Одиссея с оборотнями

Гектор оказался превосходным собеседником. Они с Горацием превратили путешествие, которое грозило стать скучным, в энциклопедию жизни. Я узнал многие повадки маглов, с которыми Гектор вплотную общался по работе. Иногда он выходил на общую палубу, чтобы проверить действие маглоотталкивающего, но аврорское заклинание было превосходно выполнено и не желало спадать. Наши попытки снять его тоже закончились неудачей, ибо оно, как мы поняли, было завязано на наложившего его аврора Уильямсона. Мы наслаждались хорошей погодой, разговорами, редкой почтой с родины и отличным морским меню. Под действием влажного солёного воздуха мои волосы начали завиваться, а кожа приобрела бронзовый оттенок. Это удивительно мне шло, и я, чтобы взять от моря всё, начал принимать вечерние ванны в трансформированном из носового платка небольшом бассейне. К моему глубокому сожалению, эксперименты с агуаменти не привели к желаемому, я так и не смог наполнить бассейн морской водой, там всегда оказывалась пресная. А какой смысл в пресной, если ты посреди моря? Так мне пришлось каждый раз пришвартовывать своё творение сбоку от корабля и ждать, когда в специальное отверстие набежит солёная вода. В одно из моих поздних купаний я подглядел — клянусь, нечаянно! — некое личное, интимное действо, исполненное Горацием Слагхорном. Гораций уже впотьмах, когда я выбрался на палубу и готов был свернуть бассейн в карман, взошёл на один из непонятных выступов, находящихся на палубе, и протянул руки к вечерней звезде Венере, ярко сиявшей на горизонте. — Геспер великий, прими дар сына своего, — произнёс Гораций, вкладывая в речь силу магии. — Позволь мне служить тебе, как и прежде, как и всегда, как и всякий гесперид. Не дай детям своим пасть в забвение, позволь каждому вернуться в облик их без книг и имён. Гораций преклонил колено, из его рук вырвалась магическая молния, как это случается при исполнении мощных ритуалов. Затем он поднял голову и увидел меня. Гораций сразу поднял руку в упреждающем жесте: — Нет, Гилдерой, не спрашивай. Я не могу рассказать. Может, смогу когда-то позже, не сейчас. И он, ослабленный выбросом магии, прошествовал в каюту. Из тени вышел незамеченный мной ранее Гектор, мы обменялись недоумевающими взглядами, но не стали обсуждать увиденное, уважая тайны старого учителя. Разговор сразу перешёл к моему бассейну. Оказалось, Гектор разгадывал загадку, волнующую всю команду нашего судна. Он, пользуясь неослабевающим аврорским заклятием, тайно посещал встречи капитана, штурманов и других важных членов команды. На встречах царила паника: каждый вечер корабль отклонялся от курса, разворачивался, как будто с правого борта его держала невидимая рука. Теперь Гектор понял, что этой рукой был мой магический бассейн. Конечно, после его объяснений я прекратил водные процедуры. Кто знал, что магия может настолько влиять на движение судна. Но вот мы, минуя все земли, добрались до северной части великого материка антиподов. Казалось, время повернулось вспять или же наоборот ускорило бег, пока мы путешествовали из северного полушария в южное. Там наступала осень, тут же начиналась весна. Нам предстояло обогнуть штат Квинсленд с восточной его части и сделать остановку в порту Дуглас, откуда корабль пойдёт дальше к югу, но уже без нас. Лохарт-Ривер, точка нашего назначения, находилась на триста миль ближе к северу от Дугласа, и корабль, увы, проходил мимо этих мест не останавливаясь. Выйдя в Дугласе, мы были бы вынуждены долго путешествовать обратно сухопутным путём или парно аппарировать по координатам со сквибом, что крайне опасно. Гектор, видя, как огорчает Горация возможность этого надсадного похода, предложил использовать его ковёр. Мы с радостью восприняли эту идею. Пролететь пять-десять миль на безопасном и удобном транспорте не отказался бы даже ещё больший сибарит, чем Гораций. А мне было интересно научиться управлять этим незнакомым пока средством передвижения. Оконфузив кока и капитана, мы получили корзину с едой, которой хватит на пару недель спокойной жизни. Погрузили еду в стазис, упаковали и уменьшили вещи. Когда по наблюдению Гектора, нашего специалиста по магловским вычислениям, приблизились в нужную точку, развернули ковёр, наложили невидимость и, под моим руководством и следуя штурманским указаниям Гектора, нервно глядящим то в карту, то в непонятно откуда взявшийся компас, взяли курс на Локхарт-Ривер. Мир сверху кажется совсем иным. Без Гектора я бы никогда не привёл наш летающий ковёр в нужную точку. Крыши Локхарт-Ривера скрывались под широкими листьями растений, и только гениальность нашего сквиба помогла выйти точно к цели. Мы приземлились на широкой пустынной площади, расчерченной ритуальными линиями. Вероятно, это был центр поселения. Я не узнавал ровным счётом ничего: ни сам городок, ни природу, ни это поле, как будто и вовсе тут не бывал. Детская память коротка. Я не смог определить, куда нам дальше двигаться, где находится ожидающий нас дом дядюшки Этьена. Наш прилёт не остался незамеченным. Из-за кустов показались люди, выглядевшие обычными маглами-туземцами. Но величественная женщина впереди толпы отличалась от остальных людей статностью, множеством амулетов и магическим жезлом. — Гилдерой Локхарт! — воскликнула она со знакомым акцентом. — Гилли! Дружок! Наконец-то. Внезапно я узнал этот голос, этот акцент и эти руки, которые сейчас обнимали меня, а в детстве без труда подкидывали вверх. Я вспомнил. — Тётя Бурри? — Тётя Бурри! — повторила она и попыталась подкинуть вверх, но я вцепился в небольшой куст, который, по счастью, рос прямо у моих ног. Без него, боюсь, мощь тёти Бурри пересилила бы мой спортивный вес. С тётей Бури всё стало гораздо проще. Мы немедленно двинулись к утопающему в листве дому моего дяди, то есть теперь моему дому. Процессия из смеси маглов, сквибов, магов всех возрастов тащила нашу поклажу, вела моих спутников, а ковёр, подхваченный множеством рук, плыл по воздуху как флаг, готовый к церемонии поднятия на мачту. Когда мы всей разнородной компанией собрались на широкой террас, тётя Бурри официально представилась моим товарищам: — Бурриган, глава общины Локхарт-Ривер. На террасе тем временем появились длинный стол, простые табуреты и множество плоских блюд с одурманивающе пахнувшими неизвестными британской природе фруктами. Небольшого роста светлокожий мальчик, несмотря на бусы и прочий наряд более похожий на представителя агнлосаксов, чем австралийских аборигенов, вежливо пригласил нас к столу, где кроме фруктов как по волшебству выросли более сытные блюда, а также оплетённые лианами винные бутыли. Даже Гораций не смог отказать доброжелательным нашим соседям и согласился вкусить еды, не приняв предварительно обязательный после путешествия душ. Нас омыла радость встречи. В разговорах выяснилось, что нас, то есть меня, ожидали уже много дней. Без моего разрешения дом дяди был недоступен, а именно тут, на террасе, все привыкли проводить собрания общины, устраивать приёмы делегаций из соседних деревень, обсуждать дела сообщества. Они даже не подумали спросить нового хозяина, хочу ли я продолжить использование террасы в тех же целях. Но если бы и спросили — я моментально бы разрешил. Эти люди жили совместно, и мы не были выше их, мы стали частью их. К Горацию с двух сторон присели молодые парень и девушка. — Это наши юные зельевары, — сказала мне на ухо тётя Бурри. — Они узнали твоего друга. Я всерьёз задумался о спасении Горация из рук фанатов, но увидел его довольное лицо и решил отпустить происходящее. Гораций жалел, что изгнан из Хогвартса? Пусть перестанет. В окружении почитателей он оживёт, расправит крылья и изобретёт что-нибудь особенное из растений, с которыми не имел возможности работать раньше. Гектор, размахивая руками, что-то внушал полному аборигену, тот внимательно слушал и делал пометки простой магловской ручкой у себя на руке. — Это наш счетовод, — сказала тётя Бурри. — Не маг. Он вечно что-то путает, за что Унанг его хочет уволить и назначить кого-то сверху. Но нам везёт — никто не соглашается. — Но как он может видеть Гектора? — воскликнул я, вдруг осознав, что аврорское маглоотталкивающее не действует на местных. — Пффф, — фыркнула тётя Бурри. — Наша магия — особая магия. Я не был великим зельеваром, не мог подсказать счетоводу ошибки в вычислениях, и моя книга, слава Мерлину, не добралась до этих мест. Поэтому мне досталось внимание одной Бурриган. После приятных общих воспоминаний о недавних для неё и давних для меня былых временах тетя Бурри передала мне два письма. Одно — в дорогом конверте, из консульства Австралии в Квинсленде, от упомянутого уже Унанга Йонга-Рунга, второе — от умершего дяди. Чтобы разделаться с официальными делами, я немедленно вскрыл первый конверт. Как вы знаете, дорогие мои читатели, магическая Австралия находится под протекторатом магической Британии, постепенно переходя под власть местного населения по договорённости с нашим министерством. Бурриган объяснила мне, ранее не интересовавшемуся политическими проблемами, что бразды правления Квинсленда официально принадлежат Британии, но реальная власть у местного консула набирающего силы австралийского правительства. По иронии судьбы или же холодному политическому расчёту, консул Унанга — ярый приверженец британского образа жизни, хоть и является местным жителем. Он выступает за разделение магловского и магического мира, забвение местной магии, радеет за чистоту крови и ведёт родословную от самого Мерлина, который якобы однажды посещал Австралию и оставил след в крови австралийцев. Именно с этим человеком и приходится иметь дело общине, которая является образцом всего того, что ненавидит консул. Во мне он видит возможность переделать сообщество Локхарт-Ривер под свой извращённый вкус, о чём в елейных обтекаемых фразах и сообщил мне в письме с предложением встречи для официального вступления в права наследства. Второе письмо я прочитал поздно вечером, когда столы опустели и исчезли с террасы, а мои спутники, приняв горячие ванны с местными душистыми эликсирами, разошлись по выбранным ими комнатам, решив отправить весточки домой завтра утром. «Дорогой племянник. Если ты читаешь это письмо — ты прибыл сюда, в мой родной дом, в мой родной мир. Если ты решаешь их судьбу из Британии, без приезда сюда, то ты не любопытен и не видишь далее британского горизонта. В этом случае смысла в письме нет и ты его не получишь. Но я полагаюсь на магию, которой здесь пропитано всё вокруг, которую чувствую даже я, обычный магл, как вы называете нас в Британии, что она подтолкнёт тебя к приезду. Итак, ты здесь. Надеюсь, ты не сторонник чистоты крови, как многие маги вашей страны? Да, я читаю магические газеты, хотя мне и приходится ездить за ними в Квинсленд. О магия, не подведи, направь племянника в нужную сторону. Я много лет преподавал в общине, все взрослые и все дети прошли через мои руки — кроме, конечно, самых старейших. Бурриган, которую ты называл тётей Бурри, тоже когда-то была моей ученицей. Она передаст тебе письмо, она же и сможет ответить на многие вопросы. Я учил детей языкам, естественным наукам, литературе, рисованию, баскетболу, и не мог учить магическим дисциплинам, поскольку не владею ими сам. Община приходит в упадок. Начальство хочет отделить магов в отдельный посёлок, а маглам стереть знания о магическом мире. Это убьёт не только общину, но и нанесёт великий урон магии и здешней природе, давно слившейся с магией в единое целое. Магия здесь особенная. Или, быть может, здесь особенные люди, которые изучают её и занимаются ей. Даже люди без магии, как я, могут воспринимать её через имеющиеся у них чувства, что же говорить о волшебниках. Обязательно встреться и поговори с моим давним другом Дэвидом Глашином, бывшим бизнесменом магловского и магического миров, которые в Австралии перемешаны. Он живёт севернее, на острове Реставрации, который делит с драконами, что согласились поселиться с ним, покинув Новую Зеландию, и полностью погружён в природную магию наших мест. Прошу тебя как моего наследника: сделай всё возможное, чтобы если не возродить общину, то дать ей шанс на возрождение собственными силами. Поговори с консулом, постарайся убедить его не предпринимать никаких необратимых действий — он благосклонно выслушает британского джентльмена, которым ты, несомненно, являешься. Если же ты захочешь навсегда остаться тут и лично принять участие в жизни общины — знай, я буду счастлив, даже если душа моя будет пребывать в неизвестных далях. Не могу подписаться любящим дядюшкой, так как мы знали друг друга слишком мало. Поэтому подпишусь правдиво. Твой дядя Этьен Локхарт, который хотел быть другом своему племяннику, но не успел». Засыпая и слушая песни ночных птиц, я подумал: «А почему бы и не поселиться навсегда в доме, который наконец-то у меня есть?»