— 2002 год —
Что для Магической Великобритании в новинку, для Франции — рутина. Поэтому насладиться реакцией британского общества — а еще лучше, Реддла — Агнес в полной мере не смогла: её отправили в Париж, где снова вспыхнули массовые беспорядки, как будто дистанционно подхватив обострившиеся настроения Лондона. Для Жнеца — хорошо, для Агнес — плохо, потому что Агнес хотела выспаться. Не сложилось. Целый отдел Министерства выступил с забастовкой и демонстрациями на улицах города, к которым подключились и обычные, неминистерские волшебники. Демонстрации отнюдь не мирные, весьма яркие, показательные, наглые в своем протесте — пришлось вмешиваться Пожирателям Смерти. Сворачивать спектакль, усмирять разошедшуюся молодежь, тушить и восстанавливать здания, контролировать работу стирателей памяти, которым нужно было обработать свидетелей-маглов. — Дегенераты, — услышала она усмешку сбоку, пока заводила в одну из камер незадачливых бунтовщиков. Тех, что остались живы, во всяком случае. Голос принадлежал Теодору, на пару с ней контролирующему в этот раз ситуацию в Париже. Так же расфасовывал сейчас мятежников по клеткам. Встретив её вопросительный взгляд, не стушевался, напротив, усмешка стала шире, и он пояснил: — Тем, что они устроили показуху при маглах, только себе же отяготили срок, — покачал он головой, будто разочаровываясь. — И дали Лорду больше преимуществ в создании видимости, что он только оберегает магическое общество… Её растерянности, которую она старалась не показывать, это не развеяло. Агнес смотрела на него и не могла понять. Всё это звучало скорее как «могли бы бунтовать и получше» или он глумился из простого желания поглумиться, не имеющего потайного дна. Если первое… — Осторожнее, Нотт. Время сейчас такое… каждый может побежать с доносом за мысли, сходные одному маньяку. Тон бесцветный, Агнес сама бы не различила, с иронией она говорит или нет. Но Теодор только рассмеялся. — Ну, буду надеяться, по старой дружбе наших отцов ты меня не сдашь? Его развязное веселье было заразительным, и Агнес сдалась, тоже позволила себе улыбку, пока обходила его, чтобы пройти к выходу: — Я подумаю. Агнес действительно подумает. Она вряд ли ошиблась, нотка пренебрежения — непозволительного — в отношении Темного Лорда промелькнула. Это мелочь, Теодор был исполнительным и верным приспешником, но если… копнуть глубже? Она о нем мало что знала. Его отец появлялся в её доме и то чаще, сам же он показывался только на общих многолюдных мероприятиях, но был младше её на пять лет, а потому им незачем было пересекаться, даже будучи детьми одного и того же поколения Пожирателей Смерти. Насколько он в самом деле предан Лорду? Или, вернее, его идеям. Его методам. Агнес осознавала, что утрирует, и одна беглая фраза не значит ровным счетом ничего, но, если вдруг однажды ей понадобится отвлекающий маневр, чтобы перекинуть подозрения в причастности к Жнецу на кого-нибудь… Худой, но, увы, высоковатый, чтобы сойти за Жнеца, и все же — учитывая, как темно было и при наложении Империуса, и в Косом переулке — восприятие фигуры на глаз допускало погрешность. Играла роль перспектива. Психологические факторы, да банально даже обыкновенная память. Рост в этом случае не мог быть неопровержимой частью розыскной ориентировки. Но это всё так. На будущее. Пока что Агнес даже не могла сказать толком, какая реакция у Реддла на весь тот лондонский беспредел. Он опосредованно — даже не лично! — отослал её во Францию практически сразу, сам остался разбираться с Лондоном и одновременно с границами в Европе, на которых запертые волшебники пытались прорвать блокаду изнутри. Это не назвать серьезной проблемой ввиду того, что его люди, находящиеся за пределами барьера, могли спокойно трансгрессировать и тем самым быстрее обеспечивать подкрепление, а те, что были в пределах, были снабжены портключами. Прага же, на удивление, вовсе существенных осложнений не создавала. И все равно это всё требовало его времени, а потому Агнес могла хоть сколько-то понаслаждаться безреддловской жизнью в Париже. Устранение беспорядков отпечаталось на ней вывихом в плече, ушибами и парой порезов от Режущих и осколков, поэтому теперь она хотя бы имела вескую причину заглянуть к колдомедику, который подлатал её потрепанное тело надежнее, чем она себя сама после приключений в Лондоне. Вышла она из кабинета во французском госпитале как новая, без этой жуткой тянущей боли в мышцах, оставшейся ещё с беготни по крышам. Вдобавок же ещё она вскрыла себе заново ладонь. Нарочно распорола шрам — якобы только-только поранилась, там, на улицах, — чтобы специалист зашил её аккуратнее. И хоть след все равно остался, но блеклый, не такой явный: уже не воспаленный, не розовый, как выглядят лишь недавно зажившие рубцы, а обычный тонкий и белый шрам. Можно и не заметить. Агнес на это надеялась. Также в отсутствие Реддла можно бы пока продолжить свои исследования в поиске крестражей, но её мутило, стоило только немного их мысленно затронуть. Угнетало непонимание, в какую сторону копать. И вроде бы можно ткнуть пальцем в небо, хоть какое-то направление выбрать… только сколько времени это займет? Агнес вроде как не ограничена в сроках, Реддл и так изрядно обогнал её в ходах с этим своим гребаным барьером, и пытаться поспеть за ним бессмысленно, но хотелось бы все же более или менее синхронизировать поиск крестражей с деятельностью Жнеца. Чтобы больше выводить Реддла из равновесия, чтобы больше распылялся на разные фронты проблем… а диадема была уничтожена в октябре. Полтора месяца назад. Плоховато. У неё оставался вариант, к кому обратиться, и пусть было уже стыдно — после того-то выступления в подвале, — но придется проглотить гордость. Если нужно будет опять заплатить, она заплатит, сколько потребуется. Брахман после услуги с Беллатрисой не покинул сразу Францию. На вопросы Агнес, почему, отвечал расплывчато, в своем духе. Может быть, хотел изучить дальние от него культуры, раз уже забрался от дома так далеко… вместо того, чтобы вернуться в Индию, предпочел скрыться в густых лесах Альп, неподалеку от Гренобля. От предложения Агнес оплатить ему квартиру в черте города — отказался. Отшельники вроде него часто кочуют, и хоть он сам больше предпочитал жить в одной единственной хижине, чем скитаться, для него не оказалось проблематичным соорудить себе магией небольшое временное жилище, как делают обычно садху-кочевники. Наполовину вкроенное в крупный овраг, подшитое сбоку бревнами, сверху укрытое мхом… Совсем крохотная обитель. Агнес еле её отыскала на обширных лесных просторах горного массива, и то — лишь по наводкам и отметинам на деревьях, которые брахман для неё оставил. Двери как таковой не было, и Агнес не представляла, как попасть внутрь. Смотрела на это безоконное и бездверное чудо, слушала почтительную тишину голого зимнего леса и думала. Ничего оригинальнее того, чтобы просто постучать в пустую стену, тут все равно не выдумать, поэтому Агнес осторожно приблизилась. Руку над досками даже занести не успела — дом будто наперед почувствовал её появление: узкие бруски ожили, выдвинулись и сами перебрались в сторону, открывая проход. Внутри совсем темно и, на первый взгляд, пусто, но Агнес помедлила только недолго, прежде чем, пригнувшись, шагнула в эту непроглядную темень — оказавшуюся скорее коридором между лесом и настоящей обителью. В которой уже совсем не так тесно, как показалось снаружи. Разумеется. Чары незримого расширения они и в Индии чары незримого расширения… межкультурный фокус. И все равно хижина даже изнутри куда скромнее, чем можно было бы соорудить при такой-то магической силе. Две комнатки — одна из них, дальняя, отведена под служение богам: Агнес видела через незадернутую штору многоярусный алтарь со статуэтками, подношениями и благовониями, от которых доносился сюда тонкой дымкой сладко-пряный, древесный запах сандала. Здесь же, где стояла Агнес, никакой толком мебели, даже кровати не было, а единственные столики, больше похожие своей топорностью на низкие табуретки, были заставлены столбцами ветхих книг — спал и сидел мужчина на полу, но книги на пол класть не желал… Свет теплый, мягкий, исходил из масляных лампадок, подвешенных на цепях: так было в храмах, по которым садху её однажды водил в рамках своего неординарного обучения. Сам он сидел сейчас на полу, рядом с этой импровизированной подставкой для книг. Читал. — Я не ожидал, что ты придешь за помощью так скоро, — даже не поднимая на нее глаз, произнес он и перевернул страницу. Но ожидал, что придет. Рано или поздно. Агнес замялась. Как-то и непонятно, с какой стороны подойти… — Я в тупике, — сообщила она, прямо и тихо, будто боялась потревожить безмятежную атмосферу жилища. Лампады успокаивали нервы мерным треском хлопковых фитилей, экзотический запах тоже действовал бальзамом на сердце. Помещение было согрето чарами, и в утепленной накидке и перчатках Агнес быстро стала запекаться, но снимать верхнюю одежду не стала — не была уверена, что останется надолго. Вопреки этому, она прошла чуть глубже в хижину, села на колени, подобно брахману, возле его стопки книг. — Возможно, вы знаете способ… найти предмет, зная только его облик? Или зная его происхождение… я рассказывала вам о чаше и медальоне — может быть, как-нибудь опосредованно, через связь с их первыми хозяевами, создателями… Брахман приподнял тощую руку, прерывая её — то ли потому что она мешала ему читать, то ли потому что ему не нравилось то, что она говорила. Судя по всему, второе, потому что, выдержав паузу, он произнес: — Ты зациклилась на предметах. Ищи душу. Агнес смотрела на него, не шевелясь. Старалась не впускать ни крупицы раздражения, которое стучалось уже в череп. Но, милостивый Мерлин, почему этот маг никогда не может просто изъясняться менее абстрактным языком… Той или иной раз она вовсе бывает не уверена, правильно ли его расслышала или смысл исказился приличным акцентом. Наконец, он отнял взгляд от чтения, взглянул на неё своими янтарными глазами. Холодными, но остужали они не тем холодом, что у Реддла или прочих британских змей, не пугающим, а чем-то, наоборот, завораживающим — своей выдержанностью и первозданностью, как уникальный необработанный минерал. — Мне знаком ритуал, что помогает отыскать человека, — прозвучало наконец. — А человек и душа — это ведь одно? Агнес не была в этом уверена, но философствование никогда не было её сильной стороной. Её ответа и не требовалось, брахман поднялся на ноги, продолжая говорить: — Прежде мне не доводилось искать человека, чья душа расколота, — предупредил он. — Не смею представить, как поведет себя магия и позволит ли увидеть только ту часть души, что в человеке, или все осколки. Но попробовать не повредит, если ты так того желаешь. И всё так просто?.. Какой-то таинственный ритуал, потенциально позволяющий отыскать человека — его душу — и всё? Даже Метка Темного Лорда — штука тоже темномагическая, — не дает точных координат, где находится волшебник, а тут… — Я так понимаю, должен быть подвох? — Два. — Что? — Два подвоха. — Агнес поджала губы. Стоило ожидать. — Первый — ритуал станем проводить на тебе, и есть шанс для тебя скончаться в процессе. Мило. Что бы ни значило это «проводить на тебе»… так или иначе, близость к смерти — чрезмерная, да почти интимная, настолько часто и беспардонно та дышит ей в лицо — для неё не впервой. Правда слегка настораживает, что, зная о вероятности летального исхода, брахман минутой ранее сказал «попробовать не повредит»… Крайне загадочный человек. — А второй? Он ответил не сразу. Так сосредоточенно поправлял башни из своих книжных сокровищ, что на секунду Агнес подумала, что он и вовсе забыл о её присутствии. Но вскоре он прошелся снова по пространству, достал откуда-то чистый пергамент. Его перстень блеснул светом, и листок плавно приземлился ей на колени. Сначала пустой. Чернила проявлялись постепенно. Целый список. Агнес неуверенно стянула с пальцев перчатки, взяла тонкий лист в руки. Судя по всему, это всё ингредиенты — часть ритуала, — которые ей предстоит найти. И очень для того постараться. Читая, она потерла второй рукой шею — как фантом заведомой усталости. Ну, ничего… Найдет. Купит. Громадное родовое наследие ей ни к чему — можно раскошелиться. Так она думала, пока взгляд не спустился к последним строчкам. — Почему кровь написана дважды? — Первая — жертвенная. Любое животное подойдет. — В общем-то, Агнес ни на секунду не сомневалась, что уж его ритуал точно потребует убийства. — Вторая — кровь искомого. Искомого?.. Агнес сузила глаза, опять пытаясь разобрать, правильно ли она поняла, хотя мозг предпочитал отторгать эту идею заблаговременно. — Кровь Тома Реддла? — Несколько капель вполне хватит. А, что ж. Это совсем меняет дело. Идею с ритуалом можно сворачивать. Агнес вздохнула обреченно, руки с листком упали обратно на колени, даже плечи немного сникли. В чем вообще тогда смысл? Если для ритуала нужно сначала отыскать того, кто тебе требуется, взять его кровь и потом уже?.. Или, должно быть, это на случай, когда нужный человек оставил кровавый след, и по нему уже… да, хорошо, в этом случае это имеет смысл. Но отчаяния в её случае это не умаляло. Каким образом ей кровь добывать? Подсунуть ему веретено, заявить, что прядение пряжи нервы расслабляет и ждать, когда уколется? Подарить что-нибудь на Рождество в замудренной обертке, чтобы о бумагу порезался? О, да, уж он-то, со своей непомерной аккуратностью во всем… Или поцеловать его, может, до мяса губу прокусить, чтобы кровь выступила? И молча — чтобы, не дай Мерлин, не проглотить ни капли — уйти. Агнес силилась вспомнить, видела ли вообще за эти девять лет хоть раз на нем раны. Вроде бы… нет? У него кожа как из мрамора. Если бы он не ел и не пил при ней, если бы она не чувствовала в определенные моменты тепло его дыхания, — сочла бы, что он с того света вернулся ходячим мертвецом. Ладно… во всяком случае, это всё уже не проблема садху. Чтобы больше не тревожить его покой, она — по сути, выяснившая пока достаточно — предпочла уйти. — Спасибо, — перед выходом кивнула она почтительно, сама еще не уверенная, будет ли действительно использовать именно этот вариант. Но это уже лучше, чем совсем ничего. *** Наверное, Чарли был хреновым сыном. Наверное, да, но он ничего не мог поделать с тем, что не очень-то любил приходить к предкам. Осознавал, что им нужна поддержка, внимание, но каждый раз это было неловко до зуда под кожей. До желания быстренько попрощаться и переживать о них на расстоянии, а не глядя прямо в уставшие родительские глаза. Успокаивала мысль, что за ними присматривал Билл по большей части. Билл ответственный. Билл умеет найти нужные слова. А Чарли… Чарли приходил по праздникам. Не всегда, но бывало. На этот раз день рождения был у Флер, и Чарли решил, что неправильно было бы не заскочить к семье, не поздравить невестку, раз они все равно теперь всем скопом в Румынии. — Чарльз, добавки? Теплый мамин голос вызвал желание только сделать еще один глоток огневиски из низкого бокала. Едва ли не физически он чувствовал напряжение мышц лица, заставляющих легкую вежливую улыбку держаться — держаться и не спадать. — Не нужно, спасибо. Мама немного потускнела, опустившись обратно на свой стул, и Чарли тут же пожалел о том, что ляпнул, хоть и аппетита взаправду ни грамма. Но мама не растерялась, уже нашлась кому предложить, а именно папе, и он уже додумался согласиться. Еще и похвалил еду, и тогда мамины глаза обрамились мелкой сеткой морщин, как всегда у неё бывало при улыбке. Теперь. На контрасте с воспоминаниями из его юношества она сильно изменилась. Исхудала, рыжие волосы потускнели, и их давно уже тронуло проседью, хотя в количестве седых волос папа её пока всё же выигрывал. Им по пятьдесят и пятьдесят шесть лет. Волшебники обычно в такие годы не стареют. Да даже маглы… уж точно не так. Чарли смотрел на них и подумывал дать себе мысленную оплеуху за то, что единственный его вопрос сейчас — это когда они уже соберутся спать, чтобы можно было смотаться и загрузить голову до отвала работой, несмотря на время, которое близилось к ночи. Родители и сестра Флер дом уже покинули — все-таки сняли отдельное жилье, чтобы не было так тесно под одной крышей: первое время Биллу приходилось спать на раскладушке в гостиной, пока Флер с Габриэль делила с детьми одну из трех комнатушек. Чарли колебался даже, не предложить ли им свою квартиру, раз такие трудности… но шкаф. Гребаный исчезательный шкаф. Чарли нужен к нему свободный доступ, а значит и к своей квартире, и без риска, что туда нагрянет Розье, а там, например, чаевничают мсье и мадам Делакур. К счастью, вскоре они решили, что ситуация не экстренная, не временная, обживаться в Румынии придется, хотят они того или нет, и отселились сами. Туда Флер и пошла, проводить их. Хотя, по правде уж говоря, Чарли предполагал, что она просто хотела немного отдохнуть от собственного душного гнездышка… Так что за полуопустешим праздничным столом сидел только квартет из Чарли, Билла и их родителей. Не хватало ещё Фреда с Джорджем для полного семейного состава, но теперь уже и непонятно, когда они смогут объявиться. Когда откроются границы и откроются ли вообще. Пусть Лорд Вол-де-Ублюдок засунет себе эту свою блокаду в… — Знаете, — оборвала мама его поток мысли. Чарли поднял на неё глаза. — Мне кажется, мы давно не навещали Джинни и Рона. Папа, что отпивал в этот момент тыквенного сока из кружки, поперхнулся. Закашлялся, сильно, — подставил кулак ко рту, пытаясь проглотить или хотя бы заглушить кашель. Мама успела упрекнуть его, чтобы был аккуратнее, тем временем как Билл, обменявшись многозначительными взглядами с Чарли, положил ладонь ей на укрытую вязаной шалью руку. — Мы не можем сходить к ним, — деликатно напомнил он. — Но их мо… Их м… — Нужное слово она произнести так и не смогла — и не надо — поэтому больше не пыталась, продолжила так: — Уже совсем заросли, я думаю, надо пойти навести порядок, а то как это… С последнего их посещения — уж наверняка. Родители крайний раз посещали могилы перед своим отъездом из Англии, Билл после этого несколько раз проникал в деревню — осторожно, туда и сразу обратно, — Чарли так и вовсе на оккупированную ублюдком территорию ни ногой, не считая нескольких раз в этом году, но там было не до кладбищ. Так что последний визит был… восемь лет назад? Чарли сделал ещё глоток, обжигающий горло. Грудину уже пекло от спиртного, но рассудок всё никак не притуплялся, чтобы это все выносить. — Почему это мы не можем? — не унималась мама, не утерявшая былого упрямства, но проявляющегося теперь в совсем других вещах. — Потому что мы в Брашове. Помнишь? Румыния. — Румыния? Пальцы Билла чуть крепче сжались поверх шерстяной вязи — жест участия. Но мама, к счастью, и так быстро взяла себя в руки. — Ах, ну, конечно, мы в Румынии. Чего это я? Всё никак не привыкну. Всё никак не запомнит. Мама и во Франции путала дом с Норой, причитая, куда подевалась та или иная домашняя утварь. Её взгляд прогулялся по столу, остановился на пустых тарелках. — Чарльз, может, добавки? Чарли улыбнулся, пока лёгкие ему узлом скручивало. На этот раз не оплошал: — Конечно, мам. С удовольствием. А пока мама бодро вскочила, чтобы поухаживать за сыном, Билл прокашлялся, сослался на «хочу подышать воздухом» и ненадолго их оставил. Оно и понятно. Пережевывая ещё одну порцию лимонного пирога и толком даже не чувствуя вкуса, Чарли тем временем старался поболтать с отцом, совсем сникшим после маминого вопроса. Спрашивал, как ему тут румынские устои — всего месяц как живут здесь, всё в новинку. Вскоре, к счастью, обстановку окончательно разрядило появление заспанной маленькой шпаны в ночнушке. — Дядя Чаг’ли! Чарли только и успел, что голову повернуть в направлении восклика, как Мари-Луиза уже взобралась к нему на коленки, порывисто обнимая руками за шею. Худенькая, тоненькая, всего лишь пятилетка — он сперва опешил, не зная, как бы её так обнять одной рукой, чтобы не раздавить. Необыкновенным образом это мелкое создание совмещало в себе абсолютно делакуровскую внешность и абсолютно уизлиевский характер, поэтому Чарли совсем не удивился, что после того, как она отпустила его шею, она не преминула стукнуть его кулаком по плечу. — Я думала, ты не пг’идешь. Опять! Чистейше голубые глаза гневно сузились, и Чарли рассмеялся — сам поразился, насколько искренне. — Ну, вот я здесь. — Луи обидится, когда узнает, что ты пг’ишел, пока он спит. — А ему обязательно узнавать? Племяшка явно сочла этот вопрос оскорбительным, нахмурила брови: — Вг’ать я ему не буду. — Тоже верно. — Чарли вздохнул, принимая поражение и обдумывая. — Давай так. Чтобы никто не обижался, передай ему, что, как у меня поубавится работы, я свожу вас обоих куда-нибудь, ладно? Как насчет кафе? И хотя он не мог побаловать там племянников чем-то большим, чем какими-нибудь вафлями да мороженым — и Мари-Луиза об этом знала, — она одобрительно закивала, соглашаясь на сделку. Чарли от её важного вида снова улыбнулся, потрепал её по шелку длинных серебристых волос. Неспособная долго усидеть на месте, она заелозила и оглядела небольшую гостиную, где выставили-накрыли стол. — А где мама с папой? — Мама отошла проводить бабушку с дедушкой, а твой папа вышел подышать. К некоторой его растерянности, она вдруг насупилась. Выдала пылко: — Не подышать. Он куг’ит, я это точно знаю. Он опять стал куг’ить, хотя делает вид, что нет! — Какой злодей, — осуждающе прицокнул Чарли языком, и Мари-Луиза взглянула на него с надеждой, своим безотказным щенячьим взглядом: — Поговог’ишь с ним? — Поговорю. Знаешь, думаю, прямо сейчас пойду и поговорю. Не возражаешь? Мари-Луиза не возражала, с готовностью спрыгнула с его колен и тут же нашла себе новую жертву: — Mamie? — Да, солнышко? — расцвела тут же мама, обращая всё свое внимание на внучку, что уже подскочила ближе и позволила ласково убрать её растрепанные подушкой пряди от лица. — У меня мантикора порвалась. — Уже натягивая куртку, Чарли позволил себе смешок. Услышал бы кто другой, не понял бы, как опасное скорпионо-львинообразное существо могло порваться, еще и в руках ребенка, но речь о плюшевой игрушке. Джордж подарил пару лет назад на Рождество. — Вы сможете зашить? — Могу, конечно, могу, — слышал Чарли последним, выходя из дома. — Артур, не сиди. Принеси пока ту наволочку, о которой я говорила. Бедная наволочка, видимо, обречена уйти на заплатки. Дверь за Чарли закрылась, отрезая его от приятно ожившей болтовни: Мари-Луиза могла лепетать без остановки, мешая языки, и маме это только в радость, пусть и далеко не всё из французского она могла разобрать даже спустя стольких лет жизни на лягушачьей родине. Студеный воздух взбодрил, прояснил немного голову, будто вымораживая оттуда накипь мрачных мыслей. Чарли посмотрел на звездное небо, вздохнул и порыскал взглядом по участку: Билл отыскался у стены, травящий легкие дымом. Хотелось подключить мамин тон и, подначивая на перебранку, спросить, какой пример он подает детям — то серьга в ухе, то сигареты, — но Чарли посмотрел на эти тени под глазами, на усталость в худощавых плечах под кожанкой… вырвалось другое: — Совсем паршиво? Билл, на него даже не глядя, усмехнулся. Стряхнул пепел. — Могло быть лучше. Стоило подойти к нему ближе и опереться плечом о стену, брат достал из кармана пачку, протянул открытой. Чарли мотнул головой. Но мельком глянул, сколько там у него осталось — несколько штук. Почти всю выкурил? Если не брать в расчет, что над Европой как бы нависла угроза войны и глобальной оккупации, все было неладно и на более приземлённых уровнях. Билл пахал на нескольких работах. Во французском банке ликвидатором заклятий ставка у него была солидной, но здесь, в чужой стране, в качестве беженцев и без знания языка, ещё и учитывая общественную панику… Билл зарабатывал сущую мелочь. Делакуры помогали, как могли, из накопленных на родине средств. Чарли тоже старался подсобить, хотя ему не нравилось это билловское упрямое «я все отдам». У него самого зарплата в заповеднике оставляла желать лучшего, работали там по большей части на энтузиазме, но ему хотя бы не надо было кормить целую семью. — Ты сам как? — после затяжки спросил Билл, и Чарли слегка подрастерялся. О себе он говорить не планировал. Если не считать того, что он в свободное время наливает чаи переутомившимся серийным убийцам… — Да порядок. Орден на связь не выходит, Розье тоже временно пропала — отсыпается? — а сам он так и остается в этой шаткой лодке не пойми чего, не очень-то знающий, что делать, и тем более не знающий, что будет дальше. Но — в общем и целом — порядок. И на кой хрен Билл вдруг так пристально на него посмотрел… секунду-другую, всматривался, молчал, пока не затянулся снова и не бросил вдруг: — Выкладывай. Чарли уже тридцатник, а он вдруг почувствовал себя мальчишкой, которого старший брат вытянул поговорить наедине подальше от родительского контроля. Хотя это вроде как он планировал Билла выслушать, если надо, и помочь чем можно. Но Билл все смотрел на него, этим своим проницательным, спокойным, взрослым взглядом… да, самое подходящее слово. У них разница всего в два года, но рядом с братом, что уже обзавелся семьей, тянул вечно все на себе и всегда умудрялся трезво смотреть на вещи — Чарли, со своими драконами, чувствовал себя не сказать что подростком… ну, скорее былым пареньком, которого когда-то давно работа в заповеднике впервые настолько захватила, что всем другим приоритетам пришлось потесниться, а он так в том плюс-минус двадцатилетии и застыл. И в принципе Чарли все устраивало. Билл — крутой взрослый, Чарли — крутой драконолог. Близнецы — преуспевающие бизнесмены. Улетная семейка, живи и живи себе спокойно, как привык, ни о ком больше — кроме родителей и прочей родни, безусловно — не думай, а если и думай, то только по работе, по обязательствам… чего Чарли еще надо? Чего не перестает без конца думать об этой… — Хорошо, — выдохнул он, будто его под пытками заставляют. — Представь. Чисто гипотетически… — Он чуть было не скривился, когда осознал, чьими словечками заговорил, но сдержался, спустя короткую паузу продолжил: — По ту сторону баррикад есть волшебник, имеющий, ну, допустим, достаточно власти, чтобы хотя бы немного подкосить всю эту диктаторскую галиматью. И ни с того ни с сего он обращается за помощью к тебе. — Извини, а зачем этому волшебнику понадобился среднестатистический работяга? — Помолчи пока. — Билл усмехнулся, качая головой, и Чарли тоже не сдержался. А тема-то серьезная. — Так вот. — Еще один вздох. Что ж это так сложно-то?.. — Действует он вроде бы во благо, но попутно творит дела… я бы сказал, десятка по десятибалльной шкале мерзости. Ты бы как себя вел? — А ты уверен, что у этого волшебника и впрямь «достаточно власти», чтобы вообще в это впутываться? Вопрос ставил в тупик. Немного. Не сказать, что он Розье не верил. Энтузиазма в ней через край, в довесок её положение в обществе добавляло мотивации верить. Но, что бы она ни делала, это не помешало Волдеморту накинуть на треть Европы удавку. Плодов её изнурительного труда он пока не углядел. Чарли неопределенно покрутил рукой, мол, «более или менее». Билл призадумался: — Ну, тогда… Вдохнул и выдохнул дым, прикусил чуть обветрившуюся губу, действительно размышляя. Не закидывая вопросами, не высмеивая, не порицая — набор обычных качеств, что и побуждают всех всегда обращаться за помощью именно к Биллу. Даже если его ответ это что-то вроде: — Не знаю, честно. — Он покачал головой, сбил с сигареты пепел. Чуток помедлил, прежде чем вдруг заговорить, малость отрешенно, как будто не Чарли, а себе: — Я смотрю вот иногда на Флер, на детей, на предков… и думаю, что я бы и сам уже на какую угодно мерзость пошел, хоть на двадцатку по десятибалльной, только бы дать им нормальную жизнь, а не это всё. Гордость, благородство… это, конечно, хорошо. Но куда они нас привели? Чарли выразился бы, куда, но уже начинал подумывать, не перебарщивает ли с бранью. Билла от нервов спасает курево, Чарли — нецензурщина. Издержки многолетнего труда в сугубо мужском, иногда преувеличенно суровом коллективе. А исповедь Билла была сейчас неожиданной, редко когда они откровенничали, и Чарли представления не имел, что ответить. Билл никакого ответа не ждал, просто подытожил: — Так что если у тебя вдруг появилась возможность… не подумай, что я давлю. Но хотя бы не души себя совестью. Объяснить бы, что «душит совестью» себя Чарли не только за то, что схватился за единственный шанс. За это какая-то часть него уже сама себя оправдала и простила. Нет, вообще нет. За то, что Жнец и Розье для него — какой-то расслоенный образ. И думал он не о Жнеце, не о том, как бы свить из него веревки так, чтобы оказаться в плюсе, чтобы извлечь из ситуации всё возможное и отомстить Волдеморту. Думал о Розье — одинокой и, судя по всему, изрядно побитой жизнью девочке, которая взвалила зачем-то на себя груз ответственности сначала за Магическую Британию, а теперь и за весь волшебный мир. Чарли не стал вдаваться в такие подробности. Не мог, да и не хотел. Билл и сам уже сменил тему: — Орден знает? — Шутишь? Я ведь еще живой, да? И сам не вполне понимал, о чем он: о том, что за утечку информации Розье бы его прикончила теперь уже без колебаний, или о том, что орденовцы бы его за такую связь четвертовали. Похоже, Билл подумал о втором: — Я думаю, они сейчас, как и все, в таком отчаянии, что будут рады любым средствам. Не в этом случае. Может, это и обошлось бы, окажись Жнецом кто угодно другой. Но после той выходки в магловском пансионе… Встреча Ордена с Розье явно без жертв не обошлась бы, и Чарли сомневался, что жертвы были бы со стороны последней. Поэтому он только качнул головой. Билл не настаивал, просто пожал плечами: — Как знаешь. — Щелчком пальцев он отправил окурок в полет, и тот магией растворился в воздухе раньше, чем достиг земли. — Ладно, пойду я. Сам изливать душу, помимо этого краткого признания о «двадцатке по десятибалльной», он не планировал, а Чарли тянуть щипцами не хотел. Уже практически позволил ему уйти, но, когда тот уже достиг крыльца и ступал вверх по скрипучей лестнице, вспомнил. — Эй, Билл, — заставил обернуться. — Мари-Луиза знает, что ты опять себя травишь. Хотя бы немного постарайся сделать вид, что я тебе вломил. Билл посмеялся, и его полу-искренний смех взвился в морозном воздухе дымкой, будто он всё ещё не расставался с сигаретой. — Постараюсь сделать настолько пристыженный вид, насколько могу, — пообещал он, а после всё жё зашел внутрь, оставляя Чарли одного. Стоять и смотреть в окна, из которых лился на темный участок тусклый, уютно-теплый свет. Размышлять. Худо-бедно переваривать весь этот разговор. Он только что, выходит, получил братское благословение на общение со Жнецом. Зашибись. Абсурд абсурдом, но эта ноющая тяжесть в ребрах как будто и впрямь стала самую малость полегче. *** Пусть работала Агнес пока во Франции, спать она всегда возвращалась в свою лондонскую квартирку — кто бы ни придумал трансгрессию тысячелетия назад, хочется верить, что на том свете ему это было зачтено. Оттого еще страшнее представить, как там бедные волшебники в перекрытых странах. Если — в теории — ей однажды удастся и режим сокрушить, и Реддла, что будет с барьером? Самоликвидируется? Или Агнес этим, наоборот, обречет заграничных магов на вечное бестрансгрессионное существование… Размышлять об этом рано, тяжко и ни к чему совершенно. Заходя в квартиру, Агнес предпочла выбросить лишний сор из головы и сосредоточиться на настоящем: уже привычно, рутинно и небрежно метнула блуждать по квартире Гоменум Ревелио. Ожидая, что тот, как и всегда, блеклым свечением вернется обратно, никого не обнаружив. Не вернулся. Заклинание обнаружения впервые за долгие месяцы сработало — и указало на гостиную. Еще даже не успевшая раздеться, Агнес замерла. Остановилась в прихожей, буравила глазами темноту коридора. У нее были подозрения, кто это, и не очень понятно, хочет она или не хочет оказаться права. Сжимая крепче палочку, она — запрещая себе включать тревогу — почти уверенно направилась к гостиной. Не желала медлить и попусту растрачивать нервы неизвестностью, просто зашла и… Мужская фигура в темноте, увидев её в дверях, вскинула палочку одновременно с ней. Едва не посыпались из кончика древка искры. Но напрасно. Оба мгновенно по очертаниям силуэтов различили даже без освещения, что к чему. — Уизли, — выдохнула Агнес, вялым движением руки зажигая свет. — Сразу сказать о том, что это ты, не судьба? Чуть остановку сердца не схватила, подумала, что другой: у неё вариантов посетителей не особо много. Уизли стоял среди её гостиной, вроде бы выбивающийся всё ещё из общей обстановки, но вроде бы уже словно почти привычный. Напряженный, как и она, тем не менее палочку опустил практически сразу и ответил на её беглое зубоскальство такой же язвительностью: — Буду знать, что мне стоило крикнуть «Розье, я тут в гостиной», чтобы твой немерник, если бы вдруг решил нагрянуть, был осведомлен с порога. — О, ты этим руководствовался, когда палочку вскидывал? — спросила, расстегивая пуговицы пальто, пока проходила дальше в гостиную. — Думал сможешь по Реддлу пальнуть? Умник. Агнес понимала, что это просто рефлекс любого здравого волшебника — держать наготове палочку, даже если понимаешь, что шанс у тебя один к миллиону. Но упустить возможности попререкаться не могла. Да и у Уизли к этому уже, кажется, вырабатывался иммунитет, а потому её выпады его не так уж и выводили. Нервы у неё самой уже, к счастью, начало отпускать. Не Реддл, и хорошо. Но что-то долго Реддл не даёт о себе знать. В Министерстве мелькал, когда она пару раз заскакивала всё же по делу на обычное место работы. Снова кормил народ речами, её лично вниманием толком не одаривал. Агнес уже начинала надумывать. Ей великий и ужасный Темный Лорд бойкот устраивает? Всё ещё отдыхает от её общества? Так его задели её колкости или что? Невыносимый маг. Когда он есть — плохо, когда его нет — не лучше. — Будешь? — предложила она, вынырнувшая из своих мыслей и уже доставшая из шкафчика вино, потому что иначе ей с неисчерпаемой тревожностью не заснуть. Уизли отказался. Её же бокал вскоре оказался полон, и она с чистой совестью улеглась на диван, ноги в каблуках вытянув на кофейный столик. — Итак, — начала она и сделала маленький глоток. — Ты по делу или просто поболтать? Вероятно, не планируя оставаться надолго, Уизли не стал никуда садиться: так и стоял, только оперся расслабленно локтями на спинку дивана. — Хотелось бы знать, что вообще здесь происходит. И правда, межкультурная коммуникация же слегка нарушена. На границах отстреливают сов, интересно?.. Волшебников, пытающихся пересечь границу на метлах, отстреливают точно, а вот как с корреспонденцией обстоят дела… в любом случае, Реддл вряд ли позволил бы актуальным новостям о Жнеце разлететься за пределы Великобритании. Несолидно. — В Атриуме была небольшая демонстрация. Жнец припугнул красноречивой экспозицией толпу. Агнес подержала немного паузу, наблюдая за реакцией и ожидая, будет ли Уизли расспрашивать подробнее. Он, должно быть, вполне понимал, что может подразумеваться под экспозицией, поэтому только задумчиво-медленно кивнул, призывая говорить дальше. — Был задействован Империус, так что на следующий день у Гринготтса собралось еще одно столпотворение параноиков, — скучающе пересказывала она, откинув уставшую голову на спинку. — И Жнец скинул им на всеобщее обозрение тело Беллатрисы Лестрейндж. Вот теперь уже у Уизли реакция была более соответствующей услышанному: — Лестрейндж мертва? — Схвачена, немного запытана и зарезана, — кивнула она с полуулыбкой. — Да. А пока он старался осмыслить этот факт, докинула: — Жнец в этот раз был не сильно осторожен, так что пришлось побегать по крышам от авроров. Но обошлось. Уизли смотрел на неё, долго, явно сомневаясь то ли в её серьёзности, то ли в её рассудке. Агнес тем временем отпила еще немного из бокала, отвечая совершенно невозмутимым, практически невинным взглядом. Тогда он вздохнул, опустил голову, проводя по рыжим волосам рукой и бормоча на выдохе что-то нецензурно-румынское. Еще несколько секунд посверлил одну точку, прежде чем вернуть взгляд к ней и непринужденно поинтересоваться: — Ты точно на Слизерине училась? Где ты умудрилась растерять инстинкт самосохранения? Хороший вопрос. Знать бы ответ. — Да брось, я все равно не собираюсь доживать до глубокой старости. Могу себе позволить развлекаться, как душе угодно. За исключением того, что, если она попадется или умрет, в помойку отправятся и все сведения, которыми она обладает, и жертва Снейпа, и переданные им ресурсы… но она никому ничего не обещала. Деятельность Жнеца — всё равно что акт её доброй воли, благотворительность во имя всеобщего будущего. Быть при этом ещё и рассудительной — ответственность, которую она брать не обязана. Агнес сделала глоток, облизнула горькие губы, добавила: — Зато народ стал просыпаться. Взбунтовались недавно. — Я так понимаю, безуспешно? — Ну, разумеется. Это всего лишь первая вспышка. Но хотя бы начали шевелиться. Уизли снова кивнул, усваивая новую порцию информации. Что он на этот счет думает, она понять не могла, а он еще и отмалчивался, вместо того чтобы высказаться. Неужели никаких проповеднических речей не будет? Куда подевалось его дотошное гриффиндорство? Даже про Лестрейндж ничего толком не сказал, а она старалась… — Что насчет безделушек? — перескочил он на другую тему, как будто хотел быстренько пройтись по всем пунктам и уйти. Торопился куда-то? Агнес хмыкнула. — В процессе. — Наклонив голову в сторону, она уточнила: — Не знаешь, как можно забрать у волшебника немного крови, чтобы он не заметил? — Его брови приподнялись. — Вот и я не знаю. Садху по сути предоставлял ей такой немыслимый подарок, буквально впихнул прямо в руки драгоценную возможность разом отыскать оба крестража… если опустить, что для этого нужна куча ингредиентов, еще и не факт, что это вообще сработает… а она стопорилась о такую глупость. Уизли всё ещё молчал, и Агнес смотрела на него поверх бокала, пока вяжущая горечь вина обволакивала язык. Молчал и думал. Ну?.. Наконец, он вздохнул, будто сдался, и спросил: — Ты же ещё где-то час здесь пробудешь? — А что? Вопрос на вопрос — привычка кошмарная и её саму раздражающая, но как еще понять, что ответить… — Мне нужно заскочить кое-куда, раз уж я здесь. Агнес насторожилась. Отставила бокал и убрала ноги со столика, села прямее. — Хочешь встретиться с Орденом? Уизли фыркнул. — Я идиот, по-твоему? — Тогда куда? Ей не нравилась перспектива пускать в свободное плавание Уизли на территории Великобритании, пока даже ей приходится ходить и оглядываться, чтобы удостовериться, нет ли слежки. Если его поймают — Агнес не могла быть уверена в его навыках окклюменции. А знает он слишком, слишком много. Уизли смотрел на нее несколько секунд, наверное, прикидывая, насколько может с ней чем-то там поделиться. Или вовсе… — Можешь пойти со мной, — предложил он вдруг, и настала очередь Агнес вскидывать брови. Так, так, так. Вечер становился интереснее? Агнес не представляла, что ему может быть нужно в Англии, но колебалась она недолго. Допила одним глотком винные остатки со дна бокала, поднялась на ноги и притянула к себе магией пальто. *** Куда бы он её ни перенес, расстояние от Лондона было внушительным — трансгрессионный прыжок дал об этом знать, сдавливая в воронке до скрипа в суставах. Сморгнув темные мошки перед глазами, Агнес огляделась, обнаружила небольшую лесистую местность. Смутно знакомую. В вечерней темноте не разобрать. — Девон, — заметив её замешательство, сообщил Уизли лаконично. Графство Девон? Здесь вроде была только одна полумагическая деревушка, Оттери-Сент-Кэчпоул, Агнес расклеивала тут неподалеку листовки после выходки в Хогвартсе. Не могла припомнить наверняка, в этой ли деревушке жила его семья. Разузнавала про них подробнее, после того как впервые связалась с Уизли в заповеднике, и, вроде бы, да?.. Решил заглянуть домой? Никак свои действия он не объяснял, просто двинулся куда-то, оставляя Агнес брести за ним молча по промороженной земле вдоль окраины тихого леска. Ей уже стоило присвоить звание любителя природы, так часто её последнее время заносит в подобные места. То Карпаты, то Альпы, то обычная английская глушь. Насладиться угрюмыми пейзажами ей все равно не удавалось: посматривала то по сторонам, чтобы не было свидетелей их прогулки, то вперед, чтобы разглядеть на горизонте верхушки домов. Их все не было и не было. А когда показалось что-то похожее — Уизли свернул в другую сторону, куда-то глубже в редкое переплетение деревьев. — Я начинаю подозревать, что ты задумал что-то не очень благородное, — переступая крючковатые корни, нарушила она хоть как-то гнетущую тишину неопределенности. — Хочешь меня все-таки прирезать, а это место выбрал, чтобы было где тело закопать? — Почти. Чего? Агнес рассеянно моргнула, глядя в широкую спину, но стоило всего несколько шагов ещё пройти, чтобы из-за деревьев увидеть наконец ветхое деревянное ограждение. А за ограждением… Её шаг замедлился. Уизли, ну черт тебя побери… Ей, может быть, просто развернуться? Уйти и всё. Как будто она кладбищ никогда не видела. Глупости. Через силу все-таки она заставила себя пройти дальше, следом за Уизли миновала ограду, за которой беспорядочным образом были воткнуты в землю обычные деревянные кресты вперемешку с каменными надгробиями — старыми, выцветшими, обросшими мхом и сорняками так, что имен практически не видно, особенно сейчас, в темное время суток. Агнес старалась в них и не вглядываться — у нее было ощущение, что это какое-то кощунство, её нахождение здесь. Особенно когда взгляд зацепился всё же за могилы, например, братьев Пруэттов. Их убийством Долохов даже спустя годы с приятелями бахвалился при любом удобном случае, все уши прожужжал… Что-то ей нехорошо. Так ощущают себя дьявольские отродья, которых затащили в церковь? Уизли уже был около конкретных, нужных ему надгробий — скромных, без излишеств и декора, самых дешёвых, как и большинство здесь. Не из мрамора, не из гранита, но и не из дерева, как некоторые другие, — видимо, чтобы хоть так сохранились дольше. Из простого бетона, кажется, покрытого краской, что уже поблекла и облупилась. Уизли опустился на корточки рядом с ними. Агнес стояла немного поодаль, не решалась подойти ближе. Отсюда и так видно выгравированные буквы.Рональд Билиус Уизли
1980 — 1993
Джиневра Молли Уизли
1981 — 1993
То ли мороз, то ли неловкость щипала лицо. Агнес держала руки в карманах пальто, немного скованно, и не знала, куда себя деть: просто наблюдала, как Уизли неторопливо расчищает заросшие сорняками могилы. — Мне тебя оставить? — решилась она все же уточнить, негромко, словно громко здесь говорить и нельзя. — Боишься, буду смущать рыданиями? — он и бровью не повел. — Расслабься. Приведу участок в порядок, и уйдем. Он мог бы привести магией. Быстро, без особых усилий. А он возился своими руками, почти голыми — только грубые перчатки без пальцев защищали ладони от сухого колючего чертополоха, который он срывал. Срывал механически, как будто и не хотел долго останавливаться глазами на могильном камне, на именах… Это всё казалось чем-то чересчур личным. Агнес тут быть не должно, она ему никто, и та трагедия девятилетней давности её никак не… Касается. Касается — почти напрямую, и Агнес чуть скривила линию губ от того, настолько ей тошно. Обычно она старалась не думать о том, что в тот же день, как она лишилась нормальной жизни, Уизли лишился намного большего. Насколько иронично хитросплетение вселенной: столкнуть их двоих спустя столько лет. Как он её, должно быть, ненавидел в те годы… единственная из пропавших, что выжила. Выжила и скрылась, трусливо отмалчивалась годами. — Он… — начала она первее, чем подумала, и поджала губы, решаясь. Может, не надо?.. Ему подобное слышать ни к чему, слышать всё это неуместное: — Он говорил, что это милосердие. Выдавать звуки было тяжело, как будто встал в глотке ком, а никакого кома на деле не было, только застарелые воспоминания под грудной клетки, проснувшись, скреблись и просились наружу. Уизли замер. — Что без его помощи они бы не выбрались из Тайной комнаты, поэтому всё равно через время, без воды и еды… Вероятно, это было быстро. И немучительно. Реддл не получал удовольствия от пыток, когда это не мера наказания. До истязания детей бы не опустился. Выставлять его в таком ключе вслух было бы уже лишним, и Агнес не стала, потому что не знала в принципе, насколько правильным было это всё сейчас озвучивать. Уизли с полминуты молчал, на неё даже не смотрел, а после поднял и повернул всё же голову, взглянул внимательно на неё снизу-вверх. — Что именно той ночью произошло? — Я рассказывала тебе. — Откровенно говоря, ты тогда нихрена не рассказала. Потому что сама ничего и не знает. Агнес вздохнула, отвела глаза, ища спокойствие в безмятежных стволах деревьев, что их окружали. — Тебе и так наверняка всё передали. Девочку он забрал в Тайную комнату, а Поттер и Уиз… твой брат, — исправилась она, — пошли её искать. Судя по всему, с Локонсом. Я не знаю, что там было, очевидно, он просто устранил их как помеху. Потом уже столкнулся в коридоре со мной. — Но тебя он как помеху не устранил. — Уизли вернулся вниманием к надгробиям, теперь уже воспользовался палочкой, потому что не брал с собой ни тряпок, ни воды, чтобы очистить камни от пыли и грязи. — Я вот все задаюсь вопросом. Опаснейший из маньяков Великобритании вернулся с того света, тут же наткнулся на девчонку, которая за свои семнадцать наверняка ни одного боевого проклятья не применила. — Он усмехнулся, без малейшего намека на правдивое веселье. — И вместо того, чтобы просто убрать её с пути, забрал к себе под крыло. Зачем? — Ему нужно было место, куда можно податься. И нужен был здравый ум моего отца. — Агнес равнодушно повела плечом. — Моя смерть ни того, ни другого ему бы не предоставила. Уизли сначала ничего не ответил, продолжая магией очищать потрепанную временем бетонную поверхность, и Агнес уже рассудила, что вопрос исчерпан. А затем он вдруг задумался, нахмурился, повернулся опять к ней: — «Податься?» — прежде чем она успела бы пояснить, он и сам уже озвучил: — Он жил у вас? А она не рассказывала?.. Вряд ли, конечно, мог найтись уместный контекст для того, чтобы просто к слову поделиться чем-то таким. — Да… — неловко протянула она, носком кожаного сапога ковыряя землю. — Лет пять, или около того. Пять лет, два месяца и шестнадцать дней. Но вслух такую точную цифру называть стыдно, не помешанная же она… — Неудивительно, что у тебя крыша поехала. Очень лестно. Уизли уже заканчивал с участком, что, опять же, могло занять куда меньше времени, но он обходился до того бережно… притом, что в гробах никого нет. Тела ведь гниют уже почти десяток лет где-то в школе. А он был аккуратен, будто они были, как подобает, похоронены здесь и могли призраками наблюдать за ним. По итогу он поднялся на ноги, еще раз взглянул на плод трудов, теперь уже сверху. В сравнении со всеми другими могилами, что были совсем в запустении, эти две выглядели теперь вполне прилично, и Агнес вдруг задалась вопросом, а что там с её склепом… Когда она последний раз навещала своих? К отцу так и не ходила со времён похорон. А Эван?.. Даже не получалось вспомнить. Ей это всё казалось напрасным береденьем старых ран. Никакого проку, одни только тяготы на душе. И тем не менее что-то дёрнуло ее… — Не возражаешь? — уточнила она, доставая палочку. Уизли посмотрел на неё, может быть, не особо понимая, о чем она, и всё же никак не препятствуя, когда она подошла немного ближе. Кончик её палочки мягко выписал в воздухе руну, и землю на обеих могилах мерно устлал ковер из цветов, что зимой долго не проживут, но хотя бы временно укроют, как одеялом, пустые могилы. У Джиневры — кремовые пионы, астры и самая обычная ромашка, почему-то показавшаяся Агнес уместной, хоть эту девочку она лично не знала. У Рональда — фиолетовые ирисы, персиковые герберы, георгины. И молочные хризантемы, у обоих. Преобладали в переплетении цветов, делая акцент на белом. Все-таки дети… невинность. Хоть где-то ей пригодились домашние занятия по магической флористике откуда-то из далекой безоблачной юности. Агнес осторожно посмотрела на Уизли, ожидая реакции, любой, но он не реагировал. Смотрел на преобразовавшийся участок кладбища, ничего не говорил, а из неё никакущий эмпат, чтобы хорошо читать по лицу. Она рассудила всё же его оставить. Бросила последний внимательный взгляд, а после тихо отошла, покинула небольшую огражденную территорию и осталась ждать за пределами между деревьев, давая Уизли личное пространство. Ей сложно представить, каково ему. Её скорбь по Эвану — скорбь по образу, она это вполне ясно понимала. По тому, что могло бы быть, а не по тому, что у неё было. У неё — лишь в крайность размытые детские воспоминания, колдографии и рассказы других: его настоящего она не знала. И хоть мысль, что, будь он жив, он мог бы забрать её, изрядно горчила… это ни в какое сравнение не идет с потерей того, кто в самом деле был рядом годами. Отец же… с отцом сложно. Сложные отношения и горечь поэтому тоже сложная. Была еще одна личность, по кому она могла бы скорбеть. Теоретически. На практике — непонятно. Агнес совершенно не понимала, что должна чувствовать. Скорбь, на которую она не имела права. По кому-то, кого она потеряла уже в сознательном возрасте, но ещё до того, как очерствела окончательно. Чтобы не мучить себя размышлениями об этом всем, она предпочла пока проверить, нет ли кого ещё поблизости. Прошлась по местности обнаруживающими чарами, несколько раз, попросту от тоски. К счастью, глушь соответствовала своему названию, и единственные признаки жизни на всю округу — это наконец вернувшийся Уизли. Агнес не стала ничего спрашивать и говорить, он молчал тоже, и так они побрели в тишине по мертвенной опушке леса. Шли вдвоем неторопливо, как приятели, под лунным диском в беззвездном пасмурном небе. Два героя из разных рассказов. Уизли в потрепанной, мешковатой, но зато наверняка удобной и теплой куртке, огненные волосы слегка потрепаны ветром, лицо веснушчатое настолько, что могло показаться загорелым даже в начале декабря. Агнес в аккуратном черном пальто, длинном, до щиколоток, с бледной кожей и косметическими чарами на прическе, что не давали темным волнистым прядям растрепаться даже немного. Как из причудливого анекдота вышли, какой можно услышать в сомнительных трактирах. Идут как-то от кладбища драконолог и серийный убийца… Уизли не дал ей сваять шутку даже мысленно, вернулся вдруг к обсуждению серьезных вещей: — Допустим, я теперь понимаю, почему немерник так спокойно захаживает к тебе домой. — Не прекращая и не замедляя прогулочный шаг, Агнес с приподнятыми бровями уставилась в одну точку. Явно не этой темы ожидала. — Раз уж вы и так когда-то жили вместе. Ладно. Вроде ясно. Но теперь я не понимаю тебя. — А до этого понимал? — Не цепляйся к словам, — чуть поморщился он и продолжил: — Я понимаю, что он паскуда особенного вида, но разве, когда так долго кого-то терпишь… не привыкаешь? Агнес любила выдумывать ответы на ходу. Складывать из оборванных клочков мыслей сразу цельный ответ, цеплять в сплошном ворохе размытую идею и высекать нечто сносное, убедительное, может быть, наглое, сбивающее с толку и отбивающее желание расспрашивать дальше. Выпила Агнес только один бокал вина, да и тот уже выветрился на морозе, но все равно этот привычный слаженный механизм давал осечку. Она просто брела, смотря себе под ноги и не очень понимая, что на это отвечать. Привыкла, да. И? — И все равно делаешь все, чтобы его убрать? — справедливо истолковал он её молчание. — Я уже говорила. — В первую же встречу. — Устала от него. — Не очень тянет на весомую мотивацию для плана устроить целую анархию. — Почему? — Блять, Розье. — Он, кажется, искренне развеселился. — Твоя непосредственность — это что-то. Что значит «почему»? А почему нет? Анархия и анархия, чего бубнит… Так просто это всё не объяснить, она и сама себе бы не объяснила, не говоря уж о мужчине из совсем другого, практически параллельного мира, которого она знает-то несколько месяцев. — Я ведь всё равно от него живой не уйду, — попыталась она все же обрисовать хотя бы одну сторону путаного клубка её мотивов. — Мне только вены вскрывать, но зачем отдавать предпочтение такой заурядности, когда я могу приложить немного больше усилий и с собой забрать заодно его режим? — И десятки или сотни жизней в придачу… — Такова уж революция, — пожала она плечами, понимая, что в этом вопросе они никогда не сойдутся. — Любая революция и война отнимает жизни. Что я поделаю? — Пошлешь меня, если скажу, что это звучит как что-то, что немерник вещал вечно в своих речах? Пошлет. Далеко и надолго. — Да, Уизли, по его стопам иду, — ответила она вместо этого, перенимая его несерьезный настрой. — Вот скину его с пьедестала, сама его место займу и назовусь… ну, «Жнец» это больше для террориста-анархиста, а не для правительницы, так что… какая-нибудь «Темная Леди»? — она рассмеялась. — Отлично. Да. Стану Темной Леди, буду править, устрою свою диктатуру. Немного опередив его, она развернулась и шла теперь спиной вперед, чтобы смотреть ему в лицо. Сощурилась заговорщически, с язвительной ухмылкой подначивая: — И что тогда, убьешь меня? Он поджал губы, опуская в уголках, выражая этим какую-то небрежность, но Агнес не понимала, серьезно ли он ответил: — Может быть. Ну-ну. — А я думала, мы начинаем друг другу нравиться, — с театрально-печальной гримасой протянула она и трансгрессировала, напоследок перед этим выхватив взглядом его усмешку. Он, конечно, переместился следом, потому что путей отступления у него немного. Агнес проверила сперва, нет ли еще нежеланных гостей, и только тогда уже пустила Уизли обратно в свою квартиру. На удивление, они не разошлись сразу после этой их жизнерадостной прогулки. Уизли все же согласился выпить. Сели у неё на кухне — она разлила алкоголь по бокалам, он по её просьбе стал рассказывать, что там сейчас в Румынии. Странно осознавать, что в последний раз, когда Агнес вот так беспечно сидела с кем-то на кухне, попивая вино, закончился смертью Джеммы Фарли от проклятой диадемы и поджогом жилища, но, благо, красное сухое отлично растворяло все неуместные мысли. Агнес просто слушала о том, как волшебники теперь в ускоренном режиме осваивали магловский транспорт, чем снабжали нескончаемой работой стирателей памяти, которым приходилось подчищать все промахи магов. Приверженцы же традиций наперерез от магловских благ отказывались, возвращались к истокам… — Счастливые продавцы метел, — заметила Агнес, и Уизли со смешком согласился: — Да, я о том же. Агнес покатала вино по бокалу, размышляя. — И стиратели. Учитывая, что они тоже не могут быстро перемещаться по городу, а работы много… наверное, они там сейчас нарасхват. — Вряд ли румынское Министерство сильно отличается от британского, а у них здесь штат обливиаторов не так уж велик. — Плата должна быть соответствующая. Если бы мне нужно было подзаработать, я бы точно в срочном порядке переквалифицировалась, — хмыкнула она и очередным глотком вина закончила эту сомнительную предпринимательскую идею. Которую Уизли как будто воспринял всерьез. Задумался. Агнес всмотрелась в его лицо, изогнула бровь. — Не говори, что планируешь бросить заповедник, чтобы податься в ликвидаторы происшествий. — Я нет. — На взгляд, в котором вопросительность только росла, он предпочел не отвечать. — Не бери в голову. Агнес не стала допытываться. Ни на милю не подступала больше к личным темам: детских могил и вскрывшегося вслух факта о совместном проживании Агнес с Темным Лордом на сегодня хватило. А о всяких пустяках они говорили ещё долго, вечер тянулся непривычно приятным образом, и нагнетающая тоску кухня оживилась, обретая краски. Палитра интерьера была не сказать что темной и угрюмой, но Уизли выглядел здесь настоящим ярким пятном. Сполох рыжих волос, затасканная клетчатая рубашка, теплый оттенок карих глаз. Ещё эти шрамы от ожогов на руках, крепкие мозолистые пальцы, которыми он держал бокал, пара небольших порезов от бритвы на челюсти — он кладезь мелочей, которые в совокупности будто олицетворяли… жизнь. Неидеальность, что-то настоящее, а не вылизанное до блеска, искусственное и бездушное, то есть всё то, чем её пичкали с детства и что прививали насильно, окружая со всех сторон и выпиливая в ней такую же фальшивую косную форму. Агнес не станет лукавить, она бы не хотела родиться в семье вроде Уизли. Изысканная жизнь ей все же милее бедности, какой бы беззаботной — в сравнении с триллионом обязательств в долбанной аристократии — последняя ни казалась. Но что-то сердце все же щемило, а вином оно всё никак не заливалось. И её размышления, и болтовню прервала вдруг боль, пронзившая руку. Жжение в предплечье. Сперва хотелось сослаться на то, что показалось, всё-таки легкая степень опьянения притупляла все физические неудобства, но стоило закатать рукав… Закрученная знаком бесконечности змея извивалась, оповещая: — Начальство вызывает, — вздохнула Агнес, краем глаза замечая, как Уизли смотрит на это зрелище, не самое приятное для непривыкших глаз. Но от комментариев насчет Метки он воздержался. Зато взглянул на часы и не упустил возможности ужалить: — Поздновато для деловых встреч. Вроде бы выяснили уже, что да, на деловых отношениях её связь с Реддлом не заканчивается, но, кажется, это как раз и станет теперь неисчерпаемым поводом для издевок. — Просто он трудоголик, — невозмутимо ответила она, направляясь к двери в кабинет, чтобы проводить Уизли к шкафу. Но перед этим дала ему — и сама выпила — отрезвляющее зелье. Ему — чтобы перемещение через шкаф не расщепило и не вывернуло его узлом. А ей… ей нужен был трезвый ум. Часть нее, наоборот, призывала напиться еще больше, чтобы как-то вынести внеплановую, навевающую тревоги встречу после стольких дней затишья. Но чревато. Она и так позволяет себе слишком много неосторожностей. О чем Уизли, уже в пределах незакрытого пока шкафа, не преминул ей напомнить: — Нет смысла просить, чтобы ты постаралась не так сильно нарываться на неприятности, да? Надо же. Переживает о ней или о Жнеце? Агнес с той ночи своего обморока так и не поняла, как интерпретировать его поведение. — Я постараюсь. Наверное. Как может она не нарываться на неприятности, если ей каким-то фантастическим образом предстоит украсть у Темного Лорда кровь? Это заведомо самоубийственная кампания, она ничего с этим не поделает. Уизли её ответу не поверил, она и сама себе не верила, просто закрыла за ним дверцы и, наскоро собравшись, тоже покинула квартиру. Уже на лондонской улочке прикрыла глаза, обратилась ощущениями к Метке: при призыве Темным Лордом необязательно знать точное место. Связь сама вела приспешника, куда нужно. Поэтому, когда Агнес открывала глаза, с любопытством осмотрелась. И обнаружила, к своему несчастью, не вход в Министерство. А резиденцию Реддла, будь он неладен. Встреча и впрямь все меньше и меньше походила на деловую, хотя еще минутой ранее Агнес очень надеялась, что ей придется только отчитаться по обстановке во Франции, не более. Или, может, так и будет?.. Просто не в министерском кабинете, а в его особняке… Не войдет — не узнает. А заставлять его долго ждать не стоит, поэтому Агнес ничего не оставалось, кроме как взять себя в руки и шагнуть наконец вперед, прямиком в гостеприимное злодейское логово.