Капкан

— С чего бы это? — хмурится высокий брюнет, наматывая трепыхающуюся леску на катушку. — Эл, я тебя таким уставшим давно уже не видел, — пожимает плечами парень. — Ну че ты с ним носишься как с маленьким? — А что, теперь твоя очередь носиться с маленьким, мама-Денис? — ухмыляется Хозяин. — Не, ладно, хочешь сейчас сматывать удочки и ехать за ним на вокзал — удачи. — Ладно-ладно, — вздыхает мужчина. — Езжай, раз сам напросился. Ключи у тебя при себе? — Ага, — юноша хлопает себя по карману штанов. — Ну и пиздуй тогда, че стоишь. Титов разворачивается на месте и направляется к протоптанной дорожке в лес. Когда он уже отдаляется на приличное расстояние, Хозяин вновь его окликает: — Ден, а че такой красивый-то сегодня? — он ухмыляется. — Рубашка, брючки. Юноша лишь махает рукой на это замечание, продолжая шагать прочь от места рыбалки. Солнце высоко стоит над деревьями, отбрасывающими спасительную тень своими густыми кронами. Каких-то пол часа в душной машине и юноша вновь оказывается на бетонном перроне посреди лесной чащи. Он быстро доходит до привычной уже доски с объявлениями, срывает листок со своей фотографией и заталкивает его в карман, оглядываясь по сторонам. Вдалеке раздаётся металический лязг и поезд прибывает на станцию. — Эй! Привет! — машет рукой юноша, давя из себя неширокую улыбку. — Иди сюда! — Привет, — улыбается в ответ журналист, таща свою спортивную сумку. — Ты, что ли, мой водитель? — Ага, — пожимает плечами парень. — Как доехал? — Да нормально, поезд пустой, никто не шумел, умерли они все что ли? — смеётся кудрявый мужчина. — До нас редко кто доезжает, — невинно улыбается парень. — Давай сумку, я на заднее сиденье сложу. — Вот это сервис. Спасибо. Титов аккуратно укладывает вещи назад и тихо хлопает серебристой дверью. Он обходит автомобиль и открывает дверь пассажирского сиденья, приглашая мужчину сесть. Максим широко улыбается, и полуденное солнце поблескивает золотыми искорками на его светлой щетине. — А как водителя зовут? — Кольцов чуть склоняет голову, заглядываясь на молодого юношу. — Денис, — улыбается парень. — А тебя? — Максим. Максим Кольцов, я журналист, — мужчина подаёт руку собеседнику. — Приятно познакомиться, Максим, — Денис аккуратно пожимает большую ладонь. Разговор идёт как по маслу, пока Титов старается объезжать все дорожные кочки, чтобы его пассажир не бился головой о крышу седана. Солнечные лучи очерчивают приятные черты лица журналиста, пока он, смеясь, рассказывает о своей работе, об этой поездке, травит какие-то бородатые анекдоты. И Денис скромно хихикает над нелепыми рассказами, над которыми бы никогда в жизни смеяться не стал. — Ну вот, приехали, — пожимает плечами парень и тормозит около деревянных домишек, — Тебе если нужно переночевать где-то, то можешь у баб Нюры остановиться, она у нас тут местный метрдотель, — он снова давит из себя эту скромную полуулыбку. — Слушай, спасибо тебе, я бы без тебя весь день тут всё искал, — Макс снова неуверенно жмёт руку новому знакомому. — Да нет, не так долго. Денис это знает наверняка, потому что каждый чертов раз Кольцов начинает ориентироваться в местности достаточно быстро. Не то, чтобы здесь было особо где ориентироваться, десяток домов да старый монастырь на отшибе, но всё равно, бывало, что новые гости бродили здесь целыми днями, не зная куда приткнуться. — Здравствуйте, баб Нюр! — улыбается юноша, заходя с чужой сумкой в прихожую. — Вот, гостя Вам привёл. — Денис? — непонимающе смотрит на него бабушка. — Ты? Гостя? Титов спокойно пьёт чай на кухне, пока журналист договаривается со старушкой о съёме жилья. Он, слишком уж войдя в роль спокойного и тихого юноши, даже вздрагивает, когда сзади подходит кудрявый гость. — Я присоединюсь? — мужчина отодвигает старенькую табуретку и усаживается на неё. — Да, конечно. Налить тебе чая? — А у вас тут все такие заботливые и скромные? — улыбается журналист, запуская руку в выгоревшие кудри. — Надеюсь, что нет, — пожимает плечами Денис, ставя дымящуюся кружку рядом с Кольцовым. Напиток приятно согревает тело и собеседники тихо хихикают над всякой ерундой. Когда Титов собирается уходить, чтобы отогнать машину, в дверях его останавливает баб Нюра, у которой всё ещё такое выражение лица, будто её мёртвый-живой муж умер во второй раз. — Денис, — как-то растерянно произносит бабушка. — Я вечером буду жарить оладьи. Придёшь? Мм… с Максимом посидите с нами… — Да, конечно, — юноша активно кивает, давя из себя скромную улыбку — Спасибо за приглашение. Когда он наконец оказывается в машине, то первым делом резким движением руки расстёгивает верхнюю пуговицу на рубашке. Давненько он не носил подобные вещи. Когда целыми днями роешься в грязи, белые рубашки надевать не принято. Следом за ослабшим воротом одежды с лица Дениса сползает натянутая добродушная улыбка. Он тихо выругивается матом и выезжает из этой части деревни. Покосившиеся дома остаются позади, и юноша наконец вдавливает педаль газа в пол, переходя на более привычный ему резкий стиль вождения. Когда он планировал весь этот спектакль, то не думал, что отыгрывать добродушного паренька будет так тяжело. Лесная тропа виляет из стороны в сторону, приводя машину к деревянной сторожке на отшибе. Денис паркует старенький седан под небольшим металлическим навесом, и собирается относить ключи в по обыкновению незакрытый дом. — И че ты приехал? — раздаётся грубый мужской голос, когда парень дёргает ручку двери. На пороге дома стоит молодой Хозяин, сбрасывая остатки блестящей чешуи в мусорный мешок. — В смысле? — Титов многозначительно трясёт ключами от машины. — А Кольцову ты что скажешь? — брюнет вытирает лезвие ножа об испачканное кровью полотенце. — Что в твою тачку медведь сел и сгорел? Отгоняй обратно. — Эл, я не очень понимаю… — хмурится парень. — Это я не очень понимаю, че ты там задумал с моим журналистом, — Хозяин ехидно улыбается, — но если после этого он наконец решит остаться, то эту рухлядь — он указывает рукой с ножом на серебристый седан. — мне вообще не жалко. — Я не собираюсь заставлять его остаться. — Ага, — брюнет безразлично продолжает разделывать рыбу. — Давай, езжай уже, мешаешь. Разъезжать по селу на чужой тачке было непривычной для Титова практикой. Когда он жил своей настоящей жизнью в центре Москвы, и рулил огромной социальной сетью, у него была отличная машина. Иномарка, с шикарным кожаным салоном, подсветка-хуетка, короче, полный фарш. Но, как говорится, тачки и дома в карманы не положишь и на тот свет не заберёшь, старая поговорка не обманула. В Топях всё, чем владел Денис, можно было пересчитать по пальцам: старенькая сторожка в лесу, выделенная Хозяином, плеер, да полные карманы денег, никому здесь не нужных. Такая вот Топийская экономика, банкноты здесь были не больше чем березовые листочки в детских играх — скорее выполняли декоративную роль, чем участвовали в реальной торговле. Парень брал с собой приличную котлету наличности, когда отправлялся в монастырь, и Алябьева это жутко повеселило, поэтому прежний Хозяин решил сделать пачку пятитысячных возобновляемым ресурсом, потратить до конца их было невозможно. Машина аккуратно остановилась под сияющими тёплым светом окнами деревянной избы, и юноша заглушил двигатель. Пуговицу на рубашке пришлось застегнуть снова, хотя Денис и сам не особо понимал, зачем устраивает весь этот маскарад. Или просто не хотел признавать. — О, Ден, проходи, — двери открыл Макс с кружкой чая в руках. — там Софья с баб Нюрой на стол накрывают. — Спасибо, Максим, — парень ненавязчиво коснулся пальцами руки журналиста, держащуюся за входную дверь. Отчего-то взгляд мужчины сменился на более серьёзный. От этой перемены настроения у Титова чуть не вылез наружу его фирменный оскал. Но парень успешно сдержался, смущенно отводя глаза в сторону. — Ну, что, как тебе тут у нас? — решает поинтересоваться Денис, когда ужин оканчивается и хозяйки начинают собирать со стола. — Тебе честно сказать? — ухмыляется журналист. — Можно честно, только не грубо, — юноша смущенно отводит глаза в пол, теребя в руках чашку. — Ну, жутковато, если честно. Какие-то все тут у вас… неприветливые что ли… стрёмные короче. — Оу… — показушно расстраивается Денис. — Не, ну не ты, конечно, — Максим тут же заходится в широкой улыбке, и быстро хватает костлявую руку собеседника. — ты молодой, красивый. Кровь с молоком. — Хм… прям кровь с молоком? — ухмыляется юноша и его глаза в секунду становятся опьяняюще хитрыми. — Ага, эти скулы выпирающие, волосы… — журналист не удерживается от того, чтобы провести ладонью по гладким тёмным локонам. — такие блестящие. Титов позволяет немного погладить себя по голове, но вскоре перехватывает грубую мужскую ладонь и укладывает на стол, с укоризной глядя на гостя. — Ну ты не перебарщивай, дядь… — он проговаривает это тихо, заманчиво. — руки свои ещё распускаешь… — А, ну да, ты, наверное, не из таких, — едва усмехается Кольцов. — Что вам там нужно сначала? Прогулки под луной? Букеты? Стихи? — Прогулки бы вполне хватило, — лукаво улыбается парень. — Ну пойдём тогда. Журналист уверенно хватает юношу за руку и подводит к дверям. Вечер, ещё не успевший перетечь в ночь, встречает их приятной прохладой. Улицы ожидаемо пусты, местные не любители романтических ночных прогулок. Но Максиму как будто откровенно наплевать на стремноватую обстановку, он всё ещё уверенно куда-то прёт, мягко удерживая небольшую ладонь парня в своей руке. — Да куда ты меня тащишь? — хмурится Денис, но никак не сопротивляется крепкой хватке. — Я место одно видел, это не далеко. Местом оказывается ромашковое поле. Огромное, покрытое тысячами белых цветов, не успевших ещё уснуть. Титов даже ловит себя на удивлении подобному жесту. Он-то думал, что напористый журналист потащит его на ночное расследование, а тут… цветы. — Ты здесь был? — слегка смущается мужчина. — Да, ты же меня всего на несколько метров от деревни отвёл. — Мог бы и соврать, — ухмыляется журналист. — Зачем? Самооценку твою потешить? Ден осознаёт, что он вышел из образа только когда Кольцов смотрит на него непонимающим взглядом. Это продолжается всего пару секунд, а затем мужчина вдруг насмешливо хмыкает, что-то про себя отмечая, но тут же отворачивается, не подавая вида. — Тебе самому-то нравится здесь жить? — вновь начинает разговор Макс, когда они присаживаются на мягкую прохладную траву. — Не то чтобы у меня есть выбор где… жить… — А Москву видел когда-нибудь? — Ага, по телеку. — Хотел бы туда съездить? — мужчина склоняет голову на своё плечо, опираясь локтем о землю. — А ты хочешь меня отвезти? — хитро улыбается Денис, ложась рядом с собеседником. — Ну ты не перебарщивай, дядь, — передразнивает собеседник. Юноша тихонько хмыкает и ложится на спину. Над ним густо засеянное звёздами небо — ещё один прикол этого местечка. Максим, конечно, журналист, а не астроном, поэтому вряд ли видит какой-то подвох, но на небе в Топях нет ни одного известного науке созвездия, тут всё перепутано, как не смотри. А посмотреть и не удаётся, звездное небо вдруг загораживает лицо, обрамлённое выгоревшими на летнем солнце кудрями. — Тебе идёт, — шепчет Максим, убирая с глаз юноши спавшие темные пряди. — Что идёт? — Луна, — он коротко пожимает плечами — Выглядишь… мм… завораживающе… — Хочешь поцеловать меня? — Титов привстаёт на локтях, почти что упираясь носом в щеку журналиста, чем заставляет второго затаить дыхание. Тонкие ключицы просвечивают под белой тканью рубашки, становясь ещё более отчетливыми в холодном лунном свете. Скулы юноши проваливаются в тёмную тень, делая его лицо похожим на гротескных героев готических мультфильмов. Но больше всего Кольцова завораживает этот странный, дерзкий взгляд, будто бросающий журналисту вызов. И он этот вызов принимает. Максим застывает лишь на пару секунд, рассматривая все детали внешности парня, а затем впивается в него губами, плотно прижимая затылок к земле. Денис на вкус как хвоя, как застоявшееся вода, как дикие ядовитые ягоды. И Кольцов опьянён этим сочетанием, он зарывается пальцами в тёмные волосы, кусает алеющие губы, и, рвано дыша, переходит на тонкую кожу шеи. Несколько пуговиц рубашки приходится расстегнуть, чтобы ворот не мешал проводить горячим языком по тонким выпирающим ключицам. И Денис едва может сдержать стон от этих прикосновений. Парень даже не помнит, когда с ним совершали такие пошлые действия в последний раз. В Топях почти у всех вынужденный целибат, секс тут вообще мало кого заботит. Но прямо сейчас юноша до крови закусывает губу, выгибаясь всем телом навстречу обжигающим поцелуям. Хочется снять с себя всю неудобную одежду, позволить этому туповатому журналисту распускать свои руки так, как он захочет. Но когда Кольцов добирается до выпирающих тазовых костей и резинки брюк, он вдруг останавливается сам, горячо дыша в обнаженный бледный живот. — А ты любишь строить из себя недотрогу, да? — он ухмыляется, расстегивая пальцами пуговицу на ширинке Титова. Почему-то от самого себя становится мерзко. Денис как-то неуверенно прекращает мельтешение чужих рук в своих штанах и, отдышавшись, поднимается на ноги, застегивая обратно всю одежду. — Ты обиделся что ли? — хмурится мужчина, тоже поднимаясь с земли. Он хватает парня за руку. — Да успокойся, я рассказывать никому не собираюсь. — Отъебись, дядь. Титов вырывается из некрепкой хватки и неровным шагом уходит куда-то во тьму, ища глазами одолженную им машину. Странное чувство разочарования настигает его, когда юноша уже паркуется около своей сторожки. Ну что он за идиот, всё же было нормально, он был так возбуждён, что позволил бы сделать с собой всё что угодно. Но фраза, кинутая журналистом бездумно, почему-то не давала покоя. Не было в ней ничего ни обидного ни унизительного, просто она будто напоминала Титову о том, что он не может вечно прятаться под маской скромного хорошего парня. Ни тогда ни сейчас, когда на его руках столько крови. «А ты любишь строить из себя недотрогу, да?». Идиотская формулировка впивалась в мозги деревянными кольями. Мало того, что сама фраза звучит постыдно, особенно если кто-то произносит её на уровне твоей ширинки, так ещё и её смысл напоминает Денису, что Кольцов вообще никакого представления не имеет о том, какая он, Денис, продажная сука. Думать об этом в таком ключе совсем не хотелось. Плевать. Всё равно этот идиот укатит на своём бесконечном поезде в свою несуществующую Москву и приедет обратно уже совершенно не помнящим этого случая. Тогда снова можно будет включить приветливого дурачка и наконец переспать с этим симпатичным кретином, стараясь не обращать внимания на всякую чушь, что он несёт.