Однажды в сказке

Я безумно устала. Сколько бы ни брыкалась, сколько бы ни спорила — мачеха оставалась непреклонной. Я — дочь своего отца, а потому должна играть свою роль на все двести процентов. И плевать, что до семейного бизнеса мне дела нету, пусть и знаю, что после кончины папы, компания перейдет в мои руки. И плевать, что мне безумно скучно на этих нудных благотворительных вечерах. Я ненавижу жеманные улыбки и разговоры о логистике, рыночных ценах и слияниях. Я просто устала. Однако это не мешает Мэри, моей мачехе, подойти ближе, схватить за руку и злобно фыркнуть прямо в ухо: — Твоя кислая мина отпугивает гостей. — Да что ты, — цежу сквозь зубы и выдергиваю руку. Запястье неприятно покалывает. Цепкая, зараза. — Подойти к мистеру Андерсону. Он хотел представить тебе своего сына. Этого еще не хватало! — Недолго тебе осталось, — многозначительно бросает она и уходит. А мне становится настолько не по себе, что тело моментально покрывается гусиной кожей. Звучало весьма… зловеще? Предостерегающе? Что за чертовы намеки?! Передернув плечами, хватаю с подноса проходящего мимо официанта бокал шампанского и, отпив, направляюсь в сторону гостей. Высокий, тощий парень с такими же жидкими, как и у отца, белесыми волосами, приветственно улыбается и хватает мою ладонь, чтобы оставить слюнявый поцелуй. Если подумать, мою руку перецеловало столько гостей. Брезгливо вытерев тыльную сторону ладони о подол платья, тяну губы в улыбке и поворачиваюсь к мистеру Андерсону — одному из папиных деловых партнеров. Что ж, игра в «хорошую девочку» началась. К ночи меня окончательно срубает усталость. И дабы избежать очередного лобызания конечностей, проскальзываю на балкон, и только когда кожи касается холодный воздух, облегченно выдыхаю. Этого стоило ожидать. Мачеха ненавидит меня с того самого дня, как вышла замуж за моего отца. Когда мама умерла, в нашей семье наступил тяжелый период. И уж чего я точно не ожидала, так это того, что отец женится во второй раз. Мэри всегда казалась мне высокомерной сукой, и чем старше я становилась, тем сильнее укреплялась в этом мнении. К сожалению или к счастью, природа не дала ей детей, за что злобная мачеха, по всей видимости, решила отыграться на мне. В детстве я не понимала, чем заслужила такую немилость. И только к шестнадцати годам, наконец, прозрела. Она завидовала. С самых ранних лет я отличалась мягким, приятным характером. Меня любили все: начиная горячо обожаемым отцом и заканчивая слугами. Честное слово, я была милейшим ребенком! А уж когда выросла и стала красивой девушкой, Мэри окончательно слетела с катушек. Не сказала бы, что она некрасивая или ее не любил отец, однако. Я, слава всевышнему, внешностью пошла в мать: изящная, хрупкая, с черными как смоль волосами и выразительными голубыми глазами. А вот Мэри, к сожалению, не молодела. И когда она заметила, что я действительно хороша собой, началась игра под названием «выдай Изабель замуж». Конечно, она желала избавиться от меня. Зачем держать при себе хорошенькую падчерицу, которой по-черному завидуешь, когда можно удачно выдать ее за какого-нибудь недалекого сынка местного толстосума. И бизнесу полезно, и неугодный элемент не будет мозолить глаза. — Дорогая, — папа протискивается на балкон. Через мгновение на мои плечи ложится мужской пиджак. — Мы с Мэри собираемся домой. — Хорошо, пап, — улыбаюсь, плотнее кутаясь в теплую ткань. — Я, пожалуй, немного прогуляюсь перед сном. — Не задерживайся. Папа чмокает меня в макушку и, сжав руку на прощание, возвращается в зал. Мероприятие заканчивается. Отец уезжает. Больше ничего не держит меня на этом празднике пафоса. Поэтому, схватив сумочку со спинки стула, я бодро пересекаю зал и выпархиваю на улицу. Папин пиджак висит на мне, как огромный мешок, ноги болят от каблуков и, кажется, туфли натерли очередную мозоль. С минуту поразмыслив, скидываю обувь и босиком отправляюсь в сторону набережной. Наконец-то можно побыть самой собой. Без всей этой мишуры, правил приличия и прочего. Это утомляет. Прикусываю губу, вспоминая, что пакет с запасной одеждой остался на заднем сидении отцовской машины. Хочется скинуть, наконец, чертово платье. На улице тишь да благодать. Конечно, настоящая жизнь в Нью-Йорке только начинается, но по крайней мере привычный шум становится на пару тонов тише, чем днем, что не может не радовать. Облокачиваюсь на парапет и с наслаждением вдыхаю влажный воздух. Где-то внизу синей лентой лежит Гудзон. На противоположном берегу светятся сотнями огней окна, фонари и неоновые вывески. И, возможно, где-то там стоит такая же одинокая и уставшая Изабель Харрис и думает о том, что было бы, не будь она дочерью своего отца. Нет, я люблю папу, и от того больнее, что он не желает понять меня. Я не хочу иметь ничего общего с бизнесом. Не хочу двадцать четыре на семь торчать в офисе — от одних только мыслей становится тошно. Еще немного посокрушавшись о нелегкой судьбе дочери знаменитого бизнесмена, достаю из сумочки телефон, чтобы вызвать такси, как за спиной останавливается машина. Оборачиваюсь на звук… и мне в живот утыкается дуло пистолета. — Тише, — быстро говорит низкий мужской голос. Сердце падает в пятки. — Не поднимай шум. Молодец. А теперь садись в машину. Сглотнув, киваю и делаю, как говорит незнакомец. На трясущихся ногах еле доползаю до автомобиля. Задняя дверца распахивается, и меня грубо заталкивают на сидение. От страха немеют руки, губы трясутся. Пытаюсь незаметно добраться до телефона, как мужчина выхватывает сумочку и бросает на сидение рядом. Машина трогается с места. — А ты не такая, как на фотографиях, — спустя десять минут напряженного молчания делится похититель. — Даже жаль у… кхм… — Что? — Ну рассказывай, кому успела насолить, Изабель? — О чем вы? Кому насолить? Кто вы такой? Куда вы меня везете?! — срываясь на истеричный визг, пинаю спинку водительского кресла, и машина резко виляет влево. — Сдурела?! — П-простите, — вжимаюсь в сидение и кошусь на дверную ручку. Может, стоит попробовать? — Двери заблокированы, — меланхолично произносит мужчина. — К тому же, мы на месте. И почему я еще не бьюсь в истерике, умоляя отпустить меня? — Выходи, — говорит похититель, после чего раздается глухой щелчок — двери разблокированы — и сам покидает салон автомобиля. Мы идем между мрачными, похожими одно на другое зданиями. Я прижимаю к груди туфли, чувствуя, как мерзнут мои ноги, но не предпринимаю ни единой попытки убежать. Смысл? Если он решил меня убить — он это сделает. Очень жаль, что я умру такой молодой. И ведь кому-то понадобилась моя смерть. «Недолго тебе осталось». Да уж, вариантов прямо море! — Заходи, — махнув в темный дверной проем, приказывает мужчина. Заходит следом, и нас поглощает мрак. — Руку. Молча подаю руку — он держит крепко и тянет меня вглубь помещения. Пытаюсь осмотреться, но тщетно. Вокруг темно хоть глаз выколи. — Куда мы идем? Вопрос остается без ответа. Впрочем, через минуту мои догадки подтверждаются, и вопрос отпадает сам собой. Посреди слабо освещенной крошечной комнатки стоит одинокий стул. Туда и усаживает меня мужчина. Встает напротив и, достав из-за пояса глушитель, деловито прикручивает его к дулу знакомого пистолета. — И стоило ехать в такую даль, чтобы избавиться от меня? — спрашиваю с ухмылкой. Очень жаль папу, но ничего не попишешь. Меня «заказали». — Могу я поинтересоваться, кто заказчик? — Можешь, — кивает незнакомец и поднимает на меня взгляд. Если бы не откровенно хреновая ситуация, я бы сказала, что он довольно симпатичный. Темные глаза кажутся практически черными, большой орлиный нос, волевой подбородок. Сам он высокий и крепкий — скорее всего солдат в отставке или бывший полицейский. Он пронзает меня насмешливым взглядом, а потом возвращается к оружию. — Только смысл? — Хочу знать, кому обязана такому… стечению обстоятельств, — пожимаю плечами. Мужчина издает смешок. Я невольно улыбаюсь в ответ. Желание сбежать все еще не возникает. Может, со мной что-то не так? Не настолько же я устала, чтобы вот так просто попрощаться с жизнью! Однако что-то внутри словно знает, словно чувствует, что сегодня я не умру. Конечно, меня немного потряхивает, и мурашки то и дело проносятся вдоль позвоночника. Но все это больше похоже на обычный стресс, нежели на страх смерти. — Твоя мачеха, — наконец отвечает он. Отходит к дальней стенке, скрытой темнотой, и возвращается со вторым стулом. Ставит напротив, упирается локтем в колено и заглядывает в глаза. — Вот я и спрашиваю: чем ты так успела ей насолить? — Бизнес. — Бизнес? Всего-то? — А вы что хотели услышать? — вздернув бровь, складываю руки на груди. — Она ненавидит меня и прекрасно знает, что после смерти отца, весь бизнес перейдёт ко мне. — Понятно, — кивает пару раз и поджимает губы. — Сколько она заплатила? — Я не могу разглашать эту инфо… — Я заплачу в три раза больше. Он умолкает и обдумывает мои слова. Пару раз бегло осматривает, чему-то кивает, чешет небритую щеку, а потом резко поднимается. — Райан. — Изабель. Но, думаю, вы и так знаете. Райан протягивает руку, и я без раздумий ее пожимаю. Ладонь, огромная и горячая, крепко стискивает пальцы, после чего мужчина улыбается и вдруг предлагает: — Ну, раз теперь ты никуда не спешишь, может, прокатимся? А почему бы и да! Кивнув, незаметно для него выдыхаю с облегчением. Я не умерла! Жизнь прекрасна! Райан ведет меня обратно к машине, однако на этот раз сажусь на переднее сидение. Проверяю телефон: никто не звонил. Ну и хорошо. — Так значит, ты киллер? — спрашиваю с самым невинным видом. Райан аж закашливается, но кивает. — И многих ты… — Изабель, это не лучшая тема для разговора. — Да, прости, — вжимаю голову в плечи и ненадолго умолкаю. Тишину прерывает, к моему удивлению, сам Райан. — Я все думал, кого ты мне напоминаешь. — И кого же? — «Ее глаза были голубыми, как озера, губы — алыми, как лепестки роз, лицо — белым, как чистый снег. И за это ее называли…» — Белоснежкой, — хихикаю, заканчивая предложение за мужчиной. — Да, мне уже говорили. Папа как-то даже шутил, что мама, будто королева из сказки, говорила эти слова во время беременности. Не знаю, шутил ли, но результат, как ты сам мог заметить, на лицо, — очерчиваю круг перед собой и снова негромко смеюсь. — А я, стало быть, охотник? — Получается, да, — улыбаюсь, с удивлением подмечая, что мне нравится быть рядом с Райаном. О чем-то говорить, о чем-то шутить. И это несмотря на то, что полчаса назад он пытался меня убить. Хотя не очень-то и пытался, если подумать. Больше напугал. — Ну и где же твои гномы, Белоснежка? — спрашивает он, сворачивая к пляжу, и глушит двигатель. — Семеро? Я не потяну, — смеюсь, глядя на Райана с какой-то непонятной мне самой нежностью. С ним легко. Мне нравится. Не нужно притворяться кем-то еще, не нужно стараться и лезть из кожи вон. Это мне тоже безумно нравится. — Выйдем? — спрашивает он, и я без раздумий киваю. Папин пиджак остается на сидении, туфли — на коврике. Райан помогает мне забраться на капот его внедорожника, а потом и вовсе становится впритык. И мне бы, может, обозначить личные границы, да только он такой большой и надёжный, что, наоборот, не хочется, чтобы он уходил. Смотрим друг другу в глаза, и я понимаю, что впервые за долгое время чувствую себя по-настоящему живой. Щеки заливает румянец, и глаза сами собой находят его губы, сложенные в легкую усмешку. Р-а-аз, и горячее тело вжимается в мое продрогшее. Два, и пальцы путаются в волосах, а его огромная ладонь опускается на шею. Я бесстыдно приоткрываю рот, приглашая углубить поцелуй, и Райан отвечает на зов с особым рвением. Вылизывает мой рот, и не хочется, чтобы это заканчивалось. — Стой-стой! Что мы де… м-м… Задать вопрос не успеваю — меня даже не целуют, а нагло затыкают. Наплевав на все, опускаю веки и сильнее цепляюсь за плечи Райана. Он так близко, так рядом, что голова кружится. Совершенно незнакомый мне человек, а отпускать не хочется. Думать о чем-то, если честно, тоже. Райан осторожно просовывает ладони под мой зад и, приподняв, отсаживает подальше, чтобы было удобнее задирать платье. Чертова тряпка никак не желает сниматься, и, рыкнув, мужчина рвет ее голыми руками. Бусины с веселым звуком скачут по капоту и теряются в песке. А мне вопреки ожиданиям не холодно ни на мгновение, а безумно жарко. Тело вибрирует от предвкушения. Соски твердеют от прикосновения прохладного речного воздуха, и Райан, словно читая мысли, принимается ласкать из языком. Сначала один, затем — второй. Упираюсь ладонями в машину и откидываю голову назад. Хорошо. Черт возьми, хорошо. Это какое-то безумие: стонать и извиваться под человеком, который был подослан, чтобы лишить меня жизни. И как бы глупо это ни звучало, именно с ним сейчас я по-настоящему чувствую, что живу! — Сладкая Белоснежка, — Райан трётся щетиной о нежную кожу груди и едва не мурлычет. Тыкается носом в ложбинку, облизывает. И я, обуянная внезапной страстью и осознанием того, что жизнь прекрасна, позволяю ему делать это с собой: называть дурацким мультяшным именем, целовать и покусывать, тянуть за ягодицы обратно, ближе к краю, и спешно стягивать трусики по длинным ногам. Позволяю шептать на ухо пошлости вперемешку со вздохами восхищения. И упираться пахом между ног тоже позволяю. Потому что хочется. И гори оно все синим пламенем! Обхватив шею, Райан тянет мое лицо ближе и с жадностью впивается в губы. Вторая рука пытается расправиться с ширинкой. Опускаю свою ладонь на его пах и медленно убираю руку. Я сама. За считанные секунды расстегиваю, стягиваю и обхватываю. От размера его достоинства глаза лезут на лоб. Большому мужчине — большой… кхм… — Впечатляет, — шепчу, пошло прикусывая губу, и Райан тихо смеется. Хрипло и до одури сексуально. — Позволишь? Слегка толкаю его в грудь и приземляюсь на колени. Обхватываю обеими руками член, оглаживаю венки и чувствительную головку. Он смотрит на меня сверху вниз и едва не скулит от наслаждения. А я ведь еще даже не начала. Не разрывая зрительного контакта, высовываю язычок и мягким движением прохожусь по всей длине. Райан охает и, возможно, ему не так хорошо все видно, как хотелось бы — все-таки ночь на дворе — но чувствует он максимально ярко, уверена. Улыбнувшись предвкушающе, облизываю губы и медленно погружаю член в рот. Рука Райана вцепляется в мои волосы. — Ох, черт… — Нравится? Отвлекшись на секунду, дразнюсь, а потом начинаю работать ртом, как заправская проститутка. Не сказать, что опыта много, но что и как делать определенно знаю. Ибо этот огромный мужчина едва ли не плавится от моих касаний. И чувствовать власть над ним — непередаваемо. Причмокивая, стараюсь взять как можно глубже. Слюни стекают по подбородку, и в глазах давно троится от ноющего ощущения внизу живота. Сжимаю бедра, чтобы через секунду сдавленно простонать. Райан принимает это за сигнал, и в мановение ока я снова оказываюсь на капоте с ногами, разведенными максимально широко. А горячий член уже упирается в мою промежность. — Кто еще из нас охотник, Белоснежка? — Философски изрекает он и толкается вперед мощным движением, заставляя меня сжаться и громко вскрикнуть. — Твою мать, Изабель. — Да! А потом: свистопляска огней, колючий песок на коленях, ловкие руки на талии, бедрах, шее. Мои ногти, раздирающие кожу, и головокружительно громкие вскрики, перемешанные со стонами. От силы его толчков машина покачивается, жалобно скрипит. Райан кладет руку мне на грудь, и я покорно опускаюсь на холодный капот. В небе звезды, в ушах — шум воды. И идеальный мужчина во мне. Райан подтягивает меня ближе к краю. Обвив его пояс ногами, упираюсь ладонями в лобовое стекло над головой. Все кружится и вертится. Внутри — полыхает пожаром. Стоны, бессвязные слова и рычание — нас окутывает аурой чего-то порочно-прекрасного, и кажется, будто между нами что-то большее, нежели случайный секс, начавшийся со странных отношений «киллер-жертва». Словно… в сказке. — Держись крепче, Изабель, — обещающе говорит Райан. Сильнее вдавливаю ладони в лобовое. Голова плохо соображает. Нервы, словно струны. Коснись одной, и все взорвется к чертовой матери. Ощущая, как пот стекает по виску и теряется в волосах, взвизгиваю. Райан ускоряется настолько, что кажется, задымимся. Но нет, он всего лишь подводит меня к финалу. Грубо и быстро. Бескомпромиссно. Пока задыхаюсь в стонах и пытаюсь не потерять сознание от силы наступившего оргазма, он покидает мое тело и помогает себе рукой. Пальцы другой ложатся на чувствительный клитор, продлевая удовольствие. Но вместо этого распаляют меня с новой силой. Кое-как сползаю обратно на песок и, не давая времени на раздумья, буквально выхватываю член из его ладони. Влажный и горячий, он нетерпеливо бьется о мою глотку, и я стараюсь максимально расслабиться, чтобы не задохнуться. И уже через минуту глотаю все до последней капли. Райан помогает подняться, усаживает обратно на капот. Хлопает дверца, и на плечи мне ложится отцовский пиджак. Мужчина молча садится рядом, приводя дыхание в норму. — Прости. — За что? — Поворачиваю голову в его сторону. — Ты не подумай, я не… часто так делаю. — Мне кажется, в таком случае оправдываться должна я. Ты все-таки мужчина. — Это не показатель, — закинув руку на мое плечо, он подвигается ближе и усмехается мне в волосы. — Тогда за платье прости. — Проехали, — улыбаюсь, как дурочка. — Домой хотя бы отвезешь? Представляю лицо мачехи, когда я заявлюсь домой ночью, без платья и, главное, живая. На последнем слове Райан вздрагивает и хмурится. — Я… я отменю заказ. И мы что-нибудь придумаем с твоей мачехой. — Оставь мне номер телефона, — тихо прошу я. Нега отпускает, и на меня снова накатывает ощущение реальности. Очень поганой реальности, должна сказать. — Созвонимся, скажешь, куда перевести деньги. — Изабель… — Нет. Я обещала. И я оплачу твои… кхм… услуги. — Как скажешь, — пожимает он плечами. А потом отвозит меня домой. Полуголую, продрогшую и при этом безумно счастливую. Но только наполовину. Еще предстоит разобраться с Мэри.

***

Проснувшись, потягиваюсь в постели. Жизнь хороша и прекрасна! Вот уже несколько месяцев, как Мэри, наконец, исчезла их нашей с отцом жизни. Спасибо Райану, что предоставил скриншоты переписок, пусть навсегда и остался инкогнито для папы. С его работой это естественно. Не прошло и дня, чтобы не благодарила бога за нашу встречу. Конечно, сам факт того, что для меня наняли киллера, многое омрачил. Но на деле Райан оказался хорошим человеком. Он пощадил меня. А еще подарил самую лучшую ночь в моей жизни. Нехотя поднявшись, подхожу к зеркалу, как раздается звонок в дверь. Странно, я никого не жду. — Райан? — Белоснежка, — протянув замершей мне огромный букет цветов, улыбается. — Я могу войти? — Конечно, — отступаю назад, с недоумением рассматривая человека, которого уже и не чаяла больше увидеть. — Как ты здесь оказался? — Я ушел, — просто отвечает он. Доходит не сразу. — Ты больше не… охотник? Радостно улыбаюсь и не верю своим ушам. Когда видела его в последний раз, он говорил, что «решит вопрос со своей работой». Но я не думала, что он действительно это сделает. Неужели… ради меня? — Больше нет. Теперь я скорее жертва. — Чья? — Твоего очарования, моя маленькая Белоснежка, с голубыми, как озера, глазами, с алыми гу… Договорить не дают эти самые губы, те, что тосковали без его поцелуев долгие месяцы. Райан забирает из моих рук букет и опускает на столик в прихожей. Подхватывает на руки и, не отрывая своих губ от моих, несет в сторону комнаты. — Я скучал, Белоснежка. — И я скучала, мой охотник.