***
Вбежала Саввишна, достала из лифа записочку от Понятовского и стала ждать дальнейших приказаний. «Любовь моя, я жажду свидания, хочу целовать твои алые губки…— половина записки в подобного рода излияниях, и вот, наконец, сама суть: — мои дела при дворе плохи, Б. старается очернить перед императрицей, он что-то пронюхал и хочет меня выслать. Я не смог передать В письмо из опасений, что Б следит за мной. Я схожу с ума от тревоги за себя и за Вас… Что будет, если все вскроется?» Записка после прочтения оказалась в огне. — Станислав труслив, как заяц, он еще и каркает, нужен другой посредник, да где ж взять? -шептала она Перекусихиной.***
На Большой Никитской началась служба. Обычно Григорий всегда смотрел на священника, а в этот раз безумно хотелось повернуть голову. «Она… Не может быть…» Он вспомнил о том, что стоит в церкви и отвернулся. Из-за обилия народа в дверях чуть не потерял ее из виду. Вот она стоит в трех шагах. Ресницы в снежинках, а глаза такие, что краски на маленьком овальном портрете не передают их настоящую живость. — Ну, здравствуй, дорогой друг Григорий Александрович! Ты очень вырос. Как проходит учеба в университете? — И вам крепкого здравия, Екатерина Алексеевна! Потихоньку постигаю науки. Смею предположить, Вы нуждаетесь в каких-то моих услугах. — наверное, стук сердца слышит вся улица, но голос ровный, слова получились спокойные, иронические. «Видно, что обижен до сих пор, нехорошо. Лучше бы, если бы человек с таким цепким и быстрым умом всегда был расположен.» Екатерина улыбнулась. Потемкин, как и Понятовский, любовался тонкими алыми губами, грезя о поцелуе. — Я тешу себя надеждою, что ты примешь маленький подарок от меня в этот светлый праздник Рождества. — и протянула маленького ангела из фарфора. Потемкин смутился того, что нет ничего, что нечего дать взамен. На свете вообще не существует такой вещи, которая была бы достойна ее. — Не стоит краснеть. Примите посланника Божия и этого будет достаточно. Вручив статуэтку, направилась к карете. Исчезла, будто и не было вовсе. Именно тут около храма он понял: все старания забить голову греческими книгами, математикой с геометрией и молитвами напрасны. Она всегда будет первее. — Да святиться имя твое, да будет царствие твое…***
Нужно было готовить уроки, а влюбленный юноша разглядывал ангела. В фарфоровой руке божьего посланца был свернутый в несколько раз лист бумаги. Он в волнении стал ее доставать, предполагая любовную цидульку. Радостный огонёк в глазах Григория погас. Был у Потёмкина двоюродный дядька по матери, у которого должен был обедать английский посол. Он - то и нужен был княгине. "Дурак! Не тебе та улыбка предназначалась, а перспективе надеть корону." — опечалился он, борясь с собой, чтобы не изорвать бумажку.