Ивы золотая ветвь

      Солнце склонилось к горизонту, и его побагровевший шар коснулся морской глади. Морваин стоял, повернувшись лицом к морю, но воспоминания настолько поглотили его, что он не заметил, как вода подобралась к его обуви. Он ощутил холод, просачивающийся через швы к пальцам ног.       «Ну вот», — вздохнул он и вынырнул из вороха мыслей. Он не знал, что и думать: то ли его обувь прохудилась за пять лет носки, то ли ему просто не повезло. Он пошел прочь от берега, и, пройдя через порт, снова вышел на торговую площадь. Только сейчас он заметил, что дома на противоположной стороне были увешаны яркими деревянными табличками, зазывающими посетителей в таверны. Там было и "Пиратское золото" с вывеской в виде большой золотистой пинты эля, и "Старый вяз", "Двенадцать чаек" и "Охотник до пива", "Пьяный матрос" и "Волны хмеля". Почти все названия так или иначе были связаны с морем, моряками и выпивкой. Стоило Морваину представить горьковатый вкус эля и сладковатый запах, его лицо тут же скривило. Отчего-то пить ему совершенно не хотелось, как и показываться возле бочек. Да и кружку, которую он одолжил, унесло морем.       «Ювелирные украшения от кордских мастеров! Не проходите мимо! Порадуйте жен и дочерей!»       «Ковры! Лучшие ковры из Южного Чоу!»       «Мази и настойки от всех болезней! Редчайшие травы, выросшие в горах Лен Фаэн!»       «Свежая рыба! Свежая рыба! Покупайте, а то уплывет!»       Голоса раздавались отовсюду, и от обилия языков и акцентов у Морваина разболелась голова. Пестрая толпа сновала туда-сюда, люди окружали то одну лавку, то другую, то вставали как вкопанные посреди дороги и заграждали путь. Их было слишком много, и даже высокий рост не спасал Морваина. Его уносило течением.       Он мог бы долго барахтаться в водовороте воспоминаний и чувств. Ему казалось, что осада Башни Черного Инея произошла не две тысячи лет назад, а вчера, и вся его жизнь за эти века была лишь сном. Долгим, серым сном; пьесой, в которой ему досталась второстепенная роль. А что теперь? Его имя вычеркнуто, его фигура разбита и скинута с игральной доски.       «Вы уверены в этом, господин?» — прозвучал чей-то приглушенный голос.       «Да, это точно он», — ответил другой, более низкий голос.       «Мастер… Мастер Морваин!» — крикнул первый.       Морваин оглянулся. На краю дороги, отделившись от толпы, стояли двое мужчин. Один из них, молодой, среднего роста, в ярко-красном шапероне и с выбивающимися из-под него прядями русых волос, был слугой. Второй, лет пятидесяти на вид, в темно-зеленых одеждах и густой бородкой, был похож на государственного служащего. Не изменившись в лице, Морваин пошел дальше, к центру площади. Слуга подбежал к нему.       «Мастер Морваин, постойте! Неужто не узнали? — спросил он, улыбнувшись. — Я от господина Бернарда, вот он, там стоит. Меня Густавом звать. Вспоминаете? Господин Бернард у вас цветы заказывал, даже лично из Алтросы в Сардаст приезжал. Помните?»       Морваин коротко промычал и добавил: «Припоминаю».       Их встреча произошла четыре года назад. У господина Бернарда, высокопоставленного чиновника и приближенного королевского двора, умерла жена. Бернард захотел, чтобы ее саркофаг был украшен мраморной композицией, изображавшей ее любимое место в саду: кованую скамейку, липу и изгородь, обвитую цветущим лимонником. По бокам от скамейки должны быть клумбы с ирисами, а на самой скамье должна сидеть молодая девушка.       Основу статуи господин Бернард поручил одному из талантливых скульпторов Алтросы. Этот мастер создавал каменные фигуры для садов и оранжерей богатых людей. Скамейки и деревья у него хорошо выходили, но с мелкими деталями: цветами и листьями — он не мог совладать. Тогда господин Бернард разузнал о ювелире, создавшем брошь-цветок, что приглянулась королеве. Превозмогая отвращение к провинциальным городам, он лично отправился в Сардаст, чтобы встретиться с мастером.       Господин Бернард показал ему чертежи и наброски, но захотел убедиться в таланте Морваина. Он попросил его сделать один цветок ириса, после чего решил бы, доверит ли Морваину всю работу.       Через два дня Морваин выложил перед ним на стол два цветка и спросил: «Господин Бернард, скажите, не прикасаясь к цветкам, какой из них, по-вашему, настоящий?»       Господин Бернард долго смотрел на цветы и, наконец, сказал: «Правый. Я заметил на его лепестках маленькую каплю росы». Морваин ничего не ответил. Он снял с пояса молоток и ударил по оставшемуся цветку — он и оказался настоящим. А тот цветок, что выбрал господин Бернард, был выточен из цельного аметиста, как и капля росы, застрявшая между его лепестками.       Морваин изготовил более двух сотен цветов и листьев для той скульптуры. Он был доволен своей работой, господин Бернард тоже не поскупился, но отчего-то Морваину не хотелось больше браться за подобные заказы.       — Да… господин Бернард… помню… с какой целью вы прибыли в Пирн? — поинтересовался Морваин из чистой вежливости.       — Мастер Морваин, я и сам не знаю! — вздохнул слуга и пожал плечами. — Однако мы встретили вас очень кстати. Не могли бы вы помочь нам разрешить спор?       — Какой спор?       — Господин Бернард купил подвеску с алым камнем — его называют «кровь девы», вы наверняка знаете, о чем я говорю. Торговец убедил господина в том, что камень настоящий, но мне кажется, что его обманули. Не могли бы вы посмотреть?       Пока слуга доставал подвеску из глубин сумки, Морваин недоверчиво поглядывал то на него, то на господина Бернарда, так и стоявшего в нескольких метрах от них. Несмотря на оказанную услугу, Бернард относился к Морваину чуть лучше, чем к простолюдину. Тем более, сейчас Морваин выглядел как портовый работник: помятая одежда с каплями воды и пота, взъерошенные волосы и запах эля, разящий всех, кто подойдет слишком близко.       — Вот, посмотрите, — сказал слуга и протянул       Морваину подвеску с непрозрачным красно-зеленым камнем.       Морваин повертел ее в руках и приблизил к лицу.       — Дам подсказку: «кровь девы» называют так не только из-за цвета. Настоящий камень имеет вкус крови.       — Вкус? — переспросил слуга и удивленно уставился на мастера.       Морваин обтер подвеску о рукав, лизнул камень, чуть обслюнявив пальцы, и снова вытер.       — Камень настоящий, — заключил он и протянул подвеску слуге. — А теперь позвольте откланяться и передайте господину Бернарду мои поздравления с покупкой.       Слуга ошарашено вертел головой и улыбался. Когда       Морваин ушел, он вытер подвеску еще раз о полу туники, быстрым шагом вернулся к господину и сделал вид, будто этого короткого разговора никогда не было. Морваин до ночи гулял по площади. Он ходил между палаток, шатров и столов, подолгу разглядывал товары, вздыхал и мычал, а затем отправлялся к следующему торговцу, так ничего и не купив. Его внимание привлекали разные вещи: дорогие ткани, расписные сервизы, музыкальные инструменты, необычной формы клинки, книги и даже диковинные фрукты. Дольше всего он стоял возле шатра со сладостями и выпечкой.       Деревянная дощечка гласила:       «Ленфаэнский штрудель с вишней — 1 м. за 1 шт.       Рогалик с начинкой из абрикоса — 1 м. за 1 шт.       Традиционная иминская выпечка «Узелок удачи» — 1 м. за 2 шт.       Плюшка с маком — 1 м. за 2 шт.       Плюшка с корицей — 1 м. за 2 шт.       …»       Морваин не стал дочитывать и собрался уходить, но торговец окликнул его: «Ну, что же вы, господин, пойдете с пустыми руками? Порадуйте жену и детей! Вот, купите петушков на палочке или конфеты!» Мужчина, поправив локтем сползший тюрбан, показал завернутые в тонкую бумагу мягкие конфеты, посыпанные мукой, и леденцы в форме петушков.       — И как, детям правда нравятся эти петушки? — спросил Морваин.       — Они от них просто без ума, — ответил торговец.       — Только грызут их с таким хрустом, что я каждый раз боюсь, что они все зубы переломают, — встряла в обсуждение какая-то женщина.       — Да? Я не слышал, чтобы кто-то хоть раз ломал об них зубы, — сказал Морваин.       — У вас поди своих детей нет, вот и не слышали! — ответила женщина и резко мотнула головой.       — Как же так, — протянул Морваин, — пойду рожу, может? Впрочем, мне не нужны дети, чтобы покупать петушков. Я куплю… четыре штуки.       — Вам их завернуть?       — Заверните трех, а одного оставьте.       Торговец принялся заворачивать три леденца в тонкую хрустящую бумагу.       — И зачем вам аж четыре петушка? — встрепенулась женщина. Вокруг них уже успела собраться небольшая группа слушателей.       — Как зачем? Один на завтрак, другой на обед, третий на ужин, а четвертого сегодня перед сном съем, — с ухмылкой ответил Морваин и оглянул даму и стоящих вокруг людей.       — Как вам не стыдно! В городе столько обездоленных, бедных и голодающих детей, которые в жизни не ели ничего слаще батата, а вы, взрослый и здоровый мужик, покупаете себе леденцы!       — Вам-то какое дело? Хочу купить петушков и покупаю, — хмыкнул он и положил медяк на стол. Торговец передал ему сверток и одного петушка, держа за палочку.       — Я взываю к вашей совести! Лучше потратьте деньги на доброе дело, а не…       Голос женщины был заглушен громким хрустом. Треснувшая голова карамельного петушка была оторвана от тела, и Морваин, спрятав ее за щекой, окинул женщину презрительным взглядом.       — Из-за таких, как вы, и начинаются войны, и демоны в городах появляются! Нет, такие как вы даже хуже демонов! — не унималась она.       Махнув рукой и тяжело вздохнув, Морваин в который раз направился к другой палатке, а затем к еще одной, и еще… Покупателей становилось все меньше, и многие торговцы складывали шатры. Площадь медленно засыпала. Дольше всех ее не покидали артисты, но и они не заинтересовали Морваина. По правде говоря, он просто устал. Он заглянул в несколько таверн и постоялых дворов в надежде найти место поприличнее, но его поиски не увенчались успехом. Обычно Морваин был неприхотлив, хоть и любил поворчать, но в тот вечер ему, как никогда, хотелось уюта.       «Так холодно… Неужели я настолько ослаб за эти годы, что мерзну от ночного ветра?» — подумал Морваин и прислонил руки к губам. Пальцы были едва теплыми.       «И что это за дурацкое чувство? Не похоже на груз вины или болезненные воспоминания, которые вернулись ко мне после разрушения печати…» — задумался он.       — Хочешь знать, что гложет тебя? Хочешь знать, чьи ледяные руки вцепились в тебя мертвой хваткой и не желают отпускать? Это, друг мой, Госпожа Одиночество, — ответил кто-то, будто прочитав его мысли.       — Что? — спросил Морваин, остановившись посреди улицы. Он оглянулся: позади никого не было, но и перед ним никто не стоял.       — Твой разум слаб, твои чувства в смятении…       — Опять этот… Фэн, или как там тебя, убирайся!       — Я не собирался донимать тебя, просто ты оказался рядом. Как говорят в Имин: «Одна встреча — это случайность, две — совпадение, три — судьба».       Морваин увидел размытую фигуру, окруженную золотистым туманом. Через пару секунд она стала четкой, и он разглядел перед собой князя Фэна, который все так же был одет в черную мантию с капюшоном, скрывающим лицо. Единственной новой деталью его гардероба были высокие кожаные сапоги на ремешках.       — Давно не виделись, — буркнул Морваин и прошел вперед, толкнув Фэна в плечо.       — Ты не очень-то рад нашей встрече… — обиженно произнес Фэн и скрестил руки на груди.       — Даже дня не прошло, а ты опять мозолишь мне глаза, — проворчал Морваин и остановился. Не оборачиваясь, он продолжил: — Мы договорились встретиться в начале весны, вот и жди. Не надо ходить за мной по пятам и следить за тем, что я ем и где сплю.       — Не в настроении, да? — усмехнулся Фэн.       «Убирайся!» — крикнул Морваин, и его голос эхом разнесся по узким улочкам. Повисла глубокая тишина. Фэн слышал только тяжелое дыхание Морваина, схватившего рукоять меча, — он не мог уловить ни стука колес повозки, катящейся по соседнему переулку, ни приглушенного бурчания голосов. Густой морозный воздух застревал в его горле, и он закашлял. «Определенно не в настроении», — прошептал он, прикрыв рот кулаком, и снова кашлянул.       Черный туман растекся по земле и, извиваясь, пополз вверх по стенам домов. Фэн глянул под ноги: мощеная дорога превратилась в черную вязкую лужу, которая будто бы тянула его вниз и становилась всё глубже. Однако он был не напуган, а озадачен.       «Его аура черная и тяжелая, как у демона… Его способности… это и есть наследие Мор-Ши? — успел подумать Фэн, прежде чем его глаза затянула непроглядная темнота. — Я поддамся тебе, Морваин, но только на этот раз».       В следующее мгновение Фэн почувствовал, как его тело сдавило со всех сторон. Дышать становилось все труднее, и что-то колючее и холодное осыпалось на его лицо, от чего он поморщился. Он не мог поднять руки, чтобы вытереть лицо, не мог пошевелить пальцами, не мог открыть рот. Фэну показалось, что его нос был забит мерзлой землей.       «Какая неприятная иллюзия — быть погребенным заживо, — подумал он. — И все-таки она не столь интересна, как то, что лежит за ее пределами. Развейся».       Тяжесть спала. Теперь Фэн не чувствовал ни холод, ни землистый запах, ни уколы маленьких льдинок. Вокруг него была только тьма: немая, недвижная и всеобъемлющая.       «Это должно быть его внутренним планом, но отчего здесь так пусто?» — удивился Фэн и прошел вперед. Раздался звонкий стук каблуков, и Фэн уловил далекое эхо собственных шагов. Это место, являвшееся воплощением внутреннего мира и разума заклинателя, разительно отличалось от тех, что Фэн видел ранее. У многих магов оно было похоже на бескрайнее озеро или поляну, древний лес, пещеру, заполненную огромными кристаллами, или даже бесконечный коридор с тысячью дверей. Привыкнув ко тьме, он увидел, что от его тела исходит тусклое свечение, похожее на мерцающую дымку. Пройдясь дальше и повертев головой, Фэн заметил, что пол под ногами отражал его фигуру, словно черное зеркало из вулканического стекла. Но вокруг было всё так же пусто.       Мысль, неестественная и странная, родилась в его сознании. Но чем дольше он размышлял, тем больше убеждался в своем предположении.       «Две тысячи лет назад… его убили… Это объясняет, почему он сменил имя и не вернулся в эльфийские земли. Дело не только в свержении Мор-Ши — Оротилвэ в это время уже был мертв. Но кто он теперь? Что за дух завладел его телом? Или, может быть, ему удалось сохранить свой разум?» — пытался разобраться Фэн и медленно шел по бесконечной обсидиановой глади.       «Как же это странно! Его воскресили, но какой ценой? Может ли его существование называться жизнью, или это лишь подобие жизни? Увы, я знаю о нем слишком мало. Я знаю, откуда берутся призраки; знаю, как люди восстают из могил, оказавшись под влиянием проклятья или темной магии, но Морваин не подходит под описание ожившего мертвеца. Его сердце бьется, в его венах течет кровь; он ест и спит, как любое другое истинно живое существо.       Но его душа… я ожидал увидеть в ней что угодно: хаос, боль, ненависть…       Наверное, я зря разрушил печать. Эльфы неспроста пытались оградить его от прошлого и лишить силы… они боялись его. Но каково ему теперь? Я не подумал об этом», — размышлял Фэн.       — Морваин! Морваин! — позвал он, и ему показалось, что вдалеке проявился тусклый серый силуэт. Он побежал к нему, но фантомная фигура рассыпалась на тысячи мерцающих стальных блесток, похожих на пепел. Фэну стали мерещиться десятки похожих фигур: стоящих, сидящих, склонившихся над чем-то, протягивающих руки и вставших на колени, — но стоило приблизиться к ним, как они тут же рассеивались, а взамен их появлялись новые.       «Одна из фигур настоящая, это точно… Осталось только понять, какая», — заключил Фэн.       Воздух окрасился в золотисто-алый оттенок. Чистая магическая энергия, высвобожденная в виде ауры, окружившей тело Фэна, концентрировалась между его ладонями, формируя светящийся шар. Глубоко вдохнув, Фэн отпустил его. Шар разорвался, и порыв ветра, способный сбить человека с ног, разошелся от него во все стороны. Фигуры рассеялись на мгновение, и всё вокруг заполнилось слепящими белыми бликами. Фэну хватило секунды, чтобы оглянуться и разглядеть единственный оставшийся целым силуэт, повернутый к нему спиной. Он подбежал к нему, и, улыбнувшись, сказал:       — В следующий раз прячься лучше.