«Хватит уже доверять ему свои жизни. Берите их в свои руки. ОН не справляется»
«Выжить в сплошном хаосе — свободными — у вас шансов больше, чем на его поводке».
Агнес пренебрежение Крауча не задело. Наоборот, она склонила голову вбок, разглядывая это детище, и продолжила начатую им тему: — Наверное, второе? Нужно много времени, чтобы это всё намалевать. И никто не заметил? — Да, странно. Где были дежурные? — А по сколько человек здесь дежурит? — уточнила Агнес, будто не знала наверняка. На дежурство, из-за большей надобности сейчас волшебников за границей, отведено не так много. За безопасность преимущественно отвечали чары. Крауч призадумался, потирая пальцами подбородок, и Агнес пока развивала мысль: — Если он и дежурил в Атриуме, один, то на него запросто же и напали, пока остальные обходили другие этажи… — Все равно что-то не то. Всех заходящих и выходящих через камин магия регистрирует. И что тогда, искать виновника среди тех, кто был здесь ночью? Узковат получается круг. — Думаешь, он не стал бы так рисковать? — Ну, если только у него нет мозгов… — Угомонитесь, — прозвучал голос, негромкий и ровный, но заставляющий обоих мигом заткнуться. Реддл — как часть этой единственно спокойной троицы во всем зале — все это время стоял между ними двумя, но хранил молчание, о чем-то размышляя. А их болтовня, стало быть, только мешала думать. — Взгляни на руки, — обратился он снисходительно к Краучу. — В крови преимущественно пальцы. Указательные и средние. Он сам макал их в собственную кровь. Крауча эта информация сильно загрузила. Между бровей пролегла складка, пока он пытался осмыслить: — Так, значит, он сам с катушек слетел? Или… — Или был под Империусом, — закончил за него Реддл, судя по тону, нисколько не сомневающийся именно в этом варианте событий. — Жнеца, вероятнее всего, сегодня ночью здесь вовсе не было. Агнес еле сдержала усталый, раздраженный вздох, сжимая крепко пальцы за спиной, чтобы справиться с нервами. Её не бесило, что он разгадал задумку, её бесило, как быстро. А с другой стороны, чего она ожидала? Это же Том Реддл, чтоб его. — То есть он даже не проникал сюда? — досадливо протянул Крауч. — В чем вообще смысл? За столько времени можно было выдумать что-нибудь, я не знаю, пофееричнее. Реддл бросил на Крауча неодобрительный взгляд — чтобы перестал паясничать и воспринимать это всё как шутку, — но и сам он, как Агнес показалось, был несколько разочарован. Если убрать некоторую метафоричность и само посягательство на Министерство… Мелковато, она и не спорит. Но неужто он все же начал воспринимать Жнеца за серьезного противника, раз теперь огорчался доказательству обратного? Усмехнуться что ли. Все равно эту усмешку не заметили бы. Потому что очень кстати прозвучал за их спинами крик. Реддл и Крауч повернулись со всем равнодушием и, может быть, уверенностью, что это просто очередная впечатлительная слабосердечная женщина, не выдержавшая картины подвешенного работника. Но по толпе прошла волна, исходящая от конкретной точки — будто бросили в ровную гладь камушек, пуская рябь. Маги спешили отпрянуть от чего-то, оттесняя других, не понимающих, в чем дело. Одни вытягивали голову, пытаясь узнать, что там; другие наоборот — тотчас отворачивались, бледнея от дурноты. Первым делом Реддл посмотрел на Агнес, и она встретила его взгляд, разделяя на двоих недоумение. Несколько секунд. Практически сразу же он ожил, направился к источнику ажиотажа — и даже ополоумевшие волшебники, видя его, жались в стороны, то ли от страха перед ним, то ли расступались осознанно, чтобы дать пройти. Коридор из людей позволил увидеть тело на полу. Из шеи торчала рукоять небольшого ножика: лезвие всажено глубоко в сонную артерию, из которой била ключом ярко-алая кровь. Растекалась стремительно лужей по начищенному черному паркету. Учитывая, как лежала на полу рядом с шеей дергающаяся в легкой судороге рука… мужчина ударил себя сам. Можно бы подумать, что не выдержал зрелища, сошел с ума, воспринял «берите жизнь в свои руки» буквально и решил сразу со всем покончить. Но прошло всего-ничего, прежде чем всё повторилось. В другой части толпы. Та же волна паники. Неровный строй воскликов. Желание отступить подальше от нового тела, на этот раз женского, пачкающего блестящий лакированный пол гранатными брызгами и быстро расползающимся пятном. Не успел Реддл подойти ближе к этому телу — опять. Ещё один самоубийца. Правее. Уже трое волшебников, вогнавших себе нож в шею посреди Атриума. Толпа обезумела. Их уже даже не укрощало присутствие Темного Лорда, животный ужас заставлял кричать, толкаться, бежать отсюда, как будто в любой момент они сами могли лишиться ума, воли и жизни — собственноручно. Агнес уже и позабыла, каково это. Не испытывала со времен светского приема. Этот хаос — дозой сладкой истомы внутривенно. Усталость и раздражение сняло мигом. И понять бы, почему… Откуда этот душевный подъем, откуда наслаждение. Идущее откуда-то из глубины груди, ядреное и до ломоты в костях неправильное. Само слово — х-а-о-с — вызывало непонятный трепет, в каждой букве таило древнюю сущность. Искусство, могущество. Но было в этом нечто большее. Люди боялись. Жнеца. Её. Теряли рассудок — из-за неё. Им страшно за себя, за свои семьи, за своих близких. Кто угодно может быть следующим, игра давно вышла за пределы пожирательского круга. Жизни, смерти, их последствия — всё зависело от неё, от её решений и выбора в кровавых демонстрациях. Это и ощущалось как… власть? Агнес презирала реддловскую жажду власти, не понимала в юности, какое право он имеет из собственных амбиций распоряжаться судьбами стольких людей. И всё ещё считала, что этого права он не имел и не имеет. Как и она. Но теперь уже как-то словно бы плевать? — Не убить, а заставить убиться… — протянул Крауч рядом. Вальяжно-приятельски оперся о её плечо локтем, приговаривая заговорщически: — Не рассказывай Лорду, но этот парень начинает мне нравиться. — Из принципа расскажу. Она спихнула его локоть, и он демонстративно поморщился: — Скучная ты. Понятно, что он невсерьез. Что даже если бы у этого «нравится» была куда более значительная степень, Крауч с большим удовольствием выпустил бы из «этого парня» кишки, ещё и бантиком бы их повязал, гордо предоставляя подарком Темному Лорду. Но всё же Агнес немного польстило. Жутковато, конечно, слышать нечто вроде похвалы от кого-то вроде Крауча, и все же… Тем временем пошла уже четвертая по счету самоубийца. Реддл был в сердцевине паники, но его взгляд не был прикован к убитым — метался от лица к лицу в толпе, как будто что-то высматривал. Не растерянно, но напряженно, сосредоточенно. Не пытался никого остановить, не пытался обуздать чужой ужас. Агнес немного нахмурилась. Что он?.. Его внимание наконец остановилось на чем-то. Отточенный жест палочкой, и вспышка от его палочки пропорола толпу, заставляя нескольких волшебников вскрикнуть и отпрянуть, как будто Темный Лорд решил вдруг попалить по своим же людям. Это бы даже не удивило никого, но все же… Его невербальное «Остолбеней» имело конкретную цель и оглушило конкретного человека. Женщину, что упала навзничь. Ножик, выбитый магией из её рук, прокатился по полу. Неиспользованный. Пятая — последняя по плану — самоубийца вскрыть себе глотку не успела, и Реддл направлялся прямо к ней. Ох, черт… Агнес старательно сохраняла самообладание, двинувшись следом, к раскинувшейся на полу женщине ближе. Империус отчетливо инструктировал, что бить нужно быстро, одним движением. Без колебаний, которых быть и не могло по умолчанию: они же не осознают, что делают. Им кажется, что так и нужно. Так правильно. Агнес детально изучала теорию Непростительных, придирчиво выбирала тех, кто, на её взгляд, ни на миг из болота Империуса не всплывет, чтобы одуматься и воспротивиться. Значит, дело не в женщине. А в том, что у невыносимого Реддла глаз поистине хищнический — острый. Настолько, чтобы в целой толпе углядеть блеск лезвия, и успеть среагировать. Магией он притянул к себе нож, чтобы взглянуть. Покрутил в пальцах. — Надо же, какая любовь к деталям, — заметил он, рассматривая гравировку на рукояти. «The Reaper». Любовь к символам. Метафорам и образности. Поправлять его Агнес не стала, зато не упустила возможности в очередной раз просто… — Тогда, я полагаю, вы бы поладили. Под его холодным, обращенным к ней взглядом Агнес лишь невинно моргнула. Что, ему не до шуток? Не до шуток. Колкость её великодушно проигнорировал, вместо этого вернул внимание к несложившейся самоубийце на полу. Потенциальный источник ответов для разрешения затянувшейся головоломки. Найдя глазами одного из авроров рядом, он кивнул на бессознательную миссис Бут и приказал: — В допросную. *** На контрасте с недавним шумом в Атриуме узкий коридор Министерства, а именно второго уровня — где располагался Отдел магического правопорядка — отличался сейчас тревожной тишиной. Тревожной для волшебников. Потому что это сродни затишью после любой катастрофы — давалось время осознать, отгоревать, ужиться мысленно с тем, что произошло. Тревожной для Агнес. Потому что, пока она стояла в пустом коридоре, подпирая спиной стену, прямо за этой стеной Том Реддл копошился в памяти её неудавшейся жертвы. Будь она обладательницей привычки грызть ногти, сгрызла бы их уже в мясо. Но как-то это слегка не аристократически. Отец бы не одобрил. Он бы вообще многое не одобрил, но едва ли среди живых остался хоть кто-то, кто мог бы уследить за неподобающим поведением последней представительницы этого проклятого рода. Так или иначе, грызла она себя не снаружи. Изнутри уже все выела беспокойством. Не таким уж и оправданным. По сути. Агнес не подставлялась, применяла Империо всегда в темноте. Старалась всё предусмотреть. Оттого всё так и затянулось, что она тщательно копалась в подробностях, иногда лишних, но потенциально полезных: характер своих мишеней, чтобы прощупать сопротивляемость Империусу, обычное времяпровождение, где и во сколько они бывают одни, желательно в позднее время суток… Во сколько приходят на работу, чтобы точно быть в утренней толпе, а в случае с повешенным на цепи охранником — ещё и точное расписание дежурств в Министерстве, в частности в Атриуме. Возни было много, и Агнес полагала, что не зря. Магическое общество снова потрясено. Жнец не только условно проник в Министерство, он проник в сознания волшебников. На месте принудительно убившихся мог оказаться любой, любой из толпы сотрудников, что всего-навсего пришли на работу, не ожидая от этого дня ничего особенного. Ничего чудовищного. Многие, интересно, сейчас задаются вопросом, не попадались ли они сами Жнецу? Вдруг он так же промыл им мозг и заставил об этом забыть, и теперь каждый волшебник трясется в неуверенности, не потянется ли его собственная рука за оружием, чтобы вскрыться самому или вскрыть другого. А что с этим сделает Темный Лорд? Что ж, более чем вероятно, что он додумается пропустить всех желающих через «Гибель воров» — смыть с каждого возможный Империус. Унять массовую паранойю. Но это по щелчку пальцев не организовать, и в любом случае эффект-то уже произведен. Двери в допросную комнату открылись, обрывая мысли. Агнес выпрямилась, наблюдая, как выходит Реддл и сразу сворачивает по коридору — Агнес за ним. Нагнала его, он и взгляда на неё не бросил, и непринужденно поинтересовалась: — Что-нибудь выяснилось? — Он был в маске и исказил голос. Бут видела только палочку. То есть — ничего. Выдыхать рано, и ещё несколько шагов они проделали в напряженном молчании, пока Реддл не решил поделиться ещё одной щепоткой информации: — Я дал распоряжение найти в списках владельца, но, подозреваю, это палочка Северуса. — Палочка Снейпа?.. — переспросила она, вскидывая брови. — Кощунство какое-то… Не знала, переборщила ли с дозой иронии в тоне на второй фразе. Наверное, да, потому что Реддл одарил её усмиряющим взглядом, практически таким же, которым осадил Крауча, но с непонятной ей сейчас ноткой. На неё это не очень подействовало. — Что? — решила она поиграть в смелость. Или в слабоумную. Или вывести его? Ей было… любопытно. Насколько вообще его возможно вывести. — Я не отрицаю, что обычно твоя язвительность крайне занимательна, — ответил Реддл, на нее уже даже не смотря, — но ты, кажется, совсем разучилась выбирать для неё время. Она даже толком не сказала ничего. Дело в тоне? Или он сейчас просто на взводе, и каждая мелочь — как полоснуть по пороху каким-нибудь Инсендио? — Я просто не понимаю, как на это всё реагировать, — будто оправдываясь, сообщила она в открытую. — Все твои прогнозы сбылись. И на Министерство нацелился, и на публику сыграл, и снова массовое убийство… и даже не взрыв. Тонко, как ты и заявлял… Реддл вдруг остановился. Это вряд ли предвещало что-либо хорошее, и Агнес смотрела на него, чувствуя, как потрескивают нервы, будто сухие прутья в очаге. Он повернул к ней голову, размышляя о чем-то ещё несколько секунд. Шаг к ней. Она — назад, ещё пара ярдов, исчезнувших по щелчку, и вот уже за её спиной стена. Опять. Черные зрачки в окаймлении алого сейчас — сплошной ей знак «беги, идиотка». На контрасте с этим его лицо и его голос были вылиты из чистейшего спокойствия: — Надеюсь, ты не возражаешь… — невозмутимо произнес он, упираясь одной рукой в стену, чтобы нависнуть над Агнес и заглянуть в её глаза. Заглянуть в разум. Не возражала. Потому что, в общем-то, отчасти этого и добивалась. Страшно, конечно, до безумия страшно, как и всегда, сердце уже пустилось в бег, но это же должно произойти. Лучше, как и после приема, отделаться сразу. Разрешение ему не требовалось. Легилименция взрезала обычные барьеры, что всегда, уже просто по привычке, встречали вторгающегося. Реддл был аккуратнее, чем в предыдущий сеанс чтения её памяти, когда её едва по стенке не размазало, но все равно настойчив. Требователен. Благодаря допросной уже знал, когда к жертве подобрался Жнец, поэтому выискивал определенную дату. Вся та проверка на выносливость недосыпом имела неоспоримый плюс. Агнес не нужно было ткать новые воспоминания, чтобы перекрыть чем-то бреши из-за спрятанных кусков. Это ведь была ночь. Очевидно, Агнес спала. Реддл быстро в этом убедился. Потому сжалился и совсем скоро выпустил её сознание из ментальных пыточных тисков — мучить дальше уже не было нужды. Агнес в принципе необходимости всего этого не понимала. Если он ничего не увидел в первую встречу после её командировки, не увидел после приема, не увидел после Хогвартса… зачем? Убеждался каждый раз. Реддл сам хоть понимал? Агнес привыкла считать, что он всё всегда понимает, всё у него всегда под контролем, всё продумано на несколько шагов, но что если он сам не знает, зачем? Не знает, где копать и что делать? Жнец игрался с ним — и, видит Мерлин, Реддла это бесило, оттого могло сводить с ума, потому что никто, после Ордена, не смел так нагло, уперто и долго портить ему существование. Следующий вопрос удивительно кроткий, без доли язвительности, спокойный и выражающий настоящее любопытство: — Что именно ты с ним сделаешь, когда найдешь? Если, мысленно поправила она. Но ему этого «если» слышать не нужно. Агнес — верная слуга. И очень преданно верила в своего Лорда. Реддл все ещё был к ней чересчур близко. Не касался никак, но расстояния до того мало, что ей только чуть податься вперед, чтобы ткнуться грудной клеткой куда-нибудь ему в солнечное сплетение. Агнес потому не двигалась вообще. В принципе чувствовала себя странно отрешенной, словно её собственный вопрос слишком захватил её мысли. А Реддл же наоборот. Из кратковременной задумчивости выбрался, взглянул на нее снова осознанно и особо этой внезапной смене темы не изумился. Привык к беспорядку в её мыслях. Но уточнил: — В чем причина такого интереса? Начинаешь его жалеть? — Нет. Агнес пора бы научиться контролировать свои безрассудные порывы, но вместо этого она решила наплевать на рассудительность и высказаться: — Просто ты так шерстишь мою память каждый раз, что я уже начинаю задумываться, не собираешься ли ты скинуть на меня его преступления. А в таком случае мне бы знать, к чему готовиться. Даже и непонятно, всерьез она или нет. Зрачки жгли его лицо, линия губ насмешлива, а тон — ровный, не перевешивал в сторону серьезности или иронии. Реддл сузил глаза. — «Скинуть» на тебя его преступления? — переспросил он с холодной, злой усмешкой, будто ослышался. — Такого ты обо мне мнения? — А ты — обо мне? Мерлин, еще и виноватым его выставила. Гений, просто гений. Он ведь — вот же неожиданность — вообще не обязан перед ней отчитываться. Объяснять свои действия. Агнес не имела никакого права его спрашивать. Но она действительно не понимала, в чем дело. Она пользовалась с его стороны таким расположением, о котором никто больше и мечтать не мог. Он взял её с собой на сотворение барьера, и Агнес сомневалась, что дело только в венгерском языке. Он буквально целовал её, чтобы выплеснуть эмоции. Не из цели манипулировать, не из цели подпитать её привязанность — наверное? — просто хотел этого. Что-то это значило, не могло не значить. И при этом всегда в первую очередь она падала под его подозрение. Даже не давая для того веских причин. Какое-то абсолютное доверие и абсолютное отсутствие доверия одновременно. Это же невозможно. Так не бывает, и это истязало — вечная неопределенность, противоречие, непонимание, как он к ней относится, подозревает ли, а если да, то почему она еще не в темницах и не в могиле? Или это типичное «держи друзей близко, а врага ещё ближе»? Ему тогда весь мир у себя под боком держать нужно, разве нет? Он все нависал над ней — высокий, точеный в своей ненавистной привлекательности… и злой. Очевидно. Как и она, хотя у неё это уже показное. Глупое. Их глаза — поединок серого и красного — препарировали друг друга, и было бы смешно сказать, что в равной степени. От взгляда Реддла у Агнес внутренности скручивало. Но голову она не опускала. Не хотела и не могла преломить эту немую дуэль первая. Её спас звук шагов. Одновременно они повернули голову к источнику, ещё скрытому за поворотом коридора, но Реддл все равно уже отступил от неё, добавляя между ними более подобающего расстояния. — Ты перетрудилась, — оставаясь воплощением невозмутимости, травил он ледяным ядом. — Возьми выходной и наведи порядок у себя в голове. Это сейчас была более вежливая формулировка «я твоими выпадами сыт по горло»? Агнес не знала, допустимо ли — и совместимо ли с жизнью — язвить сейчас дальше, но Реддл в любом случае этой возможности её лишил. Уже закончил разговор и отправился дальше по коридору — без неё. Её это всё как-то странно… уязвило. Смотря ему вслед, Агнес размеренно вздохнула, сжимая челюсть и не позволяя себе опустить подбородок, хотя хотелось — уткнуться взглядом в пол, запустить руки в волосы и задуматься, что она вообще творит. Ей мало обманывать темнейшего мага Великобритании. Нужно ещё попровоцировать, повозмущаться, делать всё то, что в её положении слегка нежелательно. Но справедливости ради — своим прямым заявлением она разве не могла как раз вызвать у него крупицу отрицания? Неприятия? Если вдруг взаправду он уже копается в подозрениях? А её обвинение в этом сейчас его… не то чтобы задело, конечно, но раз хотя бы немного разозлило… что-то в этом всём было. Что-то вне её понимания. Куда уж ей его понимать. Наверное, ей действительно пойдет на пользу не видеть его совсем хотя бы день. И стоило только позволить этой мысли проникнуть в ум, Агнес вдруг задумалась, что Реддл мог не о её разуме вовсе беспокоиться. Дать время себе. Чтобы Агнес не маячила у него перед глазами, и он мог бы навести порядок в голове у себя самого. *** Агнес возвращалась к этому короткому диалогу весь оставшийся день. Не давало покоя недоумение, насколько всё же хрупким или прочным могло быть её положение. Должна же быть причина этого вечного вмешательства в её мозг. У него нет доказательств — как прямых, так и косвенных, за исключением того её исчезновения на приеме, когда был убит гость, но это чересчур, чтобы за одно совпадение вешать на неё табличку «серийный убийца». Ещё и её роль верной приспешницы, которую она волочит на себе уже почти десять лет… Никакого явного мотива не прослеживается. «У тебя все было», говорил ей ещё летом без пяти минут убитый Флинт. И это правда же. Агнес живет в достатке, в каком-то смысле влиятельна в обществе, да она буквально на пьедестале в этом выстроенном на костях мирке. Всё благодаря службе Темному Лорду. Кто угодно бы покрутил пальцем у виска, прознав, что именно она решила выбить из-под этого мирка фундамент. Но Реддл? Это ведь он намучился с ней, годами перекраивая её мировоззрение, раскрывая в ней жестокость и вытачивая из неё достойного бойца. Мог ли он предположить возможную осечку? Что однажды поводок без его ведома ослабнет, а всё накопленное за те годы будет направлено на него? Тогда как раз он единственный и имел все основания её подозревать… если только не был чересчур в себе уверен. Эти размышления утаскивали её снова и снова, вопреки желанию провести ненадолго освободившееся время с пользой. Возможно, ей было бы легче сосредоточиться на полезном, если бы она вообще знала, что делать. Агнес пыталась набросать варианты, где могут храниться крестражи, исходя из его тяги к символичности, отчаянно пыталась. Толковых версий так и не придумалось. Навестить бы драконов и одного зануду, чтобы проветрить мозг и вернуться к поискам со свежим взглядом, но рискованно таскаться туда-сюда без должной причины. Поэтому Агнес сидела в четырех стенах, копаясь в газетах и, в общем-то, совершенно не представляя, за что хвататься. Как будто хранила мизерную надежду случайно наткнуться на любую зацепку, от которой можно отталкиваться. Прежде ведь ей относительно везло. Но резервуар её везения, кажется, исчерпался. Агнес в тупике. Единственное, что не подвергалось сомнению, это что надо бы скинуть с себя хотя бы один груз. Подвальный. Избавиться от досадного недоразумения. Средь бела дня туда отправляться неблагоразумно — по меньшей мере потому что сложнее выдумать, чем она занималась в это время, и, соответственно, подделать воспоминания. Так что днем она наконец отдохнула, восстановилась окончательно, будто и не было недавно никакого обморока — храни Мерлин магию и обычный крепкий сон, — а вечером отправилась в Косой переулок. Побродить по магазинам, восполнить запас зельев, канцелярии, всего, на что не хватало времени, покопаться заодно в книжных. Чаще она отправляла сюда Альфи. Не любила видеть, какой эта улица стала при Темном Лорде. Тихой, неживой — блеклым подобием того колорита, что был в годы её детства и юности. Но, справедливости ради, конкретно в этот период жизни больше постарался Жнец. Люди предпочитали в лишний раз не высовываться. Половина магазинов была закрыта. На их стенах — объявления о вознаграждении за любую информацию, что может быть полезна в поисках убийцы. Забавно. Завтра людей здесь будет больше: «Гибель воров» — не повсеместные чары, одни можно найти в подземельях Гринготтса, другие в Министерстве, но второе местечко вряд ли будет ближайшее время пользоваться особой популярностью. Поэтому вероятнее, что все параноики, когда отойдут от сегодняшнего, поломятся именно в банк, только бы удостовериться в том, что их разум принадлежит им. Трудно за столько лет не заметить методы Реддла, и Агнес подозревала, что он — чтобы отвлечь волшебников и создать видимость этого классического «все в порядке» в обществе — вполне может распорядиться о каком-нибудь мероприятии здесь. Чтобы люди, успокоившись после «Гибели воров», выходили из банка и видели не угрюмую, потопленную в страхе улочку, а оживленное и привычное прибежище для волшебников. Агнес всё блуждала здесь, размышляя, может ли это как-то использовать. Но Реддл — не глупец. Где скопление людей, там угроза, а где угроза, там будет целая свора представителей правопорядка. В Министерстве её это не остановило, но там была долгая изнурительная подготовка. До завтра Агнес не успеет ничего выдумать. Наверное, стоило озаботиться этим заранее, раз уж она понимала, что за её выходкой последует классическое отвлечение внимания, но продумывать столько шагов наперед — для неё задачка чересчур. У неё и так никакого удовлетворения даже от успеха в Министерстве. Да, одна женщина выжила и попалась, но других же это не отменяет. Яркая экспозиция, один труп и четыре смерти прямо среди толпы. Гордиться бы! А у неё — осадок. Долбанный Реддл. В подвал ночью Агнес заходила, поглощенная всеми этими мыслями. Никакого предвкушения от перспективы разделаться наконец с Беллатрисой. Хотелось просто сделать дело и вернуться домой. Стандартный набор действий — скинуть с себя мантию вместе с перчатками ещё в смежной комнатке, закрепить посильнее наруч с клинком на предплечье, толкнуть скрипучую дверь, тут же её за собой запереть. Несколько шагов от порога. Включить магией тусклый свет. И наткнуться взглядом на пустой стол. Агнес замерла. Даже не моргала, хотя, может, стоило бы — отделаться от морока, если это правда морок. А не гребаная действительность, где запропастилась куда-то та, кто не мог и не должен был. Как?.. Как вообще… Если бы кто-то вторгся в подвал, Агнес бы об этом узнала, здесь по умолчанию вшиты в стены защитные чары. Даже если Беллатриса высвободилась из цепей, двери бы сама не открыла. Значит… У неё была всего пара секунд на осмысление. Её подозрение подтвердилось звоном металла за спиной. Сродни инстинкту — выставить руку между горлом и цепью, которую Беллатриса попыталась накинуть ей удавкой. Накинула все равно, но сдавить из-за вовремя просунутой ладони не удалось: железо шеи не коснулось. Зато удалось Агнес отвлечь. Беллатриса запросто оттого выбила из второй её руки палочку — древко прокатилось по полу, исчезая в темени. Какой же все-таки гадкий звук. Цепь одернулась рывком назад, впилась в кожу ладони, привлекая Агнес ближе к Беллатрисе, решившей пояснить: — Если ты не владеешь беспалочковой магией, не значит, что все такие же бездари, — хрип прямо в ухо. Мурашки отвращением полезли на кожу. Агнес допускала подобное, да. Поначалу в подвал заходила с осторожностью, предполагая, что Белла могла бы разрушить свои оковы даже без палочки, устроить засаду и напасть. Но этого так и не происходило. А затем, после всех пыток, шанс такого исхода все больше и больше сводился к нулю, и бдительность уже была ни к черту. На неё так повлияла крайняя встреча? Изведение легилименцией, слова Агнес, десятки часов, проведенных в котле своей бесполезности. Накопила-таки эмоций, чтобы выплеснуть в магию? Но она все равно слаба. Измучена и истощена. Как бы сильно ни пыталась держать хватку, сжимать жесткими звеньями… одна из её рук ведь вовсе повреждена. Пальцы должны работать неисправно. Агнес приложила не так много усилий, чтобы резко за звенья рвануть и нырнуть головой в освободившееся между ними и шеей пространство. Высвободиться. Развернувшись тут же, рывком потянула цепь на себя. Беллатрисе повезло вовремя ту выпустить — по инерции подалась вперед, едва не напоролась на уже оголившийся клинок, но вывернулась. Ушла вбок и тут же бросилась. Вся — стихийность, какая-то дикая первобытность. Это испугало бы даже. Да, очень испугало бы, без лукавства: один на один против Беллатрисы Лестрейндж даже при наличии клинка на предплечье. Но нынешние обстоятельства как-то не располагали. Конкретно в этих условиях преимущество явно не на стороне Беллы. Агнес была быстрее. Ускользнула. Оказалась за её спиной, толкнула к стене, схватила пальцами за путаную копну кудрей и с силой приложила головой о твердую поверхность. Это действительно обидно, что столько времени Агнес обучалась немагическому бою, чтобы по итогу драться то с Уизли, который ни разу ей тем же не ответил, то с измученной пытками женщиной. Ей, может, уже специально куда-нибудь к аврорам выползти?.. Развлечься. Просовывая руку между стеной и шеей Беллатрисы, она поинтересовалась: — И вот нужно тебе было?.. Освобождаться, только чтобы лишить Агнес ещё пары нервных клеток, но все равно умереть. Белла так не считала. Лезвие не успело полоснуть по горлу: остановила острая боль в руке. Эта сумасшедшая вцепилась в неё зубами. С силой, до звезд в глазах. Агнес выругалась, отшатнулась, отпрянула против воли. Почти сразу опомнилась, но Беллатриса уже сумела выскользнуть из ловушки и устремиться в сторону, от клинка подальше. — Это ваше знаменитое блэковское безумие или у тебя просто бешенство? — уточнила Агнес, встряхивая кистью — стряхнуть боль от укуса. Честно говоря, она поставила бы на второе. Но Беллатриса зацепилась за первое: — Меня в безумии упрекает само благоразумие во плоти. Невинная добродетельница. — Она подняла руку, демонстрируя лишенные ногтей пальцы. — Что скажет твой папочка о твоих увлечениях, когда ты с ним наконец воссоединишься? И пошатнулась, будто была пьяна. В её состоянии — неудивительно… хотя что там?.. Кости все залечены, какое-никакое питание давалось зельями. Немного поджарен мозг, но по своему опыту Агнес знала, что это проходит. Разве что скованность цепями могла бы сказаться на залежавшихся мышцах, да только это пустяк на фоне того, что в Беллатрисе — смесь кровожадности и горячей ненависти. Бурлила лавой. Достаточно, чтобы крупицы сил собрать и, если уже не вырванными ногтями, то хотя бы зубами любимую кузину искромсать, загрызть, разодрать ей глотку. Надо было её всё-таки просто выпотрошить. Тогда бы она хоть не вещала сейчас своим сиплым, скрипучим голосом: — Я все удивляюсь, как он породил что-то… такое. Хотя и твой братец… — Она демонстративно поджала истресканные, залитые давно засохшей кровью губы. Вся выпачканная в этой крови, лохматая, шаталась и сутулилась. Настоящая ведьма, какими их рисуют глупые маглы. — У него я тоже не замечала этих прелестных наклонностей. Слушай, может, ты просто подкидыш? Может, она заткнется? Беллатриса явно просто выводила её, давила на больное, чтобы уравнять силы. Гнев же слепит. Обычно. У Агнес злости не было — была усталость. Желание закончить этот цирк, и вроде бы это должно быть так просто — вот Беллатриса перед ней, безоружная, слабая, заморенная. Но, кажется, Агнес немного недооценила её, когда жаловалась мысленно на скуку. Взгляд у Беллы такой хищный, свирепый, что не оставалось сомнений — её хоть месяцами пытай, стержень в ней ни на трещину не надломится. Это восхищало бы, не будь Беллатриса такой раздражающей сукой. Приближаться к ней лоб в лоб не хотелось, но тогда только использовать палочку. Трогать свою — рука не поднималась. При проверке палочек ей оправдываться даже за безобидное Оглушающее. Остается только выбитая парой минут ранее… Агнес невольно кинула взгляд в угол, где та исчезла. Зря. Беллатриса посмотрела тоже. И была к той ближе. С места сорвались они одновременно. Белла была первее и уже протянула к палочке руку, когда Агнес саданула по этой же руке ботинком. Сломанные-залеченные кости не подвели — Белла взвизгнула. И, увы, додумалась ответить тем же. В ту же секунду, одновременно почти, выбила опору из-под Агнес, не успевшей перенести вес на обе ноги. Пол встретил позвонки и затылок тупой болью. Вот так и учи захваты, блоки, приемы, чтобы оказаться опрокинутой на спину обыкновенной подножкой. Это была первая мысль, беглая, скользкая, желчная. Вторая — не дать Белле подобраться к палочке. Агнес сцепила зубы, пнула древко, откидывая от них обеих подальше. Чтобы Белла бросилась за ней, за это время можно бы подняться и тогда уже со спины… Но Беллатриса обломила хлипкий план. Ей не нужна палочка, чтобы… что? Задушить голыми руками? Агнес не очень понимала, чего Белла хочет, лишь тщетно лягнулась, но не успела ничего сделать, когда та уже навалилась сверху, коленками врезалась в пол, придавливая Агнес всем весом. Серьезно задушить? Или что, все-таки зубами?.. Стало яснее, когда Беллатриса схватилась за вооруженное клинком предплечье Агнес. Резким движением — к горлу, её, вжатой в пол и слегка так потрясенной. Её — её же оружием? Сдурела? Запястье вовремя провернулось так, чтобы боковой край лезвия вжался не в шею, а в руку. Глубоко, длинной раной вдоль ладони. Агнес зашипела, но не могла убрать единственную преграду между лезвием и собственным горлом. Любое неудачное движение — острие соскользнет. Может, и не по артерии, но рисковать?.. Сцепленные хваткой пальцы Беллатрисы — хрупкие, в одной руке некогда проколотые спицами — ощутимо подрагивали, выдавая жуткую боль, эту ненавистную ей слабость. Которую она наверняка сейчас посылала ко всем бесам, старалась просто пересилить, не обращать внимания, дожать, убить. Она-то ведь могла давить ладонями, телом, всем весом. А у Агнес положение не самое удобное. Плечо неприятно выворачивалось, мышцы напрягались до предела в попытке отвести собственное предплечье подальше от своей же шеи вопреки натиску сверху. Какая-то безысходность — внезапная и до невозможности идиотская. Как до этого вообще могло дойти? Лезвие её же клинка распарывало кожу всё больше, и эта боль, жгучая, едкая, нарастала, как будто в ладонь поместили сгусток жара и добавляли огня. Каждой секундой, всё острее, ярче, — до мелких точек перед глазами. — Я думаю… Темный Лорд… не очень… обрадуется… — одышка рубила слова Беллатрисы: — …что я убила тебя… сама… но… Какая самонадеянность. Наблюдай Агнес за этой сценой со стороны, было бы даже интересно сделать ставку, кто сдастся быстрее, но учитывая, как у неё уже начинала неметь от раны и напряжения рука… уверенности в исходе никакой. И вот сейчас бы палочка не помешала, даже её личная, плевать, да только Беллатриса, сволочь, придавила кобуру телом. Всё, что оставалось, ногтями другой руки впиваться в запястья Беллы, все еще усердно старающейся развернуть предплечье Агнес острием к горлу. Губы Агнес искривились от слабой усмешки. Угораздило… Так нелепо. Глупо. Абсурдно-смешно-бессмысленно. Проиграть здесь — и все обернется бессмыслицей. Даже на подмогу никто не придет, потому что некому. С принцем ей в этой сказке не везет. Да и сама всё заварила, ей и выпутываться. Агнес стиснула зубы и согнула ногу в колене, ударяя им Беллатрису по спине. Держащие хваткой руки на секунду отпустили: этого хватило, чтобы попытаться вырваться. Попытаться — почти сразу же цепкие крючки пальцев вновь сомкнулись, и запястье теперь уже было повернуто под тем углом, что… Боль, слепящая — не столько физически, сколько ужасом неминуемого. Ошпарила тонкой полоской шею. Ну уж нет. Нет. Острие тут же соскочило, не вонзившись глубже. Злость вскипела за секунду, собирая все силы и эмоции в кучу. В рывок. Беллатриса уже не смогла удержать руку, рванувшую вверх. К тонкой шее, окруженной тучей черных кудрей. Звук прорезаемой плоти, а за ним — тишина. Неестественная. Колебалась только от тяжелого дыхания Агнес, не до конца верящей, что… получилось. Беллатриса не верила тем более. Разумеется. Смотрела на Агнес круглыми, застывшими от удивления глазами. Клинок вошел в шею до омерзения глубоко — лезвия практически не было видно. Вот и всё. Всё. Поделом. Для надежности Агнес дернула рукой вбок, удлиняя разрез, — и пришлось тут же закрыть глаза, чтобы не попали в них брызги крови, обрушившейся горячим потоком. Обагривая руку, лицо, одежду. Губы были плотно сомкнуты, но даже на языке почудился металлический привкус. Замутило. Глаза все еще закрыты, и все равно от дурноты ощущение было, будто пол уходил из-под спины и подвал шел по кругу. Да, именно то, о чем Агнес мечтала. Искупаться в крови своей кузины. Буквально. Блеск. Вслепую Агнес выдернула клинок и спихнула с себя слабеющее тело. Пальцами провела по векам, орошенным красными каплями, чтобы их хотя бы открыть, и без сил уставилась в потолок, пока на периферии Белла подергивалась рядом в предсмертии. Да уж… Странный денек. Мышцы запеклись саднящей болью от только-только спадающего напряжения. Ладонь полыхала. Собственная кровь горячей полоской стекала под рукав, чужая на лице и одежде давила неприятным теплом. Плечи легонько затряслись — её пробрало на смех. Вот так и оставляй жертв в живых подольше. Нет, нет, больше никаких пыток. Даже если ей повезет однажды добраться до какого-нибудь Крауча — он умрет смертью жестокой, но быстрой, чтобы наверняка. Агнес поднялась из лежачего положения в сидячее, сморгнула дробленую черноту в глазах, взглянула на свою ладонь, рассеченную глубокой продольной линией. Паршиво. Поворот отяжелевшей головы в сторону — чтобы посмотреть на Беллатрису, стихающую в своей агонии. Кровь еще текла из шеи, уже не хлестала так сильно, но высвобождалась мелкими струйками, пропитывала кудри, рассыпавшиеся по полу. Сознательность в черных глазах уже совсем гасла. Не такой представлялась её смерть, по правде говоря. Будет уроком. Слишком многое Агнес на себя взяла и слишком многое возомнила. Что делать с трупом, она придумает потом, а пока вставала неприятная дилемма. С одной стороны, нужно привести себя в порядок, на случай, если она встретится случайно с Реддлом — никогда не предугадаешь, когда он решит почтить её квартирку своим лордовским визитом. Её залило изрядно, даже волосы напитались кровью, и вряд ли он оценит этот великолепный внешний вид. Точнее, оценить-то оценит, но объясняться ему… А смывать с себя всё это с раненой рукой — проблематично. И больно, всё ещё, до ужаса, она даже не могла пошевелить пальцами, каждое движение отдавало новым огненным всплеском в ладони. Зашить бы её, но если зашивать без бадьяна — останется шрам. Агнес в колдомедицине слегка так плоха, и это «слегка» — громадное преуменьшение. Её учили калечить, а не лечить. И все же, что хуже — вернуться домой просто с шрамом на руке или так, будто побывала на скотобойне? Агнес вздохнула, подобрала с пола снейповскую палочку. Навела её на залитый кровью порез, заставляя распоротые края кожи с отвратным зудом соединиться. Этот вариант все же немного заманчивее. *** Её предсказание относительно методов Реддла сбылось — Косой переулок оживился к следующему же вечеру. Наполнился волшебниками. По приказу Министерства за сутки открылись несколько прежде закрытых заведений, запущенную улочку привели в порядок, отодрали с заколоченных окон гнилые доски. Незначительно украсили, чтобы нагнетающие листовки о поиске Жнеца не так резали глаз. Обстановку контролировали только авроры, вероятно, потому что ситуация в принципе не требовала привлечения элитных бойцов Темного Лорда. Работников отдела правопорядка было достаточно. Это не более чем мера предосторожности: ничтожен шанс, что Жнец высунется опять так скоро. Уже прояснялись правила игры — ходы чередовались, как в партии. А сейчас очередь Темного Лорда. Не Жнеца. Если только последний не решит, что правила не для него. Никогда и не были, по правде. Агнес отработала очередную утомительную смену в Отделе международных дел и посетила этот сомнительный праздник жизни как гость, а не как сторож, который сторожил бы запуганную толпу от самой же себя. Купила на недо-ярмарке пару волшебных безделушек, погуляла по извилистой улочке, наслушалась от знакомых колдунов и ведьм «об этом подонке», в котором ничего святого — ни детей не щадит, ни женщин… Жнецу, видимо, осталось для целостной картины пойти только по старикам. Что ж, если случится чудо и до Реддла однажды все-таки дойдет очередь… Всё это мероприятие затягивалось — желающих прочистить себе разум от возможного Империуса оказалось немало, и очередь все не рассасывалась, но Агнес ближе к ночи была уже дома. Занималась языками, чтобы освежить в памяти всё запылившееся, а затем, как приличная девочка, отправилась в постель ещё до полуночи. Раз уж она «перетрудилась», значит, и времени на сон ей нужно больше. А Реддл к той теме разговора, впрочем, так больше и не возвращался. Все их сегодняшние обмены репликами были сухими, выструганными исключительно по работе. Агнес даже не решилась полюбопытствовать, будет ли он в Косом переулке — атмосфера как-то не расположилась к ненавязчивым беседам. Но по итогу его там не было. А если же всё-таки ещё появится… ну, это плохо. Потому что пролежала Агнес в постели только минут пятнадцать, считая тиканье стрелок в настенных часах, выжидая, чтобы удостовериться, что воспоминание выглядит убедительно. А затем вынырнула из-под одеяла и принялась одеваться обратно. Такая это всё порой несуразица — как будто она сбегает бунтующим подростком от строгих родителей, — но как ещё обманывать дотошного легилимента? Приходится запасаться ложными кусками памяти, чтобы всегда было чем оградиться от нападок. Алиби «я спала» — скверное алиби, но как Реддл докажет, что воспоминание оборвалось искусственно, окклюменцией, а не тем, что Агнес просто заснула? Старая-добрая презумпция невиновности всё ещё имеет место даже в их системе нового магического мира. Трансгрессировала Агнес в грязный закуток Лютного переулка, который мельком заприметила ещё несколько часов назад. Волшебники не рисковали разделяться и уходить в темные опустелые места, уж тем более пользующиеся сомнительной репутацией. Никого рядом не оказалось. Агнес сперва удостоверилась, а после ногой встала на выступ в стене, рукой схватилась за другой и подтянулась, вскарабкиваясь наверх, на покатую крышу. Зажившая ладонь ныла, но плотная ткань перчаток смягчала боль, не давая жесткой поверхности соприкасаться со шрамом. На крыше никого не оказалось, очевидно. Ещё бы. Не рискуя пока вставать на ноги, Агнес напустила на себя дезиллюминационное. Неприятный холодок объял жилы, зато можно было теперь встать, выпрямиться в полный рост, не рискуя быть замеченной никем снизу. Ступать все равно приходилось тихо. Осторожно, мягко, не привлекая внимания неосторожным шагом. Брести по крышам, сперва серым, неприглядным, обшарпанным, а затем по совсем уж разношерстным — когда очутилась уже в Косом переулке. Шла, поглядывая на немного проредевший поток волшебников внизу. Слава Мерлину, последние ноябрьские деньки в Лондоне были пока теплыми. Если бы кровля оледенела, Агнес, вероятно, просто свалилась бы прямо на головы магам. Так себе демонстрация… У здания, в котором разместился старенький магазин пряжи, крыша была самая удобная — плоская, без скатов, с небольшой оградой по краю. Высота строения и близость к банку, около которого все еще ошивались волшебники, тоже располагали к выбору. Так что здесь Агнес и припрятала тело. Ещё утром, до работы. Трансгрессировала несколько раз. Сперва отыскать место, затем незаметно переместить и спрятать тело — сложно, муторно, но нужно. Дезиллюминационное, которое Агнес накинула на Беллатрису во время утреннего перемещения, уже давно спало, и тем не менее та все еще была не найдена. К счастью. Агнес опасалась, что авроры будут прочесывать и крыши тоже — обошлось. Могли, пожалуй, проверить переулок на наличие какие-нибудь взрывных веществ, но это легче проверяется магией. Агнес бесшумно приблизилась к телу, опустилась на колени. Там, внизу, пусть не кипела, но шуршала жизнь. Волшебники — и авроры в их числе — были совсем рядом. Кровь оттого гудела в венах, пульсировала волнением, и каждое движение было донельзя медленным, плавным, осторожным. Что весьма проблематично, учитывая, что дело она имела с цепями, которыми была скована покойная Беллатриса. Обе её руки. Концы же этих цепей были заранее приклеены к каменной поверхности. Агнес оставалось только проверить надежность — как можно тише дернуть. Сердце уже било так гулко, что одна сосредоточенность — на цепях — сместила другую, и дезиллюминационное на Агнес мерно растворилось. Ничего. Выступ её перекрывал. Главное не высунуться случайно, а если краем капюшона и покажется… вечер уже поздний, безлунный, все освещение было направлено на низ улицы, не на крыши. Хотя если авроры бдят неустанно за каждым шевелением… Металл всё же лязгнул, резанул ей по ушам. Агнес застыла, притихла. Выждала несколько секунд. Ничего не произошло, только собственный пульс все так же шумел в ушах. Хорошо. Цепи присоединены крепко. Можно претворять задумку в жизнь. Но как же, великий Салазар, страшно. Согнутой напополам в своем укрытии, Агнес пришлось сделать несколько размеренных вдохов-выдохов, чтобы относительно угомониться. Сама же все затеяла. Куда теперь отступать? И зачем? Кровь в сосудах закипала так, как уже давненько не было. Ни в подвале, ни при захвате Чешского Министерства… ничто в сравнение не шло. Даже в Хогвартсе было не так. А ей же — в идеале — не нужно сейчас даже сражаться. Всего-то скинуть тело, оставив болтаться в цепях на глазах у волшебников, и сразу трансгрессировать, вот прямо так, комочком за каменной оградой крыши, даже не нужно высовываться. Потому что как раз-таки если и высунется, то там останется только бежать — без сосредоточенности, которая требовала хотя бы несколько секунд спокойствия, трансгрессируешь максимум на пару ярдов в сторону. На дальние расстояния — без концентрации — расщеп гарантирован. Но ей это не грозит, правильно? У неё всё просто. Скинуть и исчезнуть. Ну же. Агнес прикрыла на секунду глаза, собираясь с духом. Руки просунула под мертвое тело, взялась удобнее. Белла худая и не сильно высокая, но смерть, кажется, прибавила ей несколько фунтов. Вдох и выдох, до упора в легких загребая воздух, опять. Нет, всё. Нужно уже покончить с этим — на мысленный счет «три». Раз. Два. И три. Агнес перекатила тело через ограду. Быстро, одним движением, не давая себе одуматься. Зловеще громыхнули цепи, заставляя труп дернуться в воздухе и повиснуть. А Агнес вдруг — в последнюю секунду — стало этого мало. Чересчур слабо. Безыскусно — сбросить труп и уйти, трусливо и по-тихому. Поэтому она совершила свой, наверное, самый бестолковый поступок из всех. Самый безрассудный — и это о многом говорит, учитывая, сколько уже она натворила. Одновременно с появлением мертвого груза на глазах волшебников появилась и она. Встала, спокойно выпрямилась, давая увидеть её из-за ограды. Возвысилась над Косым переулком темной фигурой. По волшебникам пошла цепная реакция — оглядывались, кто на лязг, кто из стадного инстинкта. Все приковывались взглядом к повешенному трупу одной из самых опасных слуг Темного Лорда — висящей с раскинутыми в стороны руками, будто распятой — и силуэту на крыше над ней. Тот, кого они так ненавидели, презирали, боялись — прямо перед ними. Зачем — непонятно. Но как же хорошо. Щипало что-то в грудной клетке, сладко-терпкое, отдавало пряностью на языке. Превосходство. Долгожданное и нужное, как зависимость. Увы, безликая маска прятала ухмылку, расцветающую на лице. Но Агнес не сомневалась, они должны понимать, насколько Жнец доволен собой, раз впервые вышел из тени. Всеобщее онемение длилось считанные секунды, расползалось тонкой паутинкой инея, чтобы вскоре хрустнуть. Разломиться чьим-то криком. Начался гам, полетели аврорские проклятья, целя в Жнеца настоящим шквалом, но Агнес уже развернулась и бежала прочь. Трансгрессировать на ходу — не вариант, останавливаться опасно, и она просто мчалась по крышам, отчетливо слыша, какой шум подняла на улице. Уже через дюжину ярдов посыпались трансгрессирующие на крышу авроры. Вспышки. Протего. Оглушающее в ответ. Свернуть резко в сторону — и на другую крышу прыжком. Ещё одно её Остолбеней скинуло аврора с края, и взглянуть бы, сломал ли он себе шею, но не было ни миллисекунды на оглядывание назад. Свист заклинаний подстегивал бежать быстрее. Прямо как в той магловской школе, полутьма заботливо её прятала, и только бесконечная очередь магических атак рвано подсвечивала полностью черную, ни на миг не останавливающуюся фигуру. Вот такое Агнес по душе. Когда нет времени настраиваться, нет времени на растерянность, нет времени думать. Только беспрестанное движение, и цель одна — выжить. В такие моменты тело как будто само знает, как лучше. Попытаешься включить мозг — оступишься. А крыши Косого переулка — настоящая полоса препятствий. Агнес перепрыгивала, ныряла в прорехи между трубами, прокатывалась по кровле боком, цепляясь пальцами, чтобы не слететь с крутого наклона прямо в руки тем аврорам, что остались на земле. И в голове — на пару с боем разогнавшейся крови — простое «вау». Вот это уже было по-настоящему весело. Ей, оказывается, только этого в её деятельности Жнеца и не хватало. Обычной погони. Азарта — как острой специи в приедающемся блюде. Агнес оттолкнулась от очередной крыши, чтобы перелететь на другую. Просчиталась. Край врезался под ребра, вышибая из легких воздух, но Агнес заставила себя через силу подтянуться на руках — за миг до того, как влетело проклятье туда, где только что болтались ноги. Задело стекла окон, раскидывая осколки градом. Агнес спряталась за выступом, хватая ртом воздух. Сжала в полоску губы, сглотнула, швырнула проклятье в ответ и снова — в бегство. Авроры целили в неё щадяще, потому что наверняка хотели — или им было велено — взять Жнеца живым. Самое мощное из всего — Редукто, прошивающее крыши взрывами в попытке сменить курс Жнеца. Но Агнес в этих поднявшихся клубах дыма, пыли и кусков кровли как раз и пряталась. Бедные владельцы магазинов… фасады зданий немного подпортились. Наконец, она добралась до Лютного переулка, до неосвещенного закутка, откуда пришла. Скатилась по наклону крыши — гадство, прямо в ловушку: один из авроров догадался, куда она пойдет. К нему присоединился второй. Конечно. Спуск у Агнес был быстрый, аврор не успел выстрелить. Ногой она прилетела ровно в его руку, выбивая палочку и сбивая его заодно с ног. Тут же Протего — защищаясь от проклятья второго. Спешный обмен заклинаниями, напряженная дробь проклятий… в ушах уже закладывало от бесконечного свиста. Церемониться времени не было. Ослепительный зеленый луч Авады Кедавры проломил аврорский щит и отозвался паскудным ознобом по разгоряченной коже. Эти Непростительные… такая мерзость, дементоры бы их побрали. Другой — первый — аврор уже подобрал палочку, подобрался сам, пуская в Агнес заклинание. Она трансгрессировала — не прочь, а ему за спину, и рука тут же метнулась к его шее. Скользящее движение по глотке. Такое простое, такое уже обыденное, что Агнес задумалась: для неё это как распороть игрушку, плюшевую какую-нибудь, обычную куклу. Кожа — ткань, жилы — неаккуратные швы. Если бы ещё не хрипел и не дергался, падая наземь… Осознавала Агнес свое невосприятие жертв как людей уже давно, но иногда это ударяло молоточком по рассудку, напоминая, какая же это всё-таки, как ни посмотри, жуть. Настолько изломать свое восприятие реальности. Боковое зрение отметило подмогу: авроры появлялись, и на земле, и с крыш, окружали. Но Агнес, стоя внизу среди двух трупов, уже не бежала. Была не на ходу и не в спешке, а потому могла позволить себе трансгрессировать как можно дальше отсюда. Ровно за секунды до того, как в той же точке сомкнулись — напрасно — магические всполохи из палочек авроров. Жнеца на улице уже не было. *** Если бы не скотская боль во всем теле, на следующий день Агнес бы решила, что не было ничего. Абсолютно — ничего из этого безумия, совсем. Никуда она вечером из постели не выбиралась, не уходила, просто заснула и все эти бредовые события — плод её воспаленного воображения. Стоило ей только поднять тяжелые веки и собрать по всплывающим в памяти кускам свою вылазку… Первая мысль: больная. На голову. Как будто вчера она была пьяна, одурманена, подчинена адреналину, а сейчас неминуемо пришло похмелье под ручку с логичным вопросом «Зачем?» Спросить бы не так цензурно, но вышколенный аристократизм всё же держал её мысли в узде. Периодами. Так или иначе, Фортуна снова повернулась к ней лицом, словно чередовала свои подачки по величине, то урезая их до минимума, то давая в полном объеме. Интуиция, велевшая вопреки всякой логике показаться народу, не подвела. Как оказалось. Среди волшебников в Косом переулке были газетчики, а потому мрачная фигура Жнеца, возвышающаяся над улицей и трупом Беллатрисы Лестрейндж в частности, попала на колдографию и разлетелась по всей Великобритании. Разумеется, выставленная в дурном свете. Безумец, маньяк, чудовище. Журналисты перемыли бедному Жнецу все косточки. Ничего нового, по сути. Самое приятное в газеты не попало. Ну, разумеется. Агнес узнала об этом только в Министерстве, когда заставила себя встать, закинуть в желудок пару зелий и как ни в чем не бывало отправиться на работу. Узнала, что, как только авроры вернулись из переулка ни с чем, особо смелый маг в толпе, кажется, мистер Гамп, высказался за всех. Высказал — мягко говоря — недоумение, как можно было не поймать преступника, который был у них прямо перед носом. Ему велели заткнуться. Он не заткнулся. Тогда приняли решение заткнуть его принудительно, но за него вступился второй волшебник. А за второго — третий. И четвертый. И всё больше, больше, больше. Одно недовольство стремительно переросло в полноценный конфликт с органами правопорядка, и уже вся улица окунулась в шумный, жестокий, такой желанный и нужный… хаос. Наконец-то. Первый весомый бунт. Неизвестно сколько бы этот беспорядок продолжался, если бы не появился Реддл, быстро усмиривший толпу. Уже неважно. Важно, что уж теперь-то общество ещё больше, чем прежде, ощутило неотвратимую близость Жнеца — неотвратимую вопреки всем мерам, речам, заверениям Темного Лорда. И людское терпение начало себя исчерпывать.