Драбблятник. Том второй.

Вот уже третий год главное управление полиции города Бангкока ловило маньяка. И не могло поймать. Пхаю — четвёртый следователь, которому поручили поиски, после того, как третьего разжаловали и сослали в Нан, был уверен в том, что уж ему-то наверняка удастся задержать этого неуловимого злодея. Толстые папки по делу загромоздили выделенный ему стол и половину соседнего. К тому моменту, когда была обнаружена очередная задушенная женщина, новый следователь едва дошёл до середины третьего тома. Выезжая на место преступления, Пхаю мысленно приклеивал витиеватую наклейку с номером 45 на новую папку. Как и все прошлые разы, это оказалась уличная торговка, не слишком опрятная, в возрасте, с узловатыми усталыми руками и лицом, искажённым ужасом. Рот жертвы был набит её собственной едой. На шее — отпечатки сильных рук. Над трупом уже работал фотограф, коллеги осматривали всё вокруг. Раннее утро, люди едва просыпаются, а она уже вывезла тележку с рисовой кашей к перекрёстку, чтобы все успели купить завтрак. Впрочем, даже не подходя к тележке, можно было сказать, что каша у торговки так себе. Видимо, за это её и убили. Вообще, судя по жертвам, маньяк был тонкой душевной организации, потому что убивал только тех, кто плохо готовил, продавал, обслуживал или иным способом досаждал окружающим. Это стало ясно уже после третьей жертвы. Ни привязки к какому-то определённому району проживания, ни к типажу. Просто не слишком старательные, иногда грубые работники. Но перевоспитывать таким образом нерадивых — не перебор ли? Первые пять жертв полиции были неинтересны, возбудились они лишь когда маньяк придушил хозяина любимой макашницы их шефа, который обожал вонючий тофу. Шеф огорчился, и после недолгого анализа дела разных жертв были объединены в одно производство. Но расследование длилось, люди умирали, а результатов не было. Вернувшись в Управление, Пхаю вновь с головой погрузился в чтение дел, оставив написание отчёта на потом, когда придут результаты вскрытия. Его помощники сейчас мотались по городу, собирая данные о торговке. До их возвращения что-то анализировать — впустую время тратить. Что ж, все эти два с половиной года маньяк однообразно душил своих жертв и набивал их рот тем, что было либо предметом, либо результатом их труда. Уличные торговцы едой оказывались со ртом, полным их наихудшего блюда, сортировщик мусора — скомканных пакетов, швея по ремонту одежды — лоскутков. Маньяк был методичен и жесток. И чертовски везуч. В этом Пхаю убедился спустя пару месяцев, когда, досконально изучив материалы, продублировав некоторые экспертизы и вдоволь насидевшись сверхурочными на работе, так и не смог выдвинуть ни новую версию, ни мало-мальски нестыдный план по поимке злодея. Сегодня он пришёл домой, разбитый и злой после выговора, который ему устроило вышестоящее начальство, разулся, прошёл в гостиную и, упав на диван, уткнулся в сидевшего там Рейна. Хотелось побыть в тишине и безусловной любви. А ещё невероятно хотелось найти этого урода и посадить его пожизненно. Дважды, а лучше — трижды. Чтобы сидели и две его последующие реинкарнации. — Как ты думаешь, малыш, а когда преступнику дают несколько пожизненных, он отсидит их в своих следующих инкарнациях? — Что, никаких подвижек? — Не-а. Ни одной ниточки. Я уже на всё готов, чтобы поймать урода и притащить его в Управление. Они со мной сегодня так разговаривали, словно я сам маньяку составляю план действий… — На всё, говоришь? — О чём ты, малыш? Рейн завозился под ним, заставляя повернуться вверх лицом, а потом склонился, нежно целуя в лоб. — У меня, — поцелуй. — есть, — поцелуй. — один, — поцелуй. — план. — Говори! — Пхаю рывком сел, удерживая Рейна за плечи и глядя горящими от нетерпения глазами. — Но я не знаю, поверишь ли ты. — Плевать, малыш! Даже если это шаманы, колдуны и филиппинские хилеры, я поверю во всё, как только маньяк будет за решёткой. — Это не хилер. — А кто? — Некромант… *** В морг, где хранились тела трёх последних жертв душителя, Пхаю, Рейн и сопровождаемый ими некромант пришли через пару недель, в новолуние. Именно оно, по словам «специалиста-потусторонника», лучше всего подходило для воскрешения. — Ска-а-ай, — Рейн нервно вцепился в рукав ёжащегося от прохлады и нервов Пхаю и заныл как больной зуб. — М? — Скай, а ты правда, сможешь? — А ты сомневаешься? Зачем звал тогда? — Я не сомневаюсь, это вот он, — Рейн подтолкнул вперёд Пхаю, прячась за его спину, — сомневается. — Так, болтать потом будем. Вернётся Прапай, нам мало не покажется! — Пхаю отцепляет от себя рыжика и открывает холодильники, сверяясь с запиской в руке. — Так, шестой, третий и второй. Вот, выбирай. — Спасибо. — вай некроманта впору оценить как издёвку, но Пхаю игнорирует. Скай снимает капюшон просторной толстовки и внимательно осматривает тела, лежащие на выдвижных поддонах холодильных камер. — А посвежее есть? Желательно, невскрытые? — У меня тут все — вскрытые, кроме вас. Пхаю, это что за детская экскурсия к папе на работу? Ты мне кого сюда приволок? А вдруг они заразные? — совершенно бесшумно на пороге морга появился его хозяин, судмедэксперт Прапай, красивый, но неприступный исследователь человеческих тел. Нахмурив густые брови, он прожигает взглядом замершего Пхаю, обнимающего испуганно побледневшего Рейна, а также спину некроманта, даже не удосужившегося повернуться. — Я вашим питомцам не наврежу, док, — спокойно говорит Скай и поднимает руку, демонстрируя Прапаю, что она затянута в медицинскую перчатку, — а вот они вам… — Может, мне кто-нибудь даст разъяснения? — Прапай отчего-то внезапно смягчается. — И не здесь. Твой рыжий обморок, Пхаю, сейчас либо сознание потеряет, либо стошнит на мой стерильный пол, выноси его ко мне в кабинет. Ну и вы, кхун, пройдёмте. Пхаю вслед за покинувшим морг Прапаем выносит на себе дрожащего Рейна, а Скай неторопливо огладив волосы пожилой торговки кашей, сперва закрывает все холодильники, смотрит печально на что-то невидимое, кивает и идёт вслед за живыми. Прапая они всё же уломали их не сдавать. Что конкретно этому поспособствовало, неясно — то ли наполненные слезами глазища Рейна, когда тот осознал, в какой Чианграй отправят служить любимого, если их затея вскроется, то ли озвученный Скаем род его деятельности. — Некромант. Потомственный. — Что, прям мёртвое живым делаешь? — хмыкнул Прапай, но подавился предложенным всем чаем, когда Скай нахмурился, напрягся и подобрал с пола выбежавшую откуда-то крохотную мышку. Он аккуратно взял животинку в ладонь, тонкими аристократичными пальцами сжал её шею и подержал, пока мышь не задохнулась. Рейн в панике пискнул, Пхаю нервно сглотнул. Прапай приподнялся на стуле и снова сел. Скай же накрыл трупик мыши, лежащий на ладони, второй рукой и сосредоточился, закрыв глаза. А потом резко выдохнул между ладонями с неприятным звуком на грани слышимости. И разжал руки. Мышка, встряхнувшись, слезла на стол и села, тщательно вылизывая шёрстку. Рейн в шоке залез на колени к Пхаю, который тупо моргал на ожившего грызуна. Прапай же с видом исследователя подсунул мышке крошку от печенья. Которую она тут же подобрала крохотными лапками и бодро сгрызла. А потом пулей метнулась прочь, спустилась по ножке стола и исчезла под шкафом. — Браво. Верю. — Со свежими проще. С невскрытыми — ещё проще. Да и выглядеть будет убедительнее. — Скай устало обмяк на стуле, прикрыв глаза. — Можно? — Воды? — Водки. Или спирта, если есть. Прапай вновь хмыкнул и вымелся из кабинета. Когда он вернулся с мензуркой прозрачной жидкости и пачкой апельсинового сока, Пхаю уже успокоил Рейна и пересадил на стул, а Скай, казалось, задремал. В кабинете было слышно, как воскрешённая им мышь точит что-то в стене. Спирт Скай махнул в себя жестом профессионала, вызвав уважение у Пхаю и Прапая. Сок он потягивал не спеша, пока краски возвращались на побледневшее лицо. — Ладно. Будет вам свежий труп. — Прапай оказался тем ещё предсказателем. Через пару дней на руках у полиции была очередная жертва душителя, снова торговка кашей. И этой же ночью в морг проскользнул силуэт в безразмерной толстовке. Операция по поимке маньяка началась. *** Эта мерзкая госпожа Суккхаписит снова торговала своей склизкой кашей прямо у него на пути. Что противоречило здравому смыслу, ведь не далее, как позавчера он придушил грязную старушонку прямо рядом с её вонючей тележкой. И с наслаждением накормил её собственной кашей с рыбой. Но вот она — живее всех живых, разве что шея обвязана ярким платочком. И каша снова воняет ненавистной варёной скумбрией. У него исказилось отвращением лицо и задрожали руки. Дождавшись, когда единственный покупатель тётушки Пхи исчезнет за углом, он подошёл к женщине и, глядя ей в глаза, начал душить. Она упала на асфальт, захрипела, вяло размахивая руками, но убийцу это не остановило. Он дождался, пока жертва перестала дышать, встал над телом, собираясь, как обычно, нафаршировать труп результатами его собственных трудов, но шум приближающейся машины его спугнул. И убийца бросился наутёк. На следующий день он не мог поверить своим глазам. Тётушка Пхи со своей вонючей тележкой вновь стояла на своём любимом месте, помешивая черпаком кашу в баке, встроенном в тележку. Убийца потряс головой и протёр глаза, но торговка никуда не делась. Она стояла в тени густой листвы у высокого забора и невозмутимо ждала покупателей, словно не он вчера утром пережал навсегда её морщинистую шею. Вздрогнув, убийца кинулся вперёд и, подхватив увесистый булыжник с обочины, с размаху опустил его на голову мерзкой тётке, вколачивая её в землю. А когда она в полном безмолвии рухнула ему под ноги, додушил для верности, не забыв проверить пульс. Пульса не было, и он, как ни в чём не бывало, поднялся на ноги и пошёл своим привычным маршрутом, немного нервно насвистывая. Три дня спустя умертвие, которое неделю назад было тётушкой Пхи Суккхаписит, вычислило, где живёт её убийца, и само пришло по его душу, волоча за собой протухшую давно на жаре кашу в тележке. Маленький дом за невысоким забором, приоткрытые ворота. Дух-хранитель приветливо кивнул тётушке и не стал ей препятствовать. А она принялась, громыхая черпаком по кастрюле, помешивать кашу и хрипеть что-то разбитыми голосовыми связками. Если уж очень прислушаться, то можно было различить обиженное «Хорошая у меня каша, вкусная, на светлом и жирном бульоне, со свежей скумбрией». Всю ночь из-за плотно задёрнутых занавесок за нею следил тот, кто жил в этом доме, обливаясь холодным потом и дрожа от ужаса. А огромные помойные мухи утром слетелись на запах оставленной на пороге дома каши со всей округи. Рыдающий убийца появился в Управлении рано утром, он умолял взять его под стражу, посадить в самую строгую камеру, а лучше — сразу расстрелять, он готов подписать любое признание, даже для верности оскорбить Его Величество. Но делать ему это не понадобилось. Сияющий как Самый благоприятный орден Раджамитрабхорна, Пхаю допрашивал маньяка, размазывающего по щекам слёзы вперемешку с соплями, а тот, жалкий человечек невысокого роста и щуплого телосложения, вздрагивал то и дело, оглядывался в ужасе и время от времени, заикаясь, молился. Прапай и Скай, с которым они эту неделю почти не расставались, выпивая и делясь историями из жизни, а также время от времени обновляя заклинание на трупе тётушки Пхи, выехали к дому маньяка, чтобы забрать тело. Прапай всю дорогу ржал а умолк лишь тогда, когда увидел, с каким безграничным уважением снимал свои заклинания с тётушки красавчик-некромант. Скай поклонился напоследок уложенному в чёрный мешок начинающему разлагаться трупу и дал знак Прапаю, что его можно грузить. По возвращении в морг Прапай решил, что если сегодня же не сделает Скаю предложение, зря проживёт свою бесконечно интересную и безнадёжно одинокую жизнь. А Скай услышал, как в кабинете судмедэксперта скребётся воскресшая при его содействии мышка. И подумал, что если сегодня услышит кое-что от симпатичного дока, то непременно согласится, потому что знаками судьбы не разбрасываются.