Легенда о Жнеце

Духота неприятно липла к коже, но к вечеру хотя бы не палило знойным полуденным солнцем, от которого днем приходилось спасаться лишь чарами. Наоборот, округу заволокла серость, тучи нависли громадой над особняком. Иногда вздымался ветер, трепал подол молочного цвета платья. Трепал волосы — ей и ему. Его черные пряди оттого принимали чуть небрежный и человечный вид, и Агнес была практически благодарна непогоде за то, что та рушила вечно безупречный облик жуткого педанта. — Меткость, четкость заклинаний, невербальная магия… — почти скучающе перечислял он, стоя в стороне, после того как очередная атака Агнес бедной садовой скульптуры, очевидно, не очень задалась. — Все еще проседают. — Я стараюсь, — прозвучало между тяжелыми, сорванными вздохами: отдышаться не выходило. — Не особо успешно. Отчаяние горячей смолой уже до краев переполняло еле работающие легкие. Агнес тренировалась все часы, свободные от изучения языков и подготовки к собеседованию в Министерство. Пусть за неё «поручатся», она должна все равно мало-мальски быть готовой к своей должности, суметь продемонстрировать хотя бы какой-то набор навыков, и это требовало времени. А ей приходилось распиливать это усердие напополам с ежедневными попытками научиться хотя бы просто попадать по дурацким статуям. Умение сражаться и, соответственно, выживать — явно значимее, Агнес понимала. Но легче от этого понимания не становилось. Ей нужно было помимо этого учиться колдовать аккуратно. Точно и непредсказуемо. Единственный её шанс на выживание. Просто кидать проклятья дробью — стратегия, в её случае обреченная на провал. — Ты никогда не сможешь выиграть силой, тебе её не хватит, — твердил недавно Том, не особо щадя её чувства. — Но тонкостью — вполне. А у неё иначе, кроме как случайностью в череде вспышек, попадать не получалось. Помимо этого у неё не получалось ни чертить руну в воздухе незаметно, ни колдовать хотя бы молча. В школе теме невербальной магии уделялось недостаточно академических часов. А из-за старостата Агнес не занималась этим сама, было незачем. Без слов могла поднимать в невесомость предметы, могла всякое по мелочи, вроде бытовых заклинаний, но боевые… это уже слишком. Для неё — сложно. Как он всё успевал в школьные годы? Быть лучшим учеником, быть старостой школы, получать «превосходно» по всем предметам, преуспевать во внеклассной деятельности, зарабатывать награды. И уже тогда наращивать влияние. Вероятно, уже тогда знать толк в дуэльном искусстве, Агнес сильно сомневалась, что он все эти знания приобрел уже много позже. — Попробуем добавить немного мотивации, — произнес он внезапно, вырывая её из мыслей и становясь прямо перед ней. Загораживая собой каменного грифона. — Ударь проклятьем по мне. Не предложение. Тон обычный и практически мягкий, наставнический, но под этой оболочкой — очередной приказ. Оставляющий в сущей растерянности. — Не лги, что тебе никогда того не хотелось, — слегка улыбнулся он, и это было неожиданно. Совершенно. Обескураживающе. — Так что давай, пока есть возможность. — Я не… Том эту жалкую попытку оправдаться пресек тут же. Агнес и осознать ничего не успела, как уже почувствовала — палочка выскальзывает из рук. Оказывается в его руке. Мерлин Всемогущий, она даже не видела, как он двинул собственной палочкой. Ни слова, ни движения, а она уже пред ним безоружна. Снова. — Надеюсь, ты не полагаешь, что я намерен просто стоять и ждать, пока ты по мне попадешь, — прокомментировал он, задумчиво крутя в пальцах её палочку. Подняв на Агнес взгляд и безошибочно считав испуг в её глазах, позволил себе легкую усмешку: — В ответ я проклинать не стану. Пока что. От этого «пока что» холодок пробежал по коже, и Агнес еле заметно повела плечом, будто сгоняя напавшую на неё тревогу. Конечно, он должен осознавать, что глупо было бы сражаться с ней даже в половину своей силы, но и откровенно жалеть он её вряд ли станет. А ему и капли его способностей хватило бы, чтобы от неё и праха не осталось. Том кинул ей украденную палочку обратно, и она хотя бы поймать сумела, уже хорошо. Стыда ей в этих тренировках хватало и так с лихвой. — Итак, действуй. Не сказать, что это взаправду придавало мотивации. Под внимательным взглядом красных испытующих глаз было практически невозможно хотя бы поднять палочку. Направить на него. Не спит ли она сейчас? Сколько раз ей действительно хотелось это сделать? Могла ли она представить, что у нее однажды будет шанс? И даже пусть она понимала, что он все равно не даст ей причинить ему никакого вреда… мышцы от настолько заманчивой перспективы налились знакомым теплом магии, гудящим в кончиках пальцев. Желанием. Полоснуть по нему чем угодно. В кои-то веки. — Диффиндо. Агнес знала, что не попадет, но все равно само ощущение магии, соскальзывающей с палочки и летящей в его сторону, доставило странное, практически нездоровое удовольствие. На самом деле, не так уж сильно она промахнулась. Голубая вспышка, вероятно, могла бы зацепить плечо, если бы не разбилась о непонятно когда выставленный щит. Том, сразу же рассеивая после этого защитные чары, едва-едва заметно приподнял бровь, и только тогда Агнес задумалась, чем именно она ударила. Бездумно. Хотя бы не Убивающим, и ладно. В конце концов, он сказал именно проклясть. Не обезоружить и не оглушить. Перед собой оправдываться нет смысла — Агнес все бы отдала, чтобы увидеть растекающиеся кровавые разводы на этой рубашке и мертвенную бледность на этом лице. Но он ведь все равно не допустил бы этого. Не дал бы Режущему добраться до него и иссечь глубокой раной кожу. Так почему тогда у неё сердце затаилось в напряжении? Застыли мышцы, отказывались моргать веки. Глаза следили пристально за чужой реакцией. Агнес даже едва не дрогнула, когда вдалеке небо разрезала мелькнувшая секундой молния. Как какое-то предзнаменование — её разыгравшаяся паранойя иначе это не интерпретировала. Но вопреки этому Том ничего не сделал. Только выдержал паузу, неотрывно смотря на нее, и приказал: — Продолжай. *** Чтобы не тратить ещё больше личного времени Темного Лорда, вся эта тренировка проходила весьма насыщенно — никаких передышек, даже кратчайших, как бы Агнес ни уставала. А устала она немало, продолжая раз за разом посылать проклятья. Не всегда попадала, за что лишалась палочки. Лишалась её также за секунды промедления, за моменты, когда отвлекалась. Том нарочно её отвлекал, заговаривая на совершенно пустые темы, а в Агнес все трусливо сжималось, противилось тому, чтобы посметь его проигнорировать. Более того. Если поначалу он лишал её палочки и кидал обратно, просто чтобы указать на факт промаха, то затем, судя по всему, решил развлечься. Палочка улетала каждый раз в непредсказуемую сторону, вынуждая подбирать с травы, как бы далеко ту ни отбрасывало. Иногда вовсе выискивать в живой изгороди меж колючих веток, чувствуя на себе не менее колкий взгляд. Какое-то унижение. У неё буквально горело лицо в такие моменты, пока Агнес искала свою палочку среди стриженной листвы, оставляющей зацепки на дорогой ткани рукавов. Том как будто игрался. Все равно что послушной собачонке палку кидать, зная, что та обязательно принесет обратно. Поначалу её смущало, что Темный Лорд тратит на неё свое драгоценное время. Десяток вопросов подкидывало на обдумывание. Почему бы не отдать её на обучение кому-либо другому? Не чувствовал ли он себя, быть может, ответственным за неё, раз уж завербовал против воли? Этот вариант, настырно лезущий в голову, она отметала — сомнительно, что он мог чувствовать хоть что-то, даже нечто настолько приземленное. Теперь же она мало-помалу начинала осознавать. Это могло быть для него самого развлечением. Агнес ему — как досуг. Не кроссворды же ему в свободное время разгадывать. У маньяков-геноцидников свои причуды, должно быть. Но причуды эти были удивительно действенны. Весь этот метод. Потому что у нее не было никакого желания под его взглядом снова и снова блуждать по всему саду, уж тем более лазить по кустам в поисках. Да и это было банально выматывающе, ещё более выматывающе, чем нескончаемая череда заклинаний, высасывающая из нее все силы. Так что ей приходилось очень стараться, чтобы не отвлекаться, не промахиваться, ни на секунду не терять концентрации. Под конец, когда он отпустил её — это случилось лишь когда её заклятья перестало косить в сторону и она сумела попасть в выставленный им Протего по меньшей мере дюжину раз подряд, — Агнес еле сумела взобраться по лестнице, чтобы доползти до комнаты и не вставать с постели до утра. И это была только тренировка прицельности. Ей требовалось научиться сдержанности в движении, но это уже стоило делать самостоятельно. Колдовать наедине с собой медленнее, аккуратнее, чтобы отточить выведение руны, делая её не размашистой, а едва-едва заметной невнимательному взгляду. — Соперник не должен различить, какое движение ты делаешь, — наставлял Том. — Сама при этом всегда наблюдай, если сражаешься один на один. В дуэли против нескольких магов это труднее, очевидно, но тоже возможно. По его словам, в наиболее популярных боевых заклинаниях мало схожести в рунах, практически не повторяются. Соответственно, можно научиться различать по малейшему наклону палочки, какое проклятье в тебя полетит. В зависимости от этого уже выбирать, что лучше — увернуться или выставить щит. В один из последующих дней, в соответствии с этим, Агнес обнаружила перед собой в библиотеке целую башню увесистых книг. Опустившуюся на стол прямо перед ней. Из ниоткуда. Заторможенно вскинув голову, взглядом она впечаталась в сидящую чуть поодаль в кресле фигуру, которая осталась упущенной из виду, когда Агнес пришла сюда заниматься языками. Молчание, затянувшееся, не давало поводов полагать, что последуют объяснения — Том лишь продолжал читать что-то свое, — и Агнес ничего не оставалось, кроме как всмотреться в потертые названия выбранной им для нее литературы. «Введение в искусство дуэли: от рун до тактики ведения боя» «Руководство дуэлянта. Техника боевых заклинаний» «Дуэльные заклинания для продвинутых практиков. Заклятья и контрзаклятья»… И все в том же духе. Материала хватит на недели две непрерывного чтения. По меньшей мере. Со вздохом Агнес отложила свои книги, достала чистый пергамент для пометок и взяла с верхушки стопки первый том, принявшись за изучение. *** Оттачивание на практике защитных чар оказалось не сильно лучше оттачивания меткости. Да чего уж мелочиться… Хуже. В стократ. Буквально страшнее. Агнес едва не потряхивало ничтожно, пока она стояла под прицелом реддловской палочки, ожидая, когда в нее полетит очередное заклинание. Успевала ли она их отражать? Если бы. Ни разу, у неё ни разу не получилось. Заклинание опережало её тщедушный щит едва ли не на долю секунды, но опережало. Каждый раз. Справедливости ради, Лорд был… милосерден. Не проклинал её. Всегда в неё летело всё то же обезоруживающее, как бы фантазия ни рисовала ей куда более жуткие альтернативы. Но теперь уже не работало простое нежелание брести потом за палочкой. Никак на скорость реакции не влияло, и чем меньше у неё получалось — а у неё не получалось совсем ничего, — тем в большем отчаянии она увязала и тем хуже всё становилось. Уже успело стемнеть. Ночная темень накрыла особняк и его окрестности, клубилась в неосвещенных фонарями закутках сада. По небу рассыпались мерцающие точки звезд, прохлада щипала лицо и руки, хотя тело полыхало от усталости. И все еще ни намека на прогресс. В какой-то момент Том решил внести красок в эту безнадежную картину. Агнес снова не успела выставить щит. И тогда в нее прилетело не обезоруживающее, не парализующее, не что-либо вполне себе безобидное. Даже не сразу удалось вникнуть, что произошло. Боль пришла с запозданием. Только через какой-то миг руку выше локтя обожгло от полоснувшего по ней голубой вспышкой заклятья. Пальцы другой руки метнулись к очагу боли: рукав платья оказался вспорот, как и кожа под ним. Через ткань сочилась теплая влага — в полумраке, в небольшом отдалении от фонаря, капли на пальцах показались почти черными. Но Агнес понимала. Всего лишь кровь. — Следующее полетит по ногам, — заявил Том без тени эмоций. — Или по другой руке… или по той же ране. Сосредоточься, если не желаешь узнать. Агнес все так и стояла недвижимо, рассматривая испачканные багряным цветом пальцы, в то время как порез все еще скотски жгло. Эта кровь и эта боль удивительным образом отрезвили. Кинули в жар и напомнили, ради чего это всё. Не то чтобы она забывала, да и это сложно, хоть сколько-нибудь расслабиться, когда тебя тренирует сам Темный Лорд, и всё-таки это стало более весомым, более наглядным двигателем для стараний. Если она не хочет, чтобы у нее были иссечены все конечности, нужно собраться, хоть наизнанку себя вывернуть, но суметь. Вздохнуть. Настроиться, не сводя взгляда с кончика чужой палочки. Вопреки этому, вовремя выставить щит ей снова не удалось. Вопреки своей угрозе, ударил Том не Режущим. Ещё одной порции боли не последовало — ей повезло. В этот раз. Том дал ей шанс, но происходящее его явно не удовлетворяло. Поэтому, когда после этого в неё следом снова полетела голубая вспышка, Агнес не удивилась. Но из страха боли — инстинктивно, бездумно совершенно — махнула рукой, заставляя воздух перед собой, заколебавшись, материализовать серебристую прослойку, наконец вовремя задержавшую заклинание. Все равно слишком сильное для её слабенького щита. Вынудило её отшатнуться, чтобы удержать равновесие. Но магическое лезвие кожи не коснулось. Вспышка просто растаяла в воздухе вместе с щитом. На секунду Агнес замерла, удивляясь. Себе же. Когда она сосредотачивалась, когда пыталась думать, когда нарочно старалась, изо всех сил, — ничего не получалось. Стоило отключить мозг… И всё. На уровне рефлекса. Просто чтобы не получить ещё одну дозу уже знакомой благодаря Тому боли. Своеобразный метод обучения, и все же… Агнес ожидала какой-либо от своего учителя реакции, но дождалась лишь следующего заклятья. Снова — даже включиться умом не успела. А потому снова щит возник практически сам собой. Учитывая, что это самый минимум того, что Агнес должна уметь, разумеется, ни капли похвалы она не получала. Вместо похвалы — отсутствие новых ран, и это уже неплохо. Все равно изредка щит запаздывал или проламывался под магической силой её чересчур могущественного наставника, но, благо, Режущих до конца тренировки почти не было больше. Только единожды невидимое лезвие прошлось по подолу её и так уже испорченного платья, но недостаточно близко к ногам, чтобы поранить. Лишь предупредить и напомнить — не расслабляться. Закончили они только когда Агнес совсем выдохлась. Когда руки начали дрожать от перенапряжения, когда от очередной отдачи, прошедшейся по щиту и оттолкнувшей её на шаг, Агнес не просто отпрянула, а оступилась, упала на землю. Кто-либо иной, вероятно, помог бы ей подняться. Агнес помогла бы. Но не Том. Конечно, не Том. Ему не по душе прикосновения, это она уже заметила. Хоть и касался её сам, притом не раз: когда ставил Метку, когда трансгрессировали, когда указывал положение пальцев на палочке. Но всегда его касание имеет какой-никакой смысл, цель, он не станет притрагиваться без должного повода и уж тем более позволять самовольно притронуться к нему. Эта его причуда стояла, пожалуй, на одной ступени с ещё одной, ею замеченной, — невероятной чистоплотностью. В том смысле, что он буквально не терпел любую грязь. Чистота и порядок, стремление к какому-то, видимо, совершенству, соблюдались во всем, на грани мании. Было ли в этом нечто метафорическое — например, желание подчеркнуть различие с грязнокровками, хотя Агнес вспоминала порой тот богатый магловский дом, и ничего грязного там не было, — либо же сказалось детство в приюте, вряд ли отличающимся опрятностью… Агнес всегда старалась пресечь эти размышления. Презирала себя за то, что вообще думала о нем. Чересчур часто. За то, что замечала такие мелочи. Но как не замечать, живя буквально в одних с ним стенах? — Еще две-три тренировки, и начнешь выходить на задания, — сообщил он, обрывая этот поток мыслей, и это не было констатацией её успехов. Наоборот, предупреждением — чтобы за это время она привела щит и точность заклинаний в порядок. Окончательно. Не допуская нескончаемого чередования блеклого успеха с промахами. Агнес лишь кивнула, смиряясь. *** Обучение дуэльному мастерству, безусловно, не было единственной точкой их пересечения в особняке. Чем больше времени проходило, тем меньше Агнес пряталась в клетке собственной комнаты. Не сказать, что смелела — по-идиотски было бы назвать это смелостью, — но и не так сильно робела, как прежде. Не хотела быть загнанной в угол в собственном же доме. Та случайная встреча в домашней библиотеке, когда Том выделил ей необходимый список для прочтения, не была последней. В какой-то из дней Агнес направилась туда снова, и он уже был там. Читал, хотя не удавалось представить, что могло бы быть им не прочитано, настолько широким казался диапазон его познаний. Иногда её гложило понимание, каким же интересным собеседником он мог бы в других обстоятельствах. При другой предыстории, волочащейся за ним грязно-кровавой тенью. При другом характере. Как минимум. Агнес тогда замерла на пороге, размышляя, не стоит ли вернуться в комнату. Не вторгнется ли она своим присутствием в покой Темного Лорда, что было бы, пожалуй, чревато, пусть и не до конца понятно, чем. Но Том лишь поднял на неё глаза. Буквально на пару секунд. А затем опустил обратно на страницы, как будто Агнес была не более чем домовым эльфом, мелькнувшим в поле зрения за уборкой. Ничто в этом лишенном интереса взгляде не говорило о том, что ей стоит немедленно развернуться и уйти. Поэтому Агнес все же прошла к стеллажам, взяла книгу, разместилась в кресле чуть поодаль. Старалась быть тише шелеста пергамента в его руках. Сама себе объяснить не могла, для чего себе же нервы понапрасну щекотала, читая в напряжении и боясь каждого лишнего шороха, если можно было просто уйти и закрыться у себя. Тем не менее это повторилось снова через пару дней. И еще раз. Еще и еще, пока Агнес не начала привыкать к нахождению с ним в одном пространстве, как привыкают к любым неудобствам. Чувствовала себя даже вполне… свободно. Сносно. Порой и вовсе забывала, что в библиотеке не одна. Из-за этого нельзя сказать, что Агнес благодаря подобному времяпровождению хотя бы на крошечный шаг к нему приблизилась. Они не разговаривали. Том никаким образом не приглашал к разговору, а сама она не решилась бы тем более. Поэтому лишь потрескивали свечи, перелистывались мерно страницы, иногда скрипело перо, но больше ничего. Библиотека хранила привычное неукоснительное безмолвие. В отличие от зала во время ужинов. Несмотря на тот полу-инцидент, после которого отец грозился накладывать на неё Силенцио, Агнес продолжала добровольные попытки отвыкнуть от своего панциря мнимой безопасности. Все чаще и чаще занимала свое место за столом. Хотя и молчала по большей части все-таки, пока не спросят. На вежливые вопросы она отвечала скупо, односложно, чтобы ненароком не ляпнуть что-либо непозволительное опять, и со временем Том, осознавая, в чем дело, больше и не пытался вовлечь её в разговор. Когда стол занимали все трое. Бывало же, что их оставалось двое. Чаще пропадал где-нибудь Том, но случались изредка и вечера, когда по той или иной причине на ужине не присутствовал отец. Что с одной стороны усиливало её напряжение, с другой — самую малость развязывало руки. Нет, никакую черту Агнес не преступала, не посмела бы. И все же была куда менее молчалива. — Преподавание… чем оно тебя так увлекло? — развил он однажды начатую на самом же первом ужине тему. — Тяготеешь к наставничеству, работе с детьми или определенной отрасли науки? Беседа такая ненавязчивая, легкая, будто за пределами этого стола совсем недавно они не кидали друг в друга Режущие, вне зависимости от того, достигали ли те цели. Прежде чем ответить, Агнес сделала небольшой глоток из бокала, чтобы смочить горло. В такие вечера появлялась легкая дымка иллюзии, будто все в порядке, этого не отнять, но от неодолимого волнения её это не избавляло. — Школа немало для меня значила, — ответила она честно, аккуратно отставляя бокал. — Мне всегда хотелось отдать ей некоторую дань взамен. — Полагаю, ты и на каникулах предпочитала дому замок? Ей даже отвечать не нужно было. Настолько он разбирается в людях, или же ему сказал её отец вскользь, или это просто лежало на поверхности? Агнес об этом не спросила, вместо этого продолжал он: — Но в чем же причина? — медленно откинувшись на спинку стула, он рассматривал собеседницу, будто его взаправду мог занимать этот вопрос. — Здесь всюду роскошь. Уединение. Твой отец строг, но не жесток, насколько я могу судить. Так чем же тебе не угодило родное поместье? Одиночеством. Звенящим и удручающим. Уединение — чувство приятное, теплое, добровольное. Одиночество — серое, утомительное, ложащееся густой слякотью на душу. В школе, на Слизерине, было почти невозможно завести именно друзей, однако хороших знакомых — в достатке. Обзавестись компанией со схожими интересами не составляло никакого труда, Агнес практически никогда не была одна, даже пусть по-настоящему ни с кем и не сближалась. Заявить об этом одиночестве было бы чересчур, слишком уж личные, да и ненужные подробности. Ей и так не нравилось, как много Том о ней знал уже банально по той причине, что она дочь Абрама Розье. Вся её жизнь у Тома Реддла как на ладони, и это заставляло её чувствовать себя ещё более уязвимой. А он еще и продолжал ворошить зачем-то эту невыразительную историю её жизни, копаться в пустых деталях… Глядя в глаза напротив, Агнес назвала другую причину: — Дурными ассоциациями. Да, ей было совсем мало лет, когда дом кишел «друзьями» отца, но стены как будто впитали ту атмосферу и преследовали её весь период взросления, чтобы по итогу вылиться в ещё более мрачное положение вещей. Нынешнее. Если бы у самой судьбы было человеческое воплощение, Агнес не сомневалась — эта треклятая Судьба смотрела бы на подобное стечение обстоятельств с насмешкой. Иронической ухмылкой. Той же, с которой смотрел на нее так часто Том, с которой смотрел сейчас, осознавая, на что она намекает. Наведывался ли он сам регулярно в это поместье, когда она была ребенком? Агнес не могла помнить, да и не хотела. Это заставляло её представлять, каким он был до своего падения, а это никаким образом не желало вязаться с тем, кого видела она теперь. На него нынешнего хотелось смотреть. Изучать. Превозмогать жалящие укусы страха и не отводить взгляд, а рассматривать, против воли впечатывая этот образ в голову намертво. Это изящество в жестах и одежде, при всей своей дороговизне весьма сдержанной, лишенной той пестрой вычурности, которой грешат некоторые богачи. Эти тонкие черты, обманчивые, чересчур юные для того, кем он должен быть… Издевка в линии губ и абсолютное отсутствие эмоций в красных глазах, кроме интереса. Веселого любопытства. Как отец и говорил, Том определенно забавлялся, позволяя ей лавировать на этой опасной черте неозвученных претензий. Самое, пожалуй, страшное — что и ей самой это нравилось. Не препираться в открытую, но осторожно вкладывать в межстрочье своих слов призрачный протест тому, что происходит. Следить за тем, чтобы тон, щедро удобренный иронией, не соскользнул на слишком холодный, или грубый, или неприкрыто язвительный. Дюйм за дюймом исследовала границы. Сначала Агнес не придавала этим эмоциям, возникающим при таком общении, значения. Никакого. Даже практически их не замечала. Пока не стала ловить себя на том, что первым делом, заходя в зал, бросает взгляд на его место. Затаившая против воли дыхание. В какой-то абсурдной надежде. И Агнес не имела ни малейшего представления, как это могло сочетаться с прочими чувствами на его счет. Ей нутро выворачивало наизнанку одно только его присутствие рядом. Его взгляд по ощущениям мог снимать скальп. Его тон порой сдирал с неё клочьями любое хладнокровие, чаще и так хрупкое, вымученное, неубедительное. Но все равно. Все равно Агнес испытывала какое-то извращенное подобие досады, разочарования, каждый раз, когда заставала за столом отца. Что лишало её возможности побеседовать с Томом еще немного наедине. *** Часы тикали слишком громко, усугубляя бессонницу. Настолько затянувшуюся, что нагрелись под ней неприятно простыни, и ночная прохлада, льющаяся через открытую форточку, не спасала. Повернув голову к источнику монотонного звука, Агнес всмотрелась в стрелки. Уже за полночь. Значит, уже третье августа. Значит, ей уже восемнадцать. Ей стоило бы выспаться, учитывая, что вечером ждет мероприятие по этому поводу, включающее в себя просто неприличное количество гостей. Для такого ей точно нужно понабраться сил. Но стоило ей прикрыть веки, как под ними начинали мелькать вспышки. Вещь похуже — отзвук разноголосых криков, застрявший под черепной коробкой. А ведь прошло уже несколько суток. После первого убийства Агнес и то поразительным образом отошла быстрее. Не вспоминала. Попросту похоронила в себе содеянное. В этот раз она даже не принимала явное участие. А все равно чувствовала себя раздробленной на куски. Её первым заданием была вылазка в не самой воодушевляющей компании. Уже знакомый ей Барти Крауч, вдобавок некие Трэверс и Селвин. Задача весьма прозаическая — вырезать подчистую семью, главами которой были магл и грязнокровка, наплодившие еще не выросших полукровок. Пожиратели Смерти устроили настоящую охоту. Игрались, вылавливая жертв по всему дому под симфонию криков. Очевидно, Агнес в этом участвовать не желала. Нет, она правда пыталась. В какой-то момент последовала в один из коридоров за пытающимся сбежать мальчишкой лет десяти на вид. Даже загнала его в тупик — скорее случайно, чем целенаправленно. Крутила в голове мысль, что она делает ему одолжение. Что безболезненная смерть — не худшая участь в преддверии нового мира. Не помогло. Агнес глядела через прорези мерзкой маски на трясущегося худощавого мальца, что смотрел на нее в ответ с абсолютным ужасом в глазах, и это оказалось выше её сил. Та женщина хотя бы видела перед собой потерянную девчонку и хранила надежду на спасение. Ужас был перемешан с мольбой, возможно, в равных пропорциях. Этот же безоружный мальчишка не знал, кто под маской. Не хранил ни крупицы веры, стоя под прицелом палочки. Видел только палача. Агнес не смогла. Опустила палочку, сдаваясь. В тот же момент мимо неё пронеслась вспышка, едва её саму не задев. Поразила щупленькое тело, отбросила в стену под оглушительный хруст костей. Конечности раскидало в стороны неестественным углом. Глаза лишились осмысленности, но не отпечатка ужаса, в них застывшего. Ещё не научившаяся различать своих сослуживцев в масках, Агнес не имела ни малейшего представления, кто убил мальчика. Пока этот кто-то не оказался уже рядом. Не схватил её за ворот мантии, не дернул на себя. Чтобы к себе приблизить — этим вынуждая её едва не на носки беспомощно встать — и знакомым голосом сказать: — Ты если не знаешь, зачем ты здесь, если не хочешь здесь быть, всегда есть простой вариант пустить себе Аваду в висок, — растягивал Крауч ядовитые слова. — А не висеть обузой у других на шее. Агнес и ответить ничего не успела — да и не смогла бы, — он уже отпустил её, так же грубо, как схватил, практически отшвырнул от себя и исчез в другом коридоре. Это не было худшей частью вылазки. Вишенкой на червивом торте стало появление внезапно нагрянувших орденовцев. Грохот, жар и свист заклинаний, накалявших воздух, как в печи. Со всех сторон — настоящее безумие. И сколько бы Агнес ни оттачивала прицельность, четкость, незаметность заклинаний, всё, на что её хватило в этом хаосе, это пару раз отразить кое-как выставленным щитом вспышку, прежде чем вчетвером они трансгрессировали подальше от дома. Двое Пожирателей забрали с собой — помимо магловских жизней — еще и по одной жизни кого-то из Ордена. Агнес же с собой забрала разве что очередной рубец на рассудке. Потому что ни крики жертв, ни рев окружающей отовсюду смертоносной магии не желали покидать голову. Клубком распирали изнутри, едва не до трещин на костях. Даже когда она сидела уже за злополучным столом, когда Крауч отчитывался за всех и, разумеется, даже не думал прикрывать её слабость. Когда выдавал Темному Лорду всё как есть. У неё не было страха оттого, что с ней будет за тотальное бездействие. Выжата была до капли, всё смотрела бессильно в одну точку и прокручивала снова и снова отчетливые картинки вечера, полного трупов. — Мне нужно всегда ходить за тобой по пятам, чтобы контролировать исполнение приказа? — спросил Том, когда они остались в зале одни, чего Агнес сперва не заметила. — Указывать, кого именно и как убить? Без моего присутствия не справляешься? В его голосе не было чистого гнева — Агнес вовсе не уверена, что его, вечно хладнокровного, в принципе можно откровенно вывести из себя, — но этот тон, одетый в пренебрежение с оттенками иронии, все равно скреб по нервам. Втаптывал без всякой жалости в вяжущее отвращение к себе. И это уму непостижимо. Он заставлял её испытывать к себе самой неприязнь за то, что она не могла убить. За то, что не была чудовищем. Пока не была. Наверное. Одно вынужденное убийство записывает в клуб чокнутых монстров или пока терпимо? Агнес не осмеливалась на него даже посмотреть. Чувствовала себя… разочарованием. Неоправданным вложением, вложением его времени и усилий, что само по себе делало ситуацию хуже. Сказать бы «мне жаль», но это было бы ложью. Сказать бы «я больше не подведу», но это было бы ложным обещанием, а это ещё хуже, чем не давать таких обещаний вообще. Подведет, и еще не раз, Агнес не сомневалась. Будет учиться на промахах, на ошибках, на собственных травмах, отнюдь не физических. Ломаться постепенно. По частям. Долгий процесс, и Том должен был это понимать. Отпустил её, больше ничего не сказав, да и нечего было говорить. А Агнес все не могла выкинуть из головы в тот день услышанное. Может, это и правда было бы проще. Просто запустить себе Убивающее в лоб. И все закончится. Эти мысли, плотоядные, цепкие, как паразиты, никак не желали убираться в уголок рассудка, откуда выползли, пока Агнес все лежала в постели на пороге своего дня рождения. Для чего ей в принципе это все продолжать? Буквально ничто её здесь не держало. Ни в поместье, ни в жизни. Отец? Да, наверное, отец. Его это уничтожит, вероятно. Раскрошит окончательно. Но ей ведь уже будет все равно, если она просто… Нельзя. Агнес сама не понимала, почему нельзя, но просто ей до ужаса этого не хотелось — проигрывать настолько быстро. Унизительно. Против чего именно она играла, тоже бы не различила. Ради чего это всё вообще. Засыпала она той ночью с усмешкой. Вечером ведь готовилось такое привычное, такое яркое празднество в честь неё. Той, кому не только этот ажиотаж не сдался. Ей и жизнь-то не сдалась. *** Её поведение на подобных мероприятиях доведено до автоматизма. Каждый год одно и то же. Все эти реплики, практически зазубренные, все эти искусственные улыбки, все эти благодарности — за то, что гости пришли, за поздравления, за подарки. В то время как главным подарком в этот день для неё было отсутствие Тома. Общество о нем ещё не знало и не должно было знать. Ещё не время Темному Лорду показываться из тени. На празднестве было немало Пожирателей Смерти, но были и неосведомленные личности. Дальние родственники, работники Министерства, что были хорошими знакомыми её отца. Те, кто даже не представлял, что в этом доме они мило беседуют и попивают шампанское с убийцами, сеющими хаос в магическом и магловском мирах. Вежливо поднимают бокалы за ту, у кого на предплечье, под рукавом платья, спрятан тот же символ, что витает в небе над местами кровавых преступлений. Где Том был этим вечером, Агнес не знала. Скрывался ли на верхних этажах, а может вовсе покинул особняк. Неизвестно. Ей нравилось представлять первое. Представлять, что он вынужденно заперся где-то в своих неприкосновенных покоях, как запиралась она всякий раз, стоило его верным слугам в начале лета заполонить её дом. Загнанный своими же вечными планами в четыре стены, пусть и всего на один вечер… Но кроме как размышлять о нем, ей хватало своих мелочных забот. Избегать сверстников, что могли бы атаковать её вопросами, куда она исчезла из Хогвартса в конце мая, а обычное «отцу было плохо» не было противоядием против чрезмерного любопытства некоторых змей. Общаться с почтенными гостями, принимать поздравления не только насчет празднества, но и насчет новообретенной должности в Отделе международного сотрудничества. Следить внимательно за тем, чтобы поблизости не маячил один внушительный белокурый Пожиратель. Агнес, обычно такая тихая, такая послушная дочь, едва не вспылила всерьез, когда узнала, что Торфинн Роули тоже приглашен. Вовремя одумалась, прикусила язык, слушая отцовский беспрекословный тон: — Он представитель одной из двадцати восьми семей, если ты не забыла. Не забыла. Но это все равно выводило из себя, очень выводило. Чего же по такой логике не позвали каких-нибудь Уизли или Долгопупсов, чтобы весь список был в сборе? Чистокровность не всегда шла рука об руку с аристократизмом, и по этой причине далеко не все чистокровки были вхожи в светское общество, а потому и не мелькали особо на подобных мероприятиях. Раньше. Сейчас обстоятельства несколько менялись, поэтому, раз уж Роули — верный подданный Темного Лорда, его тоже стоило бы удостоить должным вниманием. По этой же причине здесь и Гойлы были, и Булстроуды, наравне с уже привычными лицами Гринграссов и Малфоев. Не хватало в таком случае разве что еще Крауча, для полноты картины, но он, благо, все еще числился узником Азкабана и в обществе официально не появлялся. К большому сожалению, даже «но это мой день» не сработало бы в качестве аргумента против присутствия таких, как Роули. Это никогда не было в самом деле чествованием именинника. Здесь буквально каждому человеку, без исключения, глубоко плевать, кому именно и сколько в этот день исполнилось. Лишь повод собрать как можно большей гостей. Гости же — связи. А связи нужно поддерживать, укреплять, чтобы не истончались. Благо, Роули пока не доставлял никаких проблем, да и непонятно, должен ли. Та встреча в коридоре уже изрядно поблекла в памяти. Ей покоя не давало только это реддловское «старайся не приближаться», но насколько вообще стоит действительно опасаться упомянутой неуравновешенности? И все же, когда Роули — подловив втихую домовика и вынудив того дать ему вместо фужера целую бутылку огневиски, — куда-то запропастился, больше не маяча на периферии, Агнес стало необъяснимо спокойнее. Может быть, он напьется, оживит празднество, устроив какую-нибудь сцену… и у отца будет весомый повод его выпроводить. Было бы неплохо. Вскоре Агнес так и вовсе о нем позабыла. Затерялась в вечных обменах любезностями, в большинстве своем повторяющихся до реплики; в контроле над тем, чтобы все бокалы были полны напитков, а тарелки — закусок. Успела и Драко подловить на попытке выпить шампанского, а затем благополучно спихнуть его под надзор Нарциссы, пока он не прилип к ней с вопросами. Успела учтиво проводить нескольких гостей, рано заканчивающих вечер. Успела выслушать от отца очередную лекцию о том, кого в этой толпе стоит особенно почтить вниманием и почему. К ночи у неё уже не оставалось никаких сил. Весь этот шум, вся эта болтовня. У нее раскалывалась голова, ныли виски, в глазах уже рябило от блеска хрусталя и драгоценностей на шеях и пальцах надменных гостей. Отдых от этого ей был жизненно необходим, и она ушла буквально минут на десять наверх. Как можно дальше ото всех, просто прислониться спиной к стене в темном безлюдном крыле, прикрыть уставшие глаза и медленно вдохнуть полной грудью. Здесь, в коридоре третьего этажа, было так блаженно пусто. Блаженно тихо. Только издалека доносилась музыка и бесконечная текучка бесед. Пока библиотека, находящаяся за поворотом, не отозвалась внезапным грохотом. Веки тут же распахнулись. Сердце в груди замерло. Несколько секунд Агнес смотрела перед собой, думая. Это не мог быть Том, потому что это в принципе невозможно представить, чтобы он создал такой шум. Он же призрак этого дома, как она уже сравнивала. Дементор её жизни. Его появление чувствуешь, но никогда не слышишь. Нет, значит, кто-то другой. Очевидно, кто-то из гостей забрел не туда, и Салазар бы побрал того, кто решил вдруг потревожить покой ещё и этого этажа. Оставалось два пути: вернуться вниз или разобраться сперва, выпроводить тех, кто загулялся в доме. И так соблазнителен был первый вариант… Агнес раздраженно вздохнула. Сумасшедший дом. Шанс того, что ей в этот вечер могла бы грозить опасность, был, по сути, равен паре жалких процентов. И все равно Агнес на всякий случай достала из кармана палочку, когда направлялась на звук. Не зря. Стоило ей пройти в библиотеку на несколько шагов, так, чтобы взгляд выхватил массивный силуэт в освещенной части между стеллажами, захотелось круто развернуться и сделать вид, что ничего не слышала. Поздно. Заметил её уже. — О, прошу прощения, — сердечно Роули приложил руку к груди, укрытой тканью только рубашки без всяких положенных жилетов и пиджаков. — Занесло что-то… А заносить его должно было изрядно, судя по заплетающемуся языку, неприятному блеску в глазах и на две трети опустошенной бутылке в руке. Её взгляд скользнул по упавшей с полки стопке книг, которую он, стало быть, задел, снес неповоротливой тушей. Понадобилось приложить усилие, чтобы линия губ не искривилась в неприязни. Агнес могла бы просто уйти. Но сохранность отцовских книг, если она оставит их наедине с ним, всё же беспокоила. — Ничего страшного, — ответила она, приближаясь лишь на шаг, чтобы палочкой поднять книги с пола и отлевитировать их на стол. — Но я бы попросила вернуться к гостям. Здесь нельзя находиться. Роули дернул краем рта, издавая какой-то звук, походящий на чуть стертое на конце «не», так или иначе, определенно служащее отказом. Что же, ладно. Это явно не её проблема. Не ей с ним связываться. Ей даже находиться рядом с ним дурно. Он старше вдвое — на широкой челюсти виднелась бесцветная щетина. Крупнее в несколько раз. Выше на полторы головы и сильно шире. Агнес еще и одета так, что светлое праздничное платье только подчеркивало её гиперболизированную хрупкость. Изнеженность и беззащитность. Трапециевидный вырез открывал выпирающие ключицы, ниже ткань плотно обхватывала талию, подчеркивая тонкий силуэт. Разве что свободные рукава и юбка в пол скрывали худобу конечностей, но не то чтобы это хоть сколько-нибудь маскировало её кричащую уязвимость. Её переломить без всякой магии проще, наверное, чем стебелек вереска. — Как знаете, — ответила она как можно более равнодушно, прекрасно зная, что прямо сейчас пойдет к отцу с просьбой прогнать беспардонного гостя хотя бы вниз. Уже развернулась, уже двинулась к выходу. Но палочка вдруг выскользнула из пальцев. Только что была, всего секунда — и рука опустела. А в спину: — Ну ладно тебе, неужели правда так хочется возвращаться к этим снобам с их снобистской болтовней? — Верните палочку, — уже обернувшись, нарочито-медленно, проигнорировала она вопрос. Не сводила взгляда с собственного древка в чужом сжатом кулаке. А тревога всё пробиралась сквозь реберные дуги, прокрадываясь к сердцу. — Да брось, выпей со мной хотя бы. И я отдам. — Я могла бы сообщить отцу, но давайте не будем устраивать сцен? Просто верните мне палочку. Агнес понимала, насколько это наивно, однако все-таки протянула руку, уповая на то, что в этом мужчине есть хотя бы крупицы непропитого благоразумия. Вместо палочки он недвусмысленно протянул ей бутылку. Нет, всё-таки нет. Всё-таки с неё довольно. Агнес покачала головой, как будто просто не верила, и рассудила выбрать наиболее безопасный вариант. Уйти и рассказать. Роули же — невероятно резво для пьяного человека — вырос вдруг перед ней, преградил дорогу. Попытался, вернее. Вместо этого просто задел её, подрезал, вынуждая её бедром больно впечататься в дубовый угол мебели. — Извиняюсь. Не хотел, — снова повинился он, почти-искренне. — Но к чему вся эта беготня? Всего-то пара глотков, и иди со своей палочкой. Что такого? Агнес лишь сверлила его взглядом, для чего приходилось запрокидывать голову, настолько выше он был. Впивалась нервно пальцами в полку позади неё. Не понимая, что делать. Хотела бы просто выскользнуть и убежать. Мечтала больше всего на свете, но этот волшебник, громоздкий, как глыба, перегораживал ей путь всевозможными способами. Благо хоть не прикасался к ней, и все равно Агнес чувствовала себя пойманным в мышеловку зверьком. Сердце ещё не колотило во всю силу, но начинало постепенно. Удар за ударом в изнанку костей. Что ей оставалось? Пить она не будет. Сделает вид. Под мутноватым взглядом, сопровождаемым этой его гадостной улыбкой, она потянулась все же к бутылке. Неуверенно поднесла к губам. Мерзко, что он тоже хлебал прямо из горла, но что еще делать? Приподняв бутылку, она не позволила содержимому пойти дальше препятствия в виде крепко сомкнутых зубов. Лишь притворилась, что делает глоток. Хотела было уже опустить бутылку, почти сразу. Но не смогла. Мужская рука легла на дно, не позволяя опустить. Наоборот — приподнимая. Насильно заливая в неё алкоголь. Агнес попыталась дернуться, отпрянуть — полка позади не позволила. Горючая жидкость сперва все еще не пробиралась из-за сжатой челюсти, но Роули напирал, стекло горлышка больно ударило о зубы, и тогда случайно. Случайно Агнес их разомкнула, тут же поперхнулась, но ей уже ничего не оставалось, кроме как глотать хлынувшую в горло жидкость — по ощущениям как чистый огонь. Это длилось вечность, казалось, хотя на деле — секунды, нестерпимые, до слез в уголках глаз. Роули отстранил наконец бутылку, и Агнес закашлялась, надрывая грудную клетку, как будто хотела выкашлять мерзостную горечь, прожегшую слизистую. Библиотека шла разводами, рябила. Агнес почти ничего не видела. Но слышала. Звук, уже так хорошо знакомый. Волшебная палочка, прокатывающаяся по полу. Нахмурившись, Агнес вгляделась. В чужие ладони, в которых была только палочка Роули. Не её. Её была теперь, видимо, где-то вне досягаемости её зрения. Вопреки уже появившейся привычке — Агнес не оцепенела в растерянности. Наоборот, включилась почти сразу. Трепыхнулась, попыталась дернуться, опять. Да тщетно только, все тщетно, а до слуха доносилось: — Ну, чего ты такая дерганая? Мы же всего лишь болтаем. — Ладонь, все равно что медвежья лапа, обхватила её подбородок, грубыми пальцами больно давя на щеки под стать вопросу: — Когда мне еще доведется поболтать с таким милым личиком? Именинница, а так нелюбезно обделяешь гостей вниманием… Теперь уже Агнес не вырывалась, вернулась к привычному своему состоянию. Застыла. Так и смотрела, не моргая, на довольное мужское лицо перед собой. На неприятный влажный блеск на губах от алкоголя, на широко посаженные глаза, придающие еще более топорный вид. Её отвращало в нем все, а она стояла так близко к нему, частично напоенная, дезориентированная. Беспомощная и неспособная даже немного отстраниться. Простым «болтаем» это не закончится, она понимала сейчас и понимала подсознательно, пожалуй, с самого начала. Поэтому с губ сорвалось надломанным шепотом: — Если мой отец узнает… или… — Агнес сама не представляла, чем руководствуется, но все же произнесла: — Или Темный Лорд… Ей казалось, упоминание Лорда могло бы на него как-то да подействовать. Если вспомнить, как он отреагировал на одно только «Роули» немало недель назад… А сейчас нет. Сейчас он расхохотался только: — Откуда им узнать? — беззаботно спросил он, будто умиляясь её наивности, убирая с её плеча длинные пряди, выпущенные наполовину из некогда опрятной прически. Её охватил тут же очередной приступ брезгливости, мурашки гадко поползли по коже. — Откуда такая вера в то, что ты все будешь помнить? Вот теперь уже её глаза распахнулись шире в откровенном ужасе. Ещё больше мужчину повеселившем. До этого наивно надеявшаяся до последнего на то, что удастся все решить мирно, без скандалов, Агнес только сейчас открыла в себе такую простую опцию, как закричать. Не успела. Только её губы раскрылись, загребая воздух, как кончик его палочки уткнулся в её горло, которое тут же будто сдавило. Из легких не вырвалось ни звука. Силенцио. Он лишил её голоса. А затем, следующим взмахом палочки, — света. Все горевшие в библиотеке свечи мигом потухли, и вместе с густой тьмой Агнес окончательно затопила паника. Но на этот раз она не пыталась судорожно вырваться из ловушки. Не дергалась заведомо тщетно. Когда широкие ладони легли на её талию, оглаживая по бокам, её рука, превозмогая дрожь, зашарила по полке за спиной. Книга. Первая попавшаяся. В темноте Агнес даже не могла в точности разглядеть, куда ударила, — видела только, как качнуло в сторону его голову. Заскрежетало меж его зубов рыком «маленькая сука», но Агнес не медлила. Воспользовалась заминкой. Юркнула тут же в сторону. Ещё бы ей это помогло хотя бы добраться до дверей. Всё смешалось. Агнес не поняла, что произошло. Повалил он сам или ударил проклятьем. Лишь почувствовала столкновение с полом, удар коленями и ладонями о жесткий пол. Подняться у нее не было и шанса. Роули оказался уже рядом совсем. Перевернул её. Попытка высвободиться, сплошная возня, мешанина конечностей. Агнес все еще хотела кричать и все еще не могла издать звук громче рваного вздоха. Ужас комом разрастался в глотке. Грудная клетка пылала — от напрасных попыток завопить, от разогнавшегося гулким боем сердца. А внизу праздник. Музыка, болтовня, целый оркестр звуков, как из другого мира. Где все? Почему никто не заметил её отсутствия? Почему в девчачьих рассказах всегда так вовремя появляется приторно-сказочный спаситель? Спасает, наказывает обидчика. Где отец? Где… Пожалуйста. Где он? Он ведь мог быть где-то здесь, где-то на верхних этажах. Пусть хотя бы он, пусть хоть кто-нибудь… Никого. Роули силился поймать её отчаянно мечущиеся в попытке оттолкнуть руки, но, чрезмерно пьяный, был заторможен. Не справлялся, а она все брыкалась и брыкалась, пытаясь ударить, пнуть, сделать что угодно. Куда в этой возне делась его палочка и почему он её не обездвижил — Мерлин знает. Но это оставалось единственным её спасением. Ей казалось, это все равно никогда не закончится. Ей казалось, она уже в каком-то своем личном, искорёженном, не сходящимся с обычными представлениями Аду. Навеки обреченная барахтаться, задыхаясь, в этой бесконечной непролазной темноте, со вкусом оставшегося на языке огневиски и непрозвучавших криков. В какой-то момент у неё просто иссякли силы. Это сопротивление, бесплодное и изнуряющее, выкачало из неё всё. Агнес просто перестала. Замерла, пытаясь отдышаться, грудь вздымалась тяжело, практически соприкасаясь на вдохах с рубашкой нависающего над ней мужчины. А тот шептал что-то, желчное и сальное, Агнес не слушала. До этого практически ослепшие во мраке, теперь уже глаза привыкали. Косили в сторону, пытаясь отыскать на полу очертания следом за ней упавшей книги. Не очень тяжелая. Оно и к лучшему — тяжелую одной рукой поднять, так еще и замахнуться… Маленькую поднять проще. Главным было попасть, куда нужно. И Агнес попала. Одним резким движением, которого она сама от себя не ожидала, будто движимая кем-то другим. Углом книги — куда-то в висок. Этого было достаточно, чтобы перепившего Роули повело в сторону, что уже могло бы подарить ей путь к освобождению. Мнимый, она знала. Роули бы оправился совсем скоро, схватил бы, и ей стало бы еще хуже, поэтому она снова. Уже не лежа, уже поднявшись резко, сидя, саданула со всех силы. И снова. Снова. Не давая ни ему оправиться, ни себе вникнуть. Понять, что делает. Череда ударов — сбитых, смазанных, не всегда точных, но непривычно сильных, распаленных клокочущим адреналином, — хватило, чтобы Роули завалился уже на пол. Отяжеленная рука пыталась прикрыть голову, как будто он был маленьким бедным мальчиком, которого обижают. Жалкий, он такой жалкий. Злость, и отвращение, и еще не угаснувший горький ужас — сплелось все в клубок. Толкало продолжать. Не помня себя, ничего не осознавая, Агнес ударяла и ударяла этим углом книжки, выплескивая месиво эмоций, в которые он только что её окунул, в которых вынудил захлебываться без шанса даже пискнуть, выплескивая все, что засело и гнило в ней эти недели, месяцы. Как когда она тренировкой выжигала из себя смолу Непростительного — ровно так же. Ударами отскребала от сердца ошметки безнадеги. Было все еще темно до невозможности, и то, насколько Агнес перешла черту, она могла судить лишь по тому, что его лицо и светлые пряди окрасились чем-то, что при отсутствии света казалось совсем черным. Теплым и мокрым. Брызнувшим ей на скулу от очередного удара. А она все не останавливалась. Остановил её кто-то извне. Кто-то другой. За пределами её собственного помешательства. Рывок, будто невидимый крюк зацепился за неё меж лопаток и потянул назад. Заставил прокатиться по полу, подальше от Роули. В ту же секунду вспыхнули свечи, и этот свет, уже непривычный, ослепил, режущим белым полотном вытеснил все цвета из сетчатки. Ладонью, хранящей несколько красных, уже сохнущих на коже капель, Агнес прикрыла глаза, пытаясь проморгаться, пытаясь очнуться. Плечи поднимались и опускались в такт изодранному на куски дыханию. Мышцы пекло с непривычки. Ещё несколько раз Агнес моргнула и смогла наконец разглядеть, что происходит. Кто стоит в библиотеке. Кто возвышается над ней высокой зловещей фигурой. Его лицо ничего не выражало. Да и когда было иначе? Холодные глаза на неё и не смотрели даже. Всё его внимание было обращено к лицу мужчины, представляющему из себя смесь меловой белизны и разных оттенков бордового, настоящую темно-красную кашу. Агнес видела это зрелище только краем глаза, а её уже мутило. Что Том с ней за это сделает? Агнес опустила взгляд на лежащую на полу книгу, уголок которой был густо изляпан вязкой кровью, и подумала, что это, наверное, конец. Нет, вряд ли он её убьет. Но положено же какое-нибудь наказание за буквально избиение одного из его приспешников… Только ли избиение? У неё пространство перед глазами покачнулось от мысли, что она даже не знала, дышит ли это грузное тело на полу. — Твое имя становится все ироничнее. Её аж дернуло. От неожиданности и еще больше — непонимания. Немигающий взгляд вперился во все то же лишенное эмоций лицо. Имя?.. Агнес нахмурила лоб. Несколько секунд пыталась понять. И правда. Святой агнец, невинный маленький ягненок. Да. Может быть, забавно. Немного. «Он…» — попыталась она было сложить пересохшими губами, сказать, совсем забыв, что эту возможность у нее отняли. Даже её тяжелые надсадные вздохи, от которых горела грудина, никак не тревожили могильную тишину. Том, взирающий на неё сверху-вниз, практически сразу распознал, в чем дело. Чуть склонил голову, будто в любопытстве, и направил на неё палочку. У Агнес уже не осталось сил на страх, но и не стоило бы. Том просто вернул ей голос. — Он… — попыталась она снова, и легкие наконец дали звук, хриплый и ломаный, но звук, — …напал. На меня. — Я вижу. Это ирония? Агнес ничего не понимала, совсем, а его вечная безэмоциональность не помогала понять. Пока он сам не произнес: — Но, скажи мне, на что тебе магия? — И только после этого Агнес вспомнила. Только теперь её взгляд метнулся наконец в сторону, где пропала давным-давно её палочка. Тогда Том протянул, все так же ужасающе спокойно: — Вот оно что. Агнес тоже была, казалось бы, удивительно спокойна, но на деле — просто истощена. Опустошена до крайности. Эмоции схлынули, адреналин стихал, и её практически лихорадило от контраста. Том тем временем неспешным, расслабленным шагом дошел до её палочки, поднял с пола. Не вернул ей. Убрал к себе. Это становилось чем-то уже почти-привычным. С интересом взглянув на лежащее рядом тело, едва ли подающее признаки жизни, он аккуратно опустился на корточки. То ли чтобы рассмотреть получше, то ли еще что… Агнес лишь теперь нехотя, едва не морщась, все же заставила себя посмотреть на то, что натворила. Рваными ранами прошила ему лицо, содрала до мяса кожу с виска, брови и скулы, вокруг которых набухало воспаление, местами синюшное, обильно залитое кровью. Длинные бледные пальцы Тома коснулись крепкой шеи, под стать мрачным мыслям о том, насколько Агнес могла увлечься. Но не могла же она?.. Слабыми ручонками, без палочки и толкового оружия. Книгой. Нет, судя по тому, что Том принялся после этого орудовать палочкой над обезображенным лицом, плавными движениями сшивая разорванную и вспухшую кожу… видимо, жив. — Эх, Торфинн, — вздохнул он, практически театрально, практически сочувствующе. — Говорил ведь тебе, держаться от неё подальше. На чьей он вообще стороне? Могло ли в принципе быть у него такое понятие, как стороны… В любом случае, Агнес буквально подняла руку на одного из лучших его бойцов. Ей-то Роули ведь по сути так ничего и не сделал. Не успел. Агнес даже в каком-то смысле напала первая. Первая его ударила. У неё ни единого доказательства, что у нее были причины. Кроме паранойи. До которой её довел в том числе Том своим «не приближайся». Минутами ранее и правда кричала угроза, и в словах, и в действиях Роули, он буквально держал её, обезоружил и не давал уйти, но как объяснить, как доказать, кроме возможных синяков, которые еще даже не налились на её коже? Именно поэтому, когда Том закончил, когда поднялся снова и взглянул на неё, к ней вернулся наконец страх. Накатил очередной волной, парализуя. Каждому размеренному шагу Тома к ней вторил беспокойный удар её сердца. Наверное, Агнес выглядела совсем жалко, смотря на него с пола, но сил встать у нее не было. Не смела даже шевельнуться. Чего он от неё хотел? Вопрос поважнее — что с ней может теперь быть? Агнес почти уверилась, что у неё растрескался скорлупой рассудок, когда увидела, что Том — уничтожая все её подозрения — всего лишь протянул ей руку. Несколько слишком долгих секунд она отрешенно смотрела на эту ладонь. Он и правда?.. Всего лишь предлагал ей подняться. Предлагал ей помощь. И она, поколебавшись только еще совсем немного, приняла. Неуверенная, есть ли у нее выбор. Вложила осторожно ладонь, опираясь на его неожиданно сильную руку, чтобы подняться на ноги. Оказавшись оттого совсем к нему близко. Хотела было отпрянуть практически сразу, но Том не дал. Не отпустил. Держал её руку. Понять, зачем, она не успела — её внимание отвлек звук. Голова тут же повернулась в направлении жуткого хрипа. Роули. Был в сознании. Дышал сипло, и Агнес всё смотрела на него, на его мутные глаза, на слабую попытку прийти в себя. А Том смотрел только на неё, и она чувствовала этот изучающий взгляд кожей. Висок и скула горели под его необъяснимым вниманием. Его рука холодная, но её ладонь ровно так же горела в хватке его пальцев, горела от неестественности, неправильности такого прикосновения. Её сердце с ума сходило. Било и било в кости, едва не переламывая. Вся она хотела просто разломиться оттого, как сильно он пугал её сейчас, пугал до россыпи мурашек и слабости в коленях. Близостью, недосказанностью. Пугал, просто невыносимо, этой своей вечной непредсказуемостью. Наконец — он медленно вложил в её ладонь её же палочку. — Ты ведь можешь наказать обидчика куда более достойным образом. Её взгляд вернулся тут же к нему. Открытый в своей потерянности: Агнес шарила глазами по его лицу, ища намеки, тайные смыслы, что угодно, свидетельствующее о том, что он не всерьез. А он, отступив от неё, махнул своей палочкой в направлении дверей, и Агнес ощутила, как разливается по воздуху мягкое укрывающее действие глушащих чар. О, Мерлин. Святой Мерлин, этого всего просто не может быть. — Но ты говорил… — она начала первее, чем успела обдумать, и все же, чуть помявшись, закончила: — Он хороший боец. Зачем… — Я и не говорю тебе убивать его. Ей все сложнее было обрабатывать происходящее. Мысли кучковались, переплетались между собой узелками, не давались распутаться. Чего он хочет? Или нет. Не так. Чего хочет она? Хочет ли взаправду?.. Что, Круциатусом? Или что вообще… Агнес ничего уже не хочет. Вечер раскололся на две части, и все, о чем она мечтала, это скомкать и выкинуть из памяти всю вторую его часть. Оказаться в постели. Кутаться в одеяло и мысли о том, что, может, ей и правда стоит уже просто прервать это всё Убивающим в свою голову. Зацепившись за этот беглый образ в мысленной ворохе, Агнес замерла. Потянула за верткую нить, вспоминая кошмарную вылазку. Это ощущалось практически пощечиной, когда на неё свалилось странное и абсурдное подозрение. Что если… Что если это всё не просто так? Где Том был раньше, если все это время не покидал особняк? Почему Роули так взъелся на неё ни с того ни с сего? Не считая того, что просто напился. Почему это все случилось почти сразу после того, как Агнес явила в очередной раз, насколько она бесполезна и слабовольна? На секунду нахмурив брови, Агнес вглядывалась в бесстрастное лицо, ждущее её решения. Развязки увлекательного представления. В ней остались, быть может, остатки алкоголя. Или безумия. Горького сумасшествия с привкусом спиртного. Потому что с губ сорвалось: — Ты? — шепотом. — Ты это всё?.. Но всё-таки осеклась, почти вовремя. Испугалась своих же слов, своего обвинения, вздохнула судорожно, мотнула головой, как бы беря всё назад. Ждала его злости. Или смеха, ледяного и жестокого, от настолько глупого домысла. В очередной раз не получила ни того, ни другого. Ни крупицы. — Что? — уточнил он, слегка приподняв брови, и в этом жесте было даже больше какой-то будто бы усмешки, чем если бы он открыто ей ухмыльнулся. — Устроил? Заставил Торфинна пристать к тебе, чтобы… что? Как бы ты это сформулировала, Агнесса? Неизвестно, риторический это вопрос или нет, но ответить Агнес бы не смогла в любом случае. И Том предположил сам: — Чтобы открыть в тебе жестокость, например? Может быть. Из его уст это звучало так правдоподобно и так несуразно одновременно. Агнес уже совершенно не представляла, чему верить. Так сильно была сокрушена и убита в этот момент, что готова была принять за истину все что угодно. — Насколько же ты упрощаешь себе восприятие мира… — сказал он, скорее просто рассуждая вслух, нежели действительно обращаясь к ней. И приблизился, снова. Приближался к ней, рукой тянувшись к своему карману. — Ты ищешь во всем подвох, и я не могу за это судить. Это правильно. Но ты полагаешь так же, что любое зло сводится ко мне, что все всегда объясняется моими коварными планами… В его руке оказался зачем-то тканевый платок, которым он вдруг коснулся её щеки, все ещё окропленной штрихами чужой крови. Этот жест… заботы? Был настолько непривычным, настолько выбивающим из колеи, что Агнес бы любой удар, любое проклятье перенесла бы легче. — Нет, Агнесса, это не так, — продолжал он, чуть наклонив голову вбок, вытирая кровь с её скулы, будто в этом не было ничего неординарного. — Как бы ты себе ни считала, я не властвую поголовно над всеми мерзавцами и уж тем более не заставляю их приставать к бедным девушкам. — Лишь теперь он позволил себе усмехнуться. Вместе с тем чуть сильнее надавил на кожу, потому что кровавые капли изрядно подсохли, и стереть их можно было лишь через незначительную боль. — Таким злом ты меня видишь? Ни ответить, ни хотя бы звук издать Агнес не могла. Это походило на какую-то магию, запретные чары, — как будто, если стоишь так близко к Тому Реддлу, который ещё и касается тебя, пусть и через ткань платка, у тебя просто нет шансов сдвинуться. О чем-то думать. Что-то сделать. Только стоять и стоять. Загипнотизированной этим красным взглядом, таким же немигающим. Жутким едва не до дрожи. — Если жажда возмездия в тебе поугасла — иди, — отступил он наконец, возвращая ей способность хотя бы дышать. — Я сам проведу с Торфинном профилактическую беседу. Вот так… просто? Агнес тряхнула головой, пытаясь прийти в себя, как будто теперь, когда оборвалась эта к Тому близость, взаправду спали какие-то чары. Профилактическую беседу? Какое ему дело до того, что сделал или пытался сделать Роули? — Но за что… — вновь толком не обдумав, начала она и попыталась сразу выровнять мысль во что-то отдаленно ясное: — За то, что не послушал тебя? «Говорил тебе держаться от неё подальше». Это такой пустяк. Агнес не верила. Слишком уж беспечно это было сказано. — По меньшей мере за то, что он изрядно омрачил имениннице праздник. На этот раз ирония проступала в тоне явная, ничем не скрытая. Агнес поежилась, как будто в библиотеке стало холоднее. Однако затем в голос вернулась серьезность: — Можешь считать, что за внесение разлада в ряды моих подчиненных. Ты служишь мне, — напомнил он, глядя ей в глаза. — И соответственно — находишься под моей опекой. Всех ли он так опекает? Играло, может, отдельную роль сосуществование в одном доме? Её положение дочери Розье-старшего? Её положение единственной девушки среди его слуг, не считая её кузины, запертой в Азкабане? Ему должно ведь быть плевать. Даже если ему правда плевать. Даже если он просто лгал ей сейчас. Ей самой не должно быть никакого дело до причин. Агнес хотелось лишь убраться отсюда поскорее, из этой библиотеки, и с позволения Тома она наконец имела возможность это сделать. На желейных ногах, нетвердыми шагами, добрела до выхода, оставляя позади все случившееся. Вышла в коридор и как в другом мире оказалась. Двери за ней тотчас закрылись. Щелкнул изнутри замок, чтобы никто больше не зашел. Уйти в свою комнату — в зал спускаться точно бы не стала — Агнес не могла еще несколько мгновений, невольно вслушиваясь, пусть и знала, что наложены глушащие чары. Ожидала криков. Их не было, разумеется. Зато была кровь. На следующий день. Агнес так никогда впоследствии и не довелось узнать, как именно Том проводил беседу с Роули, но следующим утром она застала в библиотеке нескольких домовиков, усердно трудящихся над тем, чтобы вычистить пол от крови. И речь отнюдь не о тех редких каплях, что оставила ударами она. Это всерьез озадачивало. Почему эта профилактическая мера проводилась не классическим Круциатусом? Возможно, как демонстрация. Ответ ей. Ведь если бы это все-таки Том приказал Роули спровоцировать Агнес на агрессию, не стал бы он его за это же и пытать, кроваво и показательно. Или стал бы? Так или иначе, вид на утро в библиотеке был настолько зловещий, что можно было предположить, будто ряды Лорда той ночью все же лишились одного Пожирателя Смерти. Но нет, Торфинн Роули, вполне живой и, наверное, здоровый, появлялся в дальнейшем на собраниях, мелькал по-прежнему в её доме. Пару раз они с Агнес пересекались на заданиях даже, и иногда ей казалось, что Том нарочно ставил их на вылазках вместе. Из праздного любопытства, исследовательского интереса. Но ничего увлекательного не происходило. Роули больше к ней не лез, не приставал, не припоминал случившееся. Ни разу с ней даже не заговаривал. Да что уж там… Вовсе в её сторону никогда больше не смотрел.