Агнес этого не хотела. Хотела врасти корнями в ступени и ни за что не вставать. В ответ на откровенную опасливость в её замерших, не моргающих глазах, он уточнил: — Я не стану тренировать тебя сейчас, просто продемонстрируешь уровень своих умений. А всё не очевидно разве? И это «сейчас» кольнуло булавкой в межреберье. Такое странное, пугающее уточнение. Сейчас — нет, а потом, значит?.. Едва ли у неё был выбор не подчиниться. Немеющие от тревоги пальцы нашарили лежащую рядом на ступени палочку, ноги еле подняли её, заставляя поравняться с новоиспеченным учителем. — Ударь любым заклятьем по той статуе, — непринужденно скомандовал он, указывая на садовую скульптуру, что была слишком далеко. О, Мерлин. Дикость ситуации набирала обороты, а Агнес все мялась в нерешительности. Солнечные лучи будто стали припекать в два раза больше, стало отвратительно душно, и пальцы сжимали палочку слишком уж нервно. — Я не жду от тебя изысков дуэльного мастерства, — заверил Том, видя её беспокойство. — Мне только нужно понимать, с чем придется работать. Всё-таки ему. Ему придется работать с ней, с её умениями. Почему он не может свалить эту ношу на любого из своих подчиненных? Или это и подразумевается? Почему не мог свалить на её же отца — вполне понимаемо. Тот был из той категории Пожирателей Смерти, что заслужили свое место подле Лорда умом, а не грязной работой и бесконечными дуэлями. Эван был дуэлянтом и то куда лучше, чем их отец, насколько она знала. Но и отец по меньшей мере в дюжину раз был лучше Агнес. Которая, разумеется, даже не попала — умеренная по силе вспышка заклинания позорно просвистела мимо, растворившись где-то вдалеке. Агнес поджала губы, чувствуя обжигающий щеки стыд. Любая издевка была бы более чем заслуженной, хотя, справедливости ради, её ведь такому не учили. В Хогвартсе не дают уроки пальбы по мишеням. Том же, удивляя её, не выказал никакого пренебрежения. — Вытяни руку ещё раз, — велел он, и Агнес, на секунду нахмурив брови, все-таки послушалась. Том подошел ближе, рассматривая. Чтобы заключить: — Не так держишь палочку. Не так? Семь лет жизни Агнес держала палочку подобным образом и отнюдь не жаловалась. Возражать она бы не стала. Да и говорить хоть что-либо. Темному Лорду наверняка виднее. — Расслабь немного пальцы, — очередной приказ, который не ослушаться, каким бы причудливым он ни казался. Какое-то сумасшествие… Стоило ей это сделать, его рука коснулась её собственной на древке, и Агнес лишь с большим трудом преодолела желание дернуться и отпрянуть, когда он чуть сдвинул её пальцы, вынуждая обхватить палочку нужным образом. Обезличенное, холодное касание, призванное не более чем исправить, и всё равно разворошило что-то под грудной клеткой. Чересчур сильно он вторгался в её личное пространство. Так спокойно, будто это само собой разумеющееся, хотя попробуй вторгнуться в его — и, наверное, лишишься руки. — Использование палочки для обычной магии и для дуэли — совсем не одно и то же, — констатировал он, должно быть, различая в ней недоумение из-за того, насколько незначительным оказалось изменение. Ей казалось, это не играет такой роли. Такая мелочь. Но ей в принципе всё, что относилось к дуэлям, казалось мутным и неразборчивым, чем-то слишком для нее чуждым. Поэтому, собственно, в этом странном подобии на занятие Агнес не смогла бы ничего оспорить, даже если бы Том стал нести совершенную околесицу, бред сумасшедшего, выдавая за правду. Готова была внимать что угодно, только бы не позориться. Только бы это поскорее закончилось. Не успела она что-нибудь сказать или спросить, что-то уже его отвлекло. Агнес проследила за его взглядом, внимательным, но нисколько не удивленным, и сердце у неё, екнув, упало вниз. Отец. Наблюдал за ними в дверях. Касание чужих пальцев прервалось, но осталось фантомом, будто невидимым ожогом на коже, таким, что хотелось тряхнуть кистью, сбрасывая в попытке забыть. Мог ли он объяснить ей, как надо, не касаясь? Наверняка мог. В таком случае — что это, какое-то средство расположения к себе? Агнес бы легко приняла эту версию за истину, найдись хоть одна причина, по которой Темному Лорду могло бы понадобиться располагать к себе какую-то девчонку, и так находящуюся в его власти. — Тренируй пока прицельность, — выдал он после мгновения тишины. — На днях проверю, посмотрю, что еще можно сделать. На этом он и оставил её, направившись к Розье-старшему. Перспектива регулярно контактировать с самим Лордом ради тренировок нисколько не прельщала, но в эту секунду Агнес больше захватили размышления не о том, каково будет ей. Каково отцу, который, даже когда заходящий в дом Том уже сказал ему что-то, для неё неразличимое, все еще сверлил несколько секунд дочь непонятным взглядом. Каково ему, видеть дочь с ним. Что он вообще испытал, когда Агнес только заявилась той ночью на порог с Темным Лордом, его чересчур хорошим знакомым ещё со школьной парты? Кто Том для него? Исключительно его Лорд или действительно некто, отдаленно схожий с давним другом? Так или иначе, даже если и могло в их взаимоотношениях существовать какое-то подобие приятельства, нынешняя принадлежность его родной дочери к слугам Лорда, вероятно, в чем-то могло и менять немало положение устоявшихся вещей. *** Горячая вода в ванной постепенно уже стыла, и Агнес все еще не хотела из неё выбираться, продолжая апатично размокать, словно в желании раствориться до основания и исчезнуть затем в сливе вместе с душистой водой. Этим вечером поместье пустовало, никаких собраний, но даже без посторонних, блуждающих по коридорам, дом уже не казался прежним. Как будто чужое присутствие уже пробралось во все укромные места, липкой паутиной обосновалось в уголках, и ни одно Экскуро не поможет. Не будь на её руке клеймо, отнимающее у нее право выбора, Агнес сбежала бы отсюда давным-давно. У неё не было в школе близких друзей, к кому она могла бы без предупреждения нагрянуть и её приютили бы, однако всё больше росла и крепла в ней мысль, что побираться на улицах и то было бы лучше. Всё лучше, чем считать дни неведения, в нескончаемом ожидании, когда её наконец пошлют вырезать семьи маглов. Эти мысли истекали наивностью. Какое побираться? Агнес не знала бедности. Не знала, каково это, когда желудок ноет от нехватки еды и когда не представляешь, будет ли завтра хотя бы кусок еды в скудных запасах. Агнес в принципе о жизни совсем ничего не знала, все её семнадцать лет существовало только два полюса — школа и дом. Перемещалась из одного в другой, думая лишь об одном: учеба. Учеба, учеба, учеба. Внеклассня активность, домашняя работа, старостат. Всё, чтобы сдать отлично экзамены, преуспеть в преподавательской карьере, не опозорить семью. И что теперь? Всё — зря. Якорем Агнес прикована к этому дому, не имея ничего за пазухой, чтобы взбунтоваться и пойти против отцовской воли, уж тем более воли Темного Лорда. Абсолютно беспомощна в своей кошмарной несамостоятельности. Её не назвать, наверное, ребенком именно избалованным — росла она в изобилии, но все-таки строгости, — и все же что-то инфантильное покалывало неприятной тревогой изнутри, не позволяя самостоятельно принимать никаких весомых, буквально поворотных решений в жизни. Это ленивое течение бессмысленных мыслей вдруг прервалось. Стуком в дверь. — Госпожа, — прозвучал тоненький голос домовика. — Хозяин ждет вас в зале. Брови хмуро сдвинулись. Сейчас? Агнес уже планировала готовиться ко сну — вечер клонился к полуночи. Заложенный годами распорядок дня, начинающегося с самой рани, обычно и так не располагал к ночным посиделкам, а последние недели она так и вовсе предпочитала как можно больше забываться в тумане снов, откладывая реальность на потом. — Иду, Альфи, — бросила она ждущему ответа эльфу, поднимаясь наконец из воды. Себя в порядок она приводила торопливо, наспех высушила заклинанием волосы, накинула на себя халат, чтобы в спальне уже подыскать что-то более подобающее для встречи с отцом. Но, выйдя из ванной, она замерла. В её комнате сновали домовики, копошась в её вещах. Без разрешения, шарили по шкафам, доставали содержимое… — Что происходит? Толкового ответа ей не дали. Всё так же: «Хозяин ждет вас в зале». Заколдовав свои волосы, чтобы заплетались сами по себе в две длинные косы — несобранные пряди в кругах её семьи не приветствовались, — Агнес наспех натягивала на себя водолазку и юбку, задаваясь по меньшей мере десятком вопросов. Тревога сжимала грудь. Уже собранная, в коридорах Агнес оглядывалась, будто какой-то подвох или ответ на происходящую несуразицу мог бы поджидать сразу за углом. Неоформленные вопросы зудели на языке заранее и готовы были сорваться уже когда Агнес спускалась по лестнице. Затихли, стоило увидеть отца. Исчезли в глотке, так и не высказанные. Агнес всегда робела перед ним. Для неё отцовская фигура — незыблемый авторитет, не источник тепла и заботы, а источник покровительства. При общении с ним душило всегда множество негласных правил. Не фамильярничать, не острить, не перечить — самый минимум, основа основ. Единственный повод, по которому она когда-либо с ним спорила, это была тяга к преподавательству, да и то, после таких разговоров — которые ссорами не назвать, скорее просто повышался уровень напряжения в тоне, — нередко у неё руки потряхивало. Сейчас его лицо выглядело ещё строже, чем обычно. Взгляд задумчив не менее, а может и более даже, чем когда он рассматривал Черную Метку на её предплечье. А это уже очень и очень плохо. Даже когда Агнес уже приблизилась, смотря снизу-вверх, тревожно и кротко ожидая, не решалась спросить. Пока он не заговорил сам: — Ты отправляешься в Монреаль. Её глаза чуть округлились, впились в отца, будто он мог бы шутить, насколько бы серьезно ни звучал его тон. Не просьба и не предложение, констатация факта. Куда?.. На другой континент? Так просто? Только-только она думала о том, как мечтает покинуть этот дом, и ей просто швыряют возможность без всяких объяснений? В голове крутился закономерный вопрос — зачем. Но с языка сорвался другой. — А он знает?.. — Переместишься через портключ. — Её вопрос он будто и не услышал, указал взглядом на гладкий драгоценный камень на столике. — Там тебя встретят мои давние знакомые, перенаправят в город поменьше. Только теперь у неё заработали какие-то шестеренки, заторможенные оттого, что чрезмерное удивление встало им поперек. Изначально где-то в уме мелькнула, вильнула глупостью неуверенная мысль, что это могло быть одним из заданий Лорда. А оказалось — совсем наоборот. Бегство? От них же. От него. Самоубийственное. Агнес дар речи на миг утратила. Мотнула головой. — Но я ведь не могу просто… Отец как будто знал, что последуют невнятные возражения — не более чем следствие растерянности, — отрезал тут же: — Разумеется, можешь и остаться, если сильно хочешь повторить судьбу своего брата. Куда-то невидимым пинком под ребра, не жалея силы. Агнес не ожидала. Запрещенный и бесчестный ход, чтобы пресечь все вопросы. Это практически никогда не обсуждалось. Эван не обсуждался. Тема-табу, тема-бездна, из которой не выкарабкаешься, если уж затронешь. Опасно и глупо. Никогда и не было смысла давить на криво зажившие шрамы семьи Розье. Мозг со скрипом силился всё обработать. Отец хотел, чтобы она сбежала. Уж точно понимал, насколько это безрассудно, но ещё большим безрассудством считал, видимо, перспективу остаться. Шанс выжить в бегах значительно больше, чем прислуживая Темному Лорду? Настолько всё плохо? Он планировал это с самого начала, как она заявилась с Меткой, или только после сегодняшней сцены у дома?.. Нет, отец не кидался никогда в неизведанное, не стал бы рисковать и действовать необдуманно. Возможно, продумывал давно. Радоваться бы, вздохнуть с облегчением, схватиться за портключ и исчезнуть за океаном, как и мечтала. Как можно дальше. От Тома Реддла, от непрошеного бремени преступницы, от монстров, блуждающих по её дому. И от отца. Получается, и от отца тоже. — А ты?.. — вырвалось само, сдавленно и едва слышно. Неужели Агнес ещё слишком мало значит в этой игре, чтобы потворство её побегу могло навлечь на одного из самых первых Пожирателей Смерти истинный реддловский гнев? Так он полагает? Или намерен как-либо перед Лордом объясниться, выдумать оправдание, сочинить какую-то сказку? Намерен убиться таким образом, может? — Думай о себе, — сухой ответ, от которого мурашки поползли по коже. — Поторапливайся. Твои вещи доставят уже после. Лучшим раскладом было не думать в принципе. Ни об отце, ни о себе. Тем более о том, что её ждет там, по ту сторону… расплодятся сомнения, вопросы. Всё, что её замедлит, а может, вовсе застопорит. Агнес прошла к портключу, временно заморозив весь гам собственных мыслей. Руку протянула, даже не смотря на отца. Так проще. Пальцы коснулись прохладной поверхности камня. И ничего. Агнес ожидала закономерного малоприятного ощущения, выворачивающего наружу от трансгрессии через несколько тысяч миль, ожидала чего угодно. Ничего не произошло. На зал опустилась разом тишина, давящая, поглощающая все звуки. Пронизанная непониманием. Обоюдным — в глазах отца, что было чрезвычайной редкостью, мелькнула озадаченность. На ум пришел только единственный вариант: — Этот камень — точно портключ? — Был им до недавнего времени, — ответил не отец. Спокойно, но это спокойствие, по ощущениям, снимало заживо скальп. Агнес обернулась, медленнее, чем повернул голову отец, уже вонзившийся взглядом в крушение его планов, беспощадное и, если так подумать, неминуемое. Воплощение этого краха стояло непринужденно на пороге зала, подпирая плечом косяк. Расслабленная и в то же время парадоксально и привычно элегантная поза. Будто на светском приеме. — Искренне надеюсь, что ты не был особо близок с теми, кто ждал по ту сторону, — говорил он, поправляя и так безупречно выглядящую манжету рубашки. — Увы, я не совладал с желанием утолить свое любопытство. Такая размытая фраза и так отчетливо дала понять, что, даже если бы портключ сработал… больше Агнес там не ждут? Некому ждать? У неё дыхание исчезло, кажется. Способность дышать, двигаться и реагировать. В её реакции ведь никакой нужды — она совершенно ничего не может сделать. Безвольный зритель открывшейся ей сцены, от неё ничего уже не зависит, да и не зависело никогда. Ей оставалось только следить за реакцией отца. Особо-внимательно, ловя каждую эмоцию, настолько редко появляющуюся на его лице. Даже сейчас он не был щедр на их проявление, как бы отвратительна ни была эта безнадежная ситуация: желваки на напряженной челюсти, сосредоточенно-холодный немигающий взгляд, едва заметная бледность — всё, что выдавало в нем хотя бы какую-то условную потерянность от происходящего. А потерян он должен быть немало. Её отец, почти всегда всё продумывающий. Почти всегда всё держащий под контролем. Аж настолько просчитался? Да что вообще происходит? Агнес как будто все еще включиться не могла, воспринимала все с запозданием, как через какую-то дымку, пыталась и пыталась думать, да тщетно. Портключи не создаются из воздуха, не создаются просто так. Чаще всего за их созданием тщательно следят министерские, тем же образом, что следят за использованием магии несовершеннолетними. Значит, отец разобрался с этим нюансом благодаря связям. Значит, эти связи неожиданно подвели. А учитывая, что её отец уж точно не стал бы доверять кому попало, в уме непроизвольно появилась мысленная засечка, напоминание будущей себе: не доверять никому. «Будущей себе» даже для мыслей звучало очень самонадеянно. Агнес полагала, что всего две вспышки Убивающего сейчас — и род Розье будет необратимо перерублен. Или только одна вспышка и только одна потеря, в лице девчонки, от которой и так никакого проку. — Абрам, на пару слов, — прозвучало в противовес её опасениям. Красные глаза смотрели на её отца, ни секунды внимания не уделили Агнес, и всё равно в этой обращенной к нему фразе читалось явное приказание именно ей. Уйти. Заставить себя двинуться в этой экспозиции застывших фигур удалось не сразу. Будто сама атмосфера замедляла движения, как толща воды. Но пара секунд промедления — и вот она уже бредет на едва ощутимых ногах к лестнице, оставляя позади особо и не успевшую обосноваться в ней надежду спастись от Темного Лорда. Где-то там, в дымчатом светлом будущем на другом континенте. Проваливаясь в бессвязные мысли, Агнес действительно неосознанно пошла уже было в свою комнату. Остановилась, стоило завернуть от лестницы в сторону по коридору. Уже исчезла из поля видимости. Уже «приказание», по сути, исполнила. Её вся эта ситуация так выбила из колеи, что на неё нашло что-то, ей несвойственное. У неё и так шансов выжить во всех этих игрищах всё меньше, толика глупости не сделает хуже. Отсчитав немного времени, которое занял бы путь до комнаты, Агнес махнула палочкой, издалека заставляя с характерным звуком закрыться чуть приоткрытую дверь. Сама же она прислонилась к стене. Вслушиваясь. — Итак, что это было? — невозмутимый вопрос, безобидное утоление интереса. — Попытка уберечь её от меня? Умилительно. Странно, что он не наложил никаких заглушающих чар от неё, учитывая тему разговора. Был так убежден, что она ни за что не ослушается? Не похоже. Ещё удивительнее — Том не казался разозленным. Или разочарованным. Наоборот, как будто все шло так, как он и предполагал, как если бы всё шло по сценарию, который, если он и не сочинил сам, то уж точно знал наизусть. Его, казалось, только слегка забавляло происходящее. Он просто забавлялся, пристыживая её отца: — Я напомню, Абрам, что она осталась в живых той ночью исключительно из моего нежелания лишать тебя дочери. И это то, чем ты платишь взамен? Глупо было бы представлять иное, и всё же от мысли, что он действительно готов был это сделать, действительно убил бы её, будь она кем угодно, кроме Розье… Агнес вжалась сильнее в стену, до боли в лопатках. Отец до этого момента все еще ни слова не проронил, и её посетило мрачное подозрение, что он оказался слишком… сокрушен? Подобным исходом событий. Осознанием того, что его давние знакомые, как он их назвал, мертвы. По его вине, в какой-то мере. Нет. Его голос звучал все еще непоколебимо, будто ничего и не произошло: — Скажи, зачем это всё? Отпустишь её, она никому и слова не скажет. Если понадобится, я заставлю принять её Непреложный обет, чтобы молчала. — Из отцовских уст это — весьма неприятное заявление, но Агнес проглотила его, не желая заострять внимание. Обет — не худшее решение. — Незачем держать её при себе. Ответа не последовало. Агнес вслушивалась едва не до боли в висках, только бы расслышать любой звук, но непредсказуемый отцовский собеседник молчал. — Том, какой из неё Пожиратель? — Мы это уже обсуждали, — напомнил тот незаинтересованно, но отец все равно продолжал: — Из неё не выйдет ни стратег, ни боец. У тебя в подчинении десятки, и каждый десятикратно сильнее неё. Она для тебя бесполезна. — Я знаю. Скупое признание звучало почти скучающе. Настолько наплевательски, что Агнес все еще не понимала, к чему тогда весь этот цирк и почему нельзя отпустить её на все четыре стороны. Объяснение не заставило себя ждать. — Я и был намерен сделать из нее хотя бы отдаленно ту, что станет приносить пользу, раз уж ты тем же не озаботился. А я сильно не люблю, когда моим намерениям что-либо препятствует, ты прекрасно знаешь об этом. — Казалось бы, тон все такой же ровный, но скатывалась речь в отдающую черствостью неприкрытую угрозу. — А учитывая, что это уже второе предательство с твоей стороны, если считать за первое тот факт, что ты своему долгу предпочел праздную жизнь… «Своему долгу». Искать исчезнувшего Лорда? Какой была бы её жизнь, интересно, если бы отец действительно отправился на поиски, а не вышел из воды сухим? Если бы отбывал сейчас свой срок в Азкабане? Шестилетнюю Агнес передали бы дальним родственникам, вероятно. Живущим в другой стране, далеко отсюда. Она была бы далеко отсюда. Агнес не знала, хотела бы ли она такого расклада. Трудно охарактеризовать свои чувства к отцу: это точно не стандартная любовь ребенка к родителям. Никакой особой теплой нежности, ничего светлого — замарано годами его строгого нрава. Поэтому невозможно истолковать тусклую эмоцию, что проявлялась, стоило представить его за решеткой в окружении дементоров. Что-то щемящее, конечно. Но недостаточно. Из зала продолжал доноситься голос Тома: — Я действительно не хотел бы этого делать, — звучало будто бы искренне. Почти. — Но не обессудь. Всего-навсего профилактическая мера… Это было единственное предупреждение перед тем, как просвистело заклинание. За которым последовал отцовский крик. Её рука взметнулась к лицу, чтобы зажать рот и не издать ни звука, что все равно был бы отсюда неразличим. Слышать это — из разряда невозможного. Это невозможно. Неправильно. Чтобы её отец кричал. Не вопил, не раздирал легкие неистовым воплем, по звуку — как будто и вовсе сжал челюсть, чтобы сдержаться, но сцепленные зубы все равно пропускали надсадный рев. Воображение даже не могло нарисовать, как должна выглядеть эта картина, упал ли отец коленями или растянулся на полу целиком, корчась от боли… Рвался по швам какой-то шаблон его несокрушимости, укрепляемый с самого детства. Выкручивал Агнес внутренности льдистой хваткой ужаса. В груди было так неожиданно больно, слышать это, что какая-то часть неё взывала, умоляла вмешаться, сделать хотя бы что-то. И только остаток благоразумия протестовал, шептал, что она ничего не может. Вмешается — попадет только под горячую руку. Крик был все равно недолог, дольше он звенел отзвуком эха в ушах, запутавшись в клубке мыслей. На деле же все стихло вскоре, и первое, что Агнес после этого различила — Том позвал прислугу. Чтобы принесли восстанавливающее зелье. Облегчить муку страдающего. Как будто не его рука только что этого страдающего пытала. Как будто он совсем не садист, а действительно, всего лишь проводил профилактические меры. — Помнится, раньше это длилось дольше, — неожиданная хриплая усмешка. — Теряешь хватку? Агнес онемела, пораженно смотря перед собой. От понимания, что отец все равно что провоцирует Лорда, от понимания, что может последовать из-за этого дальше. Что ты творишь… А Том только ответил той же несерьезностью: — Кто знает, не остановится ли у тебя сердце. Ты бы лучше занялся здоровьем, чем теориями заговора, Абрам, — все тем же безупречно-ровным тоном. — И сотни лет ещё нет, уже совсем разваливаешься. Это звучало как дружеская перепалка и это просто ужасающе. Отец считал Тома Реддла достаточно опасной угрозой, чтобы попытаться «уберечь» свою дочь от него даже ценой, возможно, своей жизни, испытал только что от того порцию одного из мучительнейших заклятий… а они перекидываются издевками, как школьники? Настолько это выбило её из колеи, что Агнес даже не заметила, как последовавшее молчание ознаменовало конец разговора и как следствие — уход Тома из зала. Вверх по лестнице. Агнес слишком поздно опомнилась. Ещё несколько секунд назад она была в этом коридоре одна, и вот. Уже стоит и смотрит на замершую в полумраке фигуру. Его алые глаза сейчас парадоксальным образом казались даже ярче, чем на свету. Разом пригвоздили её к полу и стене, как будто в ином случае она могла бы хотя бы на дюйм шевельнуться. Не могла бы. Всё так и смотрела на него. Страх подкатил к горлу, мешая хотя бы просто вздохнуть, и она сжала губы в полосу, чуть вздернула подбородок, как будто пытаясь себя же обмануть, как будто не боится, но этим только выдала растущее волнение. Молчание затянулось и в итоге закончилось ничем. Усмешкой. Том ничего не сделал. Только хмыкнул и прошел по коридору, исчезая за поворотом. Что только подтвердило её подозрение, что ему глубоко плевать, слышала она этот разговор или нет, слышала ли крики, поэтому и не накладывал чары. Изначально прогнал её… из приличия? За неимением более подходящего слова. Да и не узнала она ничего важного. Ничего из того, что она и так не понимала бы сама. Это ведь всё лежало на поверхности. Ей, может быть, стоило бы поспешить к отцу. Узнать, как он, хотя не то чтобы открытая забота когда-то вообще была частью их взаимоотношений. Агнес не смогла себя заставить. На негнущихся ногах, в какой-то прострации, дошла до своей комнаты, выгнала оттуда домовиков, все еще возящихся с её вещами, уже напрасно, и опустилась на постель. Сперва просто сидела неподвижно, казалось, все еще ощущая, как воспоминание отцовского крика стучит по стенкам черепной коробки — настолько отчетливо, что стало жутко от иррациональной тревоги, не пытает ли Том его всё ещё, — а после опустилась, не раздеваясь, на покрывало. Подложила руку себе под щеку и свернулась калачиком, все так и смотря прямо перед собой. *** Сложно определить, сколько она так пролежала, не смыкая глаз, но долго, а затем мозг, видимо, чрезмерно перегруженный, предпочел просто выключиться. Агнес вполне могла бы проспать вот так, в одежде и не раскладывая постели, до самого утра. Если бы её не разбудила неожиданная боль в руке. Даже ещё глаза не открыв, она нахмурилась, сонно вздохнула и чуть двинула рукой, будто дело могло быть в чем-то временном, чем-то, что перестанет доставлять неудобство, если только положить её иным образом. Не сработало. Тогда веки неохотно разлепились. Сознание ещё не до конца включилось, и пальцы потянулись к рукаву, чтобы сдвинуть ткань и посмотреть, в чем дело. Может быть, если бы ей уже доводилось это испытывать, она поняла бы в первую же секунду. Но поскольку это было для неё ново — ей пришлось сперва воочию увидеть, как отвратно шевелится на коже ставшая совсем яркой черная татуировка, чтобы осознать наконец, что происходит. В горле стало совсем сухо. Агнес с силой закусила губу, как будто надеясь этой смехотворной болью заглушить боль в предплечье. Хотелось бы убедить себя в том, что она просто все еще спит. Для сна — слишком больно. Не сравнится с тем огнем, что опутывал всю конечность, когда чернила только вбивались ей в кожу, и всё равно. Печет. Зачем он её вызывал, вопросом было слишком сложным и заведомо неразрешимым, поэтому важнее был вопрос, куда. Как это работает и что ей сейчас нужно делать. Ей облегчало задачу, что они буквально живут под одной крышей, и поэтому Агнес не придумала ничего умнее, кроме как спуститься. На первом этаже она его, верно, и обнаружила. Удобно, с одной стороны; с другой — она предпочла бы, чтобы путь до него был значительно дольше, чтобы можно было попытаться как-то подготовиться. А так, Агнес даже все еще толком не проснулась, но уже как в тумане спускалась по лестнице к ожидающему у дверей Тому Реддлу. Отца не было. В зале только домовик, держащий в своих худых ручках какую-то черную ткань. Агнес предпочитала на что угодно смотреть, только бы не на Тома. Сперва на ткань, затем — на время. Украшенные резьбой часы на стене заявляли о том, что сейчас полтретьего ночи. — Надеюсь, ты не возражаешь против небольшой ночной прогулки. Его тон — безукоризненно вежлив, почти как в их первую встречу. Но что тогда, что сейчас, крылась под этим затаенная сталь, которая явится, стоит только попробовать возразить. Лучше не обманываться мягкостью перин, от лезвий под которыми себя всю изрежешь. Сверток ткани оказался выходной мантией. Агнес и так не сильно стремилась оставаться с Томом наедине, пересекаться с ним в принципе, а после недавнего подобия на попытку бегства её едва не потряхивало от перспективы ещё и идти куда-то с ним. Одной. Будто за пределами поместья её будет некому защитить. Ирония в том, что и в поместье — некому. Отец не защитит. Как оказалось, он и себя защитить от Темного Лорда не вполне может. Агнес накинула на себя мантию, слегка нервно оправила косы и последовала за вышедшим из дома Томом. Если вспомнить ту ночь в Хогвартсе, это постепенно становилось чем-то обыденным, следовать за ним без вопросов, какой бы величины ни было её неведение и непонимание. Хоть на плаху. Выбора у нее не было. Миновав всю аллею до высоких ворот, за их пределами Том остановился, явно не намереваясь продолжать «небольшую ночную прогулку» по окрестностям. Вместо этого — он протянул ей свой локоть, как в Запретном лесу. Он ведь мог бы сам схватить её за руку, любым образом соприкоснуться, чтобы переместить, куда надо. Неужели ему какое-то садистское удовольствие доставляет принуждать её саму к нему притронуться, зная наверняка, как сильно она должна его бояться? Под его обыкновенно внимательным взглядом Агнес потянулась к нему и осторожно сомкнула пальцы на его руке сквозь ткань. Сжала крепче, когда в ту же секунду крюком её потянуло в темноту. Неважно, где их выкинуло, Агнес отпустила руку незамедлительно, в ту же милисекунду, как пространство перестало крутиться. Отшатнулась, как будто просто чтобы оглядеться, хотя на деле — хотела быть дальше от него. Хотя бы на шаг. А стоило действительно осмотреться, всё стало ещё интереснее. «Ночная прогулка» подразумевалась, очевидно, не променадом по каким-нибудь местам. Вылазкой в чей-то дом. Один особняк заменился на другой. Внешне — не велика разница с любым магическим поместьем, но, если прислушаться к чувствам, становилось неуютно. Пусто. Агнес редко бывала вне дома или Хогвартса, поэтому контраст для неё всегда разителен — пространство, где десятилетиями или даже веками творится магия, ею насыщено, пропитано насквозь, колдовство практически сочится изо всех углов. Сам этого не замечаешь, пока не оказываешься в местах, как это. Магловских. Дурное предчувствие, до этого только просыпающееся, потягивающееся, теперь пустило в Агнес когти сильнее. Нашептывая на ухо: началось. Твой час, твое начало и твой конец. — Зачем мы здесь? — осмелилась она уточнить чуть севшим голосом, когда они уже поднимались по вычурным ступеням. Просто чтобы не оставить места ни единому зерну сомнения. Необычайно наивного и разрушенного одной-единственной прохладной фразой: — Докажешь свою преданность. Всё складывалось в очевидную картину, и бежать бы прочь, но Агнес, как заколдованная, безропотно брела за ним. Если бы она действительно предприняла попытку сбежать, он бы швырнул в нее проклятье? Убил бы на месте? Или сперва — только Круциатус, для профилактики? Стоило без приглашения войти внутрь через распахнутые двери, обволокло не только неуютным ощущением отсутствия магии. Ещё и что-то иное, гнилостное. Иглами впивающееся в кожу. Заходить в сердцевину дома не было нужды — вся сцена открывалась почти сразу же, всего в нескольких шагах от входа. В просторной, дорого обставленной гостиной уже шарили Пожиратели Смерти. Двое, в масках, и за ними Агнес не сразу различила хозяев дома — лежащую на полу бездыханную мужскую тушу и женщину рядом. Живую. На коленях, руки связаны за спиной магией, светлые волосы встрепаны и покрасневшее лицо обезображено подтеками от смазанной косметики. Сначала Агнес не поняла, почему не слышно рыданий, даже всхлипов, и только через долгую секунду она поняла причину этой неестественной тишины. Силенцио? Чтобы не раздражала досаждающими звуками своего горя, надрывающими ей легкие впустую. Пожиратели Смерти оглянулись, заметив вошедших. Всего один легкий кивок Лорда в сторону — и те беспрекословно покинули гостиную, повинуясь приказу оставить их. Наедине. Том, Агнес, уничтоженная горем женщина и труп на ковре. Разглядывать обстановку вместо тела казалось спасением. Попыткой сознания убежать от реальности. Изобилие изысканных тканей, включая шелковую и бархатную обивку, антикварная мебель из красного дерева, странно-неподвижные картины в дорогих рамах… и сама женщина — прическа, прежде чем растрепалась, выглядела, наверное, статусно. Как и жемчуг на шее, как и синее полушерстяное платье-футляр, как и туфли на высоком каблуке. — Не очень-то похоже на животных… Агнес абсолютно точно не хотела, чтобы это вырвалось вслух. Вырвалось, разумеется. Салазар. Испуганный взгляд метнулся к Тому в хрупкой надежде, что он не услышал её бормотание. Услышал. Смотрел на нее, но без всякой злости за такое бестолковое противоречие тем категоричным догмам, что им же превозносились. Или, может, она просто не умела определять, когда он зол? Откуда ей… — Ты права. Разумеется. Что-то снисходительно-насмешливое — и в его тоне, и в его взгляде. Снова. Агнес чувствовала себя непроходимой идиоткой, всего лишь наивным ребенком, и чувство это отвратительно сковывающее. — Среди маглов все далеко не так однозначно, конечно, — объяснял он, прохаживаясь по просторам широкой гостиной, — в любом обществе — своя система. Магловское — не исключение. Я не отказываюсь от своих слов, которые ты где-то могла слышать, — он посмотрел на нее, но Агнес не ответила тем же. — Некоторых маглов и животными назвать — комплимент для них, оскорбление для животных. Есть также и те, что почитают себя аристократией, особами магло-королевских кровей. Что же до них… — его взгляд скучающе прошелся по двум фигурам. — Несомненно, они причисляли себя к элите. Знаешь, за счет чего? У Агнес не было никакого желания гадать, играть по правилам какой-то известной только Тому игры. Выдержав совсем недолгую, положенную после риторического вопроса паузу, он задал следующий: — Тебе что-нибудь известно о магловском оружии? Отнюдь не то, что она ожидала услышать. Не та тропа, по которой мог бы завести разговор. Как дошло до того, что Агнес стоит в гостиной маглов и говорит с Темным Лордом о магловском оружии? Говорит — слово не совсем подходящее. Её снова хватило только на то, чтобы покачать головой. Том большего и не предполагал, судя по всему, потому что ещё до её ответа направился к длинному дубовому столу, на котором лежал черный невзрачный чемоданчик, значительно больше предназначенного для каких-нибудь документов кейса и значительно меньше обычного чемодана или сундука. Взмахом палочки Том раскрыл его ещё до того, как подойти, но его содержимое Агнес за его спиной не разглядела. Увидела, только когда он, уже взяв это что-то, обернулся к ней, расслабленно прислонясь к столу и с блеклым намеком на интерес рассматривая то, что было в его руке. — Пистолет… Признаю, занятная замена нашему Убивающему. Том хмыкнул каким-то своим мыслям — что в этих обстоятельствах звучало особенно пугающе, — и вытянул руку с оружием. Направляя на Агнес, как если бы направил палочку. — Внутри — пуля. Стоит мне нажать на спуск, без всяких формул и рун, она прострелит тебе голову. Раздробит череп, вероятно. Весьма неприятное зрелище. Очень грязная смерть. Если ко всему прочему не целиться в голову, соответственно, не попасть в мозг — ещё и мучительная. Агоническая, подозреваю. На этом фоне старое-доброе Убивающее уже не выглядит таким злом, не правда? Невзирая на обычную гладкость разъясняющего тона, происходящее — трудно не заметить — его явно забавляло. Какое-то мрачное веселье отражалось в красных радужках вокруг черных непостижимых зрачков. А Агнес, все еще стоящей под прицелом этого диковинного оружия, было отнюдь не весело. Очевидно. Но в какой-то мере, по правде, до неё не доходила серьезность ситуации. Агнес привыкла, что опасность может нести волшебная палочка, не кусок металла. Уж точно не на таком расстоянии — несколько ярдов между ними. Это не отменяло её напряжения. Немалой порции тревоги, утягивающей грудную клетку, как тугой корсет, не давая и вдоха сделать, будто любой лишний звук или любое движение приведет к тому, что его палец действительно нажмет на «спуск». — Как ты думаешь, что будет, если подобная вещь попадет не в те руки? Вся его речь — очевидный монолог, как бы часто он к ней ни обращался, и Агнес не желала встревать в эту речь своими посредственными репликами. Молчала, глядя на черноту странного оружия. А Том, либо не дождавшись ответа, либо просто наигравшись, наконец опустил руку. Но не пистолет. Тот остался левитировать в воздухе, не шелохнувшись. Всё ещё направленный на её лицо. И вот тогда уже от щек отхлынула кровь, Агнес почти физически чувствовала, как бледнеет, ведь непонятно зачем устроенное шоу затягивалось. Вероятно, он мог бы нажать на спуск и магией. Совместить в одно смертоносность волшебства и изобретений маглов. Не для того ли Том вытащил её на эту небольшую ночную прогулку? Наказание за вечер, за портключ? Убить в магловском доме, магловским оружием… что может быть унизительнее? Её губы дрогнули, и Агнес сжала челюсть, ради попытки сохранять спокойствие или хотя бы спокойный вид, но эта реакция не утаилась от пристального взгляда, наблюдающего за ней так, будто того и желал. Её эмоций. Её страха. Только когда она этот страх хотя бы так явила, Том махнул палочкой — и висящее в воздухе оружие расплавилось, металлической субстанцией стекая по воздуху вниз, на пол. Агнес хотела бы сыграть равнодушие — какое-то дурацкое желание, просто назло, — но всё-таки еле слышно выпустила из скованных напряжением легких воздух. Ещё несколько секунд отрешенно смотрела на серебристую лужицу застывающей стали, не в силах отвести взгляд. Немного трясло: запоздалая реакция мозга. Адреналин взыграл в крови, но Агнес продолжала всеми силами пытаться сохранить невозмутимость. Как же ей хочется домой. Просто домой. Пожалуйста. — Возвращаясь ближе к теме… Нарочито медленно Том перевернул магией тушу мужчины с бока на спину, демонстрируя серое лицо и мутные глаза-стекляшки, устремленные вверх. От вида трупа желудок сжался в отвращении, пальцы прикрыли рот, и Агнес чуть отвернулась. Мутило слишком сильно, чтобы смотреть на еще не остывшее тело так же безэмоционально, как он. Женщина же, о существовании которой отвлекшаяся Агнес уже успела забыть, от происходящего дернулась, как если бы её ударили, рот скривился, издавая очередной надсадный, но совершенно беззвучный всхлип. — Этот магл делал всё, чтобы оружие появлялось не в тех руках как можно чаще. Его призвание, несущее баснословную прибыль. Маглы не так уж и глупы, как бы ни казалось, и, чтобы получить некий сертификат о праве носить оружие, нужно немало постараться. Иметь несколько поручителей, пройти всевозможные проверки. Либо же — пойти более простым путем. Заплатить немалую сумму людям вроде этого магла, только и всего. Если эта неожиданная лекция о маглах — попытка сыграть на её чувстве справедливости, это очень, очень плохая стратегия. Ей нет никакого дела до бедных маглов, страдающих от незаконного ношения оружия. Откровенно все равно. Не её мир, не её проблема. Это то, как растил её отец — не в ненависти к маглам. В безразличии. Даже если своим перфомансом Том, что более вероятно, пытался продемонстрировать угрозу немагического оружия волшебникам… Это ведь лицемерно. В волшебном мире и сертификатов никаких нет, каждый ходит с потенциальным оружием, и это практически никак не контролируется. «Маглы не так уж и глупы, как бы ни казалось» из уст Тома-не-чистокровки-Реддла — ещё большее лицемерие. Он вырос ведь среди маглов, она знала. Агнес рано поняла, что отец мог сказать лишнее лишь в редкие дни нетрезвости, которую он себе разрешал только в годовщину смерти сына. И Агнес каждый год ждала. Каждый год — по крупице. Узнавала хотя бы что-то интересное либо из военных, либо из юношеских лет своего отца. Страшнейший темный маг перед ней — выходец из магловского приюта, и так отчаянно хотелось бы, чтобы этот факт принижал его в её глазах, чтобы сбавлял уровень её собственной ничтожности и уязвимости… Ничего подобного. Агнес все так же беспомощна. Перед ним и его приказами: — Закончи здесь то, что начали другие, — произнес он, глядя с расстояния ей прямо в глаза, — и вернешься в поместье. А если не закончит… не вернется? Её обреченный взгляд медленно и тяжело опустился обратно к женщине на полу, что, услышав это, испуганно встрепенулась. Замотала головой, и в залитых слезами глазах — мольба: нет, не надо… У Агнес та же мысль била набатом в мыслях. Не надо. Она ведь не сможет. Зажмурившись на секунду, она отвернула слегка голову, с трудом пропуская в легкие воздух короткими вдохами, тяжелыми, будто проталкивала в глотку камни. — Можешь считать это посвящением, — говорил тем временем Том. — Можешь — тренировкой. Агнес едва не содрогнулась от того, как он это назвал. Ложью будет сказать, что она не понимала, к чему все ведет. Тем более ложью было бы утверждать, что она не осознавала в первый же день получения Черной Метки, что ей предстоит в будущем. Все эти дни Агнес не могла отвязаться от мыслей, каково это будет. Когда однажды на нее ляжет эта обязанность. Насколько сложно будет навести палочку на живого человека с намерением не обезвредить — лишить жизни. Видеть, как глаза лишаются блеска осознанности, тускнеют, как у куклы. И даже тогда она понимала, что это будет сложно, невыносимо, просто невозможно. Теперь, когда безликая фигура в представлении обрела черты, лицо, глаза… Благо — не голос и не имя. Хотя бы половина личности жертвы для Агнес все еще стерта. — Тебе напомнить формулу? — демонстративно-невозмутимой, непринужденной иронией Том вытащил её из мыслей. Чтобы она заканчивала со своей нерасторопностью. А она только и могла, что стоять и потерянно смотреть на беззвучно рыдающую женщину. Пальцы на палочке дрогнули, но Агнес все-таки подняла наконец вытянутую руку, невысоко, просто хотя бы маленький шажок к тому, чтобы что-то сделать. Она все равно не сможет. У неё банально колдовской мощи может не хватить и уж тем более — желания убить. Ей плевать, кто эта женщина. Магл, не магл. Торгует оружием, не торгует, плевать, Агнес не хотела этого делать. — В сражении у тебя не будет ни секунды на промедление, — почти-участливо напомнил Том. Тем и лучше было бы. Тем проще — когда все происходит быстро: либо ты, либо тебя. Наверное, тем проще. Откуда ей знать? Ей в принципе представлялось, что все будет иначе. Из тихих стен поместья её вышвырнут сразу на поле боя, без всяких тренировок убийства. Без всяких речей: — Бесспорно, среди орденовцев есть и натуры особо благородные, что не станут причинять тебе сильный вред. Но что ты будешь делать, если встретишься, к примеру, с Аластором Грюмом? — Её взгляд мигом вернулся к Тому. Рассуждающему так беспечно: — Он не посмотрит ни на то, что ты девушка, ни на то, что ты сильно младше и слабее. Убьет так же, как убил твоего брата, или, может быть, куда более жестоко. Нужно же кому-то получше отомстить за утерянный глаз? Агнес и не думала никогда о столкновении с Грюмом, не думала о том, чтобы что-то ему сделать за Эвана, само это слово, месть, было для нее пустым звуком, чем-то далеким, неосуществимым. Это была бы заведомо проигрышная битва. «Из нее не выйдет боец». Если даже Эван не смог?.. Но на секунду эти слова — пусть Агнес и понимала, что Том всего-навсего играет на её ранах, как на клавишах выстраивая нужную ему мелодию, — действительно пустили что-то по венам, какую-то кислотную смесь неопознаваемых чувств, натянувших жилы и заставивших сильнее стиснуть палочку. Вкупе с глухим, тусклым боем адреналина в крови после того представления с магловским оружием — сочетание было головокружительным. И недолговечным. Чересчур. Женщина продолжала смотреть на неё, как загнанный зверек. Потрескавшиеся губы дрожали, все лицо было месивом разводов от слез, и тело сотрясалось немыми всхлипами. У Агнес рассудок раскалывался надвое. С одной стороны — все эти жуткие речи Тома, его твердый тон, холодным лезвием задевающий что-то под кожей. С другой — эта женщина, её изломленный вид… Такое жалкое зрелище. Заставило Агнес неосознанно опустить ниже палочку. Словно сдаваясь. Чужие пальцы сомкнулись жестко на её руке, не позволяя. Бескомпромиссно подняли ту обратно, наставляя прицел ровно на заплаканное лицо. — Посмотри на неё, — произнес голос совсем рядом, и пальцы исчезли с её руки, но не исчез голос: — Насколько она убита горем по своему дорогому мужу. Это станет даже милосердием с твоей стороны, избавить её от страданий. Заявление шло вразрез с ужасом в чужих зрачках. В громадах чужого страха можно бы утонуть, если продолжать смотреть ей в глаза, и Агнес прикрыла на секунду веки, под которыми у самой начинало печь. Ровно в ту же секунду, под стать этой мысли, Агнес услышала, как переменился тон: — Это не просьба, ты ведь знаешь, — практически прямо над ухом, заставляя вздрогнуть: он уже успел оказаться ровно за спиной. — Разумеется, выбор есть всегда, но уверена ли ты, что жизнь незнакомого тебе магловского отребья равноценна твоей собственной? Или, может быть, твоего отца? — Грудь сдавило тисками, выпуская дрожащий вздох. — Будет ли твоя принципиальность стоить того? Контраст его способов давления — меняющихся слишком быстро, чтобы Агнес за ним поспевала и могла хотя бы как-то морально сопротивляться этому воздействию — был отвратителен. Почти физически ощущалось, как расшатывается с громким треском сознание от различий в этом наигранно-участливом «избавишь её от страданий» и последующим «магловским отребьем». — В какой-то мере тебе повезло, — продолжал Том, все еще стоя позади, так, что можно было уловить фантом его дыхания. — Это мог быть знакомый тебе человек, и я вполне имел бы право стребовать с тебя убить его. Но она? Какое тебе должно быть дело до чужих бед? Никакого. Холодная речь текла размеренно, заливала илом здравый смысл. Почему? Почему он делает это? Вопрос не к тому, почему он заставляет убить. Вопрос к тому, как он её заставляет. За всю эту сцену в неё могло полететь уже немереное количество проклятий. За неповиновение, за каждую секунду промедления. Темный Лорд приказал, и она обязана выполнять. Кто она, чтобы он уговаривал её сделать это? По сути — не более чем маленькая девочка, в сравнении с другими его приспешниками. Смешно причислять её к Пожирателям Смерти, он заведомо это понимал, уж наверняка. И это не его проблемы, в самом деле, но всё же он был терпелив, проявлял просто фантастическое терпение в своем стремлении доломать её. Вывести на кровавую дорожку почти полюбовно. Толкнуть в пропасть, но не пинком. Чтобы она сама… Женщина перед ней тряслась тем временем все больше, и эта дрожь будто передавалась и ей. Бледные губы разомкнулись, судорожно вобрали немного воздуха, прежде чем попытаться сказать: — Пожалуйста, — беззвучно, будучи лишенной голоса. Как, как до этого дошло? Ещё месяц назад Агнес сидела за школьной партой и тяготилась только грядущими экзаменами, как её могло занести в этот дом, в эту роль, где приходится видеть мольбу не убивать? Какая из неё убийца? У неё глаза щипало, застилало пленкой от слез. Дыхание постепенно рвалось на куски — чувства накатывали и накатывали. Слишком много. Агнес не выдержала. Обернулась к стоящему позади нее Тому, стоящему чересчур близко, чересчур возвышающемуся над ней. Надменно взирающему на нее с высоты своей безжалостности. — Том… пожалуйста… — словно транслировала вслух немую мольбу женщины. Сама не ведала, что говорит сквозь ущербный комок в горле. Так унизительно. — Твои подданные ведь не только убивают, я сделаю что угодно другое, все что угодно, но не… — И что же ты можешь мне предложить? Это сводило с ума, видеть человека, у которого ни капли жалости. Человека без эмпатии. Без эмоций. Человек ли он тогда? Что он такое? Мозг в полулихорадочном отчаянии шерстил варианты, искал, пытался вылепить любой ответ, но все нити от нее ускользали, обрубались на полпути. Ничего. Мерлин, ничего она не может. Да даже жива она все ещё исключительно из-за своей фамилии, без нее гнила бы уже давно где-то в чертогах Хогвартса. — Агнесса, я не стану ждать всю ночь, пока ты решишься. — Её имя из его уст стало очередным жестоким штрихом, полосующим по рассудку. — Делай, что должна. Намного проще себе в висок выстрелить, кажется. И все закончится. Все, о чем она могла молить, — чтобы это всё закончилось. Но таким тоном Том говорил, что мерещилось даже, будто в эту фразу, вопреки тому, что руки у него сцеплены за спиной, была заложена убеждающая сила Империуса. Вынуждающая Агнес повиноваться. В бессилии повернуться обратно к жертве. Медленно и сокрушенно. Ей просто нужно покончить с этим. Всё закончится хотя бы на эту ночь. Агнес вернется домой. Забудет, постарается как угодно забыть обо всем, что здесь произошло — ведь, кроме Тома, свидетелей никаких. Некому, кроме него и неё самой, припомнить ей, что она сотворила. Если сотворит. А её дрожащая рука, направляющая палочку на женщину, говорила об обратном. — Авада… кедавра, — слабым голосом и быстро, как будто в желании отделаться поскорее, вышвырнуть этот набор букв из легких прежде, чем те обожгут осознанием. Это даже произносилось неестественно, чуждо, разъедало губы. — Неубедительно. Агнес и без его вердикта бы обошлась, его голос за спиной делал всё только хуже в сто крат. Сцепив зубы, она качнула головой, как будто чтобы отогнать слабость, свидетельством которой выступали эти нескончаемые слезы, уже стекающие по щекам. — Ещё раз, — приказал Том. На секунду вспомнилось, как сжались крепче пальцы, стоило подумать о Грюме. И Агнес попыталась оживить перед глазами именно этот размытый образ — она не видела его никогда вживую, но попыталась представить ту давнюю дуэль, бой между аврором и братом. Эту кашу образов перекрывал отчетливо иной, тот, от которого действительно напрягались все мышцы. Нервы, жилы, легкие, не пропускающие кислород. Бессильная злость костью вставала в глотке. Нужно успокоиться. Вдох-выдох. Вдох и выдох. Вокруг — как какой-то вакуум. В особняке и так было гнетуще тихо, но Агнес все больше окружала себя невольно каким-то куполом, прячась в абстрагированности. Ничего не видела, не слышала, хотела бы и не чувствовать, но увы. Дрожь в руке убавлялась до мелкой, такой, что можно хотя бы палочку держать относительно ровно. Агнес практически не видела женщину — не моргала, и слезы потому собирались целым густым слоем. Это помогало вообразить другого человека, обмануть мозг, разве что мешало то, что размазанный слезами силуэт находится на полу, истирает голыми коленками ковер. Его ей на коленях не увидеть. Не представить. Зато алые глаза уже въелись в сознание так, что не стереть, и ей не требовалось усилий, чтобы оживить его перед собой, в то время как на деле этот красный взгляд наблюдал за всей сценой из-за её спины. Магия трещала под кожей, наливала вены. Заполняла древко, уже подрагивающее от желания выплеснуть наконец хотя бы что-то, хотя бы часть. Копилась и копилась. Губы пересохли. Агнес нервно облизнула их, закусила нижнюю, сильно, до жжения. Чтобы затем, вкладывая в заклинание изводящие её до сумасшествия чувства, твердо сложить: — Авада Кедавра. Как в прорубь окунули. Протолкнули до самого дна и удерживали, не давая всплыть: зеленая вспышка ослепила до белизны перед глазами. Зрение, дыхание отнялось, как будто студеной водой залило легкие, и судорожный вздох не смог восполнить утрату воздуха. Окружило и сдавило со всех сторон. В ушах звенело, и мышцы руки заныли, будто от отдачи заклятья, слишком для нее мощного. Саму её качнуло назад. Могла столкнуться оттого с Томом, но его за спиной уже не было. Ничего не было: голова бежала кругом. Несколько нетвердых шагов. Трясущиеся руки нашарили спинку то ли кресла, то ли дивана, вцепились онемевшими пальцами в обивку, удерживая ослабшее тело на ногах. Не было даже никакой уверенности в том, получилось ли. Агнес отказывалась смотреть. Тяжело дыша, держала взгляд строго перед собой, не позволяла себе видеть место, куда швырнула проклятье. До какого-то времени. Через несколько попыток вздохнуть полной грудью гостиная перестала размываться. И Агнес все-таки скосила слегка взгляд. Чтобы удостовериться. Руки женщины все так же связаны за спиной, и лежала та на боку, поэтому не было видно пустых глаз, но даже от одной только этой позы, вывернутой, недвусмысленно заявляющей о неотвратимости, накрыло ещё больше. Агнес издала какой-то задушенный звук, сам вырвавшийся из ноющей грудной клетки. Опустила низко голову, в который раз зажала рот рукой, давясь всхлипами и практически задыхаясь. И душно, и холодно. Её знобило, кажется. Колотило едва не до боли. Успокойся, приказывала она себе, успокойся, дракл тебя дери, возьми себя в руки. Как будто за её реакцию, за лишние эмоции, последует наказание. Худшее, чем заставить её убить человека? Вероятно. Стоило подумать об этом, откуда-то из тумана гостиной, плывущей у нее на фоне пятнами, появилась рука, схватила её за локоть и потянула куда-то. Агнес едва в ногах не запуталась, но шла. Куда-то наружу, прочь от магловской гостиной. Реальность все еще подергивалась рябью перед глазами, и это было, наверное, даже благословением: рассудок не позволил отпечатать в себе четкие черты бездыханных тел. Агнес казалось, что глаза жертвы навсегда врезаются в память, но уже сейчас, сейчас — едва ли прошло несколько минут, — воспоминания, размытые её слезами, мутнели. Может, это было только временное помутнение рассудка, и затем уже проступят с новой силой воспоминания о пустых глазах мужчины, о страхе в глазах женщины. Хотелось верить, что нет. Сейчас она ощущала, и то еле-еле, только пальцы на своем локте, а затем — как ночной воздух свежей прохладой хлынул наконец в легкие, обрывая бесконтрольные всхлипы. Хватка пропала, и Агнес прислонилась спиной и затылком к какой-то поверхности. Наверное, к стене, или к колонне, или к какому-то ограждению. Что-то, что удерживало её, дрожащую, будто от холода, на ватных ногах. Смена обстановки стала спасением, и ужас размеренно притуплялся, а может, это мозг чудовищным образом просто привыкал. Черные мелкие пятна перед глазами никуда не делись, но Агнес смогла хотя бы рассмотреть стоящего рядом с ней Тома, что и вывел её на улицу. Теперь лишь следил не сильно заинтересованно за её тщетными попытками пережить первое убийство. Убийство. Агнес — семнадцатилетняя Агнес, просто школьница, глупая беспомощная девчонка, — взаправду?.. Смогла? Уши все еще будто заложены, и Агнес не сумела расслышать, что он ей сказал, лишь отрешенно наблюдала за тем, как шевелятся его губы. Чуть повела головой, нахмурив слегка брови. Том выждал пару секунд, давая ей немного оправиться, и после повторил вопрос: — Ты знаешь языки? Ей пришлось несколько раз прокрутить этот набор букв в голове. Что он… Языки? Это то, что его интересует сейчас? Почему сейчас? Кусками она знала французский, из-за родственников, но губы не размыкались, и её хватило только на то, чтобы заторможенно покачать головой. — Начинай учить. — На очевидный вопрос в её глазах — его спокойный ответ: — В отделе международного сотрудничества пока есть место, устроишься туда. Чтобы не сидела без дела в перерыве между заданиями. Недоумение даже слегка притушило все остальные эмоции. Какая-то чертовщина несусветная, Агнес ничего не понимала. Эта тема не требует отлагательств? Или он нарочно?.. Это что, какой-то метод отвлечь её от произошедшего? Ему досаждает её полуобморочное состояние или это можно счесть за великодушие? За помощь? Помогало это или нет, Агнес еще минимум несколько затянувшихся мгновений могла только молча смотреть на него, стараясь осмыслить. На щеках все еще высыхали слезы. — Но… я даже… — Ей пришлось сглотнуть, взять секунду на то, чтобы заставить себя хоть как-то ровно произнести: — Я и… школу не окончила. Меня не возьмут. — Возьмут. Я разберусь. Так просто. Как будто это всё — в порядке вещей. Темный Лорд озаботился вдруг, кем она будет работать, раз уж он не дал ей и экзаменов сдать. Чушь какая. Что это, поощрение за убийство? Или стремление как можно сильнее наводнить Министерство своими приспешниками? — Но если захочешь карьерный рост, дальше будешь разбираться сама, — уточнил он, голосом холодным и бесцветным. Равнодушным. — Научишься адаптироваться, не помешает. Да ей вовсе никакого международного сотрудничества не хотелось никогда, даже и мысли не было. Но думать сейчас об этом — нелепо. Единственное конкретное, что она могла понимать в том, что её ждет — теперь у нее даже нет шанса в какой-то момент сдаться все же властям. Сказать, что её принудили принять Метку. А это ведь правда. В каком-то роде. Никаких преступлений ведь не совершала… не теперь. Теперь поздно. Вряд ли бы Агнес все равно пошла бы в аврорат, и все-таки. Эта удавка на шее, невидимая, затягивалась все туже. Шквал эмоций сходил на нет, на место ему приходило опустошение, болезненное и жуткое, и Агнес, уже не дрожа, но все еще без сил, могла отчужденно смотреть в одну точку. Пока Том рассматривал её. Думал о чем-то явно. — Ненавидишь меня? Агнес едва не дернулась. Уставилась забитым взглядом в непроницаемое лицо. Это практически последнее, что она вообще ожидала от него услышать. Какое ему до этого может быть дело? Не должен же он быть наивен, чтобы полагать, что все служат ему из большой любви. Что среди его слуг нет трусов и просто слабаков, которые не видели иного пути. Ненавидят ли они его, интересно? Или только боятся? А Агнес? Не знала. Совершенно ничего не знала, но, если учесть, что применить Убивающее впервые в жизни ей удалось, только представив перед собой Тома, о чем-то это говорит. — Я не враг тебе, — вмешался его голос в её размышления. Его взгляд скользил по её заплаканному лицу, голова чуть склонилась вбок, выдавая какой-то странный интерес. — Ты уже присягнула мне, неважно, каковы были обстоятельства. А значит, я уже не могу позволить тебе просто уйти, ровно как не могу позволить сидеть без дела. Ты будешь сражаться, хочешь того или нет. И не заставил бы я тебя убить сейчас — тебя убили бы при первой же возможности. С его стороны всё звучало так разумно. Так правильно. Так спокойно ей все разъяснял… Агнес не понимала. Что это всё, какой-то фарс? Почему он ещё ни разу не причинил ей никакого вреда, не считая приказа очернить свою душу убийством? По рассказам о Темном Лорде времен войны семидесятых годов, он был абсолютным злом. Пойдешь наперекор его воле — Круциатус. Не сделаешь, что он велел, — Круциатус. Взглянешь не так… При нем боялись тогда даже дышать и боялись все еще, но почему её он ни разу ещё не пытал? За то, что не выполнила приказ сразу, за ущербные слезы во время и после выполнения. Осознавал, что это отвратит её от него еще больше? А какая ему разница? Агнес поймала себя на безумной мысли, что перед ней будто не Темный Лорд, о котором ходили легенды. А тот Том Реддл, что только-только набирал последователей. Подходящий к этому с осторожностью, тонкостью. Действовал не топорным насилием и не одними только угрозами пыток, не считая того, что в памяти у неё все еще отдаленно звучало эхо отцовских криков. И это всё ведь и соответствовало бы как раз его юному на вид возрасту, но как это возможно, если память у него взрослого Лорда? Да какое ей, по сути, дело… ей не хотелось разгадывать загадки. Ей не хотелось думать о Томе в принципе. А все равно — смотрела на него, будто в этих непостижимой глубины глазах могла найти ответы. Хватило её ненадолго, его взгляд выдерживать — издевательство над самой собой, бессмысленное и жестокое. Агнес отвела глаза, так ничего ему и не сказав. Том не настаивал на ответе. Рассудил, должно быть, что пора бы завязывать. Сделал несколько расслабленных шагов спиной назад, на всякий случай осмотрел пространство вокруг, и поднял вверх палочку, из которой вспорхнула высоко в небо магическая вспышка, разрезая серые тучи и обретая очертания. Невербальное «Морсмордре» расцветало над особняком. То, чего всегда до ужаса, до холодка по коже боятся увидеть все волшебники. Сейчас — свидетельство её преступления. К счастью, полюбоваться им вдоволь не удалось. Змея только-только стала выползать из громадной скелетной пасти, Том уже взял Агнес за локоть, как куклу, не способную перемещаться самой. Трансгрессировал, решив, может, что сама она не в состоянии. Моральном или физическом? Насколько Убивающее, примененное впервые, бьет по убийце? Ей казалось, что её через мясорубку перекрутили, но она не могла быть уверена, что это не проецирование эмоций на состояние тела. Стоило вдвоем оказаться у кованых ворот — прямо как в давнюю ночь, только теперь паршиво, очень паршиво было Агнес, — он отпустил её и на этот раз дожидаться не стал, оставляя её одну. Направился по аллее к дому. А у неё пальцы сжались крепче на палочке, пока этот силуэт от неё удалялся все больше. Как будто Агнес хотела, как будто могла бы швырнуть что-то в него. За что? За пытку её отца? За то, что заставил её переломить в себе что-то в угоду каким-то размытым и далеким от нее идеалам? За то, что он — чудовище? А Агнес — кто? Что она теперь, чем она лучше? Раз ей хватило желания это сделать — неважно, кто был у нее перед глазами, пока палочка выводила молнию, — Агнес убила. И как бы ни хотелось верить, молиться, что это было первое и единственное её убийство, разум предрекал иное. Нашептывал не ответ, но вопрос. Сколько? Сколько ещё жизней ей предстоит отнять? Чтобы стать полезной для Тома — будь он проклят — Реддла.