Легенда о Жнеце

Сбежать. Острое, костедробящее желание — сбежать. Не из поместья, не от Темного Лорда, у неё бы это все равно не вышло. Но от себя и своих мыслей. Только-только Агнес оказалась в клетке своей комнаты, уже почувствовала, как её затягивает в эту трясину, вязкую топь, почувствовала, как мерзостные чувства утягивают и душат. Её всё ещё потряхивало. Вызванная эмоциями магия всё ещё будто покалывала изнутри, кусала и щипала, просто отвратительная. Как вымазанная в саже, скользкая, текла смолой по венам. Если таково действие темной магии, Агнес никогда, никогда больше не станет использовать Непростительные. Станет, разумеется. Ещё бы её спрашивали. Но в эту ночь тошнило, стоило хотя бы мельком об этом подумать. О неясном своем будущем. Пойти бы в душ и до крови терзать кожу щеткой, соскрести это ощущение грязи, но изнутри ведь себя не вычистить, хоть Режущим себя раскроить, все равно не поможет. Но без дела, в одиночестве, высидеть она смогла лишь какое-то время. До этого уже скинувшая с себя черную мантию, Агнес вышла без нее, напрочь о ней забыла, да и вовсе чувствовала себя как во сне. И при этом — уверенно. Шла по коридорам и лестницам будто бы с какой-то целью, хотя на деле совсем не понимала, чего хочет. Ноги вывели её в сад. Утренняя прохлада — оказывается, Агнес просидела в комнате практически до рассвета, царили уже сизые сумерки, — окутала конечности. Руки, скрытые только тонкой тканью кофты, и ноги, ниже колена не скрытые ничем. Её мало что волновало, глаза шарили по внушительному саду, выискивая статуи. А их здесь немерено, раскиданы без определенного порядка по всей территории поместья. Отец любил искусство и любил помпезность. Так что у неё немало кандидатур для тренировки, самого разного толка. Её внимание остановилось на каменной химере. Достаточно далекой. Прицельность. Нужно тренировать прицельность, нужно было ещё днем, когда её учитель только-только её оставил, но она отложила это дело, попросту не желая к этому приступать. Как будто можно было притвориться, что ничего не произошло и не произойдет. Сейчас у неё было достаточно бурлящей в крови магии, достаточно эмоций, достаточно желания как угодно отвлечься, выключить мозг и измотать тело. Диффиндо не попало в цель, даже близко. Как и Остолбеней. И Инфлэтус. И Энгоргио. Агнес сама не понимала, какие заклинания бормочет, озвучивала просто всё, что мелькало в уме, нужно было хотя бы просто попасть. У неё быстро сбилось дыхание и быстро устала рука, но она продолжала осыпать заклятьями пространство вокруг неприкосновенно стоящей химеры. Драконья жила даровала палочке мощь, а древесина грецкого ореха — обучаемость, гибкость и приспособляемость, как вдохновенно рассказывал ей когда-то старик-Олливандер в своем магазинчике, да только что это даст, если сама Агнес безнадежна? Бесполезна. «Из неё не выйдет боец». Какой из неё Пожиратель? Её убьют. На первом же задании. Всё это — пустая трата времени и сил. А сил уходило много, но это то, чего ей хотелось. Чтобы пекло мышцы, драло на куски дыхание с болью в груди, чтобы в голове — эта блаженная пустота. Но с последним не задалось. Перед глазами — магловский дом. Обрывками, вспышками мелькали события минувшей ночи, перемежаясь с выбрасываемыми ею заклинаниями. Заклятье — Пожиратели Смерти — заклятье — мужское тело — заклятье — пистолет — заклятье — умоляющая её женщина — заклятье — «Делай, что должна». В череде вспышек Агнес и не заметила бы даже, что попала, наконец-то попала по химере, если бы у той внезапно не откололась голова. Завалившись медленно вниз, упала на вытянутые каменные лапы. Агнес наконец остановилась. Сбито дыша — до вздымающихся тяжело плеч и грудной клетки, — смотрела на разрушенную статую. Это не прогресс, очевидно. Очевидно, с её прицельностью не стало лучше — она просто швыряла так много заклинаний, что было бы даже странно, если бы хоть раз не попало, пусть даже по чистой случайности. Холод обволакивал разгоряченное после непривычной нагрузки тело, рука устало гудела, сетчатка глаз изрешетена яркими вспышками, и волосы сильно растрепались. И всё-таки это чувствовалось приятно. Голова наконец опустела. За пеленой усталости Агнес наконец не чувствовала того смолянистого ощущения, заляпавшего её магию скверной Непростительного. Как будто накалившаяся магия выжгла этим жаром, припекающим сейчас изнутри, всю грязь. Агнес поправляла свободной рукой выбившиеся из кос, лезущие на лицо темные пряди, когда заметила что-то. Кого-то. На балконе, выходящем на эту сторону. У неё сердце, и так загнанное от переутомленности, ударило невпопад, нарушая ритм. Вездесущий Том Реддл. И как будто вовсе не нуждающийся во сне. Разумеется. Наблюдал за ней. В такие моменты, когда он появлялся из ниоткуда, всегда так несвоевременно для нее и так своевременно для него — как сегодня днем, вечером, сейчас, — он казался не человеком. Каким-то божеством. Сущностью. Да и разве мог бы человек, обычный человек, каким бы сильным магом ни был, так влиять на других? Искоренять целые семьи, подчинять себе других волшебников, сильных чрезвычайно, что трепетали перед ним, как перед самим Мерлином. Щелчком пальцев решать чужие судьбы. Ещё часа четыре назад Агнес была просто школьницей, сегодня — уже убийца. И с его стороны для этого ни одного взмаха палочки, что воздействовали бы лично на неё, на её разум. Только слова. Само его присутствие. А на вид — всего лишь юноша. Её ровесник. Да практически мальчик в сравнении со всеми его подчиненными, но только назвать его мальчиком язык бы не повернулся. Агнес себя чувствовала в тысячу раз младше, чем он. Особенно когда он смотрел вот так, и речь не только о том, что он наблюдал за ней с высоты второго этажа. Несколько секунд она так и стояла. Смотрела на него. Молчала, не нарушая никак безмятежную тишину раннего утра. Заговаривать первой она бы не стала — хватило уже за эти сутки общения, — а сам он тоже не был намерен что-либо говорить, размышлял о чем-то. Поэтому Агнес не нашлась, как еще себя повести, кроме как подойти поближе к статуе, починить её сухим «Репаро» и уйти в дом из-под прицела этих красных глаз. А затем, поднявшись, рухнуть на постель, не раздеваясь. Мечтая отключиться сразу же. Но перед этим её, свернувшуюся клубком, пролихорадило еще минимум полчаса, прежде чем рассудок над ней наконец смилостивился. *** Ей казалось, что после такого снятся кошмары. Это ведь такая обыденная формула, такое клише: случается что-то страшное — человека это потом преследует снова, и снова, и снова, доводя едва ли не до безумия, по которому плакало бы Мунго. Нет. Ничего. То ли ей этим подобием на тренировку удалось достаточно себя вымотать, то ли ещё что, но Агнес сперва, проснувшись, даже и не осознала. Не вспомнила. Как и все предыдущие дни — потребовалось мгновение, прежде чем реальность не только придавила, но и прокатилась по ней основательно до фантомного хруста костей. Настенные часы показывали, что она проспала до самого вечера, но всё, что Агнес могла — сжаться ещё больше в комок, чувствуя наводнившую легкие слякоть. Омерзение. Ей просто мерзко было от ситуации, в которой она оказалась. И страшно, и горько, и всё прочее, но в первую очередь — мерзко, что она встала в один ряд с головорезами даже не по своей воле. Не обладая никакой, вроде как, предрасположенностью к жестокости, не издеваясь в детстве над животными и домовиками, не видя никаких предпосылок, просто обрубила жизнь незнакомке. Заставила из-за промедления напиться досыта ужасом, крохотной надеждой на милость — учитывая ту её нерешительность, — а потом все равно. Зеленая вспышка и тело на ковре. Агнес осознавала, что сама же себя загоняет в нескончаемый круг самоуничтожения. Что ей лучше бы вообще не думать. Если она и так — просто Пожиратель, просто очередная боевая единица, просто инструмент, какой толк от её копания в себе? Умершую женщину не вернешь. От Темного Лорда не сбежишь. Но от себя? Всё-таки заставив себя подняться, Агнес оказалась снова в ванной комнате, снова отдала предпочтение почти-до-кипятка горячей воде. А после, оказавшись в спальне и взглянув снова на время, застыла среди комнаты. Задумавшись. Час ужина. Желудок в соответствии с этим сжимался, напоминая о том, что она не ела весь день, и она могла бы либо позвать Альфи, либо просто лечь обратно в постель и попытаться повторно выключиться без сновидений. Может, даже попросить для этого соответствующее зелье. Или же. Могла бы за шкирку выдернуть себя из этого безопасного кокона, и так уже давшего трещину. Вылезти из оболочки, под которой росла её несамостоятельность, как в чрезмерной сырости разрастается плесень. Её незрелость, её наивность, всё то, из-за чего все нынешние события били по ней в несколько раз больше, чем если бы она уже была… закалена? Так это назвать? Удивительно, как вообще она могла стоять и рассуждать о чем-то подобном, когда мысли так и разрывало в два направления. Одно — воспоминания сегодняшней ночи. Другое — сбежать, всё тот же побег, от себя и этих воспоминаний. В одиночестве это сложнее. Невозможно, если быть точной. Агнес простояла так немало времени, взвешивая, чувствуя какое-то опустошение, граничащее, наоборот, с противоположным чувством. Переполненностью. Чересчур много эмоций, чересчур мало. Контраст, продолжающий пилить рассудок. Шелковая блузка с широким рукавом, юбка с высоким поясом, аккуратная высокая прическа — то, что она выбрала. Предпочла вместо ночной сорочки, тепла своей постели и одиночества. Предпочла ужин. *** — Приношу извинения за опоздание, — учтиво, может быть, слишком, на грани наигранности, произнесла она, показавшись в зале. — Могу я все еще к вам присоединиться? Очевидно, могла: несмотря на её демонстративное отсутствие каждый раз, набор посуды был разложен и на её персону тоже. Но не могла ведь она под этими взглядами — и отцовским, и ненавистно-алым, — просто пройти к столу, как будто делала это уже не раз. Чувствуя на себе внимание одного, смотрела Агнес исключительно на другого. В ожидании именно его ответа — в конце концов, формально отец все еще остается хозяином дома. Но отец оторопел. Не то чтобы растерялся, и все же на секунду столовую застелило тишиной, что до этого нарушалась отвлеченной беседой. Его челюсть сжалась — практически незаметно. И больше ничем — ни жестом, ни тоном — он не выдал напряжения, ответил в конце концов: — Не вижу причин, почему нет. — Благодарю. Поскольку отец по традиции был во главе стола, гость разместился с боковой стороны. А её место, соответственно, — напротив него. Агнес примерно так и представляла себе размещение за столом. Знала, на что идет, когда спускалась. Оправляя юбку, пока садилась, она все же мельком бросила взгляд на противоположную сторону. Том её появление не прокомментировал, однако, делая глоток из бокала, едва-едва заметно изогнул губы. Как будто его всё это… веселило. Допустим. Агнес была полна решимости как-то перенести этот ужин без инцидентов. Без лишних эмоций. Не прячась в комнате от всего мира, все равно спрятаться при этом за маской. Не показать, насколько её переломило. Это ведь правила этой семьи. Всех чистокровных семей. Заветы самого Салазара. Прятать себя за маской, и у Агнес, вероятно, это вполне получалось прежде. Комкать мелкие обиды, не давать себя задеть глупыми колкостями и замечаниями, не открывать всем подряд то, что творится на уме. У неё получалось, пока ей не пришлось встретиться с темнейшим магом своего времени, сосуществовать с ним в своем же доме и убивать. Чувства на этот счет ни одной маской ни скроешь, будь она хоть из цемента. Агнес очень постарается хотя бы на этот вечер. На фоне тем временем ненадолго прерванная беседа потекла так же, словно Агнес здесь и не было, но что ужаснее — словно не было и событий прошлого вечера. Никакой попытки отослать свою дочь на далекий континент, никакого Круциатуса. Обсуждали что-то настолько поверхностное, настолько обыденное, настолько светское, что Агнес задалась вопросом, не сходит ли она с ума. А был ли вчерашний вечер вообще? Сегодняшняя ночь? Действительно ли она отняла чью-то жизнь сегодня ночью или ей приснилось? Чересчур правдоподобно, детально, не так притуплено и смазанно, как обычно во снах, и все-таки. Даже ведь не осталось ничего, что послужило бы доказательством, и слава Мерлину. Можно бы выйти в сад и для собственного спокойствия взглянуть на химеру, на которой должен был остаться след от этой утренней магической терапии после собственного преступления. Но раз Агнес уже здесь — ей ничего не оставалось, кроме как, расстелив тканевую салфетку на коленях, взяться за столовые приборы. Нежнейшее мясо, запросто рассеченное ножом, запеченное с травами и грибами, что по определению должно быть более чем аппетитным, показалось ей совершенно безвкусным. Агнес слишком поздно поняла, что при наличии голода у нее начисто отсутствует аппетит. Заставляя себя хотя бы немного поесть, только чтобы наполнить желудок, она кое-как проглатывала еду лишь благодаря слабому вину. — Агнесса, — вдруг обратился к ней ненавистный голос, неожиданно вовлекая её в разговор. Агнес понадеялась, что ей удалось скрыть чрезмерную настороженность в поднятом на него взгляде, но надежд было мало. — Ты была старостой, как я понимаю. Отец сказал или он видел её значок в ту ночь? Настолько он внимателен к деталям? — Позволишь выразить любопытство, какие планы у тебя были после школы? Не убивать маглов, по крайней мере. Агнес не понимала, к чему этот разговор. Это обычная практика подобных будничных мероприятий, завести дружелюбную беседу с человеком на наиболее безобидную тему. Практически правило. Обязательство. Заполнить тишину, втянуть в обсуждение неактивных участников трапезы, задать вопросы, если нужно. Изумляло, насколько он искусно с подобным справлялся, насколько вхож он был в светское общество, судя по его манерам. Будучи безродным, никому до сороковых годов неизвестным мальчишкой, в подобной обстановке он создавал впечатление по меньшей мере графа. Где он всему научился? Ещё в школе, впитал всё от своих товарищей по факультету? На его фоне даже Агнес — представительница старинного рода — могла почувствовать себя плебейкой. Потому что ей не удалось столь же легко поддержать тему. Потому что это жестоко, так беззаботно спрашивать у неё о планах, которые он сам же и перечеркнул. — Агнесса хотела быть преподавателем, — ответил за неё отец, когда молчание непозволительно затянулось. Вынырнув тут же из мыслей, Агнес моргнула, опуская снова взгляд, до этого прожигающий лицо перед ней. А Том, услышав ответ, напротив — обвел её изучающим, практически оценивающим взглядом, будто до этого ему ни разу не довелось ещё её изучить и оценить. — Что ж, это вызывает уважение. В любых других обстоятельствах эта похвала бы ей польстила, однако: — Это и не столь важно, — ожила она наконец, аккуратно откладывая приборы и заставляя себя вежливо улыбнуться, чтобы её недопустимые слова хотя бы не имели недопустимый тон: — Если учесть, что пришлось в некоторым смысле… сменить направление будущей деятельности. — В Хогвартс все равно не берут сразу после окончания школы, — оставался он все так же невозмутим. — Поэтому мне видится более чем престижной перспективой проработать сперва в Министерстве, а после уже вернуться к былым притязаниям. — Если доживу. — При должном усердии — всенепременно. — То есть Эвану не хватило должного усердия? — Агнесса, — осек её отец, но она на него и не взглянула. Том еле заметно приподнял ладонь над гладью стола, мол, «ничего». Все в порядке. Но, как и Агнес, не сместил в сторону её отца взгляд ни на дюйм, наблюдал исключительно за ней. При свете пламени, от расставленных по всему столу свеч, в этих пугающих радужках виделся интерес ровно на границе с обычной исходящей от него опасностью. Агнес сама бы не смогла ответить, почему её это не остановило. Что именно её так распалило, чтобы, не дождавшись ответа на предыдущую реплику, уточнить: — Могу я задать вопрос? — Нет, — отрезал отец. А Том позволил: — Разумеется. Расслабленно откинувшись на спинку стула, он чуть склонил голову — в какой-то слегка вальяжной, но выдающей явственное любопытство позе. Боковым зрением Агнес выцепила, как отец потянул ко рту бокал с вином. Прежде она почти не задумывалась, каково это для него, уживаться в одном доме с дочерью-подростком и волшебником, выглядящим на её же возраст. То есть формально двумя подростками. Даже пусть один из них способен, вероятно, всего парой движений палочки сравнять все это поместье с землей. — Эван придерживался всех этих идей? — невинно поинтересовалась Агнес, и отец, ставя в этот момент бокал обратно, переборщил — хрусталь издал чрезмерно громкий стук. — Я имею в виду, он выступал за идею уничтожения буквально половины планеты? Верил, что это решит все проблемы? Куда интереснее — верит ли Том, действительно ли верит в свою благую цель или лишь хочет загрести себе побольше славы и власти. Напрямую Агнес спрашивать не станет. Пыталась прощупать границу через брата, что было, наверное, не совсем правильно с её стороны. Неважно. А помнил ли Том вообще Эвана? Упоминал, не раз, но знал ли он его достаточно хорошо? Или в его памяти он был одной из десятка пешек, безликих и пригодных только воевать? Неважно, ради чего, ради каких идей. Главное — результат. Польза. Агнес была действительно заинтригована вопросом, как он себя поведет. Заинтригована и насторожена, чувствуя напряжение каждой мышцей тела. Не станет же он разливаться соловьем о том, что конечно, конечно, он придерживался, ведь как иначе? Это незыблемая, неприкосновенная идеология. Подумаешь, геноцид… Том хмыкнул. Линия губ слегка искривилась в усмешке, и Агнес никак не могла это интерпретировать. Хорошим знаком это точно не было. — Я считаю последним делом ворошить убеждения другого человека, особенно если его уже нет с нами. Но я могу тебя заверить, что твой брат служил с чересчур большой самоотдачей, чтобы быть тем, кто примкнул ко мне против своей воли, если это то, что тебя беспокоит. Прямым текстом это не прозвучало. Лишь вложилось бережно между строк. Да. Да, придерживался, раз уж сражался добровольно. С чрезвычайной самоотдачей. Это не совсем то, чего Агнес ожидала. Очевидно, Том бы не стал говорить, что нет, не придерживался, не стал бы признавать, что хоть кто-то из его слуг мог бы не почитать все эти священные идеи. Но было что-то такое в его тоне… Агнес растерялась. Не понимала, верить ли. Ей казалось, Эвана особо не спрашивали, казалось, он принял Метку из-за отца. Потому что так нужно было. Но в таком случае ведь служат неохотно, в меру, выполняют раздаваемые поручения и всё. Вынужденно. Лгал ли Том? Он о ком угодно мог сказать, что тот примкнул по своей воле, да даже Агнес в какой-то мере сделала выбор. Развить бы тему, не заканчивать на подобной точке уж точно, спросить больше, но Агнес, со всем этим ворохом мыслей, просто не успела. — Я приношу извинения, Том, мы ненадолго тебя оставим, — вмешался отец, уже заранее поднимаясь из-за стола. — Конечно. Под внимательным алым взглядом Агнес, лишь на секунду поколебавшись, поднялась тоже, сама на него не смотря, пытаясь понять, что так её задело в его словах. Как в прострации, послушно удалилась за отцом. Уже за пределами зала, наложив глушащие чары, тот не стал размениваться на предисловия. — Что на тебя нашло? По обыкновению, этот тон всегда выбивал из человека всю спесь, и Агнес — не исключение, хотя эта её решимость, стоит сказать, стала спадать ещё парой минут ранее. Но Агнес ведь лишь беседовала с гостем. Не она начала. Не её втянули в совершенно ненужный обмен репликами, который она всего-навсего разбавила. Приправила темами более насущными. Озвучить всё это отцу — проще язык себе отрезать. Ни слова, и глаза в пол. Так быстрее все эти нотации должны закончиться. — Пока твои истерики и обиды могут его забавлять, но вечно это продолжаться не будет, — продолжал он, — и это определенно не тот человек, чье терпение стоит испытывать. Истерики и обиды? Агнес подняла на отца все же взгляд, смотрела в холодные серые глаза, обрамленные сетью неглубоких морщинок. И кольнувшая её злость была такая же, как этот цвет в отцовских радужках. Неяркая, стылая. — Во сколько лет ты убил впервые? — слабым шепотом. Агнес еле понимала, что именно у нее вдруг вырвалось. Что и зачем она начала, себя не контролируя. — Магла, или грязнокровку, или предателя крови. Во сколько ты… — не договорила, не смогла повторить. Вот теперь уже она действительно не знала, что на неё нашло: она никогда ни на шаг не подступалась к кровавой истории своей семьи, истоком которой был именно отец. История, что была за семью печатями, потому что до этого года Агнес и не нужно было знать. Её это не касалось. Спалось лучше, если не знать. Отец смотрел на нее вроде бы без эмоций, но в то же время потрескивало в воздухе изрядное напряжение. Не ответит. Вероятно — осадит её. Но он произнес всё же, до невозможности сухо: — В двадцать семь. Агнес закусила губу и кивнула, усваивая. Двадцать семь. Ладно. Ей этого знать было мало. Свербело под кожей желание выяснить: — А Эван? На этот раз по лицу отца пробежала явная тень, глаза зло сверкнули, практически вынуждая пойти на попятную. Практически вынуждая извиниться за свое поведение. Только буквально прикусив язык, она через боль заставила себя ни звука не произнести, упрямо ждала ответа и не отводила испытующие глаза. Отец же втянул шумно воздух, одним только этим вздохом, усталым и раздраженным, увеличивая в ней ощущение того, что она лишь глупая маленькая девочка. И всё-таки он ответил. — В девятнадцать. Легкие сжались, чтобы издать то ли всхлип, то ли смех. Губы дрогнули под стать. Так Агнес не только продолжает семейное дело, она бьет рекорды? Его честность — вероятно, просто жалостливая подачка перед тем, чтобы ледяным тоном вернуться к сути: — Не высовываться было твоей лучшей идеей, и я ума не приложу, чего ты добиваешься теперь, но, уж поверь, ты ничего не изменишь. Сделаешь только хуже. А потому, будь любезна, если и продолжишь присоединяться к нам вечерами, ужинать молча. Если, конечно, не хочешь, чтобы я накладывал на тебя Силенцио на всё время ужина. Для твоего же блага, Агнесса. Агнес опустила снова голову, рассматривая носки своих туфель, как нашкодившее дите, но не потому что стыдилась, а просто чтобы держать себя в руках и не выдать что-либо еще более непозволительное. Безусловно, она осознавала, что отец прав, осознавала, что одна чья-то разрушенная жизнь — ничто в сравнении с масштабами грядущих перемен, и её жалобы — ребячество, но она не могла, не могла просто принять и отпустить все это, будто все в порядке и на неё не навесили насильно ярлык убийцы. — Иди в свою комнату. На сегодня ты сказала достаточно. Не дожидаясь от нее ответа даже, он снял чары и вернулся в зал. Откуда она, прислушавшись, услышала: — Агнесса просила передать свои извинения. К сожалению, ей нездоровится, и она не вернется к столу. — Что же, очень жаль. И правда. Какая жалость. Её едва не передернуло. Ей так хотелось бы услышать это от отца, хотя бы намек на это «жаль», но искреннее. Жаль, что с ней это происходит, что её закинуло в эти события, что ей пришлось убить живое существо. Ему тоже тяжело, она понимала. Но почему, почему нельзя выжать из себя ни одного сочувствующего слова? Хотя бы глазами показать, что он сожалеет. А не заставлять кровь в жилах стыть одним взглядом, одним тоном, как будто ей этого не хватает в редких встречах с Томом, его же приятелем. Уже в комнате Агнес не сдержалась, захватила с полки старую колдографию и с ней забралась на постель поверх покрывала. Лежала и просто смотрела, смотрела на черты того, кто, на её взгляд, мог бы её поддержать. Наверное. Юноша, изысканно одетый и убирающий со лба назад прядь волос, пытался сохранять для колдографии серьезный вид, но на фоне его кто-то рассмешил явно, вынуждая оголить ровные зубы в широкой улыбке. От смеха проступили слегка ямочки на скулах, глаза озорно блестели. Такой элегантный и в то же время такой простой. Агнес уже не была уверена, был ли её брат в действительности таким, каким она его себе придумала, глядя на единственное, что у неё от него осталось. Ей представлялось, что он мог, верно, выступать за традиции и чистоту крови, все-таки в этом не было ничего предосудительного, все они в той или иной мере с превосходством чистокровия согласны. Если не до фанатизма, если без откровенного маньячества и безумной, извращенной охоты на живых существ. Ей представлялось, что он благороден. Умен и очень силен как маг, раз сумел лишить глаза одного из страшнейших авроров. Агнес совсем его не знала. У неё не то чтобы на глазах были розовые очки, она понимала, что её семья — убийцы. Запачкавшие руки в грязной крови волшебники, определенно не самые лучшие люди. Понимала. Но от этого «служил с чересчур большой самоотдачей» тянуло в груди, мерзостно саднило. Кем он был в самом деле? Во что верил? Как бы себя вел сейчас, будь жив? Безусловно, он был бы так же — или скорее даже куда более — бессилен перед Темным Лордом, как и их отец. Не смог бы защитить Агнес от того, во что она сама себя впутала, оказавшись не в том месте и не в то время. Но поддержал бы он свою сестру хотя бы, оставался бы рядом, крепким плечом и поддержкой? Или твердил бы холодно о том, что всё уже, ничего не изменить, осталось смириться? Неужели всё так и есть? Неужели вся Магическая Британия бессильна перед одним единственным человеком и обязательно — неизбежно, необратимо — падет под его безграничными амбициями?

— 2002 год —

— Кажется, наш герой отличается впечатляющим трудолюбием, — заметил Реддл, по обыкновению иронически, но через эту иронию пробирались все же нотки явного неудовольствия. — Третья его выходка. За месяц. Агнес и бровью не повела, хотя очень хотелось растянуть губы улыбкой. Локоть держала на подлокотнике кресла, руки чинно сложив замком. Невозмутимо уточнила: — Четвертая, если считать Жнеца причастным к побегу орденовцев. А Жнец не причастен, но какая уж разница? Чем больше вокруг него шума, тем лучше. Реддл, очевидно, не разделял такой подход. Его холодный взгляд Агнес встретила нарочитым спокойствием. На этот раз она уже не была пьяна, но на всякий случай проглотила перед встречей внушительную порцию успокаивающего отвара. Всё-таки её новая деятельность немало расшатывает нервную систему, которая, казалось, давно уже должна была окостенеть. — Ты кажешься удивительно равнодушной, — не мог он этого не заметить. — Не беспокоишься, что станешь следующей? — В отличие от прочих гениев, я не шляюсь ночами по кабакам Лютного переулка. — Верно. Как мы недавно выяснили, ты предпочитаешь пить в гордом одиночестве. На её лице мелькнула все же легкая ухмылка в ответ на бессмысленный укол. Её не задело. Нужно очень постараться, чтобы суметь всерьез её чем-то пристыдить. Учитывая эти девять лет, это вовсе удивительно, что она не питает особой страсти к алкоголю или запрещенным веществам. — Гойл все равно был малополезен, — перевела она тему. — Ты сам говорил. Если же тебя волнует, что Жнец подрывает твой авторитет, что тебе мешает просто заткнуть прессу? — И продемонстрировать этим, будто Жнец — действительно весомая угроза, раз его приходится скрывать от общества, — ответил он практически скучающим тоном, который привычно сопровождал его всякий раз, как он объяснял, почему то или иное её предложение не имеет смысла. — Наилучшим раскладом будет просто отыскать и устранить его в кратчайшие сроки. Любопытно, конечно, как он собирается это сделать. Авроры уже шарят по Лютному переулку, опрашивают возможных свидетелей, по ночам будет вестись патрулирование. Но поздно. Очевидно, Агнес туда больше не сунется. Ей определенно на руку, что Реддл не будет затыкать газетчиков, и все же его пренебрежение слегка задевало самолюбие. Жнец ведь и правда — угроза. Значительная. Убийство Гойла не заняло и пяти минут. Оглушить с помощью палочки Деррека на темной улочке, толкнуть к стене и вскрыть горло. Всё. На этот раз под Маской и не распинаясь в речах, но зато все так же — с вырезанным «by reaper», просто теперь уже на широком лбу. Чтобы сразу видели. — В конце месяца планируется прием, — будто к слову сообщил Реддл, даже не отвлекаясь от бумаг за письменным столом. Агнес, уже пропавшая в мыслях, медленно перевела на него взгляд. Уточнила: — Чтобы отвлечь внимание общества? — от Жнеца, от Ордена… — Именно. Не банальность. Классика. Агнес помедлила, не вполне пока понимая, насколько это выгодно или не выгодно для Жнеца. Размышляя, слегка склонила голову в сторону. — Малфои там будут? Когда Агнес уезжала гулять по странам, Малфои в обществе почти не появлялись, похоронили себя в своем мэноре. Но, может, за время её отсутствия что-то изменилось. Реддл отнял от бумаг наконец свое внимание, взглянул на нее. В красных глазах — вопрос, и Агнес объяснилась: — Не хотелось бы неприятных инцидентов. Я полагаю, если мне вцепятся в глотку среди приема, это слегка омрачит вечер. — Не твоя вина, что их сын принял не ту сторону, — равнодушно напомнил он, как будто это было в принципе её решением, а не его же, не реддловским. — В любом случае, сомневаюсь, что они придут. Агнес кивнула, сжав сцепленные замком пальцы чуть сильнее, до боли в суставах, чтобы не начать вспоминать в красках причину, по которой Нарцисса на неё уже однажды едва не кинулась. Заслуженно, но повторения подобной сцены очень не хотелось бы. Вместо этого Агнес предпочла вернуться мыслями к приему. Отвлечь общество от Жнеца. Сделать вид, что все в порядке. Как мило. Но что, если убийство произойдет прямо на празднестве? Провернуть подобное было бы столь же эффектно, сколь и безрассудно — в окружении Пожирателей Смерти, буквально под носом Реддла, хоть он и будет, вероятно, отвлечен беседами с множеством гостей. Всё равно — риск на грани сумасшествия. Агнес представила, какой же величины оттого будет адреналиновая доза. Какое же упоение насытит вены, если случится чудо и у нее все пройдет по плану. Учитывая известную нелюбовь Агнес к шумным сборищам, являть свое воодушевление было бы глупо. — В таком случае, посещение в принципе не обязательно? — беспечно поинтересовалась она. — Я могу тоже не идти? Ещё искать компанию, чтобы соблюсти традиции… — Пойдешь со мной. Агнес едва заметно приподняла брови. Ещё чего. Разумеется, идти с кем-то — это лишь формальность, нет нужды в том, чтобы не отлипать от своего компаньона весь вечер. И все же это куда сильнее затрудняло её размытый план, чем если бы у нее был иной спутник. Не темнейший маг и неофициальный правитель всей Магической Британии. — Темному Лорду ведь не нужна спутница. А мне, я подумала, если уж и идти, то разумнее расширить свое окружение, пойти, например, с Краучем, Пьюси… Реддл посмотрел на нее, и вот теперь уже его выдержать взгляд стало чуть труднее. Да сдалась она ему? — Агнесса. — Не холодно и не зло. Обычное его спокойствие, с которым все равно приходится считаться. — Я уже все сказал. Ты пойдешь со мной. Да чтоб его… — Как прикажете, мой Лорд. Я могу идти? — Иди, — отпустил он, и дважды ей повторять было не нужно. Неторопливо поднялась и покинула кабинет. И так здесь уже провела весь вечер. Не вполне объяснимо, зачем он вообще её звал. Это было чем-то обыденным раньше — обсудить насущное. Например, Орден, как сейчас. А орденовцы сейчас пока не высовывались. Зализывали где-то раны. Пожиратели Смерти шарят по всем старым базам Ордена, чтобы выпотрошить улей раньше, чем тот окрепнет, но, очевидно, пока тщетно, пока никаких зацепок. Обсуждение с ней подобных тем, сам факт того, что Агнес всегда под рукой, — это уже просто привычка. Данность. Разумеется, он в таких встречах не выдавал никогда ей всех новостей и всей информации, никому и никогда, но все же она была наиболее частой посетительницей его кабинета, и корни того уходят еще в первые годы его возрождения, когда жили они под одной крышей. Агнес полагала, что проведенные порознь полтора года такую концепцию их взаимоотношений должны были кардинально изменить. Лестно знать, что нет. Учитывая, что беседа не была особо напряженной — пока не задели тему Жнеца, — Агнес могла бы посидеть и подольше, её нервам хуже не будет. Но она в ожидании письма. Агнес не имела ни малейшего представления, сколько у совы — даже невероятно быстрой и обошедшейся ей потому в приличную сумму, — займет путь через всю Европу, и все-таки форточка в её комнату всегда была открыта, на случай, если в очередной раз Агнес вернется и там уже будет ждать ответ. Сама она трансгрессировать повторно не решалась, пусть и ляпнула тогда Уизли, что заявится на днях. Не сильно в самом деле горела желанием повторять свой марш-бросок. Поэтому, после той увлекательной первой встречи с ним и драконом прождав где-то сутки, она неуверенно взялась за перо. Ей не нравилось писать. Вслух слова складывались куда проще, там и не задумываешься практически, а стоит засесть с пером над пергаментом, чтобы изложить все наиболее ясно и емко, голова пустеет. Агнес и в школе эссе еле из себя вымучивала, изворачивалась как угодно, только чтобы получить злополучное «Превосходно» при абсолютной невыразительности слога и чрезмерной сумбурности мыслей. Поэтому её письмо — справедливее назвать это скорее запиской — было невероятно лаконично, притом завуалированно, насколько возможно: «Пишу, а не заявляюсь лично, чтобы не попасть снова в ситуацию, где пришлось бы красть у тебя еще бутылку. Но мне нужен вердикт. Сможешь помочь?» Внизу подписалась — «Не-браконьерка», чтобы не оставлять сомнений в том, кто автор, — и отдала купленной накануне новой сове. Если верить характеристикам — выносливой, быстрой… но горделивой и своенравной до катастрофы. Привязать записку к её лапе удалось лишь со второго раза. С того момента ушло чуть больше половины недели. Агнес не была уверена, что ответ вовсе придет. Все что угодно может случиться с совой в пути, более того, Уизли может её просто проигнорировать, если решит все же пойти на попятную. В таком случае она рано или поздно все равно к нему заявится. Но уже не за помощью. И все равно она сворачивала свои дела — а их копилось теперь изрядно, учитывая, что ей пришлось все-таки вернуться к своим обязанностям в Отделе, к скучной офисной волоките, просто чтобы не вызывать подозрение своим якобы-бездельем по возвращении, — пораньше, только бы вернуться домой и проверить. Каждый раз — ничего. Комната пустовала. Да и слишком мало времени прошло. На пятый же день, возвращаясь после этой беседы с Томом, Агнес уже особо и не надеялась ни на что. Поэтому, когда зажгла свет и увидела в комнате темное пятно, едва не подскочила. Темным пятном оказалась, очевидно, её новая совиная подружка. Внушительная по размеру, цвета горького шоколада, со злыми желтыми глазами и двумя пучками перьев на голове, похожими то ли на рога, то ли на уши. Агнес не медлила. Взглядом уже выцепив кусок пергамента у нее на лапе, быстрыми шагами пересекла комнату. А эта ушастая вспорхнула и перелетела к другой стене. — О, да ладно тебе… — протянула Агнес, застыв. Сова же демонстративно отвернулась. Мерлин правый. — Ты не можешь обижаться на меня за расстояние, это твоя работа. Сова же явно была намерена её игнорировать. Благородные эти птицы создания, как пишут в книжках… Агнес повторила попытку, приблизилась, протянула руку к лапе. И одернула, когда почувствовала острую боль — совиная голова ловко вывернулась и острым клювом клацнула по её пальцу. — Ушастая, твою мать, — процедила Агнес, поднося раненый палец к губам и чувствуя привкус крови. — Не будь такой… — осеклась. Ещё ей материть своего же нового питомца не хватало. Но какая же нелепость все-таки. Агнес стоит и ругает сову, проклятую сову, чья обязанность — отдать ей письмо. Волшебная палочка в руке подрагивала от напряжения, транслируя наливающуюся в теле злость. От желания пальнуть хоть чем-то… Всего ведь одно оглушающее, даже не причинит вреда. Пришлось и с этим себя одернуть. Убивать людей — одно, животных трогать — другое. Не психопатка же она, в конце-то концов. — Гемера, — обратилась она к сове по имени, которое назвал ей продавец, но на вкус Агнес слишком уж помпезно это звучало для спесивой пернатой. — Не будешь ли ты так любезна… С этими словами она осторожно приближалась, ожидая, когда ушастая снова её цапнет. Нет. Не стала. Её величество смилостивилось. Опасливо отвязав бумажку, Агнес отошла на безопасное расстояние, развернула. Почерк — грубоватый, размашистыми угловатыми буквами: «Чтобы ты не крала у меня больше запасы, предлагаю вариант проще. К выходным я подключу камин к международной каминной сети. Если у тебя есть к ней доступ — мой адрес ты уже знаешь. Приходи пока без безделушки. Просто поговорим» К выходным. Сегодня пятница. Агнес задумчиво свернула пергамент. «Подключу». Как у них в Румынии, однако, просто. Очевидно, что во всех странах по-разному, но Агнес получила право пользоваться международной каминной сетью самолично — не через камины Британского Министерства — только после того, как отработала на этот злополучный отдел невесть знает сколько. И все равно использовала её крайне редко. Чтобы ей пользоваться ведь, нужно знать, куда именно в той или иной стране ты хочешь переместиться, в точности озвучить место, нельзя просто появиться непонятно где, в случайном доме. По этой причине существуют международные филиалы, сродни вокзалам, куда стекаются путешественники, но там, стоит только за порог камина выйти, тут же проходишь проверку, показываешь документы. Для Агнес, не-всегда-официальные задания которой порой требовали незаметности, это было не слишком удобно. Трансгрессия сложнее, но надежнее. Только конкретно в этом случае Уизли, наверное, прав. Из дома оказаться сразу в Румынии — настолько удобный расклад, что даже и не верилось. Единственное, включенный в международную сеть камин находится не здесь. Не в городской квартире, конечно. В родовом поместье, то есть в самом что ни на есть настоящем кладезе воспоминаний. И, видит Мерлин, возвращаться туда Агнес не хотела.

— 1993 год —

У неё дрожали руки. Особенно та, которую пекло уже знакомой болью: предплечье жгло, мешая думать. Агнес не понимала, как поступить. Стояла на втором этаже, в коридоре, ведущем в зал для собраний, но даже просто ближе к порогу подступиться не решалась. Ещё буквально пятнадцать минут назад ничего не предвещало беды, Агнес сидела беззаботно в своей комнате, бесцельно глядя в окно и наблюдая за тем, как тает летний свет в привычной серости вечера. До той поры, пока взгляд не выцепил случайно в отдалении темную фигуру, постепенно приближающуюся. И за ней — другую. Агнес уже хорошо знала, что это значит. Губы чуть скривились. Снова. Снова Пожиратели Смерти. Снова не высовываться из комнаты весь вечер, особенно если в окне она разглядит белокурую макушку громилы-Роули. Не приближайся, так ей велел Том. И как бы все в ней ни протестовало бессознательно против его советов, уж с этой рекомендацией её собственные намерения сходились. Единственное — не сходились намерения конкретно на этот вечер. Ведь левая рука вдруг начала полыхать, недвусмысленно намекая, что сегодня Агнес просто так не отсидится в комнате вдали от своих новообретенных сослуживцев. И вот, Агнес уже мнется в коридоре. Надеявшаяся отыскать отца где-то вне зала, чтобы спросить, уточнить. Так и не нашла — очевидно, он уже был там. Там, где нужно быть и ей, судя по всему. Агнес думала, что это случится уже после хоть каких-то «тренировок». Или убийство — уже входит в их счет? Уже достаточно натренировалась, чтобы присутствовать?.. Ей дурнело все больше от одной только мысли заходить в этот зал, сидеть там с теми, кого она и видеть-то в этом доме не хотела, сидеть с ним. Выслушивать… его речи? Или приказы? Или отчеты? Что вообще происходит на этих собраниях? Что она там может делать? Одному лишь Мерлину ведомо, как Агнес все же заставила себя — нервным вздохом набрав в легкие воздух, как перед нырянием в пучину, — зайти в зал. К счастью, тот еще не был полон. В неё не вперилось полдюжины пар глаз, как она себе напредставляла. За длинным столом из темного дуба — только двое. Остальные ещё не добрели. Отец — один из этих двух — негромко говорил с сидящим напротив него… Агнес практически вздрогнула. Это было неожиданно. Заставило, ошеломленную, так и замереть на пороге. Его ведь оправдали, кажется? Кажется, он работал на Орден, поэтому-то его допустили к работе с детьми… Разумеется, он тоже её заметил, как и её отец, практически сразу же повернул голову, встречаясь своими пугающе-черными глазами с её. Стоило ли ей… поздороваться? Все-таки её учитель. Был. — Агнесса? — отец первым выразил удивление. — Что ты здесь делаешь? Тон с намеком на то, что уж сейчас ей здесь быть не следует и лучше бы уйти. Но Агнес, уже чуть ожившая, лишь миг из-за Снейпа поколебавшись, закатала рукав блузы. Продемонстрировала шевелящуюся чернильную змею на бледной коже. Отец вперился нечитаемым взглядом в её Метку, и черты его лица посуровели. Выходит, Том даже её отца оставляет в неведении относительно планов на её счет? Агнес честно не могла разобрать, что чувствует по этому поводу. На всякий случай она решила уточнить, просто чтобы хотя бы чем-то колыхнуть зависшую тишину: — Я ведь правильно понимаю, это значит, что?.. Договорить она не успела, сама же замолчала. Потому что глаза отца, прожигавшие её руку, уже метнулись выше. Не к её лицу. Ещё выше. За её голову. — Именно так, — прозвучало за её спиной, совсем близко. Агнес вздрогнула всем телом — сердце едва не остановилось — и обернулась тут же. — Я рассудил, тебе стоит начинать привыкать. Можешь занять свое место рядом с отцом. Появившись из ниоткуда, Том возвышался над ней и взирал так спокойно, но Агнес едва не сжалась под его взглядом. Сама себе казалась маленькой, до карикатуры потерянной. Несколько секунд растерянности смотрела на него снизу-вверх, а после включилась наконец, заторможенно кивнула, отшатываясь. Кое-как прошла к столу, оказавшись рядом с отцом и, соответственно, прямо напротив бывшего школьного учителя. Скрип отодвигаемого стула в неуютной тишине жестоко сек нервы. Лорд же, как и полагается, занял место во главе. В отличие от ужина, сейчас уже не был нужен этот фарс, сейчас было как никогда ясно, кто главенствует в доме. Очевидно, трое присутствующих — слишком мало даже для его небольших собраний, поэтому Том просто сцепил пальцы замком, ожидая остальных. И это… странно. Ей представлялось, что он сперва дожидается, пока все придут и усядутся, чтобы затем эффектно явиться у всех на глазах. Человек-пафос, таким он ей представлялся. Чтобы каждому его появлению внимали благоговейными взглядами. Его появлению, его речам, его действиям. Так поступают безумные лидеры, управляющие толпами? Или наоборот? Агнес почти ничего в этом не смыслила. Оставила в уме заметку — попытаться разузнать больше, узнать, как вел себя Гриндевальд, например, да и вовсе покопаться в истории. Просто чтобы понять, как это делается. И не обнаружить впоследствии, что она, сама того не заметив, тоже оказалась пойманной на крючок благодаря каким-то ходам, ускользающим от её внимания. Терпеливо дожидаясь, пока явятся остальные, Том попросту завел какой-то разговор со Снейпом, вслушаться в который Агнес даже возможности не имела. Потому что отец, воспользовавшись моментом, чуть наклонился к ней и едва слышно напомнил: — Не забывай, что я тебе говорил. Никаких выходок, Агнесса. У неё от досады, практически какой-то несуразной обиды, дрогнули губы. Такого её собственный отец о ней мнения? — Я не настолько глупа, — вернулось ему тем же шепотом. — На ужине тебе глупости хватило. Агнес отвела глаза, смотря теперь прямо перед собой. Ужин был несколько дней назад, и с тех пор она к Тому вовсе не приближалась, но отец теперь всю жизнь станет припоминать, хотя она даже не сказала тогда ничего особо возмутительного. Наоборот, просто задавала вопросы. С его дозволения. Верно, она еще не знала, попросту не могла знать всех правил игры, в которую её втянули. Но нужно же ей как-то учиться, раз уж выйти из неё можно только вперед ногами. От безрадостных мыслей её отвлекло появление всё новых фигур нынешнего собрания. Двух мужчин. Удивительный дуэт ввиду различий в возрасте. Мужчина, что старше, — один из первых Пожирателей Смерти. Мистер Нотт. Ровесник её отца. Но каштановые волосы Нотта-старшего ещё не тронула седина, а может, он просто скрывал это магией, в отличие от Абрама Розье, которому не было до своего возраста никакого дела. В остальном же, не считая также роста — её отец был повыше, внушительнее на вид, — и Нотт-старший, и Розье-старший, давние школьные приятели, были всегда довольно похожи. В манерах вести себя, в строгих чертах, в этой впечатляющей статности. Не раз Агнес, глядя на мистера Нотта, задумывалась, не штамповали ли в сороковых годах юношей такими нарочно. Черствыми, преувеличенно грозными, не терпящими шутовства. Или это начинается после пятидесяти? Рядом с ним — волшебник с дорогой тростью и длинными платиновыми волосами, волшебник, которого она видела не реже, чем Нотта, но видеть его в нынешних обстоятельствах… отвратительно. И жутко. Отвратительно-жутко, как и Снейпа. Непонятное, тянущее ощущение неправильности в груди, даже пусть она и знала прекрасно всегда, что он тоже был Пожирателем Смерти. Для неё-то он всегда был просто отцом Драко. Как он сейчас, интересно?.. Рассказал ли родителям о той ночи в Хогвартсе? Вряд ли во всех правдивых подробностях. Нотт-старший её вниманием практически не удостоил, а вот мистер Малфой все же задержал свой взгляд, еле заметно, почти неуловимым движением брови выдав удивление. Тут все так скупы на эмоции. Буквально статуи, неживые и холодные скульптуры. Агнес понимала, что это более чем оправданно, объяснимо, и всё же находиться в этом музее ледяных фигур ей хотелось все меньше. На фоне этого она все больше и больше чувствовала себя лишней. И так единственная девушка, и так единственная малолетка… Том пусть тоже выглядел вдвое и даже втрое младше некоторых присутствующих, он вписывался. Это не воспринималось неестественно. Вопреки всему — не воспринималось комично, учитывая даже, что он еще и во главе стола. От него исходила такая уверенность, такая сила даже в одном только взгляде, что его образу волей-неволей добавлялись целые годы. Семнадцатилетним его уж точно не назовешь. Итого — пятеро? Вполне приемлемое число, чтобы начать собрание. Так Агнес подумала буквально за миг до того, как появилось еще одно лицо. На этот раз ей не знакомое. Молодое, сильно моложе её отца, Нотта и, наверное, даже Снейпа. — Мой Лорд, — приветствуя своего повелителя, поклонился он, и Агнес осознала, что упустила из внимания, кланялись ли остальные. Наверняка только кивнули почтительно, не так церемонно, как новоприбывший. — Прекрасно, — произнес Том, пока мужчина — или парень? Агнес не понимала, сколько ему — занимал свое место рядом со Снейпом. Малфой сел по другую сторону от него, ближе к Лорду; Нотт — слева от неё. — Можем начинать. Могут начинать, а Агнес не может, Агнес не готова к этому собранию. Ей пришлось до боли сцепить руки под столом, чтобы отвлечься от мыслей, пытаться как-то держаться в этой отвратной атмосфере собственной угнетенности и бесполезности. Беспомощности. — Бартемиус, начнем с тебя. Молодой человек, прибывший последним, улыбнулся, так широко, но так пугающе, похоже на оскал, что Агнес тут же взяла свои непроизнесенные слова назад. Лучше уж иметь дело с безэмоциональными лицами, чем с таким. — Отец устранен, мой Лорд. Лаконичность обескураживала. Некоторые обменялись взглядами, многозначительными, но Агнес эта фраза не дала буквально ничего. Все еще не доходило, невзирая на уже прозвучавшее имя, кто этот волшебник и кто его отец. Но двусмысленности в этом «устранен» быть не могло, и оттого в груди медленно холодело. Этот «Бартемиус» сообщил мрачную весть о своем же родителе как будто… с наслаждением. Живо, ликующе почти. — Отрадно слышать. Агнесса… — обратился Лорд неожиданно к ней, и она метнула к нему взгляд, чуть заметно испуганный, ведь ей нечего говорить. Ей и не пришлось. — Как видишь, главная проблема, что могла бы препятствовать твоему назначению в отдел, уже устранена. Но если и найдется кто-либо столь же дотошный при наборе кадров, как их бывший глава, за тебя поручится Корбан Яксли, пусть он сегодня и не с нами. Вот так это работает? «Разобраться» синонимично устранить, убить кладезь проблем… Наивно было предположить иное. Хотя Агнес понимала, безусловно, что ради неё одной не стали бы убивать настолько высокопоставленное лицо — очень вероятно, его существование крайне не угодило Тому чем-то ещё, — она начала яснее осознавать, ради чего к Темному Лорду примыкают. Ей казалось, что Лорд только требует и, вопреки своим речам, ничего не дает взамен. Очень глупое, категоричное представление. Том Реддл ведь и правда создает впечатление человека, что запросто может перепутывать всю паутину своих подчиненных так, чтобы извлекать из неё пользу не только для себя, а для большинства звеньев этой сложной цепочки. Тем самым её же и укрепляя. — Благодарю, — с запозданием отозвалась Агнес и еле заставила себя добавить: — мой Лорд. Её голос звучал чересчур слабо на фоне всех этих мужских голосов, до неё звучавших в зале, но, к счастью, на ней никто из присутствующих свое внимание особо не заострял. Не смотрели в её сторону вовсе. Не демонстративно игнорируя, а скорее наоборот, из простой тактичности, представляя наверняка, насколько ей среди них находиться тяжело. Будто они на обычном светском приеме, где действовали обычные правила этикета, выстроенные на деликатности. Как всё было бы, будь она на собрании не с представителями уже знакомой ей аристократии? Не считая этого Бартемиуса — что единственный и посматривал с любопытством в её сторону, — она всех здесь знала. Думать тошно, как она себя чувствовала бы, окажись на собрании с кем-то вроде Роули. Том тем временем продолжал: — Люциус? И Люциус принялся отчитываться куда более развернуто, насчет чего-то в Министерстве, и Агнес позорно-быстро упустила нить повествования, запутавшись в именах. Слишком её отвлекали собственные мысли. Все ещё. Об этом «отец устранен» и о том оскале. Глава Отдела международного сотрудничества… Агнес не грезила никогда Министерством и очень уж плавала в его устройстве. Могла скороговоркой перечислить все знаменитые родословные, зазубривала древо каждой чистокровной семьи с детства. Но запомнить, кто чем руководит? Тоже надлежало бы, по правде, и все же нет, Агнес не помнила. Но «Бартемиус». Не очень популярное имя, хотя и могли быть совпадения. Агнес поворошила ещё немного внутренний справочник имен и фамилий. И сложила наконец. Осознала, почему не складывалось так долго. У неё закрепилась невольно ассоциация, что Барти Крауч был главой другого отдела — Отдела правопорядка, — пусть он и перестал им быть давным-давно. Когда она была-то еще совсем маленьким ребенком. То громкое дело времен восьмидесятых годов… Если этот Пожиратель Смерти за столом — его сын, разве не должен он быть в Азкабане? Уже как лет десять. И что же, получается, если его отец «устранен»… Барти Крауч — тот волевой, необычайно сильный волшебник, весомая угроза для Пожирателей Смерти, — уже мертв? Из-за своего же сына? Что сидел сейчас с ней за одним столом? Может быть, вполне и объяснимо у сына отсутствие горечи от смерти — нет, вероятно, убийства — отца, но ей все равно было не по себе. Темный Лорд приказал и Крауч выполнил. Отчитался об этом с упоением. Агнес не смогла бы. Речи не шло даже об её отце, очевидно, но если даже взять просто её окружение… тем более круг семьи, пусть и невероятно широкий. «Я имел бы право это стребовать с тебя». Нет, Агнес скорее бы себя убила, чем причинила бы вред кому-нибудь из родственников, вне зависимости от степени дальности, а уж близких… На фоне тем временем все шло обсуждение, удивляющее своим тоном. Пускай все еще сквозило в репликах и жестах превосходство Темного Лорда над всеми остальными, в этом странным образом не было театральности, чрезмерной высокопарности. Ему просто докладывали, и он просто слушал, изредка комментировал. Самое главное, что Агнес сумела вычленить из всего потока речи, — сейчас уклон идет на Министерство. Все эти вылазки в магловский мир, включая недавнее преступление Агнес, — по большей части способ отвлечь общество от того, что происходит внутри. И, кроме того, — метод выявления орденовцев. Заставить их высунуться и, соответственно, устранить их ещё на ранних этапах, чтобы к моменту, когда если начнется полномасштабная война, ряды Ордена уже были максимально прорежены. Притом это именно метод выявления. Новых членов Ордена. Тех, что были известны еще со времен магической войны семидесятых годов, устраняли сразу. Уже устранена Эммелина Вэнс. Стерджис Подмор. Их семьи. Лорд в максимальной мере пользовался эффектом неожиданности и менять эту тактику в ближайшее время точно не планировал. Извлекал наибольшую пользу от неведения и неготовности магического общества к подобным событиям. В газете уже единожды мелькала безумная теория, что и исчезновение Гарри Поттера, и неожиданное возвращение Пожирателей Смерти могут быть связаны с Тем-Кого-Нельзя-Называть, но эта версия не возымела особого отклика. Слишком уж фантастической и необъяснимой была, при всей своей очевидности. Таково любое общество, говорил Том. Станут до последнего отрицать угрозу, просто потому что это проще, чем поверить, что нечто подобное может коснуться тебя. Иными словами, собрание, несмотря на суть обсуждений, проходило удивительно… неплохо. Агнес была все еще напряжена, но учитывая, что к ней больше ни разу не обращались, ей достаточно было просто сидеть тихо и всё ещё пытаться ловить нить разговора, слишком часто от неё ускользающую из-за чрезмерной её неосведомленности, а она не была каким-нибудь гением, что смог бы выцеплять незнакомые слова и имена, записывать на подкорку памяти и потом при необходимости доставать, чтобы разузнать о них получше. Так ей казалось — что всё проходило не так кошмарно, как ей представлялось, — только до определенного момента. Собрание вдруг прервалось. Появлением еще одного Пожирателя Смерти, опять же, ей незнакомого, да и не он имел значение. Имело значение, кого он привел. Агнес слабо понимала, что происходит, включилась в происходящее, только когда Лорд, кажется, дал разрешение завести кого-то в зал. И этот кто-то оказался втолкнут без всякой церемонности, повалился костлявыми коленями на пол. Высокий, худощавый волшебник, с черными седоватыми волосами и бородой. Тут же — подполз на коленях к столу, ближе к его главе, залепетал что-то елейно, но Агнес не могла разобрать из-за торопливости речи и сильного акцента. — Как удачно совпало, — игнорируя жалкое пресмыкание небританского волшебника, невозмутимо заметил Том, — что предатель был пойман именно при таком составе собрания. Совершенно ясно стало, что отнюдь это не совпадение, когда он обвел взглядом присутствующих, и ей показалось, что на долю секунды он задержал внимание на ней. Намекая на её недавний не случившийся побег? Но далее он произнес: — Учитывая, как легко он выдал имена Северуса, Бартемиуса и других… — Мой Лорд, — дождавшись, когда тот договорит, чтобы не перебить, подал голос Крауч с каким-то жутковатым блеском в глазах. — Позволите? Он не уточнил, что именно позволить, но Том, в отличие от Агнес, сходу копнул в изнанку вопроса. — Разумеется. Ни в чем себе не отказывай. Крауч подскочил тут же, покидая стол. Обошел его, уже сходу доставая палочку, и швырнул в предателя заклятье, заставляющее его вскрикнуть и перевернуться на спину. А затем — отползать, трусливо и ничтожно, бормоча что-то невнятное. Пока Крауч приближался. Агнес отвела глаза, не желая смотреть. Очень вовремя, потому что в ту же секунду просвистело проклятье и зазвучал крик. Куда более громкий, чем отцовский в её памяти. Надрывный, отчаянный, дерущий глотку. Мурашки поползли по спине и по рукам, и Агнес закусила губу, чтобы переключиться на эту боль, неподвижно смотря прямо перед собой, а крик все не замолкал. Иногда угасал, стихал от нехватки воздуха в легких, но затем Крауч возобновлял проклятье, и вопли разносились по залу с новой силой. Все терпеливо — некоторые так и вовсе со скукой, — ждали, пока это закончится, а для Агнес каждая секунда оборачивалась собственной пыткой. На его месте она ведь могла быть. Если бы у отца получилось. Если бы она сбежала и Темный Лорд бы её нашел. Зубы впились в закушенную губу так сильно, что тонкая кожа разошлась по середине кровоточащей ранкой, обдавая металлическим привкусом. — Достаточно. Ровный голос Лорда оборвал представление. Крик смолк незамедлительно, заменившись хрипом от попытки вдохнуть. Агнес наконец нашла в себе силы опять взглянуть на распластавшегося по полу мужчину. Дрожащее, почти конвульсивно дергающееся тело. Что дальше? После вполне весомого наказания Лорд помилует бывшего слугу или добьет Убивающим? Добьет. Но не Авадой Кедаврой. Слишком это просто для Темного Лорда, у которого Барти Крауч и так забрал возможность попытать предателя вдоволь. Последнее слово ведь должно быть за ним. У неё даже нет ни малейшего представления, что за заклинание сорвалось с реддловской палочки. Темный сгусток магии вцепился в тело и стал обгладывать его. Поедать, но не как пламя сдирает кожу ожогами, а скорее разлагать. Стремительно. Тело заживо гнило на полу прямо у всех перед глазами. Агнес хотела бы не смотреть, но ужас не давал шевельнуться. Никак не моргнуть даже. Только смотреть остекленело на то, как вопящий от боли волшебник — уже не магл, а волшебник, очень вероятно, чистокровный маг, буквально слуга Темного Лорда — слой за слоем терял плоть. Лишь когда от тела остались одни только кости, Агнес наконец смогла заставить себя запоздало отвернуться. Снова зубами закусила нижнюю губу, еще хранящую капли крови, и вкупе со всем увиденным от этого вкуса её едва не вывернуло. Приступ тошноты зашевелился в груди, и ладонь на всякий случай закрыла рот, пока легкие не без труда пытались впустить в себя воздух. Краем зрения она заметила на себе внимание черных глаз напротив, но не смотрела. Не смогла бы. Сверлила одну точку, пока впившиеся в сетчатку жуткие образы продолжали пытать блеклые остатки рассудка. Обсуждение чего-то, что было вне досягаемости её внимания сейчас, возобновилось, как ни в чем не бывало. Непринужденно. Буднично. Её едва не трясло. Агнес точно не смогла бы определить, через сколько времени это всё закончилось, время обратилось в непостижимую субстанцию, тянущуюся отвратной вязостью. Смогла только в какой-то далекий момент различить на фоне нечто вроде «…закончим на сегодня», после чего заскрипели стулья. Пусть опомнилась Агнес не сразу, но стоило ей понять, что всё, всё, можно уходить, она подскочила тут же. Вылетела из зала самой первой, не видя ничего перед собой. Пол качался под подошвой туфель, как палуба в шторм, и Агнес свернула куда-то к боковой лестнице, узкой и окруженной стенами по обе стороны, держалась за эти стены, практически не ощущая ступеней, по которым торопливо спускалась. Ей нужен свежий воздух. Или ледяной душ. Или душ-кипяток, чтобы выпарить из ума все эти образы перед глазами. Или чтобы это все закончилось. Ещё и половины лета не прошло, Агнес уже не может. — Розье. Как будто откуда-то издалека, просочилось сквозь мелкие бреши в толще её ужаса. Где-то за спиной. Знакомый холодный голос, слишком знакомый. Но чаще — более формальный, с положенным «мисс» перед этим Розье. Агнес хотела бы идти дальше, но не пошла. Не могла ничего с собой поделать — боялась теперь выказывать неповиновение кому бы то ни было, безосновательно ожидая, что за любое её действие в неё полетит заклятье. Уже спустившись, она прислонилась спиной к стене, бессильно смотря на следом спускающуюся к ней фигуру в черной мантии. Мужчину с черными волосами и черными глазами. Какое-то зловещее воплощение черноты, да только обычно пугающее только младшекурсников. Сейчас её, семнадцатилетку, в её же доме, пугало в той или иной мере всё, и он в том числе. — Как ты полагаешь, для чего было это представление? Брови дрогнули. Уголки губ. Её нервы претерпевали настоящее испытание, оказавшееся ей не по силам. — Я на уроке, профессор? — сама не поняла, как это вырвалось. Желчно, ядовито — как последняя защитная реакция мозга. — Отвечу неправильно, минус десять баллов со Слизерина? Черные глаза взирали на неё надменно, но Агнес, чуть от этого устыдившись, не опустила голову. Уж он, даже если и пугал её все-таки, не настолько сильно, как все другие. Всё-таки её учитель. Её декан. — Невероятно остроумно, — произнес он своим привычным бесцветным тоном. Выдержал паузу, угнетая её одним только взглядом, прежде чем заговорил снова: — О Министерстве Темный Лорд мог сообщить тебе лично. На собрании не дал никакого задания. — А затем он, еще краткий миг помедлив, с расстановкой повторил вопрос: — Для чего было нужно твое присутствие? — Я не знаю, — практически в отчаянии прошептала она. Речь рваная, малосвязная: — Чтобы увидела, что бывает, когда… Чтобы… Не сбегала. — Ты бы и так уже не сбежала. Еще варианты? Нет, она и правда на уроке зельеварения, не иначе. Но, справедливости ради, это хотя бы переключило её внимание. Вся эта абсурдность ситуации, как и совсем недавно, но с другим магом — сразу после произошедшего в магловском доме, — заставляла мозг работать в ином направлении, отвлекая от жутких картин, острым волчком крутящихся в памяти. Это было так неестественно. Стоять и разговаривать в своем же доме со своим школьным учителем. Агнес никогда с ним не говорила ни о чем, что не касалось бы учебы или старостата. По итогу она смогла только чуть заметно качнуть головой. Агнес не знала. Не представляла даже. — Темный Лорд не терпит слабости, — заявил он тем же монотонным, но глубоким голосом, которым всегда зачитывал лекции. — Чем ярче ты будешь реагировать, тем более радикальны будут его меры, чтобы это искоренить. Раз уж тебе хватило ума принять Черную Метку, первое, что тебе теперь нужно сделать — научиться контролировать эмоции. Если только не желаешь лицезреть трупы ежедневно. Агнес смотрела на него в немалой потерянности. Сокрушенности. Слишком много всего навалилось, её разум едва ли мог столько в себя вместить. Не моргая, не отводя взгляд. Не могла никак понять: — Зачем вы мне это говорите? Какая вам разница? Хоть она и молилась мысленно обзавестись сводом правил для взаимодействий с Темным Лордом, она ведь не думала, что… всерьез. Её станут поучать. Отец тоже ей что-то говорил, верно, но это сводилось к прозаическому «не высовывайся». В какой-то мере и Снейп не сказал ничего, к чему нельзя было бы прийти самой. Агнес и так уже знала, что Лорд станет тщательно высекать из неё новую личность. Ту, что будет ему полезна. А для этого явно нужно сперва выжечь дотла всю эту её впечатлительность. И все равно это заявление отрезвило: услышанное со стороны, такое усвоить проще, чем нерасторопно переваривать самой. Это было полезно, да. Но зачем это ему? Мог бы уйти, как все остальные Пожиратели Смерти. Убраться из этого дома, как только услышал дозволение. Не считая должности старосты, Агнес никогда и ничем не выделялась среди всего остального потока учеников. Снейп не одарял её никаким особым вниманием, относился к ней как к любой слизеринке. Вопреки тому, что: — Вы были друзьями, да? — предположила она еле слышно. — С моим братом. Таким холодом из бездны его глаз тут же повеяло, что она захотела взять эти бездумно вылетевшие слова назад. Не взяла. Выдержав тяжелый взгляд, дождалась все же его ответа: — Я предпочитаю не разбрасываться громкими словами. — Но вы хорошо его знали. Снейп не согласился, однако и не возразил. Агнес нервно облизнула пересохшие губы, одна из которых всё ещё саднила. — Он правда был… — Фанатиком. Агнес мотнула головой, попыталась снова: — Он правда очень… верил идее истребления маглов? В черных радужках такая пустота, что стало неуютно окончательно. Глупая, зачем вообще это все начала… — Как и многие, он был слишком амбициозен и не слишком обременен моралью. Без связи с личными убеждениями. Агнес опешила, уже не ожидав ответа, но кивнула. Усвоила, поняла, подумает об этом потом, оставшись наедине с собой. А Снейп — неожиданно — на этом не закончил: — Твой брат не был хорошим человеком, но и плохим тоже. Избавляйся от подобных воззрений — уж тебе теперь точно не окажет услугу деление на черное и белое. На этом он наконец ушел, просто ушел, заставляя её, сбитую с толку, смотреть ему вслед. И думать. Ей казалось… она и не делит. Будучи слизеринкой и будучи Розье, сложно верить в добро и зло как отдельные, непересекаемые понятия. Но все-таки её по-настоящему мучила мысль, что её брат мог действительно кого-то настолько сильно ненавидеть, чтобы убивать, пытать и идти на вечный риск, что завел его же по итогу в могилу. И пусть выяснилось, что он был движим не ненавистью, в груди все равно остался какой-то прогорклый осадок. Годами Агнес росла с мыслью, что Эван погиб исключительно из-за Темного Лорда, за что по меньшей мере того и стоит ненавидеть, погиб в угоду чужих амбиций. Но сыпалась эта её вера, как иссохшие, крошащиеся листья, сыпались представления, что она, наивным ребенком, себе надумала. А вместе с ними — и её собственные убеждения, на замену которым не вырастали новые. Ничего её взамен не заполнило. Так и осталась, пустая. Как полый сосуд — без мнения, без непоколебимых принципов и без собственной веры.