Нет света в непроглядной тьме

Вижу, как Полина странно на меня смотрит, а затем, повернувшись к столу, снова берет ручку, зачем-то вертя ее в руке, как будто от нервов. — Это плохая идея. — Протягивает Поля и поджимает губы, смотря на меня очень недоверчиво, буквально ожидая подвоха или того, что я сейчас улыбнусь и скажу, что это шутка. — Нина, если что, у тебя губа кровит. — Отмахиваюсь и рукавом вытираю губы, видя, как на ткани осталась смазанная кровь. — Я не знаю готова ли я пойти на такое. — Голос Полины странный, она как будто хотела бы ответить сразу отказом, но, возможно, боялась меня задеть или обидеть, а может, и из-за уважения ко мне и моим идеям. — Я догадывалась, что ты захочешь совершить побег, когда еще мы сегодня первый раз встретились, но, все же, в глубине души надеялась, что ошибаюсь. — То есть даже Полина что-то заметила, хотя, вроде, я на это ей и намекала, но все еще загадка, как Шольц поняла, что я хочу что-то сделать. — Поля, у нас нет времени сомневаться, к сожалению. — Протягиваю и смотрю на рюкзак, понимая, что надо действовать и уговорить Полину как можно быстрее. — Здесь происходят ужасные вещи и честно, я хочу, чтобы ты никогда не узнала какие. — Сглатываю и расстегиваю замочек на рюкзаке, сразу вытряхивая из него некоторое содержимое на кровать. — Нам надо совершить побег, нам надо спастись… — Нина! — Вздрагиваю от того, как пронзительно закричала мое имя Полина и даже замираю, все еще держа в руках, так и не разобранный до конца, рюкзак. — Подожди. — Киваю, и пытаюсь успокоить сбитое дыхание от испуга. — Ты совершаешь побег уже не в первый раз и никогда это не заканчивалось ничем хорошим. Почему ты не учишься на ошибках? — Смотрю на Полю и вижу всю серьезность ее лица в этот момент. Она явно будет стоять на своем до последнего. — Я не хочу в карцер снова. — Вижу, что на ее глазах образуются слезы, а плечи начинают подрагивать. — Я не хочу наказания. — Опускаю рюкзак обратно на кровать и тут же подхожу к ней, обвивая ее руками, и обнимаю. — Нина, пойми, я ценю и уважаю твое рвение на свободу, но пойми, что это невозможно сейчас. Надо потерпеть, слышишь? — Мотаю головой и понимаю, что теперь уже я скоро заплачу. — Ты получишь эту свободу буквально через два года. Сейчас придет Катя, я вам почитаю продолжение истории, хочешь? — Вздрагиваю от упоминания моей подруги и только мотаю головой. — Катя… — Сглатываю, и пытаюсь понять совершаю я в данный момент ошибку или нет. — А ты у своих одноклассниц не спрашивала о Кате? — Наверное, будет лучше, если я зайду из далека. — Не до этого особо было. — Она как-то заминается, как будто что-то хочет скрыть. — А что? — Неужели никто из ее одноклассников или просто людей, с которыми она пересекалась в течении дня, не говорил и не вспоминал о девочке, которую буквально оставили на улице умирать, которая сбросилась с окна. Не говорили обо мне, о моем конфликте с директрисой, ведь когда я встретилась со Стасей она буквально первым делом сказала о том, что все видели и помнят это событие. Это жестоко и страшно, неужели так быстро забылось? Ну, не могут же все быть настолько чёрствыми и без капли эмпатии. Или было принято решение о том, что эту тему поднимать больше не надо, чтобы никого не задеть и не травмировать еще больше? — Нина? — Из раздумий меня выводит именно голос Поли, которая как-то странно на меня смотрит. — Ты меня пугаешь. Что случилось с Катей? Почему я должна была о ней спрашивать? — Ничего. Все в порядке. — Поспешно мотаю головой и вытираю подступившие слезы. — Просто спросила, так как ты обычно любопытна и любознательна, поэтому для меня странно, что ты не интересовалась про Катю ни у кого. — Глупо улыбаюсь и вижу у Полины прямо недовольное выражение лица. — Все в порядке с ней, успокойся. — Мягко говорю, стараясь не вызвать у нее лишних подозрений, хотя, по-моему, я уже и так сделала все для того, чтобы они у нее появились. — Самое главное сейчас то, что нам надо совершить побег. — Киваю в такт своим словам и обнимаю Полину за плечи. — Нина, пока ты ничего мне не расскажешь, я никуда не побегу. — Говорит Полина достаточно твердо. Так, что я понимаю, что она действительно будет стоять до конца. — Что случилось? — Полина убирает мои руки от себя и смотрит мне прямо в глаза. В этой маленькой девчушке, полной задора, любознательности, так же есть и стойкость, та самая упертость и явное желание дойти до конца. С одной стороны, я рада этому, но с другой, как же не вовремя она проявила эту свою настойчивость. — Что-то плохое произошло? С Катей?.. — Я уверена, что поняла она это уже давно, но видимо решила сказать мне еще раз, как бы направляя на рассказ. — Если ты правда хочешь услышать это, то лучше будет присесть. — Я слышала в фильмах, что так говорят постоянно, чтобы человек, ошарашенный каким-либо событием, не упал в обморок на пол, ударившись. — Но помни, что все, что я сейчас тебе расскажу, не должно повлиять на наш будущий побег. Мы бежим. Пообещай мне это. — Хотя, возможно, что мой рассказ наоборот, только прибавит желание Полине сбежать, так как именно это событие и подтолкнуло меня в большей степени, значит, не факт, но вроде, на нее должно сработать также. — Обещаю. — Кивает Поля, и подходит к своей кровати, присаживаясь на край. — Этой ночью. — Ее фразы такие короткие, но мне хватает этого, чтобы понять, что она действительно не подведет меня, чтобы не случилось. — Полина. — Чувствую, как часто начинает биться сердце, да так, что даже отдает в виски. Мне кажется, что у меня поднимается температура от напряжения, так как буквально появляется желание раздеться. Как начать рассказ? Как мне преподнести это так, чтобы не навредить ее психике больше, чем это сделает этот детский дом? — К сожалению, Катя не придет. Ни сегодня, ни завтра. — Сглатываю, но вижу ее заинтересованный взгляд, в котором на миг мелькает страх и беспокойство. — Никогда. — Тянуть больше нельзя, иначе я так себя и ее до инфаркта доведу или до нервного срыва. Надо сказать резко, без подробностей, чтобы самой не вспоминать этот ужасный вечер и ночь. — Катя совершила самоубийство. — Выпаливаю на одном дыхании и тут же закрываю лицо руками, чтобы не видеть реакции Поли, а самой не разрыдаться в голос. — Она выбросилась из окна. — Чувствую, что больше не могу сдерживаться и тут же начинаю плакать. Перед глазами снова та картина. Последние слова Кати звучат в голове, а в руке снова тепло, как будто в ней ее ладонь. — Я не могу. Прости. Я… — Понимаю, что мне тоже надо было сесть, так как именно я уязвима и могу упасть в обморок хоть в эту же секунду. — Нина… — Слышу приглушенный голос Полины и чувствую сухость во рту. Я уже жалею, что рассказала, жалею, что не спасла Катю, жалею, что вообще родилась на этот свет. Зачем я в этом мире, когда даже своим родителям не была нужна? Это из-за них я оказалась в детском доме, из-за них я терплю весь этот кошмар. — Мне трудно что-то сказать и даже поверить в это. — Как ни странно, но Полина формулирует мысли достаточно хорошо в отличие же от меня, которая сейчас даже пару слов связать не сможет, только какие-то обрывистые фразы, которые не имею никакого смысла, если их сопоставить вместе. — Нина, почему она это сделала? — В голосе Поли слышен надрыв и я наконец-то отдираю свои руки от лица. Полинино лицо выражает боль, страх и какое-то непонимание, на глазах стоят слезы, а пара слезинок уже катится по лицу. — Зачем? — Этот вопрос я тоже задавала Кате перед ее прыжком, но сказать Полине о изнасиловании я не могу. Я не хочу ее пугать еще больше. — Зачем?! — По-моему, сейчас у Поли начнется истерика, но что могу с ней сделать я? Как одному утопающему спасти второго? — Она не сказала. — Проговариваю, чувствуя, что в глазах почему-то темнеет. — Сказала только то, чтобы я не винила себя в ее смерти. И ты тоже ни в чем не виновата. — Последнюю фразу добавляю как бы для спокойствия самой Поли. Катя говорила о ней только тогда, когда сказала передать ей фломастеры. — Теперь ты понимаешь почему нам нужно бежать? Нас тут ничего не держит. — Полина дрожит, сидя на краю кровати, и я прямо вижу, как ей не хорошо, да и мне так же, хотя кажется, что даже хуже. — Мы не знаем почему Катя пошла на такой шаг, но из этого следует вывод, что она что-то скрывала, что-то, что заставило ее так сделать, что-то, чему можем подвергнуться и мы. — Надеюсь, что я своими словами я не подвожу все к изнасилованию, а просто показываю ей, что побег — единственный шанс на хорошую жизнь в будущем. — Я не верю. — Полина мотает головой и вытирает руками слезы. — Не верю. Я же с ней говорила, я же с ней обнималась, шутила, я… я не могу в это поверить. Это неправда. — Скорее всего это просто стадия отрицания, надеюсь, что она пройдет достаточно быстро, так как времени на сборы и подготовку к побегу все меньше и меньше, и чем дольше она отрицает действительность, тем хуже для меня и нее. — Нина, почему это произошло, как? — Она не кричит, но уже разговаривает достаточно громко. Только бы не привлекла лишнее внимание. Оно нам совсем ни к чему. — Поля… — Что с ней сейчас? — Перебивает меня Полина, продолжая утирать слезы. — Где ее похоронили? — Если бы еще я это знала. — Почему я не была в этот момент рядом? — Продолжает истерить девочка, медленно опускаясь на кровать. — Надо было мне поспорить из-за этого дурацкого сочинения. Если бы я не сделала этого, то не попала бы в карцер, а значит, была бы рядом. — Полина всхлипывает, а я поджимаю губы. Только бы она не начала винить во всем себя. — Как же… но что… — Она что-то говорит себе под нос, полностью опустившись головой на подушку, что я уже не могу разобрать. — Нина, я не смогу бежать. — Сердце замирает и я смотрю на Полину, широко распахнув глаза. — Я не смогу. Пожалуйста, давай сделаем это завтра? — Подхожу к ее кровати и опускаю руку ей на спину. — Мне сложно принять эту новость. — Она прерывается на всхлипы и полностью зарывается лицом в подушку. — Прости. — Практически не слышу это слово, но тяжело вздыхаю, вытирая слезы. — Поля, ты обещала. — Проговариваю, начиная гладить ее по спине, как бы пытаясь успокоить и напомнить о себе. — Я соберу за тебя вещи в твой рюкзак, чтобы дать тебе время отдохнуть и принять все, что я тебе сказала. — Снова вытираю слезы и слышу, как Полина тихо всхлипывает, заглушая свои стоны подушкой. — Хорошо? — Мне нужен ее утвердительный ответ. Обязательно. Она должна взять себя в руки, иначе ничего не получится. — Я не знаю. — Протягивает девочка, явно из последних сил. Сердце буквально сжимается от боли, глядя на нее и вспоминая все эти события. — Я не могу ничего сказать. — Поля только успевает договорить эту фразу, как тут же я слышу стук в дверь и она открывается, впуская внутрь воспитателя. — Девочки, все на месте? — Произносит она стандартную речь и осматривает комнату. — Ложимся спать. — Киваю и продолжаю гладить Полину по спине, которая чуть подрагивает на каждое мое прикосновение. — Вы теперь вдвоем, я так понимаю. — Вижу у нее в руках таблетку с листами и как она начинает что-то писать на одном из них. — Павлюк вычеркиваю. — Она издевается? Я прямо почувствовала, как на этих словах Поля вся напряглась и вытянулась, как струна. — Спокойной ночи. — Киваю, даже не поворачиваясь в ее сторону и тут же слышу хлопок двери. — Полина, послушай меня. Сейчас нам нужно будет собрать вещи и через минут пятнадцать, как будем уверены, что обход точно закончился, мы должны начать наш путь к свободе. — Проговариваю, надеясь, что смогу ее воодушевить фразой про свободу, но Поля никак не реагирует на мои слова. — Я соберу твой рюкзак, хорошо? — Снова никакой реакции и я вздыхаю. — Давай садись. — Говорю более уверенно, пытаясь показать то, что я серьезна, хотя на самом деле еще как нервничаю, не зная что делать дальше. — Оставь меня, пожалуйста. — Полина всхлипывает и не дается мне, дергая плечом, как бы показывая, что против того, чтобы садится и отрывать свою голову от подушки. — Мне тяжело. — Снова протяжно вздыхаю и поджимаю губы. Понимая, что только теряю драгоценное время, встаю с кровати и подхожу к своей, беря в руки рюкзак. Надо собрать в него все необходимое, как и обычно при побегах, а потом собрать и Полинин. Разберусь с вещами, а далее займусь самой Полей. Надеюсь, что к тому моменту, как я закончу с вещами, она хоть немного придет в себя после, такой шокирующей ее, новости. Я уже не знаю правильно ли было с моей стороны рассказывать всю правду или нет. Может, все же, стоило скрыть или сказать что-то иное? Хотя, тогда бы она могла узнать все от одноклассниц и тогда уже я окажусь не в самом хорошем положении, в ее глазах показываясь просто лгуньей. Я понимаю ее эмоции, понимаю то, что она чувствует, и я правда сейчас пытаюсь заглушить это состояние обиды на ее поведение но, все же, ее не было в тот день в комнате, не она держала Катю за руку в последние секунды ее жизни, не она пыталась остановить свою подругу от такого шага, и не она слушала предсмертные речи. Полина не стояла в тот злополучный день на заднем дворе. Она не слышала страшных слов Шольц, не видела последние Катины вздохи, не слышала стоны и крики в толпе, не видела эту страшную ухмылку на лице директрисы, когда та узнала, что Катя еще жива и страдает, лежа в кровавой траве. Поля просто получила эту информацию, а я стала свидетелем и даже участником этой страшной трагедии. Так почему тогда она сейчас не может взять себя в руки и понять, что надо сбегать, а не лежать на кровати, плакать и сжиматься? Ей нужно послушать меня, а не отгонять прочь. Ей нужно прежде всего самой понять, что, чтобы избежать такой же участи, чтобы выбраться в нормальную жизнь из этого ада, надо сбежать и добежать до города, обратиться в полицию. Она не понимает этого и сейчас сфокусирована только на том, что Кати больше нет. Наверное, мне нельзя ее обвинять, подгонять или ругаться, так как я сама только о Кате в последние дни и думаю, она сниться мне, я слышу ее голос, чувствую ее руку, но все же, я хотя бы что-то делаю, чтобы спастись. Я не лежу на кровати и не рыдаю в подушку, не отгоняю от себя Полину. Чувствую, как в груди что-то вспыхивает, будто я злюсь на Полю, будто я хочу сейчас подойти и даже накричать на нее, сказав, чтобы та вставала и одевалась, готовясь к побегу. И может я даже готова так сделать. С этими мыслями вытряхиваю все, что было в рюкзаке, на кровать, агрессивно и как-то даже резко, не задумываясь о том, что наделаю шуму. — Нина. — Слышу со стороны Полины и заворачиваю хлеб в салфетки немного лучше, чтобы он случайно не выпал и не подарил мне кучу крошек в рюкзаке. — Прости, что так бурно отреагировала. — Даже приоткрываю рот и поворачиваю голову в сторону девочки, что уже не лежит, а сидит на кровати, вытирая последние слезы. — Я понимаю, что ты права и понимаю, как тебе тяжело. — Она мысли мои читала что ли, пока я тут думала, как хочу накричать на нее, или я все вслух говорила и не замечала этого? — Я постараюсь взять себя в руки. — Точно читала мысли. — Катю уже не вернуть, можно только помнить ее, как прекрасного человека, принести цветы на могилу. — Сглатываю, понимая, что Шольц упоминала о том, что ее не похоронят и могилы, скорее всего, нет и не будет. — А сейчас… что нужно делать? — Для начала. — Вздыхаю, и пытаюсь собраться с мыслями сама. — Прости меня тоже, так как я немного вспылила. — Почему-то даже становится стыдно за свое поведение и мысли. Я только что сообщила человеку о смерти друга и что-то требую от него тут же. Я сама была не в лучшем состоянии после осознания прихода смерти к близкому мне человеку, а тут Полина еще и младше меня. Это же такой удар по психике. — А теперь ты должна выложить из своего рюкзака все и сложить в тумбочку или ящик стола. — Полина кивает и медленно встав, тут же приступает к исполнению моего указания. Тяжело вздохнув, открываю ящик стола и, немного покопавшись в нем, перебирая разные тетради и канцелярию, нахожу то, что надо, и взяв это, кидаю в рюкзак свой дневник. Я никогда его раньше не брала, так как боялась, что если меня поймают, то при обыске вещей найдут его, прочитают, а еще страшнее, отберут и отдадут директрисе, и тогда мне явно не жить, но сейчас я полна решимости взять его с собой. Я уверена, что это будет мой последний побег, потому что именно он станет тем, который будет удачным, который подарит нам свободу и спасет от страшных мук и долгих лет и этом детском доме всех воспитанниц. Я беру дневник, действительно серьезно рискуя, так как в нем слишком много важной информации, начиная с карты, заканчивая каждым страшным событием, но риск оправдается, так как все эти записи можно будет предоставить, как доказательства неадекватности и ужасных действий Шольц и всех сотрудников этого адского места. Мне не жаль никого, кто попадет под суд и кто понесет соответствующее наказание. Даже врача. Да, она немного помогала мне, да, она немного лучше, чем директриса, но это не отменяет того факта, что она такая же насильница, возможно, садистка, и девочки от нее тоже хотели бы сбежать, да не в силах. Она двуличная и настоящая сволочь, которой явно светит пожизненное, как все ее грехи вскроются и поддадутся огласке. Честно говоря, мне хотелось бы, чтобы Шольц отрубили голову или до смерти запытали. Если рассматривать что-то более гуманное, хотя мне этого совсем не хотелось, то ввели смертельную инъекцию. Эта женщина не заслуживает пощады. Она убийца, садистка, монстр, больная и ей действительно не место среди людей. Самое главное, что я хотела бы — это, чтобы эта сволочь больше не ходила по земле. Складываю некоторую одежду, бутылку воды, хлеб кладу на самый верх, чтобы его не помяло. После, помогаю сложить все самое необходимое Полине и как только закрываю молнию на ее рюкзаке, немного выдыхаю, понимая, что полдела уже сделано. — Теперь нам надо создать вид того, что мы легли спать. — Проговариваю как бы сама для себя и киваю. — Делать это будем старым и давно проверенным методом. — Поля хмыкает и вроде кивает, наблюдая за мной, а я вытаскиваю оставшуюся одежду, начиная формировать на кровати что-то вроде фигуры человека. — Самое главное — это создать объем. — Говорю, видя, как Поля повторяет за мной. — И накрыть одеялом так, чтобы было ощущение, что тут лежит человек, а не куча одежды. — По-моему, она и так это прекрасно понимает, но я все равно говорю, немного даже успокаивая себя тем, что уже настолько профессионал в этих побегах. — Мне страшно. — Слышу от Полины и понимаю, что ее голос дрожит. — Я никогда не сбегала раньше. — Протягивает она и садится на кровать, вся сжимаясь. — Что будет, если нас все-таки поймают? — Сглатываю от этой ее фразы и подхожу к девочке, тут же кладя руки ей на плечи. — Нас не поймают, слышишь? — Поля поднимает на меня глаза и кивает, но я вижу в ее взгляде четкую неуверенность и недоверие. — Я обещаю тебе. Мы выберемся. — Обнимаю Полину, чувствуя, как девочка сразу прижимается ко мне сильнее. — Ты для меня все, Поля. Я люблю тебя. — На глазах почему-то образуются слезы, но я смахиваю их, боясь, что Полина увидит и начнет сомневаться в моей уверенности. — Я верю тебе, Нина, но мне просто страшно. — Девочка всхлипывает и тут же отрывается от меня. — Пора? — Пожимаю плечами и смотрю в окно на темный лес вдали и такое же мрачное темное небо. — Я больше не выдержу этого ожидания. Оно сводит с ума. — Проговаривает Полина, снова прижимаясь ко мне. Я даже не думала, что ей так тяжело давалось все это время ожидания побега. Почему она мне об этом не сказала, а просто молча терпела? Я бы, может, что-то попробовала придумать, а так даже не в курсе была, что ей тяжело переносить именно ожидание. — Пора. — Киваю, и тут же подхожу к двери, прислушиваясь к тому, что происходит снаружи. — Давай мой рюкзак и бери свой. — Поля кивает и подбегает к моей кровати, хватая мой рюкзак, а потом забирает и свой, надевая на плечи. — Надо надеть куртки, так как ночью, все же, уже холодновато. — Подхожу к шкафу и достаю две одинаковые куртки с эмблемой нашего детского дома. В принципе, это буква «Ш» с некоторым обрамлением. Если не знать почему именно это буква и от чьей фамилии она взята, то эмблема может показаться очень красивой. У меня же она вызывает только отвращение и ничего больше. — Теперь идем. — Чуть-чуть приоткрываю дверь и смотрю на мрачный коридор, залитый лунным светом из окон. — Главное, чтобы нам никто не попался по пути, тогда это будет уже половина успешного побега. — Говорю на ухо Полине, которая стоит около меня и пытается протиснуться в узкую щелку двери, чтобы быть со мной ближе. Поняв, что никого вроде нет, выхожу в коридор вместе с Полей и, поправив рюкзак на плечах, озираюсь по сторонам еще раз. Делаю жест рукой Полине и мы идем по направлению к выходу из корпуса. Там тоже надо будет долго ждать перед тем, как выйти на улицу, так как, все же, в будке на выходе из детского дома сидит охранник, да и в это время еще воспитатели могут ходить или даже сама директриса, поэтому стоит соблюдать осторожность. — Жутко. — Слышу причитания Полины, но стараюсь не обращать на них внимание. Ее слова только собьют меня. Мы проходим еще немного и дойдя до лестницы, спускаемся на первый этаж. Завернув в главный коридор и поняв, что там никого нет и выход полностью свободен, тут же двигаемся к нему. — Вот же черт. — Ругаюсь, дернув ручку двери и поняв, что она не поддается. — И давно двери стали закрывать на ночь? — Говорю вслух, осматривая дверь, как будто она, все же, одумается и поддастся от того, что я на нее просто смотрю. — Никогда такого не было и вот опять. — Пытаюсь пошутить, но, по-моему, выбрала я для этого не особо подходящий момент, так как Поля даже не улыбнулась на мои слова. — Может можно найти ключ? — Полина подает голос и начинает озираться по сторонам в его поисках. — Все же, странно, что заперли, ведь так и воспитателям неудобно, да и если какая-то чрезвычайная ситуация, то… — Окно. — Протягиваю, смотря на немного приоткрытое окно и тут же подбегаю к нему, залезая на подоконник. С рабочей одной рукой это было сделать достаточно сложно, я даже чуть не соскользнула, но удержав равновесие, смогла остаться на этом подоконнике, держась рукой за ручку окна. Надеюсь, что я не сильно напрягала руку во все дни, что у меня она была зафиксирована и скоро я смогу снять бинты, так как все же, с повязкой было ужасно неудобно и до сих пор непривычно. — Забей на дверь. Если решили закрыть, значит есть на то причины. — Возможно, что причина — это я, но стараюсь не думать об этом. Вижу, как Полина нехотя кивает и подходит ко мне. — Действовать надо быстро, слышишь? — Девочка снова кивает и забирается ко мне. — Оно открывается? — Недоверчиво смотрит на окно Полина, а я улыбаюсь и киваю, распахивая его. — Повезло. — Констатирует Поля и двигается еще ближе. — Ты первая. — Только пожимаю плечами и смотрю в окно, стараясь разглядеть в темноте какой-нибудь силуэт, который мне на руку явно не сыграет, но никого не видя, только выдыхаю, стараясь привести в норму сбитое дыхание. — Сначала спускаешь рюкзак, а дальше уже сама, поняла? — Поля кивает, а я снимаю со своих плеч свой рюкзак и тут же кидаю его вниз, видя, как он приземлился на траву и остался там лежать, немного покачиваясь. — Я пошла. Ты сразу следом. — Даю указания и тут же прыгаю вниз, приземлившись на ноги. Не особо больно, но не сказать, что удачно. Почему-то приземлиться получилось на плоскую подошву, и ударившись о землю, я даже зашипела от неприятных ощущений, сразу повернув голову назад в сторону окна. — Прыгай, тут не высоко. — Маячу Полине и вижу, как из окна сначала летит рюкзак почти в мои руки, но чуть в сторону, поэтому поймать у меня его не выходит, а потом свешиваются две ноги. — Мне страшно. — Слышу от Полины и вздыхаю, понимая, что времени на ее капризы у нас нет совсем. — Я точно ничего себе не сломаю? — Странный вопрос. Тут не так высоко, да и сама Поля только что видела, как я прыгнула и со мной все хорошо, почему так паникует? — Нет, тут совсем не высоко. — Стараюсь ее успокоить и вижу, как она пытается аккуратно опуститься на руках. — Хочешь, я тебя поймаю? — В голову приходит идея, но не успев даже подойти назад к окну вижу, как Поля уже приземляется и падает, не устояв на ногах. — Даже дух захватило. — Слышу от нее и улыбаюсь, протягивая ей ее рюкзак, что подобрала с земли. — А теперь куда? — Интересуется Полина и я показываю пальцем в сторону горящих фонарей и корпуса работников и начальства. — Нам что, там пройти придется? — Вижу, как Поля бледнеет, как-то даже отступая. — Так там же… может кто-то быть. — Кто? — Скептически смотрю на нее и вздыхаю. — Поверь мне, мы, во первых, пробежим быстро, а во вторых, за корпусом. Туда окна выходят только нескольких комнат и все они не жилые. — Все это я выяснила после первого своего побега, когда по неосторожности, побежала перед этим корпусом, куда выходят окна и комнат некоторых воспитателей, кто тут ночует, и врача, и самой директрисы. — Не переживай. — Полина поджимает губы и кивает, немного подумав. — Времени мало. — Проговариваю как бы сама для себя и хватаю Полю за руку. — Идем. Мы бежим по маршруту, который я уже до этого знала. Он не особо освещается, да и в зоны камер, которые расставлены по территории, особо не попадает. Совсем остаться незамеченными не получается явно, но главное, чтобы в открытую мы не показывались, иначе риск того, что охранник на посту может поднять тревогу. — Нина, пожалуйста, помедленней. — Слышу голос Поли и чуть торможу, видя, что она одной рукой держится за бок. — Ты же знаешь, у меня с бегом не очень. — Она как-то нервно усмехается и тяжело дышит. — Потерпи еще немного. — Снова почти перехожу на бег и крепко держу ее за руку. — Как только будем за пределами детского дома, то отдохнешь. — Там есть место, где можно спрятаться на некоторое время, чтобы подготовится к долгому пути, поэтому я намеревалась остановиться там. — Все будет хорошо. Создай себе мотивацию и цель, а потом иди к ней. Думай о том, что тебя вдохновляет. — По-моему, такие речи вполне подходят отчаявшимся в жизни людям, которые приходят к психологу. Может мне в будущем и стоит нацелиться на эту профессию? Хотя, с моими знаниями химии и биологии, а эти предметы там вроде нужны, на сколько я знаю, мне точно дорога туда закрыта. На самом деле, с будущей профессией я до сих пор не определилась и вряд ли сделаю это в ближайшем будущем, скорее всего, я просто еще не нашла себя. Может мне нужно больше времени, а может тот, кто сможет вдохновить меня и направить в нужное русло мои умения и знания. Мы с Полиной забегаем за корпус и тут же я во что-то врезаюсь. Это была как будто бы какая-то железная палка или трость, я так и не поняла в ту секунду, просто в один момент свалилась на землю, почувствовав удар и ужасную боль в груди, а утянув за собой Полю, сначала услышала ее крик, а потом почувствовала, как она падает на меня. — Я уже заждалась тебя, душа моя. — Меня пронзает ужас и холод от этих слов, после которых я, тяжело дыша и заходясь в кашле, поднимаю голову и смотрю в сторону его обладателя. — Еще и не одна. — Шольц ухмыляется и я вижу, как тусклым алым огоньком в тьме ночи, тлеет в ее руке сигарета. — Нина. — Слышу испуганный голос Поли и вижу, как она отползает от меня и от директрисы подальше, все еще сидя на земле, будто не может подняться, да я и сама будто приклеилась, еще и в груди больно жжет от бега и от удара. Чем она меня остановила? В руке у Шольц что-то есть, но она держит это за спиной, либо не желая показывать, либо просто ей так удобно. — Нина? — Снова голос Полины, а женщина спокойно делает затяжку и тут же бросает сигарету на землю, наступая на нее. — Что нам делать? — Слышу шепот и тут же резко подрываюсь, подлетая к Полине и хватая ее за руку. — Бежим! — Кричу, понимая, что это единственный шанс мне спастись. В голове тут же начинают мелькать воспоминания о наказаниях, которые Шольц грозилась применить ко мне, если я что-то совершу. — Вставай! — Поля кое-как поднимается, но я вижу, как Шольц в одну секунду оказывается около нас и тут же мою спину обжигает боль, от чего я кричу и падаю на землю, вся сжимаясь. Чем она меня ударила? Тем же, чем и в прошлый раз? Что это такое? Железный прут? Лом? Кочерга? Слышу вскрик Поли, но он не от боли, а от страха, потому что директриса хватает ее за запястье и тут же притягивает к себе, не давая ей возможности куда-либо дернуться. В глазах туман и я пытаюсь ровно дышать, хотя боль затмевает собой все, не давая мне даже мыслить. — Называть план действий надо после его исполнения, а не до. — Проговаривает Шольц, усмехаясь, и я вижу, как дрожит Поля, а по ее щекам текут слезы. Ей явно ужасно страшно. — Я тебя предупреждала. — Говорит женщина, явно обращаясь ко мне, но я даже не могу осмысленно воспринимать ее слова, настолько мне плохо и больно. Жжёт место удара, что на спине, что и в груди. — Ирина Михайловна, немедленно подойдите за корпус «А». — Слышу вдруг от Шольц и поднимаю взгляд на нее, видя как она говорит кому-то по телефону эту фразу. — Не трогайте Полину. — Хриплю и приподнимаюсь на локтях, понимая, как же мне больно. — Накажите только меня. Это я все придумала, я утянула ее за собой. Поля ни в чем не виновата. Не смейте ее трогать. — Вижу, как Шольц чем-то замахивается и тут же спину обжигает новая боль, перекрывая собой прошлую. — Нина! — Слышу как вскрикивает мое имя Поля, а сама кричу, снова падая на землю. — Аделаида Юрьевна, пожалуйста, не бейте ее. — Просит Полина жалобным тоном, от чего я вся сжимаюсь. — Пожалуйста, ей же больно. — Понятное дело, Шольц для этого меня и бьет. Чтобы мне было больно. Не знаю сколько времени прошло в таком странном состоянии тишины, которая нарушалась только всхлипами Поли и моими редкими стонами от боли, но в какой-то момент я услышала, как к нам кто-то приближается, шурша травой. — Доброй ночи, Аделаида Юрьевна. — Слышу запыхавшийся голос воспитателя, но не могу поднять голову. Нужно накопить силы и унять боль пока есть время, а потом что-то предпринять, сейчас я ничего не в состоянии сделать особо. — Эту под замок, но не в карцер, а в дальнюю комнату. — Железный голос Шольц снова пронизывает меня ужасом до костей и я тяжело вздыхаю. Дальней комнатой называлась самая последняя комната в корпусе, в которой никто не жил. В ней не было окон, она была достаточно маленькой и по факту, рассчитанной на одно спальное место. Я видела ее только мельком, когда проходила мимо и заметила, как воспитатель ее закрывала на ключ. Зачем туда Полю? Я не припомню, чтобы кто-то из моих знакомых туда попадал, поэтому и что будет ждать там Полю тоже не понятно, но, скорее всего, накажут ее не сегодня. — Утром покормить, как обычным завтраком, а потом я дам указания. — Слышу от женщины и непонимающе поднимаю голову, осматривая всю эту компанию. Чтобы Шольц, и после попытки побега сначала сказала запереть Полину не в карцере, а в обычной комнате, а потом еще и кормить не хлебом и водой, а обычной едой. Что-то тут не ладное. Я уже чувствую, что надо ждать подвоха. — Хорошо, все будет выполнено. — Кивает Ирина Михайловна и я вижу на ее лице какое-то подобие улыбки. — Доброй ночи. — На это Шольц никак не отвечает и я вижу, что передает, всю трясущуюся и бледную от страха, Полину в руки воспитателя. Поля даже не вырывается, она покорно дает себя увести за корпус и даже ничего не говорит мне на прощанье. Интересно, она обиделась на меня или нет? — Зачем вы сказали ее там запереть? — Подаю голос и вижу, как Шольц сразу обратила на меня внимание. В моем положении она казалась еще выше, чем обычно. И без того ее рост всегда пугал, так теперь я вообще чувствовала себя дождевым червяком перед птицей, которая вот-вот его склюет. — Это тебя не касается. — Отрезает женщина и подходит ко мне ближе, от чего сердце сжимается. — Тебя сейчас должна больше волновать твоя дальнейшая судьба, а поверь, там уже все написано твоей же кровью. — Шольц ухмыляется и смотрит на меня свысока, явно чувствуя свою власть и превосходство. Она никем меня не считает, так, игрушкой, но я человек и у меня тоже есть внутренний стержень, и если она думает, что сломала меня, то пусть обломится, ничего подобного. — Я не собираюсь просто так сдаваться, ясно? — Проговариваю сквозь зубы и тут же пытаюсь встать, немного пошатываясь. — Вы думаете, что вам все можно, что вы такая силь… — Не успеваю договорить, как мне тут же прилетает пощечина, да такая сильная, что задев ей и губы, Шольц разбивает мне их в кровь. На губах открываются старые ранки, которые только запеклись и начинают снова нещадно и больно ныть, напоминая о кровавых поцелуях с этим дьяволом. — Я не из тех, кто слушает пафосные речи глупых девочек о том, что они никогда не проиграют и противостоят мне ни смотря ни на что. — Усмехается женщина, а я хватаюсь руками за лицо, поджимая губы и чувствуя металлический привкус крови во рту. — Мне это неинтересно, душа моя. — Как же меня бесит ее обращение, уже просто до дрожи. Если у нее своей души нет, то не значит, что я соглашалась работать для Шольц ее заместителем. — Ты моя девочка, Нина, и поверь, совсем скоро ты это примешь полностью, смиришься окончательно со своим положением и оставишь эти несчастные и жалкие попытки борьбы. — Никогда. Сама меня прервала и решила взять на себя пафосные речи. — Если не сейчас, то после наказания уж точно. — Женщина задумчиво смотрит на мое лицо, как будто прикидывая какое наказание я смогу пережить и еще остаться в здравом уме. — Я не ваша! — Кричу, отрывая руки от лица и чувствуя, как по подбородку течет кровь. — И никогда не буду ей. — На глазах образуются слезы и я срываюсь с места, тут же начиная бежать в противоположную от Шольц сторону. — Да пошла ты. Ненавижу. — Бурчу себе под нос и оборачиваюсь назад видя, как Шольц все еще стоит на одном месте. Не собирается догонять, но почему? Неужели так уверена, что ударила меня достаточно сильно для того, чтобы я далеко не убежала? Ждет, что я обессиленная упаду и тогда она пафосно подойдет? Или ждет, что я сама вернусь к ней, поняв, что побег — не лучший вариант? В любом случае, чтобы она себе там не думала, она этого не дождётся. Я смогу сбежать и никто меня не остановит. Подбегаю к забору и тут же бросаю взгляд на будку охранника. Если мне не изменяет зрение, то я особо никого не вижу, возможно, что он вышел на перекур или пошёл в туалет, в любом случае мне на руку то, что его нет на рабочем месте. Ставлю ногу на нижнюю перекладину, которая проходила через весь забор и переставляю руку, цепляясь за прутья. Забор был достаточно высокий, но обычно его не составляло труда перелезть, если цепляться руками и поднимать себя именно за счет их силы, но сейчас… Смотрю на зафиксированную руку и пытаюсь понять реально ли мне поднять себя сейчас. Только одной рукой. — Черт. — Бурчу себе под нос и смотрю вниз, сразу понимая, что под забором никак не пролезть. Слишком мало места. При моем первом побеге я даже пыталась найти место, где возможно сделать подкоп, но так тогда ничего и не найдя, мне пришлось перелезать. Даже не знаю на что я надеялась, рассматривая землю и дорожки под забором сейчас. Может на то, что удобное место для подкопа появилось само собой. Хотя, даже если бы оно и было, на подкоп требуется слишком много времени, которого у меня сейчас не было от слова совсем. Не исключено, что Шольц позвонила и передала обо мне воспитателям или охраннику, которые вот-вот прибегут и схватят меня, а после, под руки отведут к Шольц в кабинет, где меня будет ожидать сам дьявол с моим смертным приговором в руках. — Почему так, а? — Спрашиваю как бы в пустоту и вздыхаю от боли в спине и груди, которая все никак не может затихнуть. И, все же, что у Шольц было в руках и чем она меня ударила? Я так и не разглядела толком. Просто какая-то палка, возможно, что и арматура или лом, по крайней мере, удар был очень сильный, а значит, далеко не факт, но возможно, материал, из которого сделана палка — железо. — Да что за черт? — Ругаюсь, как только чуть не срываюсь с забора, пытаясь подняться за счет одной руки. — Ну, нет… — Протягиваю, снова пытаясь и опять падая, только теперь на колени, шипя от боли. Бросаю взгляд на зафиксированную руку и, понимая, что иного пути нет, начинаю разбинтовывать ее. Все же, уже прошел не один день и, возможно, что с плечом уже все в порядке и рука способна выполнять свои функции. По крайней мере, я надеюсь на это. Пусть не все, но хотя бы помочь подняться по забору она мне должна. Я даже готова зафиксировать ее сама, как только окажусь за пределами детского дома. Не думаю, что у меня получится так же туго и правильно, как сделала мне Анна Николаевна, но это будет уже не важно. Добравшись до города, мне там и медпомощь оказать смогут, и обратно зафиксировать руку, и рентген сделать. — А ты, я смотрю, все никак не успокоишься. — Слышу сзади голос и оборачиваюсь, сталкиваясь взглядом с директрисой, которая грозно осматривает меня, немного вертя в руке какую-то трость, который видимо меня и ударила, остановила и буквально избила. Теперь я могла рассмотреть ее внимательно, при свете фонарей, которые освещали все дорожки до корпусов и к саду, забор, и будку охранника. На конце у трости был какой-то странный наконечник, как будто большой бриллиант красного цвета. В целом, эта трость явно была декоративной и служила не для опоры на нее, так как за директрисой что-то, к сожалению, не замечалась хромота хотя бы на одну ногу, а чтобы избивать таких, как я. Даже интересно, из какого она материала сделана? Все-таки железо или нет? — Неужели ты еще не осознала, Нина? — Непонимающе смотрю на женщину и вижу, как она подходит ко мне ближе. Как я вообще не услышала ее шагов? Была так занята разбинтовыванием руки и причитаниями себе под нос, что не услышала шелеста травы или стук ее обуви о каменные плитки дорожки или женщина специально кралась, стараясь подойти ко мне бесшумно? — В каком смысле? — Врезаюсь в забор спиной, пытаясь отойти от женщины подальше и не дать ей подойти вплотную. — Что я должна была осознать? То, что я никто? — Вспыляю и кричу, скалясь. — Осознать то, что всегда на шаг впереди. — Женщина ухмыляется и тут же ставит трость прямо мне на ногу, от чего я вскрикиваю и отскакиваю, снова врезаясь со всей силы в забор, от чего раздается грохот железных створок. — И то, что я просто играю с тобой. — Пальцы начинают ныть от боли, но я стискиваю зубы, стараясь не обращать на эту боль внимание. — К твоему сожалению, Нина, меня не загрызут дикие животные и, принимая ванну, случайно, включенный в розетку фен, я не уроню, все же, сушить волосы, при этом лежа в ванне, я не планировала. — Сердце замирает и я пытаюсь вспомнить откуда я помню эти слова, которые директриса так медленно и с каким-то наслаждением говорит. — И если я захочу, то медленно и мучительно умирать будешь именно ты, душа моя, а не я. — Сглатываю, и тут же в голове что-то щелкает. Неужели это записи, которые я собственной рукой делала в моем личном дневнике? Она их только что процитировала почти слово слово, а это означает только одно. Во первых, что у нее достаточно хорошая память, а во вторых, она читала мой дневник и явно не так давно, так как те фразы, которые она сейчас произнесла, я написала пару дней назад после смерти Кати. — Ты подписала себе смертный приговор. — Холодно говорит Шольц, а я понимаю, что женщина приблизилась ко мне настолько близко, что я чувствую ее дыхание. — А я его выполню. — Шольц вдруг кратко целует меня в губы, от чего сердце замирает и его буквально охватывает каким-то холодом страха. — Аделаида Юрьевна… — Протягиваю, как только Шольц разъединяет поцелуй и не успеваю даже дернуться, как тут же вижу, что женщина заносит руку для удара и тут же мне со всей силы прилетает ее кулаком в челюсть. Резкая боль на секунду ослепляет меня и я чувствую металлический привкус крови во рту еще отчётливей, чем раньше, голова запрокидывается, ударяясь о створку забора, но боли я почему-то уже не чувствую, а только осознаю, что падаю, так как чувствую руки Шольц, хватающие меня за талию, и погружаюсь в темноту.

***

Чувствую какой-то странный запах и тут же мотаю головой, мыча что-то нечленораздельное. Запах становится резче и я открываю глаза, тут же пытаясь привстать на руке. Чувствую ужасную боль в области нижней челюсти и озираюсь по сторонам, пытаясь понять где я. — Очнулась, душа моя. — Вижу Шольц, но немного размыто, что стоит около дивана и держит в руках какую-то вату от которой так странно пахнет. — Хороший препарат. — Как-то довольно протягивает она. — Все сработало так, как надо. — Смотрю на женщину, а она ухмыляется и спокойно отходит от меня, выбрасывая вату в мусорное ведро под ее столом. — Часто им пользуюсь. — Какой препарат? — Вопросительно смотрю на нее и чувствую, как болит моя голова вместе с челюстью и почему-то рукой, в которой мне несколько дней назад выбили плечо. Так же, чувствую, что неприятные ощущения добавились и в области живота, груди и спины, да и почему-то десна, из которой Шольц жестоко выдернула мне зуб, дала о себе знать. Бросаю взгляд на окно и понимаю, что на улице подозрительно светло, а значит, что уже утро или даже день. Неужели я столько времени была без сознания? Разве это нормально? — А, ты не помнишь. — Шольц усмехается и садится в свое кресло, закинув ногу на ногу. — После моего удара ты пришла в себя спустя минут семь, начав нести какую-то чушь про Полину и то, что ее надо спасать. — Вообще ничего такого не помню, как будто женщина придумывает на ходу. — После этого я поставила тебе укол, который и усыпил тебя на некоторое время, а точнее — Женщина смотрит на настенные часы и снова поворачивает голову на меня. — на восемь часов. — Сглатываю и озираюсь по сторонам, понимая, что я точно нахожусь у директрисы в кабинете, и лежу на черном кожаном диване, в той же одежде, что и была во время побега. Единственное, что изменилось, так то, что повязка на моей руке стала туже и явно ее заново наложили, так как бинты были чистые, а, так же, на мне не было куртки. — Я… — Проговариваю, садясь полностью и смотря на директрису испуганным взглядом. — Я почти ничего не помню. — Сглатываю, и вижу, как Шольц достает пачку сигарет из выдвижного ящика стола и ту же, что и раньше, зажигалку в виде колоды карт. — И… Аделаида Юрьевна, простите меня, пожалуйста. — Понимаю, что мои извинения почти ничего не стоят и тяжело вздыхаю, свешивая с дивана ноги. Директриса же вставляет в рот сигарету и поджигает ее, закуривая и тут же выпуская дым. — Нина. — Слышу от нее свое имя и вся сжимаюсь от холодного тона. Такое ощущение, что по имени она звала меня тогда, когда была очень зла, а значит в итоге мне не светит ничего хорошего. — Твои извинения мне не нужны. — Так и думала. — Мне нужно полное осознание тобой твоего поступка и понесение за него соответствующего наказания. — Мотаю головой и чувствую, как на глазах образуются слезы. — Я накажу тебя за побег с Полиной, за бегство от меня, и за твой личный дневник, а точнее, записи в нем. — Строго отчеканивает женщина и снова делает затяжку. Если за каждый отдельный проступок будет отдельное наказание, то она просто покалечит меня, и явно не одну часть тела. — Но позже — Дыхание даже замирает от этой ее фразы и я сглатываю. Почему накажет позже? Вместе с Полиной? Именно поэтому ее отправили тогда в комнату? С одной стороны, может это и хорошо, так как я смогу ее поддержать или вселить в нее немного уверенности и стойкости, да и увидеть ее хотелось, но с другой стороны, скорее всего, Шольц придумала что-то страшное, где моя поддержка точно не поможет, а Поля может быть обижена на меня за то, что я обещала успех побега, а в итоге нас поймали, так что даже видеть меня не захочет. — Но это наказание тебе запомнится надолго. — Женщина ухмыляется и снова смотрит на время. — А сейчас у меня дела. — Директриса делает затяжку и выдыхает дым, а меня начинает мутить от запаха табака в кабинете. Получается, что накажет позже из-за работы, а не из-за того, что хочет организовать парное наказание? — Аделаида Юрьевна, пожалуйста, не выдирайте мне ногти. — Почему-то из всех наказаний, что она перечисляла мне тогда, вспомнилось именно это. — Я клянусь, я больше не буду сбегать. Я буду послушной, только не делайте этого. — Вся сжимаюсь когда вижу, что Шольц тушит сигарету в пепельнице и встает с кресла, подходя ко мне. — Я сделаю то, что посчитаю нужным. — Как только она договорила, то тут же замахнулась и мою щеку обжог удар. — Твое дело молчать и слушать то, что я говорю, подчиняться и терпеть. — Всхлипываю и понимаю, что меня начинает трясти. — Сейчас ко мне придут по работе. Хоть слово скажешь и я вырву тебе ногти не только на руках, но и на ногах. — Испугано открываю глаза и забираюсь на диван с ногами. — Может мне лучше уйти? — Шепчу, видя, как Шольц сжала руки в кулаки, угрожающе нависая надо мной. — Поняла. Сижу тихо и не подаю голос. — Нервно дергаюсь и опускаю голову, смотря в пол. Женщина вздыхает, оглядывая меня, как будто думая в этот момент бить меня или нет, и направляется обратно к столу, извлекая из него какую-то бумагу и кладя ее на стол. Дальше она просматривает какие-то папки на ее столе и найдя, видимо, нужную, берет ее и тоже кладет ближе к себе. Смотрю за тем, как Шольц подходит к окну и открывает его, видимо, все же, запах сигарет, который стоял в кабинете, начал напрягать и ее, а может, она заботилась о комфорте того, кто к ней должен прийти. Сижу и пытаюсь понять кто может прийти к директору по работе. Явно кто-то из воспитателей или учителей, если отсюда, а если из города, то, возможно, и новые сотрудники. А может она наконец-то нашла себе заместителя, чтобы уйти в отпуск и дать детскому дому хоть несколько недель вздохнуть более-менее спокойно? Это было бы прекрасно, я даже не переживаю насчет того, что заместитель может быть хуже и строже Шольц, так как хуже этого дьявола быть просто невозможно. В ней собраны самые ужасные черты характера, которые известны, отсутствует эмпатия и в принципе, она гнилой человек. Что меня может ждать совершенно непонятно, так как наказаний она перечислила тогда достаточно, чтобы сейчас я даже не знала какое выбрать из них, если мне вдруг предоставят этот выбор. Они все изощренные, все ужасные и при исполнении каждого мне будет ужасно больно. Я не хочу лишаться ногтей, я не хочу, чтобы мне что-то ломали или чего-либо лишали. Это мое тело и мне страшно из-за того, что оно в опасности, я не ощущаю того, что оно принадлежит мне. Шольц как будто отобрала у меня все права, а самое главное — право на жизнь. Вздрагиваю от стука в дверь и вижу, как Шольц бросает на меня строгий взгляд, а после грозит кулаком, от чего я сжимаюсь и киваю ей, как бы говоря без слов, что все поняла и буду ниже травы и тише воды. — Зайдите. — Говорит директриса и тут же дверь открывается и я вижу достаточно красивую женщину. Блондинка, с каре, достаточно красиво одетая, с легкой улыбкой на лице и сумкой-клатч в руке. Она была в бежевых брюках на высокой талии, накинутым на плечи таким же бежевым пиджаком и что привлекло мое внимание, так красивая подвеска на ее шее, так подчеркивающая простую коричневую водолазку. Женщине на вид было лет тридцать, по крайней мере, она была точно младше Шольц, но и менее красивой, чем она. На ногах у нее были черные ботинки и насколько я поняла, это были ботфорты, только вот голенище было скрыто под брюками. Эта дама закрывает за собой дверь и тут же смотрит на меня как-то странно, как будто присматривается, а потом на директора уже вопросительным взглядом. На сколько я увидела, на ней не было почти никакого макияжа, кроме накрашенных ресниц и блеска для губ. Она была какой-то естественной, простой, но при этом загадочной и дорогой. — Доброе утро, Аделаида Юрьевна. — Слышу ее мелодичный, но достаточно сдержанный тон и с интересом наблюдаю за поведением директрисы, которая тут же придвинула второе кресло к своему столу и взглядом показала сесть женщине, что пришла. — Мы же договаривались на кудрявую. — Говорит женщина с какой-то претензией и показывает взглядом на меня, которая в этот момент явно стала белой. Договаривались? В каком смысле? — Я за свои слова отвечаю. — Проговаривает Шольц и женщина наконец-то подходит ближе, стуча по полу каблуками, и садится напротив нее в кресло. — Девочка такая, какую вы и хотели. — Они о чем? Мне уже не нравится вся атмосфера, которая стоит в этом кабинете. Такое ощущение, что тут происходит какая-то сделка. — Эта не ваша. — Дама дергает плечами и кивает, улыбаясь. — Ваша вот эта. — С этими словами директриса берет папку, которую до этого клала на стол и открывает ее, останавливаясь на какой-то странице и разворачивает к женщине, которая сначала смотрит с некоторой претензией во взгляде, а потом смягчается и улыбается, наклоняя голову на бок. — Красивая. — Кивает она и проводит пальцами по странице, а я пытаюсь аккуратно подглядеть что на этой странице написано или нарисовано. Как я понимаю, там фотография, но гораздо больше меня волновало чья она и почему о этом человеке говорят так, будто это вещь и она кому-то принадлежит. — Мне нужны ее характеристики. — Женщина поднимает взгляд на директрису и та кивает, тут же протягивая даме в бежевом листок. — Несоответствий с вашими желаниями только два. — Проговаривает Шольц и я вижу, что говорит она это как будто неохотно. — Цвет глаз, как вы могли уже увидеть и возраст. Она на год старше, чем вы хотели. — Сглатываю и понимаю, что, похоже, кого-то удочеряют. Даже не знаю радоваться мне за этого человека или нет. В целом, эта женщина не выглядит плохой, да и явно обеспеченная, и если она действительно будет с любовью относиться к девочке, которую удочерит, то можно только порадоваться и пожелать ей счастливой жизни вне этого адского места. — В остальном девочка полностью удовлетворяет ваши желания. — Директриса ухмыляется и закидывает ногу на ногу, при этом эта поза придавала ей какой-то величественности, и похоже, она считала так же, так как сидела в основном только так, а блондинка в это время читает лист, видимо, проверяя соответствие написанного там, словам директрисы. — Год — это не страшно. — Дама смеется и кидает лист на стол, при этом кладя на него и руку, начиная стучать пальцами. — Мне нравятся ее кудряшки и этот наивный взгляд. — Женщина усмехается и как-то задумчиво смотрит на стену, как будто что-то высматривая в ней. — А что по ее поведению и характеру? Как лично вы бы оценили ее? Опустив все эти формальные формулировки в документе. — Дама отмахивается от листка и смотрит на Шольц, ожидая ее слов. — Девочка послушная, спокойная, но с характером. — Произносит директриса и я чувствую в ее голосе холод. Мне даже не по себе становится. — В конфликтах замечена была не часто, но если вступала в них, то обычно держалась до конца, отстаивая свою точку зрения. — Вижу по лицу дамы, что ее явно не удовлетворил рассказ Шольц и походу, та тоже это поняла, так как тут же вдруг встала и поставив руки на стол посмотрела в глаза женщине. — А если вы хотите мое мнение, то скажу так. — Голос у нее становится более спокойным и строгим, а взгляд пафосным. — Ломать ее будет интересно, девочка хорошо гнется и подстроить ее под себя возможно. Пугливая, но приласкав, можно многого добиться. — Сглатываю, а у самой внутри все замирает, а дама в бежевом прямо сияет, явно теперь удовлетворенная словами директрисы. — Скорее всего в постели будет вести себя скромно и тяжело раскрепощаться, но приказы выполнять будет явно беспрекословно, а это то, что вам и нужно. — Шольц ухмыляется и снова садится на кресло, закидывая ногу на ногу. Еле сдерживаюсь, чтобы не вскрикнуть вслух и сижу, кусая себя за губы и причиняя сама себе этим действием боль. Прямо сейчас на моих глазах Шольц явно отдает какую-то девочку этой даме, при этом подчеркивая характер, то, что ее можно ломать и подкладывать под себя, а так же, и заниматься с ней сексом. Да эту девочку представляют, как проститутку. Сдержаться сложно, но воспоминания о наказание, если я влезу в их разговор тут же всплывают и, поджав под себя ноги, я продолжаю просто сидеть и смотреть на двух женщин. — Именно это я и хотела услышать от такой, как вы. — Дама усмехается и откидывается в кресле, встряхнув волосами. — Знаете, пока мне все нравится, поэтому думаю, что я хочу посмотреть девочку вживую. — Женщина снова улыбается, а Шольц только кивает, тут же беря телефон в руки и видимо, кому-то отправляя сообщением о том, чтобы девочку привели. — За осмотр я ничего не буду вам должна? — На эти ее слова директриса поднимает взгляд и только мотает головой, ухмыльнувшись. — Прекрасно. — Шольц откладывает телефон в сторону и тут же встает из-за стола, направляясь к шкафу. Меня даже встряхивает от этого ее действия. Этот шкаф у меня связан только с одним воспоминанием и оно не очень хорошее, а если быть честной, то ужасное. Перед глазами тут же встает тот день встречи меня и Шольц впервые в ее кабинете и как она избила меня кнутом, который достала из этого самого шкафа. — Нина, подойди ко мне. — Сглатываю и по коже пробегает холодок. Вижу, как заинтересованно смотрит дама на меня, а потом перемещает не менее заинтересованный взгляд на директрису. Встаю на ватных ногах и подхожу к Шольц, готовая в любой момент попытаться закрыться от ее удара. Чувствую, что спина дала о себе знать и тут же отдала болью, а потом и грудь, когда я попыталась вздохнуть глубже. Стискиваю зубы и смотрю на женщину, которая вытаскивает из шкафа наручники. — Руку. — Командует Шольц и я непонимающе смотрю на нее, чувствуя, как сердце начинает бешено биться, а в глазах появляются слезы. Зачем ей заковывать меня в наручники? Она же, вроде, не меня отдает. У этой женщины какая-то девочка с кудряшками, а у меня прямые волосы, совсем чуть-чуть вьются на концах. Боясь перечить, делаю так, как она говорит, тут же чувствую, что мою руку заковывают в наручники. — Садись обратно. — Шольц подталкивает меня к дивану и я, стараясь не обращаться внимания на даму в бежевом, сажусь на край дивана, вся трясясь и не понимая, что сейчас будет. — А это ваша? — Лукаво спрашивает женщина, расслабленно сидя в кресле, а я вижу, как Шольц достает из шкафа какую-то цепь. — Этой ночью станет моей. — Резко отвечает директриса и я бледнею, явно пытаясь пародировать мелу или белому листку бумаги. — Повернись. — Женщина резко дергает меня за руку и я чуть не падаю. Смотрю, как она прикрепляет один конец короткой цепи к второму кольцу от наручника, а второй заводит под диван и обвивает вокруг его ножки, скрепляя цепь в кольцо. — Хоть звук издашь и я тебя изобью так, что на тебе живого места не останется. — Шипит Шольц и я сглатываю, кивая и понимая, что цепь настолько короткая, что позволяет мне только сидеть на диване, явно без возможности с него слезть и сделать хотя бы пару шагов. — А зачем цепь? — Спрашивает дама в бежевом и я опускаю голову, понимая, что она спросила то, что хотела спросить я, вот только если ей дозволено это сделать, то мне точно было нельзя. — Меры предосторожности и ее первое наказание. — Шольц ухмыляется и смотрит на меня, явно намекая на то, что это наказание за побег или за какую-то из моих недавних провинностей. Неожиданно слышу стук и тут же поворачиваю голову в сторону двери. После утвердительного ответа директрисы, дверь открывается и в кабинет входит воспитатель за руку с… Полиной. — Нина? — Говорит она сразу, как только заходит, а воспитатель, видя даму, сидящую на кресле, поспешно уходит, закрывая дверь. Может она уже не первый раз приходит и ее знают? А может просто Шольц сказала, что приведя девочку, нужно сразу уйти. — Нина, ты в порядке? — Говорит она, а я сижу и чувствую, как по щекам катятся слезы. Конечно, и как я сразу не поняла того, что будет происходить и что за наказание меня ожидает. В наказание за побег Шольц решила отдать Полину какой-то женщине, которая явно ее не будет любить, как своего ребенка, а скорее издеваться и ломать, как и сказала директриса. А мне в наказание продемонстрировать это все, отняв подругу, отдав ее на моих глазах, единственного дорогого и буквально родного мне человека в этом месте. При этом подстроив все так, чтобы я не могла повлиять ни на что, боясь даже пикнуть, понимая, что последствия будут необратимые и ужасные для меня, а Поле я все равно не помогу, просто сама выкопаю себе могилу и заработаю очередное наказание. Кудрявые волосы были не только у Поли, но ведь я могла догадаться о том, что говорят именно о ней, связать все со вчерашним происшествием, но не сделала этого, а скорее, просто не хотела этого делать, убивать себя этими догадками, ожиданием и предположениями. — Полина, подойди сюда. — Слышу железный голос Шольц, и еле держусь, но продолжаю молчать, понимая, что лишний звук от меня может привести к печальным последствиям, а Полина озирается по сторонам, явно в испуге, но незамедлительно подходит к столу, видимо боясь еще одного наказания за свою медлительность. — Познакомься. — Директриса кивает на даму и та улыбается Поле, маня ее к себе рукой. — Привет, моя дорогая девочка. — Ее тон совсем не изменился. Она не говорила с ней приторно-ласково или как-то по доброму, а вполне обычно, вот только Поле это все равно не очень понравилось, что было видно по ее выражению лица. — Давай с тобой познакомимся. — Сглатываю, а сама пытаюсь потушить внутренний огонь и не позволить себе закричать. — Меня зовут Виктория Алексеевна, а ты у нас Полина, да? — Девочка кивает и непонимающе смотрит на женщину, явно не до конца понимая, что происходит и почему ей надо знакомиться с кем-то. — Не бойся меня, я же тебя не обижаю, не кричу на тебя и не бью. — Чувствую, что уже просто захлебываюсь слезами и не сдерживая всхлипы, утыкаюсь лицом в колени. — Нина… — Протягивает Поля, поворачиваясь ко мне, но тут же это пресекает дама в бежевом, беря ее за подбородок и поворачивая на себя, при этом смотря на Полю достаточно строго. — Смотри на меня, моя дорогая. — Сглатываю и пытаюсь успокоиться, но безрезультатно. В голове проносятся мысли, которые винят меня во всем, что сейчас происходит. Если бы я не утянула за собой Полину, если бы я не решилась снова на побег, то этого ничего бы не было, а сейчас я просто могу смотреть на то, как Полину отдают буквально в секс-рабство. Только я виновата в том, что происходит. Я готова закричать, чтобы она забрала меня заместо Поли, но понимаю, что такого не будет, ведь во первых, Шольц ни за что не отдаст меня пока не наиграется, а может и не убьет, а во вторых, я явно не пришлась этой даме по вкусу, судя по ее первому впечатлению обо мне и моей внешности. Ей нужна была кудрявая девочка и она ее получила. — Ну-ка. — Вижу, как женщина встает и смотрит на Полю с высоты своего роста. — Открой ротик. — Вижу, как Полина неловко приоткрывает рот и женщина тут же засовывает туда палец, заставляя Полю открыть рот шире. — Вот так, умница. — Комментарии этой дамы настолько отвратительны, что меня даже начинает подташнивать. — Наклони голову. — Вижу, как женщина просматривает волосы Поли, как будто что-то проверяя, а после снова позволяет той выпрямится. — Теперь разденься. — Вижу, как округлились глаза Полины и она посмотрела на Шольц, явно ища в ней какую-то защиту или поддержку. Возможно, что это была попытка привлечь внимание директрисы на то, что происходит что-то ненормальное, но это для Поли было что-то не так, а Шольц все устраивало. Она просто наслаждалась ее непониманием и страхом, а моим гневом и растерянностью. Упивалась этими эмоциями, видя, как мы страдаем и как плохо нам обеим, как мы несем наказание за наш проступок. — Не смотри на своего директора, а на меня смотри. Сейчас я для тебя главная. — Повторяет Виктория Алексеевна, а директриса делает Поле жест рукой, как бы говоря, что все правильно и она должна подчиняться даме в бежевом. — Раздевайся, моя дорогая. — Я стесняюсь. — Поля отходит от женщины, но та тут же кладет ей руку на голову, таким образом задерживая на месте, и начинает гладить. — Зачем это? Что происходит? — Я бы на ее месте задалась этими вопросами намного раньше. — Кто вы? — Не надо меня стесняться, Полина. — Женщина мило улыбается и второй рукой начинает гладить Полю по щеке. — Я тебя должна посмотреть, а потом уже решим кто я тебе буду. — Полина явно пугается и поворачивает голову в мою сторону, и, наверное, видя меня всю в слезах, ей передаётся мое настроение, потому что она тоже начинает плакать. Я прямо вижу, как ее глаза наполняются слезами и как они уже готовы течь по щекам, оставляя за собой влажные дорожки. — А что с Ниной? — Вижу, как дама трогает Полину за грудь сквозь одежду и та отступает, даже вскрикивая от неожиданности. — Почему она здесь и почему она на цепи? Что происходит? — Она только договаривает это, как тут же снова кричит от того, что женщина стягивает с нее верх от пижамы. — Непослушная. — Она усмехается и тут же стягивает с Полины и штаны. — Мне нравится. — Громко плачу на все ее заявления, понимая, как же плохо сейчас приходится Полине. Бросаю взгляд на директрису, которая просто сидит в своем кресле и смотрит за всем, что происходит, да так спокойно, будто это совсем не редкость, а такое видит она каждый день. — Ну-ка. — Протягивает дама и начинает осматривать тело Поли, буквально лапая ее. Вижу, как она трясется и сжимается, и мое сердце защемляет. Пытаюсь встать с дивана и тут же звеню цепью, привлекая внимание Шольц. Женщина одаривает меня строгим взглядом, а после, проводит пальцем у шеи, как бы показывая, что мне конец, если я еще издам хоть малейший звук, а я просто не могу остановиться, рыдая и постоянно всхлипывая. — Пожалуйста, не надо меня трогать. — Пищит Полина и дама только смеется, смотря на девочку с какой-то усмешкой, как будто издеваясь. — Аделаида Юрьевна, пожалуйста, помогите. — Протягивает Полина, захлебываясь слезами. Нашла кого просить о помощи. Эта женщина даже не знает что такое помогать, она не способна это делать, тем более сейчас, когда все, что происходит, происходит только с ее позволения. Да и учитывая, что помощь ее не бесплатная, о чем она так любит заявлять, Полине точно она не светит. — Я все осознала, я больше никогда не буду сбегать, никогда не буду нарушать правила. Я все поняла. — Полина вытирает слезы руками, размазывая их по лицу и я вижу, что женщина перестала улыбаться и как-то обеспокоенно начала смотреть на Полину. — Пожалуйста, я больше никогда. Никогда так не буду. Только помогите и простите меня. Хватит меня унижать, я все осознала. — И тут же дама в бежевом вдруг перестает ее лапать и садится назад в кресло, при этом притягивая Полю к себе. Смотрю за ее действиями, боясь, что за такую истерику она просто ударит девочку, а если такое произойдет, то тут уж я точно не выдержку и выскажу все, что думаю, защищая свою подругу, но вдруг, вопреки моим опасениям и ожиданиям, женщина мягко улыбается и просто обнимает Полину, прижимая к себе. Смотрю на это все и даже на секунду перестаю всхлипывать, видя, как Полина уткнулась в шею этой Виктории Алексеевне, продолжая плакать. — Тише, моя дорогая девочка, тише. — Женщина гладит Полю по спине, а меня уже трясет от всего происходящего. — Не надо плакать. — Виктория Алексеевна отдаляет ее от себя и улыбается, смотря в лицо. — Ты же хорошая девочка. — Поля поджимает губы и кивает. — И я тебя забираю отсюда. — Вижу, как на этих словах Шольц как-то оживилась и тут же стала внимательно наблюдать за тем, что происходит. — Ты будешь жить со мной, а я буду любить тебя. — Поля как-то пугается, но заинтересованно слушает женщину, склонив голову на бок. — Ты же хочешь жить дома. Там у тебя будет своя комната, сможешь мыться в ванне, есть то, что хочешь, сама учиться готовить, пойдешь в школу и заведешь новых друзей, а главное, что рядом всегда буду я. — Всхлипываю, но почему-то уже от зависти. Мне теперь кажется, что эта женщина не так плоха, как мне сначала показалось, ну, или просто очень хорошо надевает маску хорошего человека, так как только пару минут назад она рассуждала о том, что Полину можно интересно ломать и радовалась тому, что девочку можно прогнуть под себя. — Ты теперь будешь со мной, под защитой и просто моей маленькой послушной девочкой. — Вы меня удочеряете? — Поля всхлипывает, а женщина вдруг вздыхает и смотрит на Шольц. — Покупаю. — Только она это говорит, как у меня что-то щелкает и меня снова прорывает на истерику. Вот куда пропадали девочки. Их просто покупали, скорее всего под видом удочерения. Просто тут женщина решила не скрывать того, что на самом деле происходит покупка. Шольц продает людей и ничего нигде не колит у нее в сердце. Она продает жизни, продает души. Плачу, и сквозь пелену слез вижу, как Поля странно смотрит то на директрису, то на даму, то на меня, явно пытаясь понять, что вообще происходит и как ее можно купить. — Дорого, конечно. — Как-то задумчиво протягивает дама и осматривает Полину, протягивая ей ее одежду назад. — Все же, она такая худая. — Цена и так сбита. — Отрезает Шольц, явно недовольная тем, что с ней, видимо, хотели поторговаться. — Оплата на руки. — Говорит директриса и тут же дама в бежевом открывает свой клатч и достает стопку наличных денег. Вижу, как округлились глаза у Поли, а у меня даже сам по себе открылся рот, глядя на это все. Я не ошиблась, это правда просто сделка, а я же даже успела поверить, что эта дама правда из лучших побуждений решила забрать Полю, что она ей понравилась, как ребенок, но эта женщина просто хорошо умеет заговаривать зубы и врать. Сказав про дом, про уют и тепло, но даже не заикнувшись о том, что Полю будет ждать интересная интимная жизнь, а так же, что ее явно будут наказывать, ломать и стелить под себя. Полину продали, как будто она раб. И самое страшное, что продали ее скорее всего именно в секс-рабство, ведь интересно женщине было тело, грудь, ее телосложение, а не душа, был интересен характер только для того, чтобы понять возможно ли Полю воспитать удобной игрушкой. — У моей девочки много вещей? — Дама явно обращалась к Полине, на что та только пожала плечами, видимо, пытаясь осознать, что только что произошло. Вижу, как женщина вытаскивает вторую стопку и так же кладет на стол, а затем третью и так шесть приличных стопок красных купюр. — Пересчитывать будете? — Шольц кивает и отходит снова к шкафу, доставая из него какую-то странную машину. После чего ставит ее на стол и, включив, начинает класть в нее стопки, а эта машина жужжать и видимо, пересчитывать деньги. Прошло, наверное, минут десять, как все купюры были загружены в машину и заново сложены в стопки. Все это время я только и могла, что пытаться нормализовать дыхание и смотреть, как Полину гладят и заводят ее кудряшки за уши. — Меня купили? — Слышу тихий голосок Полины, еле различимый из-за работающий машины, но явно дама это услышала, так как обратила на нее внимание. — Но… — Все верно. — Говорит Шольц и ухмыляется, начиная связывать стопки обратно. — Она ваша, Виктория Алексеевна, с вами приятно иметь дело. — Женщина протягивает руку и дама ее пожимает, при этом поглядывая на Полю, которая уже оделась обратно в пижаму и стояла ни жива, ни мертва, чуть покачиваясь. Наверное, она пытается переварить и принять то, что сейчас произошло и скорее всего, истерика случится чуть позже. — Пойдем, моя очень дорогая девочка. — Усмехается она и трепет ее по макушке. — Соберешь вещи и поедем домой. — Полина нервно улыбается и тут же смотрит на меня, замирая. Вижу, как на ее глазах образуются слезы, но ей не дают постоять дольше нескольких секунд, хватая за руку и ведя к выходу. — Пора, Полина, у нас мало времени. Тебе еще вещи собирать, потом нам еще ехать достаточно долгое время. — Даже интересно, а где она живет? — Но зато сможем в дороге познакомиться поближе на заднем сиденье. — Дама в бежевом усмехается и снова трепет Полину по голове. — Далее по приезде эти вещи твои разбирать. — Поля! — Вскрикиваю, не удерживаясь и все трое, кто находился в кабинете, обращают на меня внимание. Вижу строгое выражение лица у Шольц и сжимаюсь, но, стараясь не обращать сейчас внимание ни на кого, раскрываю руки, точнее руку, как бы для объятий. Я молчала всю сделку, я имею право попрощаться, дать какой-то совет, прошептать, чтобы она не обижалась на меня. — Идите, не задерживайтесь и не обращайте на нее внимание. — Шольц проговаривает это и встает из-за стола, подходя к даме и Полине. — Хорошей дороги. — Она еще что-то говорит даме, но я это уже не слышу, точнее просто игнорирую, понимая, как же мне плохо. Слышу хлопок двери и вижу, как Шольц с ухмылкой подходит ко мне, зло сверкая глазами. Она чувствует свое величие и превосходство. Понимает, что своим поступком убила меня наповал, отняла самое дорогое и единственное. — Вы ее отдали! — Кричу, срываясь, забыв с кем разговариваю и видимо, поверив в свое бессмертие. — Вы отдали ее буквально в секс-рабство. — Плачу, вытирая слезы и глотая их, чуть не давясь. — Что с ней будет? А если ее будут бить, а если вообще убьют? Вы об этом не подумали? — Всхлипываю, пытаясь сказать что-то еще, хоть это и ужасно тяжело. — Вы лишили меня моей единственной подруги. У меня больше никого не осталось. Вы просто отдали ее. — Нет, душа моя, я ее продала, а не отдала. — Женщина говорит это вроде с насмешкой, но ее тон такой же холодный, как и всегда. Поднимаю на Шольц взгляд и тут же она дает мне пощечину, от которой у меня даже начинает звенеть в ушах. Аккуратно открываю глаза, а женщина вдруг хватает меня за больную руку и я кричу от боли, пытаясь вырваться, но она только притягивает меня к себе, смотря прямо в глаза. — Запомни. Каждый твой поступок. Каждое твоё слово, сказанное в мою сторону. Ничего не останется безнаказанным. — С этими словами женщина отпускает мою руку и я, со стоном, опускаюсь обратно на диван. Директриса отходит от меня и берет со стола деньги. Далее Шольц открывает нижний ящик и я вижу, что там в полный размер ящика стоит сейф, в который она, открыв его каким-то кодом, кладет все стопки и снова закрывает его, бросая строгий взгляд на меня. — А теперь, душа моя, ты получишь свое второе наказание.