(Не)работающие планы

Кроули наблюдает за достаточно безуспешными попытками Эрика подрезать торчащие из земли корни монстеры. Со стороны кажется, что он впервые в жизни держит в руках что-то острее зубочистки, что, разумеется, не может быть правдой. Кроули уже видел, как он вполне успешно справляется с упаковкой, но сегодня Эрик выглядит несобранным. — Тебя снова вызывали? — наконец спрашивает Кроули, когда Эрик едва не задевает стебель ножницами. — Шакс видит во всем заговоры? — Нет, — мотает головой Эрик. — С чего ты взял? — Слишком мало раздражающей музыки, — хмыкает Кроули, возвращаясь к изучению нового заказа. Молодая пара хочет превратить свое новое жилье в оранжерею, судя по количеству требуемых ими растений. Это просто бессмысленно, едва ли у них будет время должным образом за ними ухаживать, но люди иногда совершают совершенно необдуманные поступки. — Меня устраивает эта, — пожимает плечами Эрик. Он все еще кажется напряженным, но куда меньше, так что Кроули отпускает это. — Думаю насчет нового искушения. — Уже есть идеи? — Я работаю над этим, — Эрик осматривает несчастную монстеру, которая сама уже подставляет корни, от которых нужно избавиться. Кроули никак не мог понять, почему растения в магазине охотно шли ему навстречу, в то время как растения наверху до сих пор шарахались. Возможно, у его собственных было чувство самосохранения. — Может быть попробовать положить систему бесконтактной оплаты. — Нгх… начни с конкретных интернет-магазинов, — советует Кроули, резким росчерком убирая из списка фиалки. — Руку набить. Эрик собирается ответить, когда на лист прямо перед ним приземляется муха и будто бы смотрит ему в лицо. В этом магазине не бывало мух, он понятия не имеет, что с ними делать. — Эмм, Кроули? — зовет он. Песня с повторяющимся «no, no no» на фоне кажется становится громче. Кроули смотрит на него, непонимающе подняв одну бровь, но тут муха взлетает с листа и садится на прилавок, прямо к ручке, которую он держит в руках. — О, блять, — бормочет Кроули. Он видит по лицу Эрика, что тот не понимает, что вот-вот произойдет, но у самого Кроули нет особо оптимистичных надежд. Он помнит, как использовал чудо, чтобы перманентно избавить магазин от случайных насекомых. Поэтому, когда из музыкальной колонки выходит буквально шквал мух, вторящих своим жужжанием строчке «Вельзевул уже выбрал демона для меня», он только неодобрительно морщится. Он ждет, пока мухи образуют силуэт, становящийся все более отчетливым с каждой секундой. — Зачем это представление? Это отвратительно, Вельзевул. — У тебя никогда не было вкуса в таких вещах, — усмехаются Вельзевул. — У вас нет права судить о чьем-либо вкусе, вы сбежали с Гавриилом, — фыркает Кроули и бросает взгляд на замершего на месте Эрика. — Ты свободен до завтра. Эрик быстро кивает, откладывая свои перчатки на специальную полку в углу магазина, хватает телефон с прилавка, огибая при этом фигуру Вельзевул по дуге, и почти выходит на улицу, однако останавливается перед дверью, чтобы окинуть их взглядом. — Спасибо за выходной, существо, которое точно не является предателем Вельзевул, — криво усмехается он и, наконец выскальзывает за дверь. Кроули снимает очки и трет переносицу, всерьез задумываясь спросить Всевышнюю, за что ему такое количество неверных демонов в радиусе километра вокруг. — «Предатель» — действительно неприятное слово, — отмечают Вельзевул, пристально наблюдая за исчезающим за окном силуэтом Эрика. — Кому он расскажет об этой встрече? — Никому. У нас с ним что-то вроде договора о неразглашении, — уверяет Кроули, складывая бумаги заказа в стопку на краю прилавка, а после взмахом руки переворачивая табличку на двери на «закрыто» и упирается локтями на прилавок. — Что случилось, что вы вдруг оказались здесь? — Ничего, — зло отвечают Вельзевул. Они не кажутся убежденными его объяснением, но им и не обязательно. Кроули прекрасно умеет блефовать, держа в руках пульверизатор, в том случае, если Эрик вдруг решит нарушить их договоренности. — В этом проблема. Гавриил говорил, что Небеса готовы сделать свой ход, как только новый Верховный Архангел отдаст приказ, но ничего не происходит. Это напрягает и… куда ты идешь? — Я отказываюсь говорить о новом Верховном Архангеле и его планах на трезвую голову, — бросает Кроули, направляясь в сторону лестницы. — У меня могла чудесным образом заваляться бутылка или две того ягодного нечто, которое вы пьете. На самом деле любовь лорда Вельзевул к вишневому сидру была притчей во языцех в Аду. Кроули сам лично доставал ей немного, чтобы загладить вину за некоторые свои проступки (из тех, о которых им было известно, разумеется), вроде того, что он проспал восстание луддитов в начале девятнадцатого века. Правда оказалось, что он появился в Аду на двадцать лет позже, чем нужно было, и к тому моменту, как он готовился выдать свою лучшую объяснительную, оказалось, что Вельзевул уже не помнят, в чем он виноват, но сам факт. В тот раз они рассказали ему о до смешного огромной статуе Гавриила и, оглядываясь назад, Кроули должен был понять, чем это кончится, еще тогда. — Почему отказываешься? — не понимают Вельзевул, однако следуют за ним наверх, в комнату, на восемьдесят процентов принадлежащую растениям и на двадцать Эрику, если он решает проводить время в магазине, также известную как гостиная, не то чтобы у Кроули было много гостей. — Ты знаешь, кто это? Кроули издает почти истерический смешок, который просто не может сдержать, к собственному позору. Вельзевул смотрят на него взглядом, которого он не видел уже очень, очень давно. Это похоже на взгляд Баал, узнавшей, что именно затевает Люцифер с толпой своих почитателей; сосредоточено и сурово, но взволновано. — Знаю, — подтверждает Кроули, протягивая ей бутылку сидра из маленького, скрытого в нише холодильника. Он всегда устанавливал их в гостиной и никогда на кухне, как нормальные люди. — Кто? — Вельзевул, судя по тону, начинают раздражать его игры. Кроули давит кривую усмешку, открывая свою бутылку вина. Белого. — Азирафаэль, — говорит он и делает глоток из горла, откидываясь на спинку дивана. Он старался избегать этого имени, правда. Ему кажется, что он чувствует привкус гари на языке, даже если он знает, что этого не может быть; человеческие тела не чувствуют вкусов от досады. Однако гарь кажется отвратительной, поэтому он бросает быстрый взгляд на бутылку и замечает тлеющую под пальцами обертку, которую не снял до конца, чтобы достать пробку. Он избавляется от нее еще одним чудом, стараясь приспособить куда-нибудь темную энергию, пытающуюся вырваться из его тела. — Азирафаэль, — повторяют Вельзевул, будто это не имеет смысла. Кроули думает, что для него это тоже не имело смысла первые несколько секунд. Он будто возвращается в тот момент, когда стоял, ожидая, что вот-вот ангел усмехнется, как он умеет, и скажет, что, разумеется, отклонил предложение Метатрона. Что они могут быть ими. — Ради всего нечистого, что он там забыл? Предатель возглавляет тех, кого предал, откуда вообще могла взяться эта идея? — Вы предлагали мне стать Герцогом Ада в обмен на Гавриила, — напоминает Кроули с усмешкой. — Мы знали, что откажешься, — выплевывают Вельзевул. Кроули резко садиться, едва не расплескав содержимое бутылки. — Это должно было привлечь твое внимание. — Что? — Зачем нам отдавать тебе свое место взамен на Гавриила? — спрашивают в ответ Вельзевул. Кроули хмурится, обдумывая эту мысль. В тот момент он был в панике, кажется, даже пропустил это мимо ушей, но Вельзевул просили найти Гавриила для них, не для Ада или самого Сатаны. Это была личная просьба, которую он не заметил. — Ты ведь не идиот, Кроули. — И вы еще даже не пьяны, — замечает он со смешком, однако Вельзевул не поддерживают его откровенно поддельного веселья. — Окей, не надо этого лица, я просто… ргх, я не понял. Я очень смутно помню этот разговор. Я понятия не имел, что помощь нужна вам лично. — Мы догадались, когда обнаружили Гавриила в магазине твоего друга в этом нелепом свитере, — хмыкают Вельзевул и, наконец, открывают свою бутылку и протягивают руку, чтобы чокнуться с Кроули. — За нелепых Архангелов. — Нет, — он резко отводит свою руку в сторону. — Не надо, Вельз. Вельзевул смотрят подозрительно, но не предпринимают попыток повторить, только отпивают несколько глотков и облизывают губы. Кроули полагает, что они скучали по вкусу; несмотря на их известное пристрастие, мало кому в преисподней действительно приходило в голову так повлиять на расположение своего Лорда. Для демонов они действительно мало понимали в придворных интригах. — Что именно произошло после того, как мы с Гавриилом ушли? — спрашивают они серьезно. Будто уже имеющихся знаний о новом Верховном Архангеле и отсутствия какой-либо ангельской ауры в цветочном недостаточно, чтобы сложить остальные части пазла. — Я не собираюсь об этом… — Кроули, — их голос звучит как сталь. Кроули поднимает взгляд, чтобы столкнуться с не слишком знакомыми темными глазами. За прошедшие века он успел привыкнуть к ледяным и колючим серо-голубым. — Что произошло? — О, блять, не знаю даже, он ушел? Разве не очевидно? — рычит он, надеясь отпугнуть их. В глубине души он понимает, что стратегия сама по себе проигрышная, ни Баал, ни Вельзевул никогда его не боялись. Хотя, возможно, во время инцидента со святой водой что-то было, ему не обо всем докладывали. — Метатрон прекрасный эйчар менеджер. — По порядку, Кроули. Пока это все не имеет смысла. Кроули хочется выгнать их напрочь за их назойливость, сравнимую только с, как иронично, надоедливым мушиным жужжанием. Но он понимает, что они не уйдут, не так просто. В этой истории для них сейчас ключ к счастливому и продолжительному существованию рядом с идиотским Гавриилом. Поменяйся они местами, и он поступал бы также. Кроули делает еще глоток, только сейчас ощущая неплохой вкус вина, чтобы собрать свои беспорядочные и нецензурные мысли в кучу. — Метатрон появился после вашего исчезновения, отправил всех по местам и захотел поговорить с Азирафаэлем, — начинает он, стараясь звучать спокойно. Получается даже не на троечку, два с половиной — лучшая оценка, что он мог бы получить. Он не говорил об этом ни с кем. Никто бы и не понял, ни Нина, ни Мэгги, ни даже девчонка-с-книгой или ее бойфренд, который теперь вроде как муж. Но Вельзевул могут понять, и это, неожиданно для него, не столько пугает, сколько мотивирует говорить. Кажется, человеческие психологи любят твердить о том, что людям нужно быть услышанными, вероятно, это распространяется и на демонов. Или дело в том, что он говорит с Вельзевул. В глубине души он знает и всегда знал, что под железным фасадом жестокого Лорда Преисподней есть еще та Баал, которая понимала его с полуслова. О, Кроули скучал по ней, правда скучал. Даже если ему скорее нравилось откровенное ехидство Вельзевул (вслух он никогда этого не признает), иногда хотелось услышать вкрадчивые просьбы-команды Баал. Пару раз, как правило во время особо серьезных размолвок с ангелом, он даже думал попробовать вернуть память всего одному существу, но быстро отметал эту мысль. Несправедливо было бы вытаскивать воспоминания, о которых Вельзевул наверняка предпочли бы забыть, ради его минутной слабости. Тем более, что оставить прошлое в прошлом было его решением. Кроули ловит их выжидающий взгляд и продолжает говорить. — Пока их не было, две знакомые человеческие женщины пришли сообщить мне о том, что мы с Азирафаэлем как-то не так разговариваем. Сказали, что я должен поговорить с ним о, ну, аргх, о чувствах, и я собирался сделать это. Действительно собирался. Он чувствует, что его взгляд выдает все, что он думает, и жалеет, что оставил очки внизу. Он знает, что может доверять Вельзевул в сложившихся обстоятельствах, но он ненавидит чувствовать себя слабым. Они уже видели его слабым, сразу после падения, разве одного несчастного раза не достаточно? С другой стороны, он так привык поддерживать фасад несгибаемого равнодушия, что не смог бы говорить с кем-то, кто не видел его в худший период его существования. Вельзевул видели и не отвергли, столкнув обратно в жгучий бассейн, наоборот, настояли на том, чтобы он перешел в их личное командование и отправили с особо важным поручением на Землю, где он мог бы следить за звездами, даже если только со слов людей, восхищавшихся ими. Кроули в тайне всегда ценил это больше, чем все безликие награды за хорошо проделанную работу вместе взятые. — Но? — спрашивают Вельзевул, откидываясь на спинку дивана, почти как он, и делая глоток из своей бутылки. На их лице читается очевидное замешательство, но Кроули не думает, что готов знать, с чем оно связано. Если они скажут, что все вокруг уже сотню лет видели его идиотские глаза-сердечки, он не выдержит. — Он вернулся в магазин таким счастливым, потому что Метатрон назвал его лучшей кандидатурой на роль Верховного Архангела и предложил сделать меня, — он собирается духом и выплевывает последнее слово так, будто это страшное проклятье, — ангелом. — О, пиздец, — тянут Вельзевул. Кроули, к собственному удивлению, вполне доволен такой реакцией. У мушинного жужжания, вечно окружающего их, появляется злобная интонация. — Я все равно рассказал ему, — продолжает Кроули. Его голос даже ему самому кажется пустым. — Я поцеловал его, Вельз. Глаза Вельзевул расширяются почти комично. Кроули не смешно. Мир не рушится после того, как он впервые признает это вслух. Он все еще слышит за окном шум машин и голоса людей, стекло бутылки все еще холодит кожу, а тени, отбрасываемые растениями на пол комнаты, все еще заходятся в им одним известном танце. Возможно, какая-то темная, поистине демоническая часть его души, из которой он черпал вдохновение для неприятных искушений в течение шести тысяч лет хотела бы, чтобы мир исчез. Хотела бы причинить окружающим столько же боли, сколько испытывал он все эти дни и недели. Но, разумеется, ничего подобного не происходит, и она, наконец, затыкается, уходит в глубину и не подает признаков жизни. По крайней мере пока. — Я поцеловал его, — повторяет он. — А он сказал, что прощает меня. И ушел. Вельзевул долго молчат, даже их вездесущие компаньоны сохраняют тишину, а Кроули вдруг впервые за эти долгие, невыносимые месяцы не чувствует внутри пылающий гнев при мысли о том дне. Это почти медитативно, не думать о самоконтроле каждую секунду. Он думает, что мог бы привыкнуть к этому состоянию, если бы не что-то гнетущее и ноющее, свернувшиеся в груди. Вельзевул смотрят на него долгим, непроницаемым взглядом, будто читают мысли, а после произносят всего одно слово тоном, всегда принадлежавшим Баал. Просьба-приказ. — Плачь. У Кроули в груди будто лопается метафорический воздушный шарик. «Свинцовый», — думает он почти самоуничижительно, вспоминая первую фразу, сказанную Азирафаэлю на стене, пока по его щеке скатывается первая слеза. Он не плакал ни разу с того момента, как остался один. Он заставлял себя собраться, пока вел машину в неизвестном направлении, подальше от книжного магазина, пока слушал, как Мюриэль говорит о Верховном Архангеле, пока объяснял женщинам из кофейни, почему они должны настроить меры безопасности, но сейчас слезы текут сами, и он не уверен, что смог бы их остановить. Вельзевул рядом с ним выглядят сочувствующими, как тогда, на берегу бассейна из серы. В них не так много от открытой и задорной Баал, но вполне достаточно, чтобы Кроули чувствовал себя в безопасности. Это должно быть странно, учитывая, что четыре года назад они отдали приказ о его уничтожении, но в его существовании в последнее время вообще было много странного и не поддающегося законам логики, а его взаимоотношения с Вельзевул всегда были непостоянными и зависели от обстоятельств больше, чем от их желания. У смертных есть популярная мысль о том, что начинать бизнес с лучшим другом - потерять лучшего друга в конечном итоге. Их работа в Аду могла бы иметь что-то общее с этой идеей, если бы у одного из них не было амнезии, намеренно вызванной другим. Благодаря этому Кроули мог давать жесткости Вельзевул поблажку на то, что они его не помнят, в то время как сами они, скорее всего, ощущали отголоски теплой дружбы, которую они двое водили до падения, а теперь, возможно впервые за шесть тысяч лет, им не нужно играть свои роли. Не то, чтобы Кроули когда-либо действительно справлялся с задачами верного подчиненного на все сто, но раньше он хотя бы пытался время от времени. Ладил с Адом настолько, насколько мог. Теперь может ладить с Вельзевул настолько, насколько хочет. Небольшое положительное изменение. Они, очевидно, принимают то же решение, потому что Кроули не видит того отстраненного выражения лица, с которым они обычно общались с большинством других демонов. — Когда Гавриил исчез, казалось, что мы сходим с ума, — вдруг говорят Вельзевул. Кроули поднимает голову, чтобы понять, что они не смотрят на него, а рассматривают стоящие впереди растения. — А когда всплыла информация о Книге Жизни это… о, это была истерика. — У вас? — хмыкает он недоверчиво. Вельзевул криво усмехаются. — У нас, — подтверждают они. — У каждой части нас. Это был кошмар. — Миллион мух в слезах. Могу представить, — он копирует их усмешку, на что получает несильный удар по руке. — Но когда слезы кончились, голова будто прояснилась, — продолжают они, но почти сразу морщатся. — Болела, конечно, но прояснилась. И мы пошли искать тебя. — В итоге это не помогло, — напоминает Кроули ехидно, но на самом деле понимает, о чем они говорят. Исчезающее вязкое напряжение в грудной клетке оставляло за собой почти блаженную пустоту, если он вообще еще имел право называть что-то блаженным. — Мы не учли, что ты плохо соображаешь в панике, — скалятся они, но без особой злобы. Кроули качает головой и протягивает руку, чтобы наконец чокнуться с ними бутылкой. — За необдуманные решения, — произносит он. Они усмехаются и принимают тост. — Где, кстати, склерозник? — Решили, что он плохо сочетается с разговором с тобой. Он считает, что ты его не переносишь и скажешь заткнуться и сдохнуть, — Вельзевул крутят бутылку в руках, рассматривая отбрасываемые на стекло блики. — Почему? — Это то, что он сказал Азирафаэлю на казни, — пожимает плечами Кроули. Вельзевул понимающе кивают. Кроули не думает, что рассказывать им о том, что он предложил Гавриилу прыгнуть из окна — хорошая идея. — Я думаю, новый Верховный пытается остановить следующий конец света. — Очевидно, — хмыкают Вельзевул. — У него нет шансов. У Кроули внутри все холодеет. Не то чтобы он не согласен, о, еще как, но слышать подтверждение из стороннего источника хуже, чем думать об этом самостоятельно. Он только надеется, что Азирафаэлю хватит ума не быть слишком откровенным в своих действиях. Ангел — не идиот, даже если часто ведет себя так, будто это неправда, он знает, что иногда углы нужно сглаживать и неслабо. Возможно, пребывание на Небесах в руководящей должности убедит его наконец, что изменить там что-то можно, только уничтожив все подчистую и начав заново. Другой вопрос, что некому будет подстраховать его, когда он это поймет. «Если», — напоминает неприятный голосок в голове Кроули, — «если поймет. Ты, оказывается, совершенно его не знаешь». Он должен согласиться, еще полгода назад он бы высмеял любого, кто предположил бы подобное развитие событий, но сейчас… Сейчас Кроули чувствует себя потерявшимся. Часть его хочет верить, что Азирафаэль знает, что делает, что все это — просто вдохновленная слишком долгим пребыванием рядом с демоном хитроумная уловка, чтобы выведать планы Небес, в то время как другая твердит, что его бы тогда предупредили. Может быть, предложение стать ангелом и было предупреждением, кричащим: «Пойдем со мной, мне нужно, чтобы кто-то прикрыл мою спину, когда все пойдет плохо». Однако кто, как не Азирафаэль, должен был знать, что Кроули никогда не согласится. Он не вспоминает время, проведенное на Небесах, он даже заставил всех остальных забыть о нем, хотя о последнем Азирафаэль, если честно, не в курсе. Но он был в курсе, он прекрасно знал, что действия, которые Кроули совершал по собственной воле и, зачастую, вопреки приказам снизу, он совершал также и вопреки планам верхушки. Он видел десятки детей Месопотамии, которых злой страшный Эдемский Змий спрятал в трюме Ноева Ковчега и успокаивал, рассказывая байки о единорогах. Он наверняка помнил историю с Иовом. И, Кроули предполагает, хотя у него никогда не был точных доказательств, что Азирафаэль знал, куда исчезли пятнадцать детей Содома и Гоморры аккурат за полчаса до начала дождя из серы и огня. В любом случае, Кроули не вернулся бы наверх. По иронии судьбы, у него было куда больше возможностей делать вещи, которые он считал правильным, будучи одним из демонов, даже если он все еще персона нон гранта в Аду. Переступить через себя, вернуться на Небеса по собственной воле, тем самым нарушив то единственное обещание, которое он дал себе, падая, разочарованный райским подобием справедливости, для Кроули означало бы уничтожить все, что он создавал в течение последних шести тысяч лет. Означало бы потерять собственную личность, самого себя, чтобы стать одним из миллионов безликих служителей в белом. Кроули пошел бы ради Азирафаэля практически на все, но не на это. Кроули любил его, конечно любил, и продолжает, если высыхающие дорожки слез на щеках о чем-то вообще говорят, но если что и помогало ему не потонуть в чувстве вины и самобичевании в течение шести тысяч лет — то это ряд принципов, которых он придерживался. Один из них — не пытаться быть кем-то другим, даже ради признания окружающих (людей, демонов, ангелов, не имеет значения) или ради того, из-за кого глупое человеческое сердце заходится в приступе чего-то, подозрительного похожего на тахикардию. У Кроули было достаточно времени и человеческих примеров, чтобы убедиться, что это не приведет ни к чему хорошему. Он знает лучше многих, что насильно мил не будешь и, если Азирафаэль все это время считал достойным только его ангельское прошлое, то у них действительно не было никакого их будущего. Осознавать это больно, но это уже не первая иллюзия, которая рассыпается на осколки у него на глазах. Он любил Азирафаэля, не имея никакой надежды на взаимность, все то время, когда они оба еще работали на свои офисы. Он может вернуться к этому. — Что Гавриил говорил о ближайших планах? — наконец спрашивает Кроули после растянувшейся паузы. Ему нужно занять свой мозг чем-то другим. — Мало что, у него все еще проблемы с памятью, она как бы… разбросана в неправильном порядке, — хмыкают Вельзевул, допивая свою первую бутылку. Кроули бросает им вторую. — Это будет Второе Пришествие и Суд над человечеством. Он помнит что-то про новый Иерусалим, саранчу и, кажется, звезды. — Второе Пришествие? Вроде того, что с Иисусом? — уточняет Кроули хрипло. Вельзевул кивают. — Саранча, Иерусалим, звезды… знамения? Ничего этого еще не было, верно? — Пока нет, — подтверждают Вельзевул. — Мы думаем, что саранча должна быть первым, что мы заметим, но может быть еще что-то, что Гавриил не помнит. Он даже не уверен, что саранча была принята остальными. — О, нгх, — Кроули стучит пальцем по бутылке. Появление нового города действительно будет непросто отследить в постоянно меняющимся мире, саранча должна бросаться в глаза, это точно, а звезды… Если он прав и звезды действительно должны будут завершить свои шесть тысяч лет существования, как ему сказали, когда он пришел с вопросом, первым из многих, после разговора с тем ангелом, это должно быть масштабное действие. Действие, при котором, вероятно, понадобится кое-что, что он ненамеренно забрал с собой при падении. Кто ж виноват, что Михаил не проверила его карманы прежде чем убрать опору под ним? Пока он знает, что Небеса не могут добраться до этого, он может быть спокоен за звезды, никто не смог бы уничтожить их без пошагового руководства. Верно же? А значит и Второе Пришествие отложится. Если Всевышняя, конечно, не выдаст новое, чтобы убедиться, что план будет осуществлен. — Мы предлагаем оставаться на связи, если появится новая информация, — Вельзевул кивают в сторону его мобильного телефона, лежащего на подлокотнике дивана. — Ты тоже не заинтересован в Конце Света. — О, что меня выдало? — ворчит Кроули, делая очередной глоток. Вельзевул кривятся, видимо, не оценили его сарказм. По крайней мере, они понимают сарказм. Может быть, это умение демон, решивший не подчиняться приказам Преисподней, получает автоматически? У Эрика определенно есть некоторые задатки. — Мы с Гавриилом думаем перебраться поближе к людям, чтобы наблюдать, — сообщают Вельзевул, выжидающе глядя на него. — Попробуйте Тадфилд. Антихрист все еще может скрыть местность там, — советует Кроули, болтая почти пустую бутылку в руке. — Правда, придется перед ним извиниться и убедить, что вы не пытаетесь снова начать Армагеддон, а скорее наоборот. Вельзевул задумчиво кивают и Кроули думает, что ему хотелось бы посмотреть на этот разговор. Адам вряд ли позволит говорить с собой в горячо любимой Гавриилом и Вельзевул высокомерной манере, а старые привычки умирают тяжело. Он откидывает голову на спинку дивана, решая, что еще стоит выяснить или рассказать. Вельзевул тоже молчат, размышляя над чем-то своим. Возможно, строят планы налаживания сотрудничества с людьми. Они всегда любили планы. Наконец они допивают свою вторую бутылку и поднимаются на ноги. — Мы сообщим, если узнаем что-то еще, — бросают они. Кроули делает многозначительный знак рукой, в ответ на который они закатывают глаза, а после исчезают в абсолютно позерском облаке мух. Он остается сидеть в одиночестве некоторое время, размышляя об информации, полученной сегодня. Ее много, и Кроули пока не до конца понимает, что с ней делать, но, судя по всему, у него еще есть время разобраться. Вопрос только — сколько. Он поднимается на ноги, когда за окном начинает темнеть. Гул машин становится громче, сообщая о возвращающихся с работы людях. Кроули глубоко вдыхает, а после берет ключи от Бентли и спускается вниз. Может быть, после того, как он наконец проговорил все, что случилось почти два месяца назад, ужасный выбор музыкального сопровождения любимой машины не доведет его до ручки. Он может на это надеяться.