Нет света в непроглядной тьме

— Нет. — Стою в коридоре, только что закрыв дверь в ее кабинет и просто вся сжимаюсь, пытаясь унять боль. — Нет. — Снова повторяюсь и вижу, как мимо меня проходит Стася, что была моей одноклассницей и часто давала мне списывать химию, когда я просила. Она останавливается прямо рядом со мной и рассматривает меня как-то слишком пристально, будто я экспонат. — Нина. — Говорит она своим мелодичным голосом и я только вздыхаю, так как желания разговаривать с ней нет никакого. Я не в том состоянии. — Почему тебя не было на уроках? — Она смотрит на меня и настойчиво сверлит взглядом, будто я обязана тут же дать ей ответ. — Проспала. — Отвечаю коротко и наконец-то двигаюсь с места, направляясь к выходу из корпуса. — Не переживай, директриса уже в курсе. — Я знала, что она спросит про это, так как Стася была старостой и в ее обязанности входило написание отчетов каждый день о посещаемости занятий и дополнительных уроков, а так же преписание по какой уважительной причине пропуск, если он есть или уведомление директора и учителей. — А ты вообще что тут делаешь? — Корпус хоть и учебный, но уроки же уже закончились. Может она специально именно меня выискивала? — Я в библиотеке была и сейчас шла уже к себе в комнату. — Стася увязывается за мной и мы обе выходим на улицу. — Но я тебя увидела и решила спросить почему тебя не было на занятиях. — Какая же она прилипчивая. Я же вроде все сказала уже. Что ей еще надо? — Ты же из-за смерти Кати переживаешь, да? — Заткнись. — Проговариваю сквозь зубы и смотрю на нее зло, видя, что мы уже подходим к нашему корпусу. — Я не хочу об этом говорить. — Стася строит недоуменное лицо, будто не понимая, что она не то сказала. Действительно, коснуться настолько болезненной для меня сейчас темы, а потом строить из себя невинную и непонимающую что сделала. — Я же все видела вчера. — Она замолкает на секунду, как бы выдерживая паузу, и снова продолжает. — Все видели. — А я то не знала. Я была в центре этих самых вчерашних событий, еще и смотрела с люксового места. Прямо рядом с Шольц. — И видели как тебя избили и вырубили одним ударом. — Хмурюсь, и, как будто вспоминая вчерашнее происшествие, челюсть начинает побаливать. — И… — Она прерывается и я вижу, что она смотрит куда-то мне за спину. Оборачиваюсь и тут же вижу, как к нам идет Анна Николаевна в своем белом халате. Она выглядит достаточно спокойной и точно направляется именно ко мне и Стасе. Ошибиться тут было сложно, так как никого больше на улице не было, да и поймав мой взгляд, врач улыбнулась, явно намекая, что сейчас подойдет и что бы мы не вздумали уходить. — О, нет. — Тихо проговариваю и вздыхаю, думая о том, надо ли мне поблагодарить ее за то, что она унесла меня и уложила, переодев? Честно говоря, я просто не хочу сейчас видеться с этой женщиной, а тем более вступать с ней в диалог. Мне просто как-то неловко. — Наверное, мы потом с тобой поговорим. — Надеюсь, что нет. От этой рыбы-прилипалы я сильно хочу избавиться сейчас и в ближайшее время разговоров с ней не вести. Я, по факту, с ней поддерживаю общение только ради химии, а как человек она мне не сильно нравится. Про нее вообще ходили слухи, что она стукачка, а я таких не уважаю. Это низкие и подлые люди, думающие только о себе и своей выгоде за счет других. Стася только как-то глупо улыбается и тут же встречается взглядом с врачом, что уже оказалась около нас. — Привет, Нина. — Кивает она мне и я только поджимаю губы, пытаясь натянуть улыбку на мое побитое и несчастное лицо. — Станислава. — Она обращается к Стасе и ее голос резко меняется на более нежный и приторно-ласковый. — Зайдешь ко мне сейчас в кабинет, ладно? — Между ними повисает какое-то странное напряжение, но длиться только пару секунд, так как Стася тут же улыбается и кивает. — Да, конечно. — Она коситься на меня, а потом снова смотрит на Анну Николаевну. — С радостью. — Она опять глупо улыбается своей любимой улыбкой, а врач кивает и ухмыляется. — Ну так иди. — Врач кивает в сторону корпуса из которого мы только что ушли, где и находиться медицинский кабинет. — Мне нужно поговорить с Ниной и я подойду. — Стася кивает и еще раз странно на меня посмотрев, поворачивается и идет обратно. Врач провожает ее взглядом, как будто отслеживая все ее шаги и как только Стася отходит на достаточное расстояние что бы явно не слышать нас, из моих мыслей меня выдёргивает ее голос. — Нина. — Она становится очень серьезной и смотрит на меня как-то даже строго. — Ты нашла записку? — Киваю и сглатываю от ее тона. — Ты ее прочитала? — Еще кивок и она выдыхает. — И уничтожила? — Ее вкрадчивый голос сводит меня с ума. Поджимаю губы и снова киваю. — Точно? — Мне кажется, или она мне не верит? — Да. — Я же не могу ей сказать, что от ее записки я чувствую тепло и что не хотела бы от нее избавляться. Мне кажется, что она разозлиться или будет насмехаться надо мной. Что я привязалась к какой-то глупой записке, что она написала на скорую руку и не вкладывала туда никаких чувств. — И как ты это сделала? — Она определенно не верит, ну или просто перестраховывается, допрашивая меня. — Нина? — Да что ей прямо моментально отвечать надо. Мне кажется или она какая-то нервная в данный момент? — Сначала съесть попыталась, как вы и указывали, но это оказалось так противно, что я не смогла этого сделать. — Говорю что бы потянуть время и придумать что сделала с запиской на самом деле. — Поэтому, потом оторвала кусочек плинтуса за моей кроватью и спрятала там, засунув поглубже, чтобы точно было никак не достать. — Она выдыхает и кивает, а я решаю кое-что добавить, все равно уже заговорили об этом. — И спасибо вам большое за то, что не оставили меня на улице. — Вздрагиваю от того, что она кладет руку на мое плечо и разглядывает лицо. — Я вам правда очень благодарна за это. И спасибо, что переодели, и укрыли. — Хоть в голове и проскальзывает мысль, что Анна Николаевна явно видела меня в нижнем белье когда переодевала, да и, возможно, лапала, но это явно не так страшно, как если бы на ее месте была Шольц. Чувствую, как мое плечо чуть сжимают и морщусь от неприятных ощущений и даже боли. Дальше врач осматривает мое лицо и проводит пальцами по щеке и подбородку. — Болит? — Это она про что спрашивает? У меня так-то болит плечо, задница, лицо, голова, спина и все еще болит десна после выдернутого зуба. — Вижу, что да. И по тому, как ты ходишь, я тоже могу сделать кое-какой вывод. — Сглатываю и понимаю на что она намекает. — Не жалеешь, что не отдалась мне когда я тебе предлагала? — Сглатываю и только опускаю голову, морщась от боли. — Вам честно сказать? — Понимаю, что глаза наполняются слезами и я снова поднимаю голову. — Думаю, конечно, что вы и так понимаете, но видимо ждете признание чисто от меня. — Всхлипываю, а по лицу катятся первые слезы. — Я очень жалею. И жалею о тех словах, что вам тогда сказала. И что назвала вас старой. Извините. — Не знаю почему я вдруг решила это сказать, но почему-то захотелось. Анна Николаевна все равно вызывает у меня больше доверия, чем Шольц, а выговориться кому-то все же надо, иначе я так сойду с ума. — И за то, что хлопнула дверью тоже простите. — Вспомни-ка. — Слышу ее вкрадчивый голос и вижу хитрую ухмылку на лице. — Я же говорила, что так будет, а ты меня не слушала. — Только киваю и вдруг чувствую, как Анна Николаевна аккуратно берет мою правую ладонь и что-то настойчиво пытается впихнуть мне в руку. — А теперь жалеешь. — Она усмехается. — Я всегда права в таких вещах. — Она сейчас злорадствует? Все-таки беру у нее это что-то и зажимаю в кулаке. — Прими перед сном. Поможет снять боль. — Она ухмыляется и тут же разворачивается. — И сходи на ужин, а то на пустой желудок нельзя. — Она говорила это шёпотом, но я все прекрасно слышала и пыталась вникнуть в каждое слово. Ожидаю услышать что-то еще, но женщина только идет в сторону корпуса, явно к Стасе и я, к своему ужасу, даже догадываюсь зачем и чем они там будут заниматься сейчас. Вздыхаю и смотрю вслед удаляющейся фигуре. Что она дала мне? Это явно то, что должно остаться между нами, но что? Тут же бегу, прихрамывая, в свой корпус и, пробежав по коридору мимо двух девочек, стоящих и о чем-то беседующих, залетаю в комнату, садясь на кровати и поежившись от боли в заднице. Раскрываю ладонь и вижу маленький пакетик с белой таблеткой внутри. Что это? В голове сразу всплывает разговор девочек из туалета, и как они говорили про кого-то, кто дает таблетки перед тем, как заниматься с ними сексом. Может они говорили как раз о Анне Николаевне? Явно же именно врач, то есть она, имеет доступ ко всем медикаментам и может пичкать ими девочек. Но зачем ей это делать со мной? Я же уже Шольц, а не ее, и никак не смогу стать ее девочкой. Или она что-то придумала? Не знаю даже готова ли я это пить, ведь Анна Николаевна даже не сказала что это, хотя вполне могла. Только сказала, что это поможет снять боль, а что если это наркотик? Я точно не хочу становиться наркоманкой. С подозрением смотрю на таблетку и верчу пакетик в руке. В любом случае, на ужин я пойду, поэтому принимать таблетку или нет, решу уже после него. Смотрю на пустую кровать Кати, а потом Поли и в горле появляется ком, который я с трудом проглатываю и встаю с кровати, подходя к своему столу. Кладу пакетик в ящик и достаю свой дневник, открывая на странице, на которой остановилась вчера и беру ручку в правую руку, опять понимая, как же неудобно мне будет писать. Только вздыхаю и устраиваюсь поудобнее на стуле, начиная описывать то, как сегодня проспала почти целый день и как меня изнасиловала Шольц прямо на своем столе. Заканчиваю все той самой таблеткой и тем, что сейчас думаю пить или не пить ее. Смотрю на настенные часы и понимаю, что уже пора на ужин, поэтому захлопываю назад свой дневник и тут же засовываю его в ящик стола, зарывая среди тетрадок и книг. Задвигаю ящик и прихрамывая, и немного постанывая от боли, выхожу из комнаты, направляясь в столовую. Столовая представляла из себя достаточно большое пространство со столами, за которые могли сесть сразу несколько человек. Обычно я сидела с Катей, иногда с Полей, но все же Полина чаще примыкала к своим ровесницам или одноклассницам, поэтому стандартно я ела с Катей, но теперь же я чувствовала, как осталась совсем одна. Вздохнув поглубже и поздоровавшись с воспитателем на входе, подхожу к окну выдачи и получаю свою порцию. Наливаю чай с лимоном и беру хлеб. Из-за того, что столовая была достаточно большой, а сейчас только начала ужина, то она была еще полупустая, поэтому ухожу в самую даль и присаживаюсь за крайний стол, утыкаясь в свою тарелку плова. Вкус еды даже не чувствовался, я просто как будто жевала, уже потерявшую вкус, жвачку, но даже чувство сытости не приходило. Запиваю все чаем и снова вздыхаю, оглядывая столовую и видя, как несколько девочек о чем-то болтают, явно наслаждаясь своим разговором. Откуда-то долетает смех, но я как будто в вакууме, все кажется таким ненастоящим, а перед глазами неожиданно встает смерть Кати. Ее падение. Я чувствую ее руку у себя в ладони и по инерции сжимаю ее, но резко посмотря на нее, вижу только свою, сжатую в кулаке. Неужели все так быстро забыли то, что произошло вчера поздним вечером? То, как всех их вывели смотреть на умирающую девочку всю в крови? Как это могло так быстро забыться у всех, кроме меня? Озираюсь по сторонам и замечаю шепчущуюся троицу, явно смотрящую в мою сторону. Сглатываю и опускаю взгляд в тарелку, стараясь больше не смотреть на них. И о чем они только разговаривают? Может о моем сегодняшнем прогуле? А может я выгляжу слишком замучено и поэтому все так косятся на меня? Я не знаю сколько я так сидела и ковыряла вилкой в плове, но в конце-концов, увидев, что в столовой начинает скапливаться народ, я встала, и отнеся всю посуду, вышла из помещения, направляясь в свой корпус. Я не знаю как объяснить то, что я чувствую. Наверное, это смесь страха и горя, из-за потери самого близкого мне человека, это вина и угрызение совести за то, что я не смогла вовремя увидеть ее состояние и, возможно, предпринять что-то заранее. До того, как произошло это ужасное событие. Я как будто испытываю отвращение к самой себе и своим поступкам. Я чувствую себя подавленной и одинокой. Наверное, я просто потихоньку впадаю в самое настоящие отчаяние. Я знаю, что мне не победить и Шольц права. Надо просто смириться и сдаться. Захожу в комнату и вздыхаю, задумываясь о том, во сколько мне завтра надо прийти к Шольц. Может вообще не спать лучше опять? Определенно, тогда я смогу обезопасить себя и точно знать, что не просплю. Но, с другой стороны, не понятно что мне ожидать от этой поездки и, возможно, это мой шанс сбежать, а силы для этого мне точно понадобятся. Подхожу к столу и открываю ящик, с желанием все же взять и выпить эту таблетку. Может быть это что-то, что поможет мне быстрее и безболезненней умереть? Наверное, за такое я бы была благодарна Анне Николаевне. Смотрю внутрь ящика и почему-то не вижу пакетик с таблеткой. Может куда-то завалился пока я прятала дневник? Перерываю весь ящик и, к своему ужасу, не вижу этой таблетки. Куда я могла ее положить? Может я просто засунула ее в другое место, а сейчас не помню? На всякий случай заглядываю под стол и под кровать, но это бесполезно. Пакетик просто исчез. — Не это ищешь? — Вздрагиваю от голоса сзади себя и медленно оборачиваюсь, видя до боли и страха знакомую фигуру и лицо. — И давно тебя Анна Николаевна обезболивающем спонсирует? — Смотрю на Шольц и на пакетик с таблеткой в ее руке, который она разглядывает каким-то презрительным взглядом. — Как вы здесь… — Замолкаю, так как слова просто застревают в горле. Я же закрывала дверь когда вошла сюда, а звук ее открытия я не слышала. — Я? Просто стояла здесь. — Женщина кивает на расстояние между шкафом и дверью. — А ты была так погружена в свои мысли, что просто не заметила меня. — Наверное, она права, но там в целом такое место, что когда входишь, внимание туда не обращаешь, да и взгляд не цепляется. — Пришла тебя проверить, а тебя на месте не оказалось. Решила посмотреть твою комнату на наличие чего-либо запрещённого и как видишь, наткнулась сразу же. — Зачем ей вообще приспичило лезть в мои вещи? Я надеюсь, что найдя таблетку, она не продолжила дальше перерывать мои ящики. — Ну, что ж, Нина. Наказать тебя сексом или избиением? — На глазах тут же появляются слезы и я смотрю на таблетку, что она убирает в задний карман своих брюк. — Душа моя, не надо плакать. Слезы тебе все равно не помогут, а только усугубят твое положение, ведь ты знаешь как я их не люблю. — Прошу, не надо. На мне и так живого места нет. — Вся сжимаюсь когда Шольц подходит ко мне и оглядывает с ног до головы, будто пытаясь понять есть ли все-таки на мне живое место или нет? — У меня болит голова, десна, от того, что вы вырвали мне зуб, спина, от вашего избиения, челюсть, от удара, болит выбитое плечо и зад… — Протягиваю и пытаюсь загнать слезы назад, чтобы не злить ее. — Нина, мне абсолютно все равно что у тебя болит. — Даже слезы в глазах застывают от ее прямолинейности и такого высказывания. — Но выход все же есть. — Она зло ухмыляется и сверкает глазами. — Взять за тебя ответственность может Анна Николаевна. — Распахиваю глаза и смотрю на Шольц, что довольно ухмыляется. — Пусть она понесет двойное наказание. За тебя и за себя. Ведь это именно она дала тебе таблетку. — Нет! — Вскрикиваю и женщина странно смотрит на меня, а я потупляю взгляд. — Не трогайте Анну Николаевну, пожалуйста. — Я не могу так поступить с этой женщиной, что пыталась помочь мне. Это я виновата, что не спрятала нормально таблетку, а просто кинула в ящик. Она принесла меня в комнату, не оставив на улице. Я не могу так подставить ее. — Прошу, я сделаю все, что вы захотите и скажете. Все. Только не трогайте Анну Николаевну. — Мотаю головой и женщина поднимает мое лицо за подбородок. — Я не хочу что бы из-за меня страдал другой человек. — По щекам предательски начинаю все-таки течь слезы и я всхлипываю. — Бери пижаму и пойдем со мной. — Сглатываю от ее строгого тона и того, что она сказала. — Сегодня будешь спать у меня. Там и накажу. — Киваю и снова всхлипываю, направляясь к кровати и беря с нее пижаму, что не успела убрать в шкаф. Я не хочу к этой женщине. Только не ночь с ней один на один. Такого даже в кошмарах не присниться. — Быстрее шевелись. То, что у тебя выбито плечо не оправдание твоей медлительности. — Только вздыхаю и задумываюсь о том, что сейчас у меня есть шанс кое-что выяснить. — Аделаида Юрьевна, вы же директор. — Констатирую факт и вижу, что Шольц только ухмыляется. — Вы все знаете о ваших воспитанницах. — Складываю пижаму и поворачиваюсь к женщине лицом. — Могу задать вам один вопрос. Мне очень важно получить на него ответ. — Отработаешь. — Она кивает и я впадаю в ступор от такого, но послушно киваю, слишком уж важен для меня ответ. — Где Полина? — Киваю на соседнюю кровать в моей комнате и снова смотрю на Шольц. — Это моя соседка по комнате, которая была младше нас с Катей, но ее почему-то к нам поселили. — Поджимаю губы и смотрю на ее спокойное лицо. — Вещи ее на месте, а самой Поли нет уже второй день. Я переживаю. — Под землей твоя Поля. — Широко распахиваю глаза и смотрю на Шольц, чуть не уронив пижаму. Открываю рот в попытках что-то сказать, но только молчу, глотая воздух. — Что ты так смотришь? В карцере она. Он же в подвале находиться. — Выдыхаю и опускаю взгляд, пытаясь прийти в себя от услышанного. Зачем она так напугала меня первым предложением? Явно же понимала на что я подумаю в первую очередь. Еще одной смерти подруги я не перенесу. — А за что она там? — Слышу, как дрожит мой голос. Видимо я очень сильно испугалась, раз такая реакция и Шольц явно ее видит, так как ухмыляется. И сколько там Поля уже находиться? По крайней мере, два дня точно. Максимум я проводила в этой темнице неделю. Кормили меня только хлебом и водой, а сами условия были, мягко сказать, ужасные. Это произошло из-за того, что тогда от злости на воспитателя, я уронила стакан и он разбился вдребезги, чуть не поранив меня саму и другую девочку. Больше я старалась такую волю эмоциям не давать, по крайней мере на людях. — Это уже второй вопрос, душа моя. — Женщина хватает меня за локоть здоровой руки и притягивает к себе. — А мы договаривались только на один. Второй ты вряд ли будешь в состоянии отработать после того, что я с тобой сделаю. — Женщина злорадно усмехается, а я бледнею. — За мной. — Шольц тут же подходит к двери и толкает ее, открывая и дождавшись, пока я выйду на негнущихся ногах, захлопывает дверь назад. — Аделаида Юрьевна, вы не скажете ничего Анне Николаевне? — Сглатываю и послушно иду за ней, выходя из корпуса и сжимая пижаму в руке. — Пожалуйста. Она ни в чем не виновата. — Понимаю, что на самом деле это я не виновата, так как не просила врача ничего мне давать, а она сама это сделала, но совесть грызет изнутри, не позволяя мне сказать так, как есть на самом деле. — Я пошла к ней в медкабинет и попросила дать мне таблетку. — Всхлипываю, понимая, что если Шольц поверит, то мне просто конец. — И сказала, что вы разрешили. Извините. — Поджимаю губы, а мы заходим в спальный корпус сотрудников. — Анна Николаевна не хотела давать мне, говоря, что без вашего разрешения нельзя и тогда я сказала, что вы дали согласие. — Вся сжимаюсь, когда мы проходим мимо комнат и останавливаемся у одной из дверей. — Простите меня пожалуйста. Я готова понести наказание, только не наказывайте врача. — Вытираю слезы пижамой и вижу, как Шольц достает ключи и вставив в замок один из связки, проворачивает несколько раз, открывая дверь своей спальни. — Заходи. — Слышу ее железный тон и вздрогнув, захожу внутрь, сразу услышав хлопок двери и снова поворот ключа. — Раздевайся и сейчас сполоснешься. Все же, я хочу иметь чистое тело, да и на постельное белье тебя такую не пущу. — Ясно. Она из чистоплотных, хоть и не брезгливых. — Раньше в душ сходить не догадалась? — Слышу ее строгий тон и начинаю стягивать с себя форму из которой так и не переоделась после ухода от Шольц. — Ты спать собиралась не сходив помыться? — Да что она привязалась с этим? — Я собиралась пойти в душ после ужина. — Всхлипываю и остаюсь уже только в нижнем белье, смотря в пол. — Просто не успела. — И как мне вообще мыться с перебинтованной рукой и заклеенной спиной? От нечего делать окидываю взглядом комнату и многозначительно киваю как бы сама для себя. Спальня у Шольц была достаточно дорогой, честно говоря, весь наш детский дом выглядел достаточно презентабельно, но ее спальня явно отличалась своим шикарным видом. Что бросилось в глаза, так длинные плотные черные шторы от самого потолка до пола, хотя окна были не панорамные. Кровать у нее была даже чуть больше стандартной двухспальной и была она аккуратно застелена черным покрывалом. На стене висели черно-белые картины гор, а так же несколько светильников. Смотрю на Шольц, а женщина зачем-то подходит к окну и тут же открывает его на проветривание, причем я тут же чувствую прохладный воздух, что начинает из него дуть прямо на меня, заставляя меня начать дрожать от холода. — Нижнее белье мне с тебя снимать? — Сглатываю и стягиваю трусы, кладя к остальной одежде и сжимая все в руке. — Иди. У тебя на все десять минут. — Шольц кивает в сторону черной двери, что плотно закрыта и я тут же подхожу к ней, заходя в достаточно просторную ванную комнату. Вижу глубокую ванную в матовом черном цвете и даже удивляюсь, так как никогда раньше таких не видела. Мне всегда казалось, что ванная должна быть белой. Длинная мраморная столешница с черной раковиной. Длинное зеркало, явно с подцветкой и ширма, за которой скрывался унитаз и пара полок с полотенцами. На полу была мраморная кремовая плитка и черный ковер. Наверное, эта женщина в своей жизни знает только два цвета и дальше обучение не пошло. Быстро забираюсь в ванну и беру душ, снимая его с держателя. Настраивать воду приходилось достаточно долго, мне кажется, я только этим только и занималась половину своего времени, отведенного на то, что бы помыться, поэтому аккуратно мою неизувеченные места и тут же выбираюсь из ванны, пытаясь понять можно ли мне взять полотенце или нет. — Душа моя, время вышло. — Слышу, как доноситься голос Шольц из комнаты и наплевав на то, что полностью голая и мокрая, выхожу к ней, тут же сжавшись и поежившись от холода. Бросаю взгляд сначала на распахнутое настежь окно, а потом на женщину, что спокойно так сидит на, уже расправленной кровати, на которой появилось какое-то белое покрывало, типо пеленки. Это для меня что ли? Шольц как-то придирчиво рассматривает мое тело и ухмыляется. — Иди ко мне, Нина. — Еще раз смотрю на открытое окно и, поджав губы, иду к кровати. — Аделаида Юрьевна, а можно окно закрыть, пожалуйста. — Слышу, как стучат мои зубы и я аккуратно сажусь на край кровати, видя ухмылку Шольц. — Просто очень холодно. — Она-то сидит в черной пижаме из штанов и рубашки, а я-то голая тут. — Нет. — Она снова ухмыляется и я замечаю ее недобрый взгляд, не предсказывающий ничего хорошего. — Я люблю прохладу в комнате, поэтому привыкнешь. — Привыкну? Надеюсь, что она только про сейчас говорит, а не про то, что я буду у нее тут частым гостем по ночам. — Готовься, душа моя, наказывать буду больно. — Сглатываю и стараюсь не заплакать, смотря в пол. — Но сначала отработаешь свой вопрос про Полину. — Шольц говорит это таким вкрадчивым голосом и тут же проводит рукой по моим губам. — Сделай мне массаж рук. — Поднимаю взгляд и непонимающе смотрю на женщину и ее пальцы. — Аделаида Юрьевна… — Протягиваю, а женщина упорно проводит по моим губам, как будто хочет просунуть пальцы в мой рот или что бы я взяла их добровольно. — Я не умею. — Пожимаю плечом и сглатываю, чувствуя, как ее палец все-таки оказывается у меня во рту. — А чего тут уметь? — Она говорит это так грозно, что мне кажется, она хочет меня уже ударить. — Все когда-то бывает в первый раз и ты узнаешь об этом больше. С каждым разом будет получатся лучше и лучше. — С каждым разом? То есть это не одноразовая процедура? — Давай, давай, душа моя, я люблю когда мне руки массируют. — Она ухмыляется и наклоняется ко мне. — И не только руки. — Сглатываю от этого заявления и чувствую, как второй ее палец оказывается у меня во рту и ложится на язык. Не знаю, что надо делать, но из-за безвыходности своего положения начинаю просто посасывать ее наманикюренные пальцы. — Вот так. Хорошая девочка. — Протягивает Шольц и тут же достает пальцы, да так резко, что чуть не лишает меня передних зубов. Смотрю, как женщина ложиться на кровать и кладет голову на подушку, оказавшись в положении полусидя и двумя пальцами манит меня к себе. Придвигаюсь к ней и ее рука тут же оказывается у меня на колене, как будто требуя что бы с ней произвели какие-либо манипуляции. — Приступай. — Слышу от Шольц и беру ее кисть в свою руку, начиная гладить ее. — Начни с кончиков пальцев и двигайся по тыльной стороне ладони к локтю. — Начинает давать инструкцию Шольц и я пытаюсь выполнить ее требование. — Потом сделай массаж каждого пальца по отдельности, делая круговые и вращательные движения, проходя от ногтя к суставу. — Внимательно слушаю и пытаюсь запомнить все. — Так же, не забудь про сухожилия и ладонь. Мни сильнее, не жалея силы, у тебя все равно ее немного, поэтому больно ты мне сделать не сможешь. — Она усмехается и я надавливаю сильнее, проводя пальцами так, как она говорила. — Но если все же я почувствую от тебя движение, что будет явно отклоняться от моей инструкции. — Шольц смотрит на меня испепеляющим взглядом и ухмыляется. — Я сломаю тебе пальцы. По одному. — Сглатываю и продолжаю массировать, но аккуратнее. — Засуну в тиски и медленно буду ломать. — Шольц выдерживает паузу и смотрит на то, как я провожу пальцами по ее руке. — Слушать и получать наслаждение от звука треска твоих костей. У Шольц был аккуратный бардовый маникюр и достаточно длинные ногти. Думаю, что если она будет иметь меня пальцами, то это будет достаточно больно и неприятно, хотя страпоном в разы хуже, поэтому лучше уж будет потерпеть ее ногти в себе. Вздыхаю и делаю все, как говорила Шольц, боясь отклониться от ее правил и правда быть со сломанными пальцами. То, что эта угроза выполнима — я не сомневалась. Она точно слов на ветер не бросает, а от наказаний просто получает наслаждение. Бросаю взгляд на женщину и вижу, что глаза у нее закрыты, но она явно не спит. Может я делаю все так хорошо, что она прикрыла их от удовольствия? Хотя это вряд ли. Поеживаюсь от холода и дуновения ветра из окна. Интересно, Шольц правда всегда спит с открытым окном или сделала это только что бы поиздеваться надо мной? Обвожу ее пальцы и делаю круговые движения, видя, что она вроде как ухмыляется, хотя больше это походило на оскал. — Все, душа моя. Отработала ты свой вопрос. — Слышу от женщины и она принимает положения сидя и убирает от меня руку. — А теперь накажу тебя и ляжем спать. Завтра рано вставать. — Сглатываю от ее слов и смотрю, как женщина встает с кровати, окидывая меня презрительным взглядом. — Ложись на живот и жди меня. — На глазах тут же скапливаются слезы, а в душу закрадывается страх от того, что она сейчас может сделать. Подрагиваю и все-таки ложусь так, как она сказала, понимая, что сердце стучит так быстро и сильно, что отдает в другие части тела. Я будто слышу этот стук даже в ушах и из-за этого мне еще страшнее. — Нет. Нет. — Шепчу и мотаю головой, будто это как-то мне поможет. — Пожалуйста. — Мечтаю, что бы все это оказалось сном. Я же могла просто выпить эту таблетку раньше или спрятать ее получше, а может просто взять с собой и тогда бы не было сейчас этих проблем. — Что ты там шепчешь, душа моя? — Слышу за своей спиной этот железный голос и вздрагиваю от того, что кровать прогибается под весом женщины, что ложиться на кровать снова. — Все, что ты говоришь я должна слышать, поняла? — Киваю и тут же чувствую, что мне на задницу ложатся ее руки. — Без смазки. — Всхлипываю и чувствую, как что-то твердое упирается мне в анал. Это точно страпон. — Ей послужит твоя кровь, поэтому надейся, что ее будет достаточно. — Слышу ее смех. Этот жуткий и властный смех, что пробирается куда-то вглубь души и остается там, сея страх и вживляя ужас. — Не надо. — Всхлипываю еще раз и тут же чувствую, как в меня начинают проникать, буквально разрывая. — Пожалуйста! Нет! — Руки Шольц тут же переносятся наверх и она начинает удерживать меня, придавив к кровати. — Мне больно. — Боль от прошлого ее изнасилования еще никуда не делась, а сейчас к ней еще и прибавляется новая. Жгучая и кошмарная. — Почему в зад? — Плачу и пытаюсь вырваться, но у меня ничего не получается, а Шольц только входит в меня глубже. — Потому что я так хочу. — Получаю ответ и кричу, когда чувствую ее рывок и как страпон оказывается во мне явно весь. — Терпи. — Легко сказать. Она явно на моем месте никогда не была и просто не понимает какую боль я сейчас испытываю. Меня будто разрывают изнутри ногтями или лезвиями. Как же надеюсь, что она все же отпустит меня после наказания и я пойду к себе, так как спать в одной кровати с этой женщиной я точно не хочу. Кричу от очередного толчка и слышу неприятный хлюпающий звук. Может она все же смиловалась и добавила смазку? — А-а-а! — Кричу в подушку, которая немного заглушает этот крик и чувствую, как Шольц проводит по моей спине ногтями, явно царапая кожу, возможно, что до крови. — Хватит. Пожалуйста. — Понимаю, что смысла в том, что я кричу эти слова — просто нет, так как ей явно все равно на них, возможно, она даже наслаждается моей беспомощностью и возможностью только кричать от боли, пока женщина насаживает меня на этот страпон. — И что ты так кричишь? — Ее голос такой ледяной и грозный, что от этого мне становится только хуже. — Крови предостаточно чтобы полностью заменить смазку. — От ее слов только сильнее кричу и чуть не срываю голос, тут же начиная кашлять. Опять чувствую ее ногти и то, как она проводит ими вдоль моей спины, где нет бинтов, начиная от шеи до самого низа. — Не надо. Хватит пожалуйста. — Протягиваю тихо и понимаю, что зад уже немеет от страшной боли. — Я больше не могу. — Снова кричу и чувствую, как по бедрам что-то течет. Видимо кровь. И я наконец-то начинаю понимать зачем на кровати была эта пеленка. — Что ты не можешь? — Слышу от Шольц и мычу от очередного глубокого проникновения в меня. — Не можешь просто лежать? — Сглатываю и снова кричу. — Учти, я сейчас не заставила тебя самой насаживаться на страпон, но это тоже будет. Я сейчас работаю сама, а ты только лежишь, поэтому цени это. — Кричу от боли и снова ее ногти впиваются мне в спину. Я не знаю сколько она так насиловала меня, но чувствовала, как новые струйки крови стекают по ногам и бедрам, как зад просто разрывает от дикой боли, а в глазах от нее же темнеет. Чувствую, как голова становится тяжелее, а я погружаюсь в какой-то странный туман. На время даже перестаю кричать и как-то вырываться, и, видимо, Шольц это сразу замечает, так как тут же вытаскивает из меня страпон под мой очередной крик боли и шлепает меня по заднице. Вся дрожу и все еще как будто ощущаю в себе этот страпон. Прошу, пусть она отпустит меня, пожалуйста. Я не хочу находиться в одной комнате с этим монстром. — Иди смой с себя кровь. — Слышу от Шольц, но не шевелюсь. — На все даю опять же десять минут. — Только дрожу и вся сжимаюсь, пытаясь унять боль. — Душа моя, время пошло. — Она только договаривает это и я тут же слышу ее дыхание прямо около уха. — Помочь? — Только всхлипываю на это заявление и мотаю головой, понимая, что она точно потребует отработать это, а я не в состоянии сделать ничего. Кое-как привстаю на руках и тут же падаю назад, не в силах даже поднять голову что бы посмотреть на, явно ухмыляющееся, лицо Шольц. — Ты смотри, за помощь я попрошу меньшую плату, чем за то, что ты не успеешь помыться за отведенное тебе время, Нина. — Понятно, она намекает на то, что бы я согласилась на ее предложение помощи. Ладно, пусть лучше она отнесет меня в ванну или поможет встать, но это всяко будет лучше, чем наказание за опоздание. — Помогите пожалуйста. — Шепчу и всхлипываю, тут же слыша ее смешок. Она явно довольна проделанной работой. — Так бы сразу, душа моя. — И тут же я чувствую, что в меня упирается ее нога и в один миг меня одним толчком скидывают на пол с этой кровати и я больно приземляюсь на пол, вскрикнув при этом от страха и боли. — Могу еще продолжить пихать тебя до ванной, а потом за волосы поднять, хочешь? — Поднимаюсь на руках, вся сжимаясь и подрагивая от холода в комнате и боли. — Нет, спасибо. — Проговариваю, заикаясь, и мотаю головой, кое-как вставая на ноги. — Я сама. — Маленькими шагами добираюсь до ванной комнаты, а сама думаю сколько же мне осталось времени на то, что бы помыться. Забираюсь в ванну и оглядываю себя, понимая, что все мои бедра в крови. От такого зрелища меня начинает мутить и даже подташнивать, поэтому поскорее включаю воду и смыв с себя весь этот кошмар, кое-как выползаю из ванны, снова заходя в комнату к этому дьяволу. — Успела. — Кивает Шольц и я вижу, что женщина поглядывает на черные настенные часы с белыми цифрами. — Ложись, сейчас будет еще одно наказание. — В этот момент внутри что-то оборвалось, будто она просто одним предложением смогла убить меня наповал. — Аделаида Юрьевна, пожалуйста. Не надо. Я не смогу. — Вся сжимаюсь, но понимая, что могу ухудшить свое положения слезами и просто стоя на одном месте, потихоньку двигаюсь к кровати. — Пожалуйста. — Всхлипываю и смотрю на Шольц, которую, по-моему, вообще никак не трогают мои слезы и состояние в общем. — Прошу вас. — Сажусь на край кровати и тут же вскрикиваю от боли. Я просто боюсь того, что она снова придумала, как она будет издеваться надо мной в этот раз. — Я даже буду использовать смазку. — Смотрю, как тут же женщина кивает на кровать и я замечаю на ней тюбик и черную матовую анальную пробку. Нервно выдыхаю и Шольц тут же хлопает по кровати рядом с собой. — Ложись на живот и расслабься. Это последнее наказание, а потом ляжем спать. — Вытираю слезы рукой и чувствую, как побаливает выбитое плечо. Сколько мне вообще быть с этой повязкой и фиксацией? Дрожа, забираюсь обратно на кровать и обессиленная, переворачиваюсь на живот, кладя голову на подушку. За что мне это все? Почему именно я попалась ей на глаза? Да если бы знала, что так все будет, то не сбегала бы никогда, а если уж и сбежала бы, то отдалась бы Анне Николаевне как только она предложила, а не посылала бы ее. — А! — Вскрикиваю, когда чувствую холод смазки и боль от каждого прикосновения к своей заднице, а она еще и пальцы вводит, явно стараясь сделать мне как можно больнее. — Не надо… — Протягиваю и тут же чувствую, как в меня упирается эта сама пробка. — Ай! — Вскрикиваю и начинаю плакать, чувствуя, как все вспыхнуло новой болью и как в мою, и так поврежденную задницу, что-то пытаются запихнуть. — Вот так. — Слышу довольный голос этой сволочи и подрагиваю от боли и все еще стоящего холода в комнате. — А теперь спать. — Сглатываю и пытаюсь переосмыслить то, что она сказала. Слышу, как Шольц встает и тут же в комнате гаснет свет. — Аделаида Юрьевна, а когда вы из меня это достанете? — Морщусь от боли и поворачиваю голову, видя, как женщина ложиться рядом со мной и укрывается одеялом. — Утром. — Бледнею и смотрю, как Шольц отворачивается от меня на бок. — А сейчас закрой свой рот и не мешай мне спать, если сама не планируешь. — Поджимаю губы и смотрю на ее темный силуэт. Не плакать было очень сложно, я чувствовала, как по щекам текли слезы и как изнутри меня будто продолжают растягивать. Не знаю почему, но мне как будто чего-то не хватало. Почему она так со мной? Изнасиловала уже несколько раз, наказала, позвала спать к себе, но не обнимает. Она же даже не поцеловала меня хотя бы в щеку. Наверное, глупо хотеть ласки от такой женщины, глупо полагать то, что она вообще способна дарить объятия или ласку. Глупо и с моей стороны хотеть это от той, кто надо мной только и издевается, не давая передышек, но почему тогда я этого хочу? Всю ночь я промаялась и проплакала на кровати, стараясь делать это тише. Иногда пыталась повернуться, но тут же тело отзывалось болью и тогда я только всхлипывала, оставаясь все в том же положении. Вытащить пробку из себя я даже не пыталась, все равно не выйдет, а даже если получится, то накажут меня за это по полной. Уснула я только под утро, в окно я уже даже видела рассвет перед тем, как закрыть глаза и погрузиться в болезненный и прерывистый сон.

***

— Подъем, душа моя. — Слышу голос Шольц и тут же чувствую, как меня куда-то толкают и только открыв глаза, уже лечу на пол, больно ударяясь правым боком. — Сейчас идешь в свою комнату и одеваешься, а потом выходишь на улицу и ждешь когда я подойду, поняла меня? — Киваю и кое-как встаю с пола, чувствую в себе пробку и походу мой растерянный взгляд не остается без внимания, потому что женщина тут же усмехается и кивает на кровать. — Ложись на край кровати животом. Сейчас достану. — Киваю и вижу, как женщина застегивает на себе черную рубашку. — Готова? — Снова киваю и ложусь, как она сказала и тут же чувствую, как ее рука начинает удерживать меня. — А-а-а! — Вскрикиваю, чувствуя, как резко она начинает тянуть пробку на себя. — Больно! — Из глаз тут же брызгают слезы, но я терплю, вся дрожа. Особенно больно было когда Шольц вынимала именно расширенную часть, мне даже показалось, что на этом моменте она специально замедлилась. — Могу оставить внутри. — Слышу ее грозный голос и даже затихаю, зажимая себе рот. — Если не перестанешь кричать. — Понятно, что эта угроза вполне приводима в действие, поэтому смирно жду когда Шольц все же вытащит из меня пробку. — А! — Кричу снова, когда наконец-то из меня выходит этот черный кошмар и я, опираясь на руки, встаю, пошатываясь. — Спасибо. — Киваю и тут же замечаю свою пижаму. Быстро натягиваю ее на себя, параллельно постанывая от боли и стараюсь как можно быстрее покинуть эту комнату пыток и сам корпус. В моем корпусе все явно еще спали, ведь подъема не было, да и на улице было достаточно холодно из-за того, что очень рано. От моего дыхания вижу пар и улыбаюсь, поглядывая на небо и почти полностью взошедшее солнце. Забежав к себе в комнату, даже выдыхаю, ощущая себя намного лучше, чем у Шольц в спальне. Чувствуется какая-то свобода, хоть на самом деле я и понимаю, что от свободы у меня здесь осталось только название. Открываю нижний ящик кровати и достав джинсы и толстовку, надеваю их. Сидеть ужасно больно, как и производить какие-либо другие действия. В голове вертится только один вопрос, который интересует меня сейчас больше всего: куда она повезет меня? В голову ничего не приходит, но внутреннее чувство подсказывает, что ничего хорошего от этой поездки ждать мне не придется. Одевшись, просто стою посередине комнаты и обвожу ее взглядом. По крайней мере, я смогла пережить эту ночь и не умереть. Так же, я смогла выяснить где Полина и даже немного успокоится, так как она точно жива, что уже хорошо. За что ее отправили в карцер я смогу выяснить уже после ее возвращения. И что не мало важно, она вряд ли видела тело и смерть Кати, так как обычно из карцера не выпускали ни при каких обстоятельствах, мне иногда казалось, что даже если будет пожар, то ребенок в карцере останется там на верную смерть. Как рассказать ей о том, что произошло? Я не знала. Но думать об этом сейчас все равно не было времени, поэтому вздохнув, выхожу из комнаты, плотно закрыв за собой дверь и иду на выход. Только выйдя на улицу, тут же вижу Шольц, одетую в черную рубашку и черные брюки. На нее было накинуто короткое черное пальто не застегнутое до конца, а на пальцах Шольц вертела ключи от машины. Честно говоря, ей только ворона на плече не хватало для полноты картины. А так, можно было бы подумать, что женщина идет на похороны, хотя такой вариант правда нельзя исключать. Вдруг она везет меня что бы убить и похоронить, вот и наряд соответствующий. Вижу, как женщина манит меня двумя пальцами к себе и нехотя подхожу, по дороге вздыхая и размышляя о том, что если я умру, то в принципе, сильно и не расстроюсь. Все равно уверенность в том, что я выйду отсюда живой, во мне уже пошатнулась. — Идем, душа моя. — Протягивает Шольц и я киваю, поджимая губы. Мы дошли до парковки, выйдя за пределы детского дома и Шольц подвела меня черной BMW X5. Смотрю на эти надписи и задумываюсь над ценой такой машины, так как выглядела она достаточно презентабельно. Наверное, мне такой никогда не светит. Обычно дети из детских домов редко поднимаются до какого-то высшего уровня, но нет ничего невозможного. Я буду усердно работать и когда выберусь из этого ада на земле, то у меня точно будет открыто много возможностей. — Садись на переднее сидение. — Слышу от женщины и она обходит машину с другой стороны. Внутри появляется желание сорваться с места и сбежать в лес, но понимание, что меня точно поймают и тогда мне просто конец, заставляет меня все же открыть дверь и залезть внутрь. — Сидишь тихо, не раздражаешь меня. — Слышу от нее инструкцию и киваю, замечая, как просторно в салоне этой машины. — Можешь поспать, ехать нам в течении часа. — Киваю и закрываю глаза, откидываясь на кресле. — Пристегнись. — Снова киваю и щелкаю ремнем безопасности, опять откидываясь на сидении и пытаясь принять более безболезненное положение. Спина ноет, а зад просто ужасно болит, я даже не знаю как доеду, не застонав. Шольц заводит машину и мы тут же трогаемся. Дорога будет проходить через лес и первое время эта самая дорога будет не очень, пока мы не выедем на трассу, поэтому морально пытаюсь себя подготовить к тряске и боли в спине и заднице от этой тряски. Шольц выворачивает руль и я закрываю глаза, отворачиваясь к окну. Пейзаж все равно не интересный, поэтому разглядывать его нет смысла. Хочу просто заснуть и проснуться уже в другой жизни. Чувствую, как мне на бедро ложится рука и вздрагиваю от этого прикосновения. Смотрю на Шольц, а она сидит и просто смотрит на дорогу, даже не обращая на меня внимания, но ее рука перемещается с моего бедра на колено и обратно. — Ты мне еще должна за помощь. — Слышу голос женщины и непонимающе смотрю на нее. Это она про то, как с кровати меня спихнула? — Поэтому готовься по приезде. — Сглатываю и ощущаю ее руку прямо на ширинке своих джинсов. Всю дорогу я просидела, как на иголках, я даже не могла в окно смотреть, только бы отвлечься от ее руки, что постоянно перемещалась с моего колена на бедро и на промежность, немного поглаживая и надавливая. Я чувствовала, как болит спина и как ноет все тело. Мне не удавалось принять положение в котором я бы чувствовала себя более-менее комфортно, все равно у меня что-то, да болело. Иногда я зевала, понимая, как все-таки хочу спать, ведь за эту ночь нормально это сделать мне так и не удалось. Но спустя примерно час моих мучений и нашей поездки, я вижу, как мы подъезжаем к какому-то большому серо-белому зданию и Шольц паркуется, ставя машину на ручник. — Выходи и иди со мной рядом. — Опять дает свои инструкции Шольц и я киваю. — И только попробуй отойти от меня на расстояние больше метра. Я тебе ногу сломаю. — Сглатываю и нервно киваю, выбираясь из машины. Шольц подходит ко мне и заблокировав дверцы, кивает, показывая идти следом. Мы проходим мимо парковки с множеством машин и я обращаю внимание на вывеску, что находится над главным входом — «Мед.Центр.» Сглатываю и задумываюсь над тем, зачем меня сюда привели. А вдруг Шольц хочет сдать меня на органы? От нее такое вполне можно ожидать. Не смотря на ужасную панику, следую за женщиной и в тоже время утираю подступившие слезы. Мне просто страшно от неизвестности, в которую меня ведут. Шольц подходит к регистратуре и что-то говорит женщине за этой стойкой. Та внимательно слушает, а после кивает, выдавая какой-то талон и карту. Сглатываю и через пять минут вижу, как к нам приближается какая-то женщина в белом халате и приветливо улыбается при виде Шольц и меня. — Здравствуйте. — Слышу голос этой женщины и как же он мне понравился. Такой мелодичный и ласковый, будто звук морского прибоя. — Я Евгения Михайловна. Хирург. Вы Аделаида Юрьевна, а это Нина, я правильно понимаю? — Женщина кивает на меня и Шольц тоже только кивает, ухмыльнувшись. — Вы можете присутствовать на операции, а можете подождать здесь. — Стоп. Стоп. Какой еще операции? Куда меня привели? Я ни на какую операцию согласие не давала. — Я буду присутствовать. — От нее это прозвучало как-то зло, будто она готова сейчас убить эту женщину непонятно за что. — Все же Нине так будет спокойнее. — Да нифига. Лучше бы уж она тут сидела, чем со мной куда-то там пошла. Особенно на операцию. Что это за операция вообще? — Тогда наденьте бахилы и пойдемте. — Женщина машет рукой куда-то в сторону и я вижу, как Шольц кивает. Сердце бешено колотится и я смотрю то на женщину, то на Шольц, быстро надевшую бахилы и уже оказавшуюся около нас. — Пройдемте сюда. — Мы заворачиваем в какой-то коридор, а меня всю трясет. — Операция длиться недолго. Минут пятнадцать или двадцать, тут уже зависит от состояния девственной плевы. — Шольц только кивает и сама как будто полностью погружена в свои мысли. — Это не страшно и не больно, Нина. — Она видимо заметила мое состояние и поспешила успокоить. — Операцию буду проводить лично я. — От этого мне все равно не легче. Операция зависящая от девственной плевы? Мне что… девственность восстанавливать будут? Мы заходим в какой-то кабинет и я вижу два стола и несколько шкафов со стеклянными вставками. Ширму и за ней гинекологическое кресло. Бледнею, явно копируя цвет стен в этом кабинете и весь ужас точно отображается на моем лице, так как эта женщина обеспокоенно смотрит на меня, подходя к столу и что-то записывая. — Нина, все хорошо. Не стоит переживать. — Она добродушно улыбается и я киваю, икнув от нервов. — Проходи за ширму и раздевайся, снимая весь низ. — Тут же чувствую толчок в спину от Шольц и поджав губы, иду туда, куда мне указали. Дрожащими руками снимаю с себя джинсы и трусы, немного помедлив. Слышу, как Шольц с хирургом о чем-то разговаривают и та постоянно кивает и что-то записывает. Далее женщина встает из-за стола и подходит к раковине, начиная мыть руки. Стою и подрагиваю, не зная что делать дальше. Желание провалиться сквозь землю. Почему Шольц сразу не сказала, что мне будут восстанавливать девственность? Хотя я тоже хороша, могла бы уже давно догадаться, слишком уж очевидно. — Садись на кресло, Нина, и закидывай ноги на подставки. — Врач тут же подходит к столу и надевает белые перчатки. — Расслабься и глубоко дыши. Ничего страшного в этом нет, это не больно и даже не неприятно. — Киваю и пытаюсь забраться на кресло. Меня уже бросает от них в дрожь, слишком уж много неприятного с ними связано, что у Шольц в кабинете, что у Анны Николаевны, теперь еще и тут. — Помочь? Я вижу, что у тебя что-то с рукой, похоже на вывих, да? — Пожимаю здоровым плечом и пытаюсь залезть сама, привыкнув, что помощь надо отрабатывать. — Она плечо выбила. — Слышу размеренный голос Шольц и врач понимающе кивает. Если быть честным, то это она же мне плечо и выбила, а не я, но спорить не стану, боясь за свою дальнейшую жизнь. Кое-как забираюсь на кресло и вздохнув, все-таки кладу ноги на подставки, краснея и в этот момент копируя цвет вареного рака. Как же это неприятно и стыдно, мне просто хочется провалиться сквозь землю. Напрягаюсь, когда женщина придвигается ко мне и тут же ощущаю ее руки на своей промежности и вижу, как она что-то пристально разглядывает, раздвигая мои половые губы. — Расслабься пожалуйста. — Шепчет она мне и я киваю, откидывая голову назад и закрывая глаза. Надо просто представить, что я не здесь. — Мне так легче работать и тебе спокойнее. — Еще раз киваю как бы сама для себя и слышу, как стучат какие-то приборы. Интересно, а мне же поставят анестезию? Или будут все делать на живую? Чувствую, как на меня внизу чем-то пшикают и перепугавшись, резко поднимаю голову, видя в руке у хирурга какой-то спрей. Наверное, это и есть анестезия, по крайней мере, я буду на это надеяться. Тут-то Шольц не может сказать что бы мне ее не делали, пусть помучается, понимая, что больно она мне в данный момент сделать не может. Я не знаю сколько по времени я пролежала на этом кресле, смотря в потолок, но после того, как мне пшикнули тем спреем, у меня онемело все, что было внизу и тогда врач приступила к своей работе, а точнее к операции, на которую я посчитала нужным, лучше не смотреть, поэтому просто закинула назад голову и закрыв глаза, лежала так в течении всего времени проведения манипуляций, что надо мной производили. Что делала в это время Шольц — я не знаю, наверное, продолжала стоять и смотреть за действиями хирурга, изредка прохаживаясь по кабинету. — Операция завершена. — Слышу наконец-то от хирурга и поднимаю голову, открывая глаза. — Никаких резких движений в течении пары дней точно. Так же, постарайся не сидеть прямо, а если уж приходиться, то подкладывать подушку. — Да я и так сидеть особо не могла после всех издевательств, что я получила от Шольц. — Аккуратно снимаем ножки. — Женщина берет одну мою ногу и помогает снять ее с подставки. — Вот так. — Тоже самое она проделывает и со второй ногой. — Можешь одеваться и быть свободна. — Киваю, а сама задумываюсь, что свободной я пока быть точно не смогу, учитывая откуда я и чья «девочка». — Спасибо, Евгения Михайловна. — Слышу от Шольц, но никакой искренности в ее словах нет. Мне даже кажется, что ей пришлось постараться что бы их сказать. — Нина, одевайся и пойдем. — Киваю, уже натянув трусы и приступая к джинсам. Все же, я сильно не хотела снова оказаться с Шольц наедине, слишком уж опасна эта женщина, внушающая страх только своим присутствием или голосом. — Идем. — Говорит она и открывает дверь, когда я заканчиваю зашнуровывать ботинки. — До свидания. — Протягиваю и хирург улыбается, снимая перчатки и тут же выбрасывая их в мусорное ведро. — И спасибо. — Это уже говорю чуть ли не шёпотом, так как на самом деле, от того, что сейчас произошло мне будет только хуже. Лишиться повторно девственности точно ужасно, а если еще и с таким человеком, как Шольц, в чем я не сомневаюсь, то вообще кошмар. Мы быстро покинули клинику и вернулись к машине в полном молчании. Меня даже стало это как-то напрягать, хотя, так было даже лучше, ведь когда Шольц говорила — это были либо угрозы, либо что-то кроме них, но все равно не очень приятное, поэтому пусть уж лучше молчит. — Кресло тебе откину немного. — Сказала она как только мы сели в машину и я кивнула. — Ложись. — Делаю, как она говорит и поджимаю губы. — Ну что ж, душа моя, завтра ночью возьму тебя и наконец-то сделаю своей девочкой. — Вздрагиваю от этого заявления и отворачиваюсь к окну. — По приезде идешь к себе в комнату и делаешь те уроки, что не сделала ранее, а потом узнавай у одноклассников что задали и делай это. — Молча киваю и закрываю глаза. — На обед сходи обязательно и важное замечание. — Мы выезжаем с парковки и рука женщины снова оказывается на моем бедре. — Когда будешь сидеть, то подкладывай подушку, а уроки вообще лучше лежа делай. — Почему она вдруг стала так беспокоится? Боится, что если я не буду соблюдать правила, то что-то случиться? А что? Явно что-то не со мной, а с моей девственностью, так как на меня ей явно все равно. Обратно мы ехали в полной тишине. Я даже задремала, убаюканная звуком едущей по трассе машины и положением полу-лежа, странно то, что не снилось мне толком ничего, я просто как будто провалилась во мрак и застряла в нем. — Подъем, Нина. — Слышу откуда-то издалека и тут же ощущаю чью-то руку и резкое дуновение ветра с моей стороны. — Приехали. — По слогам произносит Шольц и тут же я открываю глаза, видя, как женщина сидит на водительском сидении, а дверь с моей стороны распахнута. — Иди и делай то, что я тебе велела. — Киваю и отстегиваю ремень безопасности, выпрыгивая из машины. — Нина! — Слышу грозный голос Шольц и даже боюсь обернуться. — Я тебе что сказала? Никаких резких движений, а она выпрыгивает, ты посмотри на нее. — Сглатываю и отхожу от машины. — Извините, я больше так не буду. — Такое ощущение, что я маленький ребенок и я разбила чашку, а сейчас оправдываюсь. — До свидания. — Тут же разворачиваюсь и вбегаю на территорию детского дома. Пока Шольц не видит куда я направляюсь, у меня цель прямо по курсу. Мне надо к Анне Николаевне.